Рыцари Грааля 23 страница

— Эх вы, — Молчун с досадой отвернулся. — Па­мять куриная, — тихо пробормотал он.

— Молчун помнит то, что нам знать не дано, — сказал Иван.

— То есть как это не дано? Ты что это гово­ришь такое? Я сам на тебя сколько трудов поло­жил, втолковывал, разъяснял, учил даже! «Знать не дано!» Тоже мне, рыцарь учёный! Лекарит он где-то в университетах, а графа — забыл?! Ну-ка, вспо­минай быстро!

Молчун опять было разошёлся, но подошли Сер­гей с Михаилом, и он почему-то успокоился.

— А почему ты при мне тише становишься? — спросил Сергей.

— Ты здесь ни при чём. Я наставника своего уважаю. Он столько для меня сделал! И для чело­вечества!

— Ты, Молчун, сам себе противоречишь. А Иван что, для человечества ничего не сделал?

Рыцари стояли в Храме, в сосредоточенном молча­нии взирая на алтарь. Творилась неслышимая молитва, и сердца их напряглись в ожидании. Вдруг всё засияло непередаваемым светом, и взору явилась Чаша.

— Прими Чашу, Один!

Один подошёл к алтарю и исчез в ослепительном Свете. Не стало рыцаря, а только его сердце, ставшее единым с Чашей, видели воины. Семь Лучей неожиданно пронзили пространство, и Чаша-Сердце засияла Изумрудным светом.

— Скрижаль Изумрудную подаришь людям, Сын Мой!

— Да будет воля Твоя!

Семь Лучей стали невидимыми и вдруг засияли с новой силой. Чаша-Сердце осветилось Синим светом.

— Скрижаль Сапфировую в дар принесёшь, Сын Мой!

— Да будет воля Твоя!

Снова исчезли Лучи, и на безмолвное пространство обрушился Огонь. Всё заполыхало немыслимыми огнен­ными красками, и вновь раздался Голос:

— Скрижаль Огненную оставишь человечеству, Посланник Богов!

— Обет, Вечности данный, исполню! Да будет не­раздельное естество моё творить во Славу Единого Сущего!

— Прости ты меня, я ещё не всё до конца по ме­стам расставил, — проговорил Молчун. — Смотрю на тебя, а сам то аббатство вижу, то скамейку в пар­ке, то Луизу, склонившуюся над умирающим.

— А это кто? — спросила Татьяна Андреевна. — Мою дочку так зовут.

— Это ты себя увековечила. Тело не помнит, а дух знает. Знала бы, сколько раз его от смерти спасала.

— Что вы тут делаете? — спросил подошедший Фёдор.

— Матушку твою вспомнить прошлое хочу заста­вить, а она ни в какую.

— Кто тут мама моя? Сергей? — засмеялся Фёдор.

— Нет, Татьяна.

— Да мы с ней почти ровесники!

— Ну что делать? Духу же не прикажешь под тебя работать. Он свою линию гнёт, свой узор составляет.

— Ничего не попишешь, признаю я в вас, Татья­на Андреевна, матушку свою, — Фёдор поклонился.

— Чего расшаркался? Она тебе потом женой была, ты столько её крови выпил, распутник!

— Господи прости, так у нас тут сплошное крово­смешение!

— Это человек всё путает, плоть его необуздан­ная. Дух — свое, а тело — своё. Я вот сколько его
предупреждал, — Молчун ткнул пальцем в Ивана, — что с энергией нужно осторожно обращаться, пото­му что она личностей не знает, всё равно своё возьмёт. Начудил он, видно, с распутством своим много, а теперь вишь какой строгий! Лекарит!

Все с большим интересом слушали Молчуна. Хоть и уверяли они в отсутствии любопытства по поводу своих воплощений, а всё равно было очень интерес­но узнать о себе нечто новое.

— Интересно, где же ты двести лет болтался? — дивился Молчун, вглядываясь в Ивана. — Почему-то не вижу ничего.

— Это немудрено. Та область, где он был, — за­предельная. На ней печать особая стоит.

— Я с таким однажды столкнулся, помнится, — сказал Молчун. — Глупый я был, дурак сопливый, а захотел на графа взглянуть — и не могу: пелена перед глазами. И тут почему-то так же.

— А ты подумай, Молчун, — сказал Михаил. — Мы пока костёр разожжём.

Молчун отошёл в сторонку и сел думать. Минут через пять он вскочил и подозвал Ивана:

— Я тут на интереснейшие вещи натолкнулся. Ты мне можешь кое-что разъяснить?

