Глава 3. Лучшие ночные истребители Люфтваффе 8 страница

В ночь с 20 на 21 февраля 1945 г. 1140 английских четырех­моторных бомбардировщиков и около 200 «Москито» появились над Германией. Их основными целями были Дортмунд, нефте­перерабатывающие заводы в Дюссельдорфе и Мангейме, а так­же канал Дортмунд — Эмс, но последний оказался закрыт обла­ками, и атака на него была отменена. В 01.05 Шнауфер поднялся с аэродрома в Гютерсло. Его собственный «Мессершмитт» был не исправен, и он вылетел на запасном Bf-110 «G9+MD». В 01.53 западнее Дюссельдорфа в районе голландской границы приблизительно на высоте 3700 метров он сбил «Ланкастер», а спустя 5 минут в том же районе — еще один. Оба бомбарди­ровщика входили в группу, атаковавшую Дортмунд. В 03.14 Шнауфер вернулся обратно в Гютерсло.

21 февраля в 18.15 Шнауфер поднялся в воздух уже на сво­ем основном самолете, чтобы опробовать его после ремонта, и, оставшись довольным его готовностью, через 21 минуту со­вершил посадку. Приблизительно через час после этого около тысячи четырехмоторных бомбардировщиков поднялись со своих баз в Англии. 362 «Ланкастера» направились к Дуйсбур­гу, 288 «Галифаксов» и 36 «Ланкастеров» взяли курс на Вормс (В отличие от Дуйсбурга, Вормс никогда до этого еще не подвергал­ся налетам, но в ту ночь в нем было сразу разрушено около 40% всех зданий), 165 «Ланкастеров» должны были атаковать сооружения на ка­нале Дортмунд — Эмс и на т.н. среднегерманском канале, со­единявшем в единую водную систему Рейн и Эльбу.

Фритц Румпельхардт рассказывал о событиях, произошед­ших вечером 21 февраля 1945 г.: «Я сидел в полном одиночестве в одной из комнат штаба эскадры и ужинал, набираясь сил перед ожидаемым вылетом. Приказ занять места в самолетах и быть в постоянной готовности к вылету («Sitzbereitschaft») не достиг меня. Командир, который был уже в полном летном снаряжении, был очень удивлен, застав своего радиста совершенно не готовым. Что и говорить, он был очень недружествен.

На максимальной скорости я бросился к самолету, но было уже поздно. Другие наши самолеты были уже давно в воздухе на пути к Дортмунду. В 20.08 наш испытанный и проверенный «EF» (Румпельхардт имеет в виду Bf-110G-4 «G9+EF», на котором они летали с июля 1944 г) поднялся в воздух. Мы летели позади всех по курсу, который нам дала наземная станция, предполагая, что наша эскадра уже до­стигла района, который атаковали английские бомбардировщи­ки. Мы не могли понять, почему мы еще не видели ни вражеской активности, ни зенитного огня. Шнауфер только собрался запро­сить, следует ли нам оставаться на прежнем курсе, как на севе­ре, должно быть в районе Мюнстера, мы увидели вспышки от силь­ного огня из легких зенитных орудий. «Тут что-то не так», — подумал я. Легкие зенитки могут максимально достать до высо­ты 2000 метров, а английские бомбардировщики обычно летают над Рейхом между 3500 и 6000 метров. Однако не было никакого смысла задерживаться, чтобы обдумать это. Шнауфер начал снижаться, развернувшись на северо-запад. Приблизительно на вы­соте 2500 метров мы прошли сквозь тонкий слой облаков. На моем SN-2 было множество целей, и мы были теперь в ситуации «Leichtentuch» («Светлое сукно» - кодовое обозначение использовавшегося немца­ми приема, когда прожектора своими лучами подсвечивали облака, что­бы на их фоне были хорошо заметны более темные бомбардировщики). Над нами был тонкий слой облаков, еще выше — луна, просвечивающая сквозь них. В результате облака выглядели наподобие белой скатерти, и мы сразу же увидели под ними чер­ные силуэты множества бомбардировщиков.

