Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Шахтеры и большая политика

Читайте также:
  1. Антициклическая политика.
  2. Ассортиментная политика
  3. БОЛЬШАЯ АМБИЦИЯ И ЖАЛКИЙ КОНЕЦ
  4. Большая Душа
  5. Большая любовь Гитлера
  6. Большая семья. Назад в будущее - Эволюция сознания».
  7. БОЛЬШАЯ ШУМИХА

Закончив с формированием правительства, Верховный Совет принял план законодательных работ. Прежде всего нужно было подготовить и принять закон об изменениях и дополнениях к Конституции СССР, чтобы создать правовые основы для ряда крупных, так называемых органических, законов и всей прочей деятельности парламента.

Следующий блок проблем был связан с рассмотрением вопросов стабилизации экономического положения страны и осуществления реформ. Имелось в виду, в частности, принять законы об аренде и арендных отношениях, о единой налоговой системе в СССР, о республиканском и региональном хозрасчете. Наиболее сложной и масштабной целью явилась подготовка закона о собственности и обновление законодательных актов о земле и землепользовании.

Решающее воздействие призван был оказать блок законов, устанавливавших новые отношения между гражданином и государством, реально обеспечивающих политические свободы и гражданские права, идейный и политический плюрализм. К ним, в частности, относились законы о печати и других средствах массовой информации, об общественных объединениях граждан СССР, о правах профессиональных союзов, о свободе совести и религиозных организациях. А 14 июля этот перечень актов был пополнен еще одним проектом, внесенным правительством и ВЦСПС, — о порядке разрешения коллективных трудовых споров. В последний момент жизнь внесла поправку. По-существу, потребовалось отложить на время иные заботы и безотлагательно, в форсированном порядке готовить закон, регулирующий забастовки.

В Польше прежняя система зашаталась, когда силезские шахтеры поддержали гданьских портовиков, начались стачки, локауты, голодовки. Думаю, то же можно сказать и о нас: быстрое разрушение просуществовавшего 70 лет общественного устройства началось с волнений шахтеров — одного из самых крупных и боевых отрядов рабочего класса, на который, по идее, опиралась Советская власть. Есть, однако, существенная разница между тем, как развивались события в Польше и в Советском Союзе. Там горняки поднялись против партийно-государственной номенклатуры, еще не помышлявшей о реформах. У нас их протест стал возможен в результате начатых сверху перемен, а удар огромной силы пришелся рикошетом по самим реформаторам.

На заседании Верховного Совета 19 июля 1989 года Каземирас Уо-ка, председатель Союза рабочих Литвы, прислал мне записку: «Михаил Сергеевич, Союз рабочих Литвы тоже против дестабилизирующих забастовок, но произошло это потому, что были условия рабочим организоваться; иного пути борьбы с местной мафией нет. Надо дать рабочим организоваться, и забастовок будет меньше».

Я сказал тогда, что поддерживаю эту идею. «Мы должны опираться во всей работе на ведущую, решающую силу нашего общества — рабочий класс, на его организованность, ответственность, приверженность социализму и политике, которую мы сейчас осуществляем в рамках перестройки. Но мы не можем игнорировать то, что рабочие в последнее время остро ставят перед нами вопросы... Может быть, настало время создавать какие-то комитеты в помощь перестройке, против саботажников перестройки?»

В Кемерово, где был в тот момент основной очаг забастовочного движения, рабочие вели себя ответственно, по распоряжению забастовочных комитетов были закрыты магазины, продающие спиртное. Рабочий класс демонстрировал высокую организованность и вместе с тем высокую требовательность. У него были на то все основания. Комиссии, направленные по линии ЦК и правительства в районы угледобычи, докладывали, что из года в год, из десятилетия в десятилетие не выполнялись решения, касавшиеся строительства жилья, благоустройства городов и поселков, снабжения населения.

Устарела, далеко отстала от мирового уровня техника добычи угля, особенно шахтным способом. Крайне тяжелый труд в условиях перманентного риска не получал достойного вознаграждения. Нужно было принимать безотлагательные меры. С этой целью, в частности, Слюньков ездил по моему поручению в Кузбасс, вел переговоры с лидерами горняков и привез развернутые предложения.

Словом, я хорошо понимал причины, вынуждавшие шахтеров на крайнюю форму зашиты своих интересов, и никогда не позволял себе упрекнуть их за это. Но факт состоит в том, что недовольство рабочих умело использовалось радикалами в борьбе за власть. Их никоим образом не смущало, что остановки на многие месяцы огромных районов угледобычи лишали страну миллионов тонн ценного энергетического сырья, ставили под угрозу работу смежных отраслей, в первую очередь металлургии. Все это пагубно отражалось на быте людей. Эмиссары Межрегиональной группы, фактически сложившейся уже в партию, начали сновать по всей стране, подстрекать к забастовкам железнодорожников и рабочих других отраслей. Это был в полном смысле слова удар в спину, сыгравший роковую роль в судьбе перестройки.

