Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 2 Первая кровь

Аннотация | Основные действующие лица | Глава 4 В Жирный город | Глава 5 Кок-Сарай | Глава 6 Сто дней | Глава 7 Ударить и исчезнуть | Глава 8 Жених | Глава 9 Бабури | Глава 10 Старый враг | Глава 11 Горький миндаль |


Читайте также:
  1. Be bold, be bold (будь смелой), but not too bold (но не слишком смелой), Lest that your heart’s blood should run cold (чтобы твоего сердца кровь не бежала холодной).
  2. IV. Offertorium / Пожертвование. Первая основная часть
  3. SketchUp Разведка боем Миссия первая
  4. XVIII — первая половина XIX в.
  5. А что ты называешь «кровью невинных младенцев»? — Заинтересованно спросил Шурф. — Что-то я не видел в меню ничего подобного. Это что, какой-нибудь фирменный напиток?
  6. Алгоритм обучения ребенка сбору кала на скрытую кровь
  7. Б) Кровь должна занимать то же место в наших сердцах, какое она занимает в сердце Бога.

 

С высоты седла Бабур смотрел, как восемь воинов Вазир-хана заносили в гробницу серо-зеленый жадеитовый саркофаг с телом его отца. Чтобы камень не натирал плечи, они подложили под гроб толстые овечьи шкуры, но он был очень тяжел; смуглые лица воинов покрылись потом, а один из них даже споткнулся. Все, видевшие это, охнули, ибо, упади саркофаг наземь, это сочли бы ужасным предзнаменованием. У Бабура перехватило дыхание, и он непроизвольно покосился на стоявшего неподалеку визиря, но лицо Квамбара-Али оставалось бесстрастным.

– Осторожно, парень, ты несешь нашего повелителя, – подал голос Вазир-хан, и воин, выпрямившись, снова подставил плечо под свою ношу, продолжив медленный путь по пологому спуску, что вел к погребальной камере в глубине гробницы.

Отец Бабура позаботился о своем мавзолее заранее, причем очень давно. Бабур был еще младенцем, которого не спускала с рук грудастая кормилица, когда правитель созвал со всей Ферганы и даже за ее пределами лучших каменщиков и прочих мастеров. Под его личным присмотром они приступили к возведению на берегу реки Яксарт, примерно в полутора милях от крепости Акши, уменьшенной версии величественной усыпальницы Тимура в Самарканде. Сейчас яйцевидный купол строения, выложенный изразцовой плиткой яркого аквамаринового и насыщенного кобальтового цветов, сверкал в лучах июньского солнца.

«Отец мог бы этим гордиться», – подумал Бабур, и эта мысль породила на его напряженном лице нечто напоминающее улыбку.

Как только саркофаг пропал из виду, толпа – от придворных и знатных вождей в шелковых одеяниях, до простых пастухов, пахнувших так же, как и животные, за которыми они ухаживали, разразилась рыданиями. Люди, вне зависимости от занимаемого положения, разрывали на себе одежды и посыпали увенчанные тюрбанами головы землей в соответствии с ритуалом, возникшим еще до Чингисхана. Однако кто знает, что на самом деле творится в их головах? Вожди откликнулись на призыв Исан-Давлат и прибыли на похороны, но сможет ли он положиться на них, когда придет время?

– Остерегайся тех, кто делает вид, будто не имеет никаких амбиций, потому как это неестественно, – всегда предупреждал его отец, и Бабур, вспомнив об этом, непроизвольно бросил взгляд в сторону Вазир-хана, чего, впрочем, тут же устыдился. Со смертью отца, если не считать матери и бабушки, этот рослый, со стальным хребтом, воин, которого он знал всю свою жизнь, был человеком, заслуживающим доверия более всех на свете. Так-то оно так, но вот как обстоят дела с тем седобородым, с оспинами на лице вождем, который прискакал ночью из своей горной твердыни в такой спешке, что его одежда насквозь пропиталась потом – и своим, и конским? Или вон с тем, с заячьими зубами и выбритой, на старинный монгольский манер, головой, который как-то раз был наказан отцом за козни, обман и алчность и лишь недавно получил прощение? Исан-Давлат, рассылая приглашения, вынуждена была идти на риск: несмотря на свой возраст, Бабур понимал, что некоторые из предполагаемых союзников, могут легко превратиться в самых настоящих шакалов.

