Читайте также: |
|
На протяжении первой половины нашего столетия в дифференциальной психологии и психодиагностике сложились два подхода к реконструкции базисных психических свойств индивидуальности — рациональный и эмпи-
рический (дедуктивный и индуктивный). К представителям первою подхода Н. Броуди (Brody, 1972) относит, например, Ганс Айзенка, так как основные дифференциальные концепты «экстраверсия-интроверсия» и «невротизм» были вначале сформулированы им на теоретическом уровне, а затем была развернута эмпирическая работа по поиску и изобретению различных эмпирических индикаторов, доказательству их статистической независимости (ортогональности осей двухфакторного пространства — см. рис. 3), конструированию валидных и надежных инструментов их измерения.
Яркий представитель эмпирического подхода — Раймонд Кэттэлл, который применял не конфирматорньш (направленный на подтверждение заданных факторов), а эксплораторный факторный анализ. В этом случае факторы индивидуальности выделялись с помощью статистико-эмпириче-ской индукции: вначале фактор выявляется как чисто статистический феномен в виде группы (подмножества) взаимно-скоррелированных эмпирических показателей, затем латентная переменная, обусловливающая наличие взаимозависимостей между поверхностными индикаторами, подвергается теоретической интерпретации (см. рис. 4).
То есть при индуктивном подходе движение идет от статистического факта к теоретическому концепту — в обратном по сравнению с рациональным подходом направлении. Р. Кэттэлл поднимал пафос своего подхода как сущностного принципа организации исследований в социальных науках по сравнению с естественнонаучным лабораторным экспериментом (см. наиболее методологически ориентированную его монографию — Cattell, Kline, 1977).
Различения рационального и эмпирического подходов в конструировании тест-вопросников придерживаются сегодня многие специалисты в области психологической тестологии {Edwards, 1970; Cronbach, 1970). Ряд
Рис. 4. Схематическая иллюстрация различий рационального и эмпирического подходов.
При рациональном подходе движение идет как бы снизу вверх по схеме — от постулирования теоретических глубинных переменных (факторов) Ft, Fk к поиску их взаимно-согласованных эмпирических индикаторов X,, Х;,... Хп. А при эмпирическом подходе движение идет в обратном направлении — от обнаружения скоррелированных, взаимно-согласованных эмпирических индикаторов к интерпретации их «общего знаменателя» —
глубинных факторов.
авторов выделяют в качестве третьего самостоятельного подхода так называемую стратегию конструирования теста по внешнему критерию (например, Burisch, 1986), но, по-нашему мнению, логично рассматривать этот подход как разновидность эмпирического.
При сравнении этих двух подходов обращает на себя внимание тот факт, что наиболее фундаментальные программы исследований в рамках одного и другого подхода дали в конечном счете конвергирующие результаты: два главных из так называемых «вторичных» факторов Р. Кэт-тэлла («эксвия-инвия» и «тревожность») хорошо соответствуют по своему интерпретационному смыслу факторам Г. Айзенка.
В наших собственных разработках мы попытались учесть взаимодополнительность двух указанных подходов. В нашем специализированном психометрическом программном комплексе ТЕСТАН (Shmelyov, 1996) предусмотрены две модели факторного анализа: традиционная (экспло-раторная) и гораздо реже применяемая конфирматорная, позволяющая проверять, какой процент дисперсии (включая ковариативную дисперсию) вычерпывают из матрицы корреляций уже заданные (по теоретическим основаниям) факторы. Математический аппарат конфирматорного факторного анализа был разработан позднее, чем аппарат гораздо более популярного эксплораторного, — только в 70—80-е годы (Scott-Long, 1983).
