Архитектурная реликвия всемирного значения.

...А в каком состоянии находится ныне эта реликвия, и сказать страшно. Нет, не в отдаленной пустыне стоит Успенский собор, а в городе Кеми, немалом районном центре Карелии... "Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое..."

История России, история ее духовного самодержавия и величественной государственности сосредоточена не только и не столько в городах-столицах, княжеских и царских, сколько в русских селениях, которые, как воины-герои, во все века неотступно вставали на защиту Отечества. Не было бы этих рядовых защитников с их неизбывной крепостью, не явились бы на свет Божий ни Великая Русь, ни Российская империя, ни даже нынешняя Россия, а вслед затем и наши столицы - Москва и Санкт-Петербург.
Таких крепостей-защитников на Руси не счесть. Из малых они перерастали в большие, становясь городами, хотя случалось, что и вовсе не росли, увядая в младенчестве.
Неслабой крепостью, оберегавшей вместе с Кольским и Сумским острогами северо-западные рубежи России, была когда-то и Кемь - нынешний город на берегу Белого моря, с которым неразрывно связаны имена преподобных Зосимы и Савватия, обретших свой небесно-земной приют на Соловецких островах, где благодаря их подвигам возник несокрушимый благодатный монастырь - могучее звено российской крепости.
Основанный в 1429 году, Соловецкий монастырь к XYI веку стал владельцем обширных территорий в Поморье, в их числе и Кеми. С ним и доныне связана история кемской жизни.
В первой половине XY века Кемь была волостью новгородской посадницы Марфы Борецкой, которая в1450 году передала ее Соловецкому монастырю. С 1591 года уже не только Кемь, но и вся волость с Муезерским Троицким монастырем, крестьянами, варницами и промыслами переходит в монастырское владение. Множество солеварен, рыбных тонь и неустанная торговля превращают Соловки в крупнейший экономический центр. Здесь в суровых условиях Севера появляются пахотные земли, здесь создаются передовые технические новинки, например первые в России сеялки ("десятью решеты один старец сеет") и веялки ("сама сеет и насыпает, и отруби и муку разводит розно"). Соловецкие монахи и насельники добывают железо, строят кирпичный и кожевенный заводы, связывают островные земли системой каналов. В Кеми монастырь создает свое подворье с торговыми складами и пристанью, обеспечивает строительство церквей. Вместе с Соловецким монастырем экономически укрепляется и Кемь, становясь в XYI веке крупным центром северо-западной окраины России. При судебной реформе Ивана Грозного (1562) сюда дается "Уставная грамота Кемской и Шуерецкой волостям о выборе волостных судей".
Торжественная закладка Успенского собора в Кеми состоялась в 1711 году. Строительство его продолжалось до 1717 года. Причем первым был возведен не главный храм, а придельный, посвященный преподобным Зосиме и Савватию.
В период строительства собора борьба России со Швецией за обладание выходом в Балтийское море была ознаменована дальнейшими успехами. В 1713 году шведские войска были изгнаны из Гельсингфорса, Або и Вазы; в 1714 году при Гангуте был разбит шведский флот; в 1717 году в Амстердаме подписан трактат "о дружбе, союзе, коммерции" между Россией, Францией и Пруссией, по которому державы приглашались "для содержания генеральной тишины в Европе". Петр I придавал первостепенное значение выходу России в Балтийское море и победам над войсками правительств, мешавших тому. Победа в Полтавской битве (1709) праздновалась всенародно и повсеместно в России.
Разгром врага, на протяжении полутораста лет многократно разорявшего Поморье, в том числе и Кемь, правомерно считать поводом к созданию величественного, триумфального памятника. Торжество победы и национальное достоинство нашли отражение в монументальной архитектуре трехшатрового Успенского собора. Его сурово-сдержанная красота созвучна архитектуре Соловецкого монастыря и олицетворяет собой саму суть Православия, издревле чурающегося помпезности и нарочитой усложненности. В этой красоте отражена целостность христианской мудрости, к которой издревле устремился русский народ, узрев в ней очами сердца неиссякаемый источник свободы и силы духа. Ею пронизаны архитектурные образы всех без исключения древнерусских деревянных храмов и часовен. Долгий исторический опыт их строительства отражен в Кемском соборе, который по своей композиции, конструктивно-строительным приемам и образно-художественному строю являет собой настоящую энциклопедию деревянного шатрового зодчества Руси.
