|
Читайте также: |
- Ровнее…
- Ровнее в больнице, - огрызнулся я, поняв, что Лысый наврал, не всё там так страшно, закончив заматывать пропитанные какой-то хренью повязки, закрывающие и залепленные чем-то сами раны по всей руке. Если бы я раны увидел, меня бы точно вывернуло, а так терпимо. Разодрав хвост бинта, я завязал кое-как под пристальным взглядом концы и, откинувшись на спину, просипел: - Всё. Свободны.
- Ты не понял? – спокойно укладываясь на диван, оттеснив меня к стене, спросил Тур. – Я вместе со Спайком живу с этого дня здесь.
Ухмыльнувшись, я, как обычно не удержавшись, зашептал:
- Ахуеть, Веник против.
- А Веник не хозяин.
- Я главный и единственный квартиросъемщик. Чего? – очухался я и привстал.
Ничего не ответив, Тур встал и пошёл на кухню.
Какого хрена этот нарик не хозяин?
Встав с дивана и пошатываясь, я начал искать свой телефон.
- Приложи, пока не разнесло, - раздалось от двери, и в меня полетела пачка с пельменями. Пельмени я взял, но убийственно посмотрел на этого упыря. Один сожрал, другой швыряется ими!
- А чего ж ты, бля, добрый такой, ночью не приволок, чтобы я к своему очку приложил? - не сдержался я, всё так же держа пачку в руках.
- Заткнись, - прохрипел зло Тур, вырвал пачку из моих рук и, пока я не успел вскочить или что-то сделать, быстро улёгся рядом, закинул свою волосатую тяжёлую ляху на мои бёдра, а своими забинтованными "оторванными" культяпками пригвоздил меня, что не пошевелиться.
- Слезь, гандон! - засипел я, пытаясь вырваться, но мне на нос плюхнули холодную пачку пельменей.
- Начнёшь громко сипеть и упираться, придёт Спайк. Он сам принимает решения. Ему без разницы, кто виноват. Шум, крик, драки – провоцируют. Его бывшая хозяйка – алкоголичка. Из-за этого его непринятие алкоголя, табака, шума и драк.
Я затих под пельменями. От холода и правда стало легче, даже, кажется, дышать стало лучше. Ещё бы меня не давили, было бы вообще замечательно.
- Отпусти, - просипел я и вырвал всё же свою руку из его ослабевшего захвата и сам ухватился за пачку, которая лежала на моём лице абы как.
- Где его хозяйка? – прохрипел я, уже не пытаясь выбраться из-под тяжёлых конечностей. Руку одну выпустил - и на том спасибо, пока что.
- Вцепился в глотку… - через какое-то время жёстко ответил мне Тур, и я только сейчас опомнился, что он в трусах, хотя до этого был голый. И сейчас прикасается ко мне своим волосатым животом и пахом. – Купили его по дешёвке у ментов, – продолжил Артур, ещё ближе прислоняясь бёдрами ко мне. – Отбракованный из-за характера: сам себе на уме. Ротов вообще последние годы стараются не брать на службу. У них один хозяин. Характер человеческий - агрессивный. Привыкают. Работают только с хозяином. Срочники не подходят. Пытались перевоспитать Спайка под слепых. Дебилы. Недолго – не вышло. Списали - не подлежит дрессуре. Не годится даже для охраны.
Я молчал. Зачем держать такую собаку? Она убийца!
- Алкашка пыталась заработать на нём деньги, - словно услышав меня, заговорил Тур. – Кормила бездомными котами. Недолго, правда.
Я охренел.
- Как? Зачем?
- В сваренной клетке на кухне он сидел привязанный, в наморднике и ошейнике, вросшем в кожу. Вместо еды – живые помойные коты и вода. Хотела выставить его на бои. Она некогда занималась чем-то подобным. Как не сдох у этой выбляди - вопрос. – Тишина на этот раз в комнате стала даже не вязкой – тяжёлой, удушающей. Я не люблю собак и животных, но мурашки по коже побежали.
- …Мы выехали на вызов: у соседки алкашки-собачницы уже сутки из квартиры вонь, дышать нечем. Дверь взломали - там труп и голодный, измождённый ротвейлер в незапертой клетке…
Внутри у меня от этого рассказа всё похолодело и задрожало. Фу!