Психофизиологическая интерпретация главных факторов
По-видимому, вслед за Айзенком (Eysenk, 1967), можно предполагать, что за наиболее общими факторами межиндивидуальных различий, выявленными на многотысячных выборках, лежат конституциональные свойства нервной системы, врожденные и наиболее общие характеристики темперамента. На популярном в 60-е годы психофизиологическом языке теории активации (к нему обратился в своих последних работах и В. Д. Небыли-цын, 1966) Г. Айзенк так интерпретировал фактор «экстраверсии-интро-версии»: за разнообразными поведенческими и субъективными проявлениями интроверсии скрывается конституционально унаследованный человеком более высокий тонус ретикулярной формации, более высокий уровень «бодрствования» (см. Блок, 1970), уровень восходящих к коре акти-вационных влияний со стороны стволовых структур головного мозга. Это обусловливает более низкие пороги чувствительности к экстероцептив-ным раздражителям, более высокую исходную скорость обучения интровертов, более сильный репрезентативный ответ (яркие образы) на символические побуждения. Экстраверту же, наоборот, для оптимального уровня бодрствования как бы не хватает дополнительной более сильной экстеро-цептивной стимуляции. Поэтому они активнее идут навстречу новым впечатлениям от мира, обнаруживают «синдром поиска ощущений» (sensation seeking — Zuckerman, 1971), максимизируют риск в ситуациях выбора,
склонны не к символическому, но к чувственно-практическому контакту с окружающей действительностью. В свою очередь, «эмоциональная нестабильность», или «невротизм», по Айзенку, есть следствие более высокой активности лимбических структур мозга, на фоне которой небольшие нарушения гомеостазиса внутренней среды организма (потребностиые состояния) ведут к резкой смене эмоционального фона, настроения. Из-за этого «эмоционально-нестабильным» субъектам в большей мере свойственна склонность утрачивать полезные динамические координационные стереотипы (навыки) под влиянием стрессовых факторов и в ситуациях фрустрации. В этих ситуациях именно у невротичных субъектов гораздо сильнее страдает исполнительский уровень деятельности.
Конечно, подобную точку зрения сегодня можно оспаривать с позиции новейших достижений в области физиологии мозга, но ей нельзя отказать в известной логике и стройности аргументации.
В данном контексте нам важно подчеркнуть, что «объектный» подход в дифференциальной психологии и психодиагностике с объективной необходимостью приводит различных исследователей к идее детерминации психической жизни со стороны материального субстрата — физиологических процессов в центральной нервной системе. Подобную тенденцию можно обнаружить и в относительно современных отечественных работах по психодиагностике (например, Б. В. Кулагин, 1984). Таким образом, в своем теоретическом пределе дифференциальная психофизиология и «объектно-ориентированная» дифференциальная психология смыкаются. Хотя в дифференциальной психологии латентные объяснительные факторы (скрытые от прямого наблюдения переменные, обусловливающие наличие в поведении определенных синдромов) непосредственно не измеряются с помощью физиологических и аппаратурных методик, но только интерпретируются на физиологическом языке (см. рис. 4). ■
Теории черт и типов
В этом параграфе мы коротко рассмотрим аргументацию нашего основного тезиса по отношению к таким популярным и поныне (особенно среди практических работников) теориям меж индивидуальных различий, как теории «акцентуаций характера» {И. Б. Ганнушкин, К. Леонгард, А. Е. Личко), теории психосоматических (Э. Кречмер, У. Шелдон) и психологических типов (К. Юнг).
Указанное направление условно можно отнести к «типологическим теориям», или «теориям типов». С операциональной точки зрения, отличие типологического подхода от подхода в духе «теории черт» заключается в том, что производится обобщение (объединение) не столбцов, а строк характеристических таблиц (см. рис. 1). Подобный взгляд, сближающий теории «типов» и «черт», предложен также в работе В. М. Мельникова и Л. Т. Ямпольского (1985).
Выражаясь современным алгоритмическим языком, можно сказать, что в «теории типов» к той же самой по своему принципиальному устройству структуре данных применяется несколько иной алгоритм обработки: вместо факторизации строк, производится кластеризация (типолошзация) столбцов матрицы данных, а затем для каждого кластера испытуемых (типа) строится усредненный типовой профиль черт. Современные алгоритмы совместного анализа строк и столбцов матриц (алгоритмы IRT, а для многомерного случая, например, conjoint analysis — см. De Sarbo, Carroll a. о., 1982), позволяющие одновременно выявлять базисные измерения (факторы) и сгушения объектов в этом пространстве (кластеры), показывают, что при закладывании в алгоритмы факторизации и кластеризации идентичных метрик близости строк и столбцов можно получить фактически идентичные результаты, являющиеся разными способами представления фактически одной и той же эмпирической информации.