Ко времени его возведения планировочная структура Кеми уже сформировалась. Центр города располагался на большом Леп-острове, разделявшем реку Кемь на два рукава в 7 верстах от ее впадения в Белое море. Здесь же стоял Кемский острог, первые укрепления которого возникли еще в XYI веке. Неподалеку от него на высоком каменистом кряже, всего в 120 метрах от берега был сооружен трехшатровый храм с высотным центральным объемом.
Строители собора блестяще выполнили поставленную перед ними задачу - возвести сооружение, которое, отвечая духу времени, по своей торжественности и величию превосходило бы другие постройки города.
Чтобы яснее представить пространственную роль Кемского собора в окружающем его архитектурном пространстве, обратимся к путевым заметкам академика В.В. Суслова, который в конце XIX века посетил Кемь, застав в ней остатки сооружений, располагавшихся рядом с собором во время его строительства.
"...Мы по компасу взяли направление и вскоре показался Кемский залив... На самом мысе поднималась уже покосившаяся громадная башня старинного острога.
Быстрое течение двух рек, омывающих это место, давно разрушило старинное Кемское укрепление, и теперь только широкая восьмиугольная башня, очутившаяся на островке, доживает свои последние годы.
Сзади этого пошатнувшегося безмолвного свидетеля минувших оборон, на склоне горы виднелось старинное, ныне заколоченное здание бывшего подворья Соловецкого монастыря. За ним на горе расстилалась группа стареньких домов, а между ними как-то особенно величаво рисовались в воздухе высокие, почерневшие от времени шатровые крыши собора".
Неотъемлемой частью архитектурного совершенства Кемского собора, так же как и всех других лучших памятников деревянного зодчества, располагавшихся по берегам рек или озер, например Кижского погоста, Успенской церкви в Кондопоге, Варваринской в Яндомозере, Спасо-Преображенской в Зашиверске на Индигирке и многих-многих других, еще живых в малом числе и погибших в неисчислимом множестве, является композиционно-пространственная связь с водой, учет восприятия постройки с реки, озера или морского залива. То же относится и к каменным церквам и ансамблям, начиная с морской панорамы Соловецкого монастыря.
В размещении Успенского собора в Кеми на гранитном мысу, в ориентации на водные подступы к городу видны черты военно-оборонительных сооружений. Как три витязя-богатыря, стояли его шатры. Их силуэты обогатили архитектурную панораму города с традиционными шатрами острожных башен, ранее созданными, и завершением Иоанно-Предтеченской церкви.
План собора прост и ясен. Его композиционным ядром служит квадратный сруб трапезной, вокруг которого группируются три придела: с востока - во славу Успения Богородицы, с севера - соловецких святых подвижников Зосимы и Савватия, с юга - Николая Чудотворца. С западной стороны композицию уравновешивает галерея-паперть с широким двухвсходным крыльцом, не менее торжественным, чем на 22-хглавом Преображенском соборе в Кижах, строительство которого также связано с победами Петра I в долгой (1700-1721) Северной войне.
Основу пространственной композиции Кемского собора формируют три шатровых столпа, из которых центральный является главным, а два боковых - подчиненными ему. Высота центрального столпа - храма Успения Богородицы - 35,5 м, а боковых в среднем по 23,5 м. Каждый из шатровых столпов сооружен по типу "восьмерик на четверике" и с востока завершен пятигранным алтарем с пластичной бочковой кровлей и главкой с крестом. Объединяет столпы широкий и низкий сруб трапезной (13 х 13 х 4 м) под пологой двускатной кровлей, угол наклона которой ритмично повторяется на кровельных скатах паперти и крыльца.
