Глава 39. Площадь Тяньаньмынь 2 страница

Цзян Цзэминь сказал, что политика «открытых дверей», политика приверженности социализму, провозглашенная Дэн Сяопином, останется без изменений. Ввиду того, что я выразил сомнения относительно продолжения политики «открытых дверей», Цзян заверил меня, что ее осуществление будет «ускорено». Китайцы решили порвать с советской централизованной плановой системой. Он учился в Советском Союзе на протяжении двух лет и посещал страну 10 раз, и был хорошо знаком с трудностями, которые испытывала советская система. Китай хотел создать смешанную экономику, которая вобрала бы в себя лучшие черты централизованной плановой экономики и рыночной системы.

Цзян Цзэминь сказал, что Китай хотел поддерживать контакты с другими странами. Китаю было сложно накормить 1.1 миллиарда человек, обеспечение всей страны одним только зерном требовало огромных усилий. Когда он был мэром Шанхая, города с населением 12 миллионов человек, он сталкивался с трудностями в снабжении города овощами, – ежедневно их требовалось 2 миллиона килограммов. Он говорил о колоссальных потребностях Китая на протяжении часа. Беседа за ужином было оживленной. В памяти Цзяна хранилась колоссальная антология стихов и двустиший, заученных с детских лет. Он их охотно цитировал. Его высказывания были густо пересыпанными литературными аллегориями, многие из которых выходили за узкие рамки моих знаний в области китайской литературы, что добавляло работы переводчику.

Я ожидал встретиться с серым, стереотипным аппаратчиком компартии, а столкнулся с улыбчивым, обаятельным Председателем КПК. Цзян был среднего роста, коренастым, у него была светлая кожа, он носил очки. У него было широкое лицо, а волосы он зачесывал назад. Он был человеком номер один в Китае, Дэн Сяопин подобрал его на этот пост в течение нескольких дней после «инцидента 6–4», чтобы сменить Чжао Цзыяна. Он был очень умным, хорошо начитанным и обладал даром к языкам. Он свободно говорил по‑русски, говорил по‑английски и по‑немецки, мог цитировать Шекспира и Гете. Цзян Цзэминь также сказал мне, что во время работы в Румынии он выучил и румынский язык.

Он родился в 1926 году в городе Янчжоу (Yangzhou), в провинции Цзянсу (Jiangsu), в семье ученого. Его дедушка был известным врачом и талантливым поэтом, живописцем и каллиграфом. Его отец был самым старшим сыном в семье. Дядя, который вступил в Коммунистический союз молодежи в возрасте 17 лет, погиб в возрасте 28 лет, в 1939 году, во время гражданской войны с националистами, и считался революционным героем. Отец Цзян Цзэминя отдал его на воспитание вдове погибшего дяди, у которой не было земли. Так что Цзян обладал безупречным революционным происхождением, когда он присоединился к коммунистической группе студентов в Нанкинском Университете (Nanjing) и Университете Цзяотун (Jiaotong) в Шанхае.

Он вырос в доме, который был полон книг, картин, в котором звучала музыка. Он умел петь, играть на пианино и получал удовольствие, слушая Моцарта и Бетховена. Между различными провинциями Китая существуют значительные различия в образовательном уровне. Провинция Цзянсу была «озерным краем» Китая, где на протяжении тысячелетий, благодаря ее прекрасному микроклимату, селились отставные чиновники и литераторы. Их потомки подняли уровень образования населения в регионе. В Сучжоу, в провинции Цзянсу, который когда‑то был столицей одного из государств в период «Весен и осеней» (примерно 770–476 год до нашей эры), была улица Чжон Енцзе (Zhuang Yuan jie).[30]«Чжон Ен» – это титул, который давался кандидату, занявшему первое место на устраивавшихся императором экзаменах, которые проводились в столице раз в три года. Руководители города Сучжоу с гордостью утверждали, что многие из них являлись выходцами с этой улицы.