— Давай походим, — сказал Иван. — Когда-то ты мне втолковывал прописные для духа истины, теперь я тебе расскажу.

— Так ты всё помнишь?

— Не всё, но многое. Но мой взгляд на события от твоего отличается. Слава Богу, мы все приучены не спорить и принимать разные точки зрения. Так вот, после того воплощения, когда все накопленные несбалансированные энергии вылезли наружу, мне нужно было пройти очищение.

— Знаю, я сам в деревне год жил.

— Нет, это совсем другое. Ты очищался от ат­мосферной грязи, если можно так выразиться, а я должен был привести в порядок энергетику. Я был воплощён учеником в одном далёком монастыре. Я, будучи в теле, прошёл полный курс духовного развития, был обучен методам самодисциплины и многим техникам, испокон веков известным Вели­ким Мастерам. В меня были вложены все Истинные Знания. Они усваивались через дух и плоть и потому достижимы только в процессе трансмутации организ­ма. Даже я сам могу пользоваться ими, лишь откры­вая сердце и жертвуя собой во имя эволюции.

— Вот это да! — сказал Молчун. — Теперь мне всё ясно. Понятно, почему пелена висит. Зовут нас, по­шли к костру.

— Ну что, Молчун, освоился? — спросил Михаил.

— Почти. Но я вам это попомню. Через сто, две­сти лет — всё равно отыграюсь.

— Ты что, собрался на Земле надолго остаться?

— Я бы хоть сейчас ушёл, да не могу — долг не пускает. Много дел незавершённых осталось. Как же мир без меня будет? А люди? Они — неразумные, как дети малые, за ними глаз да глаз нужен. Нет мне пути, ещё порядок наводить и наводить. Вас вот сно­ва нашёл. Хоть и вредные вы, а без вас тоскливо. Одиночество мучает. Мне необязательно, чтобы ря­дом сидеть и друг за дружку держаться, — мне знать надо, что вы неподалёку обитаете и я до вас добрать­ся на ковре-самолёте могу.

— А ты знаешь, ковры-самолёты на самом деле существуют. Только они больше на летающие ящики похожи.

— Что, сделали уже? Видел я их, показывали мне достижения науки, только странно всё было, не ве­рилось, что такое сотворить можно. А вот нате-ка, уже придумали. Год-то какой на дворе?

— Конец двадцатого века.

— Да вы что?! — Молчун подскочил от удивле­ния. — Уже? Сроки близятся. Время на исходе. Вы людей-то хоть готовите? Разъясняете им, что к чему?

— Вот ты иди в город и сам их готовь. А мы по­смотрим, что из этого получится. Первым делом, на

площадь центральную выйди и скажи, что ты прями­ком из восемнадцатого века. Шёл, шёл — и свернул по дороге. Потом начни рассказывать о конце мира, о сроках. Ты не бойся, мы тебя не бросим — непода­лёку стоять будем. Как очень много народу соберёт­ся — мы тебя в охапку и бежать.

— Зачем бежать-то?

— Чтобы они тебя от восторга не задушили. Зна­ешь, как теперь люди пророков любят? Они за ними кареты белые посылают, правда, без лошадей, но с красными крестами.

— Как у крестоносцев?

— Похоже, только формы они другой.

— Как же так? — удивился Молчун. — Разве мож­но символ менять?

— Вот я о том тебе и толкую. От таких карет по­дальше держаться нужно.

— Понятно. Ложью мир опутали. Значит, когда правду говоришь, за тобой ложных крестоносцев по­сылают. А когда врёшь?

— А вруны здесь почти в каждом доме сидят. Они о себе громко заявляют.

— Это же сколько их мир заполонило?

— Тут им, дорогой, опять наука помогла. Изоб­рели ящик такой — телевизор называется. Врун дома сидит, а его в каждом соседнем доме видят. И слышат.

— А за такими кареты белые с крестами ездят? — спросил Молчун и сам себе ответил: — Нет, навер­ное, не ездят, откуда им знать-то, в каком он доме прячется?

Со смеху покатывающийся Фёдор уже не выдер­жал и остановил Сергея:

— Погоди ему о жизни нашей рассказывать. Дай передохнуть. А с тобой, Молчун, не соскучишься. Уж очень у тебя правильный взгляд на жизнь. Только с таким взглядом лучше тебе в городе не появляться.

— Что же вы меня всё городом пугаете? Собрали кучу народа вместе — не видел я такого, что ли? Питер тоже громадный — там тысяч триста живёт или около того.

