Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Крестьянке надо помочь

Читайте также:
  1. Банки могут помочь избежать армейских тягот
  2. В чем вы, родители, можетепомочь своемуребенку.
  3. Встречу; познакомиться, объяснить, что ожидается от собеседника и как он может помочь;
  4. Вся книга - это попытка помочь Вам пройти собственную самоинициацию, поскольку найти подлинного мастера задача не из лёгких.
  5. Выбирайте то, что может помочь.
  6. Глава 4 ЖЕЛАНИЕ ПОМОЧЬ НА УРОВНЕ ПОСТУПКОВ
  7. Гнев может помочь уладить разногласия или усугубить их в зависимости от нашего отношения к нему

 

Совещание у Васина было узкое – всего несколько человек.

– Итак, чем вы располагаете на сегодняшний день?– спросил он Чаянова.

– Сейчас мы уже точно знаем, что «интендант» не то лицо, за которое он себя выдает. Его единомышленники.– видимо, прикрытые. Радиостанции ни в доме, ни в его окрестностях не зафиксировано. Если она у них и есть, то, очевидно, находится в другом месте. К сожалению, я пока ничего не могу доложить ни о их связях, ни о районах действий. Но основное сделано:.«заготовители» находятся под постоянным наблюдением. По их поведению и отдельным отрывочным разговорам есть основание сделать вывод, что долго там они задерживаться не намерены. Куда уберутся и с какой целью – это еще вопрос.

– Небогато. Ну, ладно, давайте проанализируем то, чем мы располагаем, обговорим детали. Значит, долго сидеть в Ново-Дмитриевской не собираются? Тем более, надо форсировать операцию. Для гарантии успеха надо поселить к Кононовой еще одного квартиранта. Как, товарищи?

 

* * *

 

А жизнь в домике над Кубанью шла своим чередом. С рассветом Марфа убегала на ферму доить коров. Потом возвращалась. Приготовив завтрак, уходила опять. Днем за скотом ухаживали девчонки-подростки под руководством опытной заведующей фермой, а вечером снова Кононовой черед. Ферма была совсем рядом, в десяти минутах ходьбы, так что Марфа успевала управляться на два фронта.

Во дворах соседних хат, на улице и за огородами новобранцы продолжали заниматься своими пушками, перетаскивая их с одного места на другое, изрядно размесив землю. Ольга без труда вела свое медицинское хозяйство: никто из парней не собирался болеть. Так что времени у «фельдшера» для наблюдения за «заготовителями» было предостаточно. Когда их не бывало дома, она обходила дом вокруг, осматривала подходы к окнам, как закреплены рамы. Их держали по четыре гвоздя, которые ничего не стоило отогнуть, чтобы выставить окно снаружи. Но это значит, что его легко выбить а изнутри. А куда побежит человек, если выпрыгнет из окна? Очевидно, с огороды. Стало быть, тут надо будет поставить людей.

Совершая эти прогулки, Ольга иногда испытывала щемящее чувство беспокойства. Как-то все это кончится...

– Нормально кончится,– заверил ее капитан Чаянов.– Но кое-что, конечно, будет зависеть и от Крестьянки,– улыбаясь сказал' он. Крестьянка – это она, Ольга Доброва, на днях официально зачисленная в личный состав Н-ской артиллерийской части в качестве медицинской сестры.

– Вообще-то ожидать можно всякого,– продолжал к; питан.– Такие подлецы,– я уже говорил майору,что не сомневаюсь в их биографиях,– так вот, такие подлецы обычно бешено сопротивляются. Стреляют, кидают гранаты. А нам-то их надо живыми взять. По крайней мере, главного. Но думаю, что обработаем чисто. Есть одна задумка. Но об этом после...