- Заткнись! – зашипел я, хоть горло уже не просто першило и саднило, оно болело.
Пельмени с моего лица сняли и куда-то кинули на пол - только слышно было, как они покатились по полу, рассыпавшись.
- Хочешь перестать боятся его – знай. Он перегрыз ей глотку и сам зашёл в клетку, которую забыли запереть, зная, что сделал, и зная, что сдохнет от голода, хотя мог жрать свою «хозяйку». Мы должны были пристрелить на месте его, но я не дал… - Артур замолчал и, переместив свою лапу с живота мне на голову, начал медленно гладить по волосам, иногда играя, наматывая их на кулак. – Я забрал его к себе. Он пошёл сразу. Отвёз в питомник. Проверил. Откормил. Занимался с ним. Теперь я его хозяин и друг, пока не появился ты. И пока ты не налил валерьянку на мою машину. И даже не вякай, что это не ты. Спайк не дворняга и не домашняя псина! Он по запаху пришёл к тебе. И если бы не он, то я не знаю, что с тобой сделал…
Чёрные глаза смотрели на меня с лютой ненавистью, я же обидел псинку или хозяина. Непонятно, но факт.
Вообще вся история вызывала брезгливость и страх за свою шкуру. У меня в квартире собака-убийца, а хозяин этой милой зверюшки насильник-пидорок. Компания просто блеск!
- Что ж ты за хозяин такой, что псина решила меня защитить, а? – спросил я, пытаясь уйти безрезультатно от его поглаживаний по волосам.
Имбецил не ответил – засопел и одной рукой прижал меня к стене, потираясь о мои бёдра своим волосатым телом, пока я не почувствовал его твёрдый стояк, а второй рукой он намотал покрепче мои волосы на свой кулак.
Урод, блядь!
- Только попробуй свой отросток ко мне ещё раз прислонить, и я тебе сам перегрызу глотку и свалю на твою псину...
- Попробую, - ещё сильнее втиснув меня в стену и натянув волосы, что мне пришлось чуть повернуться к нему задом, зашептал на ухо имбецил, ещё больше потираясь своим хером о мой уже зад. - Но не сегодня. Ещё задница твоя не зажила, так что ляг и заткнись наконец-то, иначе будешь спать со Спайком.
Спать с псом я не хотел. И сопротивляться не мог. Сил не хватит, поэтому, стиснув зубы, замер.
- А бросился защищать тебя, потому что считает тебя слабым членом своей стаи, которого нужно опекать. Как щенка... - зашептал Тур и, сука, полез целовать меня в шею своими губами, да так нежно, что чуть не стошнило. А его щекотное дыхание вообще вынесло мне мозг.
"Он ебанутый со своей псиной! Какая нахер стая! Какой щенок!" - хотел закричать я, но не стал. Горло болит, а смысла нет.
Он что-то ещё шептал, но когда я почувствовал, что моего бедра коснулся его влажный член, а хватка его на волосах ослабла, не выдержал. Не знаю, откуда взялись силы, но я оттолкнул эту тушу, зарядив локтём ему специально по руке, по ране.
Имбецил откатился чуть от меня, освобождая, и еле слышно зашипев.
Больно, сука? Но мало.
Я сгруппировался, ожидая удара и вырванных волос, из-за которых и не мог встать, он держал их намотанными на кулак, что мне пришлось задрать шею, но его не последовало.
В спину мне уперся головой имбецил, шумно дыша, а затем, через некоторое время отпустив волосы, погладил ласково по шее, дотронулся, наверное своими губами до лопатки и, встав с заскрипевшего дивана, ушёл, выключив свет.
Я лежал ни жив ни мёртв. Дотрынделся. В темноте с псиной-убийцей. Прэлестно!
Хотя при свете было бы хуже.
И кто после этого имбецил - вопрос, на который я не хочу знать ответа.
