Народная мудрость).

От автора).

Посвящается всем тем, чьи дети, родные или близкие скончались или пострадали от укусов этих животных.

Основано на реальных событиях.

Однажды внук пришёл к деду и спросил:
— Что такое душа?
Дед поведал ему историю, услышанную давным-давно от его собственного деда:
— Говорят, в человеке живут три «Я», которые поддерживают и направляют его всю его жизнь. Первое «Я» — самое холодное. Его видят все окружающие тебя люди. Второе «Я» — наиболее тёплое. Его видят лишь самые близкие тебе люди. Первое и второе всегда ссорятся за власть над человеком, а их раздоры пробуждают в нас сомнения и страхи. И лишь только третье «Я» способно примирить и найти компромисс между первыми двумя. Его не видит никто. Иногда мы даже не подозреваем о его существовании, но оно всегда с нами.
— Я никогда не слышал о них, — сказал внук.
Дед улыбнулся и ответил:
— Первое «Я» — это Разум. Если он берёт верх над вторым, человек становится расчётливым и холодным.
Второе «Я» — это Сердце. Если побеждает оно, мы становимся наивными. Тогда нас легко ранить и обмануть.
Третье же — Душа. Только она способна установить в нас гармонию

Душа — отражение сущности, заключенное в теле и проявляющееся через него. Тело без души – как перегоревшая лампочка, оболочка без наполнения, стакан без жидкости. Именно с душой тело начинает жить, воспринимать окружающий мир, проявлять себя. Душа есть у всех и каждого.

По правде говоря, «душа» есть не только у людей, но и у всего сотворенного в этом мире – и у животных, и у растений, и у «неживых» предметов. Для проявления «Б-жественной искры» нужна жизнь, наполненная смыслом и значением. Душа – это не просто жизненный мотор; она объясняет само существование жизни, ее значение, цели и задачи. Точно так же, как «душа» музыкального произведения отражает видение композитором жизни, наполняет особым смыслом каждую ноту. Любая душа является выражением намерений Бога и Его замысла относительно того, как должно выглядеть то или иное творение.

Народная мудрость).

Душа — бессмертная субстанция, нематериальная сущность, в которой выражена божественная природа его личности, дающая начало и обуславливающая жизнь, способности ощущения, мышления, сознания, чувств и воли, противопоставляемая телу.

(Эзотерика).

“Можно сказать, что душа-это некий внутренний мир. У каждого этот мир разный, у кого-то чистый как ручей, у кого-то наоборот - темный, как ночь, а у кого-то и вообще в этом мире ничего не нет. Но какая бы душа не была, без нее и тела целосности не будет”.

(Эзотерика).

“По своей сути "душа", это скорее всего своеобразное "программное обеспечение", саморазвивающаяся, самосовершенствующаяся и самообучающаяся "программа", которая с рождением "инициализируется", активируется в пока еще чистой "матрице" - в мозгу новорожденного человека...”

(Неизвестный автор).

Пролог

Я возвращаюсь со школы. В прихожей я успел посмотреть на часы: не было еще и пяти вечера. Учительница по английскому впервые задержала меня, так как ей нужно было меня похвалить. Сегодня я получил три пятерки, моя мама очень обрадуется, уже давно я не радовал ее. Моя мама очень красивая, у нее такие голубые глаза и золотистые волосы, она очень любит меня, и я люблю ее. А еще она готовит очень вкусные пироги, которым позавидует любая мама в мире. Я спешу похвастаться ей своими оценками, за которые папа обещал мне купить телефон. Ребята с моего класса почти все ходят с ними, а вот я хожу без него. Было бы здорово, если мне бы купили телефон, такой большой с большим экраном, на котором я бы мог играть в веселые игры, когда мне скучно, и звонить родителям, чтобы они не беспокоились обо мне. Я очень хочу кушать, уже по дороге домой, я вспомнил, что у меня в рюкзаке еще есть бутерброды, но есть на улице я их не мог. Я возвращался по тропинке через маленький мост, тут мы вдвоем гуляли с дедушкой, внизу этого мостика течет речка, но я не знаю, как она называется. Как-то раз мой дедушка решил научить меня ловить рыбу и, посадив меня на свой велосипед, привез сюда; рыбы, конечно, мы не словили, зато насмеялись от пуза. Дедушка мой бывший летчик, когда я был совсем маленьким, он рассказывал мне свои военные истории, под которые я засыпал, мама очень удивлялась тому, что засыпать мне удавалось только под его рассказы. Моя семья очень веселая и добрая, мне очень нравится жить здесь. Моя мама сейчас носит сестричку, когда она родится, то я обязательно буду ее защищать, потому что старший брат должен быть примером для младших. Когда я вырасту, то обязательно стану летчиком, а ведь летать – это так здорово. Однажды мой папа улетел в другую страну, моя мама говорит, что она называется Турцией, при полете он так испугался, что всю жизнь теперь ездит автобусом, а ведь я так хотел полететь с ним, но мама почему-то меня не пустила. Мой папа говорит, что он врач, врачи обычно лечат людей, но папа почему-то смотрит им в зубы, не знаю почему, может быть потому, что он другой врач. Кстати, сегодня у меня праздничный день: я стал мужчиной, мама первый раз отпустила меня одного идти в школу, а я ведь этого так хотел, как же мужчина может быть храбрым, если его в школу возят родители. В папиной машине меня всегда укачивало, выходя из нее, у меня кружилась голова, и мне становилось плохо. Мама очень долго была против того, чтобы я сам ходил в школу, потому что верила в сказку, что когда-то очень давно в нашем лесу пропала девочка, но папа сказал ей, что я уже не маленький и могу ходить сам, тем более, наша школа недалеко от дома. Моя мама, наверное, очень переживает за меня, за то, что меня задержали, но я спешу к ней и от радости вот-вот побегу. Когда я повернул к нашей посадке, то увидел, что бродячих собак там больше нет. Когда папа водил меня еще в садик, то все время ругался на них, потому что они бежали за нашей машиной и гавкали в след, это было так весело. На дворе была зима и я очень замерз, одна мысль о пирогах с чаем нежно согревала меня. Я прошел еще несколько широких деревьев и увидел заваленный дом. Моя мама говорит, что в этом доме раньше жила семья пропавшей девочки, но после того, как она пропала, эта семья переехала в другой дом, очень далеко отсюда, а этот бросили. Когда я подошел к нему, то увидел, что дом был очень старым, его забор завалился, как и он сам, а окон и дверей у него не было. Вдруг, я увидел черную тень, сначала я очень испугался, но потом понял, что это всего лишь собачка. Я остановился. Я снял свой рюкзак и достал из него кулек с бутербродами. Мне стало очень жаль ее, она выглядела такой уставшей и больной, что мне хотелось заплакать. Еще давно я просил папу купить мне собаку, но папа отвечал, что он их не любит, но как можно их не любить, они ведь такие милые, я очень люблю их! Я отломал кусок хлеба и бросил на снег, но не успел он упасть, как собачка поймала его на лету, наверное, она была очень голодная. Я отломал еще кусок и, на этот раз решил дать ей сразу из рук, больная собачка послушалась и слизала хлеб с моих рук. Я улыбнулся, мне очень нравились животные, они были такими добрыми и послушными, не то, что все люди. Когда я стал одевать свой рюкзак, то увидел, что собачка не одна, а к ней подбежали еще три, они были похожи на нее, и мне показалось, что все они большая семья, я кинул последний бутерброд им на снег и они вместе жадно разделили его. Последний раз такую жадность я видел еще в детском садике, когда мальчик с бедной семьи отобрал у девочки все леденцы и очень сильно ударил ее. Уже собираясь идти дальше, недалеко от себя я увидел еще пару собачек, бежавшие ко мне и просящие их покормить, я бы дал им еще, но у меня больше не было бутербродов, бабушка давала мне только три бутерброда, а один я уже съел. Мысленно извинившись перед ними, я стал отходить, но потом я понял, что отойти я уже не могу, их сбегалось все больше и больше, и через пять секунд я уже не смог их сосчитать. Я гордо сделал шаг вперед, как меня учил папа, и пошел прямо, но они, неожиданно, залаяли и я испугался. Я шел прямо и не останавливался, мысленно ругая бабушку за то, что она дала мне с собой всего три бутерброда, за то, что я не могу их покормить. Не успел я пройти и двух шагов, как что-то очень больно укусило меня за ногу, такой боли я не чувствовал никогда, даже разбитый мой лоб вчера на качели не болел так, как сейчас болела нога. Я упал и начал кричать, что-то очень липкое обжигало мою ногу. Я хотел подняться, но сразу почувствовал боль в руке, которая отвлекла меня от боли в ноге и из-за которой я впервые заплакал. Когда я снова упал, то ударился головой об лед и видеть стал очень плохо… Я слышал постоянный лай собак, от которого у меня заболела голова, я постарался закричать и позвать на помощь, но этот крик так и не вырваться с моих мерзлых губ. Уже через секунду я увидел перед собой расплывчатый силуэт собаки, которую недавно кормил, она уже не была такой доброй и послушной, по ней можно было сказать, что она меня ненавидит, но за что? Я ведь ничего не сделал. Я просто хочу домой к маме, мне ведь так страшно и холодно. Она укусила меня за лицо, и я закричал, мои руки начали сами размахивать, будто не слушаясь моего тела, а ноги лежали неподвижно и с каждой секундой немели. Я уже плохо дышал, мне стало очень тяжело лежать на льду. Вскоре, мое тело онемело, и уже ничего не чувствовал. Глазами я все еще видел, как множество серых собак кусают меня и отрывают части моей кожи. Я еще долго лежал на холодном льду, но холода и боли я почему-то не чувствовал. Я не понимал, что со мной происходит и где я. Последнее, что я увидел, это огромную собаку, не похожую на всех остальных, ее можно было легко увидеть даже в темноте, она была похожа на волка. Когда она подошла ко мне, то лай прекратился. Она смотрела мне прямо в глаза. Я очень плохо видел, но потом понял, что это добрый пес, он разогнал всех злых собак, которые меня искусали, он поможет мне добраться домой к маме и я обязательно оставлю его себе, сказав папе, что он спас мою жизнь. Но большой пес почему-то показал зубы и громко зарычал, и с громким воем, тяжело вцепился мне в шею... Дальше я не видел что было… Казалось, я провалился в темноту и стал слышать только некоторые звуки, которые меня окружали. Я слышал маму… слышал, как она кричит… Слышал папу, как он ругается и зовет на помощь… Слышал сирену, которую обычно включали врачи на машине… и какие-то крики постоянно были у меня в голове… А может я сплю? – подумал я и попытался открыть глаза, но они почему-то не открывались. Мне стало очень страшно, неужели я теперь совсем не смогу видеть. А как же моя сестричка, мне так хотелось посмотреть на нее, хоть одним глазком. Позже все голоса затихли и появилось очень громкое эхо, такое эхо было у нас в школе в большом и пустом коридоре, это эхо звало меня идти за ним и я послушался… Оно спросило меня, что я хочу и я сразу ответил: снова увидеть моих родителей! Я кричал от страха, но крик мой не было слышно. Потом, я провалился в большой и темный колодец по которому очень долго летел, в этом колодце было еще темнее чем в самой темной кладовке, выхода из него не было и я понял, что умер.