Внутреннее убранство трапезной предельно лаконично: гладко струганные бревенчатые стены, потолок из широких плах, лежащих на мощных круглых матицах и поперечном двухбревенном прогоне, поддерживаемом двумя могучими резными столбами, скамьи вдоль стен и две печи из крупномерного кирпича по углам. Вот и все.
Освещалась трапезная неярко, сохраняя и в солнечную погоду приглушенную цветовую гамму, не рассеивающую внимание и молитвенное сосредоточие. Здесь было три косящатых окна: одно с севера и два, спаренное и одинарное, с юга. Трапециевидный портал вел из трапезной в центральный двухсветный четверик, который освещался двумя окнами друг над другом с северной стороны и тремя - с южной. Помимо этого на западной стене располагались два небольших окна.
Системой размещения окон достигалась наилучшая освещенность пятиярусного иконостаса, который первоначально, при строительстве Успенского собора, был тябловым. Древним традициям соответствовало и перекрытие четверика в виде потолка-неба, разделенного на 12 сужающихся к центральному замку - "солнцу" полос.
Убранство обоих приделов было схожим, хотя в их архитектурно-конструктивном построении есть заметные отличия. Так, северный, Зосимо-Савватиевский, придел, возникший и освященный раньше всего собора, имеет свой самостоятельный вход с небольшой папертью, служащей и сенями. А южный, Никольский, сообщается лишь с трапезной через открытый проем. В четверике северного придела прорублено двойное (спаренное) косящатое окно, а в четверике южного - одинарное. Северный придел, как и центральный, рублен "в лапу", а южный - "в обло".
Основная конструктивная особенность собора в том, что все его объемы представляют собой взаимосвязанный сруб, задуманный и построенный как единое сооружение, без последующих достроек и перестроек. Центральный шатер - главная архитектурная форма Кемского собора - рублен "в режь" и имеет шесть пар горизонтальных связей. Конструкция шатров на приделах, в отличие от центрального, - стропильная. Для перекрытия рубленных восьмериков такая конструктивная система применялась лишь на сравнительно невысоких шатрах крепостных башен и часовен или на колокольнях, где шатровые основания опираются на столбы.

***

Возвышенно-героический образный строй, чуть смягченный весьма скупым, но выразительным декором, пронизывает весь собор от первых венцов до устремленных ввысь крестов. Мощный четверик нижнего сруба, на нем - более облегченный восьмерик, немного расширяющийся кверху, резкий излом полицы и - свободное, ничем не прегражденное движение вверх по крутому скату шатра к главке, подобной огню свечи, а за ней - к крестовой голгофе, растворяющей скорби в манящей бесконечности неба, - все композиционные элементы памятника, включая и характер внутреннего убранства, подчинены единой архитектурной идее, безукоризненно целостной и величественной в своей мудрой простоте. Та идея есть часть всеохватной мудрости Божией.
В облике Успенского собора архитектурным языком высказана Благая Весть, то же Евангелие, на незыблемых постулатах которого основывалась православная жизнь России и ее самобытность, образно преломленная в творениях народа, будь то литература, живопись, архитектура... И если древнюю иконопись называют "умозрением в красках" (кн. Евг. Трубецкой), то древнерусское деревянное зодчество - умозрение в формах. Оттого и нет его памятникам нигде в мире аналогов. Оттого год от года множится число людей, стремящихся воочию увидеть деревянные сокровища России.
Слава Кижского погоста с его многоглавым церковным ансамблем давно уже облетела весь мир А всё благодаря тому, что в середине прошлого столетия он был освобождён от чуждых наслоений, исказивших в конце XIX века облик русской христианской святыни.
Таким же искажениям и почти в то же время подвергся и Успенский собор в Кеми. Вот что писал об этом явлении А.В. Ополовников в первой своей книге, основе кандидатской диссертации - "Деревянное зодчество Карело-Финской ССР", вышедшей в свет уже полвека назад (М., 1955), но и поныне современной, хотя некоторые употребляемые автором термины есть вынужденная дань требованиям атеистической цензуры советского времени:
"В 1844 году со стоявшей рядом шатровой колокольни по распоряжению "Кемской ратуши" были сняты шатер и глава "за угрожением к падению" и "предположены на отопление церкви". Затем власти пытались "поднесть" колокольню к самому собору, как находящуюся "не на месте по конфирмованному городовому плану", но ограничились в 1845 году "сооружением верхней части ее" по утвержденному чертежу, "ввиде полукумпола со шпицем" - форме, получившей широкое распространение с середины XIX века на древних шатровых звонницах. Эти переделки фактически уничтожили художественную ценность сооружения.
