Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

пять гиней награды 23 страница

quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 12 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 13 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 14 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 15 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 16 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 17 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 18 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 19 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 20 страница | quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 21 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

- Прохладиться! - повторил Монкс. - Все дожди, какие когда-либо выпали

или выпадут, не могут угасить того адского пламени, которое иной человек

носит в себе. Не так-то легко вам прохладиться, не надейтесь на это!

После такой любезной речи Монкс круто повернулся к надзирательнице и

посмотрел на нее так пристально, что даже она, особа отнюдь не из пугливых,

отвела взгляд и потупилась.

- Это та самая женщина? - спросил Монкс.

- Гм... Это та самая женщина, - ответил Бамбл, помня предостережения

жены.

- Вы, верно, думаете, что женщины не умеют хранить тайну? - вмешалась

надзирательница, отвечая при этом на испытующий взгляд Монкса.

- Одну тайну они всегда хранят, пока она не обнаружится, - сказал

Монкс.

- Какую же? - спросила надзирательница.

- Потерю доброго имени, - ответил Монкс. - А стало быть, если женщина

посвящена в тайну, которая может привести ее к виселице или каторге, я не

боюсь, что она ее кому-нибудь выдаст, о нет! Вы меня понимаете, сударыня?

- Нет, - промолвила надзирательница и при этом слегка покраснела.

- Ну, разумеется, - сказал Монкс. - Разве вы можете это понять?

Посмотрев на обоих своих собеседников не то насмешливо, не то мрачно и

снова поманив их за собой, он быстро пересек комнату, довольно большую, но с

низким потолком. Он уже начал - подниматься по крутой лестнице, которая

походила на приставную и вела в верхний этаж, где когда-то были склады, как

вдруг яркая вспышка молнии осветила отверстие наверху, а последовавший за

ней удар грома потряс до самого основания полуразрушенный дом.

- Вы слышите? - крикнул он, попятившись. - Слышите? Гремит и грохочет,

как будто раскатывается по тысяче пещер, где прячутся от него дьяволы.

Ненавижу гром!

Несколько секунд он молчал, потом внезапно отнял руки от лица, и мистер

Бамбл, к невыразимому своему смятению, увидел, что оно исказилось и

побелело.

- Со мной бывают такие припадки, - сказал Монкс, заметив его испуг, - и

частенько их вызывает гром. Не обращайте на меня внимания, уже все прошло.

С этими словами он стал подниматься по лестнице и, быстро закрыв ставни

в комнате, куда вошел, спустил фонарь, висевший на конце веревки с блоком;

веревка была пропущена через тяжелую балку потолка, и фонарь бросал тусклый

свет на стоявший под ним старый стол и три стула.

- А теперь, - сказал Монкс, когда все трое уселись, - чем скорее мы

приступим к делу, тем лучше для всех... Женщина знает, о чем идет речь?

Вопрос был обращен к Бамблу, но его супруга предупредила ответ,

объявив, что суть дела ей хорошо известна.

- Он правду сказал, что вы находились с той ведьмой в ночь, когда она

умерла, и она сообщила вам что-то?..

- О матери того мальчика, про которого вы говорили? - перебила его

надзирательница. - Да.

- Первый вопрос заключается в том, какого характера было ее сообщение,

- сказал Монкс.

- Это второй вопрос, - очень рассудительно заметила женщина. - Первый

заключается в том, сколько стоит это сообщение.

- А кто, черт возьми, на это ответит, не узнав, каково оно? - спросил

Монкс.

- Лучше вас - никто, я в этом уверена, - заявила миссис Бамбл, у

которой не было недостатка в храбрости, что с полным правом мог

засвидетельствовать спутник ее жизни.

- Гм!.. - многозначительно произнес Монкс тоном, выражавшим живейшее

любопытство. - Значит, из него можно извлечь деньги?

- Все может быть, - последовал сдержанный ответ.

- У нее что-то взяли, - сказал Монкс. - Какую-то вещь, которая была на

ней. Какую-то вещь...

- Вы бы лучше назначили цену, - перебила миссис Бамбл. - Я уже слышала

достаточно и убедилась, что вы как раз тот, с кем мне нужно потолковать.

