Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Д. Миф сотворения 21 страница

Д. Миф сотворения 10 страница | Д. Миф сотворения 11 страница | Д. Миф сотворения 12 страница | Д. Миф сотворения 13 страница | Д. Миф сотворения 14 страница | Д. Миф сотворения 15 страница | Д. Миф сотворения 16 страница | Д. Миф сотворения 17 страница | Д. Миф сотворения 18 страница | Д. Миф сотворения 19 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Фрагментацию архетипов никоим образом не следует понимать как сознательный аналитический процесс. Активность сознания имеет дифференцирующий результат только из-за разнообразия возможных позиций, которое оно может занять. Появление группы архетипов, отколовшихся от основного архетипа, и соответствующей группы символов выражает спонтанные процессы, в которых активность бессознательного остается неослабленной. Перед сознательным Эго эти архетипы и символы предстают как продукты бессознательного, даже когда они констеллируются сознанием в целое. До тех пор, пока сознанию не удается констеллировать бессознательное, никаких дифференцировавшихся символов и архетипов не появится. Чем более четко систематизировано сознание, тем более энергично оно констеллирует содержимое бессознательного. То есть, проявления бессознательного меняются в зависимости от интенсивности и сферы действия сознательного ума. Рост сознания и его увеличивающийся энергетический заряд способствуют дифференциации архетипа, помещая его и архетипическую связь символов более точно в фокус. Поэтому активность сознания имеет решающее значение; но все видимые проявления, как и сам символ, все еще зависят от спонтанности бессознательного.

Расчленение аморфного бессознательного на живописный мир архетипов позволяет сознательному уму представить и постичь их. "Темные" импульсы и инстинкты уже больше не имеют полного контроля над целостностью; вместо этого восприятие внутреннего образа вызывает реакцию со стороны сознательного Эго. Первоначально такое восприятие инициировало целостную реакцию, очень похожую на рефлекс, как например "панический ужас", вызываемый образом Пана.

Такое расщепление архетипа на группы символов сопровождается замедлением реакции и де-эмоционализацией. По мере того, как способность сознания ассимилировать и понимать отдельные символы увеличивается, Эго перестает подавляться. Мир становится яснее, ориентироваться в нем становится легче, а сознание расширяется. Анонимное и аморфное первоначальное божество невообразимо ужасно; оно колоссально и недоступно, непостижимо и не поддается какому-либо влиянию. Это воспринимает его бесформенность как нечто нечеловеческое и враждебное, если оно вообще когда-либо берется за невозможную задачу постичь его. Поэтому вначале мы часто обнаруживаем нечеловеческого бога в форме животного или какой-нибудь отвратительной аномалии или бесформенного чудовища. Эти отвратительные создания выражают неспособность Эго воспринять невыразительность первоначального божества. Чем более антропоморфным становится мир богов, тем ближе он Эго и тем больше он теряет свой подавляющий характер. Боги Олимпа намного более человечны и знакомы, чем первобытная богиня хаоса.

В ходе этого процесса первоначальное божество расщепляется на различных богов со своими собственными индивидуальностями. Бог теперь воспринимается и открывается под таким количеством аспектов, сколько существует богов. Это означает, что способности Эго к выражению и пониманию очень сильно возросли. Растущая дифференциация культов показывает, что человек научился, "иметь дело" с богом в образе отдельных богов. Он знает, чего они хотят, и понимает, как ими манипулировать. Каждый бог, которого можно видеть и на которого можно ритуально воздействовать, демонстрирует, как много приобрело сознание, как много стало сознательным.