Глава 9
Лучше бы в лобик поцеловал на прощание. Покойников так и целуют…
Псина заскулила и встала – я услышал цоканье когтей, а затем и шаги. Диван прогнулся и заскрипел. Тур неповоротливо улёгся на диван, даже не касаясь меня, и, с силой вырвав у меня из-под задницы скрученное одеяло, укрыл им и меня, и себя, насколько хватило.
Я молчал. Слов не было. Внутри жил страх. Я был уверен, что он уйдёт. Я бы именно так и сделал. Оставил меня наедине с псом-убийцей. Он же не просто так рассказал мне историю? И он так же, как и лысый Димон, знает про мой страх.
Урод! Тупой уродливый имбецил.
Но всё же я рад, что он остался.
Крутился я долго. Мучили вопросы и рядом сопящее горячее тело. Я мёрз, а ему хоть бы хны. Боров. Стянув с него одеяло, я завернулся в него и уткнулся в стену.
Я так и не узнал, что имел ввиду Быков, когда сказал, что Веник - не хозяин квартиры. Я сам видел документы. Нарик вступил в права наследования. Юрист подтвердил.
Завтра с утра навещу этого растамана.
За мыслями и планами на завтра я не услышал скрип дивана и уже поздно понял, когда горячее, большое, сильное тело нагло пододвинулось ко мне и обняло, подсунув под нос свои вонючие бинты.
Педрила!
Закопавшись поглубже носом в одеяло, я уже сам втиснулся в стену подальше от него, хотя мог и свалить бы, если бы не псина.
Проснулся я от скулежа и причмокивания на самом краю дивана. Моя рука свисала почти до пола, а её кто-то лизал. Было мокро и противно.
Я бы заорал или дёрнулся, или вообще упал, если бы меня сзади не обняли за живот, руку не удержали и властно, но с нотками брезгливости не приказали:
- Расслабься, сцыкло. Он ничего не сделает.
Я обернулся, ошалело косясь на имбецила, спящего какого-то хрена у стены. Какое расслабься! Клыки псины задевают кожу!
- Я сказал, расслабься. Закрой глаза, если хочешь, - уже с нажимом проговорили мне в ухо и чуть укусили за него же. - Он просто лижет…
Великим усилием воли, чтобы не треснуть имбецила, я закрыл глаза, покрываясь испариной.
- Теперь погладь его.
Он совсем ненормальный?!
- Ну!
- Не… могу… - прошептал я, пытаясь всё ещё убрать руку от мокрого языка.
Псина, будто поняв это, жалобно заскулила и улеглась на пол. Широкая, мозолистая ладонь Тура спустилась под одеялом ко мне на пах, сжимая с силой яйца, а затем и поглаживая член.
- Что… ты творишь… пидор…- еле проблеял я, но этот боров не ответил, зато, оттянув мои труселя, стал активнее шурудить своей лапой уже по моему хозяйству.
Я проклял всё на свете! У меня встал, сука! И ещё как!
- Видишь, патлатый, даже такая эгоистичная сволочь, как ты, любит ласку, - прохрипели мне язвительно на ухо. – Чем он хуже тебя? Тем, что не скрывает этого? Или тем, что виноват ты, а он извиняется и лижет тебе руки?
- А я и не скрываю ничего, и извиняться мне не за что! – сипло огрызнулся я этому недофилософу и немного приподнял бёдра.
Пусть дрочит! У него талант!
Тур, как ни странно, не остановил поглаживания в ответ на мои наглые действия, наоборот, обхватил мой стояк, что я даже всхлипнул от его жёсткой, но в то же время горячей лапы.
Как-то это всё неправильно, по-пидорски извращённо, и так, сука, заводит! Мне дрочит имбецил!
Только я об этом подумал, как меня развернули, убрав руку с пола, и с силой и каким-то просто бешеным, остервенелым напором Быков впился в мои губы, жёстко кусая, засасывая и царапая щетиной. Я замычал, сопротивляясь. Кроме собак я ещё не люблю, когда меня целуют в губы и дёргают или копошатся в волосах. Убил бы, но он отлично дрочит, ещё бы отсосал своими пухлыми и супернежными, бабскими губами…
- Сюда, мальчик! – оторвавшись от моих губ, хрипло пробасил Тур и похлопал меня по животу.