Изложенные выше соображения можно упрощенно проиллюстрировать с помощью проекции известной классической типологии темпераментов Гиппократа-Галена в двумерное пространство «экстраверсия-ней-ротизм» Г. Айзенка (рис. 5, см.-также Гамезо, Домашенко, 1986)'. Ссылаясь на И. П. Павлова, Г. Айзенк выделяет единственный слабый и неуравновешенный тип «меланхолика» и три сильных — «холерика», «сангвиника», «флегматика», отличающихся между собой по соотношению подвижности и инертности2.
На рис. 5 мы видим, что тип внутренне неоднороден — он занимает не точку, но целую область пространства. Центральная точка этой области — типичный представитель «типа», носитель усредненного (в рамках данной категории людей) профиля черт. Если провести вектора от начала координат к точкам, соответствующим позиции «типичных представителей» в пространстве факторов, то мы просто получим новую систему координат, новый факторный базис, обладающий той же самой информативностью (эффективностью прогноза поведения) и являющийся, та-
1 К сожалению, в последнее время.в русскоязычных учебных пособиях по психологии индивидуальных различий в этой схеме, как правило, опускают попытку Г. Айзенка соотнести свои представления с представлениями И. П. Павлова (сравните — Первый, Джон, 1990, с. 264).
2 К сожалению, многие авторы упускают из внимания предложенную самим Г. Ай-зенком интерпретацию направленности вектора «сила нервной системы» от полюса «меланхолика» к полюсу «сангвиника». При этом очень часто происходит отождествление вектора «силы» с осью «эмоциональная стабильность». В результате пространство «поворачивается» на 45 градусов, «холерики» наделяются многими чертами, свидетельствующими об их слабости, а «меланхолики» — чертами, свидетельствующими об их более высоком уровне психического контроля (что свойственно скорее флегматикам).
Рис. 5. Схематическое изображение взаимоотношений характеристик темперамента по Павлову и Айзенку.
Как видно из схемы, экстраверсия фактически сводится к подвижности, а нейротицюм — к неуравновешенности. Очевидно, что такая схематизация приводит к выхолащиванию содержания и той, и другой классификации. Д третьему измерению — «силе нервной системы» — вообще не может быть найдено места на плоскости, оно может быть изображено лишь частично (пунктирной линией), как проходящее из левого верхнего в правый нижний координатный угол.
ким образом, просто иным оформлением одного и того же предметного содержания.
О размытости границы между теориями черт и теориями типов говорит и тот факт, что в некоторых концепциях «типы» формулируются по принципу доминирующей черты, й при наличии нескольких выраженных (акцентуированных черт) говорят про «смешанные, амальгамные» типы и так далее. Таким образом обстоит дело, например, с известной отечественной методикой ПДО (Личко, Иванов, 1981).
Отказ от аддитивности
Классическая «теория черт» постулирует независимый, аддитивный вклад каждой черты в прогноз поведения. Вот как, согласно Р. Кэттэллу (Cattell a. о., 1970), выглядит уравнение эффективности деятельности:
где F. — значение i-й черты (фактора) у данного индивида;
Ь5 — весовой коэффициент, указывающий на вклад i-й черты в прогнозируемую эффективность деятельности (на практике Ы оценивается с помощью коэффициентов регрессии).
Как известно, сам Р. Кэттэлл и его последователи практически реализовали этот подход, построив и опубликовав в своих руководствах массу
подобных уравнений эффективности, основанных на результатах множественного регрессионного анализа сведений об эффективности различных групп профессионалов (менеджеров разного уровня, полицейских,, продавцов, психологов и т. п.), протестированных с помощью 1§PF.