То, что "функциональные" боги религии в конце концов становятся функциями сознания, факт известный. Первоначально сознание не располагало достаточным количеством свободного либидо для осуществления какого-либо вида деятельности — пахоты, жатвы, охоты, ведения войны и т. п. — по своей собственной "свободной воле" и было вынуждено взывать о помощи к богу, который "понимал" его. Посредством церемониального обращения Эго активировало "помощь бога" и таким образом направляло поток либидо из бессознательного в систему сознания. Последовательное развитие сознания ассимилирует функциональных богов, продолжающих жить как качества и способности сознательного индивида, который пашет, жнет, охотится и воюет так, как ему хочется и когда ему хочется. Однако очевидно, что, когда сознательное управление операциями не приносит успеха, к примеру в войне, бог войны продолжает действовать как функциональный бог даже сегодня.

Точно так же, как символическое множество богов окружает первоначального Бога, так и каждый архетип с развитием сознания окружает себя соответствующей группой символов. Первоначальное единство распадается на солнечную систему архетипов и символов, сгруппированных вокруг центрального архетипа, и архетипическая связь коллективного бессознательного выходит из тьмы на свет.

И снова, точно так же, как пищеварительная система расщепляет пищу на ее основные компоненты, так и сознание раскалывает большой архетип на архетипические группы и символы, которые позднее могут быть ассимилированы воспринимающими и организующими силами сознательного ума как отщепленные атрибуты и свойства. Постепенно становясь все более абстрактными, символы превращаются в атрибуты различного значения. Так, животный характер архетипического божества появляется рядом с ним как "животное-спутник". С дальнейшей рационализацией "человеческий" элемент — то есть близость божества к Эго - настолько явно выдвигается на передний план, что зачастую бог борется с этим животным, животной стороной самого себя. [5] Если абстракция или истощение содержания символа вследствие его ассимиляции сознанием продолжается, тогда символ превращается в качество. Например, Марс, первоначальное значение которого, подобно значению каждого бога, было исключительно сложным, становится "воинственным" качеством. Так фрагментация группы символов идет в направлении рационализации. Чем сложнее содержимое, тем в меньшей степени оно может быть понято и оценено сознанием, структура которого настолько односторонняя, что оно может добиться ясности только в ограниченной области. В этом отношении сознание построено аналогично глазу. Существует одна точка, в которой зрение острее всего, а более широкие области можно четко различить только при постоянном движении глаза. Подобным образом и сознание может держать точно в фокусе лишь небольшой сегмент; из-за этого ему приходится разбивать большое содержимое на отдельные аспекты, воспринимая их по частям, один за другим, а затем учиться получать сводную картину всего поля действия посредством сравнения и абстракции.

Значение этой фрагментации особенно ясно видно в случае двойственного содержимого, такого, как то, что присуще, как мы показали, архетипу Великой Матери. Мы говорим, что личность двойственна, когда в ней одновременно присутствует положительная и отрицательная направленности, например, любовь и ненависть к одному и тому же объекту. Состояние двойственности, которое у примитивных людей и детей является природным, соответствует Двойственному содержимому, состоящему из положительных и отрицательных элементов. Антитетическая структура такого содержимого делает невозможной сознательную ориентацию и в конце концов приводит к очарованности. Сознание продолжает возвращаться к этому содержимому или человеку, который олицетворяет его или несет его проекцию, и не может оторваться от него. Постоянно высвобождаются новые реакции, сознание оказывается в замешательстве и начинают появляться аффективные реакции. Все двойственное содержимое, которое одновременно притягивает и отталкивает, точно так же действует на организм как на целое и высвобождает мощные аффективные реакции, так как сознание уступает, регрессирует и его место занимают примитивные механизмы. Аффективные реакции, которые возникают в результате очарованности, опасны, они равнозначны вторжению бессознательного.

Поэтому развитое сознание начинает рассматривать двойственное содержимое как диалектику противоположных качеств. До такого расщепления это содержимое не является просто хорошим и плохим одновременно; оно стоит вне добра и зла, оно притягивает и отталкивает и потому является раздражителем для сознания. Но если деление на добро и зло существует, тогда сознание может занять позицию. Оно принимает и отвергает, ориентируется и, таким образом, выходит из круга очарования. Эта склонность сознания к односторонности усиливается процессами рационализации, о которых мы упоминали.