Несмотря на то, что я был хорошо проинформирован, встреча с Цзян Цзэминем была для меня сюрпризом. Я не ожидал, что встречусь со столь открытым китайским коммунистическим лидером. Во время двухнедельного визита Цзян Цзэминя в Сингапур в 1980 году, директор УЭР Эн Пок Ту (Ng Pock Too) выполнял при нем роль чиновника для поручений. Он набросал мне портрет Цзян Цзэминя и высказал свое удивление, что тот занял высшую должность в Китае. Он запомнил его как серьезного, трудолюбивого, сознательного и старательно относившегося к делу чиновника, – Цзян детально изучал каждую проблему, делал заметки и задавал серьезные вопросы. У Эн Пок Ту сложилось о нем высокое мнение, потому что, в отличие от других китайских официальных лиц, останавливавшихся в пятизвездочных отелях, Цзян предпочел трехзвездочную гостиницу, не находившуюся на фешенебельной улице Очард Роуд. И путешествовал он скромно: в автомобиле Эн Пок Ту, в такси или пешком. Цзян был бережливым, честным чиновником, но он не показался Эн Пок Ту изощренным политиком.

К концу своего двухнедельного визита Цзян посмотрел Эн Пок Ту прямо в глаза и спросил: «Вы не все мне сказали, у Вас должен быть какой‑то секрет. В Китае земля, вода, энергия, рабочая сила, – дешевле. При этом Вы сумели привлечь такое большое количество инвестиций, а мы – нет. В чем же секрет Вашего успеха?» Без капли смущения Эн Пок Ту объяснил ему ту ключевую роль, которую играют политическая стабильность и экономическая эффективность. Он достал экземпляр отчета «Индекс делового риска» (Business Environment Risk Index) и показал, что Сингапуру был присвоен рейтинг 1А по шкале от 1А до 3С. Китай в этом рейтинге просто отсутствовал. Сингапур считался благоприятным местом для инвестирования, потому что в городе были созданы безопасные политические, экономические и иные условия. Угроза конфискации собственности отсутствовала, наше рабочие были трудолюбивы и производительны, забастовок почти не было, сингапурская валюта была конвертируемой. Эн Пок Ту прошелся по факторам, используемым при расчете ИДР. Ему не удалось полностью убедить Цзян Цзэминя, так что он дал ему экземпляр отчета с собой. Перед отъездом в аэропорт у них состоялась заключительная дискуссия в маленьком номере отеля, который занимал Цзян Цзэминь. Цзян сказал, что он, наконец, понял, в чем заключалась магическая формула успеха: УЭР обладало «уникальной технологией продажи уверенности в завтрашнем дне!». Эн Пок Ту подвел черту: «Я никогда не думал, что он станет человеком номер один в Китае. Он был для этого слишком хорошим человеком».

Между нами сложились хорошие отношения, Цзян был человеком общительным, а я – открытым и прямолинейным. С Ли Пэном мне приходилось быть очень осторожным, чтобы не сказать чего‑нибудь лишнего даже в шутку. А Цзян знал, что у меня были хорошие намерения, и не обижался. У него была весьма нехарактерная для китайцев привычка держать гостя за предплечье и смотреть ему прямо в глаза, задавая прямой вопрос. Глаза были его «детектором лжи». Я предположил, что ему, вероятно, понравилось, что я не уклонялся от ответа, когда он задавал мне некоторые весьма каверзные вопросы о Тайване, Америке, Западе и о самом Китае.

Хорошие личные отношения позволяли более непринужденно решать сложные и деликатные проблемы. Я не мог так же свободно разговаривать ни с Хуа Гофэном, ни с Ли Пэном. Наверное, так можно было разговаривать с Чжао Цзыяном, да и то не в столь же свободной и располагающей манере.