Но сейчас ему осталось только одно – ждать, первым же делом надлежало проститься с отцом. Вазир-хан, склонив голову, принял усыпанные драгоценными камнями поводья. Бабур слез с коня, утер слезы и глубоко вздохнул. Ему предстояло отвести любимого отцовского муллу и важнейших из участников похорон вниз, в крипту, дабы воздать усопшему повелителю последние почести. На долю секунды ему до боли захотелось ощутить нежное прикосновение материнской руки, но Кутлуг-Нигор, так же как его сестра и бабушка, в соответствии с обычаем, оставались в гареме. Женщинам в подобных церемониях участвовать не полагалось: они молчаливо простились с умершим, проводив взглядами кортеж, удалявшийся из крепости по направлению к быстрому, полноводному Яксарту.

Приблизившись к темному зеву мавзолея, Бабур увидел, что Квамбар-Али уже ухитрился оказаться впереди него: он так рвался быть первым, что от торопливого шага разлетались полы его коричневого халата.

– Визирь!

Голос Бабура прозвучал строго. Получилось совсем неплохо.

Подавив гримасу раздражения, Квамбар-Али остановился и отступил в сторону.

– Повелитель…

– Мы прощаемся с моим отцом, и я, как подобает, пойду первым, – заявил Бабур и, шагнув мимо остановившегося визиря, не преминул, будто нечаянно, наступить каблуком на его обутую в мягкую туфлю ногу. Это тоже получилось неплохо.

– Конечно… повелитель.

Учтивым жестом Бабур пригласил муллу присоединиться к нему, и Квамбару-Али пришлось двинуться по низкому, темному проходу за ними следом. За ним, сообразно своему высокому сану, шествовали остальные члены придворного совета. Юсуф, казначей, нес в руках чашу, полную сверкающих золотых монет, которую предстояло поставить в ногах у саркофага. Баба-Кваша держал толстую, в красном кожаном переплете, книгу, куда, как управляющий дворцовым хозяйством, скрупулезно заносил все расходы двора. Ей тоже предстояло остаться в гробнице в знак того, что владыка отбыл в мир иной, оставив свои земные дела в полном порядке. Баки-бек нес хрустальный шар, атрибут должности придворного астролога, намереваясь позже, по окончании церемонии, заглянуть в его таинственные глубины и с прискорбием оповестить всех, что, как говорят звезды, небесам не угодно видеть на троне зеленого юнца.

Уже спустившиеся придворные жались к сырым, холодным стенам крипты, в то время как по тесному проходу прибывали все новые. Спертый воздух подземелья наполнился запахом пота: Бабура сдавили со всех сторон так, что он едва мог пошевелиться. Мулла, сначала тихо, потом все громче, так, что его голос стал разноситься по всему подземелью, начал читать молитвы, а по хребту Бабура вдруг пробежал холодок. Он находился под землей, в замкнутом пространстве. Что, если враги выберут этот момент, чтобы нанести удар? Он представил себе алую кровь, хлынувшую из рассеченного горла прямо на жадеитовый гроб, украшенный тонкой резьбой в виде тюльпанов и нарциссов. У него едва не вырвался крик, но ему удалось взять себя в руки, и все обошлось резким, хриплым вздохом. Однако на него навалились слабость и головокружение: силясь совладать с собой, Бабур закрыл глаза. Несмотря на юные годы и не ведавший бритвы подбородок, он обязан быть мужчиной, ибо в том случае, если проявит мужество и сыграет свою роль как следует, через несколько часов его провозгласят повелителем Ферганы.

«В твоих жилах течет кровь Тимура».

Он еще раз повторил про себя слова, которые отец произносил так часто и с такой гордостью, и, когда они отдались эхом в его сознании, перед мысленным взором возникли образы великих сражений давнего прошлого и еще более великих завоеваний грядущего. Кровь его вскипела, душа преисполнилась решимостью, вкупе с праведным гневом: как смеет кто-то даже помышлять о том, чтобы лишить его принадлежащего ему по праву наследия?

Бабур нащупал украшенный драгоценными камнями кинжал, который мать перед началом церемонии, засунула за его пурпурный кушак, и, когда пальцы сомкнулись на рукояти, дыхание юного наследника выровнялось. Он испытующе огляделся по сторонам и убедился, что люди Вазир-хана находятся здесь, в крипте. Конечно же, они не подпустят убийцу к будущему правителю… или подпустят? Всматриваясь в их лица, он вдруг понял, как мало ему известно о людях, которые его охраняют. До вчерашнего дня он считал верность всех сановников и придворных его семье чем-то само собой разумеющимся. Но сегодня все изменилось.