Настал день, когда решили осуществить задумку – разыграть «спектакль», в котором Ольге предназначалась одна из ведущих ролей. Чаянов в таких делах был особенно придирчив и заставлял не раз повторять одно и то же, до деталей. Он требовал «вжиться» в свою роль. Кроме того, надо было выбрать удобный момент для «представления», чтобы «зрители» были дома, ведь оно только для них и предназначалось.

Во второй половине дня, когда постояльцы обедали, «действия» начались. Ольга, как было условлено, отдернула цветную занавеску на окне и, сев на кровать, стала ждать. Прошло несколько минут. Постояльцы за стеной о чем-то, как всегда, тихо между собой говорили, гремели ложками. Марфа была там, кормила их и убирала послеобеденную посуду со стола. Вдруг в нескольких десятках метров от дома, где у орудия занимались красноармейцы, раздался не то выстрел, не то взрыв. Задрожали стекла. В соседней комнате задвигались, Ольга, а за нею и другие обитатели дома выбежали во двор. На середине улицы, ближе к Марфиному огороду, стояло орудие, от которого шел едкий пороховой дым, смешавшийся с уличной пылью.

Из двора дома, что на противоположной сторона улицы, выскочили и побежали в сторону дымящегося орудия несколько красноармейцев. А тут уже, расталкивая собравшихся, двое молодых бойцов выводили третьего, зажавшего руками лицо. Несколько человек что-то выкрикивали, пытаясь оттянуть орудие назад.

– Сестру сюда! Быстрее! Тут раненые!

Ольга выбежала из дома с санитарной сумкой к месту, где стояло орудие. Кто-то из подошедших командиров громко распорядился, и два красноармейца, вскинув винтовки наперевес, взяли под охрану район происшествия, оттесняя подошедших военнослужащих и жителей станицы в сторону.

Понаблюдав несколько минут за происшествием, интендант зло бросил:

– Безобразие!– и возвратился в дом.

Он вошел в дом, за ним потянулись и его подчиненные. Все молчали, только он продолжал возмущаться:

– Вот растяпы, вот воинство! И себе неприятностей нажили и другим! Теперь начнется «что да почему!» Ни им, ни другим покоя не будет. Начнется расследование да разбирательство.

Его подчиненные, опустив низко над тарелками головы, молча дохлебывали остывший борщ, не вступая в разговоры.

А Марфа вздыхала:

– О, боже! Еще и фрица-то здесь нет, а люди гибнут! Вот беда, вот напасть!

Спустя два-три часа вернулась Ольга, усталая и расстроенная.

– Ну, что там у вас, доченька, стряслось? Насмерть-то никого?..

В это время из комнаты вышел интендант и тоже поинтересовался: как, мол, там?

Ольга, отворачивая закатанные до локтей рукава гимнастерки, ответила:

– Заряд, говорят, не тот. Пытались зарядить пушку, а он выстрелил. Двое легко ранены, наш комбат больше пострадал – руку и грудь задело. Хорошо, говорят пушкари, что какой-то головки у снаряда не было, закладывали только патрон в пушку, а то наделали бы беды эти необученные. А комбат как раз проверять подошел, и в это время...

– Ох беда, беда,– причитала Марфа,– и когда все это, девонька, кончится.

– Вот так боги войны!– иронически усмехнулся интендант,– даже зарядить орудие не умеют, а собираются еще воевать! Плохо обучены, зелень. И комбат, видимо, шляпа.– И возвратился к себе.

Ольга смотрела вслед ему таким взглядом, что Марфе подумалось невероятное: не скройся тот за дверью, у него на спине задымилась бы гимнастерка. Она подошла к Ольге, взяла ее за рукав и ободряюще, успокаивающе кивнула. И как же Доброва была благодарна этой женщине, понявшей ее в момент душевного смятения.

Ольга взяла себя в руки: раскисла, чуть не сорвалась! Пусть слово, пусть только взгляд, но она сейчас даже на ненавидящий взгляд не имеет права.

