Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава сорок вторая

Читайте также:
  1. HR двадцать первого века. Часть вторая.
  2. I. Книга вторая
  3. I. Так была проиграна Вторая Мировая Война.
  4. II. ЭЛЕГИЯ ВТОРАЯ
  5. IV - Вторая Ступень – Инициация Второй Степени
  6. IX. Сороки
  7. А) Закройте глаза и представьте себе, что вы сидите посредине кинотеатра (первая диссоциация) и видите черно-белый слайд со своим изображением на экране (вторая диссоциация)

 

Люсьену, между прочим, посчастливилось: он не застал в Париже своего кузена Эрнеста Девельруа, будущего члена Академии моральных и политических наук. Один из членов этой Академии, устраивавший несколько раз в году скучные обеды и располагавший тремя голосами, кроме своего, должен был отправиться на воды в Виши, и г‑н Девельруа вызвался сопровождать его в качестве сиделки. Это двухмесячное самопожертвование произвело наилучшее впечатление в Академии. «Вот человек, рядом с которым приятно сидеть», – говорил г‑н Боно, пользовавшийся особым влиянием в этих кругах.

– Поездка Эрнеста в Виши, – заметил г‑н Левен, – позволит ему на четыре года раньше быть избранным в Институт.

– Не лучше ли было бы для вас, отец, иметь такого сына? – почти растроганно сказал Люсьен.

– Troppo ajuto a Sant' Antonio [26],– ответил г‑н Левен. – Я все‑таки предпочитаю тебя, несмотря на твою добродетель. Меня нисколько не огорчает успех Эрнеста; вскоре он будет получать оклад в тридцать тысяч франков, как философ N., но я хотел бы иметь его своим сыном не больше, чем господина де Талейрана.

В министерстве графа де Веза служил некто г‑н Дебак, общественное положение которого несколько походило на положение Люсьена. Он был человек со средствами, и г‑н де Вез называл его «кузен», но к его услугам не было влиятельного салона и еженедельных, прославленных на весь Париж обедов, которые могли бы поддержать его положение в свете. Он остро чувствовал эту разницу и решил завязать тесные отношения с Люсьеном.

Господин Дебак обладал характером Блайфила (из «Тома Джонса»), и это, к несчастью, слишком явно читалось на его чрезвычайно бледном, изрытом оспою лице. Его физиономия неизменно хранила выражение вынужденной вежливости и добродушия, напоминавших добродушие Тартюфа. Слишком черные волосы, обрамлявшие его бледное лицо, невольно привлекали к себе внимание. Несмотря на этот крупный недостаток, г‑н Дебак, всегда высказывавший лишь одни приличные суждения и ни разу не переступивший этой черты, быстро добился успеха в парижских гостиных. Он служил раньше супрефектом, но за слишком иезуитский характер был смещен с должности г‑ном де Мартиньяком и теперь считался одним из наиболее ловких чиновников министерства внутренних дел.

Подобно всем впавшим в отчаяние существам с нежной душой, Люсьен был безразличен ко всему на свете; он не выбирал себе приятелей и сближался с первым встречным. Г‑н Дебак любезно навязал ему свою дружбу.

Но Люсьен не заметил того, что Дебак старался всячески угождать ему. Дебак увидел, что Люсьен действительно хочет расширить круг своих познаний и работать; он предложил Люсьену свои услуги по добыванию всевозможных справок не только в канцеляриях министерства внутренних дел, но и во всех присутственных местах Парижа. Нет ничего удобнее такой помощи, и ничто так не сокращает работу.

Зато Дебак никогда не упускал случая присутствовать на обедах, которые г‑жа Левен устраивала раз в неделю для чиновников министерства внутренних дел, завязавших более короткое знакомство с ее сыном.

– Вы приближаете к себе подозрительных личностей, – заметил ей муж, – быть может, мелких сыщиков.