Его пальцы крепко сжали рукоятку кинжала. Он снова сосредоточил свое внимание на мулле, звучным, глубоким голосом, нараспев, возглашавшим:

– И да пребудет милость Аллаха с нашим владыкой Умар-Шарифом, ныне вкушающим отраду в райских садах. Мы же, оставшиеся в сей земной юдоли, уроним жемчужные слезы скорби, вызванные разлукой. Но в то же время возрадуемся, ибо ведомо нам, что владыка припадает к чистейшему источнику несказанного блаженства.

Закончив погребальное песнопение, мулла сложил руки и попятился от саркофага к проходу. Как ни было тесно в усыпальнице, присутствующие расступались, давая дорогу священнослужителю.

Прикрыв на миг глаза, Бабур молча попрощался с отцом, которого по-настоящему любил, и, сдерживая слезы, молча последовал за муллой в проход и далее, к солнечному свету. И тут вдруг что-то просвистело у самого его левого уха, словно пролетела птица. От испуга и неожиданности он отшатнулся – неужели снаружи кто-то в такой час затеял ястребиную охоту? Юноша огляделся, желая увидеть, кто смеет предаваться забавам над телом владыки Ферганы, но никакой охотничьей птицы, с горящими глазами, в усыпанном каменьями ошейнике, с шелковыми кисточками на когтях и зажатым в кривом клюве куском кровоточащей плоти поблизости не было. А что было, так это дрожавшая, вонзившись в землю у ног Бабура, стрела с черно-синим оперением. Еще несколько дюймов, и она пронзила бы его тело.

Толпа разразилась испуганными криками. Люди начали разбегаться, ища укрытия за деревьями и кустами, со страхом глядя в вечернее небо, словно ожидая, что оно вот-вот потемнеет от тучи стрел. Вожди кланов пронзительно кричали, призывая подать им коней, их воины схватились за собственные луки и стрелы. Вазир-хан почти мгновенно оказался рядом с Бабуром, прикрывая мальчика своим телом и оглядывая окрестности. На равнине у реки возможных укрытий было не так уж много, но большого валуна или кучки кустов вполне хватило бы, чтобы укрыть одинокого лучника, умелый, направляемый злобой выстрел которого мог оказаться смертельным. Резким взмахом руки в латной перчатке Вазир-хан послал группу конных стражей прочесать окрестности в поисках возможных убийц.

– А тебе, повелитель, нужно немедленно вернуться во дворец.

Бабур все еще не мог оторвать глаз от стрелы.

– Смотри! – Он наклонился и выдернул ее из земли. – Тут что-то накручено на древко.

Бабур разорвал красный шнур, крепивший к стреле лист пергамента, развернул его и всмотрелся в письмена. Турецкая вязь была ему знакома, но буквы плясали и прыгали перед его глазами, никак не желая складываться в слова.

Вазир-хан забрал у него письмо и прочел вслух:

– «Могущественный Шейбани-хан, владыка мира, с подобающей учтивостью сообщает, что, прежде чем луна успеет трижды родиться и умереть, он завладеет выгребной ямой, именуемой Ферганой, и прилюдно помочится на ее трон». Поганый узбек!

Воин презрительно сплюнул, однако Бабур приметил на его лице тень тревоги.

– Что это?

Подбежавший астролог выхватил послание из пальцев Вазир-хана, пробежал глазами текст, и Бабур услышал, как тот резко втянул в себя воздух. Сцепив руки и раскачиваясь на пятках взад-вперед, коротышка заголосил:

– Шейбани идет на нас, этот алакчи, этот убийца… Вижу, вижу это! Он едет на черном скакуне, копыта коего сокрушают в пыль черепа людей… – Его голос сорвался на визг: – Шейбани-хан идет! Смерть и разорение идут за ним по пятам!

Тут рядом с Бабуром образовался и Квамбар-Али, следом за которым поспешали казначей с управляющим. Вся троица сокрушенно качала головами.

– Совет соберется сегодня же вечером, сразу по завершении церемонии. Шейбани-хан не рассылает пустых угроз, – заявил визирь.