Рационализация, абстракция и деэмоционализация являются выражениями "пожирающей" тенденции Эго-сознания ассимилировать символы по частям. Когда символ становится содержанием сознания, он теряет свое навязчивое действие, свое принуждающее значение и становится беднее в отношении либидо Таким образом, "боги Греции" уже больше не являются для нас живыми силами и символами бессознательного, требующими ритуалистического подхода, каковыми они были для греков; они были разложены на культурное содержимое, сознательные принципы, исторические данные, религиозные ассоциации и так далее. Они существуют как содержимое сознания и больше уже не являются - или только в особых случаях — символами бессознательного.

Однако говорить о разрушающей душу природе сознания было бы неправильно, ибо мы не должны забывать, что сознание в то же время строит новый, причем духовный мир, в котором трансформированным почитаемым, но опасным фигурам бессознательного отводится новое место.

Такой процесс рационализации, который позволяет сознанию формировать абстрактные концепции и создавать последовательный взгляд на мир, приходит в конечной фазе развития, что только сейчас начинает реализовываться в современном человеке.

Формирование символов и групп символов оказало неоценимую помощь сознанию в понимании и интерпретации бессознательного, и рациональный компонент символа для примитивного человека является особенно важным. Символ действует на всю психику, а не только на одно сознание; но вслед за расширением сознания всегда следует модификация и дифференциация действия символа. Сложное содержимое символа все еще продолжает "овладевать" сознанием, но, вместо того, чтобы подавлять сознание, оно начинает занимать его. Если первоначальное архетипическое воздействие приводило, так сказать, к "нокауту" сознания и к первичной бессознательной целостной реакции, то теперь действие символа оказывается стимулирующим и вдохновляющим. Присущее ему значение обращается к уму и приводит к размышлению и пониманию, именно потому что оно активирует нечто большее, нежели просто ощущение и эмоциональность. Эрнст Кассирер подробно продемонстрировал, как из "символических форм" развивается интеллектуальная, когнитивная, сознательная сторона человека, [6] которые, с точки зрения аналитической психологии, являются созидательными выражениями бессознательного.

Таким образом, освобождение сознания и фрагментация архетипов совершенно не являются отрицательным процессом в том смысле, что примитивный человек воспринимает "живой" мир, в то время как современный человек знает только "абстрактный". Чистое существование в бессознательном, которое примитивный человек разделяет с животными, на самом дёле является нечеловеческими до-человеческим. То, что пробуждение сознания и сотворение мира — процессы параллельные, порождающие одинаковый символизм, указывает на то, что мир на самом деле существует лишь в той степени в которой он постигается эго. Дифференцированный мир отражает самодифференцирующееся сознание. Многочисленные архетипы и группы символов, отколовшиеся от первоначального архетипа, указывают на увеличение сферы восприятия, знания и проницательности Эго. Но более искушенное человеческое сознание при наличии множества религий и философий, теологии и психологии может воспринимать бесчисленные грани и значения нуминозного, которое теперь разложено на образ и символ, атрибут и откровение. То есть, хотя первичное единство может быть воспринято только фрагментарно, оно наконец-таки входит в поле сознательного восприятия, тогда как для неразвитого Эго оно было совершенно подавляющим.

Самодифференцирующееся сознание означает, что комплекс Эго может ассоциироваться с любым количеством дифференцированного содержимого и таким образом приобретать опыт. Примитивное восприятие является целостным, но оно не связано с комплексом Эго и, следовательно, не становится личным опытом, который можно запомнить. Реальную психологию детства делает такой исключительно сложной для описания именно то, что у ребенка нет развитого комплекса Эго, способного приобретать опыт или, по меньшей мере, запоминать свои переживания. Поэтому детская психология, как и психология первоначального человека, является скорее надличностной, чем личностной.