Шнауфер выбрал «Ланкастер», который спокойно летел спра­ва от нас приблизительно в 1700 метрах. По всей вероятности, его экипаж не предполагал, что должно вскоре случиться. Мы были в воздухе менее получаса, когда наш командир выполнил пер­вую атаку. Всякий раз, когда он мог, он прицеливался из «Schrage Musik» между двумя правыми двигателями. Там были располо­жены топливные баки, которые делали эффект от попаданий огромным. Это было в 20.44. Правое крыло было ужасно повреж­дено при взрыве. Огромный шлейф пламени освещал ночное небо на значительном расстоянии. Короткое время обреченный бом­бардировщик еще летел прямо, а потом, встав на нос, почти вертикально рухнул вниз, и очень скоро он ударился о землю, и раздался сильный взрыв.

Теперь подобные вещи начали происходить одна за другой. Каждый раз Шнауфер выбирал свою цель из нескольких. При этом он демонстрировал свои уникальные возможности ночного истре­бителя. Пилоты бомбардировщиков были бдительны и пробовали посредством оборонительных маневров избежать атаки. Чтобы не попасть в область огня бортстрелков вражеского бомбарди­ровщика, Шнауфер должен был повторять те же маневры, что и бомбардировщик. Это был единственный способ остаться в «мертвой зоне» под его крыльями, куда не могли достать бортстрелки. Шнауфер был особенно искусен в выборе точного момента для атаки. При этом он должен был действовать на­сколько возможно быстро.

В течение 19 минут Шнауфер сбил 7 вражеских бомбардиров­щиков, при этом наша собственная машина ни разу не была по­ражена заградительным огнем. Это показывает, что майор имел стальные нервы и что он тщательно обдумывал каждую атаку, сбивая противника относительно короткими очередями с очень близкого расстояния. Каждый раз его смелость и быстрая реакция позволяли ему выходить из поражаемого пространства в течение нескольких секунд. В дикой суматохе боя у меня едва ли было время, чтобы обращать внимание на подробности каждой победы. С другой стороны, из-за «Leichtentuch» я не дол­жен выводить пилота на бомбардировщик при помощи радиоло­кационной станции, которая была так важна темной ночью. Еще раз Вильгельм Генслер оказал свое стабилизирующее влияние на наш экипаж, как и часто прежде, он помогал пилоту своими советами.

Мы еще дважды пытались атаковать, но тут даже Генслер не мог помочь. Когда мы выполняли восьмую атаку, наши «Schrage Musik» отказали в самый решительный момент, и Шнауферу по­требовалось все его умение, чтобы уйти от сильного огня с бом­бардировщика. У нас еще оставались пушки, установленные в носовой части Bf-ПО, но они слишком часто отказывали, и мы смогли сделать только один выстрел из них во время девя­той атаки. На этом наше преследование потока бомбардиров­щиков завершилось. По дороге обратно мы еще раз должны были пролететь над линией фронта через огонь американских зениток.

Физические и моральные силы нашего командира были почти на пределе. Он был так измотан, что едва мог держать ручку управления. Мы не смогли установить радиосвязь с Гютерсло, так что я вызвал Дортмунд, где находилась наша бывшая IV./NJG1. Мы все еще использовали наш старый радиопозывной «Adler 133», так что они знали, кто мы были. Я попросил, чтобы они по возможности помогли нам вернуться в Гютерсло. Лучами про­жекторов и сигнальными ракетами они показали нам нужное на­правление, и Шнауфер, собрав последним усилием воли все свои силы, смог посадить наш испытанный «G9+EF» на нашей базе в Гютерсло. Когда машина зарулила на стоянку и двигатели были выключены, в кабине воцарилась глубокая тишина. Опустив голо­ву вниз, каждый из нас пытался собрать свои мысли. Мы думали об экипажах «Ланкастеров» и, прежде всего, надеялись, что их парашюты помогли им сохранить жизнь».

В течение 19 минут, с 20.44 по 21.03, Шнауфер сбил семь бомбардировщиков. Все они упали почти на одной линии, ко­торая начиналась приблизительно в районе Мюнстера и закан­чивалась около Эйндховена. Общее число побед майора Шнауфера в тот день достигло 116. Кроме того, данные англичан о своих потерях той ночью позволяют утверждать, что в 21.10 во время своей восьмой атаки Шнауфер все же успел сбить и восьмой «Ланкастер».