Юсуф и Баба-Кваша поддержали его энергичными кивками, Баки-бек – тоже. А вот со стороны Вазир-хана никаких знаков согласия не последовало. Напротив, он смотрел на визиря так, что Квамбару-Али это явно не понравилось.

– Визирь, мне кажется, тебе стоило бы попытаться успокоить людей. Если тебе понадобится навести порядок, мои воины в твоем распоряжении.

– Ты прав, Вазир-хан, благодарю тебя.

Квамбар-Али склонил увенчанную тюрбаном голову и поспешил прочь: остальные советники последовали за ним. Слыша, как Баки-бек на ходу бормочет что-то насчет надвигающегося конца, Бабур ощутил прилив раздражения. Взойдя на трон, он подберет себе астролога получше, чем этот бесхребетный червяк. Непонятно, как только отец его терпел – и почему вообще приблизил к себе? Возможно, семья Баки-бека в кои-то времена сослужила добрую службу и заслужила награду.

Поскольку стало ясно, что немедленной атаки, скорее всего, не последует, люди начали понемногу выбираться из своих укрытий, отряхивая пыль с одежды. Однако из уст в уста стало передаваться имя Шейбани-хана, а следом послышались сетования и плач, как будто люди решили, что участь их уже предрешена – и будет плачевна. Подняв глаза к небу, Бабур увидел, что его, нежданно-негаданно, затянуло пригнанными ветром с равнины, закрывшими солнце темными тучами. На лицо упали капли дождя.

– Повелитель!

Вазир-хан снова встряхнул его, на сей раз так сильно, что плечо мальчика чуть не выскочило из сустава.

– Это послание, – понизив голос до настоятельного шепота, произнес воин, – вовсе не от Шейбани-хана. Ну, как такое могло бы быть? Шейбани со своими ордами кочует по ту сторону гор, он никак не мог так быстро прознать о кончине твоего отца. Нет, все это разыграно, и не иначе как Квамбаром-Али. Возможно, он надеялся убить тебя, но в любом случае планировал нагнать на людей страху, поселить в их сердцах панику, чтобы они думали будто нуждаются в защите, которую им не сможет обеспечить малолетний правитель. У него свой план, а у нас свой – и мы не должны от него отклоняться. Поезжай в крепость, только нигде, ни с кем не останавливайся. Я последую за тобой, как только смогу.

Проникнувшись звучавшей в голосе Вазир-хана тревогой, Бабур кликнул коня и вскочил в седло. На секунду Вазир-хан придержал его повод и сказал:

– Еще немного, повелитель, всего несколько часов, и все будет в порядке.

С этими словами он хлопнул коня по лоснящемуся крупу и подал своим стражникам знак следовать за Бабуром.

Уже скача галопом по пучковатой траве, под усилившимся дождем, Бабур оглянулся через плечо. Ему удалось разглядеть Квамбара-Али, стоявшего, воздев руки, перед возбужденной толпой. Интересно, что он там делает, успокаивает их или, наоборот, подливает масла в огонь паники? Мальчик нутром чуял, что Вазир-хан прав: злодейская рука, направлявшая стрелу с посланием, принадлежала вовсе не узбеку.

Порывшись в глубоком кармане стеганой попоны, куда он сунул стрелу, Бабур нашарил ее, перехватив на миг поводья зубами, вытащил, разломал пополам и бросил на землю. Обломки приземлились на темные кучки овечьего помета.

 

– Как прошла церемония, сын мой?

Кутлуг-Нигор спала с лица, глаза ее покраснели от слез. Бабур слышал доносившийся из глубины гарема приглушенный плач: женщины, в соответствии с обычаем, оплакивали усопшего правителя в своих покоях. Ему показалось, что всхлипывания их звучат странно, словно в унисон – как будто каждая боялась умолкнуть первой.

– Все нормально, матушка, – ответил он, решив не рассказывать ей о неприятном происшествии, по крайней мере, до поры до времени. До сих пор ему ни разу в жизни не случалось утаивать ничего от матери, но что было делать: узнав, что ему грозила опасность, она бы до смерти перепугалась.

– А твой отец? Он упокоился с миром?

– Да, матушка. Мы вознесли молитвы, и он обрел покой в Раю.

– Ну что ж, стало быть, настало время позаботиться о живых.