Более высокая эмоциональность людей примитивной культуры и детей может легко привести к гибели комплекса Эго, либо в связи с тем, что эта эмоциональность подлинна, как у ребенка, либо потому, что она вторгается в сознание в форме аффекта. Если мы представим се6е, что сознательная функция, чтобы вообще действовать, должна нести определенный балласт либидо, но не более того, тогда очевидно, что перегрузка либидо нарушит функцию и в конечном итоге вызовет ее полное расстройство, так что никакой возможности для восприятия Эго и запоминания не будет.

Человек склонен истощать свой первоначальный запас эмоциональности в интересах разума, которая действует одновременно с фрагментацией архетипов и, подобно ей, способствует устойчивому росту сознания Эго. Это истощение эмоциональных компонентов сопутствует его эволюционному продвижению от медуллярного человека к кортикальному. Эмоции и аффекты связаны с самыми нижними уровнями психики, ближе всего стоящими к инстинктам. Чувственный тонус, являющийся базисным для того, что ниже мы назовем "эмоционально-динамическими" компонентами, имеет свои органические корни в самых примитивных частях мозга, а именно в медуллярной области и таламусе. Так как эти центры связаны с симпатической нервной системой, то эмоциональные компоненты всегда тесно объединены с бессознательным содержимым. Отсюда и порочный круг, на который мы постоянно наталкиваемся: бессознательное содержимое высвобождает эмоции, а эмоции, в свою очередь, активируют бессознательное содержимое. Связь как эмоции, так и бессознательного содержимого с симпатической нервной системой имеет здесь физиологическую основу. Эмоции проявляются одновременно с изменением внутренней секреции, кровообращения, кровяного давления, дыхания и т. д., но так же и бессознательное содержимое возбуждает, а в случае невроза расстраивает симпатическую нервную систему, либо прямо, либо опосредованно, через вызываемые эмоции.

Направление эволюции ясно показывает, что медуллярного человека сменяет человек кортикальный. Это можно видеть из постоянной дефляции бессознательного и истощения эмоциональных компонентов. И только теперь, в период нынешнего кризиса современного человека, излишняя акцентуация кортикального слоя сознания которого привела к чрезмерному подавлению и диссоциации бессознательного, стало необходимым "вновь соединиться" с медуллярной областью. (См. Приложение II.)

Первочеловек в полной мере переживает свои аффекты и эмоции. Мы не должны забывать, что "комплексы", то содержимое бессознательного которое оказывает исключительное влияние на нашу жизнь, были ясно охарактеризованы как имеющие чувственный тон. Тенденция любого комплекса овладевать чувствами человека составляет основу ассоциативных экспериментов Юнга. Расстройства рациональной структуры сознания, которые проявляются в ходе этих экспериментов, и физическое возбуждение, наблюдаемое в психогальванических явлениях, обусловлены эмоциональный компонентом комплекса и теми чувствами, которые он вызывает, и которые сразу же обнаруживают его. [7]

Человеческая эволюция идет от примитивного эмоционального человека к современному, расширенное сознание которого защищает его -- или старается защитить — от приступов примитивной эмоциональности. Но пока первоначальный человек продолжал жить в participation mystique со своим бессознательным содержимым, а система его сознания не могла существовать независимо от бессознательного, существенные и динамические компоненты были так тесно связаны, что мы можем говорить об их тождественности и полном слиянии. Или же мы можем выразить это, говоря, что перцепция и инстинктивная реакция были едины. Появление образа -существенного компонента. — и инстинктивная реакция, которая затрагивала весь психофизический организм -- эмоционально-динамический компонент -- были связаны подобием рефлекторной дуги. Поэтому изначально перцепционный образ внешнего или внутреннего мира вызывал мгновенную реакцию. Другими словами, соединение образа с эмоционально-динамическим компонентом немедленно вызывало бегство или нападение, приступ ярости, паралич и т.п.