Мне было очень жалко мою маму, а я ведь так любил ее, так хотел ее удивить, так хотел увидеть свою сестричку и обнять ее, но больше я уже никогда не смогу этого сделать…Но почему? В чем же я виноват? Неужели я уже никогда больше не увижу свою семью? Я попытался заплакать, но не смог. Все произошло так быстро, что вся моя маленькая жизнь пролетела перед глазами. Почему же я не послушался маму, которая не хотела меня отпускать, если бы я смог что-то изменить, я бы вернул время назад… Почему Бог не уберег меня… А я же так верил в него…

Глава первая

Выживание

Я родился на улице. Мама покинула нас на третьем месяце нашего с братом рождения. Я видел ее пару раз, но так и не смог запомнить. Наших трех братьев мы потеряли: первый попал под машину, а два остальных умерли с голоду. Отца своего я никогда не видел, как и всем псам, мне он казался очень смелым и бесстрашным героем, но это были лишь мои мысли. Отлучившийся от матери, я сам добывал себе пищу. Борьба за жизнь заставляла меня идти на разного рода поступки, но за всю мою жизнь я так и не научился воровать. Я хотел жить. Мой брат часто воровал пищу у других псов, за что был наказан различными шрамами. На первом году жизни, ему прокусили глаз, и видеть он стал вдвое слабее меня. Я любил его и заботился о нем, добывая еду нам на двоих. Люди. Когда я подрос, то понял, что люди – наши враги. Они били и издевались над нами, когда хотели, иногда делая это просто ради забавы, а жадность их не знала границ. Они жили в свое удовольствие, которое им никто не мог запретить. Это были отвратительные существа.

Многие из нас попросту умирали неестественной смертью. Причин было достаточно: голод, холод, болезни, соперничество и вороны. От них веяло падалью. Они чувствовали смерть на вкус и, слетаясь в стаю, сторожили добычу. На уровне инстинкта каждая собака знала, что на открытом месте вороны не дадут ей умереть своей смертью. Еще живой, но уже бессильной, они, прежде всего, выклевывали глаза, а потом начинали расклевывать теплое тело еще живой и еле дышащей собаки. Я, был очень мал, когда наблюдал эту картину. Это было мучительно больно: на моих глазах бедный пес визжал и скулил, прося прекратить эти мучения, но вороны были непокорны, они клевали его где только могли, а пес, при этом, медленно умирал. Если собака доживала до старости или уже была на грани смерти, но еще могла передвигаться, то она непременно искала для этого надежно-закрытое место, где она могла умереть страдая в одиночестве.

Будучи щенками, мы с братом искали убежище, которое могло бы спрятать нас от холода и ветра, а летом же, наоборот, остудить шерсть в жару. Долгие месяцы мы скитались в поисках него, пока не остановились на заброшенном доме, неподалеку от низа реки. Но там нам были не рады, большинство псов, подобных нам, уже обитало в нем и делить дом ни с кем не желало. Вскоре, подвергшись уговорам моего брата и просьбам о помощи, они приютили нас, но сделали это с условием: нам требовалось добывать пищу на целую стаю, пока мы не проявим себя, как достойные псы. Брат согласился за нас двоих. Ссылаясь на свой плохой взор, брат, впоследствии, отказался искать пищу и мне приходилось целыми днями скитаться по местности одному в поисках обглоданных костей или прочего мусора, похожего на еду. Я отдувался за нас двоих. Польза моя не прошла даром уже через пару месяцев. Собаки говорили мне, что я не простой пес, а прямо степной волк, судя по моей раскраске, но я воспринимал это с огромной иронией. Я был такой же, как все. С детства у меня был отличный нюх, с помощью него я мог услышать и найти человека всего за пару мгновений. Что казалось еды, то тут я был бессилен: в мусоре (именно там я и находил пищу) я не различал запахи, они пахли все одинаково. Пища смешивалась с вонью помоев и пахла подобно им. Уважать меня стали не сразу. После очередной успешной добычи мною еды, члены стаи пересмотрели наш уговор и мы полноправно зажили вместе, добывая еду каждый сам себе.

В нашей стае было всего несколько смельчаков, которые позволяли себе нагло обращаться с людьми: они облаивали их, как только им позволял голос, а когда человек начинал проявлять признаки агрессии, то псы сразу же бросались на него. Все зависело от размера самого человека. Такие смельчаки подставляли не только себя, но и всю нашу стаю. К счастью, одного застрелили, а второй успел убежать. Я не любил жить в стае, но выбор между смертью и неприязнью к сожителям был очевиден.

У нас был вожак, люди звали его Войлок, он был очень добрым и справедливым псом, люди очень любили его за его доброту к ним. Они приносили ему еду, чем он и делился со всеми. После очередной стычки с братом, он растянул нас, пригрозивший изгнанием из стаи, в случае повторения драки. Брат уже был больше и сильнее меня, хоть я был и вдвое быстрее его, ведь питался он намного обильней. Ещё с детства у него была мертвая хватка, каждый член нашей стаи опасался к нему подступить, разве что только не в одиночку. Единственным его укротителем являлся же сам Войлок, которого брат всей душой ненавидел. Он часто огрызался и так же часто облаивал того, демонстрируя свое превосходство над ним, за которое был награжден смехом со стороны целой стаи.