Мистер Бамбл, которому лучшая его половина до сих пор еще не открыла

больше того, что он когда-то узнал, прислушивался к этому диалогу, вытянув

шею и выпучив глаза, переводя взгляд с жены на Монкса и не скрывая

изумления, пожалуй еще усилившегося, когда сей последний сердито спросил,

сколько они потребуют у него за раскрытие тайны.

- Какую цену она имеет для вас? - спросила женщина так же спокойно, как

и раньше.

- Быть может, никакой, а может быть, двадцать фунтов, - ответил Монкс.

- Говорите и предоставьте мне решать.

- Прибавьте еще пять фунтов к названной вами сумме. Дайте мне двадцать

пять фунтов золотом, - сказала женщина, - и я расскажу вам все, что знаю.

Только тогда и расскажу.

- Двадцать пять фунтов! - воскликнул Монкс, откинувшись на спинку

стула.

- Я вам ясно сказала, - ответила миссис Бамбл. - Сумма небольшая.

- Вполне достаточно за жалкую тайну, которая может оказаться ничего не

стоящей, - нетерпеливо крикнул Монкс. - И погребена она уже двенадцать лет,

если не больше.

- Такие вещи хорошо сохраняются, а пройдет время - стоимость их часто

удваивается, как это бывает с добрым вином, - ответила надзирательница,

по-прежнему сохраняя рассудительный и равнодушный вид. - Что до погребения,

то, кто знает, бывают такие вещи, которые могут пролежать двенадцать тысяч

или двенадцать миллионов лет и в конце концов порассказать странные истории.

- А если я зря отдам деньги? - колеблясь, спросил Монкс.

- Вы можете легко их отобрать: я только женщина, я здесь одна и без

защиты.

- Не одна, дорогая моя, и не без защиты, - почтительно вставил мистер

Бамбл голосам, прерывающимся от страха. - Здесь я, дорогая моя. А кроме

того, - продолжал мистер Бамбл, щелкая при этом зубами, - мистер Монкс -

джентльмен и не станет совершать насилие над приходскими чиновниками.

Мистеру Монксу известно, дорогая моя, что я уже не молод и, если можно так

выразиться, немножко отцвел, но он слыхал - я не сомневаюсь, дорогая моя,

мистер Монкс слыхал, что я особа очень решительная и отличаюсь незаурядной

силой, если меня расшевелить. Меня нужно только немножко расшевелить, вот и

все.

С этими словами мистер Бамбл попытался с грозной решимостью схватить

фонарь, но по его испуганной физиономии было ясно видно, что его и в самом

деле надо расшевелить, и расшевелить хорошенько, прежде чем он приступит к

каким-либо воинственным действиям; конечно, если они не направлены против

бедняков или особ, выдрессированных для этой цели.

- Ты - дурак, - сказала миссис Бамбл, - и лучше бы ты держал язык за

зубами!

- Лучше бы он его отрезал, прежде чем идти сюда, если не умеет говорить

потише! - мрачно сказал Монкс. - Так, значит, он ваш муж?

- Он - мой муж, - хихикнув, подтвердила надзирательница.

- Я так и подумал, когда вы вошли, - отозвался Монкс, отметив злобный

взгляд, который леди метнула при этих словах на своего супруга. - Тем лучше.

Я охотнее веду дела с мужем и женой, когда вижу, что они действуют заодно. Я

говорю серьезно. Смотрите!

Он сунул руку в боковой карман и, достав парусиновый мешочек, отсчитал

на стол двадцать пять соверенов и подвинул их к женщине.

- А теперь, - сказал он, - берите их. И когда утихнут эти проклятые

удары грома, которые, я чувствую, вот-вот прокатятся над крышей, послушаем

ваш рассказ.

Когда затих гром, грохотавший, казалось, где-то еще ближе, почти совсем

над ними, Монкс, приподняв голову, наклонился вперед, готовясь выслушать

рассказ женщины. Лица всех троих почти соприкасались, когда двое мужчин в

нетерпении переглянулись через маленький столик, а женщина тоже наклонилась

вперед, чтобы они слышали ее шепот. Тусклые лучи фонаря, падавшие прямо на

них, еще усиливали тревожную бледность лиц, и, окруженные густым сумраком и

тьмою, они казались призрачными.

- Когда умирала эта женщина, которую мы звали старой Салли, - начала

надзирательница, - мы с ней были вдвоем.