Какая же сволочь этот интендант. Что может знать эта темная личность о наших командирах, про которых говорит с таким пренебрежением! Что знает он о старшем лейтенанте Коробове!

А ходит «комбат» в артиллерийских петлицах всего полмесяца. В сейфе у Васина хранится маузер с медной пластинкой «За храбрость от НКВД СССР», полученный начальником погранзаставы Коробовым перед войной. Ольге лишь известно, что старший лейтенант в составе одного из полков войск НКВД особого назначения весной 1942 года высадился с десантом в Крыму. Участвовал в тяжелых боях, и вместе с войсками Крымского фронта отходил через Керченский пролив на Тамань.

Там-то Доброва впервые и увидела этого молодого, с отпущенными для солидности рыжими усами командира. Они вместе тогда прибыли к своему начальнику – майору Васину для прохождения дальнейшей службы.

 

* * *

 

К вечеру, когда солнце уже скрылось за горизонт, а землю начали окутывать сиреневые кубанские сумерки, за Ольгой прибежал красноармеец – посыльный.

– Вас там доктор вызывает, из штаба приехал,– выпалил он одним духом и тотчас выбежал.

Ольга заторопилась, прихватила санитарную сумку и вышла.

Вернулась спустя час-полтора. Марфа Степановна, придя с фермы, уже управилась с домашними заботами и сидела возле окна, что-то штопала.

– Дежурить вот надо возле комбата,– громко, чтобы слышно было за стеной, сказала Ольга,– уколы делать.

– Что, здорово его, комбата вашего?

– Да не очень, грудь легко поражена осколками, а вот рука сильно, выше локтя, к тому же правая. Как бы кость не была повреждена. Вы уж простите меня, Марфа Степановна, если вас разбудят. За мной через каждые четыре часа будут прибегать, надо уколы комбату делать, чтобы заражения не было.

– Ничего, Оля, не беспокойся. Я ко всему привычная.

В середине ночи, а затем и перед рассветом Доброву будил связной – стучал в окно. Она уходила, возвращалась, снова уходила. Когда уже начало рассветать, Ольга пришла с очередного вызова и, не раздеваясь, прилегла на лежанку. До восхода солнца не сомкнула глаз. Слышала, как ка носках, осторожно прошла к выходу хозяйка на ферму доить коров.

Поеживаясь от ползущего из плавней тумана, Ольга вышла во двор к рукомойнику. Умылась и, присев у окна, стала расчесывать и укладывать волосы. По совету «приезжавшего доктора», которым был майор Васин, она должна всячески вызывать на разговор «интенданта», в частности на разговор о происшедшем ЧП.

– Ну, как дела, медицина? Плохо? Дострелялись? – За спиной у Ольги стояли старшина и Вальков.

– Нет, ничего, товарищ техник-интендант,– Ольга продолжала заниматься своей прической.– Никто даже в госпиталь не попал. Хотя доктор предлагал комбату эвакуироваться. А он ни в какую. Говорит, что ранение пустяковое, за неделю-другую все заживет.

– О, видно, вояка ваш комбат! Похвально, похвально! А наперед твоим пушкарям наука будет: надо соблюдать осторожность. Кто это вас снабжает такими снарядами?

– Не знаю я этих дел,– пожала плечами Ольга.– Видимо, какие-то снабженцы, интенданты, такие же, как вы.

– Остра!– восхитился собеседник.– Но это не нашей службы дело. Нас больше интересуют лошадки, сенцо, овес, от орудий мы подальше стараемся быть.

Двое суток подряд через каждые три-четыре часа Ольга бегала через улицу в дом, где находился раненый. Ночью, когда ее будили, она нарочито громко скрипела половицами, разговаривала с посыльным, а через 20–30 минут возвращалась, снова стучала сапогами, разговаривала с хозяйкой, укладывалась спать.

– Ох и измоталась я уже, сил нет! Скоро на ходу засыпать буду,– сказала она однажды, возвратившись после очередного вызова.