Несмотря на родную кровь, я и мой брат никогда не находили общий язык, брату нравилось воровать, так он получал кусочек по лакомее и

«охотиться», мне же это было не по душе, так как с детства я был обычным тихоней и не лез в чужие дела, особенно если это касалось пищи. В прошлом, я явно был человеком, по крайней мере, всем так казалось, я не думаю об этом, так как прошлого своего я просто не помню.

Когда мы подросли, брат стал сам добывать себе пищу. Своей массивностью, он мог задавить любого бродячего пса, в один миг, перекусив ему глотку, а один его внешний вид отпугивал псов и немедленно заставлял разбегаться. Он был страшен, но я привык к нему, все-таки, он был единственным, что осталось от моей семьи.

Войлок был для меня собачьим авторитетом. В его годах я хотел бы быть таким же мудрым и умным, как он. Он научил меня многому, например, как правильно охотиться на голубей, внушил мне, что такое дружба и дал понять в целом, что же такое жизнь. Именно благодаря нему, я понял очень много жизненных вещей, а главное, стал называть их своими именами. Однажды, Войлок рассказал мне, как нужно вести себя при виде человека. Он сказал мне, что собака, в первую очередь, должна быть доброй и ласковой, она должна вызвать у человека чувство жалости, за это она может получить от нее кусочек свеженькой колбасы. Мне это было не по душе. Я был гордым псом и не хотел унижаться перед людьми, особенно за какую-то колбасу, которые и в глаза не видел. Я поблагодарил его за совет, но близко к сердцу его не воспринял.

Как-то раз, брат вернулся с «охоты» (так мы называли добывание пищи) очень довольный: он принес сразу трех мертвых котят, за что получил восторг от всей стаи и уважение от самого вожака. У него была огромная пасть в которой он мог спрятать целых двух голубей. Когда ко мне подошли и спросили, почему я не ем, я отвечал, что меня тошнит от дохлых котов, особенно если это слепые котята, только что отлученные от материнского молока. Но в моей стае меня, кажется, никто не понимал, и все, с большим удовольствием, уплетали разорванных животных. Обычно собаки не ели котов, но голод не заставлял нас долго думать. Пищей мы не перебирали. Существует легенда, что собаки ненавидят кошек, о ней мне рассказал Войлок, я к этой легенде не относился, так как спокойно относился к ним. Именно в этот день брат сказал, что люди прозвали его Алластер, что на их языке означало дьявол, лично я не был в восторге от его прозвища, поэтому просто не воспринял его. Я не знал, кто такой дьявол. Собаки прянули духом, когда люди давали им клички, так было всегда и так всегда будет, мой брат был одним из них. Еще с детства он мечтал, чтобы люди приютили его, он всегда пытался быть дружелюбным с ними, но его внешний вид и массивность, никогда не симпатизировала им. Мне же было безразлично где жить, улица – это мой дом, а дом, как правило, собаки не выбирают.

Я старался никогда не поддаваться своим инстинктам, и это пугало всех моих «сожителей», ведь животные были обязаны слушать свои инстинкты, иначе это считалось бы отклонением от нормы. Мне по душе было эмоциональное мышление, хоть оно и было очень неразвито, но день за днем, я старался это исправить.

В общем, мы жили так, как и множество других бездомных собак, пока я не встретил ЕЕ. Я возвращался со свалки в очередной раз, как обычно, пытаясь найти что-нибудь съедобное в наваленном хламе. Уже через полчаса мои поиски еды оказались тщетны и я, развернувшись, побежал к озеру утолить свою жажду. Было лето. Жара была дикой. Мне казалось, что шерсть моя вот-вот сгорит, к счастью это были всего лишь мои опасения. Спустившись по оврагу, я подбежал к воде и начал лакать. Вода была явно не свежей, от нее пахло прелостью и пить ее я начал не сразу. Солнце жарило меня не на шутку и пекло со всех сторон. Немного подумав, я решил искупаться. Вода остудила мое тело и шерсть и дала мне недолгий заряд бодрости. Резко струсивши застывшие капли, я побежал обратно. Есть хотелось ужасно, но я терпел, так как привык терпеть.

Неожиданно для себя, пробегая посадку, я увидел девочку средних лет. В возрасте я не разбирался и не мог сказать, сколько ей было, но по виду она была явно не очень зрелой. Она шла спокойно, можно сказать, осторожно, перебирая своими короткими ножками в зеленой траве. Я оглянулся по сторонам, пытаясь понять, кого же она так боится, но вскоре, она ускорила шаг, и мне пришлось срезать дорогу. Дорог к моей стае было только две, одна напрямую и вторая в обход. Девочка шла, почему-то, в обход, я же бежал напрямую. Я не хотел встречаться с людьми, я никогда не любил их, но и бросаться на них я бы не стал. Я побежал налево, срезая дорогу, и спустился вниз, лапами, подминая тропинку. Трава была сухой от жары и слегка хрустела подо мной. Девочка обернулась. Казалось, она услышала меня. «О, нет, - подумал я, только этого мне не хватало». Она стала идти предельно осторожно, оглядываясь на каждый шорох листьев с деревьев, осматривая вокруг себя все, что могла осмотреть. Я не ступил и свернул вправо, выбегая на главную дорогу. Она еще раз обернулась, в надежде, что ее никто не преследует и, убедившись, что сзади никого нет, пошла прежними шагом. Я бежал чуть быстрее обычного, вписываясь в правый поворот.

«Авось, проскочу» - подумал я, но не тут-то было. Девочка, волею судеб, свернула туда же и, остановившись, нервно уставилась на меня. Наши глаза встретились.

– Ой, - вздрогнула она, – ты? – она ласково посмотрела на меня и я замер. – Какой милый щеночек, - продолжила она и я возмутился, - как тебя зовут? – я не ответил, я не умел говорить, но если бы мог, то непременно бы выругался. Какой с меня, все же, щенок? - ты тут, наверное, проголодался, гляди, худой весь, - она, неожиданно, полезла в сумочку и резким движением достала какой-то круглый плод, этот плод напоминал мне огрызки от яблока, сами же яблоки я никогда не ел, - вот, кушай, - она протянула мне его, но я не сдвинулся с места. – Кушай, не бойся, я тебя не обижу. - Ее запах и голос сказали мне о том, что она безобидна. Внутренний голос подсказал мне, что этот человек хочет помочь мне и я, не раздумывая, нанизал плод с ее рук. Я доверял своему внутреннему голосу. С самого детства он давал мне понять, что можно делать, а что делать нельзя, именно поэтому я в первый раз доверился человеку. Запах исходящий от еды подогревал мой аппетит не на шутку, исходя из него, я понял, что еда была абсолютно свежей, а я ведь никогда не ел свежей пищи. Когда я отгрыз половину, то понял, что вкуснее в жизни я ничего не пробовал. Я пытался продлить свое наслаждение, оттягивая время и глотая его с особым удовольствием, - Вкусно? – спросила девочка и, теперь уже я вздрогнул, на миг мне показалось, что я слился воедино со вкусом, - ты весь мокрый, иди, погрейся на солнышке, сегодня тепло. - Улыбнувшись, она прикоснулась ко мне и погладила меня по мокрому лбу, но я все еще находился в экстазе. Девочка поправила сумку и зашагала прочь.

Сначала мне хотелось побежать за ней и попросить еще, но я этого делать не стал - характер не позволял. Уже проглотивши плод целиком, я отдышался, его вкус нельзя было сравнить ни с чем более, даже тухлое мясо не могло сравниться с этим свежим и сочным чудом. «А может быть люди не все такие ужасные?» - спросил я себя и в первый раз не ответил. Эта девочка внушила мне вкус жизни, а ведь в ней еще столько неизведанного.

