Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Дорога в никуда

Читайте также:
  1. II. Дорога
  2. АВТОБУСНЫЙ ТУР! Германия! Бавария и Романтическая дорога! Спешите! МЕСТА ОГРАНИЧЕНЫ!
  3. Водоотводы на дорогах и переходы через водотоки
  4. Где рассказывается о таких происшествиях, которые случаются лишь на железных дорогах Соединённых Штатов Америки
  5. Глава 1 Дорога между мирами - на пути к психотипу творца НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА НАШИ ДОСТИЖЕНИЯ
  6. Глава 13. Дорога на Янтарь
  7. Главная дорога

 

 

 

Дорога на Рио де Плато затейливо петляла меж покрытых курчавой порослью круч. Едва намеченная в слежавшемся гравии колея настолько заросла травой, что временами терялась, и тогда Мелвин, как заправский следопыт, был вынужден отыскивать ее чуть ли не на ощупь. В этих местах редко кто бывал. И если здесь проезжали после весеннего паводка, то в последний раз — никак не позже начала лета.

Поездка в пещеру Адамса организовалась, можно сказать, случайно. Члены комиссии внимательно изучили дневник, но с выводами не спешили. «Эффект Адамса» ошеломил всех. Проблема «Объекта Крейц» получила совершенно новое истолкование. Вместе с тайной большей частью рассеялись и подкрепляющие ее домыслы. Но вместе с тем записки Адамса высветили множество новых вопросов.

Как только стало известно о последнем пристанище Адамса, Блэкфорд и Ланке решили побывать на Рио де Плато и осмотреть пещеру. В ней могло остаться что-то из применявшегося при проведении опытов оборудования. Это помогло бы понять принцип действия гразера, так как приведенные в дневнике расчеты уничтожил огонь.

Рейдер предложил вертолет, но они отказались. Решили отправиться в горы наземным путем, как это в свое время делал Адамс.

Узнав о готовящейся поездке, Стефан Циммер не остался в стороне. Действуя всеми правдами и неправдами, он уговорил Рейдера и помог Джесси Фрайтон вырваться из-под опеки наблюдавших за ее здоровьем врачей.

Сборы были недолгими. Рейдер выделил в распоряжение экспертов служебную машину, пожелал удачи и предупредил, чтобы долго не задерживались.

Большую часть пути Блэкфорд и Ланке молчали. И не потому, что говорить было не о чем. Дорога, маршрут следования, сменяющиеся картины — всё это в какой-то мере сближало их с Адамсом, помогало понять его настроение, переживания и, возможно, даже мысли. Дневник раскрыл душу этого человека, его боль, трагедию, с годами переросшую в болезнь.

Стефан и Джесси сдержанно переговаривались. Мелвин был за водителя.

Осенние краски становились всё ярче. В листве прижавшихся к обочине осин то тут, то там вспыхивали багряные и желтые мазки, еще более контрастные на фоне глубокого осеннего неба. Рядом веселой змейкой вился ручеек. Он то и дело пересекал колею, сыпал в открытые окна свежестью и жгучими брызгами. По радио передавали концерт струнной музыки. Светлые прозрачные аккорды как нельзя лучше передавали благолепие увядания.

Но вот показался остроугольный зуб останца, который возвышался посреди долины ручья.

— Здесь должен быть поворот на плато, — сказал Мелвин и, притормозив на краю подмытого водой берега, развернул добытый у спелеологов план.

— Вы рассчитываете подняться на эти скалы? — спросил Ланке, разглядывая внешне недоступные склоны с отпрепарированными наслоениями застывших лавовых потоков.

— Всё будет зависеть от дороги, — ответил Мелвин и показал на уходящий вправо каньон. — Смотрите, здесь, кажется, есть проход. И место соответствует плану.

— Верно, — поддержала Джесси. — Это вулканическое плато дальше сменяется массивом известняков, а там, на границе, находится пещера.

— Постараюсь вести машину с предельной осторожностью, — сказал Мелвин. — А в случае опасности мы прервем маршрут.

— Вот-вот! — кивает Ланке. — Нам следует всего остерегаться. Особенно сейчас, когда до развязки остались считаные часы. Чем дальше мы забираемся в горы, тем более странные мысли одолевают меня… Конечно же, Адамс был сумасшедшим. И ни один нормальный человек не сможет повторить того, что удалось ему.

Торжественно и скорбно прозвучали заключительные аккорды скрипичного финала. Обзор новостей сводился главным образом к освещению итогов предвыборной кампании. Мелвин выключил приемник и направил машину в гору.

Подъем оказался не столь безнадежным. Справа впритык подступали многоярусные каменистые осыпи, сменяющиеся массивными выходами вулканических туфов. Слева тянулся невысокий бордюр из крупных, уложенных как попало глыб. За ним откос резко обрывался. Туда, в глубину ущелья, старались не смотреть, а следили больше за дорогой, взбиравшейся крутым серпантином к изрезанной кромке заоблачного плато.

Наверху их встретил сильный встречный ветер. На краю останавливаться не стали. Двинулись к изрезанным морщинами гольцам. Где-то там, на подступах к ним, находилась конечная цель путешествия.

Неожиданно, как и тогда, на подходе к «Объекту», Мелвина охватило неприятное чувство, будто за ним исподтишка наблюдают. «Откуда всё это… — прислушиваясь к самому себе, в очередной раз подумал он. — Кругом голые камни. Не только человек — мышь не проскользнет незамеченной». Он выбил из пачки сигарету, закурил и, чтобы отвлечься, попросил Блэкфорда включить радио.

Из динамиков ударил разноголосый вой помех. Блэкфорд убавил громкость и занялся настройкой. Но эфир словно взбесился. Режущие слух звуки слились в сплошную какофонию, вызывая недоумение непривычным сочетанием вынырнувших из бесконечности тональностей и тембров. Сквозь плотный шумовой заслон не пробивалась ни одна станция. Какое-то время так и ехали под аккомпанемент хриплого скрежета, разбойничьего посвиста и улюлюканье всех демонов мира.

Первой не выдержала Джесси.

— Довольно, профессор! Прекратите! — взмолилась она. — Сил больше нет слушать это.

Блэкфорд выключил приемник.

— Странно! — вполголоса пробормотал он. — Что бы это могло значить…

 

 

 

Тем временем граница верхнего структурного этажа надвинулась вплотную. Места, мимо которых они следовали, в полной мере оправдывали свое название. Повсюду царили красные и коричневые тона самых разных оттенков. Одновременное сочетание бордовых, алых, сургучных и черных цветов придавало местности фантастический вид, а разбросанные по осыпям пятна рыжих железистых охр еще больше усиливали цветовой контраст.

То тут, то там вспыхивали под солнцем осколки снежно-белых и голубоватых халцедонов. Жирным смолистым блеском выдавали себя золотисто-шоколадные опалесциты. Обломки и даже целые стволы окаменевших деревьев, накопившиеся на ровной поверхности плато за сотни лет выветривания, в беспорядке лежали поверх пластов разрушенного туфа и были прямыми свидетелями некогда разразившейся здесь катастрофы. Желтые, зеленые, красные яшмы из жил и прослоев, отмытые дождями и отполированные ветром, слагали массивные, далеко тянущиеся нагромождения.

— Так почему все-таки взорвалась установка? Что недоучел Адамс и как это увязать с первыми, удачно проведенными испытаниями?.. — Эти вопросы прежде всего интересовали Мелвина.