Утром, покосившись на приоткрытую дверь в соседнюю комнату, Марфа завела разговор.

– А что, Олечка, давай раскинем умом, как сделать лучше. Может быть, сюда его взять, комбата твоего. Ему меньше беспокойства здесь будет, да и тебе маяться меньше придется с ним, не бегать по ночам. Сделаешь укол или перевязку, да и спи себе спокойно. А то ведь ни днем ни ночью нет покоя. Я думаю, что наши постояльцы не будут против.

Постояльцы молчали.

 

* * *

 

Чем больше Ольга узнавала Марфу Кононову, тем больше восхищалась ею. Лежали как-то они, беседовали перед сном.

– Сыны мои,– рассказывала хозяйка,– когда я провожала их на войну да плакала, говорили, что все равно побьют Гитлера и вернутся домой. Старший, Сашко, гутарил: «Что ты, маманя, плачешь по нас? Мы идем бить фрица, чтобы тебе и всем нам спокойнее жилось. Или ты хочешь, чтобы он сюда заявился и ты снова батрачила, как до колхозов на Кузьмовых?»–Кулаки такие здесь у нас были.

– Ох, боже мой,– вздохнула Марфа.– И чего они лезут на нас? Чего им, супостатам, надобно? Ведь погонят их, а, дочка, погонят с русской земли? Младшенький мой, Юрка, как-то вслух читал мне, как французский царь Наполеон – давно уже это было – зарился на нашу Москву, а что вышло? На Россию маршем да с бубнами шли, а понюхали дыму в Москве, да и назад беспортошными вернулись. Всю дорогу костьми вражьими обозначили. Так, чует мое сердце, и с Гитлером, кобелем нечесаным, будет.

Слушала Ольга рассуждения Кононовой и думала свое.

– Ну будем спать, доченька,– прервала себя Марфа.– Мне завтра чуть свет подхватываться – на ферме дел много.

– Да, я тоже думаю, что пора! Спокойной ночи, Марфа Степановна.

И обе замолчали.

Стояла тихая южная ночь. Месяц, поднявшись ввысь, щедро освещал землю. Пробиваясь через небольшое окошко, заставленное цветами, он вырисовывал на выбеленных стенах причудливые узоры. Где-то близко перекликались часовые, вдали заливисто лаяла собака. А на соседней улице еле-еле прослушивался гомон девичьих и мужских голосов. Негромко наигрывала гармонь: это кто-то из красноармейцев перед уходом растянул меха. Какая-то из самых бойких девчат пыталась было затянуть песню, но, не получив поддержки, умолкла. А через некоторое время гомон совсем стих.

Ольга лежала тихо, с открытыми глазами, слышала ровное дыхание натрудившейся за длинный летний день Марфы Степановны и, как бы подытоживая пережитое сегодня, думала: «Все идет пока хорошо. Только бы мне сюда Коробова перевести да не пропустить чего-либо важного в действиях постояльцев, а остальное пока все идет по плану».

С рассветом Ольга была уже на ногах. Надо было кое-что для себя сделать и не прозевать, когда постояльцы проснутся, чтобы снова при них, особенно при «интенданте», вернуться к разговору о перемещении сюда «комбата».

Часам к восьми все поднялись и были готовы к завтраку. Марфа Степановна уже вернулась с фермы, подоила и свою корову, процедила молоко. Разлив его по крынкам, унесла, кроме одной самой большой, в погреб. На плите летней кухни стояла сваренная молодая картошка, а на столе лежал пучок зеленого луку. Расселись, начали завтрак. Постояльцы открыли и поставили на стол несколько банок мясных консервов, пригласив женщин отведать «красноармейского пайка». Но те от приглашения вежливо отказались. Почему не стала есть Марфа – трудно сказать. Видимо, по той же причине, что и Ольга. А она, посмотрев на банки без этикеток, подумала: «Фрицевские небось...»