- Больше никого при этом не было? - таким же глухим шепотом спросил

Монкс. - Ни одной больной старухи или идиотки на соседней кровати? Никого,

кто мог бы услышать, а может быть, и понять, о чем идет речь?

- Ни души, - ответила женщина, - мы были одни. Я одна была возле нее,

когда пришла смерть.

- Хорошо, - сказал Монкс, пристально в нее всматриваясь. - Дальше.

- Она говорила об одной молодой женщине, - продолжала надзирательница,

- которая родила когда-то ребенка не только в той самой комнате, но даже на

той самой кровати, на которой она теперь умирала.

- Неужто? - дрожащими губами проговорил Монкс, оглянувшись через плечо.

- Проклятье! Какие бывают совпадения!

- Это был тот самый ребенок, о котором он говорил вам вчера вечером, -

продолжала надзирательница, небрежно кивнув в сторону своего супруга. -

Сиделка обокрала его мать.

- Живую? - спросил Монкс.

- Мертвую, - слегка вздрогнув, ответила женщина. - Она сняла с еще не

остывшего тела ту вещь, которую женщина, умирая, просила сберечь для

младенца.

- Она продала ее? - воскликнул Монкс вне себя от волнения. - Она ее

продала? Где? Когда? Кому? Давно ли?

- С великим трудом рассказав мне, что она сделала, - продолжала

надзирательница, - она откинулась на спину и умерла.

- И ни слова больше не сказала? - воскликнул Монкс голосом, казавшимся

еще более злобным благодаря тому, что он был приглушен. - Ложь! Со мной

шутки плохи. Она еще что-то сказала. Я вас обоих прикончу, но узнаю, что

именно.

- Она не вымолвила больше ни словечка, - сказала женщина, по-видимому

ничуть не испуганная (чего отнюдь нельзя было сказать о мистере Бамбле)

яростью этого странного человека. - Она изо всех сил уцепилась за мое

платье, а когда я увидела, что она умерла, я разжала ее руку и нашла в ней

грязный клочок бумаги.

- И в нем было... - прервал Монкс, наклоняясь вперед.

- Ничего в нем не было, - ответила женщина. - Это была закладная

квитанция.

- На какую вещь? - спросил Монкс.

- Скоро узнаете, - ответила женщина. - Сначала она хранила драгоценную

безделушку, надеясь, наверно, как-нибудь получше ее пристроить, а потом

заложила и наскребывала деньги, из года в год выплачивая проценты

ростовщику, чтобы она не ушла из ее рук. Значит, если бы что-нибудь

подвернулось, ее всегда можно было выкупить. Но ничего не подвертывалось, и,

как я вам уже сказала, она умерла, сжимая в руке клочок пожелтевшей бумаги.

Срок истекал через два дня. Я тоже подумала, что, может быть, со временем

что-нибудь подвернется, и выкупила заклад.

- Где он сейчас? - быстро спросил Монкс.

- З_д_е_с_ь, - ответила женщина.

И, словно радуясь возможности избавиться от него, она торопливо бросила

на стол маленький кошелек из лайки, где едва могли бы поместиться

французские часики. Монкс схватил его и раскрыл трясущимися руками - в

кошельке лежал маленький золотой медальон, а в медальоне две пряди волос и

золотое обручальное кольцо.

- С внутренней стороны на нем выгравировано имя "Агнес", - сказала

женщина. - Потом оставлено место для фамилии, а дальше следует дата примерно

за год до рождения ребенка, как я выяснила.

- И это все? - спросил Монкс, жадно и пристально осмотрев содержимое

маленького кошелька.

- Все, - ответила женщина.

Мистер Бамбл перевел дух, будто радуясь, что рассказ окончен и ни слова

не сказано о том, чтобы отобрать двадцать пять фунтов; теперь он набрался

храбрости и вытер капли пота, обильно стекавшие по его носу во время всего

диалога.

- Я ничего не знаю об этой истории, кроме того, о чем могу

догадываться, - после короткого молчания сказала его жена, обращаясь к

Монксу, - да и знать ничего не хочу, так будет безопаснее. Но не могу ли я

задать вам два вопроса?

- Можете, задавайте, - не без удивления сказал Монкс, - впрочем, отвечу

ли я на них, или нет - это уж другой вопрос.