Ельцин и его соратники знали, не могли не знать, что у правительства нет возможности в короткие сроки, обозначавшиеся в шахтерских ультиматумах, удовлетворить все требования, как бы справедливы они ни были. Наглядное тому свидетельство: зимой 1993/94 года после двух лет полновластия радикалов вновь начались забастовки в районах угледобычи, поскольку почти все обещания и посулы, данные шахтерам ельцинистами, остались невыполненными. В профсоюзах и стачечных комитетах не забыли уроков, преподанных Беллой Денисенко и другими агитаторами. Так что не стоит удивляться, когда наряду с экономическими требованиями выдвигаются и политические: отставка правительства, досрочные перевыборы президента. Поистине, что посеешь — то и пожнешь. Говорю это без всякого злорадства. Потому что в 1993—1994-м, как и в 1989-м, забастовки обошлись стране и народу дорогой ценой.

Но вернусь в 1989 год. 24 июля я имел возможность проинформировать Верховный Совет о протоколе, который был подписан Слюньковым, первым зампредом Совета Министров Ворониным и председателем ВЦСПС Шалаевым с председателем забастовочного комитета Кузбасса Авалиани и его заместителями. Достигнутые соглашения правительство готово было распространить на другие угледобывающие районы. Прежде всего, конечно, на Донбасс, Воркуту.

Очень трудно мы выходили из тяжелого кризиса, который стал, может быть, самым серьезным испытанием за все четыре года перестройки.

Забастовки шахтеров были в центре внимания Верховного Совета, идущих на нем дискуссий. Выступая на сессии Верховного Совета, В.И. Колесников, заведующий кафедрой Ростовского института инженеров железнодорожного транспорта, сказал: «Вот мы говорим, что у нас рабочий человек хозяин, но вы мне скажите, есть ли в истории случай, когда бы хозяин бастовал? Нет. Значит, здесь что-то не так». Бригадир слесарей Новокуйбышевского нефтехимического комбината В.А.Леончев так определил суть проблемы: «Рабочий человек больше не может и не хочет мириться с кабальной системой управления наших производств, системой труда. Мы долго молчали, терпели, подмятые командно-бюрократической системой. Но этому пришел конец. И забастовочное движение шахтеров — это предвестник краха системы».

Ну и, наконец, я позволю себе воспроизвести отрывок из обращения забастовочных комитетов городов Инты и Воркуты. «Забастовки шахтеров носят объективный, перестроечный характер, являются признаком наступающего кризиса административно-командной системы, не способной удовлетворить интересы трудящихся. Выступление шахтеров мы расцениваем как поддержку перестройки и предостережение тем, кто хочет, чтобы все оставалось по-старому». Предельно ясное свидетельство того, что рабочий класс перестал считать существовавшую систему своей, категорически ее отвергает. Этот сигнал был послан в первую очередь партии, которая продолжала править страной от имени рабочего класса. Но наши фундаменталисты до сих пор не сумели его расшифровать, все еще по-детски удивляются тому, что рабочие оказались равнодушны к судьбе КПСС. А в новом политическом раскладе немалая их часть отдает голоса даже не вновь возникшим социалистическим и социал-демократическим, а правым партиям и течениям.

Далее в обращении говорилось: «Мы понимаем, что, выставляя экономические требования, должны помнить: экономика страны находится в глубоком кризисе. Сегодня государству трудно будет найти средства для того, чтобы удовлетворить все наши требования. Но экономическая самостоятельность нам должна быть предоставлена... Мы устали ждать решение наболевших проблем от пятилетки к пятилетке. Именно этим вызвано то, что вынуждены пойти на крайнюю меру — забастовку. Настал момент, когда решения всех предъявленных требований нельзя откладывать ни на секунду».

Процитирую и требования шахтеров Печорского бассейна, изложенные тем же Лушниковым: «1) Действительно передать власть Советам, землю крестьянам, фабрики рабочим. 2) Отменить выборы в Верховный Совет СССР от общественных организаций. 3) Отменить статью в Конституции СССР о руководящей и направляющей роли партии. 4) Проводить прямые и тайные выборы Председателя Верховного Совета СССР, председателей местных Советов, начальников городских, районных отделов Министерства внутренних дел на альтернативной основе. 5) Отменить практику лишения слова депутатов на сессиях, съездах народных депутатов СССР путем голосования. Каждый депутат имеет право голоса, независимо от мнения большинства». Требования один к одному повторяли программу радикалов, и писались они под их диктовку в Москве.

