Бруклинский мост

Сьюзен знала меня давно. Ещё до того, как мы стали работать в одном журнале, наши пути пересеклись в университете. Мы были ровесники, и стали сокурсниками, когда я перевёлся в Колумбийский университет, на пятый курс.

Мы учились на одном потоке, и часто виделись на лекциях. Причём, что интересно, мы всегда сидели на соседних рядах: Сьюзен – пониже, я – повыше. Целый год вот такой поразительной стабильности. Я не раз замечал, что меня тянет сесть поближе к этой милой брюнетке, которая обожала галстуки, чем сильно выделялась на фоне остальных девушек. Сьюзен любила брюки и белую блузку, и всегда выглядела как молодая бизнес-леди. Я не раз отмечал, как ей идёт этот наряд, и всегда делал комплименты.

Сьюзен знала, насколько тепло и трепетно относился я к ней практически с первого же дня нашего знакомства. Ей это нравилось, несмотря на то, что каждый второй её сокурсник видел её в роли своей девушки.

Нет, она не собиралась встречаться со мной – эти мысли никогда не посещали её. Ей было вполне достаточно внимания и искреннего интереса. В какой-то момент она даже подумала, что из меня бы получился отличный брат, но говорить мне этого она не стала. Она хотела, чтобы я и дальше продолжал оказывать ей знаки внимания. Это не казалось ей чем-то аморальным или чем-то подобным – просто, по её мнению, обоим было хорошо.

Я несколько раз приглашал Сьюзен на свидание, но каждый раз она отказывала, непринуждённо улыбаясь и отвечая, чтобы я поискал себе более интересную девушку. Всё это говорилось будто бы в шутку, и я нисколько не унывал после очередной личной неудачи со Сьюзен.

После университета мы на некоторое время потеряли друг друга из вида, но потом наши пути снова пересеклись – на этот раз в «La Magazine».

Бруклинский мост является одним из самых старейших мостов в США, и одним из самых знаменитых в мире. Если честно, меня всегда поражало это монументальное сооружение, спроектированное Джоном Реблингом. Мост выглядит восхитительно на фоне небоскрёбов Манхэттена, и я искренне люблю его почти с самого детства.

Реблинг решил одну из главных проблем жителей Большого Нью-Йорка – проблему соединения Бруклина и Манхэттена. Его строительство заняло тринадцать лет, но это время ожидания стоило того. 24 мая 1883 года над водной гладью Ист-Ривер возник мост, которому суждено было стать одним из символов Нью-Йорка. На открытие моста присутствовал даже сам президент США… По-моему, это был Честер Артур. Да, точно!

Бруклинский мост притягивает к себе не только многочисленных туристов, но и местных жителей, для которых это нечто большее, чем просто мост. Это элемент величественного пейзажа Нью-Йорка, без которого сложно себе представить сам город… Это как если взять и в одночасье убрать Эйфелеву Башню из Парижа – это будет уже не Париж. Подобные безусловные символы есть у каждого города, а если их нет, то их обязательно придумают.

В прошедшую субботу, которая выдалась чрезвычайно дождливой, мы ходили с Кэти в ювелирный магазин. Мы провели там почти весь день: взяли интервью у ювелирного мастера, продавцов-консультантов, владельца магазина, а также провели некоторые собственные исследования. Они представляли собой множество примерок. Кэти шли почти все украшения, и я никак не мог на нее налюбоваться, когда она в очередной раз надевала на свою шею бриллиантовое колье. А руки!.. Руки Кэти были восхитительны, а кольца и браслеты отлично дополняли их красоту. В какой-то момент я даже позавидовал Марку, который наверняка прикасается к этим бархатным рукам каждый вечер…

В тот же вечер я принялся за статью, и писал ее до двух часов ночи. Я то и дело звонил Кэти, чтобы уточнить некоторые вещи, и она вежливо отвечала. Я ждал, что в какой-то момент трубку выхватит Марк и грубо пошлёт меня куда подальше, но Марка в тот день у Кэти не было. По словам Кэти, в последнее время у них случился какой-то разлад, и они вообще редко видятся. Я был даже немного этому рад, если быть честным… Марк Андерсон никогда мне не нравился. Я конечно понимаю, что это меня никак не касается, но мне действительно всегда казалось, что Кэти достойна много большего. Зачем она встречается с Марком, я никогда у нее не спрашивал, но много раз искренне хотел.

В понедельник я показал статью Питеру, и он был просто в восторге! Я, если честно, не ожидал от него такой реакции. Я бы чертовски рад!

- Джеймс, да ты меня просто удивил! – Питер похлопал меня по плечу.

- Спасибо, мистер Студмайер.

- Да брось! Это я наконец-то могу сказать тебе спасибо, и, наверное, даже наградить премией, если мы будем в плюсе к концу квартала.

- Я старался, мистер Студмайер.

Питер перестал ходить из одного угла кабинета в другой и сел в свое роскошное кресло.

В этот пятничный вечер я сидел в небольшом сквере на берегу Ист-Ривер со стороны Бруклина. Бруклинский мост был слева от меня, а прямо передо мной открывался вид на Манхэттен. Как же я его люблю!

По прогнозу дождя сегодня не обещали и я даже не захватил с собой зонт. Хотя в случае дождя я всегда могу спрятаться в машине, которая стояла на стоянке неподалёку.

Светило солнце. Я смотрел на водную гладь Ист-Ривер, на которой искал отражения знакомых мне небоскрёбов. Мне не хотелось связываться с электроникой, поэтому я не взял ноутбук. На коленках у меня лежала тетрадка, а в правой руке я держал ручку за один доллар. Нужно было написать очередную статью. На этот раз на довольно абстрактную тему, в которой всё, что требовалось от меня, это рассуждать. «Я – журналист» - вот так называлась моя статья. По сути я должен был писать о том, чем живу каждый день уже довольно долгое время. Я был очень рад, и что Студмайер дал мне именно эту тему, потому что мне почти сразу показалось, что я способен написать что-то поистине интересное.

Лист бумаги был всё ещё чист, но в какой-то момент я начал писать, почти не останавливаясь. Нужные слова всплывали в моем сознании непрерывно, и уже через несколько минут мною была написана страница. Конечно, немного корявым почерком, но мне это было совершенно не важно. Я писал и не мог остановиться. За страницей шла следующая, а за той – ещё одна… Солнце опускалось всё ниже, и скоро мне стало не хватать света. Тогда я спешно положил тетрадь и ручку в сумку, ещё раз взглянул на Ист-Ривер, повернулся в сторону стоянки и замер. В десяти метрах от меня стояла Аманда. Это была Аманда Бёрнс, о которой ещё недавно я пробовал написать, но получилось довольно скверно, и в печать пошла статья Сьюзен.

Аманда была одета в длинное чёрное пальто из-под которого выглядывали сапожки из синего нубука на платформе, а в руках она держала синюю замшевую сумочку. Ее волосы были не прикрыты головным убором и иногда несильный ветер раскидывал их в стороны. Она была стройна и привлекательна.

Я проникся к Аманде каким-то совершенно неописуемым чувством ещё тогда, на презентации. С тех пор мы не виделись, хоть я этого и очень хотел. Единожды от ее секретаря пришёл факс, в котором Аманда якобы говорила спасибо за отсутствие в статье о ней лжи и притворства.

- О, это вы! Кажется, журналист, - Аманда подошла ко мне и улыбнулась.

- Да, я был на презентации вашей книги. Очень рад вас видеть.

Я немного стеснялся. Да, да, я стеснялся! И хорошо, что никто этого не видит хотя бы сейчас, потому что я и так подпортил свой образ тогда, когда так и не смог задать вопрос Аманде. Ой, как же мне тогда было не по себе!..

- Не думал, что увижу вас здесь.

- Отчего же? – снова улыбнулась Аманда.

- В это время, кажется, идёт «American Idol».

Я старался вести себя спокойно, максимально расслабленно, шутить, но получалось это как-то не очень выразительно. Аманда улыбнулась на мою фразу, а потом продолжила.

- Помните первую победительницу?

- Конечно! Я помню Келли. Если дадите мне минуту, то я, наверное, вспомню то, во что она была одета на финальном выступлении, - сказал я, и пригласил Аманду поближе к скамейке.

- Сидеть уже прохладно… Может, пройдёмся по набережной?

- Да, конечно.

Мы пошли по набережной, и скоро прошли под мостом.

- Обожаю этот мост. Помню, мы с отцом часто приходили на него и наблюдали за закатом. Это было так восхитительно!

- Я тоже его люблю. Есть в нём что-то такое исконно американское. Что-то такое, чего сейчас почти нигде не увидишь.

Аманда постукивала каблучками. Ах, как же я люблю этот звук, который приятней для меня, чем тысяча других звуков…

- Ой, простите. Я вдруг подумала, что забыла ваше имя, - сказала Аманда и изобразила смущение.

- Джеймс, Джеймс Коллинз.

- Да, да, точно! – словно радовалась Аманда, - Я еще тогда поймала себя на мысли, что вы единственный Джеймс, которого я когда-либо знала. Удивительно, не правда ли?

- Со мной в школе училась одна Аманда, но она была полной дурой.

Тут я понял, что сморозил какую-то глупость, однако Аманда в ответ только рассмеялась, и я был этому несказанно рад.

- Надеюсь, я на нее не похожа?

- Нет, что вы. Вы исключительно умная девушка. Я прочитал вашу книгу…

- Всё-таки прочитали? – перебила она меня и снова улыбнулась.

- Конечно.

- Просто тогда мне действительно показалось, что вы не прочитали «Грани любви». Хотя, я могу ошибаться.

- Вы не ошиблись, я на тот момент действительно ничего о вас и вашей книге не знал, - договорил я в тот момент, когда мимо пронеслась белоснежная чайка. – Ох, какая!

- Люблю чаек... Они до необычайности романтичны и, открою вам секрет, одна из глав моей будущей книги, называется «Полёт чайки».

- О, вы уже работаете над следующим романом?

- Мне кажется, я поймала что-то вроде куража, и мне так и хочется писать. Прихожу домой, немного поворчу на мужа, и сажусь за компьютер.

Аманда снова улыбнулась.

И ведь нет в ней признаков миловидности Голливуда или модных журналов. Не очень высокая, без модной стрижки, и никаких особых черт… Кроме глаз. Глаза! Сейчас я видел их нечасто, потому что Аманда смотрела в основном на водную гладь Ист-Ривер, но я помню эти глаза на той презентации. Это что-то совершенно неописуемое! Глубокие настолько, что, казалось, в них можно увидеть самые потаенные уголки ее души…

- Каждый вечер начинается для меня с чашки кофе и небольшой булочки. Да, для кого-то это традиционный набор на завтрак, но у меня всё несколько по-иному. Я вообще предпочитаю не есть на завтрак. А вы?

- Чашка кофе – это обязательно. Иногда дома, а иногда по дороге в офис забегаю в «Sturbacks».

- А, вы как и многие гонитесь за брендом? – сказала Аманда, посмотрев на меня и сверкнув своими великолепными карими глазами.

- Нет, я правда считаю, что у них вкусный кофе…

Аманда остановилась и положила руки на ограждение, отделяющее набережную от Ист-Ривер. Она смотрела в сторону Бэттери-Парк, туда, где еще недавно возвышался Всемирный Торговый Центр.

- Знаете, Джеймс, я читала статью обо мне в вашем журнале. Мне она понравилась, и я даже отправила вам факс, в котором выражала благодарность.

- Спасибо. Только эта статья была написана вовсе не мной.

- Это как? Автором подписаны вы…

- Я не успел написать статью в срок, и поэтому в печать пошла статья Сьюзен Колл. А моя фамилия осталась там, видимо, по ошибке.

- С какими же проблемами вы столкнулись, когда писали статью обо мне? – Аманада улыбнулась, и повернулась ко мне, ожидая ответа.

Я тоже повернулся к ней, и взглянул Аманде в глаза. О, сколько там всего! Кажется, таких глаз я не видел больше никогда. А сейчас я заметил, что у нее потрясающие ресницы. И пускай, губы были довольно тонкими – ее личико выглядело всё равно восхитительно!

Очевидно, она тщательно ухаживала за собой, впрочем как и почти все женщины. Волосы очень красиво развевались на ветру, и я был в этот момент где-то очень далеко…

- Джеймс, что с вами? – спросила Аманда и положила руку мне на плечо, - всё хорошо?

Я наконец-то вышел из оцепенения, но что-то пробурчал себе под нос.

- Джеймс, а что это у вас в руках?

- А, это моя новая статья, которая вскоре должна выйти.

- Можно посмотреть?

- Да, конечно, - сказал я и протянул Аманде свою тетрадку.

Она открыла первую страницу и начала читать, облокотившись на ограждение. Она читала и иногда поправляя свою прическу, приглаживала волосы, развеваемые ветром. Я заметил, что в некоторые моменты она закусывала губу, а потом как-то очень задорно вздёргивала носик.

Ну что тут скажешь, она была восхитительна!

- Вот эта строчка не годна, Джеймс. Она… она какая-то излишне твердая. Это как обнаружить молоток в коробке с плюшевыми игрушками.

Аманда указала мне на эту строчку, и я согласился с ней:

- Да, вы правы. И мне она не по душе.

- А вы давно занимаетесь журналистикой, Джеймс?

- Ещё в старшей школе я писал для газеты.

- Я тоже! – Аманда широко улыбнулась и перевернула страницу, продолжая читать статью.

Ей нравилось, судя по улыбке на ее лице. Впрочем улыбка не сходит с ее лица с самого начала нашего разговора.

- Мне нравится, - сказала Аманда и протянула мне тетрадку. – Думаю, это то, что нужно.

Я был тронут. Мне не часто делали комплименты в отношении моих статей. Это было непривычно, но так приятно.

- Спасибо за такую оценку. Вы не замерзли?

Иногда дул прохладный ветер, и мои руки начали мерзнуть. Вообще, здесь часто дул ветер – сказывалась близость к океану. В вечернем свете я видел Статую Свободы, которая ярко освещалась. От нее к Манхэттену двигались несколько туристических катеров. Отсюда они казались лишь маленькими светлыми точками. Я плавал на таких в детстве, и сейчас мне вдруг очень захотелось оказаться там.

- Да, пожалуй, нам нужно идти к машинам. Я обратила внимание на вашу – люблю Форд.

Мы стали идти по набережной в обратную сторону, туда, где мы припарковали автомобили.

- Я поклонник Форда. У моего деда был Форд, у моего отца был Форд…

- И теперь у вас конечно же тоже Форд, - Аманда улыбнулась и похлопала меня по плечу. – Я вас отлично понимаю. Традиции семьи, в совокупности конечно со здравым смыслом – это замечательно!

- Форд – это Америка.

- Отличная фраза, Джеймс, - похвалила меня Аманда. – Запишите ее – мало ли, может, пригодится.

Мы прошли под Бруклинским мостом, и я снова не мог не восхититься его величественностью:

- Какой он великолепный!

Аманда посмотрела на меня, и мы встретились взглядами.

Я наверное хотел прочитать во взгляде что-нибудь очень интересное, и смотрел очень пристально и глубоко. Ее зрачки игриво поблескивали в сумерках вечера, и я старался прочитать то, о чем Аманда сейчас думала. Но, как это часто бывает, ничего у меня не получалось. Впрочем, я был этому рад, потому что мне хотелось, чтобы Аманда всё ещё оставалась для меня загадкой. Это усиливало и без того необычайно высокий интерес к этой девушке.

- Он всегда поражал меня, Джеймс. Я никогда не могла проходить под ним без ощущения учащенного сердцебиения. Те же чувства я испытываю и когда вижу его с Манхэттена, или проезжаю по нему на машине. С годами он стал частью меня. Меня тянет к нему, и если сила этого притяжения очень высока, я не могу себя сдержать, сажусь в машину и еду сюда. Мне нравится проводить здесь время, и мне совершенно не важно, что меня в этом вопросе почти никто не понимает.

- Саймон, Саймон! Проснись!

- …что? Что такое?

- Тебе звонят. Это он. Он, - голос Кевина был несколько взволнованным.

- Давай сюда телефон.

Саймон встал с дивана, поправил изрядно помятую рубашку и взял телефон из рук Кевина. Саймон вышел из квартиры и спустился на несколько этажей вниз. Кевин только проводил его взглядом и, включив телевизор, сел на диван.

Снова Мистер Х хочет разговаривать только с Саймоном. Чаще всего Кевин не думал об этом, но иногда, засыпая, вертел в своей голове мысль о своем уязвленном самолюбии.

А кто вообще такой этот Саймон?

Нет, так Кевин тоже почти никогда не думал. Он был самодостаточный успешный человек, и его никак не должны были трогать подобные мелочи. Всё в жизни у Кевина было хорошо. А Мистер Х… Он просто должен был выбрать кого-то, исключительно в целях удобства. И его выбор упал на Саймона. В конце концов, у него, у Кевина, было меньше хлопот и на нем не лежала такая ответственность, какая лежала на Саймоне почти за каждое общее дело.

Общее дело …

Какое интересное словосочетание. И не понятно, на чем сделан акцент… То ли на том, что это дело группы заинтересованных в нем людей, то ли на том, что это дело кому-то очень сильно нужно, и именно поэтому называется словом «дело». Ведь если подумать, деньги – это наверное единственная причина участия в общем деле и Кевина, и Айрис, да и Саймона, вероятно, тоже.

А вот Мистер Х… С ним всё совсем по-иному. Он стратег, и в этом вся его сущность. Стратег с большой буквы «С», и это чувствовалось в каждом его действии.

Конечно, Кевин не раз хотел выйти из этой компании, использующей для достижения результата (исключительно в денежном эквиваленте) особые методы, идущие, порой, в разрез с некоторыми нормами человеческой морали. Однако, деньги, и только они, удерживали Кевина. Да и не так всё криминально выглядело – мелкие аферы, обыкновенное отмывание небольших сумм денег. Всё выглядело довольно безобидно, и Кевин каждую ночь засыпал без угрызений совести.

Айрис тоже хорошо спала. Правда, чаще всего это было связано ни с чем иным, как с алкогольным опьянением. Она часто приходила домой под утро. Или к Кевину – ей словно было всё равно.

Хлопнула дверь, и в комнате появился Саймон. Он был очень сосредоточен. Его лицо выражало лишь чувство глубокого размышления. Он налил себе стакан воды, а затем залпом его выпил. Громко опустив пустой стакан на стол, он подошел к Кевину.

- На пятницу, двадцать девятое ноября, ничего не планируй. Есть дело …

- От Мистера Х?

- От кого же еще.

Кевин заметил, как серьезен был Саймон. Таким он его еще никогда не видел. Да, он всегда был сознательнее и ответственнее его или Айрис, но сейчас это было даже нечто другое. Было видно, что телефонный разговор заставил Саймона действительно всерьез о чем-то задуматься.

- Что за дело? – спросил Кевин.

- Нужно будет переправить небольшой груз в аэропорт. Важный груз…

Кевин смотрел на Саймона и лицо его становилось всё серьезней. Дело. И снова это слово, в смысле которого Кевин никак не мог разобраться.

- Саймон, всё нормально?

- Знаешь, Айрис лучше не посвящать в это. Не нужно. Скажем, что пошли на хоккей. Договорились?

- Да, конечно.

- А сейчас, знаешь, я пойду домой. Меня, наверное, уже заждалась Аманда.

Саймон встал с кресла и двинулся к двери. Он быстро обулся, накинул пальто, обмотал шею шарфом и вышел, хлопнув дверью.

Кевин смотрел то на дверь, то на телевизор. Там не было изображения – только серебристый дождик. Была такая тишина, что Кевин боялся пошевелиться. Саймон ввел его в некоторое оцепенение.

Что значит не говорить Айрис? Она была с ними в каждую минуту их нелегкого труда, и оба мужчины считали ее чуть ли не своей сестрой. Кевин вообще проникся к Айрис чувством совершенно особым. Эта девушка была не похожа ни на одну из тех, которые окружали Кевина в старших классах, а потом и в колледже.

И ведь ничего Кевин не спросил у Саймона. Он не пытался узнать никаких подробностей, словно не хотел и вовсе знать о них. Какое-то чувство тревоги закралось ему глубоко в душу почти сразу после того, как Саймон вернулся в квартиру. Впрочем, Кевин и не догадывался, какие эмоции бурлили в эту минуту в душе у Саймона. Ведь он тоже был не железный, а вполне нормальный человек со своими страхами и слабостями. Он тоже мог переживать, терзаться мыслями, оступаться и заходить в тупик. Все это было ему тоже свойственно, как бы он не пытался скрыть это от окружающих. А ведь знаете, это у него отлично получалось. И даже Кевин верил во всю эту наигранную монументальность.

Мы подошли к тому скверу, где чуть раньше я сидел на скамейке и писал статью. Моя машина была совсем неподалеку, на парковке. Машина Аманды стояла рядом с моей. У нее был «Мини» притягательного красного цвета. Конечно, эта машинка мне бы абсолютно не подошла. Я бы себя чувствовал в ней некомфортно. Помню, сидел за рулём такой пару месяцев назад. И голова упирается в потолок, и руль слишком близко к телу. И регулировки слишком узкие. Машинка не американская, и это бросается в глаза.

- Когда выйдет номер с этой статьей? – спросила Аманда.

- Двадцать первого, как обычно. А уже двадцать второго я начну работать над следующей. Ну, это, конечно, при условии, если меня не уволят двадцать первого.

Я громко рассмеялся, а внутри что-то ёкнуло. А ведь ни в коем случае нельзя провалить эту статью, иначе Студмайер меня вышвырнет на улицу. Ждут ли меня в других журналах? Ой, я бы не стал на это надеяться. Все-таки по молодости я писал намного лучше. Может, амбиций было больше, а может и голод не давал мне передохнуть. В любом случае, теперь каждая статья на вес золота.

- Я обязательно куплю его и первым же делом отыщу вашу статью, - улыбнулась Аманда.

- Непременно! Жду ваших комментариев.

- Как же я вас найду?

Аманда сначала широко улыбнулась, а потом полезла в сумочку. Она достала небольшую бумажку и ручку и протянула их мне.

- Вот, запишите ваш номер телефона, и я вам обязательно позвоню. Только учтите, я буду судить статью очень строго – похвалы от меня не ждите. Я же все-таки писательница.

Я написал номер своего телефона и протянул бумагу Аманде. Та улыбнулась, и мне даже показалось, что подмигнула. Ах, как же девушки любят подмигивать! Я не связываю это с откровенным желанием пофлиртовать, но некая игривость во всем этом читается совершенно четко.

- Поздно уже… Вы так не считаете? – спросила Аманда, посмотрев на часы.

- Да, пожалуй. Правда, я почти никогда не тороплюсь домой вечерами. Что меня там ждет? По большому счету ничего.

- У вас нет девушки?

- Нет, мы расстались не так давно.

- Сожалею…

- Что вы, это была моя инициатива. Впрочем, это уже не важно.

- Ладно, не буду вас больше выспрашивать. До свидания, Джеймс. Возможно, еще увидимся.

- Очень надеюсь, что раньше, чем на презентации вашего нового романа, - сказал я и широко улыбнулся. – Как я понимаю, работа над ним еще не началась?

- Частично. У меня еще несколько важных встреч с издателями и спонсорами, которые заинтересовались мной. Когда все вопросы будут улажены, тогда и начну новую книгу основательно, благо некоторые мысли в моей голове уже сформировались, и я, признаться честно, хочу скорее выплеснуть их на бумаге…

- Вы хотели сказать, на клавиатуре ноутбука, - поправил я.

Аманда рассмеялась, а потом, пожав мне руку, прошла к своей машине. Она открыла дверь и обернулась. Она видела, как пристально я смотрел за каждым ее движением. Она снова улыбнулась и села за руль, захлопнув дверь. Завелся двигатель, и красный «Мини» тронулся с места. Несколько поворотов руля, и машинка задвигалась в сторону развязки, с которой был очень удобный въезд на Бруклинский мост. «Мини» удалялся всё дальше, а я продолжал следить за ним. В какой-то момент я потерял его из вида… И только тогда я смог развернуться и пройти ближе к бортику набережной Ист-Ривер.

Какая же это удивительная женщина! И ведь встречал я девушек много красивее нее, но ни одна не могла меня заставить смотреть на нее таким взглядом. Взглядом, полным благоговения и счастья. Зачастую, меня больше привлекала грудь девушки, а не ее глаза, но тут… Мои мысли отчего-то были девственно чисты и мне хотелось смотреть именно в глаза этой девушке, а не куда бы то ни было еще.

Как часто открываешь в себе что-то новое, доселе не знакомое. И каждый раз не можешь сдержать улыбку, дивясь самому себе. Вроде бы живешь уже двадцать семь лет, и кажется, знаешь о себе абсолютно всё, а потом вдруг неожиданно открываешь самого себя. Или это какие-то качества, или черта характера. Иногда бывает, что начинаешь дивиться совершенно непонятно откуда возникшей в голове мысли. И ведь это всё еще ты, но с таким трудом узнаешь себя…

В такие моменты, если ты журналист, нужно скорее садиться за ноутбук или взять ручку с блокнотом, и писать, писать, писать… Это будет написано уже новым тобой, и несомненно ты получишь нечто отличающееся от привычного. Вероятно, за это тебя и похвалит главный редактор. Ну, в моем случае, это Студмайер, которого я искренне недолюбливаю – он просит от меня столько, сколько мне не под силу ему дать. В конце концов я же человек, а люди, как известно, не всесильны.

И ведь найдется человек, который сейчас громко заявит, что он всесильный. У него много денег, недвижимость в разных уголках мира, престижная работа, красавица-жена и много-много детей, трое из которых непременно должны быть приемные. И не мальчики и девочки, которые лишены родителей и содержатся в жутких условиях в детских домах какого-нибудь Техаса… Нет, это обязательно дети из Африки – всё-таки дань моде. И всего этого этому человеку хватает, чтобы назвать себя всесильным мира сего. Какой абсурд, подкрепленный искренним убеждением в том, что деньги решают всё…

А ведь всё чаще я стал замечать, насколько тяжело пробиться куда-либо без денег и связей. Мне повезло – мне не пришлось платить, да и связей в журналистике у меня не было. Однако, многие мои друзья испытали на себе всю красоту бюрократии и несовершенства мира. Адам, очень талантливый парень, мой давний знакомый, не смог получить работу в «Times»… Адам! Да кто если не он?! Лучшего специалиста я никогда не видел! У него безупречная речь, приятный слог, огромное количество мыслей, подпитываемых социальной жизнью каждого нового дня. Почему его не взяли в «Times»?.. Ответ очевиден.

А ведь уже довольно поздно. Нужно ехать домой и ложиться спать, но, если быть честным, не хочется, чтобы день заканчивался так скоро. Такое бывает тогда, когда сон предстает перед тобой вынужденной мерой, а не искренним желанием. Причем если день сложился совсем не так, как тебе того хотелось, может казаться, что если закончится этот день, то на завтра, вспоминая его, на ум придёт только что-то отрицательное. И вот ты в яром порыве пытаешься спасти этот день во что бы то ни стало, листая странички в интернете, написав другу сообщение в фэйсбуке, ожидая скорейшего ответа. И ты сидишь на стуле минуту, пять минут, полчаса… а ответа всё нет. Или можно налить чай и открыть любимый журнал, пытаясь развеселить себя тем, что нравится тебе больше всего – автомобилями. О, ужас – ты уже прочел этот журнал на прошлой неделе… Да пошло всё к черту!

И ты ложишься спать, потому что чувство бездарно прожитого дня очень сложно подавить в поздний час. И лучший друг уже давно спит…

Саймон спустился в подземку, и уже через пятнадцать минут был на своей станции. На платформе стояло только три скамейки, и те занятые пьяными. Саймон всегда морщился, проходя мимо этих укутанных в какие-то лохмотья людей. Они вызывали у него отвращение, сравнимое наверное только с тем, как его жена относилась к большим австралийским тараканам, которых Саймон благополучно разводил вот уже пятый год.

Еще в детстве он начал разводить насекомых. Сначала это были самые обыкновенные муравьи, но потом Саймону стали всё больше нравиться экзотические виды. Он был готов выкладывать всю свою университетскую стипендию на всяких разных жуков. Мать никогда не понимала сына, однако была очень либеральной женщиной, и очень многое позволяла Саймону. Желания сына никогда не шли вразрез с моральными нормами и правилами поведения, и потому мать многое позволяла. Тараканы? Ну они ведь не обычные, а экзотические, большие австралийские… А это уже несколько серьезнее.

Саймон ступил на эскалатор. Станция располагалась глубоко, и поэтому подниматься предстояло долго. Саймон смотрел на тех, кто только спускался в метро.

Большинство людей выглядели очень уставшими. Бодрыми и довольными выглядели считанные единицы. Саймон отметил красивую высокую блондинку, очаровательные локоны которой выглядывали из-под не менее очаровательной вязаной шапочки. Девушка слушала музыку и улыбалась. Было понятно, что это скорее всего что-то молодежное и зажигательное, потому что казалось, что вот еще совсем немного, и она станет танцевать… Милое создание. Был еще пожилой человек, у которого на лице было нарисовано самое настоящее счастье. Вполне возможно, что у него женился внук, или внучка выходила замуж за богатенького. Это только предположения, но почему бы и нет.

Саймон наконец-то оказался на поверхности. Здесь уже было совсем темно. Ночь наступала на город, погружая его в сладкую дрему. Конечно, Нью-Йорк не спит по ночам, и если даже дремлет, то совсем редко и по чуть-чуть.

Было холодно. Саймон поежился и пошел к себе домой. От метро его дом был в нескольких кварталах. Улицы были хорошо освещены, и прохожие встречались довольно часто. Было понятно, что местные жители не боятся ходить по ночному Нью-Йорку, несмотря на ужас одиннадцатого сентября… Люди первое время были в состоянии шока, но потом осмелели и стали жить по возможности так же, как и жили. Это был своеобразный вызов терроризму! Люди словно говорили: «Вам нас не сломать!» Эта мысль стала всё шире проникать в головы людей и сейчас Америка старается жить смело назло всем. Саймон был одним из тех, кто не боится по ночам идти по городу – тогда в сентябре уже случилось самое страшное, а значит ничего страшнее быть уже не может.

Уже закрытые магазины, кафе, лавки с газетами. Саймон приближался к дому, но не мог идти быстро. Его голова была занята исключительно звонком Мистера Х.

Груз. В аэропорт. Задача непростая, однако Мистер Х пообещал сделать всё возможное, чтобы эту задачу облегчить. А что нужно? Корочка спецслужб и особое распоряжение, которое позволит пронести груз на борт частного самолета без досмотра… И всё.

Кажется, Саймону нет повода переживать. Они с Кевином приедут в аэропорт, погрузят груз, и спокойно разъедутся по домам… Всё очень обыденно и пустяково. За это им заплатят, и оба будут довольны.

Однако это только выглядит всё очень привлекательно…

Груз. Именно он тревожил Саймона.

А что если это наркотики? Тогда Саймон будет считать себя убийцей, и ещё долго не сможет спокойно спать. Да к черту сон! Саймону всюду будут казаться лица этих молодых, еще не ставших на свой жизненный путь крепкими ногами, людей.

А что если это оружие? И в этом случае Саймон будет считать себя убийцей. Оружие, которое уже спустя несколько часов может быть доставлено в любую точку мира. И там тоже очень просто и совсем без приключений это оружие получат, и скорее всего уже на следующий день оно достанется террористам. Саймон возненавидит себя, и, наверное, попытается покончить с жизнью уже вечером.

Саймон уже приближался к дому. Он нащупал в кармане ключи от квартиры, и подошел к двери, прежде взглянув на окна. Света не было. Аманда должна была быть дома, поэтому Саймон сильно удивился. Время было позднее… Он всегда был против ее поздних гуляний, встреч с журналистами или съемок в телепередачах. Для него Аманда всегда оставалась маленькой и беззащитной девочкой, с которой он познакомился еще в школе, и которую не переставал любить уже много лет. Он часто вспоминал, как добивался ее, будучи четырнадцатилетним подростком – скромным, зажатым и очень чувствительным. Первый букет цветов, первый поход в кино, первая прогулка под ручку, первый поцелуй. Всё это было для Саймона связано только лишь с ней, Амандой, и только с ней он чувствовал себя счастливым. Конечно, в последнее время их отношения претерпевали большие проблемы, но Саймон словно знал, что всё это лишь небольшое препятствие для их любви. Он думал, что Аманда никуда от него не денется и всегда будет с ним. Эта мысль приходила ему на ум всегда, как только в их отношениях возникали какие-то проблемы. Этой мыслью он часто утешал себя, и это его вполне устраивало.

Мужчина открыл дверь, прошел внутрь и включил свет в вестибюле. Первым делом он опустил глаза вниз – обуви Аманды не было. Саймон снял пальто и прошел на кухню:

- Аманда, ты дома?

Никто не ответил. Дом был пуст. Саймон прошелся по дому, но так и не найдя Аманду, прошел в гостиную и сел на диван. Он включил телевизор и стал переключать каналы. И тут Саймон заметил маленький бумажный лист, лежащий на журнальном столике. Он протянул руку и взял его. Это была записка:

«Саймон, я ушла на прогулку. Скорее всего снова навещу Бруклинский мост. В холодильнике стоит суп, и оладьи – я днем пожарила. Поужинай и ложись спать – я буду поздно. Не беспокойся за меня – я на машине, и поэтому если будет холодно, смогу погреться в ней. Пока-пока.

Аманда.»

Саймон был недоволен. Он так часто разговаривал с Амандой о ее частых походах к Бруклинскому мосту… Ему казалось, что Аманда всё поняла, и больше никогда там не появится, и тут снова. Конечно, любому другому могло польстить, что девушка написала правду, не стала обманывать, как-то выкручиваться, но только не Саймону. Ему это просто надоело!

Аманда ходила на мост, чтобы вновь взглянуть туда, где погиб ее отец – на место, где стояли башни Всемирного Торгового Центра. Оттуда был самый лучший вид на южную часть Манхэттена.

Саймон знал о ее отце, и поддерживал Аманду всегда как мог. Но эта самая что ни на есть паранойя с каждым годом бесила его всё больше. Сколько раз он говорил ей, чтобы она начала новую жизнь, и никогда больше не появлялась у Бруклинского моста. Он говорил ей, что это место не приносит ничего, кроме угнетения и слез. И каждый раз он слышал утвердительный ответ и слова о том, что это было в последний раз, и больше никогда не повторится. Но уже через несколько недель всё повторялось вновь, и Саймон хватался за голову. Каждый был прав по-своему, и оттого вся эта ситуация приобретала тупиковый характер.

Саймон смял бумажку и выкинул в мусорное ведро. Затем он стал ходить по гостиной взад и вперед, крутя в руке свой маленький телефон. В голове вертелись уже две мысли, которые образовывали подобие спирали. Слагали спираль мысли об Аманде и о предстоящем задании Мистера Х. И то, и другое напрягали голову Саймона до предела. Нервы начинали сдавать. Саймону захотелось выпить. Он прошел к бару и открыл дверцу. На нижней полке стояло несколько бутылок с коньяком и бутылка хорошего французского вина. Эта бутылка вообще стояло в баре уже очень давно, и представляла большую ценность для Аманды. И дело было не в том, что это вино очень большой выдержки, а в том, что его подарил Аманде ее отец ровно за пять дней до трагедии 11 сентября… Эта бутылка стала настоящим сокровищем в этом доме, и никто никогда не посягал на ее пробку. Тут Саймон понимал свою жену и у него никогда не было мысли открыть это вино.

На верхней полке стояло несколько бутылок виски. Саймон взял в руки ту, что была ближе и начал изучать этикетку. Несколько минут спустя Саймон одобрительно кивнул и откупорил бутылку. Открыв другой ящик он достал оттуда стакан и налил в него виски. Он не очень любил крепкие напитки в отличие даже от того же Кевина, но сейчас ему нужно было срочно расслабиться, а, как известно, лучшего средства ещё никто не придумал.

Саймон сел на диван и глотнул виски…

Словно эталон спокойствия вдруг нахлынул на Саймона и он закрыл глаза, находясь в этом очень приятном состоянии. Теперь он стал понимать Айрис, которая прибегала к помощи алкоголя чуть ли не каждый день. Сделав второй глоток, Саймон положил ноги на журнальный стол и откинулся на спинку дивана, а потом стал постукивать пальцами по деревянному подлокотнику. Постукивания очень сильно напоминали мелодию из знаменитой гитарной партии Ричи Самборы в песне «You give love a bad name», которую Саймон в свое время заслушал на своем старом дохленьком проигрывателе виниловых пластинок.

ГЛАВА 4

Первый снег

21 ноября выпал первый снег.

Помню, как в детстве, я радовался и кричал, видя, как с неба падают белые хлопья снега, по которым уже соскучился за лето. Это было настоящим событием в жизни каждого ребенка. Хотелось сразу бежать на улицу, лепить снежки и кидаться ими в таких же как ты счастливых детей. И, пускай, его было мало и он был совсем не липким, я всё равно пытался слепить хоть один снежок. И если у меня это получалось, я был просто счастлив. Так мало было нужно для счастья…

Первый снег означал конец учебе. Теперь после уроков я не шел домой делать уроки, а задерживался рядом со школой до самого вечера. Мы выходили с друзьями из школы, и начинали радостно играть в войнушку. И с каждым новым зимним днем наша войнушка становилась всё более интересной, так как прибавлялось снега.

Когда снежок попадал в окно припаркованного рядом автомобиля, мы убегали на соседнюю улицу, чтобы нас не смог найти хозяин машины. Это было тоже элементом игры, без которого и детство не детство. Мои родители никогда не ругали меня за то, что наша войнушка обычно заканчивалась вдрызг мокрой одеждой. Уже повзрослев, я сказал им за это огромное спасибо.

Первый снег. Как часто я становился его свидетелем, сидя за рабочим столом, стоящим у окна. Я писал очередную статью для школьной газеты, и иногда в моменты, когда я подбирал нужные слова, я смотрел в окно. И часто именно в этот момент я неожиданно видел снег и чуть ли не вскакивал на стуле. И статья после увиденного становилась куда лучше, куда насыщеннее и богаче, словно вместе со снежинками на землю спускалось вдохновение.

Для каждого первый снег свой, потому что застает человека в разных ситуациях. Кто-то наблюдает его из окна своего душного офиса, кто-то со своего любимого дивана, который повернут к окну, чтобы по утрам встречать рассвет в любимой постели. Молодая женщина, только месяц назад родившая ребенка, в этот момент может идти с коляской по Центральному парку, а женщина, желающая скинуть несколько килограммов встретит первый снег в кроссовках и наушниках в каком-нибудь сквере.

Для работников метро первый снег может наступить тогда, когда для остальных он уже второй, или даже третий. Но это совершенно не меняет их отношение к этому событию, которое чаще всего знаковое для человека.

Многие не любят осень, и первый снег для них словно спасение от осеннего уныния и тоски. Ко мне, конечно, это совершенно не относится, но вот моя мать… Она никогда не любила осень, и никогда это не скрывала. У нее в это время происходит спад настроения, чувствуется нехватка жизненных сил и энергии.

- Нет, не жди от меня лишних карманных денег, Джеймс, - говорила моя мама. – Вот выпадет снег, тогда буду давать тебе на пять долларов больше.

Меня всегда удивляло, как связаны между собой карманные деньги и время года, однако в нашей семье было почему-то именно так. И представляете, я ждал зиму, потому что понимал, что зимой я могу позволить себе немного больше, чем летом – шоколадку потолще, да и бутылку газировки пообъемнее.

21 ноября. Помню, бывало он выпадал и раньше, но это были единичные случаи. Обычно первый снег был в первых числах декабря.

Вот и сейчас за окном падал редкий снег. Светило яркое солнце, и снежинки блестели, словно драгоценные камни. Пожалуй, это был лучший первый снег за долгие годы. Я отвлекся от журнала и смотрел в окно так, словно интересующая меня статья вдруг оказалась там.

Был полдень. Самое продуктивное для меня время. Однако я не был занят очередной статьей. Я читал свою предыдущую, номер с которой появился только вчера. Номер вообще удался! Пожалуй, это был лучший номер этого года. Это, конечно, мое личное мнение. Здесь была и душа, и правда жизни, и много очень интересных мелочей, способных заинтересовать каждого. Номер отличался массовостью. Прямо чувствовалось, что его создавали для читателей, какими бы они разными не были.

Сегодня был выходной. У нас в редакции было правило – два дня после выхода номера – выходные дни. Всем это нравилось, в том числе и Студмайеру, у которого появлялся шанс сыграть в теннис с кем-нибудь из подчиненных. Я играл с ним несколько раз, но было это давно. Выигрывать у начальника не выгодно, а поддаваться раз за разом просто надоедает. В последнее время Студмайер играл с Аланом Киди. Тот, как и я, неплохо играл, и поэтому поддавался. На что не пойдешь ради того, чтобы ублажить своего начальника. Я ничего против этого не имею, но теннис… Я слишком люблю этот вид спорта, чтобы намеренно не получать удовольствие от игры.

Еще рано утром пришло сообщение, в котором Студмайер поздравлял меня с отличной статьей и самим номером. Конечно, он еще не раз за сегодня позвонит, но смс для Студмайера – святое.

В половину первого позвонила Сьюзен:

- Привет, Джеймс! Читаешь наше детище?

- Привет. Ага, вот лежит на коленках.

- По-моему, он просто блестящий! Не буду врать, Джеймс, не ожидала такого! Удивлена очень! Мне звонили из отдела продаж – прогнозируются рекордные продажи.

- Отличный номер, Сьюзен! И моя статья его не испортила.

- У тебя отличная статья, Джеймс! А как тебе моя?

Обычно статьи Сьюзен были уже во второй половине журнала, и пока я до нее не дошел. Врать я не стал.

- Она еще впереди.

- Вот ты какой, - возмутилась Сьюзен. – А я вот твои статьи первым делом читаю!

- После второй кружки кофе я начну читать твою, не обижайся. Я просто люблю некоторую последовательность…

- Можно подумать, это не глянец, а толстенный роман с десятками сюжетных линий. Впрочем ладно, обязательно прочти.

- Конечно прочту! Можешь за это не беспокоиться. Кстати, какие планы у тебя на эти выходные?

У Сьюзен всегда было спланировано что-то на эти выходные после выпуска номера. Не помню такого, чтобы она потом жаловалась о бесполезно потраченном времени, сидя дома. То она играла в пейнтбол с друзьями, то шла в кино и сидела там с утра до самого вечера, сеанс за сеансом. Я редко слышал от нее о свиданиях или романтических встречах, хотя и должна ли она мне о них рассказывать. Я с большой натяжкой мог считаться ее подружкой, с которой можно посплетничать, как только захочется. Да, мы были близки, проводили много времени вместе, но Сьюзен неоднократно давала мне понять, что наши отношения никогда не перерастут в нечто большее, чем дружба. Ее мужчины меня не очень-то интересовали, но, если честно, очень интересно, что они представляют из себя. А сейчас Сьюзен вроде ни с кем не встречается.

- О, у меня сегодня педикюр, SPA-салон и шопинг.

- Ты перекрасилась в блондинку? – посмеялся я в трубку.

- Что за стереотипы, Джеймс? Просто иногда нужно приводить себя в порядок. Хотя бы для того, чтобы нравится коллегам по работе. Чем красивее человек, тем приятнее с ним работать. Или я не права?

- Отчасти права.

- Ну, я не беру в расчет случай абсолютного отсутствия мозга у красивого человека – это из разряда крайностей.

Я услышал в трубке смех. Сьюзен, видимо, была в ванной комнате, потому что ее смех сопровождался сильным эхом.

- Ты в ванной?

- Не поверишь, причесываюсь.

- В первый раз за день?

В трубке снова раздался смех. Настроение у Сьюзен сегодня было действительно просто отличное! Впрочем, после такого успеха оно и не могло быть иным.

- Да, я долго валялась в постели – не хотелось вставать. В комнате почему-то очень прохладно. У тебя тепло?

- Да, вполне.

- Всё, я еду к тебе! – снова раздался звонкий смех.

Сьюзен была не совсем похожа на себя. Обычно она более сдержанная в эмоциях и высказываниях, но сегодня она просто удивляет.

- Давай, приезжай. У меня есть твое любимое ореховое масло!

- Вот знаешь ты, чем меня можно соблазнить! Неужели я восхваляла его при тебе?

- И не один раз, Сьюзен.

Я рассмеялся. До чего же легко и непринужденно можно было с ней разговаривать. Это всегда доставляло мне огромное удовольствие. Когда находишь такого человека, начинаешь недоумевать, как жил без него раньше. И самое удивительное, что жил ведь! Жил, и, можно сказать, жил счастливо. Всё относительно. Мы не живем в абсолютном мире, где каждое понятие соответствует максимуму возможного. Мы всегда сравниваем нынешнее с тем, что было раньше, и именно поэтому нам может иногда казаться, что состояние, в котором, мы находимся сейчас, ближе к состоянию счастья, хотя это вовсе не так.

- А у тебя какие планы, Джеймс? Собираешься охмурить очередную красавицу в ночном клубе?

- Что такое ты говоришь, - рассмеялся я. – Ни разу такого не было.

- Да брось! Познакомишься, переспишь, не позвонишь. В этом плане ты абсолютно предсказуем.

Сьюзен то ли шутила, то ли говорила правду. Хотелось верить в первое, но в чем-то Сьюзен точно была права.

- Ты точно шутишь.

- Нет.

- Шутишь.

Сьюзен снова рассмеялась в трубку:

- Хорошо, хорошо. Я шучу. Доволен?

В трубке снова раздался смех. Сьюзен знала меня лучше многих, и потому к ее словам я относился серьезно. И, если честно, ее мнение обо мне было не очень-то мне и приятно. Хотя, если задуматься, она была ближе к правде, чем кажется. Я действительно не образец для подражания в отношениях с девушками. Конечно, я стараюсь быть более правильным, но этому очень сложно научиться, уж мне-то поверьте.

- Ну так что, в клуб?

- Да нет же, - смеялся я, идя к холодильнику за йогуртом.

- А что же тогда?

- Буду сидеть дома в ожидании звонка от Аманды Бёрнс.

В трубке наступила тишина.

- Алло. Сьюзен, ты меня слышишь?

- Э, да…

- Что с тобой?

- Прости, звонка от кого?

Я улыбнулся. В голосе Сьюзен читалось ничем не скрываемое удивление, и я прекрасно это понимал. Аманда Бёрнс с каждым днем становится всё более знаменитой. Ее последний роман разошелся бешеным тиражом, и ее фото печатается в различных журналах и газетах чаще, чем фото Бритни Спирс или Дэвида Бекхэма. В связи со всем этим поверить в то, что мало кому известный Джеймс Коллинз не без оснований ждет звонка от Аманда – это значит признать существование чуда, которое должно произойти двадцать второго ноября.

- Да-да, от Аманды.

- Ты бредишь, Джеймс, - сказала Сьюзен. – Может, тебе нужно выпить успокоительное?

- Да всё со мной в порядке. Просто несколько дней назад мы встретились у Бруклинского моста, в сквере. Разговорились, и я дал ей номер своего телефона. Аманда обещала позвонить мне после того, как прочтет мою статью в сегодняшнем номере. Представляешь?

- В это очень тяжело поверить, Джеймс.

Сьюзен негромко рассмеялась. В трубке послышались какие-то шорохи, как будто бы Сьюзен одевалась или убирала постель.

- Что ты делаешь, Сьюзен?

- Во-первых, убираю постель. А во-вторых, удивляюсь тому, как легко тебе всё удается.

- Ты о чем?

- Познакомиться со знаменитостью – да легко! – Сьюзен хихикнула. – Не думаю, что окажись на твоем месте кто-то другой, всё бы произошло так же. Ты просто везунчик! Теперь твой телефон есть у самой Аманды Бёрнс!

- Мне кажется, дело тут в том, что я не воспринимаю ее как популярную личность, звезду. Нет, я понимаю, что это всё про нее, но я совсем не знаю ее творчества, ее биографии, и для меня она просто очень интересная, красивая девушка, с очаровательными глазами, между прочим. Вот и всё.

- Знаешь, и мне почему-то кажется, что она тебе обязательно позвонит. У меня предчувствие.

- А у меня уверенность, - сказал я, и подошел к окну. – Смотри какая погода замечательная!

- Я у окна, Джеймс. Помнишь, я говорила, что купила кресло?

- Да, припоминаю…

- Вот. Я поставила его у самого окна, и теперь могу любоваться на город. У меня всё-таки тридцатый этаж. Вид отсюда… просто великолепный!

Я жил на девятнадцатом, и вид из окна тоже завораживал. Поблизости не было высоких зданий, и поэтому ничто не мешало наслаждаться неплохой панорамой Манхэттена. Небоскребы устремлялись ввысь, словно ракеты, вот-вот готовые стартовать и поднять на орбиту самых счастливых на этой планете людей. Они ярко блестели на солнце своими стеклянными фасадами, притягивая взгляд. Я жил в этой квартире уже пять лет, но этот пейзаж никогда мне надоедал. Я засыпал – он был за окном. Я просыпался – он был всё там же. Наслаждаясь любимой книгой, он всегда был рядом со мной, и если мои глаза уставали от чтения, я всегда мог расслабить их, лишь повернув голову налево. И даже занимаясь любовью с секретаршей Студмайера, я иногда бросал взгляды за окно, желая подпитаться у города такой необходимой в эту минуту жизненной энергией.

- Я никогда не был у тебя дома, Сьюзен.

- Ага, проснулся! Помнишь, в университете, я звала тебя в гости! А?

- Я мало что помню, если честно.

- Можно подумать, тебе уже полтинник! Джеймс, так ты даже не помнишь, как однажды мы по неосторожности поцеловались? – спросила Сьюзен явно с улыбкой на лице.

- Помню конечно…

Я действительно помнил это. Причем это была никакая не игра, в которую часто играют молодые парни и девушки, чтобы позабавиться. Нет, это было что-то более глубокое. Мы были у моих родителей, в Бруклине. Там на заднем дворике дома мы кидали баскетбольный мяч, а потом присели на крыльцо отдохнуть. Я тогда протянул Сьюзен бутылку с водой, а она вдруг неожиданно подалась вперед, и мы поцеловались. Шли секунды, а наши губы словно приклеились друг к другу. Прошла минута, и прошло бы больше, если бы я нечаянно не опрокинул ту бутылку с водой на спину Сьюзен. Вода была холодной, и Сьюзен резко дернулась от неожиданности, и прикусила мне губу. Она начала кровоточить, и я скорее побежал в дом. Сьюзен посидела еще немного у меня на крыльце, а потом пошла на автобусную остановку. Когда я вышел на задний дворик, Сьюзен уже не было. Я побежал к остановке, но и там было пусто…

- Ладно, Джеймс, мне пора собираться. Да и ты давай заканчивай сидеть дома! На улице такое солнце, тепло, снег идет! Я знаю, ты любишь нашу нью-йоркскую зиму. Всё, до встречи.

- Пока, Сьюзен. Удачного дня, - пожелал я Сьюзен и положил трубку.

А правда, погода такая чудесная! Нужно идти гулять!

Я из тех, кто любит гулять без цели. Просто выйти из подъезда и пойти куда глаза глядят, впитывая энергию города и ощущая его настроение. Город живой, и наши с ним настроения так часто совпадают. Можете смеяться, но я не раз замечал, что когда у меня неудачи, на улице идет дождь или очень пасмурно, а когда всё хорошо – чистое небо и яркое солнце. Кто-то скажет, что я излишне сентиментален… но я этого и не стесняюсь – иногда действительно находит.

Студмайер не звонил. Вот сука! Если надо накричать, так он звонил сразу же, а как похвалить, так нет, не дождешься. Такая статья, такой номер, а он не звонит. В какой-то момент я уж было подумал, что наши отношения начинают налаживаться, а тут… Одно маленькое сообщение, и больше ничего.

Только я отошел от окна, и пошел к гардеробу, чтобы одеться, как зазвонил телефон. Я взял мобильник и поднес к уху.

- Алло, Джеймс?

- Здравствуйте, мистер Студмайер.

- Заждался уже, наверное, моего звонка, да? Сидишь на диване с трубкой в одной руке и с пивом в другой?

В трубке послышался смех. Он был очень неприятным, впрочем как и тот, кто его издавал. И не нравился он мне не только потому, что принадлежал строгому начальнику. Дело было в самом Студмайере, которого я никогда не переносил. Он был крайне неприятен для меня, и я всегда старался свести наше общение к минимуму. И юмор у него был идиотский! Его шутки отличались особой глупостью, и смеялись над ними только лишь ради того, чтобы ублажить своего начальника. Смеялись ли над его шутками его родственниками, мне было неизвестно, да и, если честно, плевать я на это хотел.

- Я читал наш свежий номер как раз. По-моему, очень достойный номер, мистер Студмайер.

- Меня каждый час информируют о продажах… Мы бьем рекорды!

- Поздравляю вас, мистер Студмайер.

Мне было абсолютно неинтересно разговаривать с Питером. Мне не хотелось ни о чем у него спрашивать, и не хотелось отвечать на его глупые вопросы, которые иногда могли политься из его рта. Бр-р-р…

- Мне надо идти, мистер Студмайер. Будем надеяться, что темпы продаж будут расти и дальше.

- Ладно, Джеймс, давай, беги куда там тебе надо! А я пойду в какой-нибудь бар и выпью чего-нибудь крепкого за успехи нашего журнала.

- До свидания.

Уф, наконец-то всё. Теперь есть несколько дней отдохнуть от него. Он больше не позвонит. Теоретически это может конечно случиться, но только в случае какого-то форс-мажора.

Я положил телефон в карман брюк, и пошел к шкафу. Я накинул куртку, одел кроссовки, и поспешил на улицу.

Сьюзен была права. Нужно было скорее бежать из душной квартиры на улицу, где стояла прекрасная погода. Я вышел из подъезда и сразу попал в крепкие объятия лучей солнца. Ветра не было, и снежинки медленно падали на землю, сверкая на солнце, словно драгоценные камни. Вот чего мне так не хватало столько времени – снега! Он падал, и почти сразу таял, но это было для меня не важно. Я поднял голову и посмотрел на небо, которое сегодня было необычайно чистым, безупречно голубым – таким, каким я запомнил его по своему детству. Тогда оно почти каждый день казалось мне необычайно сказочным, и я мог часами лежать на траве и смотреть ввысь.

Я одел наушники, нажал на «play» и пошел вниз по улице, вдыхая полной грудью этот свежий воздух. Меня радовало всё: люди, идущие навстречу, проезжающие мимо машины, фасады домов. Настроение города совпадало с моим на все сто процентов, и с каждым шагом моя улыбка становилась всё шире.

Было 22 ноября. Всё еще шел первый снег…

Саймон и Аманда разругались в тот день, когда она поздно вернулась с прогулки на Бруклинский мост. Еще по дороге домой она поняла, что по приезду ее ждет очередной серьезный разговор. Она уже привыкла, что в последние месяцы их с Саймоном разговоры стали носить всё более тяжелый характер. Саймон редко повышал голос на нее, но ей и без того было не очень приятно в те минуты. Аманда искренне пыталась объяснить мужу причины своего поведения, и тот слушал ее, но спустя некоторое время всё повторялось вновь.

И если бы только лишь один Бруклинский мост был причиной их ссор… Были причины еще, и оба это понимали. В последнее время они стали плохо понимать друг друга, часто раздражаться из-за любой мелочи. У Саймона, порой, сдавали нервы, и Аманда старалась спрятаться куда-нибудь в эти минуты, только чтобы муж не смог выпалить на нее очередную порцию раздражения. Аманда старалась смягчить каждый конфликт, и иногда это действительно получалось. Когда ее попытки ни к чему не приводили, старался уже Саймон. Он тоже не хотел ругаться с Амандой, и был бы рад избегать конфликтов, но он был живой человек, а у живых, как известно, есть чувства и эмоции, которые тяжело держать в себе.

Сегодня оба проснулись в одной постели. Накануне они снова немного повздорили, но в итоге уснули вместе, крепко обнявшись.

Утро стояло солнечное. Шторы были не задернуты, и через окно в комнату проникал яркий солнечный свет. За окном уже начался очередной день этого большого города, который обещал быть не похожим ни на один другой день. Хотя, если подумать, разве бывает два одинаковых дня? Их не может быть хотя бы потому, что человек становится наутро взрослее на один день, а значит он становится другим. Если призадуматься, это действительно так. Понаблюдайте за собой как-нибудь, и вы это заметите.

Аманда проснулась и открыла глаза. Первое, что она увидела, был будильник, стоящий на столике. Часы показывали одиннадцать часов ровно. Она не сразу поняла, что ее обнимает Саймон – его левая рука была у нее на талии. Она стала восстанавливать в памяти события вчерашнего вечера… Они поругались, потом успокоились, выпили по бокалу вина, и легли спать. Сегодня у нее выходной, и вставать никуда не нужно, значит 11 часов утра ее совсем не смутили. Нужно ли было куда-нибудь Саймону? Да вряд ли, он ее не предупреждал об этом, и не просил завести будильник.

Аманда аккуратно убрала руку Саймона со своей талии, и встала с кровати. Она старалась делать всё очень тихо, чтобы не разбудить мужа. Она вышла из спальни и тихо закрыла дверь. В квартире было солнечно. Аманда прошла на кухню и взглянула в окно. Снежинки блестели на солнце и на фоне небоскребов города создавали совершенно волшебный пейзаж.