- Итого будет три, - заметил мистер Бамбл, пытаясь сострить.

- Вы получили от меня то, на что рассчитывали? - спросила

надзирательница.

- Да, - ответил Монкс. - Второй вопрос?

- Что вы намерены с этим делать? Не обернется ли это против меня?

- Никогда, - сказал Монкс, - ни против вас, ни против меня. Смотрите

сюда. Но ни шагу вперед, а не то за вашу жизнь и соломинки не дашь.

С этими словами он неожиданно отодвинул стол и, дернув за железное

кольцо в полу, откинул крышку большого люка, оказавшегося у самых ног

мистера Бамбла, с величайшей поспешностью отступившего на несколько шагов.

- Загляните вниз, - сказал Монкс, опуская фонарь в отверстие. - Не

бойтесь. Будь это в моих интересах, я преспокойно отправил бы вас туда,

когда вы сидели над люком.

Ободренная этими словами, надзирательница подошла к краю люка, и даже

сам мистер Бамбл, снедаемый любопытством, осмелился сделать то же самое.

Бурлящая река, вздувшаяся после ливня, быстро катила внизу свои воды, и все

другие звуки тонули в том грохоте, с каким они набегали и разбивались о

зеленые сваи, покрытые тиной. Когда-то здесь была водяная мельница: поток,

ленясь и крутясь вокруг подгнивших столбов и уцелевших обломков машин,

казалось, с новой силой устремлялся вперед, когда избавлялся от препятствий,

тщетно пытавшихся остановить его бешеное течение.

- Если бросить туда труп человека, где очутится он завтра утром? -

спросил Монкс, раскачивая фонарь в темном колодце.

- За двенадцать миль отсюда вниз по течению, и вдобавок он будет

растерзан в клочья, - ответил мистер Бамбл, съежившись при этой мысли.

Монкс вынул маленький кошелек из-за пазухи, куда второпях засунул его,

и, привязав кошелек к свинцовому грузу, когда-то служившему частью какого-то

блока и валявшемуся на полу, бросил его в поток. Кошелек упал тяжело, как

игральная кость, с едва уловимым плеском рассек воду и исчез.

Трое, посмотрев друг на друга, казалось, облегченно вздохнули.

- Готово, - сказал Монкс, опуская крышку люка, которая со стуком упала

на прежнее место. - Если море и отдаст когда-нибудь своих мертвецов, как

говорится в книгах, то золото свое и серебро, а также и эту дребедень оно

оставит себе. Говорить нам больше не о чем, можно положить конец этому

приятному свиданию.

- Совершенно верно, - быстро отозвался мистер Бамбл.

- Язык держите за зубами, слышите? - с угрожающим видом сказал Монкс. -

За вашу жену я не боюсь.

- Можете положиться и на меня, молодой человек, - весьма учтиво ответил

мистер Бамбл, с поклоном пятясь к лестнице. - Ради всех нас, молодой

человек, и ради меня самого, понимаете ли, мистер Монкс?

- Слышу и рад за вас, - сказал Монкс. - Уберите свой фонарь и

убирайтесь как можно скорее!

Хорошо, что разговор оборвался на этом месте, иначе мистер Бамбл,

который, продолжая отвешивать поклоны, находился в шести дюймах от лестницы,

неизбежно полетел бы в комнату нижнего этажа. Он зажег свой фонарь от того

фонаря, который Монкс отвязал от веревки я держал в руке, и, не делая

никаких попыток продолжать беседу, стал молча спускаться по лестнице, а за

ним его жена. Монкс замыкал шествие, предварительно задержавшись на

ступеньке и удостоверившись, что не слышно никаких других звуков, кроме шума

дождя и стремительно несущегося потока.

Они миновали комнату нижнего этажа медленно и осторожно, потому что

Монкс вздрагивал при виде каждой тени, а мистер Бамбл, держа свой фонарь на

фут от пола, шел не только с исключительной осмотрительностью, но и

удивительно легкой поступью для такого дородного джентльмена, нервически

осматриваясь вокруг, нет ли где потайных люков. Монкс бесшумно отпер и

распахнул дверь, и супруги, обменявшись кивком со своим таинственным

знакомым, очутились под дождем во мраке.