Многие, включая меня, недооценили способностей Цзян Цзэминя удерживаться у власти из‑за его дружелюбия и склонности к цитированию поэзии при каждом удобном случае. Очевидно, в его характере были бойцовские черты, которые его оппоненты обнаруживали, когда они мешали ему. Нет абсолютно никаких сомнений относительно его честности и преданности высокой цели, поставленной перед ним Дэн Сяопином, – продолжению модернизации Китая и превращению Китая в процветающее, индустриальное государство с «социалистической рыночной экономикой». Он довольно пространно объяснял мне значение этого термина, сказав, что экономика Китая должна отличаться от западной рыночной экономики, потому что китайцы являются социалистами.

Когда я встретился с Цзян Цзэминем через два года, в октябре 1992 года, мы обсуждали международную ситуацию. Наша встреча проходила за несколько недель до выборов в США. Я высказал предположение, что, в случае победы Клинтона, Китаю будет необходимо выиграть время. Китайцам следовало предоставить Клинтону некое пространство для маневра, чтобы полностью изменить некоторые элементы политики, например, вопрос о предоставлении Китаю статуса наибольшего благоприятствования в торговле с США. Китаю следовало избегать прямой конфронтации с Америкой. Новый, молодой президент, который стремился бы продемонстрировать своим сторонникам, что он готов был действовать в соответствии со своими предвыборными обещаниями, мог бы создать проблемы и для Китая, и для Америки.

Цзян выслушал меня и ответил уклончиво. Он сказал, что читал мои речи, с которыми я выступал в Китае и других странах. Во время поездки Дэн Сяопина по южным провинциям Китая в январе того года Дэн упомянул о быстрых темпах развития стран Юго‑Восточной Азии, особенно Сингапура. XIV съезд КПК, который намечалось провести в следующем месяце, должен был одобрить сформулированную Дэн Сяопином политику строительства «социализма с китайской спецификой». Для осуществления этой задачи Китай нуждался в мире и стабильности внутри страны и за рубежом. Цзян подчеркнул, что рыночная экономика в Китае будет развиваться, но это займет долгое время. Что касается демократии в Китае, то Восток находился под влиянием учения Конфуция и Мэн‑цзы, поэтому проведение какой‑либо «шоковой терапии» (внезапное введение демократии) в Китае, как это имело место в Советском Союзе, полностью исключалось. Что касалось тогдашней неблагоприятной ситуации в американо‑китайских отношениях, то вину за это, по его словам, следовало возлагать не на Китай. Продавая Тайваню истребители и иное вооружение, Америка нарушала принципы коммюнике, подписанного США и Китаем в 1982 году. Тем не менее, руководство Китая не заостряло внимания на этом вопросе, не желая ставить президента Буша в неловкое положение во время его предвыборной кампании.

Цзян описал экономическую ситуацию в Китае, а затем спросил меня, на каком уровне, по моему мнению, следовало поддерживать оптимальные темпы роста ВНП в Китае. До того ставилась цель обеспечить ежегодный прирост ВНП в размере 6 %, на следующем партийном съезде предполагалось повысить темпы роста до 9 %. Я ответил, что на ранних этапах индустриализации Япония и «четыре маленьких дракона»[31]добились темпов экономического роста, измерявшихся на протяжении продолжительного периода времени двузначными цифрами. Уровень инфляции при этом оставался невысоким. До нефтяного кризиса 1973 года экономика Сингапура росла ежегодно на 12–14 %, а уровень инфляции был низким. Оптимальный темп роста экономики Сингапура определялся не какой‑то магической цифрой, а тем, насколько наши трудовые ресурсы и промышленные мощности недоиспользовались. Он также зависел от уровня инфляции и ставки процента по кредитам. Я добавил, что доктор Го Кен Сви (бывший министр финансов Сингапура, который помогал китайцам в качестве советника в создании свободных экономических зон) считал, что главной проблемой Китая была неспособность Народного банка Китая (НБК – People's Bank of China) контролировать кредитную эмиссию. Осуществляя кредитную эмиссию, каждый провинциальный филиал НБК находился под давлением органов управления провинциями. Кроме того, информация об объеме денежной массы на любую дату была недостаточной. Чтобы держать инфляцию под контролем, Китаю следовало строже контролировать денежную массу и не позволять провинциальным филиалам НБК проводить кредитную эмиссию без уведомления Центрального банка и разрешения с его стороны.