Всего же в ночь с 21 на 22 февраля 1945 г. англичане поте­ряли 34 самолета, т.е. 3,1% от общего числа участвовавших в налетах. При этом 28 бомбардировщиков были на счету всего 5 пилотов. 7 самолетов сбил обер-фельдфебель Понтер Бар (Giinther Bahr) (Всего выполнил около 90 боевых вылетов и одержал 37 побед, из них 36 ночью. Вместе с ним в качестве радиооператора летал фельдфе­бель Рехмер (Rehmer), а в качестве бортстрелка — унтер-офицер Ридигер (Riediger)) из 1./NJG6. По 6 побед одержали командир 6./NJG1 гауптман Йоханнес Xarep (Johannes Hager) (Всего выполнил 99 боевых вылетов и одержал 48 побед, из них 47 ночью. В качестве его радиооператора летал унтер-офицер Вальтер Шнейдер (Walter Schneider)) и коман­дир 2./NJG2 гауптман Хейнц Рёккер (Heinz Rokker) (Всего он выполнил 161 боевой вылет. На его счету было 64 победы, из них 63 ночью, в т.ч. Рёккер сбил 55 четырехмоторных бомбардиров­щиков). Еще 2 бом­бардировщика сбил гауптман Адольф Брефес (Adolf Breves) (Всего на его счету было 18 побед) из IV.NJG1.

В ночь с 3 на 4 марта 222 бомбардировщика совершили налет на нефтеперерабатывающие заводы в Бергкамене и Ланд-бергене, кроме того, еще 234 «Ланкастера» и «Галифакса» ата­ковали гидросооружения на канале Дортмунд — Эмс. Немец­ким ночным истребителям удалось сбить 7 бомбардировщиков из последней группы, при этом два «Ланкастера» были на сче­ту Шнауфера (в 21.55 и в 22.04).

Той ночью истребители NJG4 приняли участие в опера­ции «Гизела». Имеются неподтвержденные сведения о том, что Шнауфер просил командование разрешить ему также участво­вать в ней и что ему было отказано (Ранее Шнауферу было запрещено участвовать в операции «Bodenplatte», в которой в качестве «патфиндеров» участвовали Ju-88 из его NJG4). При этом если бы Шнауферу разрешили, то ему бы пришлось лететь на Ju-88, кото­рый он не любил, так как Bf-110 не имел необходимого для этого радиуса действий. Результаты операции «Гизела» при­несли Люфтваффе разочарование — было сбито всего 22 анг­лийских бомбардировщика, еще 8 получили тяжелые повреж­дения и разбились при посадке. При этом сами немцы потеряли в общей сложности 26 самолетов, из них 13 были из состава NJG4. Часть самолетов была потеряна в ходе самой операции, а некоторые были списаны после аварийных посадок.

В ночь с 7 на 8 марта 1945 г. около 1200 английских бомбардировщиков атаковали различные цели на территории Германии. Главными из них были Дессау, а также нефтеперерабатывающие заводы в районе Гамбурга и Хеммингштедта (Hemmingstedt). Англичане потеряли 41 бомбардировщик, при этом большинство самолетов было сбито ночными истребите­лями. На счету Шнауфера было 3 «Ланкастера» из группы, которая совершила налет на Дессау. Два первых (в 20.41 и в 20.47) он сбил в районе между Дюссельдорфом и Касселем, а третий (в 21.56) — в районе Магдебурга. Это были 119 и 121 победы Шнауфера, которые, как потом оказалось, стали его последними победами.

Войска союзников продвигались вперед, и NJG4 вынуждена была оставить аэродром в Гютерсло. В 02.29 30 марта Шнауфер на Bf-110G-4 «3C+BA» поднялся из Гютерсло и перелетел на аэродром в Вунсторфе, расположенном западнее Ганновера. Че­рез несколько дней эскадра сначала перебазировалась в Фассберг (Fassberg), а затем 11 апреля дальше на север Германии на аэродром Эггебек (Eggebek), расположенный приблизительно в 15 милях от границы с Данией.