Как только они ушли, Монкс, казалось, питавший непреодолимое отвращение

к одиночеству, позвал мальчика, который был спрятан где-то внизу. Приказав

ему идти впереди и светить, он вернулся в комнату, откуда только что вышел.

 

ГЛАВА XXXIX

 

выводит на сцену несколько респектабельных особ, с которыми

читатель уже знаком, и повествует о том, как совещались между собой

достойный Монкс и достойный еврей

 

На следующий день после того, как три достойные особы, упомянутые в

предшествующей главе, покончили со своим маленьким дельцем, мистер Уильям

Сайкс, очнувшись вечером от дремоты, сонным и ворчливым голосом спросил,

который час.

Этот вопрос был задан мистером Сайксом уже не в той комнате, какую он

занимал до экспедиции в Чертей, хотя находилась она в том же районе,

неподалеку от его прежнего жилища. Несомненно, это было менее завидное

жилье, чем его старая квартира, - жалкая, плохо меблированная комната,

совсем маленькая, освещавшаяся только одним крохотным оконцем в покатой

крыше, выходившим в тесный, грязный переулок. Не было здесь недостатка и в

других признаках, указывающих на то, что славному джентльмену за последнее

время не везет, ибо весьма скудная обстановка и полное отсутствие комфорта,

а также исчезновение такого мелкого движимого имущества, как запасная одежда

и белье, свидетельствовали о крайней бедности; к тому же тощий и изможденный

вид самого мистера Сайкса мог бы вполне удостоверить эти факты, если бы они

нуждались в подтверждении.

Грабитель лежал на кровати, закутавшись вместо халата в свое белое

пальто и отнюдь не похорошевший от мертвенного цвета лица, вызванного

болезнью, равно как и от грязного ночного колпака и колючей черной бороды,

неделю не бритой. Собака сидела около кровати, то задумчиво посматривая на

хозяина, то настораживая уши и глухо ворча, если ее внимание привлекал

какой-нибудь шум на улице или в нижнем этаже дома. У окна, углубившись в

починку старого жилета, который служил частью повседневного костюма

грабителя, сидела женщина, такая бледная и исхудавшая от лишений и ухода за

больным, что большого труда стоило признать в ней ту самую Нэнси, которая

уже появлялась в этом повествовании, если бы не голос, каким она ответили на

вопрос мистера Сайкса.

- Начало восьмого, - сказала девушка. - Как ты себя чувствуешь, Билл?

- Слаб, как чистая вода, - ответил мистер Сайкс, проклиная свои глаза,

руки и ноги. - Дай руку и помоги мне как-нибудь сползти с этой проклятой

кровати.

Нрав мистера Сайкса не улучшился от болезни: когда девушка помогала ему

подняться и повела его к столу, он всячески ругал ее за неловкость, а потом

ударил.

- Скулишь? - спросил Сайкс. - Хватит! Нечего стоять и хныкать! Если ты

только на это и способна, проваливай! Слышишь?

- Слышу, - ответила девушка, отворачиваясь и пытаясь рассмеяться. - Что

это еще взбрело тебе в голову?

- Э, так ты, стало быть, одумалась? - проворчал Сайкс, заметив слезы,

навернувшиеся ей на глаза. - Тем лучше для тебя.

- Но ведь не хочешь же ты сказать, Билл, что и сегодня будешь жесток со

мной, - произнесла девушка, положив руку ему на плечо.

- А почему бы и нет? - воскликнул мистер Сайкс, - Почему?..

- Столько ночей, - сказала девушка с еле заметной женственной

нежностью, от которой даже в ее голосе послышались ласковые нотки, - столько

ночей я терпеливо ухаживала за тобой, заботилась о тебе, как о ребенке, а

сегодня я впервые вижу, что ты пришел в себя. Ведь не будешь же ты

обращаться со мной как только что, правда ведь? Ну, скажи, что не будешь.

- Ладно, - отозвался мистер Сайкс, - не буду. Ах, черт подери, девчонка

опять хнычет!

- Это пустяки, - сказала девушка, бросаясь на стул. - Не обращай на

меня внимания. Скоро пройдет.

- Что - пройдет? - злобно спросил мистер Сайкс. - Какую еще дурь ты на

себя напустила? Вставай, занимайся делом и не лезь ко мне со всякой бабьей

чепухой!