Вся переписка кемских властей о кемской колокольне свидетельствует об органической неприязни их ко всем народным мотивам в архитектуре, начиная от свободной постановки столпа и кончая шатровым завершением колокольни.
Во время "исправления" кемской колокольни архангельскими высшими церковными инстанциями было высказано пожелание "не лучше ли начать вновь каменную или деревянную церковь купно с колокольней на каменном основании, чем старое присовокуплять к старому, состоящему не на плановом месте?"
Эта реакционная идея была осуществлена в 1885 году постройкой кемского каменного собора. Тогда уже старая колокольня была снесена.
Чтобы как-то оправдать постройку новой церкви, представители духовной иерархии создали версию о том, что в деревянном Успенском соборе "за крайнею ветхостию его не безопасно было совершать богослужение".
Эта версия, - продолжаем читать А.В. Ополовникова, - не имела никакого успеха в народе. К. Случевский, бывший в Кеми в 1885 году, отмечает: "Говорят тут и о том, будто и в самой постройке этой (каменного собора) не было необходимости, так как старый собор вовсе не так ветх; говорят, что большинство населения Кеми, и в особенности заправилы раскольничьи, что поддержать нового собора они не хотели. Верно то, что старый вовсе не так ветх, как о нем толковали; хотя он строен 175 лет назад, но лес его прочен и при некоторой поддержке мог бы служить еще очень долго".
Высокая прочность собора действительно подтвердилась исследованиями на месте в 1950 году. Лес, из которого он строен, - кондовая мелкослойная сосна с количеством годичных слоев в древесине до 16 на 1 см, что характеризует исключительную высококачественность ее с точки зрения механической прочности и устойчивости к гниению.
Каменный собор в Кеми был построен, но идеологов его архитектуры постигла неудача. Рядом с ним художественные преимущества старого собора стали еще более очевидными.
В результате непопулярности нового собора старый Успенский собор был отремонтирован, т. е. обезображен дощатой обшивкой "под камень", и открыт для населения. При переделке, помимо обшивки тесом, были уничтожены кокошники четверика, закрыт самостоятельный вход в боковой придел, снят старый декор кровель, растесаны окна в четверике, потолок в главном восьмерике поднят почти до уровня шатровых полиц и под ним прорублены три круглых, совершенно не свойственных деревянному зодчеству окна, освещавший новый, шестой ярус иконостаса.
Под обшивкой исчезла высокохудожественная резьба столбов трапезной, в интерьере появились жиденькие деревянные перегородки, перила и хоры, отделявшие места представителей буржуазной и чиновничьей прослойки кемского общества. Двухвсходное крыльцо с резными столбами уступило место новому, с дугообразной кровлей на тонких стойках. Величественность, суровость и простота форм монументального архитектурного сооружения исчезают в этом потоке безвкусицы, дешевой красивости и казенного благолепия.
Так снова, как и два века назад, столкнулись две враждебные культуры.
Столь явное искажение образа классического памятника вызвало проект "реконструкции" его, выполненный академиков В. Сусловым. Однако в его проекте исторической правде отвечает лишь удаление обшивки, которую Суслов "снимает" со всех основных срубов здания. Все остальное является домыслом, который особенно ярко выступает в реставрации Зосимо-Савватиевского и Никольского приделов, реконструируемых Сусловым совершенно симметрично и до деталей одинаково, что не соответствует действительности.
Не соответствуют действительности и срубцы под кокошниками на углах четверика, механически перенесенные автором проекта из церкви посада Нёнокса. Совершенно надуманы перила крыльца, легковесные и непрочные, образующие "изящный", но абсолютно не конструктивный перелом вместо прямого и прочного поручня.