– Спасибо, кушайте сами, мужчинам надо мясо есть, чтоб сила была,– молвила Марфа,– мы вот с Олей картошкой с молочком позавтракаем.– Вспомнив о разговоре с Ольгой, добавила: – Смотрю я на дивчину, уж больно устала она со своим комбатом. Не дело это – всю ночь туда-сюда бегать. Думаю, что надо его к нам перенести, так ей сподручнее будет.

Интендант переглянулся со старшиной и, не торопясь, как бы продумывая каждое слово, ответил:

– Ну что ж? Свои люди – потеснимся. Переводи, медицина, своего комбата, если он вас не стеснит.

– Ну что вы, Павел Борисович!– обрадовалась Ольга.– Я его положу на свою лежанку, а сама к Марфе Степановне переберусь, кровать у нее широкая.

– Как хотите,– сказал Вальков.– Мы все равно скоро уезжать собираемся.

«Когда?»– чуть не вырвалось у Ольги. Но она тут же поймала себя на мысли, что это неосторожно, и лишь поблагодарила «интенданта».

Переселение «раненого» много времени не заняло. Два красноармейца перенесли его на носилках и стали укладывать на заранее подготовленную кровать. Но тут случилось непредвиденное.

Марфа Степановна с гневом и обидой посмотрела на Ольгу, а затем на красноармейцев и выпалила:

– Вы что же это, голубчики, раненого командира на твердую постель-то ложите? Я что же, аль барыня какая, что буду спать на мягкой постели, а раненый на твердой лежанке? Кладите его на мою постель!

– Нельзя ему на мягком лежать, понимаете, тетя Марфа, нельзя,– убеждала ее Ольга.– Рана у него на груди, поэтому ему надо лежать на ровном, чтобы постель не прогибалась. В таком положении он быстрее начнет поправляться, и рана затянется. Если вы уж так настаиваете,– продолжала она для убедительности,– то как только он начнет поправляться, тогда и перенесем его.

Марфа согласилась:

– Тогда другое дело. Я ведь в этом, девонька, не очень разбираюсь. Но хотя бы подушку положите мою большую.

Все это, не вмешиваясь, наблюдал стоя в дверном проеме старшина. Остальные после завтрака ушли, пообещав к ужину вернуться.

Через некоторое время к дому, через окно в комнату красноармейцы подтянули провода, укрепленные на высоких деревянных шестах. На стол пристроили большой зеленый ящик – полевой телефон – и подключили его. Один из пожилых красноармейцев-телефонистов покрутил ручку телефона и, назвавшись «первым», сказал кому-то в трубку:

– Телефон комбату установлен, но включай только по крайней надобности, не беспокой по пустякам,– и положил трубку.

– Товарищ комбат, телефон установлен. Разрешите идти?

– Иди, иди, спасибо тебе. Да передай младшему лейтенанту Бодыкову: занятия и тренировки не прекращать, продолжать, как мною утверждено.

– Есть, товарищ комбат, все передам. До свидания! Желаем выздоравливать.

В день переселения в квартиру «раненого комбата» Вальков и один из его сообщников вернулись домой не к вечеру, как обещали, а поздно ночью. Наспех поужинали и, сославшись на усталость, отправились спать. Хозяйка, пожелав им спокойной ночи, вышла. Но за стеной не спали, оттуда доносился невнятный гул приглушенного говора. К сожалению, толстая перегородка не позволяла расслышать Коробову, о чем там шла речь.

А речь шла об очень важном. «Интендант» сообщил, что в ближайшие дни они отсюда должны перебраться ближе к «делу».

– Скоро начнется,– сказал он,– поэтому мы должны перебазироваться к линии фронта. На наших точках все для действий готово, будет о чем доложить. На днях к нам прибудет помощь – 3юйд-113. Если без меня кто сюда явится с этим паролем – принять. Все подсчитали, что здесь размещено?– обратился он к старшине.