По мере того, как сознание становилось сильнее, эта примитивная реакция и соединение двух компонентов исчезали. С развитием головного мозга инстинктивный рефлекс стал задерживаться сознательным вмешательством размышления, взвешивания и т. д. Постепенно инстинктивная реакция стала подавляться в пользу сознания.

Однако эта замена первоначальной целостной реакции дискретной, дифференцированной, "осколочной" реакцией современного человека имеет две стороны. Потеря целостной реакции достойна сожаления, особенно когда она ведет к появлению апатичного, удрученного индивида современности, который больше не реагирует ни на что жизненно важное, за исключением тех случаев, когда реколлективизируется как часть толпы или возвращается к примитивному состоянию, используя для этого определенные средства. Тем не менее, целостная реактивность примитивного человека это не тема для романтизма. Мы должны понимать, что как и ребенка, его вовлекало в целостную реакцию абсолютно любое возникающее содержимое, и одолеваемый своей эмоциональностью и лежащими в ее основе образами, он действовал целостно, но не имел свободы выбора.

Поэтому направленная против эмоциональности тенденция, при условии, что она не доходит до крайностей является чистым благословением для человечества. Импульсивность примитивного человека и "людей в толпе, которых при малейшем подстрекательстве можно легко побудить к катастрофическим действиям, настолько опасна, настолько импульсивна в ее "бездумной" внушаемости, что ее замена сознательными установками весьма желательна для общества.

Сознание должно противиться этим инстинктивным реакциям, так как Эго может быть подавлено слепой силой инстинкта, от которого система сознания должна защищать себя, чтобы развитие могло продвигаться вперед. Хотя инстинктивная реакция представляет собой "подходящий" паттерн поведения, тем не менее, между развивающимся Эго-сознанием и миром инстинктов существует конфликт. Коллективной инстинктивной реакции Эго всегда должно противопоставлять свой собственный специфический образ поведения, который преследует совершенно иные цели, ибо мир инстинктов отнюдь не всегда соответствует индивидуальным целям Эго или его сохранению.

Очень часто инстинкт недостаточно адаптирован к положению индивида и подходит только для примитивного уровня и для примитивного Эго, но совершенно не соответствует развитому. Например, наплыв аффективной реакции перед смертельным ударом может быть исключительно полезен дикарю в джунглях; но в нормальной жизни цивилизованного человека такого рода инстинктивная реакция — за исключением военного времени является не только неуместной, но и определенно опасной. Горький опыт психологии толпы научил нас, как безрассудно и гибельно, с точки зрения индивида, часто действуют инстинкты, хотя иногда это может быть даже во благо обществу.

У примитивных людей и везде, где существуют примитивные условия, конфликт между индивидуальным сознанием и коллективными тенденциями бессознательного разрешается в пользу коллектива и за счет индивида. Часто инстинктивные реакции никак не связаны с Эго, а только с коллективом, видом и т. п. Природа всегда демонстрирует, что она ни во что не ставит индивида. Как говорит Гете:

"Кажется, что она нацелена на одно — Индивидуальность; и все же она совсем не заботится об индивидах". [8]

Однако, в противоположность этому, развитие сознания служит также и интересам индивида. В то время как Эго приходит к соглашению с бессознательным, делается все больше и больше попыток защитить личность, консолидировать систему сознания и предотвратить опасность наплыва и вторжения со стороны бессознательного.

Таким образом, с развитием Эго предотвращение ситуаций, в которых динамический эмоциональный компонент бессознательного образа или архетипа вынудил бы Эго к инстинктивной реакции и, таким образом, подавил бы сознание, является настоятельной необходимостью.