– А быть может, и весьма достойных, но покуда еще безвестных людей: Беранже служил чиновником, получая тысячу восемьсот франков. Как бы то ни было, поведение Люсьена слишком ясно говорит о том, что присутствие всяких людей ему неприятно и раздражает его. Этот вид мизантропии менее всего извинителен в глазах общества.

– А вы хотите закрыть рот его сослуживцам по министерству. Постарайтесь по крайней мере, чтобы они не появлялись на наших вторниках.

Господин Левен задался целью не оставлять сына в одиночестве даже на четверть часа. Он нашел, что ежедневное посещение Оперы – недостаточное лишение свободы для бедняжки.

Он встретил его в фойе Буфф.

– Хотите пойти со мной к госпоже Гранде? Она сегодня ослепительна: бесспорно, это самая красивая женщина в зале. Но я не желаю продавать вам кота в мешке: я отведу вас сначала к Дюфренуа; его ложа рядом с ложей госпожи Гранде.

– Я был бы счастлив, отец, если бы мог беседовать сегодня только с вами.

– Люди должны знать вас в лицо, пока у меня еще есть салон.

Уже неоднократно г‑н Левен хотел ввести его в двадцать различных салонов партии умеренных, вполне подходящих для начальника личной канцелярии министра внутренних дел. Люсьен всегда находил предлог отложить это на будущее время. Он говорил:

– Я еще слишком глуп, дайте мне исцелиться от моей рассеянности; я могу совершить какую‑нибудь неловкость, которая навсегда окажется связанной с моим именем и дискредитирует меня вконец… Первый шаг – великая вещь, и т. д., и т. д.

Но так как человек, находящийся в отчаянии, неспособен сопротивляться, в этот вечер он позволил ввести себя в ложу главного сборщика налогов г‑на Дюфренуа, а через час поехал с отцом к г‑ну Гранде, бывшему фабриканту, богачу и ярому стороннику партии умеренных. Особняк показался Люсьену прелестным, салон – великолепным, но сам г‑н Гранде – слишком мрачным чудаком. «Это Гизо, но без его ума, – подумал Люсьен. – Он жаждет крови, а это уже выходит за пределы моего уговора с отцом».

За ужином в тот же вечер, когда Люсьен был представлен г‑ну Гранде, тот во всеуслышание, в присутствии по меньшей мере тридцати человек, высказал пожелание, чтобы г‑н М., находившийся в оппозиции к правительству, умер от раны, полученной им недавно на нашумевшей дуэли.

Прославленная красота г‑жи Гранде не могла заставить Люсьена забыть об отвращении, которое внушил ему ее муж.

Это была женщина лет двадцати четырех, не старше. Невозможно представить себе более правильные черты: это была хрупкая, безупречная красавица с лицом, словно выточенным из слоновой кости. Она превосходно пела и была ученицей Рубини. Ее талант акварелистки пользовался общим признанием; ее муж иногда доставлял ей удовольствие, похищая у нее тайком одну из ее акварелей, которую затем поручал продать, причем за такой рисунок платили по триста франков.

Но она не довольствовалась лаврами отличной акварелистки: она была неутомимой болтуньей.

Беда, если кто‑нибудь в разговоре упоминал одно из страшных слов: счастье, религия, цивилизация, законная власть, брак и т. д.

«Мне кажется, да простит меня господь, что она старается подражать госпоже де Сталь, – подумал Люсьен, внимая одной из ее иеремиад. – Она ничего не пропустит, чтобы не вставить своего замечания. Ее замечание справедливо, но чудовищно пошло, хотя и выражено в благородной и деликатной форме. Готов биться об заклад, что она черпает свою мудрость в трехфранковых руководствах».

Несмотря на полнейшее отвращение к аристократической красоте и к искуственной грации г‑жи Гранде, Люсьен, верный своему обещанию, два раза в неделю появлялся в самом приятном из всех салонов умеренных.

Как‑то вечером, когда Люсьен вернулся домой в полночь и на вопрос матери, где он был, ответил, что провел вечер у Гранде, отец спросил его:

– Как ты добился того, что госпожа Гранде относится к тебе как к равному?