— А сейчас в городе живёт миллион, два, три, де­сять, — ответил ему Иван.

— Ой, да разве такое может быть? — схватился Молчун за голову. — И правда, страшно. Нет, пока сам не увижу — не поверю.

— Вот видишь, и ты стал Фомой неверующим.

— С вами станешь! Поди разберись, когда вы шу­тите, а когда нет. Небось тоже врать научились?

— Нет, — вступилась Татьяна Андреевна. — Они никогда не врут. А мир, правда, лживый стал, и ког­да люди в нём правду говорят, то она какой-то стран­ной выглядит, а иногда — смешной.

— Ну да, — опять начал своё Сергей, — народу собирается иной раз послушать — не счесть. Огром­ные залы набиваются, и за это ещё и деньги платят.

— Как концерты, что ли? — спросил Молчун.

— Да, вечер юмора называется. А люди со смеху помирают, когда правду о себе слушают.

— А рассказывает-то кто? Не из наших?

— Слушай, Иван, — Сергей обернулся к нему, — а я правда не думал: может, там кто из рыцарей?

— Что ты! Рыцари за правду денег не берут. Ты вот Молчуна на площадь выведи — за ним карета белая подъедет быстро, а на эстраду — овации до утра не смолкнут, озолотят.

— Может, тебе. Молчун, на эстраду податься? — задумчиво спросил Сергей. — Эх, образования у тебя нет соответствующего, а то бы ты всех за пояс заткнул.

— А что, правде теперь специально учиться надо? — спросил Молчун. — Я хоть университетов и в глаза не видывал, но правду и так говорить умею. Потом, языков сколько знаю! На любом правду говорить могу.

А кто спрашивать будет, имею я образование или нет? Кто знает-то? — серьёзно рассуждал Молчун.

Фёдор уже спокойно сидеть не мог. Он то садил­ся, то вставал, потом не выдержал:

— Молчун, если ты ещё хоть слово скажешь, я лопну. Ты же видишь, что я уже даже смеяться не могу.

— Ничего, тебе полезно меня послушать. Видать, тоже от правды отвык, раз так мучаешься. Может, я и впрямь на эстраду подамся. Да и от карет белых всё подальше. Слушай, Сергей, как попасть туда?

— Диплом нужен, — ответил Сергей.

— Так я его враз нарисую. И денег ваших понаде­лаю, чтобы не люди мне платили, а я им сам эти бумажки в конце раздавать буду.

— Ты станешь самым популярным юмористом в мире, — сказал Михаил. — Мужики, я его назад от­веду. Пускай он в горах сидит. Дикий какой-то. Ни­как не приручится.

— Ага, — сказал Молчун, — и тебя эта зараза не обошла. Приспосабливаешься, совесть не слушаешь. Хочешь, чтобы я, как и все вы, по миру как медведь ручной ходил и делал всё так, как здесь, в болоте лягушачьем, принято?

— Ты сам сюда пришёл, забыл? Это лягушачье болото надо в дворец царский превратить, чтобы дышать тут легко было. Люди задыхаются от смрада собственных мыслей, а не понимают, отчего болеют. Мы помочь им пришли и вынуждены жить по зако­нам этого мира, да при этом ещё и себе не изменять, своей высшей природе. Трудно это, ох как трудно, но мы рыцарствуем и здесь, в стране врунов и цар­стве лжи.

— Молчун, ты не думай о нас плохо. Если бы мы не шутили да не смеялись, мы бы завяли, как поле­вые цветы вблизи костра, — сказал Иван. — Ты же сам знаешь, как наши деяния оцениваются вверху.

Это люди могут судить нас по-своему, на свои бо­лотный лад, а там у нас мерки ведь совсем другие. Мы можем прослыть здесь святыми, и люди не да­дут нам покоя, пытаясь проверить нашу святость. Они будут следить за нами, проверять, не курим ли, не пьём ли, как сидим, как ходим. Разве этим меря­ется духовность? Неужели, если я чист сердцем, но буду курить, Бог от меня отвернётся? Узколобые со­здания судят по себе. Если им что не даётся, они это в тебе искать будут, а уж если заметят, что куришь или ешь не то, что им кажется нужным, так они от радости прыгать будут — дескать, уличили тебя в не­святости. Чтобы не давать им повода торжествовать в своей ограниченности, мы не курим, не пьём, не гуляем, живём честно, говорим правду, смеёмся и ведём себя в остальном, как и все.