Я уже хотел сказать, что он дебил, но когда увидел, что на постель, на мои ноги, прижав уши, запрыгнула черная туша, то чуть не умер.
- Убери… его, – запаниковал я, боясь шевельнуться.
- Страшно? – спросил, склоняясь к моему лицу, этот имбецил, разглядывая меня своими черными глазищами. На лице его не отобразилось никаких эмоций. Ноль!
- Да… убери его!
Имбецил ничего не ответил, все так же глядя на меня.
- Пожайлуста, - выдавил я из себя зло.
- Было бы так страшно, хуй бы так не стоял, - прохрипел этот псих и погладил мой член, про наличие которого я даже забыл. – Нравится, значит? А говорил, что не педик.
- Иди нахер… и псину свою прихвати! – опять огрызнулся сипло я, не зная, что делать, и как реагировать. Зато псина отреагировала – тихо заворчала и поудобнее устроилась на моих ногах.
Довольно легко, словно не весил больша ста кг, перекинув свою тушу через меня, Тур встал на ноги и, потрепав черного, довольного, раззявившего пасть монстра по голове, обратился ко мне:
- Покормишь его кашей и мясом с овощами… - заметив мой дикий взгляд, ещё, сука, ехидно добавил. – Если не обосцышься и не сдохнешь от страха.
- Ты ещё пожалеешь об этом, - прошептал я, вкладывая в эти слова не просто ненависть и всю злость, ещё и безысходность. - …тупой имбецил…
- Я уже жалею, что сразу не выкупил эту грёбанную квартиру у этого нарика-Веника. Проблем было бы меньше на одну звенящую дрянь! - процедил имбецил, кривя свои губы. – Так что развлекайся, голубок!
Собрав свои шмотки, этот урод свалил, на этот раз оставляя меня наедине с псиной-убицей.
***
Со злостью хлопнув дверью, Быков зашёл к себе, чтобы переодеться. Терпение закончилось, а ещё нужно ехать в питомник, потом в больницу - обработать раны, прокапать хрень какую-то и заново кое-что подштопать. Пара швов разошлись, когда эта дрянь локтём своим заехала.
Ночью пожалел «мальчика», стерпел, думал же, что порвал дрянь, а зря. Надо было трахнуть и оставить на ночь со Спайком, чтобы поумнел. Яд с этого языка сочится, как из бочки. Ну, ничего. Пусть теперь посидит.
За засранца Тур уже не переживал. Он даже не соврал вчера про то, что патлатого нахала Спайк взял под опеку. С чего - не понятно. Может, запах учуял на Артуре, а может, и правда решил взять его в «стаю» как сучку «вожака».
Быков усмехнулся сам себе. Что сучка, то сучка. Языком машет не хуже, и да, даёт «вожаку». Хоть и в жопу.
Ночью Тур не стал объяснять, не умел красиво, и не поймёт засранец, почему и что за «стая». Да и не стая никакая, просто слово "семья" не подходит для него со Спайком. Два потрёпанных жизнью одиночества, злобных и ворчливых.
Натянув, шипя, спортивные штаны, боксёрку, а наверх толстовку, Артур взял ключи от машины, убрал на всякий случай ампулы со снотворным и пачку шприцев с тумбочки в прихожей и, закрыв дверь, вышел на площадку, чтобы прислушаться к соседней двери.
Не верил Тур, что язва сможет загнуться от страха. Не такой он и слабачок, как кажется. Первый раз, когда заметил, что длинноволосый боится собаку до дрожи, не придал значения. Спайка все боятся – крупный, массивный ротвейлер с рядом белоснежных острых зубов многих пугает, а вот когда собственными глазами увидел, что у Язвы приступ случился с нехваткой кислорода и пеной, то струхнул. В больнице у медсестры, что его штопала, выспросил, что да как и от чего. Оказалось, что всё не так плохо, и все беды и разные атаки панические из-за головы тупой. А уж утром, когда Спайк после прогулки виновато, периодически косясь на хозяина, не против ли он, прыгнул на диван, где всё пространство заняла уже язва красноволосая, и нагло пристроился к тому под тёплый бочок, Тур понял: у Звеняшки нет выбора. Спайк не то, что не обидит, наоборот, будет «белым и пушистым» и опекать. Даже когда Тоха, из-за того, что спит как долбоёб и вертится постоянно, спихнул рота на пол, тот не был против – улёгся на пол, чуть поскулив обиженно из-за того, что выкинули с нагретого места.
