Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Слушаю сказки.

Читайте также:
  1. А я больше всего жду старта в Еврохите новой песни Нюши - Чудо! Уж очень сильно мне она понравилась.По нескольку раз в день слушаю, зацепила конкретно
  2. Если они не поверят тебе и не послушают голоса первого знамения, то поверят голосу знамения другого;
  3. Мир без «процессов», без времени, а значит, и без привычного «пространства». Мир Хозяина, мир Дурака, мир абсурда и смеха, совершенно особое пространство ощущений и Сказки.
  4. Не забывайте — вы сами автор своей Сказки.
  5. Они не слушают рынок
  6. СЛУШАЮ СКАЗКИ

 

«До первого теплого дня» – иначе я и не думал. Спадут морозы – и до свиданья, только меня и видели в детском доме! Но вышло иначе. Я никуда не удрал. Меня удержали чтения…

С утра мы ездили в пекарню за хлебом, потом занимались. Считалось, что мы в первой группе, хотя по возрасту кое–кому пора уже было учиться в шестой. Старенькая преподавательница Серафима Петровна, приходившая в школу с дорожным мешком за плечами, учила нас… Право, мне даже трудно объяснить, чему она нас учила.

Помнится, мы проходили утку. Это были сразу три урока: география, естествознание и русский. На уроке естествознания утка изучалась как утка какие у нее крылышки, какие лапки, как она плавает и так далее. На уроке географии та же утка изучалась как житель земного шара: нужно было на карте показать, где она живет и где ее нет. На русском Серафима Петровна учила нас писать «у–т–к–а» и читала что–нибудь об утках из Брема. Мимоходом она сообщала нам, что по–немецки утка так–то, а по–французски так–то. Кажется, это называлось тогда «комплексным методом». В общем, все выходило «мимоходом». Очень может быть, что Серафима Петровна что–нибудь перепутала в этом методе. Она была старенькая и носила на груди перламутровые часики, приколотые булавкой, так что мы, отвечая, всегда смотрели, который час.

Зато по вечерам она нам читала. От нее я впервые услышал сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке.

 

Солнце высоко,

Колодец далеко,

Жар донимает,

Пот выступает.

Стоит козлиное копытце

Полное водицы.

 

«Али–Баба и сорок разбойников» в особенности поразили меня. «Сезам, отворись!» Я был очень огорчен, прочтя через много лет в новом переводе «Тысячи одной ночи», что нужно читать не Сезам, а Сим–Сим, и что это какое–то растение, кажется, конопля. Сезам – это было чудо, заколдованное слово. Как я был разочарован, узнав, что это – просто конопля.

Без преувеличения можно сказать, что я был потрясен этими сказками. Больше всего на свете мне хотелось теперь научиться читать, как Серафима Петровна.

В общем, мне понравилось в детском доме. Тепло, не дует, кормят да еще учат. Не скучно, во всяком случае, не очень скучно. Товарищи относились ко мне хорошо, – наверное, потому, что я был маленького роста. В первые же дни я подружился с двумя хулиганами, и мы не теряли свободного времени даром.

Одного из моих новых друзей звали Ромашкой. Он был тощий, с большой головой, на которой росли в беспорядке кошачьи желтые космы. Нос у него был приплюснутый, глаза неестественно круглые, подбородок квадратный – довольно страшная и несимпатичная морда. Мы с ним подружились за ребусами. Я хорошо решал ребусы, это его подкупило.

Другой был Валька Жуков, ленивый мальчик с множеством планов. То он собирался поступить в Зоологический сад учиться на укротителя львов, то его тянуло к пожарному делу. В пекарне ему хотелось быть пекарем; из театра он выходил с твердым намерением стать актером. Впрочем, у него были и смелые мысли.

– А что, если… – начинал он задумчиво.

– Землю прорыть насквозь и на ту сторону выйти, – язвительно подхватывал Ромашка.

– А что, если…

– Живую мышь проглотить…

Валька любил собак. Все собаки на Садово–Триумфальной относились к нему с большим уважением.

Но все же Валька – это был только Валька, а Ромашка – Ромашка. До Петьки и тому и другому было далеко.

Не могу передать, как я скучал без него.

Я обошел все места, по которым мы бродили, спрашивал о нем у беспризорников, дежурил у распределителей, у детских домов. Нет и нет. Уехал ли он в Туркестан, пристроившись в каком–нибудь ящике под международным вагоном? Вернулся ли домой пешком из голодной Москвы? Кто знает!

Только теперь, во время этих ежедневных скитаний, я узнал и полюбил Москву. Она была таинственная, огромная, снежная, занятая голодом и войной. Карты висели на площадях, и красная нитка, поддерживаемая флажками, проходила где–то между Курском и Харьковом, приближаясь к Москве. Охотный ряд был низкий, длинный, деревянный и раскрашенный. Художники–футуристы намалевывали странные картины на его стенах – людей с зелеными лицами, церкви с падающими куполами. Такие же картины украшали высокий забор на Тверской. В окнах магазинов висели плакаты РОСТа:

 

Ешь ананасы,

Рябчиков жуй, –

День твой последний

Приходит, буржуй.

 

Это были первые стихи, которые я самостоятельно прочитал.

 


Дата добавления: 2015-08-09; просмотров: 82 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ПЕТЬКА СКОВОРОДНИКОВ. | Глава 9. | ТЕТЯ ДАША. | РАЗГОВОР С ПЕТЬКОЙ. | ГАЕР КУЛИЙ В БАТАЛЬОНЕ СМЕРТИ. | ДАЛЬНИЕ ПРОВОДЫ. | БЕГСТВО. Я НЕ СПЛЮ, Я ПРИТВОРЯЮСЬ, ЧТО СПЛЮ. | БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ. | ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ. | Глава 17. |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
НИКОЛАЙ АНТОНЫЧ.| Глава 2.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)