Радостный и очень довольный я, наконец, побежал к своей стае, и улегся на свое Место. Мое Место было под лестницей, там я провел худшие дни своей жизни, о которых я не жалею, но которые вспоминать не хочу. Брата не было рядом, «Очередная охота» - подумал я. Я не хотел рассказывать ни кому о том, что меня впервые покормил человек, это оставалось моей тайной, да и зависти я не хотел. Я еще долго не мог уснуть и думал о ней. Она казалась мне такой знакомой… Позже, я вспомнил, что видел ее за стеклом огромной машины, примерно пару дней назад. Видимо, ее не часто отпускали одну. Когда я все же уснул, то мне приснились чудные сны: эти плоды, один за другим падали на меня свысока и я, то и дело, не успевал их ловить. Проснулся я вечером и понял, что все еще сыт. Удивительно, а ведь чувство голода во мне было тяжело подавить. Брат вернулся очень поздно и рассказал мне о том, что в ближайшие дни в их жизни наступят большие перемены, а ведь я так их любил, но когда брат рассказал, что он намеревается делать, то я поклялся, что уйду из стаи…

– Если ты сделаешь это, ты мне больше не брат, - сказал я, смотря прямо на него.

Брат засмеялся.

– Это твой выбор, Рысак, - так он называл меня с детства, моя резвость и скорость не давала ему покоя, - держать тебя я не стану.

– Как ты не понимаешь, что убийство ни к чему хорошему не приведет! – я был озлоблен поведением брата, мне казалось, что с каждым днем, он отдаляется от меня, - он приютил нас и заменил нам отца, а ты… - я замолчал, мне не хотелось ничего говорить, я был расстроен.

– Это закон стаи, брат, - Алластер облизнулся, - как бы ты не хотел, но это должно произойти, не сегодня так завтра.

– Пообещай мне, - начал я, не слушая его, - пообещай мне, что ты не сделаешь этого. Мать родила нас не для того, чтобы убивать, мы не звери, пусть даже в нас течет волчья кровь, мы не такие, как они.

– Но… - начал было брат, но я перебил:

– Никаких «но»! Пообещай мне!

Наступила долгая пауза. Мне показалось, что брат не ответит, но неожиданно для меня он сказал:

– Обещаю. – И, сквозь зубы, лихорадочно улыбнулся.

– Вот и славно, и больше никаких разговоров об убийствах. Алластер не ответил, он лишь гордо поднял хвост и отправился на свое место.

Наступило утро. Я покинул лестницу, как обычно с восходом солнца, не будя остальных собак, мне нужно было добывать еду, чтобы не умереть. С мусорки я возвращался менее сытым, и все еще думал о вчерашнем угощении, которое так восхитило меня. Пробегая мимо тропинки, я больше не встретил эту девчонку, а лицезрел лишь пару, котов, которые при моем виде, сразу же быстро умчались. Мне было обидно, но жизнь на то и дана, чтобы терпеть. Я еще долго бродил лесом в поисках пищи, одновременно принюхиваясь к всевозможным запахам, ища в них только один, к сожалению, мои поиски были тщетны. Когда стемнело, мне пришлось возвращаться обратно. У меня намеревался серьезный разговор с Войлоком. Наша вчерашняя беседа с братом не на шутку испугала меня, и только теперь мне нужен был совет вожака. Я прибежал в свой дом до заката солнца и то, что я обнаружил, перевернуло мою жизнь насовсем:

– Войлок! – я подбежал к нему. Старый, облезший пес лежал почти бездыханно, на его горле были следы острых зубов, а из него ручьем струилась кровь. Войлок молчал, он не мог даже пошевелиться, не прошло и секунды, как я все понял: брат предал меня. Вчера он рассказал мне о том, что собирается возглавить их стаю, убив Войлока. «Неужели он нарушил обещание?» - эта и только эта мысль крутилась в моей голове всю дорогу, пока я не встретил Пирата:

– Где он? – спросил я, скаля зубы от злости.

Пират сглотнул, он знал, что со мной шутки плохи.

– Он у себя, - ответил тот и убежал прочь.

Я поднялся на лестницу, пробежал почти весь пустой особняк, но брата я не застал. Когда я собирался покидать стаю, сзади себя я услышал родной запах…

– Рысак, брат, – отозвался Алластер, но я не дал ему продолжить:

– Ты мне больше не брат! – обнажив зубы, заскулил я, и бросился на него. Алластер был краток: одной лапой он ударил меня в морду, и я повалился на пол.

– Зря ты так, - начал он, - я ведь хочу как лучше.

Я отдышался.

– Как лучше?! – с ненавистью оскалился я, и шерсть на моей загривке поднялась дыбом, - Зачем ты убил его, сволочь?

– Его? – переспросил Алластер, будто не понимая меня.

– Зачем ты загрыз Войлока, он был отцом для нас! – Я встал с пыльного пола, встряхнул шерсть и, развернувшись, собрался к выходу.

– Кто тебе сказал, что это сделал именно я? – с удовольствием спросил Алластер, смотря мне в след.

Я остановился. Мне казалось, что я ненавидел брата.

«Как же он мог так поступить» - думал я.

– Пусть даже это сделал и я, но все равно он мертв и ты ничего не изменишь. Его время ушло, пришло мое время, время нового вожака для стаи, - я молчал, все еще внимательно слушая брата, - в тебе, как и во мне течет кровь волка, и ты это знаешь. Как бы ты этого не хотел, от своей судьбы не уйдешь.

Ненависть к брату переповняла всю мою собачую сущность и брат стал мне настолько противен, насколько это только было возможно.

– А я попытаюсь, - выпалил я, и, развернувшись, покинул пустую комнату.

– Если ты уйдешь сейчас, то уйдешь насовсем, – проскрежетал Алластер, и я остановился, - это мое последнее слово, сейчас я вожак стаи и мне решать будешь ли ты жить с нами или покинешь нас.

Я пытался не слушать брата, я понимал, что наша неприязнь достигла точки кипения, все последние месяцы мы разногласили по всем жизненным поводам, сейчас же нашим отношениям окончательно пришел конец. Вышедши с комнаты и спустившись по лестнице, я вышел в ночь.

– Если вернешься, я убью тебя. – Прорычал он мне в след.

Я понял, что остался один. Ни дома, ни семьи, ничего, полная пустота. Брат выполнил свое предназначение, он стал вожаком стаи, но какой? Стаи из трех сук и шести кобелей? Мне этого было не понять. В нем текла кровь волка, от лап до ушей и внешне он был подобен ему, как и я, но то, что он сделал, заставило меня полностью возненавидеть его.

Два дня я ночевал под открытым небом, пока не пошел ливень, с его наступлением мне пришлось спрятаться под дерево и ждать, пока погода наладиться. Дождь шел сутки. Я, промокший, голодный и злой, пошел искать пищу. На свалку я не свернул. От нее шла очень резкая, противная вонь, которая, в первый раз, заставила меня свернуть обратно и пуститься, куда глядят глаза. Еще долго я скитался под луной, ища приют для ночлега, периодически останавливаясь и кочуя с места на место. Я не жалел, что

покинул стаю, скорее наоборот. Найдя очередное дерево, я спрятался за ним и уснул.

Когда проснулся, дождя уже не было, но была очень резкая и противная погода, которая удручала меня еще сильнее. Без еды я провел ровно четыре дня, и мой желудок начинал давать знать о себе: первые дни он болел, на четвертый распух, будто от переедания, я видел, как это бывает у домашних собак, но здесь, вероятно, было другое. Я не хотел умирать, поэтому не лежал сложа лапы.

Полдня ушло на то, чтобы в листьях откопать дохлую крысу и целиком ее поглотить. «Ужас - подумал я, - еще не ел ничего хуже этого. – И тут же вспомнил о девочке с сумкой, которая покормила меня, - Сейчас бы чего-нибудь вкусненького. - Размечтался я и сразу остыл. Девочки больше не было, сколько раз я пытался ее найти, попытки мои были безуспешны. - Может быть, она уже не живет здесь, или уехала?» – эти мысли крутились в моей голове одна за другой и все же я попытался забыть ее.

