Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Нормализация партийных отношений

Читайте также:
  1. Andersen Windows как витрина маркетинговых взаимоотношений с клиентом
  2. IV. ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАЛАЖИВАНИЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
  3. Банки как участники налоговых правоотношений.
  4. Взаимодействие экономики, соц. отношений и культуры. Функции культуры в обществе.
  5. Взаимоотношений в семье
  6. Виды объектов гражданских правоотношений и их правовой режим
  7. Включение личности в систему коллективных отношений.

В тот же день я встретился с Генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзыяном. Он начал беседу с акцентирования роли Дэн Сяопина в обновлении китайского общества. Тема обновления была весьма актуальной, в буквальном смысле слова стучалась в окна и двери — за стенами здания Всекитайского собрания народных представителей, где проходили наши встречи, бушевали страсти, студенты требовали прямого диалога с руководителями страны. А в руководстве шли дискуссии: что делать? Ответы предлагались разные, и, я думаю, то, что говорил мне Чжао Цзыян, отражало одну из точек зрения. Этим наша беседа была особенно интересна.

«ЧЖАО ЦЗЫЯН. Вам, вероятно, известно, что Дэн Сяопин, начиная с третьего Пленума ЦК КПК, который состоялся в декабре 1978 года, является общепризнанным в стране и за ее рубежами вождем нашей чартии. Несмотря на то что на XIII съезде в 1986-1987 годах он по собственному желанию вышел из состава ЦК и постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, все наши партийные товарищи знают, что не могут обойтись без его руководства, мудрости и опыта. На первом Пленуме ЦК КПК, избранного XIII съездом, было принято весьма важное официальное решение о том, что по самым крупным вопросам нам нужно обращаться к нему как к руководителю. Это решение не публиковалось, но сегодня я вас об этом информирую.

ГОРБАЧЕВ. Благодарю за доверие. Отрадно, что межпартийные контакты сразу вышли на такой уровень. В результате переговоров с Дэн Сяопином мы приняли формулу, которую он выдвигал и раньше: открыто смотреть в будущее, а что касается прошлого, то подвести под ним черту».

Дальше разговор пошел о межпартийном сотрудничестве. Чжао, отметив, что у каждой из наших стран и партий есть своя специфика, подчеркнул сходство многих проблем и высказался за обмен опытом, взаимное изучение практики реформ. Я ответил, что мы готовы к этому.

Вся беседа прошла в русле доброжелательства и взаимопонимания. Как-то сама по себе была поднята тема реформ.

Я знал о разностороннем опыте Чжао Цзыяна, который был председателем правительства Китая до того, как стал генсеком, а главное — он ведь один из активных сторонников Дэн Сяопина на поприще модернизации и реформирования Китая. Пожалуй, общая и наиболее важная для наших партий проблема состояла в том, как действовать в условиях демократизации государства и общества. Этот вопрос я не раз ставил и на пленумах ЦК, стучался в умы и сердца партийных руководителей, да и всех членов партии с тем, что главное — научиться работать в условиях демократии. К сожалению, эти обращения воспринимались многими как пропагандистский лозунг, по существу, игнорировались.

— А теперь, когда процессы демократизации развернулись, все в панике, — сказал я Чжао Цзыяну.'— Кто отстает, тот проигрывает, — это подтвердили и наши недавние выборы. Те же, кто пошел навстречу людям, уловили необходимость перемен, оказались способны действовать в новых условиях.

Генсек сам упомянул о площади Тяньаньмынь.

— Разумеется, студенты, — сказал он, — наивно, упрощенно смотрят на многие вещи. Они думают, стоит им выдвинуть лозунг, как партия и правительство смогут в один день решить все вопросы. Сейчас чувствуется недостаток взаимопонимания между партийными и государственными учреждениями, с одной стороны, молодежью и студентами — с другой. Мы недопонимаем их настроений, они недопонимают нас. В стране живут четыре поколения людей, взаимопонимание между ними очень важно. Я принадлежу ко второму поколению, студенты к четвертому, а Дэн Сяопин к первому, — сказал Чжао Цзыян.

Я согласился с логикой его рассуждений.

— Мы в общем-то сталкиваемся с теми же проблемами, у нас тоже есть горячие головы. Причем многие из них — хорошие люди, преданные делу обновления социализма. Люди обеспокоены ходом перестройки, тем, что кто-то сдерживает этот процесс, вставляет палки в колеса. И мы видим, что они во многом правы. У нас очень цепкими оказались силы инерции, косности, консерватизма.