Уже не цитируя автора вышеприведенных строк, а лишь ссылаясь на него, отметим и неточность размеров, указанных на чертежах Суслова, и отсутствие реконструкции интерьеров, что свидетельствует о поверхностности - в прямом и переносном смысле - проведенных обмеров и исследований, а отсюда - и неточности в графической реконструкции Успенской церкви.. Но при всем том обновленческая дощатая обшивка с нее снята, в чем и виделась В.В. Суслову первейшая задача реконструкции древнего памятника.

В 1950 году, спустя всего несколько лет после опустошительного военного лихолетья, была начата реставрация Успенской церкви в Кеми. Она проводилась одновременно с реставрацией ансамбля Кижского погоста и началом формирования музея "Кижи". Двумя годами ранее, в 1948 году, была завершена реставрация Успенской церкви в Кондопоге, причем все работы, включая воссоздание двух "висячих" крылец, замены шатрового теса, алтарного перекрытия и двух лемеховых глав с крестами, были осуществлены в течение одного летнего периода (!). Сроки немыслимые для реставраторов, объединенных впоследствии (в начале 1970-х гг.) в чиновничье-производственную систему "Росреставрация", воспитавшую и нынешнее поколение карельских "мастеров", в абсолютном своем большинстве далеких от самой сути древнерусского деревянного зодчества, его глубинно-православной русскости. Оттого и не поворачивается их взор к древнему храму в Кеми.
А состояние памятника вместе с тем плачевное. И что интересно, в Карелии тратится немало средств на строительство безвкусных, чуждых русской традиции и ее православному духу, а оттого лишенных благодатной гармонии и совсем непривлекательных (а то и вовсе уродливых) деревянных часовен и церквей (в той же Кеми, на заповедном Водлозере, в Колодозере, на Беломорско-Балтийском канале близ у села Повенец, в самом Беломорске и т. д. и т. п.). Глубоки и ветвисты корни этого явления. Хотите вникнуть? Читайте книги, о которых мы сообщаем в конце этого очерка.
Дьявольское наступление на русскую культуру продолжается. Понятие подлинно красивого - естественно-гармоничного, смиренномудрого в своей основе, как наша природа, уже давно вытеснено понятием дорогого материала, а за неимением такового - его имитацией или пестроцветьем, рассеивающим мысль и молитву. Не зря говорили в старину: "Где пестринка, там чертинка". Да и прямую линию считали дьявольским порождением, потому что в Божией природе ее не существует, оттого и в архитектуре деревянных храмов не было.
Добавим к сказанному, что зрительный образ влияет на сознание человека ничуть не меньше, чем слышимая речь. Это прекрасно понимали наши предки, сооружая совершенные в своей Божественной гармонии храмы и часовни, композиционно связывая их с окружающей средой и создавая тем самым небесно-земные ансамбли великой эмоциональной силы. Творили с непрестанными мыслями о Боге, не мудрствуя лукаво в устремлении к показушному необыкновению или "злохудожной" (Григорий Палама) фантазии, а то и того хуже - к собственному достатку, лишь завуалированному церковно-приходскими заботами.
Не только в Карелии, повсеместно в России сие наблюдается. В Москве, как грибы после дождя, выросло-проросло в последние годы немало деревянных храмов, чуждых русской традиции или поспешно, неумело ей подражающих. Все это - следствие нашей истории. Судьба Успенского собора в Кеми - яркое тому подтверждение.
Картина легко просматривается, если обратить внимание хотя бы на нынешнюю пространственную засоренность памятника в сравнении с его окружением на период реставрации (1950-е гг.). Из-за подступившей вплотную к собору застройки, да плюс к тому из-за высоких деревьев, коих, к слову сказать, никогда не бывало вблизи древнерусских деревянных храмов (за исключением малых часовен), Успенский собор невозможно воспринять целостно. Его фактически ниоткуда не видно. Лишь издалека с другого берега залива просматриваются его три шатра. А полностью сфотографировать объем церкви ныне уже невозможно. И всем на все наплевать. А ведь это ценнейший памятник нашей общеземной - именно так, не больше и не меньше - культуры.