Цзян взял этот вопрос на заметку. Он сказал, что по образованию он был инженером по электрооборудованию, но начал изучать экономику и читал работы Адама Смита (Adam Smith), Пола Самуэльсона и Милтона Фридмана. Он был не единственным китайским руководителем, изучавшим рыночную экономику. Я посоветовал ему изучать деятельность Федерального резервного банка США (U.S. Federal Reserve Bank) и немецкого Бундесбанка (Bundesbank), – двух успешно работавших центральных банков. В борьбе против инфляции Бундесбанк добился больших успехов. Председатель правления Бундесбанка назначался канцлером ФРГ, но после назначения он был совершенно независим, и канцлер не мог приказать ему увеличить денежную массу или понизить ставку процента по кредитам. Китаю следовало добиться контроля над кредитной эмиссией и не слишком волноваться о том, чтобы не превысить предполагаемый идеальный темп экономического роста. К примеру, если провинция Гуандун могла расти более быстрыми темпами, чем другие провинции ввиду наличия тесных связей с Гонконгом, то ей не следовало в этом препятствовать, было необходимо поощрять распространение быстрого экономического роста в соседних провинциях путем улучшения дорог, железнодорожного, авиационного, речного и морского транспорта. Он сказал, что изучит эти вопросы.

Когда я в следующий раз встретился с Цзян Цзэминем в Пекине в мае 1993 года, он поблагодарил меня за то, что Сингапур создал условия для проведения «переговоров Ван‑Ку» между «неофициальными» представителями Китая и Тайваня. Это была первая, начиная с 1949 года, встреча представителей сторон, воевавших друг с другом в ходе гражданской войны, хотя она и была «неофициальной». Тем не менее, Цзян сказал, что он считал «весьма странными и разочаровывающими» многочисленные сообщения о том, что Тайвань хотел вступить в ООН. Он считал, что со стороны Запада было неблагоразумно относиться к Китаю как к потенциальному врагу.

Я сказал, что стремление Тайваня вступить в ООН не поощрялось Соединенными Штатами. Дик Чейни (Dick Cheney), который был Госсекретарем США по вопросам обороны в администрации президента Рейгана до 1992 года, и Джин Кирпатрик (Jeanne Kirkpatrick), являвшаяся, в период правления Рейгана, постоянным представителем США в ООН, выступили в Тайбэе с заявлением о том, что вступление Тайваня в ООН было нереально. Они сказали, что Тайвань мог бы вступить в ЮНЕСКО, в Мировой банк и другие технические организации, но не в ООН. Я считал, что желание Тайваня вступить в ООН олицетворяло собой переходную стадию в политике президента Ли Дэнхуэя, который хотел порвать со старой позицией Гоминдана, заключавшейся в том, чтобы не вступать в какие‑либо международные организации, ибо Тайвань не был полноправным членом ООН. (Позднее я увидел, что ошибался. Ли Дэнхуэй действительно надеялся, что Тайвань вступит в ООН и этим подтвердит независимый статус Тайваня в качестве Китайской Республики на Тайване.)