«ЧЖАО ЦЗЫЯН. Здесь мы говорим с вами на одном языке. Я думаю, в настоящее время социалистическое движение действительно вступило в решающий этап. Многие молодые люди спрашивают: у кого сейчас преимущество — у социализма или у капитализма? Молодежь с трудом представляет себе степень отсталости дореволюционного Китая или старой России. Кроме того, уже при социалистическом режиме допускались ошибки субъективистского толка. В Китае — со стороны руководства КПК. После Второй мировой войны во многих странах проводились политические и экономические реформы, которые смягчали внутренние социальные и классовые противоречия. Китай же длительное время придерживался старых моделей, изживших себя порядков, которые утвердились в СССР после Октябрьской революции, когда он находился в капиталистическом окружении и подвергался вооруженной интервенции.

Преимущества социализма могут проявиться только через реформы, только они могут поднять его притягательную силу. Нам необходимо теперь ответить на вызов, брошенный капитализмом. У нас нет другого выхода, другого оружия, кроме как идти по пути реформ.

Находятся и такие люди, которые считают, что марксизм себя изжил. Я с этой точкой зрения, разумеется, не согласен. Но если марксизм оказывается не в состоянии ответить на вопросы, возникающие в мире, и в капиталистических, и в социалистических странах, не может дать им теоретического объяснения, то он действительно в какой-то мере себя изжил. Поэтому необходимо развивать марксизм в соответствии с развивающейся обстановкой, нужны новые теоретические и концептуальные подходы. Мне говорили, что утром вы с Дэн Сяопином этот вопрос уже обсуждали. Я рад, что по нему у нас имеется единство взглядов.

ГОРБАЧЕВ. Я всячески приветствую ваше последнее заявление. Если мы не извлечем необходимые уроки из опыта прошлого, то нам будет трудно, и чем дальше, тем больше. Потерпели ли марксизм и социализм поражение? Я бы сказал, что поражение потерпели догматические взгляды на социализм, его роль, перспективы.

Раньше, если кто-то произносил слово «реформа», его сразу же зачисляли в оппортунисты. Правда, оппортунистов действительно было немало. Но если мы ставим вопрос о реформах, то что это — оппортунизм, ревизионизм или революционная теория и практика? Я думаю, второе.

ЧЖАО ЦЗЫЯН. Я также считаю, что реформа просто необходима для продвижения вперед. Это единственный путь. Вместе с тем ее осуществление — сложная для нас задача. Китай десять лет проводит реформу экономической системы. За этот период мы добились больших успехов. Можно с уверенностью сказать, что нынешний облик Китая в большой степени отличается от облика прошлого. Реформа развертывается по всем направлениям. Сейчас перед нами стоит трудный вопрос о роли закона стоимости при общественной собственности на средства производства. Он не может действовать без рынка. При ограничении цен на большую часть товаров не может быть и речи о развертывании закона стоимости. Но если мы снимем эти ограничения в условиях товарного дефицита, будет трудно контролировать масштабы дороговизны. Это как раз следствие старой системы хозяйствования, дефицитной экономики.

Это трудные, но взаимосвязанные вопросы. Раньше мы подходили к ним упрощенно. Сейчас же считаем, что их решение — длительный процесс. Вы, товарищ Горбачев, высказались за обмен мнениями между нашим учеными. Я также за сотрудничество наших ученых, особенно по вопросам экономической теории. Китай провел много встреч с западными специалистами. Но, на мой взгляд, более важно организовать обмен мнениями между специалистами социалистических стран, особенно тех, где идет процесс реформ».

Когда Чжао Цзыян говорил о направленности, масштабности, глубине реформ, темпах преобразований, у меня перед глазами все время стояла собственная страна. Через китайский опыт, через их реформы, которые к тому времени уже шли 10 лет, я получал дополнительные аргументы в пользу темпов и последовательности преобразований, в каких они проводились у нас. Особенно интересный разговор пошел о соотношении политической и экономической реформ. Мой собеседник живо откликнулся на утверждение, что последняя у нас буксует, потому что на ее пути стоят командно-административная система, вся старая надстройка. Мы видим — без политической реформы не обойтись, да и народ надо шире привлекать, без этого гаснут импульсы сверху.