— Да знаю я вас, — махнул рукой Молчун. — Назад никуда не пойду, — он посмотрел на Михаила, —
буду тут с вами лямку до конца тянуть. В город тоже пока не пойду и на эстраде выступать не буду.
Осмотрюсь, а там решу, где моё место.

— Вот и хорошо, — сказал Сергей. — Мы тоже подумаем, куда тебя определить. Ребята, ему доку­менты нужны. Пошли домой пространство сотрясать.

И они, потушив костёр, пошли в дом.

Через час Иван торжественно вручил Молчуну паспорт, диплом филфака и ещё какие-то удостове­рения лингвистических курсов.

— Может, мы ему ещё и права сделаем? Вдруг он решит полетать в городе? Что гаишнику предъяв­лять будет, если на красный свет затормозить не успеет? — спросил Михаил.

— Обойдётся без прав. А то и впрямь полетать захочет, — сказал Сергей.

— О чём вы? — спросил Молчун, а потом задумчи­во добавил: — А чтобы на самолёте летать, права нуж­ны или диплом?

— Билеты тебе нужны. И деньги, понял?

— Вот смотрю я на вас и удивляюсь. Погрязли вы в мирских заботах: дипломы, билеты, паспорта, пра­ва! Чего только не придумали! Давайте всё отменим.

— Нельзя. Вмешиваться в жизнь нельзя. И ты не вздумай, — предупредил Молчуна Сергей.

— Не буду, — Молчун повернулся к Ивану. — Спасибо за бумаги твои.

Потом он начал их внимательно рассматривать, взял в руки паспорт, покрутил, повертел и спросил:

— А если я отсюда уйти вздумаю, какому музею можно грамотку эту продать?

— Да кому он нужен-то?

— Видишь, и не нужен уже оказывается! Чудно всё. Грамота матушкина музею нужна, а паспорт — нет! Эх, царица моя, — Молчун укоризненно посмот­рел на Ивана. — Доброго-то сколько мне сделала! Даже сейчас помогает.

— А я тебе не помогаю? - спросил Иван. — Паспорт тебе сделал, диплом. Ну, никакой благо­дарности.

— Почему? Я тебе спасибо сказал. Вы мне объяс­ните, что мне кому показывать следует?

— Ты, Молчун, без нас никуда пока не пойдёшь. Мы сами разберёмся. А показывают у нас паспорт.

— Я и букв ваших не знаю. Непонятно мне всё.

— Хорош у нас выпускник филфака! Да ещё и лингвист. Все древние языки знает, а своего не разу­меет! Чтобы время не терять, будешь грамоте учить­ся. Татьяна Андреевна, займётесь с ним?

— Конечно, с удовольствием. И математике научу.

— Чего ей учить-то? Я её помню.

Мужики только рукой махнули: как теперь его знания почти трёхсотлетней давности применить? Но у Молчуна действительно были лингвистические спо­собности. Татьяна Андреевна ему начала объяснять структуру языка так, как привычно ей было по школьной памяти, а Молчун враз всё переставил, схему нарисовал, сравнил и через три дня в русской грам­матике разбирался лучше всех остальных. Но когда Татьяна Андреевна приступила к математике, её во­истину ждал сюрприз.

— Михаил, Фёдор, — услышали они её голос, когда бродили в лесу. — Идите к нам.

У Молчуна и Татьяны Андреевны был излюблен­ный пригорок на берегу озера, и они почти не сиде­ли в доме, а уходили с книжками чуда.

— Вы посмотрите, что Молчун чертит.

Она передала Михаилу листки, исчерченные Мол­чуном.

— Да откуда ты взял это? — рассматривая бумаги, говорил Михаил. — Ты знаешь, наши производствен­ники бьются над станками уже месяца четыре, но сделать ничего не могут. Я не хотел импортное обо­рудование закупать, поскольку наше-то покрепче будет да понадёжнее, ну и дал задание своим разра­ботчикам. Вот они и бьются над новыми деталями, но пока не выходит у них то, что задумали. А ты тут всё нарисовал.

— У меня все чертежи и формулы тут хранятся, — Молчун хлопнул себя по голове, а потом, спохва­тившись, по груди. — Тут, наверное. Нам герцог всё втолковывал, ну и граф разъяснял. Я каждое слово помню, хоть тогда и не понимал всех формул, что они писали.

— Кулибин ты наш! — сказал Михаил. — Нику­да тебя не отпущу. Будешь со мной Север подни­мать, к жизни новой его вести. Совсем край запус­тили, никто сюда ехать не хочет. Мы тут с тобой порядок наведём.

— Нечестно получается. Вас тут трое тогда будет, а я опять один, — сказал Фёдор.