Последующую неделю я очень ослаб, так как практически ничего не ел, лишь изредка съедая очередную дохлую крысу или же жуя хлеб, твердый, как камень, однажды я чуть не сломал боковые клыки, после этого я напрочь от него отказался. Я вспомнил слова брата, а именно про свое предназначение, и если в нем было сказано умереть на улице, я бы с гордостью его принял, но, видимо, в нем было сказано другое. Жизнь без боли, веры и правды, счастья с волей не найдет, я это знал и верил…

Я увидел ее снова на следующий день после восхода солнца. Она была свежа и красива, словно опавшая росса на листьях крапивы. Мама провожала ее до порога дома и очень долго что-то рассказывала. Впервые за неделю, мой хвост стал трубой – я обрадовался. Девочка попрощалась с мамой и зашагала вперед по тропинке от дома. Я, забывши про все, помчался за ней. Я бежал за ней до самой широкой дороги, дальше дорог я не знал, жизнь не заставляла меня покидать родные места, поэтому дальше я не побежал, но знал, что буду ждать ее здесь хоть целый день. Моя болезненная душа требовала только одного – теплоты, мне нужен был друг, я не мог быть одним. Я развернулся и побежал обратно, где и увидел ее.

Прошло много времени, солнце потихоньку опускалось на горизонт, но девочки не было. Я стал переживать, впервые не за себя. Люди ведь такие ужасные существа, как бы они не навредили ей. Когда я возвращался с водоема, то услышал запах чужака, сначала я насторожился, но потом сразу расслабился, увидев неподалеку беззащитного Лишая, так люди прозвали этого пса, который постоянно терся возле них. Его рыжая окраска отпугивала не только их, но и меня, а лишай на его коже был отвратителен и вызывал отвращение даже у таких флегматичных псов, как я.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я, приближаясь к нему и обнюхивая его.

Пес ответил не сразу. Он заикался и очень неразборчиво начал:

– Меня изгнали, - признался он.

Я не удивился. Брат взялся за дело, он взялся за чистку в стае, оставляя лишь лучших из лучших.

– Мне жаль, - сухо ответил я.

Наступила пауза.

– Можно я поживу с тобой? - начал Лишай, на что я ответил неодобрительно.

– Нет, я живу один. Мне не нужны спутники. Иди своей дорогой.

Казалось, он обозлился. Он развернулся и зашагал прочь в самую глубь посадки. Я, убедившись, что он ушел, прилег на землю и ненадолго уснул.

Два цепких клыка впились мне в ухо я упал… Сначала я лежал неподвижно, ждав, пока он выдохнется и ослабнет, но он не ослаб, он все еще держал меня, будто зная, что я больше не рыпнусь, но силы во мне оставались. Я, всем своим весом, опираясь на передние лапы, сделал обманный маневр и телом бросил его вперед. Алластер поднялся и взвыл. Не раздумывая, я бросился на него, но он, отпрыгнул и я промахнулся. Мы кружили друг возле друга и выжидали удобный момент. Это была не просто схватка, это была месть. Алластер, опередил меня и его клыки пролетели мимо моих глаз, еще бы секунда и я остался бы слеп. Моя морда повернулась влево и ушла от укуса, он промахнулся.

– Ты уже не тот, что раньше, - сказал я, с ненавистью смотря на него.

– На себя посмотри, ты напоминаешь мне твою пискливую СУКУ. – огрызнулся Алластер и с лаем вцепился мне в ногу, на что я ответил укусом за тощие ребра. Он взвыл от боли.

– Ты предал нашу семью, и весь наш род, - кровавая слюна из его пасти капала наземь, - вспомни, кто ты.

Я выждал удобный момент, не попасть казалось невозможным. Осторожно прицелившись, я направил клыки на то место, где у него были глаза, но Алластер был не дурак, он круто увернулся, и я, промахнувшись, упал на песок, я попытался подняться, но не успел… острые, как бритва, зубы намертво вцепились мне в шею. Это была боль всей моей жизни. Я взвыл подобно волку, мне казалось, что с болью мы слились воедино.

– Ну что, Рысак, теперь понял кто ты? – Алластер усилил хватку и землю залила кровь…

Я проснулся. У меня было ощущение, что я выл во сне. Сны снились мне очень редко, но такие не снились еще никогда. Я попытался вспомнить четкие детали сна: эту драку, вой, который отражался у меня в ушах, наш диалог с Алластером, но все попытки были не полными. Вскоре, я забросил попытку вспомнить его и поднялся на лапы. Это был явно не вещий сон, моя шея действительно болела, но скорее от того, что я спал в позе несвойственной для собаки. О брате я пытался не думать, да и не было его у меня, это были всего лишь воспоминания детства. Посмотрев в сторону солнца, я увидел, что оно садится за горизонт и с каждой минутой начинает темнеть. Я привык к темноте, в ней я проводил часть своей жизни. В ней я чувствовал себя комфортно.

Развернувшись, я направился в посадку, поговорить с Лишаем. Может он знает, что же замыслил Алластер. Добравшись до нее, я не учуял никого, - «Может быть, он ушел» - подумал я, и хотел было расслабиться, но не тут-то было… Далеко, сзади себя я учуял резкий запах человека. Этот запах не был похож всех остальных, он был тонким и свежим, что не свойственно людям. Тогда я понял, что это Она! Она возвращалась из города одна, совсем одна, ее даже никто не встречал. По мне, это было ужасным. Заставить ребенка возвращаться вечером одной – это просто издевательство. Гордо подняв хвост наверх, я, не спеша, стал приближаться к ней. Она шла все той же тропинкой, что в первый раз, а я бежал выше на пару холмов. Я не упускал ее с виду даже тогда, когда она поравнялась с деревьями, я все равно чувствовал ее. С каждым моим собачьим шагом, ее запах перебивала резкая вонь непонятно откуда. Несколько запахов одновременно ловить я не мог, поэтому и был растерян. Когда девочка вышла на свет фонарей, я понял, что запах этот исходил от собак. Здесь пахло Лишаем, но он был не один. Они кружили где-то неподалеку от нее и я это чувствовал. Крепко сжав челюсть, я быстро сбежал вниз с холма и приблизился к ней. Я загавкал, давая знак, чтобы она убегала, но девочка лишь остановилась. В свете фонарей, она узнала меня.

– О, опять ты, - улыбнувшись, начала она, и уже хотела было лезть в сумку, но не успела она вдохнуть, как большой серый пес бросился на нее сзади, раздирая на ней кусок пиджака.

Я среагировал молниеносно: первым ударом лапы, я оттолкнул его на безопасное для нее расстояние, а цепким движением головы, схватил его за горло и стиснул зубы. Пес визжал и брыкался по земле, в нем я узнал Пирата, того самого труса, который был другом Алластера. Девочка закричала и в воздухе поднялась вонь Лишая.

«Один бы он не напал» - подумал я и вытянул морду вперед.

Слева от бедной девочки стоял сам Лишай.

– Ну что, теперь ты рад нашей встрече? – спросил он и с лаем набросился на нее. Опираясь на задние лапы и разогнавшись, я сделал прыжок, последний раз я так прыгал, когда охотился на голубей, все в нашей стае удивлялись с моей гибкости, но я не находил в этом ничего особенного. Я пролетел пару метров, сбив лапами Лишая и закрывая своим телом девочку.

– Брось, Рысак, зачем она тебе? – оскалился он, начав кружить вокруг меня, - девочку грохнем, а пищу поделим. Все по-честному.

– Если ты тронешь ее, я клянусь, что вырву твою глотку! – я залаял с такой силой, что девочка испугалась сильнее.

– Я ведь здесь не один, веришь? – сказал Лишай указывая мордой на рядом стоящие силуэты. В порыве злости, я не думал о запахах, но прислушавшись к нему, я увидел двух темных псов, их я не знал, они были еще слишком молоды.

– Еще один шаг и ты сравняешься с землей! – с угрозой я зарычал. Я не мог позволить, чтобы они набросились на нее.

Лишай засмеялся по-собачьи, но девочке показалось, что он лаял.

– Хотел бы я на это посмотреть, - начал он, - ты ведь без брата, как щенок без груди матери! Ты простой сосунок! – он выбросил передние лапы вперед и побежал прямо на девочку, которая от шока происходящего, все еще не могла встать с земли.