Быков даже успел заснять на телефон, как эти двое спят в обнимку, чтобы при удобном случае ткнуть носом язве. Пусть подавится – собаконенавистник психованный.
За дверью Быков ничего интересного не услышал: маты, шипение и скулёж.
«Сучка» - шипит и ругается, значит не хряпнулась в обморок, а вот кто скулит, определить сложно, то ли Спайк на жалость давит, то ли «сучка» всё же хряпнется в обморок.
Ничего! Рот быстро своим языком в чувство приведёт эту красноволоску.
Ухмыльнувшись, Быков с удовлетворением поехал в питомник.
Кто-то сегодня будет «очень рад» его возвращению ДОМОЙ, особенно если дойдёт до кухни и прочитает свой новый договор аренды.
Говнюк патлатый!
Глава 10
- Как я ненавижу этого грёбанного имбецила! Урод! – почти задыхаясь, прошептал про себя я, когда чёрная, тяжёлая псина на моих ногах шевельнулась, подняла свой зад с обрубком и начала ползти(!) по мне.
Тяжеленная туша – килограммов шестьдесят–семьдесят, ползла по мне, а я даже веса не ощущал!
«Он сейчас сожрёт меня! Ему ничего не стоит! И зубы вон какие… И ползёт не зря…»
Руки и всё тело от страха и нечеловеческого ужаса стали ватными - ни дёрнуться, ни шевельнуться…
- Ввввв… грррр… - тихо проворчал монстр, останавливаясь.
- Сууука… – закрыв глаза, уже в тихой истерике в голос захрипел я. Первые, непрошеные, едкие слёзы, обожгли кожу. Позор! Увидел бы кто со стороны ревущего как сопляка меня - оборжались бы.
- Уууууу… - снова провыл ротвейлер на мне, но на этот раз как-то жалобно, в тон мне, то ли издеваясь, то ли ещё чего, а заодно сбивая меня с ритма и счёта вздохов.
«Чтоб он со своей псиной сдох!» - мысленно закричал я, цепляясь за сознание и пытаясь судорожно вспомнить, что ещё некогда говорил доктор мозгоправ. Ничего не вспоминалось, зато вспомнилось какого-то хера, что папаша мой возомнил себя великим психотерапевтом и приволок мне в подарок щенка сенбернара с меня ростом… Идиот…
Тогда мне пришлось уйти (сбежать) из дома и впервые обнюхаться клеем в какой-то подворотне.
Интересно, если бы я пауков до усрачки боялся, он бы и тарантула мне подарил?
- Уууууу, – подвыл заунывно пёс моим бредовым мыслям, а затем уронил свою башку прямо мне на яйца.
От шока и боли я открыл глаза, чтобы в следующую минуту охренеть.
Карие, печальные, с почти полностью покрасневшими от полопавшихся сосудов белками глаза псины смотрели на меня из-под коричневых опущенных бровей с такой жалостью, пониманием и тоской, что впору брать верёвку и идти, вешаться. Но даже не это меня привело в состояние охренения, а то, что из этих, сука, глаз текли слёзы!?
Псина-убийца лежала на моих яйцах и плакала!
По тёмно-коричневой шкуре текли медленно, словно патока, задерживаясь на шерсти и превращая её в черные кривые линии, слёзы!
Это я сдох или чего-то не понимаю?!
Собаки не умеют плакать!!!
Но реально псина плакала! Выла тихонечко, блядина, смотрела на меня, типа постигла суть Вселенной на моих яйцах, и плакала!
Интересно, она когда хозяйку загрызла, тоже ревела и просила ментов не усыплять её, потому что была под аффектом?
Было бы смешно, если бы было не так печально и страшно происходящее.
Отошедший страх вновь занял свои позиции и начал сбивать мой ритм сердца.
Она загрызла ЕЁ! И тебя загрызёт!
Это собака!