– Все точно.

«Старшина» Ситько, мрачноватый неразговорчивый украинец из западников, был наделен особыми полномочиями. И Вальков это понял с самого начала. Еще в первый день, когда тот сказал:

– Регистрировать группу в комендатуру пойду я. Прошу, Панове, ваши удостоверения.

– Почему ты?– возмутился Вальков.– Я старший по званию.

– То так,– согласился старшина.– По званию вы, а в комендатуру пойду я.

Интендант резко протянул свое удостоверение. Он понял, что Вильке включил этого Ситько в группу соглядатаем при нем, Валькове. Но внешне субординация была вполне уставная: командовал техник-интендант первого ранга. Без посторонних старшина, как и двое остальных, величали его шефом.

– Я поручал уточнить, как охраняются зачехленные машины? Уточнили?– повторил свой вопрос Вальков,

– Да, шеф. Охраняются они одним, а с наступлением темноты и до рассвета двумя часовыми. К себе никого близко не подпускают. Вчера я пытался заговорить с часовым, но он винтовку наперевес – и весь разговор.

– Опять инородец стоял?

– Так, шеф, южанин какой-то.

– Вредный народ. Встречался я с ними в прошлые времена. Дикий, горячий, упрямый. Пока лично не прикажешь, никого другого слушать не будет. Нам надо,– продолжал Вальков,– уточнить, не подтягивают ли они сюда адские пушки. На сей счет мною получено особое задание... Но, кроме Ново-Дмитриевской, в других местах вроде их не видно, а? Во всяком случае, будем уходить – эти целыми не оставим. Сколько эшелонов прошло сегодня в сторону моря? – продолжал спрашивать «интендант» одного из подручных.

– Насчитал двенадцать, все с орудиями на платформах и пехотой в вагонах. Вагоны открытые, на разъездах не останавливаются.

– Эшелоны с горючим сегодня не шли?

– Нет, шеф.

– А как здесь? Ничего нового нет?

– Здесь все спокойно. Раненый лежит, спит, читает. Солдатка через каждые три часа делает ему уколы – уже всю хату провоняла лекарствами... Да, поставили в комнату телефон, но звонят очень редко. В поведении хозяйки тоже ничего подозрительного не заметил, баба как баба.

– Сам вижу, что баба, да уж больно проворная. Небось ударница, активистка. Смотри в оба! Проворонишь что – голову сверну! Ну спать,– закончил интендант,– завтра пойдем в четвертый квадрат, там надо за сено рассчитаться.

А в штабе Васина не спали. Майора беспокоила эта история с сеном. Михайлов показал ему несколько рапортов армейских интендантов. Они докладывали, что какая-то группа техника-интенданта первого ранга, прибывшая из глубокого тыла, мотается по тылам нашей армии и скупает в колхозах сено и зерно. А они – интенданты формирующейся здесь армии – вынуждены в связи с этим мыкаться за заготовками в отдаленные районы, за тридевять земель. Докладывавшие просили командование принять меры и положительно разрешить этот вопрос. Тем более, что эти заготовители и другим мешают, и сами, закупив фураж, почему-то его не вывозят.

– Вот черт,– досадовал Васин.– Чего доброго, еще распри между ними начнутся, еще спугнут стервятников. А тут дело нескольких дней – выйти на точки, где у Посла созданы группы.

Майор Васин приказал Михайлову немедленно подготовить ответ за подписью командования, в котором потребовать от доносивших, чтобы они группе Валькова никаких препятствий не чинили и в их районе до особого указания заготовками не занимались.

 


Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Есаул Мещеряков | Отшельники | Абвер действует | Тени из прошлого | Незваные гости | Ликвидация банды | Рыжий доктор | Юйд-113 терпит неудачу | Агенты гауптмана Вильке | Дупель замкнулся |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Человек с родинкой| Сухопутный“ моряк

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.023 сек.)