Чжао Цзыян сказал, что их опыт говорит о том же. Он полагал очень важным избежать большого разрыва в темпах проведения той и другой реформ. Курс на политическую перестройку в Китае был определен XIII съездом КПК еще в 1987 году. Генсек подчеркнул, что для их условий важно разделение партийных и государственных функций. И затронул вопрос о многопартийной системе.

— Мы, — сказал он, — не намерены вести дело к тому, чтобы создать аналогичную Западу новую партийную систему, где партии сменяют друг друга у власти. У нас другие исторические условия, другая практика, никакая партия сейчас не в состоянии заменить КПК. Кроме нее есть восемь других демократических партий и групп. Мы консультируемся с ними, взаимно контролируем друг друга, но ведущая и направляющая роль за коммунистической партией.

Он поставил как бы риторический вопрос, подчеркнув, что надо ответить на него всем нам вместе: «Сможет ли однопартийная система обеспечить развитие демократии, можно ли будет при ней осуществлять эффективный контроль над негативными явлениями, бороться с коррупцией, имеющей место в партийных и правительственных учреждениях?»

В постановке этого вопроса я уловил и собственные сомнения, терзавшие, впрочем, не только меня одного. Ведь при обсуждении содержания и рамок нашей политической реформы речь шла о плюрализме мнений, о том, что и при однопартийной системе можно развивать демократию. Но плюрализм у нас не ограничился сферой идей, стал приобретать и политический характер. Пошли упреки ортодоксов, обвинения в том, что мы подвергли ревизии апрельский Пленум, XXVII съезд, XIX партийную конференцию.

Из рассуждений Чжао следовало, что китайское руководство готово встать на путь политического реформирования, когда при однопартийном правлении народные массы могли бы пользоваться широкими демократическими правами. А завершил он их так: если это не удастся, неизбежно встанет вопрос о многопартийной системе. При этом подчеркивал необходимость закрепления конституционных прав граждан, оптимального соотношения демократии и законности. Законность должна базироваться на демократии, а демократия опираться на законность.

Сам Чжао Цзыян сказал, что «в Китае с большим интересом и вниманием следят за политической реформой в Советском Союзе. Особенно большой интерес она вызывает у интеллигенции, требующей, чтобы Китай учился у вас, перенимал ваш опыт. У нас есть институт, студенты которого передали в посольство письмо с просьбой послушать ваше выступление на тему: «Политические реформы в СССР».

Откровенно говоря, открытость, которая проявилась на встрече с Генеральным секретарем ЦК КПК, меня поразила, и я даже по ходу беседы размышлял, что бы это значило. Лишь позднее мне стало ясно, что переживал этот человек, каково внутреннее борение установок и ценностей. Это был реформатор, близкий к Дэн Сяопину, шедший за ним, деятель, так сказать, новой формации. Естественно, что за ним шло немало думающих людей, особенно из молодой интеллигенции. И вот он оказался в те дни перед лицом демократического вызова, с которым выступила студенческая масса. Чжао Цзыян не мог не знать, что многие тогда требовали навести порядок, поскольку студенческое выступление приняло характер гражданского неповиновения. А там ведь была основная масса тех, кто пошел за ним или, по крайней мере, вдохновлялся идеями, которые сам он разделял. Вот в чем была его драма.

«ЧЖАО ЦЗЫЯН. Я обратил внимание на вашу формулировку о правовом социалистическом государстве. Для нас это очень полезно. Мы это осмысливали. На мой взгляд, есть и вопрос о полной независимости суда. Если будут разработаны соответствующие законы, то будет ли иметь суд право на последнее слово?

ГОРБАЧЕВ. Думаю, именно к этому надо идти. Если суд сформировать демократическим, если туда войдут действительно уважаемые, авторитетные лица, если они будут в правовом и экономическом положении поставлены достаточно высоко, если, наконец, будут созданы механизмы, гарантирующие взаимоконтролируемость всей системы, то есть уверенность, что такой суд будет принимать правильные решения».

В целом беседа с Чжао Цзыяном на меня произвела большое впечатление. Передо мной сидел человек, обладающий незаурядными интеллектуальными и политическими качествами, способный ставить под сомнение те или другие положения и установки, искать ответы на самые трудные вопросы. Это мои первые впечатления — раньше я о нем знал очень мало.

В тот же вечер Чжао Цзыян пригласил нас на ужин в небольшой, но очень симпатичный китайский ресторан в резиденции «Дяоюйтай». Он назывался, кажется, «Сад общей радости». И еще мне почему-то врезалось в память название одного из многих китайских блюд — «два дракона в ласточкином гнезде».