— Мне трудно утверждать что-то с уверенностью, — издалека начал Блэкфорд. — Эффект сработал. Причем в полную силу. А этого никто не ожидал. Трудно… очень трудно восстановить, как это было. И всё же я попробую. Итак, главная причина неудачи мне видится в неисправности самого гразера. В схему закралась ошибка, и впоследствии она сыграла роковую роль. Как и предполагалось, образование вакуум-эффекта привело к искажению гравитационного поля, но не постепенному, а скачкообразному. Адамс это предвидел, но рассчитать не смог. Как всё происходило, остается только догадываться. Возможно, первичный импульс усилился гразером, а может, до этого не дошло. Возможно, действительно возникла микрочернода, о которой Адамс упоминал в дневнике. Ясно одно — эксперимент стал неуправляемым. А дальше сами знаете… Наверное, сначала был обычный взрыв. И даже не очень сильный. Но гравитационный всплеск, зародившийся несколько ранее, продолжал возрастать и через какие-то доли секунды достиг колоссальных значений. Взрывная волна на полпути затормозилась, а потом с еще большей силой устремилась к центру, вызвав тем самым повальные разрушения в лесу. Волна остановилась, по ее границе произошло замыкание части пространства, и в результате сжатия образовался протонит: сперва в виде рассеянного ореола, а потом — в конечной стадии цикла — единой массой в эпицентре…

— Скажите, профессор, а вы допускаете мысль, что в момент срабатывания вакуум-эффекта пространство — в какой-то его части — способно стать анизотропным или, другими словами, неоднородным в разных направлениях? — спросила Джесси.

— Анизотропным? — Блэкфорд подумал. — Наверное, нечто подобное могло бы иметь место в случае… скажем, в случае возникновения сфокусированного гравитационного импульса, в частности усиленного гразером. А почему это вас заинтересовало?

— Кажется, я догадываюсь, откуда взялся крест.

— Вы!.. — недоверчиво пробормотал Ланке, но тут же прикусил язык и обратился в слух.

— Да, я долго об этом думала. Крест стал для меня как бы заклятьем, замком, не открыв который, не постичь тайны «Объекта». Его видели — значит, он был. Объяснение феномену черного креста есть. И лежит оно в основах классической кристаллофизики. Пространство, конечно, в самом общем смысле можно представить в виде кристалла с однородными по всем направлениям свойствами. Скорость распространения света в такой среде одинакова по всем координатным осям: влево, вправо, вверх, вниз. А что произойдет, если с одной из осей совместить гравитационный луч? Очевидно, в этом направлении изменится результирующий гравитационный потенциал, а как следствие, кривизна пространства времени. Изменятся свойства пространства, и оно перестанет быть однородным.

— Допустим, это так, — сказал Блэкфорд. — Но при чем тут крест?

— Согласно положениям кристаллооптики, в природе существует три вида кристаллов: изотропные, одноосные и двухосные. Изотропный кристалл однороден, и луч света распространяется в нем по всем осям с одной и той же скоростью. Абстрактная модель такого кристалла — шар с центром, соответствующим началу координат. Одноосные кристаллы являются примером анизотропии первого рода. В них вследствие особенностей атомных упаковок скорость распространения волн вдоль одной из осей отлична от двух остальных координат. Если выбранную в качестве иллюстрации сферу сплюснуть по этой оси, то она превратится в эллипсоид вращения. А это и есть модель одноосных кристаллов, причем чем больше разница скоростей, тем более уплощенный вид приобретает эллипсоид. И, наконец, двухосные кристаллы представляют собой пример анизотропии второго рода. В них все три направления характеризуются разными свойствами. Модель таких кристаллов — более сложный эллипсоид, в котором координатные оси различны. Очень эффектно выглядят кристаллы в поляризованном свете, причем каждый тип отличается своими кристаллооптическими свойствами и набором коноскопических фигур[12]. Так вот, главной коноскопической фигурой одноосных кристаллов, что больше всего подходит под наш случай, как раз и является черный крест, окруженный интерференционной радужной оболочкой. Эта фигура точь-в-точь попадает под описание Гартнера и Адамса. Видите, как всё оказывается просто. И никаких чудес…

— Вы молодчина, Джесси! — торжественно провозгласил Блэкфорд. — Какой же я осел! Конечно, коноскопия! И только она! Самому мне, правда, не приходилось видеть такие фигуры, но я слышал, что этот метод широко применяется для диагностики кристаллов под микроскопом.

— Постойте! — засомневался Ланке. — Но ведь коноскопические кресты не возникают сами по себе. Для того чтобы их наблюдать, нужны особые линзы, преобразователи света, да мало ли что еще…

— Вы совершенно правы. И всё же я целиком поддерживаю Джесси. Вспомните сцену испытания синтезатора у Адамса. Там не было никакой дополнительной аппаратуры, но тем не менее оба экспериментатора ясно видели собственные кости. К тому же Адамс, как, впрочем, и остальные свидетели, описывал какое-то специфическое свечение вокруг экспериментальной установки. Думается, и это возникло неспроста. Скорее всего, излучение от нее действовало каким-то образом на свет и на глаза наблюдателей одновременно, вызвав тем самым устрашающие зрительные образы.

— Но во время испытания камеры гразер не был включен. А крест был. Выходит, причина не в гразере?

— Этого мы как раз и не знаем. Гразер мог отреагировать на случайный импульс… А может, причина не в нем. Что нам известно о том же синтезаторе?! Ничего. Однако теперь мы можем утверждать, что явление, которое наблюдали очевидцы, имеет физическую природу и не относится к разряду мистификаций.

— Сдаюсь! — сказал Ланке. — Теперь и мне многое становится ясным. Набор вызванных Адамсом эффектов, включая и последовавший в конечном итоге взрыв, никак не мог быть заранее предусмотрен, так как он сам не ведал, что творил…

— Кажется, подъезжаем, — известил Мелвин и направил машину в узкий проход между нагромождениями грязно-серых ноздреватых кварцитов.

Снова двинулись и нависли над головами скалы. У подножия извилистого обрыва остановились. Кругом по-прежнему не было ни души. Один лишь хаос голого, бесприютного камня, когда-то перемешанного с особой тщательностью и старанием.

На поиски пещеры ушло около часа. И если бы не ориентиры, указанные спелеологами, ее вообще бы не удалось найти. На этот раз повезло Стефану. Он первым наткнулся на замаскированный лаз. У входа не было заметно никаких следов пребывания людей. И только в отдалении, на крохотной площадке, Мелвин обнаружил потеки машинного масла.

Как странно. Еще недавно здесь жил и работал Адамс. Он выходил из-под земли встречать солнце и, наверное, также смотрел на величавые, как сама вечность, горы. Казалось, его дух до сих пор охраняет подступы к месту своего последнего пристанища, следит за всем и всеми из глубины иссиня-черных провалов…

Мелвин вспомнил про радио и попробовал еще раз настроиться на какую-нибудь станцию. Но всё было напрасно. Эфир продолжал безумствовать. Многоречивая мешанина голосов крошила остатки хрупкой тишины, вскипала в каменных крутях, выплескиваясь оттуда искаженными до неузнаваемости отзвуками.

То ли от этого, то ли от чего другого, но ему вдруг стало страшно. Не в силах побороть в себе ощущение стороннего присутствия, он приказал как можно тщательней обыскать местность, а сам, забравшись на облитый накипным лишайником уступ, долго высматривал в развалах взлохмаченного плитняка хоть какие-то признаки движения или следы выставленной засады.

Нет, всё спокойно. Ни одна тень не шевельнулась среди отвесных круч, восставших когда-то на пути своенравного потока из лавы, шлака и пепла. И все-таки неуверенность просочилась в кровь. Она, как и прежде, мешала сосредоточиться, а главное, вынуждала усомниться в целесообразности собственных действий. Но откуда всё это? Что лишает веры?.. Или кто?.. Гарсия?.. В это трудно поверить. А вдруг и впрямь в пещере кто-то есть? Нет! Гарсия не настолько глуп, чтобы сидеть тут в бездействии. Какой в этом смысл? Хотя… Он ведь не знает о дневнике, а значит, не догадывается, что база рассекречена.

«Ладно, хватит валять дурака! Пора двигаться дальше», — оборвал себя Мелвин и заспешил к собравшимся внизу экспертам.

— Ничего, — покачал головой Блэкфорд, как только он подошел. — Мы осмотрели всё, заглянули в каждую щель, ощупали каждый выступ.