В этот период Шнауфер совершил несколько боевых вы­летов, но все они оказались безуспешными. Так, 9 апреля ан­глийские бомбардировщики совершили налет на Киль, Шнау­фер поднялся в воздух, но так и не смог вступить в контакт с бомбардировщиками. 19 апреля в 23.10 Шнауфер снова под­нялся в воздух— и опять никакого успеха. Единственными анг­лийскими бомбардировщиками, действовавшими той ночью, были 122 «Москито», которые летали на недоступной для Bf-110 высоте. Пробыв в воздухе 55 минут, Шнауфер вернулся обрат­но на аэродром Эггебеке. Свой же последний вылет Шнауфер совершил 21 апреля.

8 мая 1945 г. Германия окончательно капитулировала, и майор Шнауфер издал свой последний приказ. В нем, в част­ности, говорилось:

«Солдаты моей эскадры! Враг в нашей стране, наши самоле­ты на земле, Германия оккупирована и окончательно капитули­ровала.

Товарищи, эти тяжелые факты вызывают у нас на глазах слезы. Наше будущее туманно, и оно может принести нам только боль и страдания. Однако имеется кое-что, что ос­танется с нами навсегда, — это традиции нашей эскадры и наша слава. Они дадут нам необходимую силу духа, будут нам опо­рой и дадут возможность смотреть в неопределенное будущее ясно и гордо.

Там, где мы поднимались в ночное небо, земля Франции и юж­ной Германии покрыта маленькими шрамами, следами от сби­тых нами тяжелых бомбардировщиков. В тяжелых боях и при любой погоде пилоты NJG4 сбили 579 бомбардировщиков — три полные дивизии бомбардировщиков. Наши успешные атаки на ав­токолонны и железные дороги стоили противнику сотен авто­мобилей и локомотивов...

Эта борьба потребовала от нас тяжелых жертв. 102экипа­жа из 400 офицеров и унтер-офицеров не вернулись обратно. 50 человек из летного и наземного персонала погибли на земле при от­ражении вражеских налетов. Они отдали для Германии и нашей эскадры все, и они имеют право требовать от нас в это мгнове­ние, чтобы мы оставались настоящими людьми.

С болью, но и с гордостью я прощаюсь с Вами. Спасибо Вам за доверие, которое Вы оказывали мне в эти тяжелые дни. Пусть в Вас сохранится уверенность, что Вы сделали для победы все, что только было в человеческих силах».

После капитуляции Германии Шнауфер вместе с остатками своей эскадры попал в плен к англичанам. В мае в Эггебек при­ехала группа из 12 офицеров департамента авиатехнической раз­ведки английского министерства авиации (Department of Air Technical Intelligence). Возглавлял эту группу один из наиболее успешных ночных асов RAF коммодор Родерик «Родди» Чисхольм (Roderick «Roddy» Chisholm). В своей книге «Cover of Darkness», впервые опубликованной в 1953 г. в Лондоне, он писал:

«Во время нашей инспекции аэродрома мы натолкнулись на ночной истребитель «Мессершмитт-110», руль которого был по­крыт отметками об уничтожении британских бомбардировщи­ков, каждая из них представляла крошечную эмблему RAF и силу­эт самолета в плане. Имелась 121 такая отметка, и на каждой небольшими буквами тщательно были написаны тип самолета и дата. Когда появились немцы, мы спросили относительно этого самолета. Они сказали, что был самолет, на котором летал ко­мандир эскадры майор Шнауффер (Schnauffer) (Именно так написана фамилия Шнауфера в книге Чисхольма). Он был здесь, ас Шнауффер, и ожидал, когда мы его допросим.

В полдень мы начали допрашивать экипажи, начиная с грозно­го майора Шнауффера. Он вошел, четко отдал честь и попросил разрешения сесть. Это был красивый человек, внешне выгляде­вший довольно нежным, на его шее висел высший орден Железного Креста с красивым бантом, усеянным бриллиантами. На следу­ющий день ношение наград должно было быть запрещено, и я по­чувствовал, что сочувствую ему. Он добился больших успехов для своей страны и был поднят на пьедестал публичного признания, теперь же он был сброшен вниз и лишен возможности носить свои награды.

Я задавался вопросом, что с ним будет после освобождения из плена? Это было неизбежное сентиментальное направление моих мыслей, и, чтобы сохранять равновесие, необходимо было вспом­нить неописуемые условия, в которых содержались русские плен­ные в лагере, находившемся на территории этого аэродрома, и что за этот аэродром экс-командир был ответственным. Мы были победители, а они побежденные, и все они были частично ответственны за эти ужасы и теперь должны были оправды­ваться кто как мог. Так что мои чувства снова затвердели, и я слушал то, что майор Шнауффер говорил.