Она хлопнула в ладоши, и вперед выступила Фатима, ближайшая служанка, державшая в руках желтое шелковое одеяние, расшитое золотой и серебряной нитью с цветочным узором, и того же, желтого цвета, бархатную шапку, увенчанную качающимся павлиньим пером. Кутлуг-Нигор почтительно приняла у прислужницы облачение и сказала:

– Это тронное одеяние повелителя Ферганы. Оно твое.

Протянув руку, Бабур коснулся поблескивающей ткани и ощутил горделивую дрожь. Облачение правителя теперь принадлежит ему.

Шелк под пальцами ощущался гладким и прохладным.

От размышлений его оторвал донесшийся снаружи топот копыт, и он выглянул в окно, выходившее на внутренний двор. Уже смеркалось, сумрак разгоняли зажженные факелы и в их свете было видно, как во двор на всхрапывающих, взмыленных скакунах въехали Вазир-хан и мулла.

Скоро в крепость вернутся и остальные участники погребальной церемонии, а значит, настанет время осуществить план, который даст ему право носить это одеяние.

Бабур взглянул на мать: вид у нее был встревоженный, но глаза полны решимости.

– Быстрее! – сказала Кутлуг-Нигор. – У нас мало времени. Наверное, оно тебе велико, но мы сделаем, что можем.

С помощью Фатимы она облачила сына в просторный халат, туго перепоясала кушаком, старательно приглаживая складки, и возложила на длинные, черные волосы головной убор.

– Смотри, сын мой, сейчас ты еще только наследник, но к тому времени, когда взойдет луна, уже будешь правителем.

Она подняла зеркало из полированной бронзы, и Бабур увидел свое отражение – слегка напуганное, но упрямое юное лицо.

– Ханзада! – позвала его мать: у нее явно имелась мысль насчет того, как лучше придать Бабуру воистину царственный вид. Сестра дожидалась в коридоре и на зов матери явилась незамедлительно, держа в руках нечто завернутое в зеленый бархат. Бережно положив сверток, она почтительно развернула бархат и извлекла из ножен кривой меч.

Кутлуг-Нигор приняла клинок у дочери, и протянула Бабуру.

– Это Аламгир, меч справедливости, символ Ферганы.

Он узнал рукоятку, напоминавшую по форме орла, мастерски украшенную белым жадеитом и осыпанную драгоценными камнями. Распростертые крылья хищной птицы образовывали гарду, а заканчивалась рукоятка головой с кривым клювом и горящими глазами – рубинами, с вызовом взиравшими на любого возможного противника. Отец не единожды показывал меч Бабуру, но в руки не давал ни разу.

– Я прикасаюсь к нему впервые: приятное чувство, – признался Бабур и, взявшись за рукоять, сделал несколько пробных взмахов.

– Это одно из главных сокровищ твоего отца. Говорят, эти рубины принадлежали самому Тимуру, а он захватил их в Дели. Теперь этот меч твой, ибо ты – новый повелитель Ферганы.

Кутлуг-Нигор опустилась на колени, чтобы пристегнуть усыпанные драгоценными камнями ножны к его поясу и поправить стальную цепь, на которой они висели.

– Где бабушка?

Исан-Давлат нигде не было видно, между тем Бабур понимал, что в столь важный момент ему лучше иметь эту мудрую и сильную женщину рядом с собой. Кроме того, ему хотелось, чтобы она увидела его и подтвердила, что он выглядит настоящим эмиром.

– Она молится. И сказала, что поприветствует тебя уже в качестве правителя Ферганы.

Вошедшая служанка преклонила колени и сказала:

– Госпожа, Вазир-хан просит его принять.

Кутлуг-Нигор кивнула. Они с Ханзадой едва успели прикрыть нижние половины лиц вуалями, как воин уже оказался в помещении и, как отметил Бабур, не стал простираться ниц – настоятельность дел не позволяла тратить время на церемонии. Окинув взглядом облаченного в одежды правителя Бабура, воин удовлетворенно кивнул.

– Ваше величество, мулла готов, все остальные тоже. Но имейте в виду, Квамбар-Али тоже приготовил речь, с которой намерен обратиться к присутствующим на поминальной трапезе. Он намерен говорить о бедствиях, грозящих стране, и о том, что наследник слишком юн, чтобы возложить тяжкое бремя правления на свои слабые плечи. А стало быть, ради спасения Ферганы необходимо призвать регента, одного из взрослых потомков Тимура. Прошлой ночью мои люди перехватили гонца с изменническим письмом, посланного визирем к хану Могулистана, которому предатель сулил трон. Есть у меня и другие свидетельства гнусного предательства визиря.