— Просто поразительно! — добавил Ланке. — Никогда бы не подумал, что здесь располагался целый лагерь. Действовали с величайшей осторожностью. Будто и не люди вовсе, а духи какие-то… фантомы…

Мелвин ничего не сказал, а лишь мысленно выругал его за неуместное сравнение.

— Что будем делать? — спросила Джесси, с тревогой оглядываясь по сторонам.

— Я, Стефан и доктор Ланке займемся пещерой, — поколебавшись, ответил Мелвин и далее, предвидя вспышку недовольства, тактично добавил: — Вам с профессором лучше остаться наверху.

Блэкфорд решительно запротестовал.

— Как же так! — замахал он руками. — Стоило ли забираться в такую даль, висеть над краем пропасти, ежесекундно рискуя свалиться туда, и всё лишь для того, чтобы в решающий момент оказаться не у дел?! Нет, вы как хотите, а я не останусь! Я должен быть там! — Он смахнул со лба прядь растрепанных волос и ткнул пальцем в распахнутый зев подземелья. — Я должен сам во всем разобраться, понять задумки этого, в высшей мере непостижимого Адамса, удостовериться собственными глазами, что он на самом деле был… существовал.

Мелвин понял — спорить бесполезно. Судя по выражению лиц Стефана и Ланке, их тоже не устраивало такое решение, а на Джесси он и вовсе взглянуть не посмел, зная, что ничего кроме упрека от нее не последует.

В нарушение всех правил, от наружного наблюдения пришлось отказаться. Машину оставили на вертолетной площадке. Приготовили фонари, страховочные веревки и, построившись гуськом, вступили в устоявшееся тысячевековое безмолвие…

 

 

 

Вначале продвигались в узком тоннеле с большим трудом. Изъеденные кавернами стены то разбегались, то выпирали навстречу, заслоняя ускользающее в глубь горы чрево подземного резервуара. Дальше камни стали отступать, приподнялась кровля, а под ногами, взамен осклизлых, навороченных как попало глыб пролегла ровная присыпанная известковой крошкой поверхность.

Переход не занял много времени. Минут через десять добрались до грота. Красота Плутонова царства была неописуемой.

Как и следовало ожидать, пещера служила убежищем для большой группы людей. Сохранившийся порядок свидетельствовал о дисциплине среди поселенцев. Пустые консервные банки и мусор складывались на дно неглубокого сухого колодца; посуда и прочая кухонная утварь были чисто выскоблены и уложены в оборудованные ниши недалеко от воды. В центре грота на возвышении, под брезентовым пологом, угадывались ряды массивных угловатых предметов. Приблизившись к ним, Мелвин сдернул брезент, и глазам экспертов открылись штабеля разнокалиберных ящиков, судя по всему с продуктами. Между ними в оплетке проводом лежали части каких-то аппаратов, пластины с микросхемами, всевозможные измерительные приборы, неизвестно как попавший сюда огромный резиновый мяч, устройство наподобие циркового перш-балансира с какой-то спиралеподобной конструкцией в фокусе, уплощенное, похожее на тракторную гусеницу, но перекрученное, как лента Мёбиуса, изделие из темно-серого металлоподобного материала с многочисленными щелями и шиповидными выступами, стопка книг с истрепанными закладками, измятая одежда и еще много такого, что сразу и не поймешь, для чего это нужно.

Покопавшись в куче странного хлама, Ланке присвистнул:

Ну и дела! Полнейший нонсенс! Недостает лишь пояснительной записки на тарабарском языке.

— Опять вы со своими шутками, — недовольно сказал Мелвин.

— Какие там шутки! Вот, пожалуйста. — С этими словами Ланке вручил ему затейливо изогнутый сетчатый обруч.

Мелвин осторожно принял хрупкую конструкцию, повертел ее и, не придумав ничего лучшего, передал Блэкфорду.

— Просто уму непостижимо, — пробормотал профессор, едва взглянув на необычное решето, после чего поспешил присоединиться к доктору.

Мелвин решил не мешать экспертам и на пару со Стефаном стал осматривать пещеру.

Грот заканчивался тупиком. В одном из боковых ответвлений они обнаружили свернутые одеяла и матрасы. Здесь тоже царила чистота.

Мелвин начал перебирать вещи, но тут почуял неладное. Вокруг что-то неуловимо изменилось. Он напрягся. Только сейчас по-настоящему дошло: это состояние действительно отражало реально существующую опасность. В мозг неведомо каким путем проникла сторонняя сила. Она отвлекала, размывала границы между возможным и неосуществимым. Стало жарко. Учащенно забилось сердце. В голове закружились обрывки знакомых — а может, незнакомых — событий ли… сопоставлений… Из своей жизни?.. Из чужой?.. Из прошлого ли?.. Будущего?.. Они теснились, наседали, путались в наплывах полузабытых снов, похожих на действительность… ставших почему-то действительностью…

То же случилось и с остальными. Это было настолько неожиданно, что застигнутые врасплох люди остановились кто где был и стали недоуменно озираться, пытаясь уловить в сомкнувшейся, осязаемо вязкой тишине признаки наметившихся перемен. Лучи фонарей запрыгали, заметались по высокому, замазанному тенями своду, выхватывая то тут, то там гроздья отливающих полупрозрачной белизной натеков.

Пылающим лицом Мелвин уловил колыхание подопревшего воздуха. Он поднял глаза и увидел, как в дрожащем облаке пыли сорвалась к выходу потревоженная стая летучих мышей. Уши заложило. Во рту появился сладковатый вяжущий привкус.

Но то, что случилось дальше, и вовсе не поддавалось описанию. Сперва где-то в глубине каменного мешка зародился тихий мелодичный свист. Да-да, тот самый, который он теперь узнал бы и выделил среди всех остальных звуков. По телу знакомо пробежала волна озноба. Сколько раз после той злополучной ночи в Гартенберге просыпался он, словно как от этого, неведомо для чего предназначенного сигнала. Лежал и не мог заснуть, терзаясь от непостижимости того, что тогда произошло. И вот опять… Как предвестие новых испытаний…

Свист усиливался, и уже нельзя было разобрать, откуда он исходит. Звучало всё, сверху донизу. Басовитым органом отзывались налитые колонны сталактитов. Тонкими переливами вторили гирлянды сросшихся, будто замороженных кристаллов.

Потом всё стихло. В воздухе замельтешили крошечные, возникающие из ничего искорки-сполохи. Дышать стало легче, хотя невидимые течения всё больше наэлектризовывали атмосферу.

Но что это?.. Громкое эхо сорвалось с высоты и всей тяжестью обрушилось Мелвину на плечи. В висках неистово застучало: «Засада!.. Теперь всё, конец!» Он вытер лоб и заметил, что кожа на лице утратила чувствительность, словно это и не кожа вовсе, а кусок отслоившейся штукатурки. «Спокойно! — одернул он себя. — Чему быть, того не миновать. Главное — держаться вместе…»

Но команды к сбору не потребовалось. Все и так сбились на пятачке в центре грота. Оружие в таких случаях бесполезно — он это знал, и любая попытка извлечь пистолет могла только ускорить развязку. Сжав кулаки, Мелвин подался вперед и — будь что будет! — решил достойно встретить неизбежное…

Но зачем они включили радио? Да еще так громко!.. К чему это вступление с ужасающим завыванием искаженных до неузнаваемости голосов? Да и голоса ли это?.. Похоже, всё те же осатаневшие помехи. Или все-таки голоса?.. Кое-какие звуки действительно напоминают слова. И даже не слова, а скорее бессвязную мешанину из множества произносимых одновременно слов…

Снова наступила тишина. Пропали скачущие блики, но вместе с тем заметно посветлело. И тут без всяких видимых причин голова у Мелвина стала необыкновенно легкой, ясной, как и всего-то было несколько раз в жизни. Но откуда это чувство и почему появилась уверенность, что вот-вот раздвинутся пределы достижимого?..