– Это ты зря! – гавкнул я, и быстрым движением ног бросился на него. Времени было не много, поэтому робким движением головы я прицелился ему прямо в пасть. Лишай был не дурак, но и умным он не был: свернув чуть-чуть влево, он увернул морду и мои зубы, тяжело и массивно попали ему прямо в глаз. Кровь залила его шерсть, и он, скуля от боли, повалился на землю. Кровь струилась обильно. Забрызгав пиджак бедной девчонке, она стекала на асфальт. Пес бился в конвульсиях. Не успел я отдышаться, как сзади почувствовал чье-то дыхание, уже оборачиваясь, я понял, что пропустил «удар». Пасть молодого пса вцепилась мне в шею, к счастью, его зубы были не острыми и укус пришелся некстати. Резко развернувшись всем телом, поднявши две правых лапы, я ударил его когтями прямо в область ноздрей, собака начала задыхаться, и открыла пасть, чтобы подхватить воздух, но я не ступил, прицеливаясь прямо в горловину, и сжимая клыки с бешеной силой, я резко потянул на себя, вырвавши молодому псу большой кусок кадыка. Пес бездыханно упал. Когда я обернулся, то увидел, что девочки больше нет на земле, а запах ее уносился очень далеко, сердце мое разжалось и забилось чаще.

Посмотрев на трех полумертвых псов, я успокоился, но ненадолго. Что-то резко укусило меня за заднюю лапу, и я упал на асфальт. Я понял, что забыл про еще одного пса, который все это время выжидал меня в тени. Он с силой повалился на меня и всем весом сжал мое горло. Я не звал смерть, но и приход ее меня не пугал. Я выиграл время и спас ребенка, этим можно гордиться. Думаю, если у собак существует рай, то мне там самое место. В мыслях я улыбнулся. Пес все еще сжимал мое горло, но прокусить почему-то не мог, всему виной была моя массивность или его молодая, ослабленная хватка. Когда я закрыл глаза и смерился со смертью, то запах девочки начал возвращаться, - «Неужели она не успела?!.. – нервно думал я, - что же делать?!», - но не успел я открыть своих глаз, как раздался хлопок. Эти хлопки люди называли стрельбой, иногда я слышал истории от Войлока, как люди, ради забавы стреляли в собак, но здесь звук был немного другим.

Хватка пса расслабилась, и он упал наземь рядом со мной. Я открыл глаза и увидел девочку, рядом с ней стоял высокий человек, судя по запаху, я узнал, что это был ее близкий. Встать я не мог, так как моя задняя лапа очень кровила, а стоять на трех лапах я не умел. Вдруг, неожиданно, человек снова поднял то из чего только что стрелял и направил его на меня. Я замер. «Вот так денек, не загрызли, так застрелили».

– Нет, папа! – девочка подбежала к отцу и схватила его двумя руками, - не надо!

– Марина, отойди! – скомандовал ее отец, но девочка не послушалась. Она подбежала ко мне и закрыла меня всем своим телом. Я не понимал, что происходит.

– Он спас мне жизнь! Не убивай его, пожалуйста! – она плакала, умоляя отца сохранить мне жизнь. - «Да кто я, черт возьми, такой, чтобы из-за меня плакали, притом еще люди?»

Его рука не дрогнула. Отец на миг остановился. Он посмотрел на три собачьих трупа и один рядом со мной. Когда он отдышался, то опустил свою руку.

– Но их здесь трое… - нервно запинался он, - как он сумел?

Девочка молчала. Она все еще обнимала меня, гладя по голове. Липкая кровь, капающая с моей лапы, вскоре превратилась в кровавую лужу, в которой я начал плавать.

– Он настоящий боец. – Твердо отрезал отец. – Таких сейчас мало. Ладно, оставь его, пойдем в дом, - бросил отец, - я вызову ветеринара, пускай посмотрит на него и решит, что с ним делать.

– Нет! – твердо ответила девочка. – Я без него никуда не пойду! Он спас мою жизнь и заслуживает моей помощи!

– Марина, только не начинай, - громко начал отец и у меня закружилась голова, то ли это от его звонкого голоса, то ли от потери крови, я не знал, - ты же знаешь, я не могу взять дом собаку… - он запнулся и продолжил другим голосом: - ты знаешь, как я к ним отношусь!

Уже через пару минут я услышал второй женский голос. Этот голос не был похож на прежний голос девочки. Он был поставлен более низко и изящно. Девочка рассказала своей маме все, что случилось, как на нее набросились псы, а мне пришлось защитить ее, от стаи бешеных псов, она ведь не знала, что они способны на все ради еды. Они еще долго разговаривали и что-то решали, девочка просила оставить меня со слезами на глазах, а я все это время лежал на асфальте и истекал кровью. С каждой секундой мое сознание уходило, а перед глазами плыл черный туман. Голоса стихали и становились все тише, а боль я уже не чувствовал, так как находился где-то далеко от всего этого, а ведь там было так хорошо, такая приятная теплота и легкость в теле, там я не был собакой а был чем-то единым.

Глава вторая

Подарок Судьбы

Я открыл глаза и увидел огромную комнату. Таких я раньше не видел нигде, даже в своих сказочных снах. Она была вся в белом цвете, его-то я мог различить. Огромное количество разных картин висели на стенах и переливались. Тут я в первый раз увидел искусственный свет, не считая уличных фонарей, он висел на потолке, и ярко светил мне в глаза. Я не понимал где я нахожусь, но знал точно, что это не сон. Сны обычно снились мне в черно-белых тонах, это же было на самом деле. Когда ко мне подошел человек, то я сразу узнал в нем ту девочку, которую спас, которая так просила оставить меня, умоляя отца. Память полностью вернулась ко мне и я понял все.

– Не волнуйся, малыш, ты в безопасности, - она нежно погладила меня против шерсти и я немного расслабился, - Врач сказал, что все будет хорошо. Твоя лапка заживет и ты поправишься.

«Врач? – подумал я, - это кто еще такой?»

Девочка все еще продолжала гладить меня. Мне было очень приятно. Я понимал, что люди не такие уж и плохие создания, как я думал раньше. Когда она остановилась, в комнату неожиданно вошел еще один человек. Я учуял его запах издалека, он посмотрел на меня и я его вспомнил: это был ее отец.

– Ты не передумала? – спросил он, садясь на огромный пол рядом со мной.

– Нет! – громко возгласила девочка, - я не передумала! Он останется со мной!

– Ладно. – Отозвался отец и теперь уже он гладил меня, - Андрей Викторович, конечно, не специалист по собакам, но здесь все и так ясно.

– Ты о чем, пап? – спросила она и припала.

Он замолчал. Казалось, он не хотел говорить ей об этом, но потом резко вздохнул и продолжил:

– Он сказал, что нужна операция, - девочка ужаснулась, она жалостливо посмотрела на меня и погладила снова, - Не бойся, он сильный он выдержит! Гляди, порвал троих псов, а это всего лишь лапа.

– Бедненький, - нежно прошептала она и посмотрела мне прямо в глаза. Я облизнулся. Моя пасть была открыта, и я дышал ею, мне было жарко.

Папа и дочь молчали. Наверное, они смотрели друг на друга, я их видеть не мог. Я лежал на боку, на полу, под какой-то теплой подстилкой. Я никогда не спал на подстилке, для собаки подстилка считалась роскошью.

– Ты знаешь, чего я боюсь, - вдруг неожиданно сказал отец.

Девочка нервно ответила:

– Он не такой, пап, и ты это знаешь! Он спас мне жизнь и я в долгу перед ним.

– Но ты моя дочь… - начал он, но она сразу же перебила:

– Тогда мы в долгу перед ним. – Она закончила, делая твердый акцент на втором слове.

– Хорошо. – Мягко ответил отец и, поднявшись с пола, вышел из комнаты.

Девочка Марина еще долго сидела надо мной. Она говорила со мной, как с человеком, спрашивала меня и сама отвечала. К сожалению, я не мог говорить, но я ее понимал. Я не знал, что такое операция, не знал кто такой врач, но по смыслу разговора я понимал, что это человек, но мне хотелось остаться здесь. Эта семья была очень добра ко мне, я это понял еще тогда, как впервые попробовал яблоко, так люди называли эти плоды. Они приютили меня и спасли меня от голодной смерти. Уже через пару минут я снова слился вместе со вкусом, мне принесли свежее мясо и прохладную вкусную воду, от которой у меня потекла слюна. Вода привела меня в чувство, а мясо утолило мой голод, и я поспешно уснул. Я еще никогда не ел столь вкусной еды. Эти люди были чрезвычайно добры.