Такая же, как и те!
Вот жизнь сука, ничего и никого не боялся, а собак боюсь до ужаса. До смертельного ужаса.
- Жри уже, – промямлил я посиневшими губами, погружаясь в свой дикий необузданный кошмар, прикрывая глаза и откидываясь на единственную плоскую, как гробовую общаговскую подушку.
- Уууууууу! – ещё длиннее и заунывнее завыла псина, как на заклание, и подняла свою бошку, помотав ею, грузно и громко прыгнула на пол.
«Этот ад не закончится для меня никогда», – вяло подумал я, проваливаясь в тёмное, лёгко-сладкое марево обморока. Там лучше. И нет злых псов-убийц. Там нет никого, еби их мать!
Мокрое. Тёплое. Шершавое. На лице.
Мама...
Когда я очень давно болел, мама делала мне компресс на лоб. У меня поднялась высокая температура, и я не смог идти в школу. Мама осталась дома. Рядом. Делая мне компрессы. Только они были холодными, приятными и успокаивающими…
Мама умерла! Восемь лет назад!!!
Резко, испугавшись, я открыл глаза и подскочил. Передо мной была тёмная морда и розовый здоровущий язык. Первое, что я сделал, это дал по этой морде затёкшей рукой. По инерции. Мозг ещё спал.
- Гррр… Ууу… – обиженно заворчала-заскулила чёрная туша и куда-то делась с дивана.
- Ты мне дашь сдохнуть спокойно? - прохрипел зло я, всё ещё слабо соображая и судорожно хапая воздух ртом. – Сдохну, потом грызи…
Псина сидела на полу, прижав уши-тряпки и всё так же смотря на меня печально.
Уууууу! Падла!
Моё тело после долгого лежания срочно затребовало движения, и я, наплевав на эту зубастую скотину, сел, прогоняя звёздочки, звон в ушах и мельтешения, а ещё разгоняя кровь по венам и по отлежанным конечностям.
Псина подкралась почти незаметно для меня. Развернувшись относительно резко, я замер. Монстр так же замер и ещё свою лобатую бошку склонил на бок, не забывая жалобно глядеть на меня с пола.
«Эта песня хороша - начинай сначала…» - вспомнил я пословицу, уже понимая, что сердце начало быстрее гонять кровь.
Словно в замедленной съёмке, псина двинулась к дивану, а затем медленно протянула свою огромную пасть к замершему мне и что-то аккуратно положила (почитай выплюнула) на колени. Так же медленно псина попятилась назад задом, как рак(!) к противоположной стене.
- Гав! – вопросительно (! – я начал различать интонацию?!) гавкнула псина через секунд двадцать и, облизнувшись, уселась, став наблюдать за мной.
Убрав руки с лица, я со страхом глянул на свои колени, явно ожидая там увидеть не обслюнявленное бело-серое нечто в виде какашки, а какой-нибудь кусок руки человеческой, или на худой конец лапу от кота.
Нечто какашечное, мерзкое, по-прежнему лежало на колене, а я не знал, что делать с этим.
Это как бы намекнула псина, что из меня в итоге такое же будет?
- Грр… Гав-гав! – заметив моё замешательство, вмешалась псина и поцокала куда-то к столу-катушке.
Явно недоброе замыслила. По спине пробежал холодок, во рту пересохло. Попить бы перед смертью…
За столом зашуршало. Глянув на чёрный зад с куцым обрубком, торчащим из-за стола, я замер. Монстр перестал шуршать и, показавшись из-под стола, поцокал своими лапами ко мне. У дивана остановился. Фыркнул и, как и в прошлый раз, медленно подкрался, положив со всей нежностью и любовью мне на колени очередной кусок слюнявой, бело-серой, липкой какашины.
Пиздец! Меня чуть не вырвало…
- Гррррр! Гав! Гав! Гав! – утробно зарычала псина и громко залаяла чуть не подпрыгивая на месте, вызвав у меня приступ не страха - ужаса!
Ненавижу имбецила! И псину! Всех псов! Бля! Дыши! Раз, два, три…В дох... Раз...
Я пропустил момент, когда псина заткнулась.
Вновь зашуршало.