— Чиула-ули-и-и… — пропел под потолком странный высокий Голос. — Чиула-ули-и-и… — и резко снизился, словно кто-то там, наверху, покрутил ручку настройки. Потом еще и еще, на разные тона, без перерыва, сплошной чередой…

И тут его как ударило. В мозгу что-то сдвинулось, отслоилось. Из глубины сознания разом подключились дотоле незадействованные центры, и он стал сперва с величайшим трудом, но затем всё отчетливей понимать смысл произносимых фраз…

Голос взывал буднично, без интонаций и, вне всяких сомнений, был обращен к нему. Но откуда он вещает? Нельзя было понять, действительно ли звук наполняет пещеру или же Голос биоимпульсами проникает в мозг.

Мелвин нашел в себе силы отвлечься и с чувством нарастающего беспокойства перевел взгляд на экспертов. Те стояли как зачарованные.

Голос уже не гремел, а звучал ровно, пробуждая первородный, веками дремавший в сознании предков инстинкт с готовностью откликнуться на этот зов.

«Но это невозможно!» — взбунтовалось, закричало каждой клеточкой его раздираемое противоречиями существо.

— Возможно… возможно… возможно!.. — докатилось из глубины подземелья, и нельзя было понять: то ли это эхо, то ли ответ на невольно сорвавшийся возглас.

— Боже, что это? — скорее почувствовал он, чем услышал испуганный шепот Джесси. — Неужели снова… — Она замерла, потому как сверху вновь обрушился каскад режущих звуков.

— Не бойтесь, вам ничего не угрожает. Будьте благоразумны и доверьтесь предопределению…

— Что за чертовщина? — очумело завертел головой Ланке. — Нас что, разыгрывают? Или опять напускают химер?.. — В нем внезапно проснулась агрессивность. — Ну, я им покажу!.. — С этими словами он схватил увесистый булыжник и стал примеряться, куда бы им поудачней запустить.

— Вам ничего не угрожает… — продолжал взывать Голос. — Ваша жизнь в безопасности…

Мелвин понял — если не попытаться что-то изменить, повторение будет длиться до бесконечности. Поэтому он первым включился в игру, которой и названия-то не подберешь. Впрочем, об этом он подумал позже, а тогда скорее подчинился внутреннему позыву, мало во что веря, но и не желая протестовать.

— Что означают эти заверения и кто вы, чтобы отвечать за нашу безопасность? — спросил он.

— Перед нами общая задача, — бесстрастно ответил Голос. — Поэтому вам предоставлена возможность вступить в релятивно-адекватный[13] контакт.

— Контакт?.. — прошептал онемевшими губами Блэкфорд и затем, как бы заново постигая смысл произнесенных слов, переспросил: — Вы сказали — контакт?

— Именно так. — В Голосе изменилось тембровое звучание, и он окончательно обрел свойственную человеческой речи окраску. — Его цель — выяснить причины самозародившегося гиперпространственного резонанса.

— Но кто вы, откуда и как оказались здесь? — Блэкфорд был в шоке, хотя и старался держаться.

— Об этом будет сказано тоже. Объяснено будет всё, что поддается объяснению…

Голос говорил неторопливо, без акцента, с полным соблюдением требований лингвистики и правил пунктуации. Не было только интонаций и разделительных пауз между предложениями. Правда, отдельные слова и даже целые группы слов произносились как-то по-особому, выделялись из общего потока слов.

— Представления о строении оформившегося к моменту осмысления микро-мегастениума, основанные на эмпирическом опыте поколений, являются частью наследственного кода. Они незыблемы и неистребимы, поскольку существуют на уровне подсознания независимо от воли и желания индивидуума и в подавляющем числе случаев играют тормозящую роль в формировании абстрактной стороны интеллекта. Вместе с тем знания, приобретенные вами в результате соприкосновения с проблемой, получившей название «Объект Крейц», дают нам возможность открыться в надежде на то, что именно вы, как наиболее подготовленные случаем представители этой цивилизации, сумеете понять значимость происходящего… Мы проявились в этой части пространственного спектра с конкретной целью — выяснить причину всплеска гравитационного излучения, что, в свою очередь, вызвало распространение волны, возникшей вследствие взаимодействия больших масс материи…

— Так вы действительно оттуда… из космоса?.. — слабо выдохнула Джесси.

Да. Но из космоса другого, отличного от ваших представлений о соотношениях основополагающих начал.

— И что из этого? — пытаясь подстроиться под тот же тон, спросил Блэкфорд, но не выдержал роли и саркастически усмехнулся.

— Инструктив Ассоциации запрещает без необходимости вступать в переговоры с инфант-цивилизациями. Поэтому данная акция совершается исключительно из требований разумного.

— И чем вы можете подтвердить свои слова? — вновь заговорил Блэкфорд. — Чем вы докажете, что здесь не разыгрывается очередной фарс, цель которого — отвлечь внимание комиссии от «Объекта Крейц»? Так вот, знайте! Нас не удастся спровоцировать…

Внешне профессор держался молодцом, и только Мелвин по вцепившейся в его локоть руке мог судить, в каком тот находится состоянии.

— Вопрос закономерный. Но не следует спешить. За время пребывания здесь мы изучили механизм терранаследственности, выяснили принцип функциональной деятельности человека как вида, установили уровень его развития, уяснили методы информационного обмена и многое другое из того, что определило программу ставшего возможным диалога.

— Значит, то, что сейчас происходит и больше смахивает на неудачную мистификацию, следует понимать как прелюдию?! — рискнул предположить Стефан.

— Да. Надо было как-то элиминировать[14] влияние фактора неожиданности или, по возможности, ослабить его, — пояснил Голос. — Опыт подобных контактов свидетельствует о полной непредсказуемости реакции привлекаемой к переговорам стороны, включая потерю взаимопонимания на почве недоверия или создание в этой связи фетишизированных, несуществующих образов, что в итоге приводит к усилению действия закона Петлевой Регрессии…

 

 

 

Голос умолк, и в пещере на несколько минут воцарилась тишина. Стало совсем светло, так, что можно было обходиться без фонарей. Правда, как ни пытался Мелвин понять, откуда истекает свет, сделать ему это не удалось. Светилось всё, может, и не совсем естественно, без цвета, но вполне разборчиво. А может, никакой подсветки не было, а что-то произошло с глазами, и темнота стала видимой.

Они еще тесней сомкнулись и теперь стояли, прижавшись плечом к плечу. Первая волна неприятия прошла. Однако узы апперцепции[15] не ослабевали. Мелвин даже ущипнул себя, дабы убедиться, что не спит. Остальные чувствовали себя не лучше.

И все-таки именно Блэкфорд решился первым вступить в следующее действие предлагаемого Голосом сценария.

— Мы хорошо понимаем, что равноценного диалога нет и быть не может. Но раз уж так вышло, хотелось бы услышать ответы на некоторые вопросы.

— Передача определенной части информации допускается, — последовал ответ.

— Из какой области космоса вы прибыли, какую систему представляете и какие способы перемещения применяете? — опередив Блэкфорда, прострочил полувнятной скороговоркой Ланке. Он всё не мог прийти в себя и еле ворочал языком. Но дух ярого, закаленного полемиста оказался сильней врожденных побуждений. Он опять был готов спорить, возражать, чтобы попытаться разорвать цепи патентованной косности.

— Прежде чем ответить, надо сделать отступление, чтобы более зримо представить глубину тех кажущихся парадоксов, которые составляют картину формирующего реальность микро-мегакосма. Тот Универсум, который существует в вашем сознании, — это лишь одна из материальных совокупностей, связанных воедино общими правилами; следствие суммарного эффекта сложения бесчисленных взаимодействий и вытекающей из этого направленностью движения во времени. Один из примеров такой направленности — движение материальных систем, подчиняющихся действию закона Ультрапространственной Развертки. В момент их зарождения возникают волны, фронт распространения которых в дальнейшем определяет контуры эволюционирующих распределений. На границе такого фронта происходит зарождение разных форм искривленного или замкнутого пространства, что, в свою очередь, приводит к наложению этих форм, их усилению либо компенсации. Там же происходит отражение гравитационных импульсов, а также взаимопроникновение пространственных систем. В этой области действуют свои законы и под их влиянием приобретают иной смысл понятия скорости, движения, времени. Такие процессы могут происходить не только на границах, но и внутри формирующихся континуумов. При этом становятся возможными трансконформные[16] информ-передачи.