Он выразил сожаление, что был ответствен за смерть мно­гих прекрасных людей, — это были крокодиловы слезы — и в той обстановке едва ли это могло быть правдой. Он утверж­дал, что это было неравное соревнование потому, что, как толь­ко истребитель вступал в контакт, гибель бомбардировщика была неизбежна. Он утверждал, что сбил семь бомбардиров­щиков одной ночью (Слова Чисхольма подтверждают, что в ходе войны ничего англича­не не знали о боевых успехах Шнауфера, и потому вряд ли могли дать ему прозвище «Призрак Сент-Тронда», а уж тем более специально охо­титься на него). Тем не менее, он признавал, что оборо­нительный маневр «спираль», который был рекомендован всем, но который, к сожалению, не все выполняли, был полностью эффективен темной ночью и что однажды он после сорока пяти минут должен был прекратить преследование. Он пока­зал глубокое знание нашей тактики и нашего оборудования, и было ясно, что он мастер в своем деле.

Однако из-за его нежелания быть полностью откровенным в некоторых вопросах допрос в довольно резкой форме был прерван, а он сам получил приказ явиться к коменданту лагеря. Там он получил приказ подготовить письменный отчет и все документы эскадры в течение 24-х часов. С ним разговаривали довольно гру­бо, наш переводчик не подбирал слова, и он ушел, по-видимому, удрученным и испуганным. Это была странная ситуация, проти­воречивые чувства и мысли путались в моей голове. Они были ненавидимыми нацистами, так почему мы должны быть вежли­выми с ними? Каждый знал, что вежливость, в конечном итоге, имела бы полный успех, но к чему было заботиться относительно этого теперь?»

Чисхольм, сам бывший ночным истребителем, совершен­но очевидно сочувствовал Шнауферу, и его противоречивые чувства легко понятны. Невероятный ужас, который испытали союзники, увидев немецкие концентрационные лагеря, особенно в которых содержались советские военнопленные, был еще жив в памяти Чисхольма. Это нашло отражение в словах Чисхольма о косвенной вине за это и Шнауфера, хотя было очевидно, что тот, даже как командир эскадры, совершенно не имел ни­какого отношения к происходившему там. Вопрос же о кор­поративной вине всех немцев за преступления нацистского режима — очень сложный и, вероятно, до конца так и нераз­решимый.

К сожалению, Чисхольм не уточняет, что это были за «некоторые вопросы», в которых Шнауфер не был «полностью откровенным». Можно предположить, что вероятнее всего сложилась следующая ситуация. Шнауфер подробно и обстоятельно отве­чал на все вопросы, связанные с действиями английской бом­бардировочной авиации, что, кстати, видно из слов самого Чисхольма, но, как только речь заходила непосредственно о самих немецких ночных истребителях, об их тактике и техническом оснащении, ответы Шнауфера становились гораздо скупее. Это было вполне понятное поведение, которого, кстати, придерживались большинство офицеров Люфтваффе, попавших в плен к союзникам.

Вскоре в лагерь для военнопленных, где находились пилоты NJG4, приехала еще одна группа английских офицеров. Бывший командир III./NJG4 гауптман Людвиг Мейстер вспоминал:

«Спустя короткое время мы получили возможность пересмотреть наши первые впечатления от англичан (Мейстер, а также бывший командир I./NJG4 гауптман Ханс Краузе (Hans Krause) и бывший командир II./NJG4 майор Герберт Раух (Herbert Rauh) были тоже допрошены офицерами из группы Чисхольма, которые повели себя с ними так же, как и со Шнауфером. На счету Краузе было 28 побед, а на счету Рауха - 31). Нас посетили командир базы английских ночных истребителей в Литтл Снорингв (Little Snoring) — полковник с рыжими волосами и в темных оч­ках и радиолокаторщик успешного ночного истребителя «Дарнбридж» («Durnbridge)» или что-то в этом роде (Мейстер имел в виду Билла Скелтона (Bill Skelton), бывшего радио­оператором самого результативного ночного истребителя RAF коммодо­ра Брэнса Барнбриджа (Brance Burnbridge), на счету которого была 21 ноч­ная победа). Мы встретились с ними на краю аэродрома и вели спокойную дискуссию относи­тельно тем, представляющих интерес для всех ночных истреби­телей независимо от того, на какой стороне они были. Англичане заинтересовались нашими летными часами и поменяли свои часы на их. Радиолокаторщик сказал мне, что за несколько дней до этого в лагере для военнопленных в Англии он разговаривал с моим бывшим командиром майором Хергетом (С 01.09.1942 по декабрь 1944 г. майор Хергет был командиром I./NJG4). В ходе той встречи он показал Хергету кинопленку, на которой было видно, как само­лет Хергета был сбит его пилотом. Хергет был сбит поздно вечером на небольшой высоте сразу после взлета из Флоренна и едва успел выпрыгнуть на парашюте. Когда мы закончили беседу, оба офицера захотели увидеть самолет Шнауфера, и мы пошли к району рассредоточения, где тот стоял. Когда полковник уви­дел машину со 121 отметкой побед на стабилизаторах, от неожиданности он произнес: «Это что — самолет доктора Геббельса?!»

Спустя некоторое время персонал штаба NJG4, а также самолеты офицеров штаба были перемещены из Эггебека в район Эйдештеде (Eiderstede), также в Шлезвиг-Гольштейне (Летом 1945 г. Шлезвиг-Гольштейн стал фактически сплошным ла­герем для военнопленных. Там скопилось около 1,5 млн немецких сол­дат и офицеров, а также около 4 млн беженцев из восточных районов Германии, спасавшихся от советских войск). Все остальные самолеты NJG4, оставшиеся в Эггебеке, были выведены из строя, для чего с них были сняты винты и демон­тировано хвостовое оперение. В Эйдештеде по приказу англи­чан Шнауфер вместе с Румпельхардтом подготовил на 30 ма­шинописных страницах документ под общим названием «Будущие планы и дальнейшее развитие немецкой ночной ис­требительной авиации». При его создании эти двое дали пол­ную свободу своей фантазии. Спустя день Шнауфер был выз­ван в администрацию лагеря, где ему сообщили, что он должен лететь в Англию. Румпельхардт вспоминал: «Наше расставание было болезненным. Мы спрашивали себя, что с нами будет те­перь». Спустя три дня Шнауфер неожиданно вернулся обрат­но. Он сказал, что он так и не был в Англии, его просто перевезли в другой лагерь, где он беседовал с разными высо­копоставленными офицерами, некоторые из которых были из министерства авиации, а затем, к его большому удивлению, вскоре доставили обратно.

Летом 1945 г. «Мессершмитт» (Bf- 110G-4/R8 «G9+BA» W.Nr. 180560) Шнауфера с обозначения­ми 121 победы, на котором тот в последнее время летал, был перегнан в Англию. Румпельхардт вспоминал: «Шнауфер дол­жен был кратко показать английскому пилоту, как управлять самолетом, но только на земле. Я не знаю, был ли кто-нибудь еще в самолете, когда он вылетел в Англию. Они не говорили, когда это произойдет, но мы попросили наземный персонал сооб­щить нам, и мы смогли видеть его взлет. При этом едва не произошла трагедия. На взлете английский пилот вместо того, чтобы убрать шасси, поднял закрылки, и самолет прошел всего в нескольких сантиметрах над забором, ограждавшим аэродром. Это был очень плохой момент для нас потому, что, если бы что-нибудь произошло, нас наверняка бы обвинили. Они сказали бы, что мы осуществили диверсию».

«Мессершмитт» все же смог благополучно долететь до Анг­лии и был выставлен для всеобщего обозрения в лондонском Гайд-парке. В течение нескольких недель простые англичане с изумлением и недоверием считали отметки побед на его рулях. В настоящее время один руль направления с этого самолета нахо­дится в экспозиции Имперского военного музея (Imperial War Museum) в Лондоне, а другой — в Австралийском мемориальном военном музее в Канберре (Кроме того, сохранился руль направления от другого самолета Шнауфера - Bf-110G-4 «G9+EF», на котором также имеются отметки 121 победы. Летом 1973 г. он был приобретен частным коллекционером из США за 70 тысяч марок).