Я был на грани очередной «смерти», когда мне на колени опустили, считай швырнули, порванную, слюнявую пачку со слипшимися, разлезшимися как медузы пельмешами.
- Грав! – фыркнул устало монстр и попятившись вновь, сразу улёгся.
Тупо смотреть и понимать, что это лишь пельмени, которые имбецил мне прикладывал к носу, а потом зашвырнул их куда-то, мне надоело, и я придурошно (по-другому не назовёшь), с иком заржал.
- Пельмени… Ахахахахах! Бабушка Аня... Ахахахаха… Сууука…
Короче, истерия самая натуральная под названием "и смех, и грех".
Держа в руках рваную пачку и прижав её к груди как родную, даже не помня, как схватил её, я размазывал слёзы по морде, не замечая, как монстропсина довольно смотрит на меня.
- Я этому имбецилу, падле, эту бабушку Аню в жопу затолкаю… - пообещал, зло смеясь, я, успокаиваясь и складывая «какашки» в пачку.
- А ты, - обращаясь уже к псине, прохрипел я, ставя пачку на пол. Бросать побоялся. – Сам жри эту старуху…
Псина встала, радостно замотала жопой и порысила к пачке, чтобы потом отволочь её к стене и слопать разлезшуюся массу.
- Жри-жри… Может отравишься… раз котами не отравился – экологическичистопомойными...
Монстр ничего не ответил и зашуршал пакетом, тямкая (чавкая?), а я вспомнил только сейчас, что мне вообще-то на учёбу надо как бы, а ещё посцать – очень срочно, да ещё и про Веника с этой хатой уточнить кое-что. По словам Тура, теперь квартира принадлежит ему.
Псина ещё жрала пельмени, а я решился на вылазку.
«…если не обосцишься и не сдохнешь со страху…» - вспомнились слова имбецила, и меня как переклинило.
Хуй ему и его псине! Подавитесь мной - дрянью!
Страх с панической атакой странным делом отошёл на задний план, а я, приговаривая, какой монстр хороший, толстый, отъевшийся на человечине, встал со скрипучего, добитого дивана.
Упрямство, злость и рассказывание псине, какая она «хорошая», оказывается, замечательное средство, чтобы забыть про свой ужас.
Не знаю, с чьей помощью, но я в конце концов добрался до коридора: мокрый, как мышь, на трясущихся ногах от невроза, с бешено стучащим сердцем и с косящими глазами, но главное добрался. А ещё я подобрал с пола свой мобильный. Сейчас вызову службу по отлову собак, и всё будет хорошо. Закрывшись в туалете, я включил отчего-то выключенный смартфон и, пока дожидался включения, отлил.
Осталось два процента зарядки - моргнув, высветилось на экране яблоко. Уф! Есть на свете справедливость.
Выкуси, имбецил! Свои обещания, хотя бы на половину я выполняю. Жаль, тебя нельзя так же сдать и усыпить, как твоего монстра.
Глава 11
Звонить сразу я не стал. Я успею. И пока не было слышно псины, быстро и тихо вышел в коридор. На моё счастье один придурок, уходя, не закрыл дверь. Его мозг размером с грецкий орешек явно не рассчитан на умные мысли. Небось думал, что псина не даст мне выйти. Пф!
Схватив в руки стилы, я потянулся к ручке, но услышал сзади цокот когтей. Обернувшись, увидел карие грустные глаза псины. Она ничего не предпринимала. Просто стала в дверях комнаты и смотрела. Стало жутко и не по себе от её взгляда.
Дверь была открыта, и можно выйти в подъезд, но я не смог. Не рискнул.
Тяжело вздохнув и поняв, что выходить я не собираюсь, рот, опустив обречённо голову, лег там, где и стоял.
Посчитав до трёх, я поставил стилы на пол и медленно отошёл от двери к ванне, куда затем медленно зашёл.
Лучше же в квартире подождать приезда службы отлова. Правда? Главное - дверь открыта.
В ванной на полу лежали мои грязные, рваные по последней моде джинсы, которые я уже неделю не мог постирать. Ну, не "не мог", а ленился и ждал прихода Катьки. Стиралки на этой хате не было, а руками стирать - уж увольте.