Есть хоть один человек на земле, которому гибель собора принесла бы хоть капельку блага? Нет. А если кто так думает, тот просто недалек в своем приземленно-желудочном существовании, просто до конца не додумал, что к чему и отчего все его невзгоды. В этой системе мысленного познания Успенский собор в Кеми мог бы основательно ему помочь, не задевая при этом ни его религиозных, ни его национальных чувств. Подобного рода архитектура (впрочем, как и все лучшие произведения мировой архитектуры) - словно и не человеком создана, а с неба ниспослана на землю для возвеличивания человеческих душ, для связи земной жизни с небесной.
Казалось бы, всё ясно и понятно: ныне для облагораживания облика нашей земли, а стало быть, и нашей жизни надо воссоздавать деревянные храмы не по искажённым, чуждым русской традиции образцам, а по древнерусским аналогам - архитектурным святоотеческим преданиям. Но на деле всё происходит иначе. Растут-множатся храмы, которые вполне могут объединиться в отряды архитектурно-пространственных агрессоров-уродов.
Горько говорить об этом, но изуродован ныне дощатой обшивкой - уже новенькой, недавней, интерьер "отреставрированного" ныне придела Зосимы и Савватия Кемского собора. Собственными глазами видели мы сие кощунственное действо летом 2004 года. А на вопрос: зачем? ответ прямолинейно прост: так теплее. А если утеплитель финский положить, нет, не изнутри, там места мало, а с наружи, по бревнам сруба, то еще теплее будет. Причем во много раз. Так ведь? А - красота? Ее восприятие давно искажено. Яркоцветье, блеск позолоты и дороговизна заменили глубинное изящество произведений искусства. В старину на Руси это лучше нас понимали: "не мог сделать изящно, сделал богато", - с усмешкой говаривали.
Когда были мы в Успенском соборе в упомянутое недавнее лето, то сопровождавший нас молодой священник с восторгом в глазах "просвещал" нас, когда стояли мы в храме под сводами потолка-неба: "А раньше здесь было натянуто голубое полотно, и так красиво было!" От вопроса: "А разве крашеная ткань красивее естественного дерева?" - потерял в смятении, так нам показалось, дар речи. Не понял.
А не понял оттого, что не знает, оттого, что как внешней обрядовости в ущерб требовательной вере и прежде всего исполнения Христовых заветов отдается ныне человеческое предпочтение, так и к поверхностному украшательству - суррогату красоты - притягиваются человеки, в том числе и церковнослужащие. И вот параллель из недавно опубликованного в газете "Церковный вестник" очерка игумена Петра (Мещеринова), созвучного нашим мыслям: "...По образному выражению одного батюшки, мы склонны проповедовать купола и колокола, а не Христа и нравственную жизнь". В архитектурном образе - это же всегда явственно читается: призыв к земной, мирской, жизни или к смиренномудрому переживанию Неба. "Ногами я на земле, головой в небе", - так исстари устремлялся жить русский народ, памятуя об идеале человеческого бытия: "Истиною обут, смыслом венчан", раскрытом еще на заре русского христианства митрополитом Иларионом в его "Слове о Законе и Благодати"...
И не гоже при воссоздании или реставрации деревянных церквей и часовен искажать этот древлеотеческий постулат, привнося в совершенные архитектурные образы неодухотворенный примитив земной суеты.

Успенский собор. Фотосъемка июня 2005 г.

Причелины крыльца	Шатры Никольского и главного приделов	Никольский, Успенский и Зосимо-Савватиевсий приделы	Угол крыльца (вид снизу)

Зосимо-Савватиевский придел, вид с восточной стороны	Зосимо-Савватиевский придел, бочка алтаря	Угол четверика Зосимо-Савватиевского придела	Стена трапезной и восьмерик Зосимо-Савватиевского придела

Зосимо-Савватиевский придел. Связь алтаря, четверика и восьмерика.	Зосимо-Савватиевский придел. Фрагмент.	Часовня	Фрагмент четверика и шатер часовни

Дата добавления: 2015-08-03