Я считал, что наилучшим выходом в развитии китайско‑тайванских отношений было бы мирное и постепенное развитие экономических, социальных и политических связей между ними. К примеру, в 1958 году Китай и Тайвань обменивались артиллерийскими залпами через узкие проливы Чжинмен и Мацу (Matsu). Если бы Китай тогда добился успеха в воссоединении с Тайванем, то на сегодняшний день Китай находился бы в менее выгодном положении. Так как Китаю тогда не удалось добиться воссоединения, теперь он мог воспользоваться ресурсами 20‑миллионного Тайваня, который приобрел экономические и технологические активы путем сотрудничества с Америкой. Цзян кивнул в знак согласия. Я высказал предположение, что, возможно, было бы лучше сохранять отдельный статус Тайваня. В этом случае Америка и Европа продолжали бы предоставлять Тайваню доступ к передовой технологии на протяжении еще 40–50 лет, а Китай мог бы и в дальнейшем извлекать выгоду из того, что мог ему дать Тайвань. Он покачал головой, не соглашаясь со мной.

Затем я сказал, что, если он хотел, чтобы США имели меньше рычагов давления на Китай, то ему следовало открыть доступ на китайский рынок большему количеству европейских МНК. В этом случае американские бизнесмены стали бы лоббировать свое правительство, побуждая его не предпринимать действий, которые подвергали бы опасности их интересы в Китае, опасаясь уступить свои позиции европейским и японским МНК. Цзян сказал, что это – хорошая мысль. Я добавил, что Америка и Европа не станут мириться с возникновением в Китае еще одной закрытой экономики японского типа, которая работала бы только на экспорт, при отсутствии импорта. Для того, чтобы Китай успешно развивался, он должен был использовать свой внутренний рынок с его потенциально огромными размерами, чтобы привлечь иностранных инвесторов, которые могли бы продавать свои товары в Китае и, таким образом, сделать их «заложниками» успешного экономического роста Китая. Цзян Цзэминь согласился, что для такой большой страны как Китай было бы нереально развивать экономику, ориентируясь исключительно на увеличение экспорта. Китаю следовало увеличить размеры своего экспорта, и не только в США, но при этом следовало развивать открытый внутренний рынок. Цзян больше склонялся к мнению вице‑премьера КНР Ли Ланьциня (Li Lanqing) (отвечавшего за развитие торговли) чем к мнению вице‑премьера Чжу Чжунцзи (отвечавшего за развитие промышленности). Чжу Чжунцзи считал, что местную промышленность следовало защищать, в определенной степени, протекционистскими мерами. Цзян сказал, что политика Китая состояла в том, чтобы учиться у различных стран и перенимать их передовой опыт не только в науке, технологии, организации производства, но также и в сфере культуры.

В октябре 1994 года между Цзян Цзэминем и мною произошла весьма оживленная встреча, касавшаяся Тайваня. В мае того же года президент Тайваня Ли Дэнхуэй сделал остановку в Сингапуре и попросил премьер‑министра Го Чок Тонга передать предложение президенту Цзян Цзэминю. Предложение касалось организации судоходной международной компании, которая находилась бы в совместном владении КНР, Тайваня и Сингапура, и которая бы обслуживала торговлю между Китаем и Тайванем. (При этом доля Сингапура в этой компании была бы чисто номинальной). Все суда, обслуживавшие торговлю с КНР, предполагалось передать этой компании.

Го Чок Тонг написал Цзян Цзэминю письмо с изложением этого предложения, но Цзян не принял его. Тогда Го Чок Тонг и я решили, что Сингапур выйдет с предложением, которое позволило бы уладить разногласия сторон. Мы предложили создать компанию для обслуживания морских и авиаперевозок, зарегистрировать ее в Сингапуре, при этом КНР, Тайвань и Сингапур владели бы примерно равным числом акций компании. Эта компания предоставляла бы в аренду суда и самолеты, укомплектованные экипажами, причем число транспортных средств, принадлежащих Китаю и Тайваню, было бы равным. Через три года Китай и Тайвань должны были бы выкупить долю Сингапура. Президент Ли Дэнхуэй согласился с этим предложением во время нашей встречи на Тайване в середине сентября 1994 года.

Через несколько дней, 6 октября, я встретился с Цзян Цзэминем в Большом Дворце Народов. Он предложил, чтобы мы провели переговоры в узком кругу: он – с заместителем Председателя Госсовета (отвечавшим за отношения с Тайванем), а я – с послом Сингапура в Китае. Цзян сказал: «У нас есть переводчик, но давайте не будем терять времени. Вы будете говорить по‑английски, я Вас пойму. Я буду говорить по‑китайски, Вы поймете меня, а если нет, то мой переводчик нам поможет». Мы сэкономили время.

Я сказал, что президент Ли согласился с нашим предложением, но считал, что при его осуществлении возникнет много трудностей в мелочах, так что он хотел, чтобы Сингапур участвовал в их разрешении. Министр иностранных дел Тайваня хотел, чтобы сначала было открыто судоходное сообщение. Правительство Тайваня выделило специальную зону в Гаосюне (Kaohsiung) для создания международного транзитного грузового порта. После года успешной работы судоходной компании можно было приступать к авиаперевозкам.

Цзян сказал, что предложение премьер‑министра Го Чок Тонга было высказано с добрыми намерениями, но являлось неприемлемым для Китая. Он не видел никакой причины, по которой обе стороны должны были прибегать к использованию какого‑либо камуфляжа при осуществлении совместных проектов. Подобное мнение он слышал из многих источников. Затем он упомянул об интервью, которое Ли Дэнхуэй дал Риотаро Шиба, опубликованное в японском журнале в апреле того же года. (В этом интервью Ли говорил о себе как о Моисее, ведущем свой народ из Египта в Землю Обетованную.) Цзян добавил, что попытка Ли присутствовать на Азиатских играх в Хиросиме (Hiroshima Asian Games) показала, что на него совершенно нельзя было положиться. Ли хотел существования «двух Китаев», или Китая и Тайваня. Чем дольше Китай вел с ним переговоры, тем шире становилась пропасть между двумя сторонами. Ли говорил одно, а делал – другое. Ли не должен считать, что он (Цзян) – глупец и не может разобраться в том, какова его истинная позиция. Цзян Цзэминь сказал, что руководители Китая тщательно взвешивали свои слова и выполняли обещанное, подразумевая, что тайванские лидеры так не поступали. Он сказал, что руководители Китая придавали огромное значение доверию и справедливости, подразумевая, что Ли не обладал этими качествами. Цзян с гневом заявил, что Ли ублажал своих бывших колониальных хозяев (подразумевая Японию).

Его речь лилась таким непрерывным потоком, что, хотя я и не понимал отдельных фраз, которые он использовал и схватывал только суть того, что он говорил, я не останавливал его для уточнений. Цзян Цзэминь говорил очень страстно, подчеркивая серьезность своей позиции и глубину своих убеждений.

В тот момент я не понимал, что являлось источником сдерживаемого им гнева. Позднее, я обнаружил, что за три дня до нашей встречи, когда я находился в провинции Хэнань, президент Ли сказал в интервью «Эйжиэн Уол стрит джорнэл»: «В Пекине сегодня нет достаточно сильного лидера, некому сказать решающее слово. Дэн Сяопин еще жив, но мы не думаем, что он в состоянии думать и принимать решения. Дэн попытался сделать Цзян Цзэминя лидером, обладающим всей полнотой власти… После того как Дэн умрет, мы можем оказаться в ситуации, когда на сцену выйдет настоящий лидер. Мы не знаем, будет ли им кто‑либо из тех, кого мы видим сегодня, или же кто‑то из тех, кто сейчас скрыт от нас, но появится позже».