Воспользовавшись паузой, инициативу снова перехватил Блэкфорд:

— Если следовать предлагаемой логике, то какой тогда смысл в концепции всеобщего Начала, того самого состояния материи, до которого ничего не было?

— Объединенная в бесконечное множество миров совокупность разновозрастных миров уже самим фактом своего существования подразумевает отсутствие некого Начала, породившего эту совокупность. Понятие свернутого, находящегося в состоянии неопределенности гиперпространства лишено смысла. Следовательно, Начала как такового не существует. Мироздание не может самопроизвольно, в один прием породить себя, предварительно закодировав для будущего бесчисленное многообразие материальных форм. В общем случае есть периодически сменяющиеся фазы с различной, присущей каждому распределению продолжительностью.

— Значит, все-таки верна теория, согласно которой наша Вселенная образовалась в результате нарушения равновесия между какими-то суперсистемами?

— Вполне возможно, хотя и необязательно. Тут можно предполагать всё, что угодно, кроме ассимиляции прошлого с будущим.

— Как выглядят существа, населяющие ваш мир, и почему вы не показываетесь в истинном обличье? — выжимая из себя остатки недоверия, но всё еще воспринимая происходящее как нахождение в лекционном зале, спросила Джесси и беспомощно, как бы в поисках поддержки, оглянулась на Мелвина.

Тот по-своему понял ее взгляд и коснулся пальцами холодной как лед руки. Но Джесси в тот момент думала о другом. В принципе, то, о чем вещает Голос, не ново. Теоретики и не такое выдают. Она уже почти готова была принять невидимого собеседника как данность, как объективную реальность. Почти… И все-таки осознание того, что информация исходит даже не от инопланетянина, образ которого можно было хоть как-то сформировать, а от натурализовавшегося неведомо откуда и неизвестно каким образом иноизмерца, по-прежнему вызывало чувство раздвоенности и не давало сосредоточиться на происходящем.

Тем временем диалог продолжался.

— …Ах, вот оно что… — У Голоса, похоже, впервые прозвучал намек на одушевленность. — Наверное, с этого и надо было начинать. Произошло недоразумение. Но его невозможно исправить. Принцип метаморфного существования отличается от того, что наблюдается здесь. Там, откуда мы проявились, нет планет, так же как нет звезд, галактик, сверхгалактик… Если здесь плотность вещества колеблется в широких пределах, то по ту сторону раздела разброс значений намного ниже. Это, если можно так выразиться, мир туманностей. И если взять за основу принятую среди землян терминологию, то в первом приближении нашу жизнь можно представить следующим образом. Начало ей было положено на одной из «планет» двойной «звездной» системы. Описание ее обитателей в этих условиях мало чего даст. Ограничимся общими определениями. На той «планете» нет «ночи». В любое время «суток» на небосклоне «светит» одна из «звезд». Эволюция в условиях незаходящего «солнца» привела к формированию зависимых от «светового» режима витаформаций. Наши предки, например, не могли обходиться без «света» так же, как жители Земли без кислорода. Причина того была простой: под действием «солнечной радиации» особые органы вырабатывали необходимые для поддержания жизнедеятельности «ферменты». Наверное, нет смысла напоминать, что физиологическая оболочка, как одна из ступеней-носителей разума, весьма несовершенна. И даже искусственно вносимые изменения не в состоянии обеспечить независимость интеллекта от влияния неблагоприятных факторов. Несовершенство плоти ощущает на себе каждое мыслящее существо, вступившее в стадию увядания. Наше развитие долгое время тормозил тот вид воплощения, который избрала эволюция. Особенно трудно на первых порах давалось освоение сред, требующих локальной герметизации. Нам долго не удавалось искусственно воспроизвести условия, имитирующие в компактной форме поддерживающую жизнедеятельность обстановку. В дальнейшем мы научились перевоплощаться, а затем и вовсе избавились от «физиологической» зависимости.

— Но как можно сотворить такое, сохранить лишь духовное начало и остаться при этом живыми существами, способными влиять на окружение? — невольно вырвалось у Мелвина, который еще хорошо помнил разговор с Ланке на аэродроме после возвращения из Гартенберга. Тогда представленные доводы показались ему настолько убедительными, что он без колебаний принял их и в дальнейшем не подвергал сомнению.

— Прежде чем продолжить, надо задуматься над тем, что такое Интеллект. Это набор знаний, закодированных в произвольной, удобной для воспроизведения форме. Большая часть накопленных человечеством знаний заключена в компьютерных сетях, книгах и документах различного содержания. В наших условиях преимущество получило информационное поле. Память — результат взаимодействия определенных комбинаций токов в сочетании с создаваемыми ими полями, накопителем и хранителем которых является мозг или его заменитель. Мысль — сигнал, возникновение которого сопровождается волновым импульсом. Способность улавливать такие волны заложена в основе телепатической связи. В наших условиях она получила распространение еще на ранних этапах развития. Это, в конечном счете, привело к формированию единого коллективного образа мышления, в результате чего утратило смысл понятие индивидуальности, а такие определения, как «я» и «мы», слились в единое целое. Мысль, закодированная полевым способом, является наиболее экономичной и эффективной формой существования материи… Сознание, лишенное плоти… Разум, освободившийся от связующих его пут… Так следует понимать представителей нашей цивилизации.

— Какой же способ существования является для вас наиболее приемлемым? — Ланке в который раз повел настороженным взглядом по утратившим эфемерную привлекательность стенам, не зная, на чем остановиться и где искать собеседника.

То состояние, в котором сейчас мы находимся, можно охарактеризовать как сгусток плазмы в окружении защитного поля. Поступающая информация зашифровывается на субатомном уровне. В качестве рабочего материала используется атмосферный кислород. В дальнейшем сведения передаются на орбиту, где в точке инверсии[17], недалеко от Солнца, находится, выражаясь земным языком, космический корабль. На самом деле это обычный накопитель энергии, который в переходе участия не принимает. Указанный метод хранения информации позволяет разместить знания, которыми располагает человечество, включая и биоэнергетические копии всех населявших когда-то планету существ, в веществе с плотностью воды объемом не более размера яблока. Именно эти особенности устройства памяти и мышления в целом определяют кажущуюся бесплотность и нематериальность нашей жизни. Способность создавать искусственно заданную упорядоченность на уровнях, где в обычном состоянии царит либо хаос, либо природный (структурный) порядок — вот главное достижение нашей цивилизации. Оно дает возможность трансформировать и воспроизводить себя на любом уровне, из любого материала путем разложения ядер каких угодно элементов и последующего воссоздания их в любых количествах и масштабах. Таким образом, по желанию может быть материализован любой объект или действующая биосистема, а значит, теряет смысл и вопрос о наиболее приемлемой форме самовыражения. Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что первейшим условием существования подобных нам витаструктур является способность к системному упорядочению информационных матриц, создаваемых на основе соответствующих комбинаций частиц и атомов. Мы можем воплотить себя в любом материале: камне, цветке, животном, человеке. Улавливаете разницу?.. В материале… То есть в веществе, из которого состоят эти одушевленные или неодушевленные объекты, но никак не в них самих как выразителях свойственного им предназначения. Ни одна из существующих физических моделей не отражает нашего действительного состояния. Любой вид материализации — не более как инфаза[18]. Это может быть копия — частичная или полная — с оригинала, а также вымышленного образа, явления.

Выходит, фантомы, которые доставили нам столько неудобств, тоже явились неспроста? — спросил Мелвин и тут почувствовал, как на смену слепому недомыслию приходит прозрение.