Есть Катька.
Натянув грязные джинсы и брезгливо поморщившись, я стал набирать справочную, а псина в это время подобралась к двери ванны. Я слышал, как её когти цокали по линолеуму, а затем за дверью раздалось тихое завывание. Жалобное. Длинное. Как плач.
По коже пробежали мурашки. Она чувствует? Она знает, что я собираюсь сделать?
Глупость!
Фыркнув от своей мысли, я посмотрел на телефон и стал ждать ответа службы по отлову.
Телефон уже начал пикать, сообщая, что скоро батарея сядет, но диспетчеру я успел сказать свой адрес и вкратце обрисовать на ходу придуманную ситуацию, что у меня в квартире появился злой бешеный ротвейлер. Поверили. Вызов приняли. Вот и всё. Ждём-с.
Время тянулось бесконечно и заунывно. Вой и скулёж сводили с ума.
- Заткнись ты! – не выдержал я, и псина, как ни странно, заткнулась.
- Вот так. А то развылся. Голова раскалывается от твоего воя, – проговорил я и уже тише добавил. – И не усыпят тебя. Сразу по крайней мере. Три дня посидишь в клетке, пока твой хозяин-имбецил не заберёт. Или не заберёт.
Скулить, как ни странно, псина перестала, но не ушла.
Через минут двадцать я услышал, как псина поцокала к входной двери и тихо зарычала.
Негромкий ленивый лай. Шум и стук двери о стену. Мужские голоса. Мат. Лай. Снова приглушённое, незлобное рычание. Звуки возни. Мат. Грохот. Снова голоса и скулёж.
- Держи его, пока не кинулся!
- Сильный, зараза!
- Да закинь ты петлю нормально!
- Да и так нормально!
- Петлю зажимай сильнее, мать его!
- Он сейчас вырвется нахрен!
- Не вырвется! Намордник надевай!
Высунув нос, я увидел, как ротвейлер неторопливо, почти молча ещё пытался скинуть со своей массивной шеи зажимающуюся прочную поблёскивающую серебром петлю, закрепленную на конце длинной металлической палки, но безуспешно.
Не боясь уже собаки, я вышел из туалета.
- Что-то долго вы ехали! - огрызнулся хрипло я, глядя на двух мужиков потасканного вида в комбинезонах–ватниках, удерживающих двумя такими палками с петлями псину.
- Скажи спасибо, что вообще приехали! – ответил, пыхтя, один из них, удерживая рычащего хрипящего рота. Сильно придавили шею, видимо. – Поназаводят живность, а потом вызывают.
- Это не моя псина!
- Ага, рассказывай, вон и тарелка, и подстилка, - едко сказал другой мужик, кивая на скомканное одеяло и развёрнутую тарелку. – Решил собачку подобрать и приручить, но она взбрыкнула…
- Сколько? – сквозь зубы процедил я. Они правы. И подстилка, и тарелка. Только он не мой!
Сходив за деньгами, отложенными на оплату хаты, я дал, сколько просили. Не в моём положении жадничать, хоть денег и жалко.
- Его сразу усыпят? – спросил я, когда довольные мужики вытаскивали хрипящего, придушенного рота в подъезд.
Один из них повернулся и бросил:
- Сразу.
- А три дня?
Мужик замер и криво улыбнулся:
- Передумаешь и назад заберёшь?
- Нет, - сразу выпалил я.
- Тогда в камеру – на усыпление, - припечатал весело мужик и дёрнул металлическую палку. Рот тут же захрипел, но как только натяжение палки ослабло, заскулил и повернул, насколько это было возможно, голову ко мне.
Я успел заметить мокрые, потемневшие дорожки слёз на шерсти. Он опять плакал!
- …как-то быстро мы его скрутили, даже не верится…
- …скажи спасибо, а то было бы как в том году, когда тебе пол-ноги чуть не отгрыз!
- …да ладно… зато премию дали…
Голоса мужиков вывели меня из ступора, и я, закрыв дверь, отрезал себя от мира.
Вот и всё. Моя честь отмщена. Ведь так?
Так. Всё правильно. Не я начал войну.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав