Игорь Северянин 7 страница

Это живой ум, понимание пошлости окружающей жизни, желание во что бы то ни стало вырваться к верхам общества (карьера мужа для нее — ступенька к этому). С ее точки зрения, все вокруг — слабые люди. Шурочка твердо знает, чего она хочет, и добьется своего. В ней ярко выражено волевое, рационалистическое начало. Она противница сентиментальности, в себе она подавляет то, что может помешать поставленной ею цели — все сердечные порывы и привязанности.

Дважды, как от слабости, она отказывается от любви — сначала от любви Назанского, потом Ромашова. Назанский точно улавливает в Шурочке двойственность натуры: «страстное сердце» и «сухой, эгоистичный ум».

Свойственный этой героине культ злой волевой силы — это нечто небывалое в женском характере, в галерее русских женщин, изображенных в отечественной литературе. Этот культ не утверждается, а развенчивается Куприным. Расценивается как извращение женственности, начал любви и человечности. Мастерски, сначала как будто бы случайными штрихами, а затем все более отчетливо, Куприн оттеняет в характере этой женщины такую, поначалу не замечаемую Ромашовым черту, как душевная холодность, черствость. Впервые нечто чуждое и враждебное себе улавливает он в смехе Шурочки на пикнике. «В этом смехе было что-то инстинктивно неприятное, от чего пахнуло холодком в душу Ромашова». В конце повести, в сцене последнего свидания, герой испытывает сходное, но значительно усилившееся ощущение, когда Шурочка диктует свои условия дуэли. «Ромашов почувствовал, как между ними незримо проползало что-то тайное, гладкое, склизкое, от чего пахнуло холодом на его душу». Эту сцену дополняет описание последнего поцелуя Шурочки, когда Ромашов почувствовал, что «ее губы холодны и неподвижны». Шурочка расчетлива, эгоистична и в своих представлениях не идет дальше мечты о столице, об успехах в высшем свете. Для осуществления этой мечты она губит Ромашова, любыми средствами стремясь завоевать обеспеченное место для себя и для своего ограниченного, нелюбимого мужа. В финале произведения, когда Шурочка обдуманно делает свое пагубное дело, уговаривая Ромашова драться с Николаевым на дуэли, автор показывает недоброту заключенной в Шурочке силы, противопоставляя ей «гуманную слабость» Ромашова.

«Поединок» был и остается выдающимся явлением русской прозы начала XX века.

В период первой русской революции Куприн находился в демократическом стане, хотя непосредственного участия в событиях не принимал. Будучи в разгар революции в Крыму, Куприн наблюдал революционное брожение среди матросов. Он был свидетелем расправы с мятежным крейсером «Очаков» и - сам принимал участие в спасении немногих уцелевших моряков. О трагической гибели героического крейсера Куприн рассказал в своем очерке «События в Севастополе», за что командующий Черноморским флотом адмирал Чухнин приказал выслать писателя из Крыма.

Поражение революции Куприн перенес очень тяжело. Но в своем творчестве продолжал оставаться на позициях реализма. С сарказмом изображает он в своих рассказах обывательщину как силу, сдерживающую духовный рост человека, искажающую человеческую личность.

Уродливым «мертвым душам» Куприн, как и прежде, противопоставляет простых людей, гордых, веселых, неунывающих, живущих тяжелой, но духовно богатой, осмысленной трудовой жизнью. Таковы его очерки о жизни и труде балаклавских рыбаков под общим названием «Листригоны» (1907—1911) (Листригоны — мифический народ великанов-людоедов в поэме Гомера «Одиссея»). В «Листригонах» нет главного героя, переходящего из одного очерка в другой. Но определенные фигуры все же выделены в них на первый план. Таковы образы Юры Паратино, Коли Костанди, Юры Калитанаки и других. Перед нами натуры, которые в течение столетий формируются жизнью и профессией рыбака. Эти люди —воплощение активности. И притом активности глубоко человечной. Им чужды разобщенность и эгоизм.

Рыбаки идут на свой тяжкий промысел артелями, и совместный напряженный труд вырабатывает в них солидарность, взаимную поддержку. Эта работа требует воли, хитрости, изворотливости. Люди суровые, мужественные, любящие риск вызывают восхищение у Куприна, потому что в г их характерах есть многое такое, чего не хватает рефлексирующей интеллигенции. Писатель восторгается их сиплой воли и простотой. Цельные и мужественные характеры рыбаков, утверждает писатель,— результат того, (Что они, как и Олеся — дети природы, живут вдалеке испорченного «цивилизованного» мира. «Листригоны» так же, как и повесть «Олеся», представляют собой по своему художественному методу сплав реализма и романтизма. В романтическом, приподнятом стиле изображаются писателем быт, труд и особенно характеры балаклавских рыбаков.

В эти же годы Куприн создает два замечательных произведения о любви — «Суламфь» (1908) и «Гранатовый браслет» (1911). Трактовка Куприным этой темы предстает особенно значительной в сопоставлении с изображением женщины в антиреалистической литературе. Женщина, всегда олицетворявшая у писателей-классиков все лучшее и светлое в русском народе, в годы реакции превратилась под пером некоторых беллетристов в предмет похотливых и грубых вожделений. Именно так изображена женщина в произведениях А. Каменского, Е. Нагродской, А. Вербицкой и других.

В противовес им Куприн воспевает любовь как могучее, нежное и возвышающее человека чувство.

По яркости красок, силе поэтического воплощения повесть «Суламифь» занимает одно из первых мест в творчестве писателя. Эта узорная, проникнутая духом восточных легенд повесть о радостной и трагической любви бедной девушки к царю и мудрецу Соломону навеяна библейской «Песнью песней». Сюжет «Суламифи» является в огромной степени порождением творческой фантазии Куприна, но краски, настроения он черпал из этой библейской поэмы. Однако это не было простым заимствованием. Очень смело и искусно используя прием стилизации, художник стремился передать пафосно-напевный, торжественный строй, величавое и полное энергии звучание древних легенд.

Через всю повесть проходит противопоставление светлого и мрачного, любви и ненависти. Любовь Соломона и Суламифи описана в светлых, праздничных тонах, в мягком сочетании красок. И наоборот, чувства жестокой царицы Астис и влюбленного в нее царского телохранителя Элиава лишены возвышенного характера.

В образе Суламифи воплощена страстная и чистая, светлая любовь. Противоположное чувство — ненависти и зависти — выражено в образе отвергнутой Соломоном Астис. Суламифь принесла Соломону большую и светлую любовь, которая заполняет ее целиком. Любовь сотворила с ней чудо — она открыла перед девушкой красоту мира, обогатила ее ум и душу. И даже смерть не может победить силу этой любви. Суламифь умирает со словами благодарности за высшее счастье, дарованное ей Соломоном. Повесть «Суламифь» особенно замечательна как прославление женщины. Прекрасен мудрец Соломон, но еще прекраснее в ее полудетской наивности и самоотверженности Суламифь, отдающая свою жизнь за возлюбленного. В словах прощания Соломона с Суламифью заключен сокровенный смысл повести: «До тех пор, пока люди будут любить друг друга, пока красота души и тела будут самой лучшей и самой сладкой мечтой в мире, до тех пор, клянусь тебе, Суламифь, имя твое во многие века будет произноситься с умилением и благодарностью».

Легендарный сюжет «Суламифи» открывал Куприну неограниченные возможности для воспевания любви сильной, гармоничной и освобожденной от каких-либо бытовых условностей и житейских препятствий. Но писатель не мог ограничиться столь экзотической трактовкой темы любви. Он настойчиво ищет в самой реальной, будничной действительности людей, одержимых высочайшим чувством любви, способных подняться, хотя бы в мечтах, над окружающей прозой жизни. И, как всегда, он обращает свой взор к простому человеку. Так возникла в творческом сознании писателя поэтическая тема «Гранатового браслета».

Любовь, в представлении Куприна,— одна из вечных, неисчерпаемых и не познанных до конца сладостных тайн. В ней наиболее полно, глубоко и разносторонне проявляется личность человека, его характер, возможности и дарования. Она пробуждает в человеке лучшие, поэтичнейшие стороны его души, возвышает над прозой жизни, активизирует духовные силы. «Любовь — это самое яркое и наиболее полное воспроизведение моего Я. Не в силе, не в ловкости, не в уме, не в таланте, не в голосе, не в красках, не в походке, не в творчестве выражается индивидуальность. Но в любви... Человек, погибший для любви, погибает для всего»3,— писал Куприн Ф. Батюшкову, раскрывая свою философию любви.

Повествование в рассказе «Гранатовый» браслет» открывается грустной картиной природы, в которой улавливаются тревожные ноты: «...То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик... то задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган», уносивший человеческие жизни. Лирическая пейзажная «увертюра» предваряет историю романтически-возвышенной, но безответной любви: некий телеграфист Желтков влюбился в недосягаемую для него замужнюю аристократку, княгиню Веру Шеину, пишет ей нежные письма, не надеясь на ответ, высшим для себя счастьем считает те минуты, когда тайно, на расстоянии, может увидеть возлюбленную.

Как и во многих других рассказах Куприна, в основу «Гранатового браслета» положен действительный факт. Существовал реальный прототип главной героини рассказа княгини Веры Шейной. Это была мать писателя Льва Любимова, племянница известного «легального марксиста» Туган-Барановского. Был в действительности и телеграфист Жолтов (прототип Желткова). Об этом пишет в своих мемуарах «На чужбине» Лев Любимов. Взяв эпизод из жизни, Куприн творчески домыслил его. Чувство любви утверждается здесь как реальная и высокая жизненная ценность. «А я хочу сказать, что люди в наше время разучились любить. Не вижу настоящей любви»,— грустно констатирует один из персонажей, старый генерал. История жизни «маленького человека», в которую вошла любовь, что «сильна как смерть», любовь — «глубокая и сладкая тайна» — опровергает это утверждение.

Образом Желткова Куприн показывает, что идеально, романтическая любовь — не выдумка,; не греза, не идиллия, а реальность, хотя и редко встречаемая в жизни. В изображении этого персонажа очень сильно романтическое начало. Мы почти ничего не знаем о его прошлом, об истоках формирования его характера. Где и как этот «маленький человек» смог получить такое прекрасное музыкальное образование, воспитать в себе столь развитое чувство красоты, человеческого достоинства и внутреннего благородства? Как и все романтические герои, Желтков одинок. Описывая внешность персонажа, автор обращает внимание на черты, присущие натурам с тонкой душевной организацией: «Он был высок ростом, худощав, с длинными, пушистыми мягкими волосами... очень бледный, с нежным девичьим лицом, с голубыми глазами и упрямым детским подбородком с ямочкой посредине». Эта внешняя незаурядность Желткова еще более подчеркивает богатство его натуры.

Завязкой сюжетного действия является получение княгиней Верой в день ее рождения очередного письма от Желткова и необычного подарка — гранатового браслета («пять алых кровавых огней, дрожавших внутри пяти гранатов»). «Точно кровь!» — подумала с неожиданной тревогой Вера». Возмущенные назойливостью Желткова, брат Веры Николай Николаевич и ее муж князь Василий решают разыскать и «проучить» этого, с их точки зрения, «наглеца».

Сцена посещения ими квартиры Желткова — кульминация произведения, поэтому столь подробно останавливается на ней автор. Поначалу Желтков робеет перед аристократами, посетившими его бедное жилище, и чувствует себя без вины виноватым. Но стоило Николаю Николаевичу намекнуть на то, что для «вразумления» Желткова» он прибегнет к помощи властей, как герой буквально преображается. Перед нами словно бы предстает другой человек — вызывающе спокойный, не боящийся •угроз, с чувством собственного достоинства, осознающий нравственное превосходство над своими непрошеными гостями. «Маленький человек» настолько духовно выпрямляется, что муж Веры начинает испытывать к нему невольную симпатию и уважение. Он говорит шурину

О Желткове: «Я вижу его лицо, и я чувствую, что этот человек не способен обманывать или лгать заведомо. И правда, подумай, Коля, разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как любовь... Мне жалко этого человека. И мне не только жалко, но вот, я чувствую, что присутствую при какой-то громадной трагедии души...»

Трагедия, увы, не замедлила наступить. Желтков настолько отдается своей любви, что без нее жизнь для него теряет всякий смысл. И потому он кончает с собой, ^.чтобы не мешать жить княгине, чтобы «ничто временное, суетное и житейское не тревожило» ее «прекрасную душу». Последнее письмо Желткова поднимает тему любви до самого высокого трагизма. Умирая, Желтков благодарит Веру за то, что она была для него «единственной радостью в жизни, единственным утешением, единой мыслью».

Важно, что со смертью героя не умирает, великое чувство любви. Его _смерть духовно воскрешает княгиню Веру, раскрывает перед ней мир неведомых ей до сих пор чувств. Она как бы внутренне раскрепощается, обретает великую силу любви, навеянную погибшим, которая звучит вечной музыкой жизни. Не случайно эпиграфом к повести поставлена вторая соната Бетховена, звуки которой венчают финал и служат гимном чистой и самоотверженной любви.

Желтков словно предвидел, что Вера придет с ним _ попрощаться, и через хозяйку квартиры завещал ей прослушать бетховенскую сонату. В унисон с музыкой в душе Веры звучат предсмертные слова самозабвенно любившего ее человека: «Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и судьбе. «Да святится имя твое».

В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: «Да святится имя твое».

Эти слова — своеобразный акафист любви, рефреном в котором является строчка из молитвы. Верно сказано: «Лирическая музыкальная концовка рассказа утверждает высокую силу любви, которая дала почувствовать свое величие, красоту, самозабвенность, приобщив к себе на мгновение другую душу».

И все же «Гранатовый браслет» не оставляет такого светлого и вдохновенного впечатления, как «Олеся». Особую тональность повести тонко подметил К. Паустовский, сказав о ней: «горькая прелесть «Гранатового браслета». Эта горечь заключается не только в смерти Желткова, но и в том, что его любовь таила в себе, наряду с вдохновением, определенную ограниченность, узость. Если для Олеси любовь — часть бытия, один из составных элементов окружающего ее многоцветного мира, то для Желткова, наоборот, весь мир сужается только до любви, о чем он признается в предсмертном письме княгине Вере: «Случилось так,— пишет он,— что меня не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей — для меня вся жизнь заключается только в Вас». Вполне естественно, что утрата любимой становится концом жизни Желткова. Ему больше нечем жить. Любовь не расширила, не углубила его связи с миром, а наоборот, сузила их. Поэтому трагический финал рассказа, наряду с гимном любви, содержит и другую, не менее важную мысль: только одной любовью жить нельзя.

В эти же годы Куприн задумывает большое художественное полотно — повесть «Яма», над которой он работал с большими перерывами в 1908—1915 годах. Повесть была откликом и на серию эротических произведений, смаковавших извращенность и патологию, и на многочисленные дебаты о раскрепощении сексуальных страстей, и на конкретные споры о проституции, ставшей больным явлением русской действительности.

Писатель-гуманист посвятил свою книгу «матерям и юношеству». Он пытался воздействовать на незамутненное сознание и нравственность молодежи, беспощадно поведав о том, какие низости творятся в публичных домах. В центре повествования — изображение одного из таких «домов терпимости», где торжествуют мещанские нравы, где полновластным владыкой чувствует себя Анна Марковна, хозяйка этого заведения, где бесцельно слоняются из комнаты в комнату «с томительным раздражением ожидая вечера» Любка, Женечка, Тамара и прочие проститутки — «жертвы общественного темперамента»,— и куда приходят с целью вытащить этих жертв со дна этого смрадного болота молодые интеллигенты — правдоискатели: студент Лихонин и журналист Платонов.

В повести немало ярких сцен, где спокойно, без надрыва и громких слов воссоздана.жизнь ночных заведений «во всей ее будничной простоте и будничной деловитости». Но в целом она не стала художественной удачей Куприна. Растянутая, рыхлая, перегруженная натуралистическими подробностями, «Яма» вызвала неудовлетворение как многих читателей, так и самого автора. Окончательного мнения об этой повести в нашем литературоведении не сложилось до сих пор.

И все-таки «Яму» вряд ли следует расценивать как абсолютный творческий провал Куприна.

Одно из несомненных, с нашей точки зрения, достоинств этого произведения в том, что Куприн посмотрел на проституцию не только как на социальное явление («одна из самых страшных язв буржуазного общества», привыкли мы утверждать десятилетиями), но и как на явление сложного биологического порядка. Автор «Ямы» попытался показать, что борьба с проституцией упирается в глобальные проблемы, связанные с изменением человеческой природы, таящей в себе тысячелетние инстинкты.

Параллельно с работой над повестью «Яма» Куприн по-прежнему напряженно трудится над своим излюбленным жанром — рассказом. Тематика их разнообразна. С большой симпатией он пишет о бедных людях, их искалеченных судьбах, о поруганном детстве, воссоздает картины мещанской жизни, бичует бюрократическую знать, циничных дельцов. Гневом, презрением и одновременно.любовью окрашены его рассказы этих лет «Черная молния» (1912), «Анафема» (1913), «Слоновья прогулка» и другие.

Чудак, фанатик дела и бессребреник Турченко, возвышающийся над мещанской трясиной, сродни горьковским целеустремленным героям. Недаром лейтмотивом рассказа является образ черной молнии из горьковской «Песни о буревестнике». Да и по силе обличения провинциальной обывательщины «Черная молния» перекликается с окуровским циклом Горького.

Куприн следовал в своем творчестве принципам реалистической эстетики. При этом писатель охотно использовал и формы художественной условности. Таковы его аллегорические и фантастические рассказы «Собачье счастье», «Тост», предельно насыщенные образной символикой произведения «Сны», «Счастье», «Исполины». Искусным сплетением конкретно-бытовых' и ирреальных эпизодов и картин характеризуются его фантастические повести «Жидкое солнце» (1912) и «Звезда Соломона» (1917), на библейских сюжетах и народных легендах основаны рассказы «Сад Пречистой Девы» и «Два святителя» (1915). В них проявился интерес Куприна к богатому и сложному окружающему миру, к неразгаданным тайнам человеческой психики. Содержащаяся в этих произведениях символика, моральная или философская аллегория явилась одним из важнейших средств художественного воплощения писателем мира и человека.

События 1-й мировой войны А. Куприн воспринял с патриотических позиций. Отдавая должное героизму русских солдат и офицеров, он в рассказах «Гога Веселое» и «Канталупы» разоблачает взяточников и казнокрадов, ловко наживающихся на народной беде.

В годы Октябрьской революции и гражданской войны Куприн жил в Гатчине, под Петроградом. Когда в октябре 1919 года войска генерала Юденича покидали Гатчину, вместе с ними двинулся и Куприн. Он поселился в Финляндии, а потом переехал в Париж.

В первые годы пребывания в эмиграции писатель испытывает острый творческий кризис, вызванный отрывом от родины. Перелом наступил лишь в 1923 году, когда появились новые его талантливые произведения: «Однорукий комендант», «Судьба», «Золотой петух». Прошлому России, воспоминаниям о русских людях, о родной природе — вот чему отдает Куприн последние силы своего таланта. В рассказах и очерках о русской истории писатель возрождает традиции Лескова, повествуя о необычных, иногда анекдотичных, колоритных русских характерах и нравах.

В лесковской манере написаны такие превосходные рассказы, как «Тень Наполеона», «Рыжие, гнедые, серые, вороные», «Царев гость из Наровчата», «Последние рыцари». В его прозе вновь зазвучали и прежние, дореволюционные мотивы. Новеллы «Ольга Сур», «Дурной каламбур», «Блондель» как бы завершают линию в изображении писателем цирка, вослед знаменитым «Листри-гонам» он пишет рассказ «Светлана», снова воскрешающий колоритную фигуру балаклавского рыбачьего атамана Коли Костанди. Прославлению великого «дара любви» посвящена повесть «Колесо времени» (1930), герой которой русский инженер Миша, полюбивший прекрасную француженку, сродни прежним бескорыстным и чистым сердцем персонажам писателя. Рассказы Куприна «Ю-Ю», «Завирайка», «Ральф» продолжают ту линию изображения писателем животных, которая была им начата еще до революции (рассказы «Изумруд», «Белый пудель», «Слоновья прогулка», «Сапсан»).

Словом, о чем бы ни писал Куприн в эмиграции, все его произведения проникнуты мыслями о России, затаенной тоской по утерянной родине. Даже в очерках, посвященных Франции и Югославии,— «Париж домашний», «Париж интимный», «Мыс Гурон», «Старые песни» — писатель, живописуя иноземные нравы, быт и природу, вновь и вновь возвращается к мысли о России. Он сравнивает французских и русских ласточек, провансальских москитов и рязанских комаров, европейских красавиц и1 саратовских девушек. И все ему дома, в России, кажется милее и лучше.

Высокие нравственные проблемы одухотворяют и последние произведения Куприна — автобиографический роман «Юнкера» и повесть «Жанета» (1933). «Юнкера» являются продолжением созданной Куприным тридцать лет назад автобиографической повести «На переломе» («Кадеты»), хотя фамилии главных героев разные: в «Кадетах» — Булавин, в «Юнкерах» — Александров. Рассказывая о следующем этапе жизни героя в Александровском училище, Куприн в «Юнкерах», в отличие от «Кадетов», убирает малейшие критические ноты в адрес воспитательной системы в российских закрытых военных учебных заведениях, окрашивая повествование о юнкерских годах Александрова в розовые, идиллические тона. Однако «Юнкера» — не просто история Александровского военного училища, переданная глазами одного из его питомцев. Это и произведение о старой Москве. Сквозь романтическую дымку проступают силуэты Арбата, Патриарших прудов, Института благородных девиц и т. п.

В романе выразительно передано рождающееся в сердце юного Александрова чувство первой любви. Но несмотря на обилие света и празднеств, роман «Юнкера» — грустная книга. Она согрета старческим теплом воспоминаний. Вновь и вновь с «неописуемой, сладкой, горьковатой и нежной грустью», Куприн мысленно возвращается на родину, в ушедшую юность, в любимую Москву.

Эти ностальгические ноты отчетливо слышатся и в повести «Жанета». Не задевая, «точно развертывается фильма кинематографа», проходит мимо старого профессора-эмигранта Симонова, когда-то знаменитого в России, а ныне ютящегося в бедной мансарде, жизнь яркого и шумного Парижа. С большим чувством такта, не впадая в сентиментальность, повествует Куприн об одиночестве старого человека, о его благородной, но от этого не менее гнетущей нищете, о его дружбе с озорным и непокорным котом. Но самые проникновенные страницы повести посвящены дружбе Симонова с маленькой полунищей девочкой Жанетой — «принцессой четырех улиц». Писатель ничуть не идеализирует эту миловидную черномазую девчонку с грязноватыми ручонками, относящуюся, как и черный кот, немного свысока к старому профессору. Однако случайное знакомство с ней осветило его одинокую жизнь, обнаружило весь скрытый запас нежности в его душе.

Повесть кончается грустно. Мать увозит Жанету из Парижа, и старик снова остается в полном одиночестве, если не считать черного кота. В этом произведении

Куприну удалось с большой художественной силой показать крах жизни человека, потерявшего родину. Но философский контекст повести более широк. Он — в утверждении чистоты и красоты человеческой души, которую человек не должен терять ни при каких жизненных невзгодах.

После повести «Жанета» ничего сколько-нибудь значительного Куприн не создал. Как свидетельствует дочь писателя К. А. Куприна, «он садился за письменный стол, вынужденный зарабатывать на хлеб насущный. Чувствовалось, что ему очень не хватает русской почвы, чисто русского материала».

Невозможно без чувства острой жалости читать письма писателя этих лет к своим старым друзьям-эмигрантам: Шмелеву, художнику И. Репину, цирковому борцу И. Заикину. Основной их мотив — ностальгическая боль по России, невозможность творить вне ее. «Эмигрантская жизнь вконец изжевала меня, а отдаленность от родины приплюснула мой дух к земле»6,— признается он И. Е. Репину.

Тоска по родине становится все невыносимее, и писатель решается вернуться в Россию. В конце мая 1937 года Куприн возвращается в город своей юности — Москву, а в конце декабря переезжает в Ленинград. Старый и неизлечимо больной, он еще надеется продолжить писательскую деятельность, но силы окончательно оставляют его. 25 августа 1938 года Куприн скончался.

Мастер языка, занимательного сюжета, человек огромного жизнелюбия, Куприн оставил богатое литературное наследство, которое не тускнеет от времени, принося радость все новым и новым читателям. Чувства многих ценителей купринского таланта хорошо выразил К. Паустовский: «Мы должны быть благодарны Куприну за все — за его глубокую человечность, за его тончайший талант, за любовь к своей стране, за непоколебимую веру в счастье своего народа и, наконец, за никогда не умиравшую в нем способность загораться от самого незначительного соприкосновения с поэзией и свободно, и легко писать об этом».

Иван ШМЕЛЕВ

(1873—1950_

«Великим мастером слова и образа» назвал И. Шмелева-1 известный философ и публицист И. А. Ильин. Эти слова как нельзя лучше характеризуют суть творчества выдающегося русского писателя, вклад которого в отечественную и мировую литературу мы по-настоящему начинаем осознавать только сегодня. Произведения Шмелева отличает то, чем всегда была сильна русская классика: гуманизм, страстная убежденность в конечном торжестве идеалов добра и справедливости, красота нравственного чувства, глубинная, выстраданная любовь к России и ее народу, о сложностях жизни, противоречивых исканиях и радостях духовных прозрений которого он с большим мастерством поведал в своих романах, повестях и рассказах.

Быть, по его словам, «выразителем родного и нужного», «звать к свету, к бодрости, к вере в то, что и в простых сердцах, и в бедных людях заложены великие возможности»,— в этом видел для себя Шмелев высшее счастье и смысл деятельности, этим благородным заветам оставался верен всю свою многотрудную жизнь.

Иван Сергеевич Шмелев родился 21 сентября (3 октября) 1873 года в семье московского подрядчика строительных работ. «Ранние годы,— писал Шмелев в автобиографии,— дали мне много впечатлений. Получил я их «на дворе».

На замоскворецкий двор отца писателя каждую весну со всех губерний центральной России стекались по найму сотни рабочих — строителей и ремесленников, со своими обычаями, сказками, преданиями, песнями, красочно богатым языком. «Слов было много на нашем дворе — всяких. Это была первая прочитанная мною книга — книга живого, богатого и красочного слова»,— вспоминал позднее писатель. Все это, жадно впитанное мальчиком в детстве и отрочестве, возникнет затем на страницах его будущих книг, «Двор наш,— подчеркивал Шмелев,— для меня явился первой школой жизни — самой важной и мудрой. Здесь получались тысячи толчков для мысли. Й все то, что теплого бьется в душе, что заставляет жалеть и негодовать, думать и чувствовать, я получил от сотен простых людей с мозолистыми руками и добрыми для меня, ребенка, глазами»4.

Другим важным источником постижения национальной жизни, красоты и богатства родного языка стала для Шмелева русская литература. Рано возникшее у будущего писателя «чувство народности, русскости, родного» окончательно утвердили и закрепили Пушкин, Достоевский и Л. Толстой, которых он называл высочайшими вершинами национальной культуры.

Трудно переоценить воздействие на формирование личности Шмелева религии, церкви. «Сильнейшее влияние на мою духовную сторону оказало и церковное воспитание»5,— признавался он в одном из вариантов автобиографии. Семья Шмелевых отличалась здоровым консерватизмом устоявшихся правил, привычек и взглядов, заботой о сохранении традиций и обычаев русской старины. Здесь свято чтили религиозные праздники, строго соблюдали посты, читали духовные книги, ежегодно ходили на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру. Все это навсегда заронило в душу писателя зерна религиозности, окрасив его позднее творчество в тона глубокого православия.

Писать Шмелев начал еще в гимназии. В его архиве сохранилось немало стихотворений, рассказов и даже романов, свидетельствующих о серьезном стремлении овладеть тайнами словесного мастерства. В них звучат симпатии к простому человеку, изображены сельские интеллигенты — «верные радетели» за интересы крестьян (роман «Два лагеря» (1894), рассказы «Думы», «В пересылке» и др.). Об этих своих литературных опытах писатель с добродушным юмором поведает позднее в рассказах «Как я стал писателем», «Музыкальная история», «Как я ходил к Толстому» и др.).

Первым печатным произведением Шмелева явился рассказ «У мельницы» (1895). Зло никогда не остается безнаказанным — такова основная мысль этого рассказа, мельник и его жена, бесчестным путем завладевшие мельницей, принадлежавшей разоренному ими помещику, и безжалостно грабящие своего брата-мужика, в конце концов не выносят угрызений совести и бросаются в омут.

Дата добавления: 2015-11-26