Когда я открыл глаза, то моя задняя лапа очень болела. Лежав на полу я не чувствовал боли, а сейчас она разрывала меня. Я лежал на каком-то столе и очень яркий свет заливал всю комнату, он был похож на яркое солнце в жаркий весенний день, но тепла от него не исходило.

– Жить будет, - сухо сказал чужой голос, - через неделю снова ко мне, швы снимать.

Я лежал и не мог пошевелиться, все плыло перед глазами, создавалось такое чувство, что я вот-вот снова усну.

– А как же прогулки? – спросил другой человек и в этом голосе я узнал отца девочки.

– Никаких прогулок, вы что! – удивленно ответил чужак, - И не позволяйте ему зализывать рану, туда может попасть инфекция, я, конечно, наложил жгут, но он может его снять.

– Я думаю, он умный и не станет этого делать.

– Не в умности дело, он будет считать, что повязка мешает ему, и

всеми способами попытается избавиться от нее.

Наступило молчание.

– Не беспокойтесь об этом, доктор, мы присмотрим за ним. – Тепло сказал отец, и мое сознание снова поплыло.

Человек, которого звали доктор, промолчал.

– Николай Иванович, мне нужно с вами серьезно поговорить, - начал незнакомец и тон его резко похолодел. По его запаху я бы сказал, что она чего-то боится.

– Начинайте, - отозвался отец и погладил меня по спине.

– Понимаете, я бы хотел поговорить наедине.

Отец все понял, доктор что-то скрывал от ребенка и не хотел говорить в ее присутствии.

– Марина, - позвал ее отец, - пойди прогуляйся.

Девочка сидела недалеко от меня. Запах говорил за нее.

– Но, папа, - расстроено начала она, - я хочу побыть с ним

– Марина, это всего на минуту. Пойди, посмотри фоторафии собак на стене, тебе же они так нравятся.

– Ну ладно, - девочка спорить не стала. Она встала и направилась к двери. Отворив ее, она вышла.

– И закрой, пожалуйста, дверь. – В след бросил отец.

– Эх. – Вздохнула девчонка и дверца закрылась.

Наступила недолгая пауза. Доктор, откашлявшись, постепенно начал:

– Понимаете, Николай Иванович, - протянул он, - тут такое дело…

Видите ли… - он запинался.

– Ближе к делу, доктор, ближе к делу. – судя по голосу отец желал

услышать истину.

– Видите ли, этот пес… он не совсем пес… - не успел доктор договорить, как отец легко засмеялся.

– Вы намекаете, что это она? – со смехом спросил он. – Что ж в таком

случае, я удивлен. Порвать трех собак, причем насмерть, с этим не каждый кобель справиться…

– Да нет же, - перебил доктор, - дело не в этом – это он, можете быть

уверены, дело в том, что в нем течет волчья кровь… - отец перестал смеяться. Он замолчал и внимательно припал к словам незнакомца. – Я впервые вижу такую помесь, сначала мне показалось, что это волкодав, но по всем его признакам, рассказанным вами, и по его шерсти, я понял, что это не совсем пес.

– Вы имеете ввиду… - начал отец, но доктор не дал договорить.

– Я имею ввиду, что он опасен… То, что он сделал с собаками – это

первый показатель, того, что он может сделать с человеком.

Отец вздохнул. Он заговорил не быстро и тяжело:

– Но он спас мою дочь, и мы обязаны ему… Она от него ни на шаг не

отходит, что же я ей скажу?

Доктор улыбнулся.

– Сколько вашей дочери? – спросил он.

– Тринадцать. – Ответил отец.

– Да, - протянул чужак, от которого теперь пахло злобой. – В таком

возрасте, она уже не поверит, что он убежал, но мы можем сказать ей другое: - он протянул, - что рана была слишком сильной, и пес не справился, а я, тем самым, усыплю его, отправив в глубокий сон.

Отец не ответил. Он тяжело дышал и, кажется, что-то обдумывал.

– Нет, доктор, это исключено. Все же, он спас мою дочь и заслуживает

право на жизнь. Я постараюсь что-то придумать, но убивать его я не намерен.

Доктор не ответил. Он что-то пробурчал себе под нос и неохотно

промолвил:

– Это ваше право, не смею вас задерживать.

После их разговора я помню не многое. Огромную машину, которая

везла меня непонятно куда, громкую ссору отца и девочки, она напомнила мне наши ссоры с братом, когда мы подросли, и стали делить еду на двоих. Ему доставалось больше, а мне всегда меньше, я не терпел несправедливости и пытался объяснить ему это, но брат был непокорен.

– Папа, я все слышала. – Это был голос девочки.

– И что же именно ты слышала? – спросил второй голос: отца.

– Все. Я стояла под дверью и слышала весь разговор.

Отец вздохнул.

– Значит ты знаешь, что его нельзя оставлять, - начал он.

– Но можно хотя бы попробовать… - она говорила расстроенным тоном, - он ведь не такой уж и агрессивный, как о нем говорил врач…

– Он порвал троих собак, причем всех троих насмерть, - его голос был нервным. – О чем идет речь, Марина?

– Но он ведь спасал меня, пап. – Он заслуживает награды.

Отец не ответил.

– Я обещаю, что он никого не тронет, - заверяла девочка, - я воспитаю его так, что он будет очень послушным и добрым.

– Дело даже не столько в этом, сколько в том, что он не просто собака.

Наступила пауза.

– Но он не волк, пусть даже немного похож на него.

– Немного? – возмутился отец. - Да это вылитый хищник, когда я увидел его, то подумал, что волк напал на тебя…

Раздался легкий плач. По запаху, я чувствовал, что она очень расстроена и мне так хотелось успокоить ее… но я не мог, я был всего лишь животным.

– Ладно-ладно, мы оставим его, - голос отца приобретал теплый оттенок, - Но когда он вырастет, нам придется его отпустить, как бы ты этого не хотела.

Девочка не ответила. Она промолчала и на этом их разговор закончился. Вскоре, я снова уснул, мне казалось, что сон этот был не естествен, он затуманивал мое сознание все больше и больше, устав с этим бороться, я поддался ему, и он усыпил меня.

Так я начал жить у людей, а ведь раньше даже мечтать не смел о таком. Сначала я жил в доме, в комнате девочки Марины. Она расстелила мне мягкое одеяло, свернув его в два раза и я, дала белый мячик, который я с удовольствием грыз. Я увидел недоброго Доктора уже через несколько дней. Они сказали, что мы едем снимать швы, так как лапа моя зажила. Интересно, а что такое швы? В первые дни моя рана жутко чесалась, и мне хотелось снять противную повязку, но потом, вспомнив разговор Доктора, я сразу же передумал. Я не хотел казаться глупым псом, я хотел им понравиться. Через несколько недель, мне построили будку, так они называли мое новое место. Там было комфортно, будка – не улица, на которой идет вечный снег или знойно парит жара. Но в один жуткий день шел сильный град, который проломил крышу моего домика, и вода начала заливать меня с лап до ушей. Николай Иванович и Виктория Владимировна были на работе, а Марина сильно болела, но это не помешало девочке подняться с кровати и, выйдя на улицу под дождем, забрать меня оттуда, впуская в дом.

– Собаке в доме не место, - строго начал отец, когда вернулся с работы,

- как ты не понимаешь?

– Папа, это всего лишь временно, его будку побило в щепки. Неужели,

ты не мог сделать ее крепче.

Видимо, отец признавал свою вину.

– Я починю ему крышу, и он вернется на место.

Но крышу отец не починил. Через пару дней все привыкли к тому, что

я разгуливал домом, и строгость отца постепенно прошла.