Да, пришло время сказать и об этом. Как показали события, мы действовали неосторожно и сразу выдали себя. Всему виной спешка. То, что эта аномалия из разряда искусственных, сомнений не вызывало. Мы установили местонахождение «Объекта», но в поле зрения не оказалось никого, кто бы располагал сведениями о природе гравитационных взаимодействий. Район аномалии оцепили войска, потом появились вы. В целях скорейшего выяснения причин взрыва были созданы волновые копии тех, кто имел отношение к «Объекту». Мы не смогли обеспечить тайну дублирования и сожалеем об этом. Решение с копиями позволило исследовать присущий человеку склад ума, проследить за ходом свойственных ему рассуждений, а значит, узнать то, что имело прямое или косвенное отношение к интересующим нас вопросам.

Выходит, фантомы все-таки были бесплотными, нематериальными изображениями, оптическим обманом? — обратился к пришельцам Стефан. Никто не заметил, как он пристроил на колене репортерский блокнот и теперь строчил туда всё без разбора, едва поспевая за ходом этого, самого необычного в его жизни интервью.

Не совсем так. Копии воспроизводились не по принципу объемного фотографирования, а путем полного внутреннего дублирования с максимально точным воспроизведением биополей, вплоть до уровня подсознания. Фактически создавалась электромагнитная модель мозга, работая с которой, можно было быстро, а главное, не в ущерб оригиналу входить в состояние каждого индивидуума. Конечно, из-за спешки мы не стремились к точному копированию пропорций тел, строения кожи, цвета и рисунка одежды. Но мы добились главного. Ваши мысли, так же, как и мысли других, помогли нам разобраться. В тех же случаях, когда дубли попадали в поле зрения кого-либо, они уничтожались, но благодаря инерции какое-то время сохраняли первоначальный вид.

Стефан оторвался от блокнота.

Когда я коснулся Хаусмана, рука моя будто онемела. Что это было — электричество или результат самовнушения?

— Как уже отмечалось, дублирование производилось электромагнитным способом с использованием некоторого количества атомарного кислорода. При вашем не совсем уместном появлении оба дубля были отключены от питающей энергосистемы и в момент прикосновения находились на грани распада. Остатки силового поля вполне могли оказать действие, близкое к электрическому раздражению. Ваши ощущения лишний раз подтверждают, что фантомы имеют вполне материальную основу.

Постойте! — воскликнул Стефан, сраженный внезапной догадкой. — Выходит, и я был скопирован? На меня тоже был изготовлен дубль?.. Да-а! Дорого бы я дал, чтобы взглянуть на себя, такого — с вытаращенными глазами и ощеренным ртом!

Зачем тебе это? — с оттенком иронии спросил Мелвин. — Доктору Ланке такая возможность представилась. А что из этого? Держу пари — после той ночи он долго не сможет смотреть на себя в зеркало.

А вот и не угадали, — ехидно заявил Блэкфорд. — Не далее как на следующий день я застал его в номере именно за этим занятием.

Это правда, — сконфузился Ланке. — Не знаю почему, но мне вдруг захотелось скорчить физиономию именно так, как было у двойника.

Ну и как, удалось достичь сходства? — всё так же полушутя спросил Мелвин.

Да, — Ланке смутился еще больше. — Мне даже показалось, что я перещеголял его.

Все дружно рассмеялись. Реплика Ланке разрядила обстановку и послужила сигналом к передышке.

Мелвин первым направился к озерку с водой и уселся на обрамляющий его уступ как на ступеньку. Остальные, не дожидаясь приглашения, последовали за ним. Рассаживались долго, не спеша, как бы затягивая паузу, чтобы успокоиться, собраться с мыслями. Голос тоже молчал, не торопил. Он был вездесущ. Но к его присутствию, так же, как и не совсем обычному звучанию, уже стали привыкать и ждали продолжения…

 

 

 

После того как все более или менее устроились, Блэкфорд сказал:

— У меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы задать в первую очередь. Конечно, уровень нашей подготовки не позволяет выносить на обсуждение темы, относящиеся к высшей категории сложности. Но мы пытаемся. Не могли бы вы более подробно рассказать о генезисе природообразующих начал?.. О возможности их преобразования разумом и в связи с этим сформулировать конечную цель развития любой, даже самой высокоразвитой цивилизации?

Это непростые вопросы. — Голос заговорил чуть быстрей и четче. — Разумная жизнь, как одно из состояний материальной сущности, одновременно является и средством ее переустройства. Одним из непременных условий существования любой цивилизации является ее способность к избирательному воздействию на среду обитания, причем с возрастающим ускорением. Со временем вы можете догнать и перегнать любую, даже самую высокоразвитую цивилизацию, а может, никогда не достигнете и уровня, на котором сейчас находимся мы. Возможности разума определяются изначально заложенным набором благоприятных для его совершенствования факторов. И может статься, что набор этот не безграничен. Возможно, и нам, несмотря на далеко не использованные резервы, определен потолок, выше которого невозможно ступить. Никто не может предсказать, а тем более запланировать пути и скорости развития интеллекта. Несомненно только одно, — в Голосе послышались отчетливо выделяемые интонации, что окончательно придало ему сходство с земным языком, — любая цивилизация на определенном этапе сталкивается с необходимостью пройти курс хроностерилизации. И эта аксиома хорошо известна вашей науке. Общество, которое не в состоянии избавиться от бремени генетических недостатков, уничтожит себя. Именно в этом заключается высший смысл закона Естественного Отбора, который по отношению к разумной жизни приобретает обратное истолкование. Борьба за выживание и войны в космических масштабах невозможны, так как, научившись управлять первородными силами, противоборствующие стороны могут поставить под угрозу устойчивость самого мироздания, привести к необратимым изменениям в строении материальной сущности как таковой, вызвать искажение природных законов, мировых констант, включая и деструкцию пространственно-временных соотношений. Постичь таинства Бытия дано не всем. При этом следует понимать, что ни у одной цивилизации конечной цели нет и быть не может. Растет запас знаний — усложняются задачи. Для осуществления межпространственных переходов нам потребовалось около десяти тысяч годовых циклов, считая с момента открытия реакций нуклеарного деления, а чтобы научиться управлять энергией, сопоставимой с масштабами звезд, — в несколько раз больше. У вас, в сложившихся условиях, есть запас времени, и его возможно хватит для того, чтобы перешагнуть такие области познания, которые даже для нашего уровня представляются весьма неопределенными.

— Хотелось бы уточнить вашу позицию в вопросе развития мироздания. Если миры периодически исчезают, то как согласиться с выводами о поступательном, направленном в бесконечность процессе познания материей самой себя, о постепенном, осмысленном самоутверждении всех форм бытия, если всему есть конец. Зачем?.. К чему всё это?.. Человечество… Ваша цивилизация… Другие обитаемые миры…

— Вселенная в том виде, в каком вы ее понимаете, действительно видоизменяется. Но будет ли так продолжаться вечно?.. Каждая система уникальна и неповторима. Такие категории, как пространство, время, вещество, — неразрывно связаны с понятием движения и в состоянии покоя теряют смысл. Возможно, этот мир со временем приблизится к границе сингулярности, возможно, сохранится в том виде, в каком существует сейчас, а может, раздробится на осколки, которые, в свою очередь, превратятся в замкнутые, оторванные от родоначального сообщества распределения или же растворятся в других диапазонах, пройдя предварительно через горнила вселенских «утилизаторов», и снова воспроизведутся где-нибудь в иных мирах в новой, возможно, и вовсе невообразимой форме. Мы не имеем возможности контактировать с теми системами, на которые не распространяется влияние Ассоциации. При определенных условиях меняется сама структурная основа материальной субстанции, что приводит к появлению иных видов ее реализации и, соответственно, иных форм взаимодействий. Но даже в самом принципе периодически обновляющегося мироздания заложен глубокий смысл. Всякий раз, проявляя себя по-другому, в неповторимом разнообразии форм и качеств, Природа пытается создать наиболее благоприятные предпосылки для возникновения средств и методов, направленных прежде всего на ее самоусовершенствование и самоосмысление. С каждым новым циклом, как в игре на угадывание, повышается вероятность этого, на первый взгляд случайного, но на самом деле закономерного события — того самого совпадения комбинаций атомов и набора реакций, на основе которых зарождается жизнь. Если на предыдущих этапах этого не произошло или произошло неудачно, то на одном из последующих непременно случится. Да, вероятность самопроизвольного зарождения интеллекта ничтожно мала. Но она не равна нулю и при неограниченном числе попыток повышается до уровня достоверного события, что и находит подтверждение в существе настоящего момента. Принцип отбора является главной двигательной силой на всех ступенях развития жизни, да и общества тоже. Но если на низших уровнях витаэволюции главным условием для выживания является борьба в пределах занимаемой экологической ниши, то в дальнейшем этот принцип теряет актуальность и, если не будет вовремя изменен, то непременно приведет к распаду сложноорганизованных таксонов. Неизменным во все времена остается одно — гибкость интеллект-формации, ее способность приспосабливаться к меняющимся внутренним и внешним условиям, начиная с себя и кончая масштабами космоса. И если даже допустить невозможное, а именно — победу кого-то из противников, то этим ни в коей мере не устраняется рефлекс врожденной агрессивности. В будущем накопятся новые, еще более острые противоречия. Союзники станут врагами. И вновь разразится катастрофа, еще более масштабная, еще более разрушительная.