В середине июля в Рендсбурге, в сорока милях южнее Эйдештеде, союзники организовали специальный центр, кото­рый занимался тем, что отбирал военнопленных, связанных с сельским хозяйством, а также имевших рабочие специальнос­ти, и оформлял необходимые бумаги для их освобождения. Румпельхардт, сумевший запастись письмом от одного ферме­ра, подтверждавшим, что тот работает в его хозяйстве, в тайне от местной администрации отправился туда пешком. В пред­местьях Рендсбурга Румпельхардт сначала оставил свой офи­церский китель у одного семейства, а затем явился в центр освобождения, «забыв» при этом упомянуть, что он офицер, имеющий высокие награды. Ему повезло, и спустя два дня, по крайней мере уже на бумаге, он был свободным человеком.

Забрав свой китель, Румпельхардт отправился в обратный путь. Вернувшись в Эйдештедте, он успел спрятать бумаги о своем освобождении прежде, чем на несколько дней попал под арест за нарушение дисциплины. Выйдя из-под ареста, Рум­пельхардт показал Шнауферу свои бумаги об освобождении, которые он получил в Рендсбурге, и спросил, что делать даль­ше. Шнауфер сказал, что поможет ему вернуться домой и, свя­завшись напрямую с английским комендантом лагеря, смог получить от того соответствующее разрешение. 4 августа 1945 г. Фритц Румпельхардт покинул лагерь и отправился к себе до­мой в Констанц. Дорога через всю Германию в то время была сопряжена со многими трудностями, и он смог добраться до дома лишь две недели спустя.

Вскоре после того, как Румпельхардт был освобожден, Шнауфер заболел опасной формой дифтерии в сочетании с крас­нухой и попал в госпиталь во Фленсбурге. Спустя много лет Румпельхардт случайно встретился с врачом, лечившим тогда Шнауфера, и узнал, что в течение некоторого времени его со­стояние оценивалось врачами как критическое. В конце 1945 г., после выписки из госпиталя, Шнауфер также был освобожден из плена.

Вернувшись домой в Кальв, Шнауфер, как старший сын, принял от матери руководство семейной фирмой. Дела в тот момент шли очень плохо, и ему практически пришлось начи­нать все заново. Перед Шнауфером, который никогда до этого не собирался заниматься бизнесом, встали три главные зада­чи. Во-первых, ему предстояло восстановить деловые связи с поставщиками и покупателями, которые имел его отец еще перед войной. Во-вторых, он должен был расширить дело, ус­танавливая и поддерживая новые связи, в-третьих, и это было самое трудное, он должен создать необходимые материальные условия для всего этого. И в решении всех этих задач Шнау­фер преуспел больше, чем даже можно было предполагать.

Германия лежала в руинах, города и заводы были разруше­ны, транспортная система работала с большими сбоями, насе­ление было деморализовано. Неизбежно расцвел черный ры­нок, который для большинства немцев стал единственной возможностью выжить, а для оккупационных сил средством извлечения прибыли. Конечно, и среди самих немцев было немало людей, пользовавшихся отчаянным положением дру­гих, но Шнауфер не входил в категорию таких людей. Вино во все времена было одним из самых выгодных товаров, чрезвы­чайно пригодным для бартерных операций, и, конечно, Шнауферу приходилось работать в условиях черного рынка. Одна­ко все без исключения, кто знали его лично, говорили о Шнауфере, как об исключительно честном человеке с высо­кими моральными принципами, которые были традиционны для его семьи.

Под руководством Шнауфера фирма начала быстро разви­ваться. В дополнение к традиционному разливу вина в бутыл­ки (Weinkellerel) и его дальнейшей продаже фирма «Schaufer KG» (KG (Kommandit-Gesellschaft) - аналог российского общества с ог­раниченной ответственностью) сама начала изготавливать сект (sekt) (Немецкое шипучее вино наподобие шампанского) дистиллировать бренди и производить ликеры, а также все больше и больше импортировать и продавать иностранные вина. По всей За­падной Германии были открыты торговые представительства фирмы. Девизом Шнауфера стали слова: «Качество — прежде всего!», и этому принципу фирма верна по сей день.