Некоторая более высокая гибкость «типологического» подхода состоит в возможности отказа от линейных зависимостей: точкам и областям, в разной степени удаленным от начала координат, приписывается вовсе не всегда пропорциональный рост определенной поведенческой симптоматики, но иногда качественно разное поведение. При этом, в частности, учитывается взаимодействие черт: прогноз по одной черте (фактору) зависит от значения выраженности другой черты.
Такова, например, практическая традиция типологического анализа профилей популярнейшего патохарактерологического перечня MMPI (Hathaway, McKinley, 1967; см. также Березин и др., 1976). Например, умеренный подъем профиля по шкале 8 MMPI интерпретируется, как известно, как «оригинальность мышления» (и это даже положительный факт для творческих работников), а чрезмерно высокие значения по этой шкале — как «шизофреническая симптоматика распада мышления» (конечно, в сочетании с данными по другим шкалам, другим методикам и главное — с результатами клинических наблюдений).
Ярким примером растущей популярности типологического подхода являются разработки, выполненные на базе типологии К. Юнга (см. на русском языке издание 1998 года). Это прежде всего «Тестовый индикатор Майерс-Бриггс» MBTI (Briggs-Myers, McCaulley, 1991), получивший очень широкое распространение при наборе «белых воротничков» — работников умственного труда (Шнейдерман, 1984; а также более упрощенный и короткий тест-вопросник Кейрси — см. краткое описание в последнем издании «Психодиагностического словаря» — Бурлачук, Морозов,. 1999). Сюда же, несомненно, относится ставшая столь популярной на постсоветском пространстве «Соционика» (Аугустинавичюте, 1998).
В некоторых случаях типологический подход дает более точный прогноз. Когда мы получаем более «узкий» психотип, описываемый частной комбинацией образующих (например, «рациональный —логически-мыслящий — интуитивный-интровертированный»), то такая частная комбинация резко сужает поле прогноза поведения (диапазон ситуаций) и, если поведение данного субъекта попадает в это узкое поле прогноза, то прогноз оказывается более точным. Надо отметить, что комбинация из трех или четырех черт (более двух) с формально-математической точки зрения может быть изображена не иначе как вектор (та же ось, та же черта), который направлен в очень узкий квадрант многомерного личностного пространства. Именно поэтому повышается точность психодиагностики, ориентированной на прогноз «совместимости» (эффективности, адекватности, приспособленности) данного психотипа с совершенно конкретной средой (узким классом ситуаций). Но в том случае, если сам психотии и ситуация, для которой производится прогноз эффективнос-
ти, не слишком подходят друг к другу (а это бывает чаще всего!), точность прогноза опять-таки резко падает.
Привлекательность типологического подхода для практиков, как правило, состоит вовсе не в повышении точности диагноза и прогноза, а в том, что авторы предлагаемых типологических концепций дают конкретные готовые рекомендации о том> как организовать стратегию консультативного или психотерапевтического вмешательства в отношении выделенных и описанных ими типов (см. Мак-Вильяме, 1998; Райх, 1999;
Роман, 1999).
Таким образом, несмотря на преимущества отказа от линейности типологический подход в своей эмпирической базе фактически замкнут в рамках «объектной структуры данных». Так же, как в случае глобальных факторов, с достаточной надежностью можно выделить совсем немного глобальных типов — в пределах одного-двух десятков. Но тогда идентификация принадлежности конкретного испытуемого к этому глобальному типу опять же строится лишь с вероятностной точностью, а вероятность истинности прогноза поведения этого индивида в конкретных критических ситуациях редко когда по экспериментальным данным может превышать 0,7—0,8 (что соответствует коэффициенту корреляции в районе 0,3); т. е. вероятность ошибки остается недопустимо высокой, так как сказывается все тот же самый пресловутый предел дис-позициональной устойчивости поведения, или прогностичности дисгю-зициональных моделей.
КРИТИКА ПСИХОМЕТРИКИ ЧЕРТ ЛИЧНОСТИ о
Итак, стандартизованные измерительные (тестовые) методы оправдывают себя, как правило, лишь применительно к прогнозу массового поведения каких-то групп людей и на достаточно протяженном отрезке времени, но применительно* к прогнозу поведения конкретного человека в конкретной ситуации дают слишком большую вероятность ошибки.
Можно выделить несколько сложившихся ко второй половине нашего века направлений в* критике тестолотческого подхода к чертам личности.
Кпиническип подход
Первое направление сложилось фактически одновременно с формированием самой психометрики тестов. Речь идет о так называемом «клиническом подходе в психодиагностике». Его отличительными особенностями являются:
а) ситуативность — повышенное внимание к текущим обстоятельствам и конкретной ситуации в жизнедеятельности испытуемого (клиента, пациента);
б) многоаспектность — использование многообразных источников информации об испытуемом с акцентом на биографическую информацию, индивидуальную динамику и историю психического развития;
в) идеографичность — повышенное внимание к уникальным, свойственным только данному человеку характеристикам и особенностям, для которых по определению просто пет готовых шаблонных схем фиксации, подсчета, интерпретации;
г) индивидуализация — неформализованный и нестандартизирован-ный, а приспособленный к особенностям данного испытуемого способ получения и анализа эмпирической информации;
д) интерактивность, то есть активное взаимодействие психолога и испытуемого в форме индивидуализированной беседы, нестандартизо-ванных клинических проб и т. п.;
е) «интуитивность» — доминирующая нагрузка при получении информации и ее интерпретации не на стандартизированные процедуры и стандартные рекомендации по анализу данных, но на профессиональную, экспертную интуицию исследователя.
Последнее обстоятельство позволяет относить «клиническую психодиагностику» к более широкой категории «экспертных методов». Само название явилось отражением того факта, что подобная культура обследования формировалась прежде всего на стыке психологии и медицины, где она давно и прочно утвердилась фактически уже в течение многих столетий. В своем пределе клиническая психодиагностика направлена на выдвижение «теории одного случая», т. е. постоянно конструирует свой концептуальный аппарат, применяя к уникальному случаю новые уникальные концепты и способы их операционализации. Аналогию этому можно найти в юриспруденции: законодательство некоторых стран (например, США) постоянно развивает свой концептуальный аппарат по наличию так называемого «прецедента».
Различению измерительного и клинического подходов к психодиагностике соответствует в работах Г. Олпорта (Allport, 1961) различение номотетического и иде о графического описания (см. также Ярошевский, Анциферова, 1974). С точки зрения Г. Олпорта, идеографическое описание должно оперировать гораздо более богатым лексиконом индивидуальных характерологических особенностей человека — лексиконом личностных черт, т. е. научный язык идеографического описания по своей лексической обеспеченности должен приближаться к литературному языку (см. главу 2).
Как мы понимаем, в своем предельном выражении клинический подход означает отказ от работы с какой-либо заданной матрицей данных — с каким-либо заданным набором столбцов-параметров: вектора, описывающие разных людей, должны различаться и по составу, и по длине. А
раз так, то к подобным данным невозможно применить и стандартизованные алгоритмы многомерного анализа, т. е. закрывается возможность поиска процедур интеграции простых показателей (эмпирических индикаторов) в более сложные — в факторы.
Совершенно очевидно, что предсказание поведения (а тем более взаимодействия) объектов, обладающих разнообразным и несопоставимым набором свойств, есть уже скорее в самом деле прерогатива искусства, но не науки (если под наукой понимать систему воспроизводимых процедур с измеримыми свойствами их эффективности).
Как и литератор, сторонник клинической идеографической психодиагностики стремится насытить имеющиеся у него данные собственной интуицией, в известном смысле идентифицировать себя с обследуемым, вжиться в систему его жизненных обстоятельств, чтобы попытаться для самого себя как бы изнутри сформулировать внутреннюю логику внешне различных, быть может, кажущихся противоречивыми поступков и проявлений человека.
Клинический метод —■ это неизбежное изобретательство, это порождение психологом определенных домыслов, это домысливание того, что может стоять за тем или иным внешним проявлением, внешним симптомом в поведении пациента. Не случайно клинический подход развивался преимущественно представителями психоаналитических теоретических взглядов. Психоаналитические концепции не могут не опираться именно на клинический метод, а последний, как иногда кажется, с неизбежностью порождает психоаналитические концепции, ибо ум исследователя порой просто не может подобрать какую-то единую мотивированную логику для цепочки необъяснимых поступков (импульсивных действий, оговорок, описок, забываний и т. п.), не прибегая к своеобразной мифологизации — к построению мифа1 о наличии какого-то постыдного мотива, скрытого от самосознания самого пациента.
Условие эффективности кпинического метода
Зададимся таким вопросом: казалось бы, откуда взяться здесь объективности, когда так высока доля субъективизма психолога при осуществлении клинического подхода? Но без предположения наличия каких-то механизмов объективности трудно объяснить жизнеспособность этого подхода. Здесь мы приходим к формулированию положения, которое будем развивать на протяжении всей этой работы. Эффективность клинического подхода, по нашему мнению, состоит отнюдь не в мифологизации,
1 Поп «мифом» в данном случае автор предлагает понимать некую притмевуго, аллегорическую конструкцию с двойной семантикой — поверхностной (прикрывающей, мнимой) и скрытой (подлинной).
а вопреки ей. Мифологизация — это риск, которого классный специалист призван избежать. Опытный психолог-клиницист, настоящий психолог-психотерапевт по имеющейся у него информации производит неформализован-ную реконструкцию субъективного опыта — реконструкцию субъективной картины жизненных обстоятельств пациента. Именно способность воссоздать то подмножество факторов проблемной ситуации, которое существенно именно для самого клиента, а также воссоздать характер отношения клиента к этим факторам, характер категоризации дайной ситуации и служит гарантией успеха клинической диагностики.
Таким образом, мы предлагаем объяснение эффективности клинического подхода в терминах когнитивной теории личности. С этой точки зрения, что такое, например, тревога? Тревожит субъекта не сама по себе ситуация, а субъективная категоризация ситуации как тревожной, опасной. Какая-то ситуация может быть объективно опасной (по темным улицам бродит никем еще не выявленный сексуальный маньяк-убийца), но если женщины даже и не подозревают о его существовании, пустынные улицы вечернего города не выглядят для них тревожными, пугающими. Но стоит появиться информации о наличии в городе серийного убийцы-маньяка, как людей охватывает реальный страх.
Такое понимание сути клинического подхода позволяет нам одновременно понять, почему так популярны в контексте клинической психодиагностики личности проективные методики (Соколова, 1978; Бур-лачук, 1989). Чтобы войти в систему действительно значимых (а не декларируемых) жизненных обстоятельств клиента, нужно каким-то образом спро-воцировать его на выдачу такой вербальной или графической продукции, которая позволила бы психологу вскрыть содержание и смысл значимых проблем клиента, т. е. прийти к объективной информации о ситуации клиента через его субъективность — через образы его фантазии, нюансы его переживания, его отношение к вымышленным персонажам и т. п. Хотя сами по себе стимульные тест-объекты наиболее популярных проективных методик (пятна Роршаха, рисунки Розенцвейга, фототаблицы Мюррея и др.) строго стандартизированы, но нормативная авторская интерпретация ответов испытуемого носит характер ярко выраженных клинических рекомендаций: здесь мы не находим, как правило, закрытого набора заданных диагностических категорий и однозначных правил приписывания их определенным типам ответов испытуемых (такая контент-аналитическая модификация проективных методик появляется лишь в самое последнее время, но большинство практиков предпочитает следовать расплывчатым рекомендациям классических версий этих методик).
В рамках настоящей работы нам представляется важным различить проективные методики (инструментарий) и сам механизм проекции как психическую реальность. Нестандартизированный характер традиционных проективных методик не означает того, что механизм проекции нельзя эффективно использовать в рамках более стандартизированных проце-
дур (по типу приписывания черт из заданного списка, классификации или ранжирования каких-то невербальных стимулов и т. п.). Механизм проекции несет значительную нагрузку во многих методиках психосемантического обследования личности, о которых мы будем говорить ниже.
Компенсаторные стили деятельности
Другое направление в критике традиционного психометрического подхода к личности вызревало внутри самого этого подхода. Это критика близка к уже упомянутой критике аппарата парных линейных корреляций и линейно-аддитивных моделей прогноза. Здесь же рядом располагается и критика, основанная на вскрытии артефактов стандартизированного вербального самоотчета.
Как уже говорилось выше, линейно-аддитивная модель прогноза ярко иллюстрируется так называемыми «уравнениями эффективности» (Cattell а. о,, 1970). Измерив 16PF на выборке эффективных и неэффективных профессионалов в данной области для каждого из 16 факторов теста, Р. Кэттэлл находил коэффициенты линейной регрессии, связывающие с определенным весом и знаком каждый из шестнадцати факторов с показателем эффективности. В главе «Диагностика черт» пособия «Общая психодиагностика» (Шмелев, 19876) в качестве примера нами приводятся уравнения эффективности для продавца, психотерапевта и полицейского. Например, эффективный продавец отличается прежде всего повышенной общительностью (+0,44 А), самостоятельностью (+0,44 Q2), во-вторых, доверчивостью (-0,33 L), смелостью (+0,22 Н), уступчивостью (-0,22 Е), расслабленностью (-0,22 Q4). В то время как эффективный полицейский должен быть, согласно Кэттэллу, замкнутым (-0,47 А), мрачным (-0,35 F), жестким (-0,35 I), самостоятельным (+0,23 Q2), с повышенным самоконтролем (0,23 Q3).
Понятно, что это уравнение задает единый образ эффективного профессионала, никак не отражая вариаций индивидуального стиля деятельности. При этом прогностическая эффективность будет тем выше, чем сильнее баллы* будут отклоняться от средних значений в ту сторону полюса шкалы, которая обозначена знаком регрессионного коэффициента, причем повышение или понижение точности прогноза из-за одной шкалы никак не зависит от данных по другой шкале (в этом и состоит принцип аддитивной модели). В то же время мы знаем, что сами факторы Кэттэлла не являются между собой ортогональными, так как получены с помощью косоугольного факторного анализа. То есть они взаимодействуют между собой. Тем более их взаимодействие усиливается в рамках тех компенсаторных соотношений черт, которые возможны в рамках индивидуального стиля.
Факт множественных статистических зависимостей неоднократно выявлялся в самих лабораторных измерительных исследованиях. Так, например, было показано, что «ригидность» (измеренная с помощью теста уста-
новки Лачинза) и «авторитарность» по шкале F Адорно коррелируют положительно лишь при выполнении третьего условия — при наличии высокой мотивации достижения по Мак-Клелланду (Brown, 1953, цитируется по книге Brody, 1972). Известен пример и значимого четырехстороннею взаимодействия (Kogan, Wallach, 1964): «плохая защита Эго» (высокое значение фактора О из 16 PF) и «высокая тревожность» (-С) приводят к тому, что лица с высоким вербальным интеллектом.оказываются менее склонными к риску (г = -0,39), в то время как при наличии низкой тревожности плохая «защищенность» ассоциируется с наивысшей положительной корреляцией между «рисковрстью» и «вербальным интеллектом» (г = +0,45).
Наличие значимых и интерпретируемых множественных статистических связей говорит о разнообразных отношениях одних и тех же психических свойств в рамках различных индивидуальных систем функциональной организации жизнедеятельности. Как видим, в разных квадрантах многомерного пространства факторов меняться может не только уровень, но и знак корреляции между свойствами (на противоположный).
Дата добавления: 2015-07-12; просмотров: 83 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 4. | | | И экеппораторная факторизация 2 страница |