Рецепт приготовления Русского Хронотопа. Ингредиенты.

Прозрачный воздух Севера (например, в Африке – желтый; на юге Франции – розовый; - наблюдения (американской?) певицы Марии Шнайдер);

Безмолвность Русской равнины перед антропными ветрами;

Деревянные жилища, легко съедаемые огнём;

«Дураки», - и дороги, чрезвычайно удобные для умонастроения первых – юродивых странников, бредущих по дороге единственно ради дружеских чувств к ветру, евангельски-родственных чувств – к птицам.

При всем видимом сходстве странника и паломника –если взять «чистые типы», - они обнаруживают принципиальную разницу во внутреннем, субъективном статусе.

Паломник – являясь гражданином этого мира, одновременно ощущает зов иного мира, гражданином которого стать, по крайней мере пока, он не может, но тянется к нему, становясь его данником. Паломник как таковой, действует, исходя из внутреннего ощущения дефицита святого, и связанного с этим ощущения если не грозящей беды, то духовного дискомфорта.

Бог как гомогенизирущий космос – напоминание паломнику о грядущем и последнем отчете. Странник же сам является иным миром, или же суммой этого, он сам ощущает себя космосом.

Всеобщность, Монада – гетерогенизирующее Начало, и гомогенизирующий конец. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец …

Подготовиться к концу – значит этически гомогенизировать себя с окружающим миром. В противном случае Всеобщность сама сделает это, причиняя этим страдания…

При своем Крещении Русь получила и заряд опыта эсхатологического мышления Ближнего Востока и Империи. Постепенно накапливаясь во времена смут и нашествий, этот заочный в основном опыт, дал взрыв «прикладной эсхатологии» в реакциях на церковную и гражданскую реформы 17 и 18 веков.

Когда же эсхатологические мотивы становятся господствующими и «святость» земли становится порушеннной, паломничество превращается в бегство из «царства антихриста» в поисках Царства Божьего, за какими бы пределами оно ни находилось. Постепенно «бегство» все более расходится по своим правдоискательским находкам, а странничество, питаемое социальными неурядицами, становится доминантой народной жизни

Создается впечатление, что раскол для многих был только поводом для этого «освобождения кеноточеской силы народной религиозности» .

Расхождение «пути святости» и «пути культуры»по Г.П.Федотову определяет основные болевые проблемы отечественной культуры. В то время как духовные идеалы очень высоки и способны преображать, бытовая культура отдана на откуп стихии. Если норма – это отрицание мира, не остается внимания на регламентацию отношений в сфере, которая отрицается. Реформа Никона и последующий церковный Раскол – прямые выражения этого разрыва, не вполне расшифрованные в качестве кода последующей судьбы русской культуры.

Раскол – яркий пример конфликта между официальной и неофициальной культурами. Причем если официальная культура империалистична и стремится к глобализации своего влияния, то неофициальная – обычно представляет архаику или неоархаику, будучи склонна при этом к анархизму как сравнительно безопасному виду пассивного сопротивления.

Русское правдоискательство, бурно проявившееся вслед церковной реформе, видимо-буквальное свое выражение получило в явлении странничества. Образно выражаясь, для несогласных с реформой Никона Святая Русь ушла туда же, куда и град Китеж, в некое подводно-надземное царство. Отсюда паломничество по святым местам меняется на поиски пропавшей Святой Руси – и по мере разочарования – на поиски «Града Божия», «Небесного Иерусалима» в бесконечном и бесприютном странничестве, которое и обнаруживает себя целью странников в образах свободы от функциональности и родового круга.

Тех, для кого Святая Русь являлась реальностью, дорога звала в паломничество к святыням. Тем же, для кого наступило царство антихриста, дорога звала в бегство, представлявшееся единственным щадящим выходом, избавляющим от предательства «веры отцов», от жестоких репрессий, массовых самосожжений и самозакапываний.

«Духовность – от неудачничества» (Виктор Ерофеев) – хлестко, и условно верно. (Из песни: «От ран вверх рвалась моя душа»). Многие, если не большинство из великих аскетов отрекались от мира не из-за собственных неурядиц, а наблюдая их со стороны, или же, что гораздо реже, из непосредственной любви к Богу. Кажется, именно их Ницше обвинял в трусости. Но насколько гениальны прозрения немецкого философа, похоже, настолько же странна и опасна для самого странника его (если это) трусость, отвергнувшая мир удобств и гарантий.

« Мировой Дух », проявляясь обычно как «воля к власти» в захвате жизненного пространства и ресурсов. По мере разочарования индивида от невозможности обладать всем, чем захочется, воля к власти трансформируется в волю к смерти, выходу из круга воспроизводства жизни. Религия и монашество суть проявление этой воли к радикальной трансформации во внутреннем пространстве души. Странничество же – религиозно, экзистенциально более радикальный выбор. В нем странник зримо, самой своей практикой обнаруживает и реализует свое тождество с «Мировым Духом», Вселенной, Богом.

Выбрав Дорогу своим партнером по жизненному диалогу, странник стоит вне времени, - в абсолютном пространстве. Образно – перед отсутствующим горизонтом. Путь странника бесконечен и не предполагает смерти как реальности: постоянно меняющийся ландшафт по краям дороги не оставляет места для идеи чего-то конечного и всерьез индивидуального.

Не зная пути назад к родовому дому, он субъективно объединяет мир в себе, сам являясь домом для него. «Мой дом везде, где есть небесный свод»: революция доверия к Провидению делает так, что и объективно, в степени забвения им своего «эго» странник имеет в качестве своего дома – каждый дом, и в качестве родных - все расы всех поколений.

Странничество – поиск и обнаружение Мировым духом самого себя в абсолютном пространстве ничем неограниченной солидарности.

---

Дата добавления: 2015-10-16