— Один долго не будешь, — вставил подошедший Сергей. — Похоже, скоро наш отряд вырастет. Чую чьё-то приближение. Уж очень токи знакомые. Ин­тересно, кто пробуждается к жизни?

— Правильно вы говорите, — сказала Татьяна Андреевна. — Мы же в царстве мёртвых пребываем. Поэтому любой огонёк, засветившийся в темноте, сразу виден. Вот когда все мёртвые восстанут, Земля оживёт!

— Вот вы и Библию объясняете. А ведь большин­ство людей ждёт, когда это мертвецы костями гре­меть начнут! Речь-то о духе — себя вспоминаем, свои воплощения, своё прошлое. Вот как Молчун, напри­мер, — Сергей кивнул в его сторону. — Он же, себя вспоминая, бессмертным делается.

— А я всё бессмертных вокруг себя искал, а о себе никогда не думал, — сказал Молчун.

— Что ты, вот ты и есть у нас истинно обретший бессмертие. Восславим рыцаря! — и руки друзей со­мкнулись в пожатии.

Татьяна Андреевна схватилась за сердце.

— Ну что, дорогая моя, — спросил ее Иван, — опять вас наши рыцарские сказки трогают?

— Всё шутите! Живу на Земле среди вас и до сих пор сама себе не верю, что такое возможно!

— Может, и я сплю? — вдруг засуетился Мол­чун. — Объясните мне без шуточек ваших — сон это или явь?

— А ты как хочешь? — спросил Сергей. — Хо­чешь открыть глаза и оказаться в пещере у костра? А вы, Татьяна Андреевна, может, задремали в под­земном переходе у своих цветов?

— Только не это! — побледнела Татьяна Андреев­на. — Я жить начала на пороге шестидесятилетия, а вы говорите «сон».

— Ты мне брось такие слова говорить, — Молчун грозно обратился к Сергею. — Хватит, натерпелся от вас! Сам в пещеру иди, если охота, и спи там у костра! Я пришёл Север подымать, тут до конца и останусь!

— Раз так, пойдёмте к воде, посидим у костра и споём нашу старую рыцарскую песню, — предложил Иван. — Завтра у нас последний день здесь, в Бело­водье, — он покосился на Молчуна, — а потом мы отправляемся в мир.

Шёл по небесному своду

Воинов грозных отряд.

Песня лилась по Безмолвью.

К Богу клятва неслась:

— Служим Единому Богу,

Служим сердцам людей.

В небо проложим дорогу,

Выйдем из мира теней.

Выведем жаждущих Света,

Путь указуем прямой.

Совесть, честь и отвагу

Пробудим в сердцах людей.

Воин бывалый! К оружью!

Воин бывалый! За меч!

Воин, стань на службу

За совесть, за мир, за честь!

Истина в нашем сердце,

Любовь на знамёнах несём.

Идут воины с песней

По царству теней.

Тени пришли в движенье,

На тени лёг белый Свет.

Исчезает мир прежний,

На Земле наступает рассвет.

Воин бывалый! К оружью!

Воин бывалый! За меч!

Нам ещё долго сражаться

За совесть, за мир, за честь!

Рыцари долг исполняют,

Рыцари клятву дают

Служить звёздному небу,

В сердце Любовь нести:

— Служим звёздам далёким,
Служим сердцам людей.

В дозоре на звёздных тропах

Охраняем покой земной.

Песня льётся в Безмолвье,

Песня уносится вверх.

Воин бывалый! К оружью!

Воин бывалый! За меч!

Землю оберегает

Воинов грозных отряд.

Рыцари звёздные в сердце

Чашу Грааля хранят.

Клятву даём людям,

Клятву даём небесам:

— Выведем вас из мрака!
Свет подарим сердцам!

Будете сами сражаться.

Научим вас меч держать.

Будете звёздному небу

Клятву свою давать.

— Клянёмся служить людям!
Клянёмся за честь стоять!
Клянёмся Чашу Грааля
Любовью земной охранять!

Воин бесстрашный, к оружью!

Воин, крепи ряды!

— Землю храпите Любовью,
Рыцари Мои!

Воин Мой, рыцарь верный!

В бою себя не жалей!

Стой до конца, бессмертный,

Песню звёздную пой.

Вместе с отрядом бывалым,

С воинством Моим

За справедливость и совесть

Мы ещё постоим.

Будем вместе сражаться,

Будем вместе стоять

За радость и счастье,

Грааль Святой охранять!

***

Дата добавления: 2015-12-01