Глава 40. «Быть богатым в Китае – почетно»

В феврале 1992 года Дэн Сяопин отправился в широко освещавшееся турне по южным провинциям Китая. В Шеньчжене он сказал, что провинция Гуандун в течение следующих 20 лет должна была догнать «четырех азиатских драконов» (Гонконг, Сингапур, Южная Корея, Тайвань) не только в экономической сфере, но и по уровню развития социальной сферы, а также в поддержании общественного порядка. Он сказал, что в этой сфере Китай должен был добиться большего, чем эти страны, – только тогда стали бы очевидными отличительные черты «китайского социализма». Дэн добавил: «В Сингапуре поддерживается общественный порядок, правительство управляет городом, укрепляя дисциплину. Мы можем не только изучать их опыт, но и добиться большего, чем они». А в Китае похвала, исходившая из уст Дэн Сяопина, являлась истиной в последней инстанции относительно того, что считать хорошим, а что, – нет.

В 1978 году, за ужином, я сказал Дэн Сяопину, что китайцы Сингапура были потомками неграмотных безземельных крестьян, покинувших провинции Гуандун и Фуцзянь в Южном Китае. Ученые, чиновники и литераторы остались в Китае и оставили там свое потомство. Поэтому не было ни одного достижения, которого сумел добиться Сингапур, которого Китай не смог бы превзойти. Я понял, что Дэн принял вызов, который я исподволь подбросил ему тогда, за ужином, 14 лет назад.

После одобрения, высказанного Дэн Сяопином, несколько сот делегаций, в основном неофициальных, прибыли в Сингапур из Китая, вооруженные магнитофонами, видеокамерами и блокнотами, чтобы изучать наш опыт. Сингапур получил «благословение» их верховного лидера, так что китайцы «поместили нас под микроскоп» и изучали наш опыт в тех областях, которые они считали для себя привлекательными и хотели использовать в своих городах. Интересно, что сказали бы по этому поводу наши противники – коммунисты, с которыми мы боролись в 60‑ых годах: лидер Коммунистической партии Малайи в Сингапуре «Плен» и лидер Объединенного фронта коммунистов Лим Чин Сион, – ведь Коммунистическая партия Китая была для них источником вдохновения.

Китайских лидеров беспокоили социальные язвы: проституция, порнография, наркотики, азартные игры и уголовная преступность, – распространявшиеся в специальных экономических зонах. Блюстители идеологической чистоты критиковали политику «открытых дверей». Дэн Сяопин ответил на это, что, когда открывают окна, то вместе со свежим воздухом в дом могут влететь комары и мухи, – но с ними можно справиться.

Вскоре после речи, произнесенной Дэн Сяопином, глава Департамента международных связей КПК обратился к послу Сингапура в Пекине с просьбой проинформировать его о том, «как нам удалось поддержать на высоком уровне моральные стандарты и общественную дисциплину». Ему особенно хотелось узнать «не столкнулся ли Сингапур с противоречиями между внедрением западной технологии, необходимой для развития экономики, и поддержанием социальной стабильности». Китайцы наблюдали за Сингапуром на протяжении нескольких лет, в средствах массовой информации появлялись статьи, воздававшие должное развитию инфраструктуры, обеспечению населения жильем, чистоте, порядку, озеленению, социальной справедливости и гармонии, вежливости наших людей. К нам прибыла с 10‑дневным визитом делегация, возглавляемая заместителем министра пропаганды Цу Вейченом (Xu Weicheng). Титул «заместитель министра пропаганды» не совсем точно отражал суть его работы, – на деле он был заместителем министра идеологии. Мы пояснили, что, по‑нашему мнению, контроль над обществом не мог держаться только на дисциплине. Для того чтобы люди жили правильной в моральном отношении жизнью, необходимо обеспечить достойные условия: нормальное жилье и социальные блага. Люди должны согласиться только с основным принципом нашей системы управления – соблюдением законов, а также выполнять свой долг, помогая полиции в предотвращении и расследовании преступлений.

Делегация посетила все полицейские департаменты, ответственные за поддержание общественного порядка (особенно те отделы, которые занимались борьбой с наркоманией, проституцией и азартными играми). Они побывали и в агентствах, занимавшихся цензурой нежелательных видеофильмов, книг и журналов; в редакциях газет, радиостанций и телевизионных станций, где расспрашивали об их роли в информировании и образовании населения; в НКПС, в Народной Ассоциации, чтобы своими глазами посмотреть на те учреждения, которые заботились о нуждах рабочих.