В другое время это внушение и тон, каким оно было сделано, возымели бы

желаемое действие, но девушка, действительно ослабевшая от истощения,

откинула голову на спинку стула и лишилась чувств, прежде чем мистер Сайкс

успел изрыгнуть несколько приличествующих случаю проклятий, которыми при

подобных обстоятельствах имел обыкновение приправлять свои угрозы.

Хорошенько не зная, что делать при столь исключительных обстоятельствах, -

ибо у мисс Нэнси истерики обычно отличались тем бурным характером, который

позволял больной справляться с ними без посторонней помощи, - мистер Сайкс

попытался пустить в ход несколько ругательств и, убедившись, что такой

способ лечения совершенно недейственен, позвал на помощь.

- Что случилось, мой милый? - спросил Феджин, заглядывая в комнату.

- Помогите-ка девчонке, - нетерпеливо откликнулся Сайкс. - Нечего тут

бормотать, и ухмыляться, и пялить на меня глаза.

Вскрикнув от удивления, Феджин поспешил на помощь к девушке, а мистер

Джек Даукинс (иными словами - Ловкий Плут), вошедший в комнату вслед за

своим почтенным другом, мигом положил на пол узел, который тащил, и,

выхватив бутылку из рук юного Чарльза Бейтса, шедшего за ним по пятам,

мгновенно вытащил пробку зубами и влил часть содержимого бутылки в рот

больной, предварительно отведав его сам, во избежание ошибки.

- Возьми-ка мехи, Чарльз, и дай ей глотнуть свежего воздуха, - сказал

мистер Даукинс, - а вы похлопайте ее по рукам, Феджин, пока Билл развязывает

юбки.

Все эти меры, совместно принятые и примененные с большой энергией -

особенно те из них, которые были поручены юному Бейтсу, явно считавшему свою

долю участия в процедуре беспримерной забавой, - не замедлили привести к

желаемым результатам. Девушка постепенно пришла в себя, шатаясь, добралась

до стула у кровати и зарылась лицом в подушку, предоставив встречать новых

посетителей мистеру Сайксу, несколько удивленному их неожиданным появлением.

- Какой чертов ветер принес вас сюда? - спросил он Феджина.

- Вовсе не чертов ветер, мой милый. Чертов ветер никому не приносит

добра. А я захватил кое-что хорошее, что вам понравится... Плут, мой милый,

развяжи узел и передай Биллу те пустяки, на которые мы сегодня утром

истратили все деньги.

Исполняя распоряжение мистера Феджина, Ловкий Плут достал сверток не

малых размеров, завязанный в старую скатерть, и начал передавать один за

другим находившиеся в нем предметы Чарли Бейтсу, который раскладывал их на

столе, расхваливая на все лады их редкие и превосходные качества.

- Ах, какой паштет из кроликов, Билл! - воскликнул сей молодой

джентльмен, доставая огромный паштет. - Такое нежное создание, с такими

хрупкими лапками, Билл, что даже косточки тают во рту и незачем их выбирать.

Полфунта зеленого чаю, семь шиллингов шесть пенсов, такого крепкого, что,

если засыпать его в кипяток, с чайника слетит крышка; полтора фунта сахару,

чуть мокроватого, над которым негры здорово потрудились, пока он не достиг

такого совершенства. Две двухфунтовые булки; фунт хорошего свежего масла;

кусок жирного глостерского сыра наилучшего сорта, какого вы никогда и не

нюхали.

Произнеся этот панегирик, юный Бейтс извлек из своего просторного

кармана большую, тщательно закупоренную бутылку вина и в то же самое время

налил из прежней бутылки полную рюмку чистого спирта, которую больной без

всяких колебаний опрокинул себе в рот.

- Э, - воскликнул Феджин, с довольным видом потирая руки. - Вы не

пропадете, Билл, теперь вы не пропадете.

- Не пропаду! - повторил мистер Сайкс. - Да я бы двадцать раз мог

пропасть, прежде чем вы пришли ко мне на помощь. Как же это вы, лживая

скотина, на три с лишним недели бросили человека на произвол судьбы когда он

в таком состоянии?

- Вы только послушайте его, ребята! - пожимая плечами, сказал Феджин. -

А мы-то принесли ему все эти чудесные вещи.