***

Прошел почти год. В своей собачьей жизни я открыл много чего

неизведанного, например, что такое телевизор и как его нужно смотреть, что такое собачья миска, как и с кем себя надо вести, и много-много другого очень полезного и интересного. Я учился у людей, мне было интересно познавать мир. Они дали мне намного больше знаний, чем когда-то их дал Войлок, и я был благодарен за это. Моя задняя лапа зажила, но боль почему-то не притуплялась. Я не знал, как с нею бороться, поэтому мне пришлось к ней привыкнуть, правда, прыгать теперь я не мог, а бегал слабее прежнего. «Рахман», так впервые ко мне обратилась Марина, я не знаю, что это значило, но кличку собаки не выбирают, да и какой теперь с меня «Рысак», видели бы вы меня. В весе я прибавил прилично, даже сам это чувствовал. Мои рефлексы замедлились, скорость упала, а лень взяла вверх надо мной, что иногда мне даже вставать не хотелось. Одним словом, я потерял форму, да я и не гнался за ней. У меня было все: семья, отдых, друзья и, конечно же, дом! Больше от жизни я ничего не хотел, поэтому и прожигал свое время, отлеживаясь на кухне и изредка посматривая на телевизор. Кормили меня очень вкусно, поначалу я ел все, так как выбора я не видел, вскоре, начал крутить носом (как принято говорить у людей), перебирая продуктами. Яблоки (позже узнав их название, чем меня впервые накормила Марина) я не ел, они казались мне слишком сладкими и жесткими, от каши тоже отказывался, демонстрируя лаем свое недовольство. Вскоре, мне начали давать корм, так они завывали эти сухие шарики с привкусом мяса, и разбавлять его жирной подливой. Припав на него, я заметно отъелся и стал с трудом проходить в узкие проемы.

– Эх, ты, жирдяй, - ласково гладил отец, - уже скоро в двери пролазить не будешь. – Смеясь, говорил он.

Но на его слова я не реагировал. Да и вообще, я мало реагировал на людей. Когда у собаки появляется все, то пропадет желание жить. Я вырос на улице и привык к выживанию, я привык добывать себе пищу, борясь за нее, привык к голоду и холоду, но сейчас я понимал, что это все в прошлом и привыкать приходилось к другому.

– Вот это волчара! – сказали обо мне друзья Николая Ивановича, от которых изрядно пахло алкоголем, а его я не любил. Они приходили к нам в гости несколько раз, сидя на кухне и попивая то, что называли пивом. - Такой и проглотить может! – с удивлением, говорили они.

–Да он сейчас с места ели встает, а ты говоришь проглотить. – Николай

Иванович бросил мне рыбу, но я не поймал. Я не любил рыбу, да и резвость была не та. – Хотя, в свое время порвал троих на раз два, а сейчас так вообще боится всех.

«Зачем он это говорит?» – недоумевал я. Когда люди обычно пили

алкогольные напитки, то говорили много разных гадостей и брани. Я к этому привык, поэтому не стал обращать внимания.

– У нас вон мастиф живет, - продолжил отец семейства, - здоровый

такой, почти, как Рахман, так мы его стороной обходим. Не нравится он ему, боится, наверное.

– Так может подлить ему для храбрости? – спросил человек и,

засмеявшись, подошел ко мне. Я не спал, просто лежал на боку и думал о своем детстве: вспоминал своего брата и свою стаю, вспоминал, как охотился на голубей и ел падаль, от последней мысли, мне стало, как не по-собачьи. Человек подошел очень близко, от него изрядно несло алкоголем, по запаху я мог сказать, что он настроен не дружелюбно.

– Эй, Миш, ты смотри аккуратно, а то еще цапнет. – Сказал второй

человек, сидящий справа от Николая Ивановича, подливая тому алкоголь.

Человек не послушал его и наклонился надо мной. Сначала он стал

рассматривать меня, будто висящую на стене картину, и мне это не понравилось. Я не любил, когда мне мешали. Недолго думая, он, схватил меня за шею и начал оттягивать мою кожу. Грубости я не терпел с детства. Я не хотел причинять ему боль, но каждый человек должен знать свое место. Одним поворотом головы, я открыл пасть и, поворачиваясь к нему, цепко схватил за руку. Человек взвыл от боли. Я сжал пасть в полсилы, и он повалился на пол. Бутылка с алкоголем покатилась по полу, разливаясь на скорости и заливая пол кухни. Вонь исходящая от нее казалась мне невыносимой.

– Тварь! – прокричал он, извиваясь от боли, - отпусти!

Сжав пасть сильнее, я зарычал. Его запах говорил о том, что страх его

достиг огромных размеров, но я не послушал, он не был моим хозяином. Обычно домашние собаки слушались только хозяина, я был одним из них.

– Рахман! – вдруг вскричал Николай Иванович, - отпусти его! – от него

пахло злобой и впервые за много лет, я ощутил это снова.

Человек брыкался и извивался по полу, как только мог, но я и не думал

его отпускать.

«Пускай хотя бы извинится» - подумал я.

Вдруг издалека я почувствовал свой самый родной запах. Он

приближался все ближе и ближе. Он несся сверху вниз и, кажется, я знал, куда он идет.

– Рахмаша, миленький, брось… все хорошо. – Марина влетела на

кухню и, увидев эту картину, быстро подбежала ко мне. Я все еще держал наглого человека. – Брось, дорогой, все хорошо… он тебе ничего не сделает. – По ее глазам я понял, что она не врет и я послушался сразу. Я разжал пасть и кровь залила пол. Человек еще долго кричал и бился в истерике, пытаясь оскорбить меня, угрожая разными фразами и обещая Николаю Ивановичу, что пристрелит меня.

– Марин, скажи матери, чтобы срочно вызывала скорую! –

Скомандовал отец, поднимая с пола полупустую бутылку пива. А с Рахманом я сам разберусь.

– Хорошо, пап. – Отозвалась она, - Но не смей трогать его. В ее голосе

теперь слышался страх, - Рахман, пойдем со мной. – Я снова послушался и пошел за ней. Она взяла меня за ошейник и повела вперед, закрывши дверь на кухню. Она вела меня вверх по лестнице. Когда она завела меня в свою комнату, то неожиданно закрыла ее и присела на колени. Так мы поравнялись.

– Рахман, зачем ты его укусил? – спросила она, и в голосе ее я

почувствовал грусть. - Он ведь не сделал тебе ничего плохого. – К сожалению, я был собакой и объяснить ситуацию Марине не мог, как бы этого не хотел. Это был верх хамства: я никогда и никому не позволял с собой так обращаться. С детства я воспитывал гордость в себе, благодаря ней я выживал, и благодаря ней меня начали уважать, пусть даже это было давно, но это не имело значения.

Марина погладила меня против шерсти, как она обычно любила это

делать, и, вставая на ноги, сказала:

– Сиди здесь и никуда не выходи, все будет хорошо. – Она вышла из

комнаты закрывая дверь и я услышал, как дверной поворотник скрипит. Судя по звуку, она заперла меня.

– Мама, мама!.. Дядю Мишу Рахман укусил! – это было последнее, что

я услышал, далее звуки стихли. Я лежал на полу в ее комнате и понимал, что даром мне это не сойдет, но ведь я не хотел кусать его, зачем он так повел себя, я ведь его ничем не обидел.

Через некоторое время, я впервые услышал звуки сирены. Этот звук с

каждым мгновением все нарастал, а позже был слышен так, как будто находился у меня возле уха. Когда я уже собрался лаять, так я делал в редких случаях, то звук, неожиданно, стих. Он заставил меня призадуматься: что же, все-таки, это было.

Я еще долго лежал на полу и ждал, когда же вернется моя хозяйка, но

она не вернулась, вместо нее в комнату зашла ее мама.

– Что же ты наделал, Рахмаш? – спросила она меня, входя в комнату и я заскулил. Она порылась в каких вещах, спрятанных в тумбочке и подошла ко мне. – Дяде Мише ведь очень больно, - она погладила меня, - сейчас его повезут в больницу, но ты не переживай, с ним все будет хорошо. – С этими словами, она развернулась и вышла из комнаты, но закрыть ее, видимо, забыла. Я, воспользовавшись моментом, поднялся на лапы и потихоньку подошел к двери. Послышалась какая-то ругань между всеми членами семьи. Я понял, что ничего не услышу, если не открою ее. С болью, я стал на задние лапы, которые, казалось, вот-вот рухнут сами по себе, и правой передней лапой зацепил дверную ручку, дверь приоткрылась. Так я не делал с тех пор, как набрал в весе. Раньше мне приходилось часто открывать двери лапой, это позволяло мне свободно перемещаться по дому и делать все то, что мне было нужно. Тихо-тихо, чтобы меня не увидели, я высунул свою морду в образовавшуюся щель и внимательно стал слушать:

– Я же говорил, что он опасен! – слышался голос отца. По запаху,

Дата добавления: 2015-12-01