– Но есть ли у нас время? – встревоженно спросила Кутлуг-Нигор и, вопреки всем правилам гарема, даже схватила Вазир-хана за руку.

– Время еще есть, но сейчас, пока Квамбар-Али не заподозрил, что мы задумали, наследнику лучше пойти со мной. Пока что визирь считает, будто мальчик пошел в гарем предаваться с вами скорби, вот пусть так и считает.

Он повернулся к Бабуру.

– Повелитель, тебе надо прикрыться. Он подал свой запыленный дорожный плащ. Бабур поспешно набросил его поверх коронационного облачения, а мать ловкими пальцами застегнула металлические пряжки, а головной убор с плюмажем скрыла под капюшоном.

Держа руку на рукояти меча, Вазир-хан жестом призвал Бабура выйти за ним в коридор. Когда он проходил мимо сестры, та коснулась пальцами его щеки. Глаза ее, над вуалью, округлились от волнения.

Сам Бабур испытывал страх, смешанный с волнующим предвкушением, ведь коварство визиря нельзя недооценивать. Вазир-хан, похоже, уловил тревогу своего юного подопечного, потому что на миг остановился и сказал:

– Смелее, повелитель, все будет хорошо.

– Смелее, – мысленно повторил за ним Бабур и пробежал пальцами по рукояти меча.

Они быстро проследовали по темным коридорам, поднимаясь по крутым винтовым лестницам. Горевшие в нишах масляные лампы отбрасывали причудливые тени. Мечеть представляла собой старейшее из сооружений крепости: по приказу предков Бабура ее вырубили в примыкавшей к укреплению цельной скале, и уж ее-то похожим на пещеры помещениям предстояло пережить века. В отличие от стен из обожженной глины, одна из которых, рухнув, препроводила его отца в Рай.

В полной тишине он следом за Вазир-ханом пересек маленький дворик перед входом в мечеть. Все еще сыпал дождь, в просвет между облаками выглянула луна. В ее зыбком, холодном свете Бабур разглядел шестерых воинов Вазир-хана, охранявших вход. Те приветствовали командира молча.

Подав Бабуру знак подождать, Вазир-хан шагнул под стрельчатую арку дверного проема, на которой красовались рельефные строки из Корана, а спустя несколько мгновений появился снова и негромко сказал:

– Повелитель, можно заходить.

Бабур сбросил плащ и ступил внутрь. Факелы горели по обе стороны от михраба – ниши, обращенной в сторону Мекки, перед которой уже молился мулла. В сумраке он различил коленопреклоненные фигуры примерно двух десятков вождей, которые, кто в силу родственных и клановых связей, кто благодаря давним племенным союзам, были готовы принести новому владыке клятву верности.

Сознавая, что все взоры обратились к нему, Бабур вдруг ощутил тяжкий груз прошлого, словно бремя, унаследованное от всех прежних владык Ферганы, навалилось на его юные плечи, заставив изо всех сил напрячься и чуть ли не вызвав физическую боль. Он прошествовал в центр мечети, где черный каменный круг обозначал место, на котором обычно молился его отец, и простерся ниц, коснувшись лбом холодного пола. В то время как снаружи донесся пронзительный крик совы, мулла начал нараспев читать хутбу, провозглашая юного Бабура, перед лицом бога и мира, всевластным повелителем Ферганы.

 

– Итак, почтеннейшие, вы сами видите, что выбор наш в сложившихся обстоятельствах невелик, – возгласил Квамбар-Али с решительным, исполненным важности видом. – Даже сегодня, в день похорон Его Священного Величества, узбекский дьявол, да сгниет он в аду, осмелился нам угрожать. Наша держава невелика, и к нашим границам присматривается много жадных очей, даже помимо низких узбеков. Нам нужен сильный, многоопытный правитель из числа окрестных владык, а не мальчик, неспособный защитить страну, каким, увы, является наследник Бабур. Кто это будет, мы пока еще не знаем… но сегодня же, попозже, Совет соберется, чтобы обсудить этот вопрос.

Квамбар-Али опустил глаза к мощеному полу, прислушиваясь к беспокойному гомону вождей, сидевших вокруг него, скрестив ноги на подушках, за низкими деревянными столами. Жаль все-таки, что его лучник не покончил с Бабуром разом и не упростил дело.