Несмотря на значительные успехи в качестве бизнесмена, Шнауфер не оставлял попыток найти работу, связанную с глав­ной своей страстью, — с авиацией. Он вместе с Германом Грейнером предпринимал активные шаги, чтобы найти работу в гражданской авиации, но результат был отрицательным. И в Европе, и в США и так был излишек обученного летного пер­сонала. Однако имелись возможности в Южной Америке, осо­бенно в Аргентине, Чили и Бразилии, где шло освоение круп­ных лесных массивов и где требовались, например, пилоты самолетов сельскохозяйственной авиации.

Грейнер со Шнауфером решили отправиться в Швейца­рию, чтобы в Берне в соответствующих посольствах выяснить этот вопрос. Они встретились в городке Вейл-на-Рейне (Weil-am-Rhein), находившемся на другом берегу реки напротив швейцарского Базеля. Грейнер хотел запросить официальное разрешение на въезд в Швейцарию, но Шнауфера торопил его бизнес, и он сказал, что у него только два дня. Он предложил перейти границу нелегально, что они и сделали. Они успешно достигли Берна и смогли встретиться там с южноамерикан­скими дипломатами. Однако результаты переговоров оказа­лись разочаровывающими, и два бывших ночных аса отправи­лись в обратный путь.

Они снова попытались нелегально перейти границу, на этот раз между Швейцарией и французской оккупационной зоной Германии, но были задержаны швейцарскими пограничниками, которые передали их французским оккупационным властям. Шна­уфер и Грейнер были доставлены в тюрьму города Лёрах (Lorrach), где и провели затем шесть месяцев без предъявления какого-либо обвинения. В конце концов, Шнауферу при помощи немец­кого тюремщика удалось передать сообщение об их задержании одному французскому генералу, которого он знал по винному бизнесу. И вскоре он и Грейнер были отпущены без всяких объяснений. Шнауфер рассчитывал, что будет отсутствовать только два дня, а вернулся домой лишь спустя полгода.

В 1946 г. Шнауфер приехал в Гамбург, где встретился со своим другом и бывшим адъютантом по FV./NJG1 Георгом Фенглером, работавшим в местной ветеринарной клинике (Фенглер был освобожден из плена в конце лета 1945 г. Поскольку его дом оказался в советской зоне оккупации Германии, Фенглеру неку­да было возвращаться, и он остался в Шлезвиг-Гольштейне. Он собирал­ся поступить в университет и стать ветеринарным врачом. Однако вскоре его в добровольно-принудительном порядке отправили работать шахте­ром в г. Реклингхаузен (Recklinghausen) в Руре. На все возражения Фен­глеру ответили, что он был активно действующим офицером, а до этого членом «Гитлерюгенда», что он не женат и, следовательно, не имеет никаких обязательств и что, если он не согласится, его все равно туда отправят. Фенглер вспоминал: «Мы работали на глубине около 900 мет­ров. В течение трех недель мы жили в больших бараках, в одной комнате по сорок человек и спали на соломенных матрацах. Никогда в течение войны у меня не было вшей или блох, но тут я их получил. На третий день я заболел, и вот так началась моя гражданская жизнь». Работая на шахте, Фенглер не оставил своей идеи стать ветеринаром и добился разрешения посту­пить в университет. Однако для этого имелось еще одно серьезное пре­пятствие. Все его документы об образовании, включая свидетельство об окончании гимназии, остались в советской зоне оккупации. И тут Фенг­леру помог бывший майор Сутор (Sutor), также служивший в NJG1 и который теперь был преподавателем. Фенглер приехал к Сутору в Гам­бург, где тот помог ему закончить шестимесячные курсы для бывших военных в вечерней школе и получить необходимые документы. Чтобы как-то сводить концы с концами, Фенглер устроился работать в ветери­нарную клинику). В это время Шнауфер много ездил по Западной Германии, разыс­кивая своих старых товарищей, чтобы узнать, могли ли они помочь ему в расширении его фирмы. Сначала Шнауфер хо­тел, чтобы Фенглер стал местным торговым агентом его фир­мы, но в конечном итоге он предложил ему оставить идею о поступлении в университет и переехать к нему в Кальв. В ре­зультате в 1947 г. Фенглер перебрался в Кальв и стал постоян­ным работником фирмы «Schnaufer KG».

Дата добавления: 2015-12-01