Девушка подошла к холодильнику и достала из него пакет молока. Аманда была одной из тех американок, которые завтракали низкокалорийными кукурузными хлопьями, которые согласно рекламе, помогали держать себя в форме. С хлопьев начиналось для нее каждое утро, и их приготовление уже вошло в привычку.

Аманда высыпала хлопья в тарелку, залила молоком и села за стол. На ней была коротенькая ночнушка, из под которой выглядывали стройные ножки. Это одно из самых грозных оружий любой девушки с утра выглядело совсем не воинственно, а даже как-то очень мило.

Она быстро позавтракала, одела джинсы, футболку и кофту, накинула легкую куртку и побежала в газетную лавку. Ей не терпелось купить свежий выпуск «La Magazine» и прочитать мою статью, отрывки которой она прочла, когда встретила журналиста у Бруклинского моста.

Было тепло, несмотря на идущий снег. Аманда подставила лицо солнцу и высунула язык, на который сразу же стали падать холодные снежинки. Наступление зимы! Как сильно Аманда любила это время года, и как часто именно зимой к ней приходило вдохновение, и она начинала писать с еще большим желанием.

Аманда купила журнал и поспешила вернуться домой. Саймон еще спал, когда она вошла в квартиру, сняла джинсы, надела коротенькие шортики и села за стол. Она отодвинула тарелку, где еще недавно были кукурузные хлопья, и принялась искать мою статью… Джеймс Коллинз. Статья называлась «Я – журналист». Аманда стала читать и не заметила, как через некоторое время на кухню вошел Саймон:

- С добрым утром, Аманда.

Аманда чуть ли не подпрыгнула на стуле, испугавшись.

- Ой, боже!.. Саймон, нельзя же так пугать!

- Извини, дорогая, - сказал он сонным голосом.

- Дорогая? Нечасто ты балуешь меня этим словом. Да и вообще не часто балуешь.

- Этим занимаются только мальчишки, которые хотят сделать всё, чтобы затащить девушку в постель.

- То есть ты считаешь, что, надев мне на палец обручальное кольцо, ты можешь пользоваться мной как и когда тебе угодно? – сказала Аманда и подняла грозные глаза на мужа, но тот не растерялся.

- Супружеский долг, дорогая, еще большее дело чести, чем карточный.

Саймон смотрел на колени своей жены и по телу пробегала приятная дрожь. Он смотрел на нее с необычайно сильным желанием, и она заметила это:

- Сегодня ты не получишь ничего! Сколько мы вчера ругались? Час, или два?! Кому это нужно, скажи мне?..

- Дорогая, это временные трудности. Ты – знаменитость, я никому неизвестный американец, все еще ищущий самого себя. У нас могут возникать сложности, и я это понимаю. И ты должна это понимать. Ведь так? Ну, дорогая, давай немного порезвимся?

- Я ухожу. Мне надо встретиться с подругами. Вечером поговорим.

Аманда встала из-за стола и пошла в гардеробную. Оттуда она слышала голос своего мужа, которого было уже не остановить.

- Ты всегда уходишь от разговора, Аманда! Придумываешь каких-то подруг, а я ведь знаю, что они все бросили тебя, сразу после того, как ты дала свое первое интервью по телевидению. Они никогда не были тебе подругами! Их съела зависть, и тебе не с кем выпить чашку кофе, обсуждая какую-нибудь вашу бабскую дребедень! И только я у тебя есть, понимаешь?! Только я! А ты, вместо того, чтобы уважать и любить меня, стараешься всячески улизнуть от меня. Иди к своим воображаемым подругам, или к этому чертову мосту – век бы его не видеть! Ты просто несносна!.. Я в последнее время не понимаю ни одного твоего поступка! Может, ты издеваешься надо мной? Впрочем, что я спрашиваю, это очевидно! Ты сделала меня грубым и жестким! Да, да, именно ты, потому что мои нервы не выдерживают ни твоего каменного лица, ни наглого и уверенного взгляда, который я замечаю каждый раз, когда с тобой разговариваю. Я ведь пытаюсь донести до тебя простые вещи, которые могли бы улучшить нашу с тобой жизнь… Ты не представляешь, как это раздражает, когда твои эмоции и мысли летят в пустоту, и в ответ я слышу только вздохи, похлопывания наглыми глазами и очень редкие фразы, до безумия раздражающие меня! Ты ужасна!

Аманда натянула брюки, одела блузку, черный пиджак и вышла к Саймону. Она медленно прошла к входной двери и стала одевать туфли.

- Вот ты опять молчишь! Ну как, как тебе это удается?!

Саймон ударил кулаком по стене, резко развернулся и ушел в спальню, хлопнув дверью. И почти сразу Аманда вышла из квартиры, аккуратно закрыв дверь. Ей не хотелось скандалить с утра, и она предпочла вообще проигнорировать неожиданный всплеск эмоций своего мужа. Она привыкла к его периодическим срывам, но так громко он уже давно не кричал.

Аманда вышла на улицу, и набрала мой номер. Ей хотелось встретиться с автором самой интересной статьи, которую она читала в этом месяце, и рассказать лично и своих впечатлениях.

Я покинул Гарлем и вышел на Пятую-авеню. Здесь как всегда было людно, и как всегда больше половины из этой толпы были туристы. День был солнечный, приятный, и все они вывалили из своих дорогих отелей, чтобы пройтись по одной из самых знаменитых улиц Америки. Я замечал частые вспышки фотокамер, число которых увеличивалось по мере приближения к Тайм-Сквер. Это было привычно – именно эта площадь и прилегающие к ней кварталы считаются по-настоящему сердцем Нью-Йорка.

Я шел не спеша, наслаждаясь возвышающимися справа и слева от меня небоскребами и широкими улыбками идущих мне навстречу прохожих. Среди них были люди европейской внешности, азиаты, мексиканцы и многие другие. Здесь было всё многообразие человеческих лиц и написанных на них эмоций. Несколько раз я встретил людей угрюмых и печальных. У них могло быть тысяча причин не быть радостными в этот день. Кого-то могли вот только что, буквально пять минут назад, уволить с работы. Кому-то позвонили из детского сада и сообщили, что его ребенок заболел, и нужно срочно его забрать… Причины могут быть какими угодно, но главное, что у меня сегодня не было этих причин, и я уверенно шагал вниз по Манхэттену.

Уже далеко позади остался Центральный парк, когда у меня зазвонил мобильный телефон. Я достал его из кармана джинсов. Номер был мне не знаком, но я не из тех, кто игнорирует незнакомые номера, и нажал «ответить»:

- Алло.

- Алло, Джеймс?

- Да. Кто это?

- Это Аманда. Аманда Бёрнс, - услышал я нежный голос.

- Ах, это вы! – обрадовался я. – А я уж думал, вы не позвоните…

- Ну как же я могла – я ведь обещала.

- Очень рад вас слышать! Как вам статья?

- Очень понравилась. Вы сейчас не заняты?

Я вдруг понял, что я не был настолько свободным уже очень давно. Не было никаких планов, встреч и договоренностей.

- Нет, у меня же сегодня выходной.

- Тогда, может, пересечемся где-нибудь, чтобы я лично поздравила вас с успехом?

- Я и сам хотел предложить, но вы меня опередили, - я посмеялся. – Где вы? Я могу подскочить туда, куда скажете.

- Между 39-ой и 41-ой улицами, если идти по Пятой-авеню, есть один милый ресторанчик. Кажется, она называется «Old York». Может быть там через час?

- О, я совсем недалеко оттуда. Мне будет удобно.

- Замечательно! Тогда договорились – через час там.

- Хорошо, до встречи.

Я нажал на красную кнопку, и положил телефон обратно в карман. До 39-ой улицы мне было около получаса пешком, и я решил пойти туда прямо сейчас, и занять столик у окна.

Волновался ли я перед этой встречей? Наверное всё же да. И дело совсем не в моей статье – она понравилась Аманде, да и к конструктивной критике я отношусь положительно. Волнение было из-за самой Аманды. Эта женщина поразила меня своей загадочностью и какой-то особенной красотой тогда на презентации своей книги, усилила это впечатление в сквере у Бруклинского моста, и вот теперь я ждал чего-то подобного…

Дата добавления: 2015-10-30