— Вот вы затронули вопрос о вечности, а значит, коснулись необычайно важной для нас дилеммы, связанной с жизнью и смертью. — Блэкфорд уже вошел во вкус дискуссии и, сам того не замечая, всё больше погружался в рутину наисложнейших философских проблем. — Извечная борьба мертвого и живого!.. Упорство, с каким жизненный росток тянется к свету, стремится выжить и дать потомство, не может не удивлять. Но как бы ни был совершенен организм, как бы он ни приспосабливался к окружению, как ни стремился сохранить свою индивидуальность, всё равно приходит смерть, и в ледяном покое небытия стираются все с таким трудом накопленные различия, растворяется и нивелируется то, что с такой изобретательностью и щедростью создавала для себя природа. Разве есть смысл в смерти? Как увязать вечное успокоение с красотой и свежестью распускающегося цветка? Может ли интеллект победить смерть или хотя бы продлить жизнь мыслящим существам? — Возможности разума в этом отношении безграничны и в конечном счете сводятся к поискам средств для наиболее эффективного осуществления Программы Самоусовершенствования. Но смерть, как результат естественного распада устаревших или исчерпавших жизненный потенциал информационно-биологических структур, неизбежна и даже необходима на любом этапе ее развития. Старение — неизбежный процесс, и ему подчиняется всё, во времени происходящее. Смена поколений подобна работе океанских волн. Она являет собой прилив беспрерывно обновляющихся сил, который с пеной пережитков уносит в прошлое обломки старого, отжившего. Каждое последующее поколение начинает с того, на чем завершило путь предыдущее, и тем самым способствует ускорению. Важно и то, что смена поколений не сводится к простому воспроизведению единого, раз и навсегда сформировавшегося генотипа. В потомках природа продолжает искать новые, более перспективные формы для самовыражения, перебирает в различных сочетаниях множество генетических комбинаций. Чем быстрее смена поколений, тем больше шансов в отпущенное для поисков время выбрать наиболее подходящий для данных условий вариант, а значит, и ускорить эволюцию. Гений, проживший короткую, но яркую жизнь, предпочтительней посредственного, ничем не примечательного долгожителя. Первый способствует прогрессу. Второй, напротив, тормозит его. Но природа не в состоянии производить только гениев. Это под силу Разуму, достигшему соответствующего уровня. А до этого надо свести воедино опыт сотен и тысяч поколений, отбраковать лишнее, избавиться от накипи первобытных инстинктов. Только смерть в сочетании с обновлением генофонда способна поддерживать ход эволюции, ограждать мир живого от хаоса. Но рано или поздно наступает фаза искусственного воздействия на самих себя. При этом каждый генотип выбирает свое, только ему присущее направление, учитывая набор признаков, который сформировался в процессе его созревания. У нас, например, главенствующее значение получила телепатическая форма общения, в результате чего наиболее жизнестойкими оказались коллективные сообщества, объединенные под эгидой Информационно-Энергетического Средоточия, наделенного функциями руководства, координации и прогнозирования. Отказ от «телесной» оболочки позволил нам избавиться от множества проблем, устранил несовершенство природного интеллекта и его зависимость от среды обитания, дал возможность создать ряд моделей, с помощью которых определился путь достижения Полного Совершенства, Абсолютной Свободы и Неограниченных Возможностей. С переходом в это состояние разрешился и вопрос смерти, определяемой как распад обособленной энергетической единицы — индивидуума. Наши сообщества сохраняют устойчивость так же долго, как и сама материальная сущность. Умение трансформировать себя на любой основе, преодолевать многоступенчатые пространственно-временные барьеры делает цивилизацию, подобную нашей, практически неуязвимой. Таким образом, мы стали неотъемлемой частью единого Целого. И это Целое, во всем своем объеме и многообразии, воплощено в каждой своей, сколь угодно малой части и может быть воспроизведено как отдельная, самостоятельная доля Средоточия в любой области подвластного нам пространственно-временного спектра… Обязателен ли такой путь для всех? Наверное, нет. У некоторых видов разумных существ индивидуальность может сохраняться достаточно долго. Если мы пошли по пути усовершенствования самих себя, то для них возможен вариант развития искусственного интеллекта.

— Что же получается? — вступил в разговор Ланке. — Следуя путем таких рассуждений, остается лишь признать, что любой существующий объект, предмет, явление — независимо от формы и содержания — является частью того самого упомянутого Целого? Всё, что окружает нас, и то, что мы воспринимаем как реальный объективный мир, на самом деле является не более как элементарной клеткой… субклеткой — способной в свою очередь дробиться до бесконечности, — мириады и мириады которых слагают суперсистему под названием Мироздание? А не случится ли так, что, приобретя способность к саморегуляции, мы — те самые клетки или, иными словами, цивилизации — станем своего рода мутантами, способными нарушить устойчивость родоначального организма? Не окажемся ли втянутыми в новый цикл борьбы, где хоть и на другом уровне, но действуют те же принципы, где сильный пожирает слабого, уничтожает его либо подчиняет своим интересам?.. Пока человечество не заявило о себе. Но мы понимаем, что не всё живое способствует развитию живого. Не попытаются ли от нас избавиться, как мы в свое время избавлялись от вирусов чумы, холеры, оспы? Не представляем ли мы опасности для тех, кто стоит выше?

Ваш пример не совсем удачен и не распространяется на область осмысленных, межцивилизационных отношений. Вы и так располагаете множеством способов уничтожить себя, не прибегая к чьей-то помощи.

А как быть с душой? — спросила Джесси. — Существует ли она?.. Если да, то как относиться к вопросу о ее бессмертии?

Понятие души и разума для нас неразделимы. Выделять одно в другом, а тем более противопоставлять, не представляется возможным, да, наверное, и не нужно, ибо нельзя сравнивать то, что сравнению не поддается. Душа — это скорее мера эмоционального, а не аналитического восприятия действительности. Сами по себе эмоции не содержат полезной информации, а являются лишь приблизительной и зачастую субъективной оценкой ее. Существование души, как некой внематериальной субстанции, лишено смысла. В принципе можно смоделировать, причем в полном объеме, энергополе каждого из вас или, иными словами, воспроизвести ваш личный разум с полным сохранением самосознания на другом, более стабильном уровне.

Вы имеете в виду уровень электромагнитного поля? — поинтересовался Ланке.

Что-то подобное. Перевоплощение, которое каждому из вас гарантирует вечность или, по крайней мере, продолжительность жизни, сопоставимую со временем существования молекулярных структур.

Это же миллиарды лет, — мгновенно отреагировал Блэкфорд.

Да, но переход в такое состояние связан с отделением от физиологической оболочки. При желании вы могли бы приобщиться к нашему Средоточию, стать его частью или же сохранить свою, сформировавшуюся на текущий момент индивидуальность.