Остальные государственные мужи – Юсуф, Баба-Кваша и Баки-бек слушали, смотрели и выжидали: каждый думал о том, как провести в регенты своего кандидата, и жмурился от восторга, представляя себе будущую награду.

– Нет, во имя Аллаха! – прозвучал, прервав мечтания Квамбара-Али, грубый голос Али-Доста, вождя из западной Ферганы. Он подкреплял свои слова, размахивая кинжалом, которым только что резал мясо и с которого поэтому стекали капли жира. – То есть, конечно, спору нет, страной должно править зрелому мужу, но зачем звать чужаков? Я сам из дома Тимура. Мой отец приходился покойному владыке кровным родичем, и я умелый воин – разве я не убил, собственноручно, прошлой зимой два десятка узбеков, вздумавших по первому снегу совершить на нас набег? И уж во всяком случае прав на регентство у меня не меньше, чем у кого бы то ни было!

Он обвел собравшихся взглядом, его вымазанное бараньим жиром лицо раскраснелось от возбуждения.

– Братья, успокойтесь! – воззвал Баки-бек, воздев руки, но его никто не слышал.

Али-Дост поднялся на ноги, его люди сгрудились вокруг своего вождя, жужжа, словно растревоженные пчелы. Следом, один за другим, стали подниматься другие знатные вожди, каждый из которых считал именно себя единственно достойным правления. Когда Али-Досту показалось, что один из присутствующих оскорбил его, он, не задумываясь, ударил обидчика тяжким кулаком в живот, а когда тот согнулся, вонзил острие кинжала ему в горло. Столы, всего несколько минут назад уставленные блюдами с рисом, мясом и сушеными фруктами были перевернуты, противники, сцепившись, падали и продолжали бороться среди осколков посуды и разбросанных подушек.

Впрочем, Квамбара-Али, убравшегося от греха подальше в дальний уголок пиршественного зала, это особо не смутило. Они ведь как дети, эти так называемые воины. Готовы убивать из-за овцы или, даже смешно сказать, – из-за женщины. Подерутся, выпустят пар, успокоятся – и это лишь упростит его дело. Он с любопытством смотрел, как один кочевой вождь, схватив другого за горло, встряхнул его, словно крысу, и того в результате вырвало – прямо на противника.

– Именем повелителя Ферганы – прекратить!

Развернувшись на звук, Квамбар-Али увидел в широком дверном проеме Вазир-хана, которого сопровождали облаченные в кольчуги бойцы. Насмешливая улыбка визиря растаяла – воины поспешили взять помещение в кольцо, и один из них, пробегая мимо, толкнул визиря с такой силой, что тот упал.

Драчуны не сразу поняли, что случилось, но когда стражники оглушительно громыхнули мечами о кожаные щиты, свалка прекратилась: запыхавшиеся, помятые люди умолкли и воззрились на начальника стражи.

– Приготовьтесь приветствовать своего нового повелителя, – грозно возгласил Вазир-хан.

– Печально, но по воле Аллаха у нас пока нет повелителя, – отозвался визирь, поднимаясь с пола и отряхивая полу халата.

Вазир-хан схватил Квамбара-Али за тощее плечо.

– У нас есть повелитель – хутба в мечети уже прочитана. Вы все, падите ниц перед властелином!

Перебравшие на тризне вожди недоуменно вытаращились, но стражи принялись ставить непонятливых на колени, а медлительным или противящимся доставалось и мечами плашмя.

– Славьте Бабура-мирзу, истинного властителя Ферганы! – проревел Вазир-хан и сам пал ниц, поскольку в помещение медленно вошел Бабур в слишком просторном для него желтом халате и бархатной шапке с плюмажем.

За его спиной, держа руки на рукоятях мечей и сурово озирая зал, сгрудились присягнувшие ему вожди.

Впрочем, Бабур сомневался в том, что это такие уж преданные его сторонники: они просто вели свою игру, сделали на него ставку и теперь желали, чтобы он стал победителем, дабы было с кого стребовать награду.

Обозревая помещение, юный правитель находил всю эту картину едва ли не смешной: все эти обломки, объедки, перевернутые столы, запыхавшиеся, плохо соображающие что к чему люди, да еще и их рычащие псы.

Квамбар-Али, с физиономией, еще менее радостной, чем морды скалившихся собак, медленно преклонил колени перед новым эмиром и коснулся лбом пола.