Ощущение открытости и взаимной симпатии, возникшее на беседе, как бы само собой перенеслось и на вечернюю встречу. Разговор касался событий на Тяньаньмынь и в других университетских центрах. И свелся к тому, что очень важно найти решения на основе разумного компромисса.

Прощаясь с Чжао Цзыяном, я выразил ему признательность за содержательную, откровенную беседу, пригласил посетить Советский Союз. Сказал, что чувствую потребность продолжить наш разговор. Но та встреча с ним оказалась не только первой, но, видимо, и последней. А впрочем — как знать?

Пока я был занят на переговорах, Раиса Максимовна побывала в пекинской библиотеке, в Обществе китайско-советской дружбы, доме-музее всемирно известного китайского живописца и графика Сюй Бэйхуна, в парке Тяньтань, на кооперативной фабрике декоративно-прикладного искусства. Самые сильные впечатления, которыми она поделилась со мной, — это радушие и доброжелательность китайцев, их одобрение быстрых изменений к лучшему в отношениях между нашими странами. В Обществе китайско-советской дружбы не без намека в адрес политиков сказали, что по линии обществ связи восстановлены еще в 1983 году и очень успешно развиваются.

18 мая после церемонии проводов, состоявшейся в правительственной резиденции, мы отправились в аэропорт, откуда наш курс лежал в Шанхай. Ехали мы опять не через центр столицы, но проводить нас вышли десятки, если не сотни тысяч пекинцев. Причем это отнюдь не были какие-то статисты, выведенные, так сказать, в официально организованном порядке.

...В Шанхае в аэропорту нас встречал член Политбюро, первый секретарь горкома КПК Цзян Цзэминь и мэр Чжу Жунцзи. На улицах города, как и в Пекине, в тот день было много горожан: они вышли нам навстречу, кто просто полюбопытствовать, но в массе своей — оказать доброе внимание.

Когда в Москве обсуждались возможные варианты нашего пребывания в Китае, я предпочел помимо Пекина побывать именно в Шанхае, хотя кое-кто не советовал делать это, ссылаясь на то, что в этом густонаселенном городе с довольно узкими улицами невозможно обеспечить необходимую безопасность. Выбирая Шанхай, я руководствовался тем, что это крупнейший после Пекина промышленный и культурный центр, о котором я слышал и читал, наверное, больше, чем о любом другом городе Китая. Не скрою, выбирая Шанхай, я имел в виду еще и возможность познакомиться с Цзян Цзэминем — секретарем Шанхайского городского комитета КПК, о котором в Москву доходила информация как об одном из видных и интересных руководителей «новой волны». Он — выпускник Шанхайского политехнического института, в 50-е годы проходил практику на автомобильном заводе в Москве и с тех пор не забыл русский язык, в чем я убедился, когда беседовал с ним.

Хорошее знание Цзян Цзэминем настроений шанхайцев, а может быть, и его личные качества человека спокойного, уравновешенного, приветливого — таким я его тогда запомнил — сыграли свою полезную роль в том, что массовые студенческие выступления в этом городе обошлись, насколько меня информировали, без трагических инцидентов. Видимо, это в какой-то мере также и заслуга мэра Шанхая Чжу Жунцзи, который произвел на меня хорошее впечатление своей деловитостью, широтой и глубиной суждений об экономике этого огромного города. Знакомство с этими людьми обогатило диапазон моих представлений о современных китайских администраторах, и поэтому для меня не стало неожиданностью сообщение об избрании Цзян Цзэминя в июне 1989 года на пост Генерального секретаря ЦК КПК после отставки Чжао Цзыяна, на которого была возложена ответственность за студенческие выступления и вообще за «поветрие буржуазной либерализации».

Возвышение Цзян Цзэминя не было победой сторонников жесткой линии. Видимо, и на этот раз архитектору китайских реформ Дэн Сяопину удалось найти своего рода политический компромисс и поддержать равновесие в руководстве партии и государства.


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 121 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: У камина | Предчувствие краха | Форпост социализма в Европе | Запоздавшие перемены | Выбор кубинцев | Трудные поиски | Перестройка и ректификация | Визит на Кубу | Экскурс в историю | От враждебности к сближению |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Беседа с Дэн Сяопином| Встречи с молодежью

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)