- Вещи в своем роде не плохи, - заметил мистер Сайкс, слегка

смягчившись после того, как окинул взглядом стол, - но что вы можете сказать

в свое оправдание? Почему вы бросили меня здесь, голодного, больного, без

денег и вообще без всего и черт знает сколько времени обращали на меня не

больше внимания, чем на эту вот собаку?.. Прогони ее, Чарли!

- Никогда еще я не видел такой потешной собаки! - воскликнул юный

Бейтс, исполняя его просьбу. - Чует съестное не хуже, чем старая леди,

идущая на рынок. Эта собака могла бы сколотить себе состояние на сцене и

вдобавок оживить представление.

- А ну, молчи!.. - крикнул Сайкс, когда собака, не переставая рычать,

уползла под кровать. - Так что же вы скажете в свое оправдание, тощий,

старый кровопийца?

- Меня больше недели не было в Лондоне. Дела были разные, - ответил

еврей.

- А другие две недели? - спросил Сайкс. - Другие две недели, когда я

валялся здесь, как больная крыса в норе?

- Я ничего не мог поделать, Билл. Нельзя пускаться на людях в длинные

объяснения... Я ничего не мог поделать, клянусь честью.

- Чем это вы клянетесь? - с величайшим презрением проворчал Сайкс. -

Эй, вы, мальчишки, пусть кто-нибудь из вас отрежет мне кусок паштета, чтобы

отбить этот вкус во рту, иначе я совсем задохнусь.

- Не раздражайтесь, мой милый, - смиренно уговаривал Феджин. - Я

никогда не забывал вас, Билл, никогда.

- Да, я готов биться об заклад, что не забывали, - с горькой усмешкой

отозвался Сайкс. - Все время, пока я лежал здесь в жару и лихорадке, вы

замышляли всякие планы и козни: Билл сделает то, Билл сделает это, и Билл

сделает все за чертовски низкую плату, как только поправится - он достаточно

беден, чтобы работать на вас. Если бы не эта девушка, я отправился бы на тот

свет.

- Полно, Билл, - возразил Феджин, жадно ухватившись за эти слова. -

"Если бы не эта девушка"! Кто, как не бедный старый Феджин, помог вам

обзавестись такой ловкой девушкой?

- Это он правду говорит, - сказала Нэнси, быстро шагнув вперед. -

Оставь его, оставь в покое.

Вмешательство Нэнси изменило характер беседы, так как мальчики,

подметив хитрое подмигивание осторожного старого еврея, начали угощать ее

спиртным, - впрочем, пила она очень умеренно, а Феджин, обнаружив

несвойственную ему веселость, постепенно привел мистера Сайкса в лучшее

расположение духа, притворившись, будто считает его угрозы милыми шуточками,

и вдобавок они от души посмеялись над теми двумя-тремя грубыми остротами, до

которых снизошел Сайкс, предварительно приложившись несколько раз к бутылке

со спиртом.

- Все это прекрасно, - сказал мистер Сайкс, - но сегодня я должен

получить от вас наличные.

- При мне нет ни единой монеты, - ответил еврей.

- Но дома их у вас груды, - возразил Сайкс. - И из них я должен кое-что

получить.

- Груды! - вскричал Феджин, воздевая руки. - Да мне не хватило бы даже

на...

- Не знаю, сколько их у вас накопилось, да и сами-то вы не знаете,

потому что долгонько пришлось бы их считать, - сказал Сайкс. - Но деньги мне

нужны сегодня - коротко и ясно!

- Хорошо, хорошо! - со вздохом сказал Феджин. - Я пришлю с Ловким

Плутом.

- Этого вы не сделаете, - возразил мистер Сайкс. - Ловкий Плут слишком

ловок - он позабудет прийти, или собьется с дороги, или будет увиливать от

ищеек и не придет, или еще что-нибудь придумает в оправдание, если вы дадите

ему такой наказ. Пусть Нэнси идет в вашу берлогу и принесет деньги, чтобы

все было в порядке, а пока ее не будет, я лягу всхрапну.

После долгого торга и пререканий Феджин снизил требуемую ссуду с пяти

фунтов до трех фунтов четырех шиллингов и шести пенсов, клятвенно заверяя,

что теперь у него останется только восемнадцать пенсов на хозяйство. Мистер


Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 22 страница| quot;ПЯТЬ ГИНЕЙ НАГРАДЫ 24 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.066 сек.)