Поэтому в том, чтобы отделить реакцию от перцептивного образа, который вызывает ее, и разбить первоначальную рефлекторную дугу таким образом, чтобы существенные и динамические компоненты коллективного бессознательного оказались окончательно изолированными, существует здравый смысл. Если за появлением архетипа инстинктивное рефлекторное действие следует не сразу, тем лучше для развития сознания, потому что действие эмоционально-динамического компонента состоит в том, чтобы нарушить или, даже предотвратить объективные знания, будь то знания внешнего мира или психического мира коллективного бессознательного. Сознание, с его четырьмя функциями, как интровертное так и экстравертное, является преимущественно когнитивным органом, и его дифференциация, так же как и дифференциация его функций возможны только тогда, когда исключены эмоциональные компоненты бессознательного. Цель отделившейся функции постоянно размывается вторжением эмоциональных компонентов.

Чтобы Эго могло достичь состояния спокойствия, в котором оно бы осуществляло распознавание, сознание и дифференцированная функция должны быть удалены как можно дальше от активного поля эмоциональных компонентов. Нарушению со стороны эмоциональных компонентов подвержены все дифференцированные функции, но наиболее очевидным такое вмешательство оказывается в случае мышления, которое по своей природе противоположно чувству, а скорее, эмоциональности. Дифференцированное мышление требует невозмутимости и хладнокровия больше, чем какая-либо иная функция.

Сознание, Эго и воля, которые можно назвать avant-garde (передним краем (лат.) — Прим. ред) сознательного развития, по крайней мере на Западе, стремятся ослабить связь между существенными и динамичными компонентами бессознательного, чтобы, подавляя последние — то есть обладающие чувственным тоном инстинктивные действия и реакции, контролировать и ассимилировать существенные компоненты. Это подавление эмоционально-динамичных компонентов неизбежно, потому что развитие сознания требует, чтобы Эго было свободно от власти эмоции и инстинкта. [9] Таким образом, фрагментация архетипов и освобождение от эмоциональных компонентов так же необходимы для развития сознания и реального или воображаемого обезвреживания бессознательного, как и процессы абстракции и вторичной персонализации, которые мы будем обсуждать позднее. Эти процессы абстракции не следует отождествлять с абстрактным направлением научного мышления или с сознательной рационализацией, они возникают намного раньше. Развитие от до-логического мышления к логическому [10] представляет основную перемену, направленную на установление автономии системы сознания с помощью этих же самых абстрактных процессов. Таким образом, архетип замещается идеей, предшественником которой является. Идея — результат абстракции; она выражает "значение первоначального образа, которое было "абстрагировано" или отделено от конкретики образа". [11] Она является "продуктом мышления".

Таким образом, происходит движение от полной охваченности примитивного человека первоначальным образом до конечного состояния, в котором дефляция бессознательного зашла так далеко, что идея считается сознательным содержимым, по отношению к которому человек может, хотя это и не обязательно, занять позицию.. Вместо того, чтобы быть одержимыми архетипом, мы теперь "имеем идею" или, еще лучше, мы "следуем идее".

Вторичная персонализация

Укрепление личностной системы Эго и одновременный постепенный подрыв бессознательного ведут к вторичной персонализации. Это выражается в том, что у человека появляется устойчивая тенденция принимать первичное и трансперсональное содержимое за вторичное и личное, сводить его к личностным факторам. Персонализация непосредственно связана с ростом Эго, сознания и индивидуальности в ходе всей человеческой истории, только в результате которой рождается "личность", а из потока надличностных и коллективных событий появляется личностная психическая сфера Эго.

Вторичная персонализация также связана с процессами интроекции и интериоризации "внешнего" содержимого.

Как мы видели, человек начинает с восприятия надличностного вне себя, то есть проецированного на небо или мир богов, и заканчивает интроецированием его и превращением его в личное психическое содержимое. На языке символов, в ритуале, мифе, сновидениях и детской реальности это содержимое "съедается", "инкорпорируется" и таким образом "переваривается". Такими актами интроекции и ассимиляции ранее проецированного содержимого психика наращивает себя, субъект и сознательная эгоцентрированная личность приобретают все больший и больший "вес" по мере того, как внутрь принимается все больше и больше содержимого. Но, как мы уже отмечали, обсуждая фрагментацию архетипов, сознательная ассимиляция становится возможной только через формирование образов — придание формы бесформенному. Развивающееся сознание постепенно обучается распознавать в тумане формы, и, что даже еще более важно, оно дополняет их. Подобным образом, в процессе вторичной персонализации расширяющаяся система личности притягивает на свою орбиту трансперсональные фигуры. Это происходит не только путем интроекции, но и через антропоморфическое создание образов, которое делает еще более убедительным древнее изречение Ксенофана:

