А) О строении произвольных движений и действий

Произвольные движения и действия являются специфической особенностью человека. Возникая на базе так называемых произвольных движений животного1, они отличаются от них многими существенными чертами, без внимательного анализа которых их структура останется непонятной.

Известно, что всякое движение и действие животного возникает на основе той или иной биологической потребности, которая является его «безусловной» основой и которая удовлетворяется в процессе дальнейших действий животного. Над этой основой может надстроиться сложнейшее условнорефлекторное поведение животного, формирование которого, как это хорошо известно, невозможно без этой безусловнорефлек-торной основы.

Произвольные движения и действия человека, в отличие от этого, могут возникать и без всякой «безусловной» биологической основы. Огромное число наших произвольных движений и действий возникает на основе намерений, в формировании которых принимают участие социальные факторы и речь, формулирующая цель действия, соотносящая ее с мотивом и намечающей основную схему решения той задачи, которую человек перед собой ставит.

На ранних этапах развития, как это было показано рядом советских психологов (Л. С. Выготский, 1956, 1958; А. Н. Леонтьев, 1959; А. В. Запорожец, I960; П. Я. Гальперин, 1957, 1959, 1964), произвольное действие ребенка определяется теми требованиями, которые формулируются в приказе взрослого. Затем это «действие, разделенное между двумя людьми», становится действием, которое начинает регулироваться собственными актами ребенка: сначала -его перцепторной деятельностью, затем — его развернутой внешней речью и, наконец, гораздо позднее, теми сокращенными замыслами и схемами, которые формулируются при участии его внутренней речи. Эта речь — свернутая и сокращенная у взрослого человека — принимает активное участие в переработке поступающей информации и в формулировании того, что Н. А. Бернштейн (1947, 1957) назвал «двигательной задачей», выделяющей цель действия и создающей его общую схему.

В случае наиболее простых или привычных произвольных действий, когда нужное движение однозначно определяется поставленной целью и внешней ситуацией, роль речевого компонента ограничивается лишь формулировкой замысла и пуском в ход соответствующих двигательных стереотипов. В более сложных (случаях, когда формулировка двигательной задачи еще не обеспечивает однозначно появления нужного действия, роль речевого эвена произвольного двигательного акта гораздо сложнее. В этих случаях речь участвует в перекодировании доходящей до субъекта информации, в выделении ее наиболее важных существенных звеньев и в торможении побочных ассоциаций, возникающих либо под влиянием непосредственных раздражителей среды, либо же в результате инертных следов прежнего опыта. Выделяя существенную систему связей и создавая внутреннюю схему действия, которая становится доминантной и оттесняет все побочные, неадекватные реакции, речевое звено становится основой наиболее сложных форм регуляции произвольного двигательного акта.

Регулирующее влияние внешней или внутренней речи не ограничивается, однако, созданием общей схемы или программы действия, которое, как это показал Н. А. Бернштейн (1947, 1957), может затем осуществляться любыми двигательными операциями и набор которых пластично меняется в зависимости от ситуации. В течение всего выполнения произвольного действия внутренняя речь участвует в процессе слежения за ходом действия и контроля его эффективности; она помогает сличать выполняемое действие с исходным намерением, формулируя сигналы об их согласованности или рассогласованности, корригируя допущенные ошибки и либо прекращая деятельность, если цель была выполнена, либо возобновляя ее, если она не была достигнута. Такая контролирующая функция речи, входящая при выполнении сложных произвольных действий в механизм «акцептора действия» (П. К. Анохин, 1949, 1955) или механизм Τ—О—Τ—E (Миллер, Прибрам и Галантер, 1960), делает ее важным звеном в осуществлении той «системы, высочайшей иго саморегулир ованию», которую представляет собою произвольная деятельность человека.

Совершенно естественно, что столь сложная функциональная система может протекать только при постоянном бодрственном состоянии коры, абсолютно необходимом для того, чтобы вызванные намерением системы связей сохраняли свое доминирующее значение и чтобы все побочные, не соответствующие «двигательной задаче» связи оттеснялись. Достаточно небольшого снижения уровня активности коры, чтобы доминирующая роль этих основных связей становилась нестойкой, чтобы побочные связи, возникающие под влиянием непосредственных воздействий внешних раздражителей или инертных последействий прежнего опыта, уравнивались по своей силе с избирательными связями, вызванными намерением, и чтобы поведение теряло свой направленный и избирательный характер.

Все это заставляет предполагать, что лобные доли, не участвующие в выполнении наиболее простых и привычных действий, могут и должны играть решающую роль в сохранении и реализации программ сколько-нибудь сложных форм деятельности, тормозя неадекватные ей побочные действия.

Все это заставляет думать, что гари поражении лобных долей мозга, приводящем к сниженному состоянию активности, это четкое выполнение двигательных программ будет существенно страдать, что избирательные, соответствующие поставленной задаче движения я действия перестанут занимать доминирующее место Поражение лобных долей неизбежно приводит к тому, что неадекватные побочные действия перестанут тормозиться и вся деятельность человека начнет терять свой избирательный характер.

С этими предположениями мы и начнем наш анализ, остановившись сначала на тех особенностях поведения больных с поражениями лобных долей мозга, которые можно выявить уже при обычных клинических наблюдениях, и перейдя затем к результатам специальных нейропсихо-логических экспериментов.

Дата добавления: 2015-10-16