Советы

Став у власти осенью ±УУ1 года, радикалы развернули мощное наступление на Советы, объявив их цитаделями тоталитарной системы. А затем, воспользовавшись событиями 3—4 октября 1993 года, фактически смели с лица земли всю советскую систему, все представительные органы. Кое-где Советы отказались самораспускаться, но в конце концов их принудили к этому силой.

В чем же дело? Действительно ли советская форма не годится для демократии? Такое допущение опровергается уже тем, что до поры до времени у радикалов никаких претензий к Советам не было. Напротив, Сахаров и в своем проекте Конституции сохранил эту форму, и на Первом съезде народных депутатов СССР предложил принять декрет о передаче всей власти Советам. Больше того, именно через Советы, благодаря им Гавриил Попов был избран председателем Московского Совета, Анатолий Собчак — Ленинградского, а Борис Ельцин — Верховного Совета России. В то время из этого лагеря не доносилось никакой хулы по адресу советской формы демократии. Да и какие могли быть у того же Ельцина претензии к Верховному Совету, если депутаты, не подумав о последствиях, послушно и даже с энтузиазмом приняли Декларацию независимости России, разрушавшую союзное государство, ратифицировали Беловежское соглашение, дали президенту дополнительные полномочия для проведения экономической реформы, согласились, чтобы он возглавил правительство и целиком сформировал его по собственному разумению.

Повод для недовольства возник тогда, когда депутатский корпус, по крайней мере большинство его, убедившись в пагубных последствиях для государства и народа «шокохирургии», стал сначала робко, а затем все смелее выражать несогласие с этим. Вот тогда и ополчились на Советы, тогда и начался конфликт между исполнительной властью и органами народного представительства, закончившийся для последних полным разгромом.

Остается, однако, вопрос: совместима ли эта форма с парламентской? Если поставить его конкретнее: можно ли сочетать советский принцип с принципом разделения властей, на котором держится система парламентаризма? И ответ должен быть положительным. По крайней мере, опыт, накопленный за недолгое время существования нового нашего парламента, подтвердил возможность совмещения этих двух принципов государственности.

Противники его обычно выдвигают такой довод: полновластие Советов никак не может сочетаться с разделением властей. Но это либо непонимание, либо сознательное искажение сути дела. В немалой мере оно связано с несовершенством самого понятия. Верховная власть действительно не подлежит никакому разделу. Она должна быть цельной и единой, иначе следовало бы предположить, что в государстве будет двоевластие, троевластие, возможно одновременное проведение нескольких политических курсов. То есть все то, что свойственно кратковременным периодам смуты и завершается крахом одной системы, установлением другой.

Всегда должен существовать орган, за которым признается верховенство. И весь смысл буржуазных или демократических революций в том и состоял, что они отобрали высшую власть у монархов и наделили ею законодательные собрания как органы народного представительства. Именно парламенты являются носителями высшей власти в демократических государствах. Это правило, естественно, распространяется и на наш Верховный Совет.

Но признание верховенства за органами народного представительства не исключает возможности разделения функций власти. Парламент сосредотачивается на главной задаче государственного управления — законодательстве. Текущую управленческую работу осуществляет правительство. А правосудие и решение юридических споров возлагается на суд. При этом жизненно важные вопросы, касающиеся судеб государства и народа, прав граждан (объявление войны, заключение мира, бюджет, налоги), остаются за парламентом.

Так что полновластие Советов никоим образом не мешает разделению функций власти или, как принято говорить, разделению властей. И расправились радикалы с Советами просто потому, что не нашли у депутатского корпуса поддержки своей политике.

В чем есть известная доля правды у критиков советской системы? Советы, как всякое вообще народное собрание, вече, дают возможность для митинговщины, усложняющей, а то и парализующей принятие и исполнение решений. Эта болезнь присуща и парламентам, которые марксисты презрительно именовали говорильнями. Я бы сказал, что она излечима. Противоядием служат точные процедуры и регламенты работы выборных органов, а главное — высокий профессионализм депутатского корпуса.