"Ведь если бы коровы и лошади, и львы имели руки и могли рисовать и создавать произведения искусства, как люди, тогда лошади изображали бы богов в форме лошадей, коровы — в форме коров, и каждый бы делал их тела подобными своему собственному". [12]

Вторичная персонализация несет с собой устойчивое уменьшение влияния надличностного и устойчивое увеличение значения Эго и личности. Последовательность начинается с безличностного, всемогущественного нуминозного, космической мифологии, и представлений динамической или до-анимичтической эпохи, в результате которого появляется более или менее нецентрированное человеческое существо, бессознательное и существующее психологически как организационная единица группы. Далее следует "пластичная эпоха со смутными формами, неясно вырисовывающимися за астральными мифами затем боги с их земными двойниками, обладающие манной герои, которые имеют скорее архетипический, чем исторический характер.

Поэтому убивающий дракона герой, в "ночном морском путешествии" символизирующий солнце, или в других культурах — луну, является архетипическим примером для подражания и направляющей фигурой для всех исторических героев. [13]

Таким образом, за мифическим веком следует ранний исторический период с его богами-царями и т.п., когда смешение небесного с земным и нисхождение надличностного до человеческого уровня становится все более и более очевидным. Вторичная персонализация в конечном итоге ведет к тому, что местные божества становятся героями, а тотемные животные — домашними духами.

По мере того, как Эго-сознание и индивидуальная личность приобретают большую значимость и в ходе исторического развития все больше выходят на передний план, наблюдается заметное укрепление личностного элемента. Вследствие этого человеческая и личностная сфера обогащается за счет нечеловеческой и трансперсональной.

Груз, который ложится на Эго-сознание и индивидуальность, заставляет человека осознать себя как человеческое существо, в то время как на бессознательной стадии он был преимущественно природным существом. То, что в тотемизме он в равной мере может "быть" животным, растением или даже вещью, выражает его неспособность к саморазличению и неразвитости его самоосознания как личности.

В то время как животные формы богов и предков первоначально символизировали единство человека с природой, которое практически выражалось в колдовстве, охотничьей магии и разведении домашних животных, териоморфизм более позднего периода выражает надличностный ноумен доисторического времени. Так, сопровождающие богов животные повсюду выдают первоначальную форму первых. В Египте, например, мы можем проследить развитие вторичной персонализации по росту числа очеловеченных богов. В доисторические времена эмблемами различных домов служили животные, растения или какие-либо предметы, считаем ли мы их тотемными символами или нет. Во времена Первой Династии у соколов, рыб и т. д. появились руки; в конце Второй Династии начали появляться гибридные формы, человеческие тела с головами животных образов, которые стали антропоморфными богами; а, начиная с Третьей Династии и далее, правилом становится человеческая форма. Хозяевами неба становятся боги в человеческой форме, а животные- уходят. [14] Процесс вторичной персонализации можно наблюдать также и в литературе, где мифологические темы переходят в сказки и в конце концов в ранние романы. Хорошим примером этого "нисхождения" является то, каким образом миф о Сете-Осирисе или Сете-Горе превратился в Историю о Двух Братьях. То, что первоначально было космическим противостоянием света и тьмы, становится конфликтом между божественными братьями-близнецами и в конце концов сводится к "семейному роману", в котором драма незапамятных времен принимает личностные черты.


Дата добавления: 2015-07-17; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Д. Миф сотворения 20 страница| Д. Миф сотворения 22 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.013 сек.)