Ланке даже перекосило от такого предложения.

— Какая же это индивидуальность, когда из нормального человека ты превращаешься в сгусток волн и тебя еще вдобавок испускают в какую-нибудь межвселенскую дыру!

Вы сами коснулись этой темы, — безразлично ответил Голос. — Бессмертие ваших личностей, а значит, и душ — вполне объективная реальность.

Не говорите так! — в сильнейшем волнении воскликнула Джесси. — Не надо! Какие страшные слова! От них рушатся преграды, остерегающие рассудок от невозможного.

Да-да! — поддержал ее Ланке. — Давайте оставим это. Меня, например, вполне устраивает мое тело, и, пусть оно далеко от совершенства, мне бы не хотелось с ним расставаться.

Никто ничего не станет с вами делать без предварительного на то согласия, — успокоил Голос. — Нам только хотелось показать, что тот символический смысл, который вы вкладываете в понятие бессмертия души, действительно имеет место, а сам принцип обращения целиком укладывается в реальную физико-математическую модель.

Стефан передернул исписанный лист и, не поднимая головы, спросил:

Выходит, цель нашей жизни сводится к обеспечению бессмертия потомкам?

А вы представляете себе другую цель? Однажды ступив на путь прогресса, но оставаясь в зависимости от причуд биологической эволюции, человечество всё больше попадает под влияние эволюции социальной, общественной и, если хотите, интеллектуальной. Многие не вдумываются и, пожалуй, никогда не вдумывались в это. Тот же, кто думал, возможно, страдал от несовершенства, от того, что родился не вовремя, на промежуточном этапе долгой дистанции, пройти которую до конца ему не суждено. Но такова реальность, и обсуждение способов ее формирования лишено смысла.

Хотелось бы вернуться немного назад и уточнить один вопрос… — Ланке покосился на блокнот Стефана и продолжил: — Раз вы отказались от первоначальной, самой природой апробированной формы жизни, следует ли вас понимать как цивилизацию совершенных роботов или, чего проще, как абсолютно бесстрастный, холодный логический Разум, который целиком и полностью подчинен познанию ради познания?

В известном смысле — да. Перестройка на генетическом уровне позволила расширить возможности мозга, увеличить объем информативной памяти, наделить себя новыми органами чувств и усовершенствовать те, которые достались от природы. Именно с той поры, как только разум свыкается с мыслью о необходимости оказывать на себя воздействие, заканчивается эпоха его естественного развития. Даже те существа, которые предпочитают сохранять индивидуальность, вынуждены реконструировать свой наследственный аппарат и как-то решать вопросы, связанные с увеличением продолжительности жизни. Запас естественных возможностей не безграничен. Нельзя забывать и следующее: биологическая эволюция заинтересована лишь в том, чтобы продолжительность жизни того или иного вида гарантировала его воспроизведение. А любое существо, взявшееся хоть в какой-то мере корректировать свой генетический код или наделившее себя новыми формами чувственного восприятия, уже, по сути, превращается в кибера. Так стоит ли этому удивляться и проводить границу между природным и искусственным интеллектом? В общем случае сочетание того и другого способно придать развитию разума необходимое ускорение. Правда, мы пошли дальше, но это не значит, что такая же участь ожидает всех. Это наш, и только наш путь. И в сравнении с другими он имеет ряд преимуществ. Система жизнеобеспечения достаточно проста и экономична. Она не требует энергетических затрат. Самосознание поддерживается в стабильном состоянии силовыми полями. Как это происходит? В основу положены те же принципы, которые обеспечивают устойчивость атомных структур и предохраняют разнозаряженные частицы от слияния или, наоборот, разлета.

А как же настроение, желания, мечты? — удивилась Джесси. — Чувство прекрасного — знакомо ли оно вам? Надежда… вдохновение… любовь!.. Разве можно отделить от интеллекта то, что всегда являлось его главной движущей силой? — недоумевала она. — Как можно представить полноценный разум без творческого полета мысли… без искусства… без радости побед и горечи поражений… без предвкушения счастливого мига открытия?

Каждому уготован свой эволюционный путь. И только выбор, предопределяемый прогнозом, может стать эквивалентом правомерности того, единственно приемлемого варианта, при котором в наиболее благоприятной форме проявляются первоначальные задатки. Нравственно-эстетические формы жизненного восприятия, равно как и чрезмерная эмоциональность, не получили у нас развития. Видимо, сказалась ранняя утрата индивидуальности, что, в свою очередь, привело к укреплению коллективного способа мышления. Но нам знакома радость открытий; известно и чувство удовлетворения от поиска истины. Природа — непревзойденный мастер… талантливейший всезнающий учитель. И всё, что когда-то было ею создано, не может не удивлять… Мы знаем, что такое страх, тревога, опасность. Инстинкт самосохранения заложен в истоках всего живого. Он является важнейшим стимулятором к действию и способствует перестройке самоорганизующихся систем в неблагоприятных условиях. Мы испытываем ощущения, близкие к вашей боли, в особенности когда нарушается целостность экранирующего поля. Голод дает о себе знать в случае истощения энергетических ресурсов, хотя такое случается редко. Испытываем ли мы желание возвыситься или подчинить себе других?.. В нашем случае избранная в ходе отбора форма реализации — удавшаяся проба объективного, осмысленного отражения природных процессов. Без догматических установок, амбиций и ложного самомнения, а значит, без чувственного субъективизма. Эмоции не только помогают созидать. Они же являются источником зла. Мы не беремся анализировать причины его происхождения. Но если чувство соперничества у местных таксонов окажется сильней здравого смысла, выражающегося в разумном урегулировании назревших и возможных в будущем проблем, то это движение не остановить. Вот цена эмоций, когда они проявляются вне самоконтроля.

— Так и есть, — согласился Ланке. — И нам это хорошо известно. Скажите лучше другое: не возникала ли когда в вашем обществе подобная ситуация, а если да, то как вы сумели ее пережить?

Нам удалось избежать губительных последствий от войн. Со временем мы поняли, что Средоточие стало главным достижением нашей цивилизации. Только благодаря ему удалось избежать рассеивания генофонда и сконцентрировать силы для решения главных задач.

Блэкфорд черпнул из каменной воронки воды, смочил шею и лоб, после чего продолжил развитие темы.

— Вы говорите о преимуществах объединенного коллективного интеллекта, считая его верхом совершенства. Но при этом теряют смысл такие понятия, как личность, индивидуальность. А ведь именно набор индивидуумов с их различиями определяет потенциальные возможности разума. Одна личность, один индивидуум может ошибаться, заблуждаться. Множество же личностей, объединенных общей целью, найдут правильный ответ, потому как по числу личностей следует судить и о количестве формирующихся вариантов. Выходит, при таком «объединении», пусть даже исполненном на высочайшем уровне, все-таки происходит развитие супериндивидуума, сверхличности, которой, хоть и в других масштабах, но всё же присуща ошибочная трактовка тех или иных концепций и, как следствие, потеря объективности, непременно свойственная личности любого уровня и ранга?


Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 75 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Сегодня в президентском дворце состоялось совещание правительственной комиссии по подведению итогов работы членов-представителей МЕДОЯДРАГС за первое полугодие. 6 страница | Сегодня в президентском дворце состоялось совещание правительственной комиссии по подведению итогов работы членов-представителей МЕДОЯДРАГС за первое полугодие. 7 страница | ОПЕРАТИВНОЕ ДОНЕСЕНИЕ | ЭФФЕКТ АДАМСА 1 страница | ЭФФЕКТ АДАМСА 2 страница | ЭФФЕКТ АДАМСА 3 страница | ЭФФЕКТ АДАМСА 4 страница | ЭФФЕКТ АДАМСА 5 страница | ЭФФЕКТ АДАМСА 6 страница | ЭФФЕКТ АДАМСА 7 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ЭФФЕКТ АДАМСА 8 страница| Магическое сочетание цветов в интерьере

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.054 сек.)