Я встретился с Цу Вейченом в конце его визита. Он сказал мне, что его заинтересовало то, как мы использовали свободный рынок для ускорения темпов экономического роста; как нам удалось сочетать западную и восточную культуру в ходе внедрения западной науки и технологии; а, более всего, как нам удалось поддерживать расовую гармонию в обществе. Члены его делегации отвечали за вопросы идеологии и хотели поучиться у нас тому, как уничтожить социальные язвы.

Мы откровенно рассказали о тех социальных проблемах, которые мы решить не могли. Проституцию, азартные игры, наркоманию и алкоголизм можно было держать под контролем, но не уничтожить полностью. На протяжении всей своей истории Сингапур был морским портом, а это означало, что проституцию необходимо было контролировать, ограничив ее распространение некоторыми районами города, в которых женщины проходили регулярные медосмотры. Мы не могли уничтожить азартные игры, – это было пристрастие, которое эмигранты из Китая привозили с собой, куда бы они ни приезжали. Тем не менее, нам удалось уничтожить триады и организованную преступность.

В отношении борьбы с коррупцией Цу Вейчен высказал свои сомнения в том, что такие агентства как сингапурское Бюро по расследованию коррупции и Департамент по вопросам коммерции (Commercial affairs department) смогут успешно контролировать обширные «серые зоны» в Китае, где связи пронизывали собой все. Само понятие «коррупции» в Китае было иным. Кроме того, он подчеркнул, что партия обладала высшей властью в государстве, и ее члены могли быть подвергнуты взысканиям только по партийной линии. (Это означало, что примерно 60 миллионов членов партии не подпадали под действие принятых в Китае законов. С тех пор нескольких весьма высокопоставленных деятелей приговорили к смертной казни за контрабанду, а других – к длительным срокам тюремного заключения за коррупцию, но партийные лидеры все еще могут вмешиваться и отменять судебные решения). Цу Вейчен сказал, что не все методы, использовавшиеся в Сингапуре, можно было копировать в Китае, потому что китайская общественная система весьма отличалась от нашей. Он сказал, что, такие небольшие новые города как Шеньчжень, очевидно, смогут успешно использовать опыт Сингапура. Цу Вейчен добавил, что Китай всегда будет оставаться социалистическим государством, и китайцам следует осторожно и постепенно использовать наш опыт, потому что, в отличие от Сингапура, Китай не мог массово внедрять наш опыт в условиях существования серьезных различий между тридцатью провинциями страны. Он был поражен нашей некоррумпированной и эффективной администрацией и поинтересовался, каким образом нам удалось сохранить высокие социальные и моральные качества людей. Я сказал, что все, что мы делали, сводилось к тому, чтобы усилить те культурные ценности, которые у людей уже были, их врожденные ценности, их чувство того, что правильно, а что – нет. Такие конфуцианские ценности как преданность родителям, лояльность и справедливость, трудолюбие и бережливость, искренность по отношению к друзьям и преданность стране являются важными опорами юридической системы. Мы только усиливали эти традиционные ценности, поощряя поведение, которое им соответствовало, наказывая поведение, которое им противоречило. В то же время, мы решили уничтожить такие пороки как кумовство, фаворитизм и коррупцию, являвшиеся обратной, теневой стороной принятого в китайском конфуцианстве обязательства помогать семье. Сингапур – компактное общество, и его лидеры должны подавать пример честности и безупречного поведения. Мы считали, что уверенность людей в том, что правительство не собирается их обманывать и наносить им вред, является жизненно важной. Поэтому, какими бы непопулярными не были меры, предпринимаемые правительством, люди понимали, что эта политика не являлась результатом коррупции, кумовства или аморального поведения.

Дата добавления: 2015-07-26