– Визирь, и все вы, поднимитесь, – отдал Бабур свой первый приказ, от осознания этого его пробрало дрожью.

Квамбар-Али встал, явно пытаясь совладать с растерянностью и ужасом, залепетал:

– Мы, члены твоего совета, всегда рады служить твоему величеству.

– Тогда как ты объяснишь это – твое письмо хану Могулистана?

Бабур, не глядя, протянул руку, и Вазир-хан вручил ему кожаную шкатулку. Внутри лежал свиток, который Бабур извлек и протянул визирю, не посмевшему даже прикоснуться к грамоте.

– Это было сделало для блага страны, – дрожащим голосом выдавил из себя визирь.

– Ты сделал это ради собственного блага, – подал голос Вазир-хан.

Но Бабур жестом заставил его умолкнуть. Он чувствовал, что сейчас проходит испытание на способность быть настоящим правителем, и если не справится с задачей, то через неделю, через месяц, через год… рано или поздно, но неизбежно, будет составлен новый заговор, с целью лишить его того, что принадлежит ему по праву рождения.

Лицо Квамбара-Али исказилось от ужаса, в ноздри ударил кислый запах пота и страха, но жалости к человеку, предавшему сына владыки, осыпавшего его милостями, Бабур не испытывал. Лишь презрение, гнев и желание отомстить.

Казначея, астролога и дворцового управителя согнали вместе: глаза их округлились, челюсти отвисли от страха и изумления.

– Увести их! – приказал Бабур стражникам. – Я разберусь с ними позже. Взгляд его скользнул по маленькому, зарешеченному окошку высоко в стене, за которым ему почудилось шевеление. Он знал, что оттуда женщины, оставаясь невидимыми, наблюдают за пиршествами и празднествами, и, хоть и не видел их лиц, понял, что это мать и бабушка следят за его первыми шагами на стезе правления и незримо поддерживают его.

Странно было осознавать, что теперь он властен над жизнью и смертью. Разумеется, Бабур не раз видел, как его отец посылал людей на смерть, а в последние пару лет даже присутствовал при казнях – обезглавливании, сдирании кожи, разрывании на части дикими жеребцами. От воплей и вони у него перехватывало дыхание, но он принимал как данность то, что правосудие должно быть суровым.

А еще он точно знал, чего ожидают от него сейчас мать и бабушка. Его имя означало «Тигр» и обязывало его быть таким же грозным и беспощадным, как и огромный кот.

– Ты составил против меня заговор и желал моей смерти, не так ли? – холодно произнес он.

Квамбар-Али не смел даже поднять глаз. Бабур неторопливо извлек из ножен меч.

– Стража!

Он кивком подозвал двоих из воинов Вазир-хана, которые схватили визиря и бросили на землю, заломив ему руки за спину. Тюрбан с его головы сбили, ворот халат разорвали, обнажив шею.

– Вытяни шею, визирь, и благодари небеса за то, что я, в своем милосердии, дарую тебе быструю смерть, хотя предательство заслуживает совсем иной кары.

Выпрямившись во весь рот, Бабур высоко поднял меч, сделал, как недавно в покоях матери, пробный взмах и безмолвно взмолился: «О Аллах, дай мне силу совершить это. Да будет мой удар чист».

Визирь с затравленным взглядом задергался в хватке воинов, и Бабур, не затягивая, высоко занес клинок и изо всех сил обрушил его на тощую, костлявую шею. Меч рассек ее, словно спелый арбуз. Голова с оскаленными желтыми зубами слетела с плеч и покатилась по плиткам пола, оставляя на них рубиновые пятна крови.

Бабур медленно обвел взглядом застывшую толпу и, выдержав паузу, произнес:

– Может быть, я и юн, но в моих жилах течет кровь Тимура, и на трон я восхожу по праву. Дерзнет ли кто-либо из присутствующих оспорить это?

Некоторое время в зале царило гробовое молчание, а потом все больше голосов начало нараспев повторять:

– Бабур-мирза, Бабур-мирза…

Голоса наполнили зал, возносясь к потолку, но люди, словно этого было недостаточно, подкрепляли их, ударяя рукоятями мечей по круглым кожаным щитам или ритмично стуча кулаками по стенам и столам, так, что казалось, будто все здание содрогается в такт их славословию.

 


Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 1 Смерть среди голубей| Глава 3 Кольцо Тимура

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.031 сек.)