Об этом я также говорил в своем заключительном слове: «Мы пытались привнести в работу Верховного Совета СССР максимум профессионализма, не в ущерб связи с массами, выйти из митинговых форм обсуждения вопросов. И это, как мне кажется, в основном тоже удалось. Найден вариант постоянно действующего высшего законодательного, исполнительного и контролирующего органа власти... В его работе уйма недостатков и слабостей, но он изо дня в день на глазах у миллионов людей, наблюдающих за его работой, прибавлял обороты, повышал компетентность, демонстрировал углубленный подход к решению проблем».

У меня было основание отметить такое важное новшество, связанное с работой первой сессии Верховного Совета, как взятие под парламентский контроль внешней политики. Ведь в прошлом не было даже намека на такую возможность. Поначалу было не до международных вопросов, занимали больше внутренние дела. Но уже начали вноситься депутатские запросы по тем или иным аспектам внешней политики, после дискуссии ратифицировано несколько международных актов.

Раскрою один секрет. На первых стадиях наших переговоров с американцами по вопросам разоружения то и дело приходилось выслушивать от них ссылки на трудности в конгрессе: мы, мол, в правительстве готовы пойти на тот или иной вариант, да вот сенаторы не пропустят. На этом основании требовали от советской стороны уступок. И у нас во внутреннем кругу как-то всерьез обсуждали: не стоит ли выставить американцам аналогичный довод, организовав критические выступления против готовящихся соглашений в Верховном Совете? Потом эту идею отвергли, поскольку все равно никто не поверил бы, что это всерьез, не инсценировка. А главное — опасались показать «дурной пример»: чего доброго, войдут во вкус и начнут всерьез критиковать нашу внешнюю политику.

Теперь же парламент начал брать под свой контроль международную политику. В скором времени дала о себе знать и консервативная реакция на крупные внешнеполитические меры, осуществлявшиеся в соответствии с новым мышлением. Шеварднадзе все чаще требовали к ответу, и мы с ним вполушутку, вполусерьез говорили, что ввели демократию себе на голову.

Некоторые политологи и историки до сих пор ставят мне в вину, что в заключительном слове по итогам первой сессии я негативно отозвался о создании Межрегиональной группы: «По существу, речь идет о попытке придать некую организационную форму естественному различию во взглядах и подходах к проблемам общественного развития. Не приведет ли такое искусственное размежевание к противостоянию по конкретным вопросам, которые приходится решать нашему Верховному Совету, не усложнит ли тем самым выполнение задач, которого от нас ждут избиратели, советское общество?.. Если дело у нас общее, если все мы считаем своим высшим долгом вывести страну из кризиса на путях перестройки, поднять уровень материального и духовного благосостояния народа, обновить наш социалистический и общественный строй, раскрыть его богатый потенциал, — если в этом мы согласны, то мы всегда договоримся. Думаю, депутаты согласятся с тем, что нам надо идти именно этим путем: путем объединения сил и укрепления взаимного доверия. Это ни в коей мере не отрицает возможность отстаивания принципиальных взглядов. Прошедшие дни работы Верховного Совета уже наглядно показали, что плюрализм мне-* ний не может быть препятствием для единства действий».

Заявление о возможности договориться было встречено аплодисментами. Едва ли можно оспорить мысль о желательности дружной работы в период, когда страна переживает трудные времена. Но, конечно, от этого отдавало известным неприятием политического плюрализма. У депутатов, вошедших в состав Межрегиональной группы, были уже свои цели, отличные от других. Да и в остальной депутатской массе намечалась дифференциация. Это было естественным отражением множественности социальных интересов в обществе, которая категорически не признавалась при тоталитарном режиме, а с его демонтажем неизбежно должна была себя проявить. Ну а за выявлением групповых (или классовых) интересов должно было последовать формирование движений или партий. Собственно говоря, образование Межрегиональной группы и было первым шагом к этому.

Должен заметить в свое оправдание, что у меня не было поползновений запретить, разогнать межрегионалов или попытаться разрушить эту группировку путем каких-то интриг. Более того, со многими из них у меня были и остались хорошие отношения. Очень скоро из факта возникновения этого зародыша партии радикалов были сделаны правильные выводы. Мы начали думать, что повышению эффективности действия нового парламента послужат не бесплодные попытки добиваться искусственного единства всех депутатов, а образование групп или фракций и их деловое взаимодействие. Конечно, речь еще не заходила о партийном структурировании парламента. Но первые шаги в этом направлении начали делать уже на следующей сессии.

 


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 118 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Реорганизация аппарата ЦК | Начало положено | Думы мои, думы... | Жена генсека | Глава 14. Политическая реформа | Авангард откатывается в арьергард | Рождение парламента | Новшества | Два классика: Леонов и Сахаров | Партия в раздумьях |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Первые баталии в Верховном Совете| Законодательные будни

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)