– Я стал подражать талантам, которые придают ей такую прелесть: я написал акварель.

– Какой же сюжет ты избрал, чтобы понравиться ей?

– Испанского монаха верхом на осле, отправляемого Родилем на виселицу [27].

– Какой ужас! Что за черты характера вы приобретаете в этом доме! – воскликнула г‑жа Левен. – Они совсем несвойственны вам. Вы испытываете на себе все их отрицательные стороны и не почувствуете ни одного из их преимуществ. Мой сын – палач!

– Ваш сын – герой! Вот вывод, который делает госпожа Гранде, полагающая, что все инакомыслящие должны быть подвергнуты безжалостным пыткам. Молодая женщина, обладающая такой душой и умом, видящая вещи в их подлинном свете – словом, имеющая счастье хоть немного походить на вас, сочла бы меня негодяем, министерским прихвостнем, который хочет стать префектом и найти во Франции свою «Трансноненскую улицу». Но госпожа Гранде метит в гении, жаждет сильных страстей, стремится блистать умом. Для бедняжки, все духовное богатство которой сводится лишь к здравому смыслу, да и то пошлейшему, монах, отправляемый на виселицу в стране суеверий генералом умеренных убеждений, – нечто великолепное. Моя акварель для нее – картина Микеланджело.

– Итак, ты станешь жалким донжуаном, – с глубоким вздохом промолвила г‑жа Левен.

Господин Левен громко расхохотался.

– Ах! Замечательно! Люсьен в роли донжуана! Но, ангел мой, вы, по‑видимому, страстно любите его, если говорите такой вздор. От души рад за вас: счастлив тот, кто под влиянием страсти лепечет глупости. И в тысячу раз счастливее тот, кто говорит нелепости под влиянием любви в наш век, когда люди делают это лишь вследствие бездарности и ограниченности ума! Беднягу Люсьена будут всегда дурачить женщины, которых он полюбит. Запаса наивности в его сердце, по‑моему, хватит лет на пятьдесят.

..

– Словом, – улыбаясь от счастья, спросила г‑жа Левен, – ты убедился, что страшное и нелепое кажется этой бедной госпоже Гранде вершинами микеланджеловского искусства? Бьюсь об заклад, что ни одна из этих мыслей не пришла тебе в голову, когда ты писал своего монаха.

– Верно, я просто думал о господине Гранде, который в этот вечер хотел без дальних слов перевешать всех оппозиционных журналистов. Сначала мой монах на осле имел сходство с господином Гранде.

– А ты угадал, кто любовник этой дамы?

– Ее сердце до такой степени черство, что я считал его благоразумным.

– Но без любовника в даме чего‑то не хватало бы. Ее выбор пал на господина Крапара.

– Как?! На начальника полиции моего министерства?

– The same [28], так что при его посредстве вы можете когда‑нибудь на казенный счет шпионить за вашей любовницей.

После этих слов Люсьен приумолк; мать угадала его тайну.

– Ты, кажется, бледен, мой друг. Возьми свой подсвечник и, прошу тебя, никогда не ложись спать позже часа.

«Будь у меня в Нанси господин Крапар, – думал Люсьен, – мне не пришлось бы самолично убеждаться в том, что происходит с госпожой де Шастеле.

А что случилось бы, если бы я это знал месяцем раньше? Я только немного раньше потерял бы счастливейшие дни в моей жизни… Я только месяцем раньше был бы обречен проводить утро в обществе сиятельного плута, а вечер – с плутовкой‑женщиной, пользующейся наибольшим уважением в Париже».

Из этих преувеличенно мрачных рассуждений видно, как были еще сильны душевные страдания Люсьена. Ничто так не озлобляет человека, как несчастье. Поглядите на недотрог.

 


Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ | ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ | ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ | ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ | ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ | ПРИМЕЧАНИЯ | ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ | ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ | ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ | ГЛАВА СОРОКОВАЯ |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ| ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)