К вопросу о трудовой Теории стоимости Маркса

К ВОПРОСУ О ТРУДОВОЙ ТЕОРИИ СТОИМОСТИ МАРКСА

В области естественных наук человека, который сказал бы, что законы явлений естественного мира – фантом, посадили бы в дом сумасшедших или просто осмеяли бы. В области наук экономических человека щеголяющего так смело… в голом состоянии… охотно назначат профессором, ибо он, действительно, вполне пригоден для отупления буржуазных сынков.

В. Ленин, Ещё одно уничтожение социализма, 1914 г.

Вряд ли найдётся другая экономическая теория, которая внушала бы буржуазным экономистам такой ужас и такую злобу, как трудовая теория стоимости Маркса; ни одна экономическая теория не подвергается таким бешеным нападкам с их стороны, как эта теория. И это происходит при таких обстоятельствах, когда сами буржуазные экономисты ни шагу не могут ступить без неё, широко используют её на практике, даже не понимая всей комичности своего положения. Впрочем, если бы человек хотя бы чуточку знакомый с трудовой теорией стоимости Маркса захотел бы высказаться по этому поводу, то он бы мог бы смело сказать, что едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись посмешищем, объяснить факты экономической жизни без опоры на трудовую теорию стоимости Маркса.

Но почему буржуазные экономисты отрицают трудовую теорию стоимости Маркса, которая, как хорошо известно, возникла как прямое и непосредственное продолжение учения о стоимости вообще, созданное основоположниками буржуазной политической экономии задолго до Маркса?

Чтобы научно ответить на этот вопрос, надо бросить хотя бы беглый исторический взгляд на то, как вообще возникла буржуазная политическая экономия, какие этапы в своём развитии она прошла, и с точки зрения этого её развития смотреть, к каким выводам она приводит.

Итак, всякое научное исследование по необходимости начинается с описания внешней видимости явлений с тем, чтобы потом раскрыть их внутренние законы. Этой закономерности подчинена и политическая экономия – наука о законах, управляющих производством и обменом материальных благ в человеческом обществе. Она также начинает с описания и классификации внешних проявлений капиталистической экономики.

Капиталистическая экономика возникла в XVI веке. К этому же веку относятся первые попытки осмыслить и объяснить ряд явлений капиталистической экономики. Так зародилось и развилось в XVI-XVIII веках направление экономической мысли и политики, известное под названием меркантилизма. (Термин меркантилизм происходит от итальянского слова «mercante» – торговец, купец). В этом смысле меркантилизм является предысторией политической экономии.

Меркантилисты занимались изучением процессов капиталистической экономики в тот период её зарождения, когда торговый капитал, существующий со времён рабства, стал непосредственно подчинять товарное производство крестьян и ремесленников. Подчинение это происходило следующим образом. Первоначально торговый капитал в лице купца выступал в качестве посредника при обмене товаров мелких производителей и при реализации феодалами части присваиваемого ими прибавочного продукта. В дальнейшем купец начал регулярно скупать у мелких производителей изготовленные ими товары и затем перепродавал их на более широком рынке. Купец тем самым становился скупщиком. С ростом конкуренции и появлением скупщика существенно менялось положение массы ремесленников. Обедневшие мастера вынуждены были обращаться за помощью к торговцу-скупщику, который ссужал их деньгами, сырьём и материалами при условии продажи ему готовых изделий по заранее установленной, низкой цене. Так мелкие производители попадали в экономическую зависимость от скупщика.

Постепенно в такой зависимости от богатого скупщика оказывалось много обедневших мастеров. Скупщик раздавал им сырьё, например, пряжу, для переработки в ткань за определённую плату и таким образом превращался в раздатчика.

Разорение ремесленника приводило к тому, что скупщик снабжал его уже не только сырьём, но и орудиями труда. Так ремесленник лишался последней видимости самостоятельного существования и превращался в наёмного рабочего, а скупщик становился промышленным капиталистом. Так на смену феодальной эксплуатации приходит капиталистическая эксплуатация: купля-продажа рабочей силы. Наёмный рабочий, лишённый средств производства, вынужден продавать свою рабочую силу, чтобы жить. Капиталист же, собственник средств производства, покупает рабочую силу, чтобы жить и обогащаться за счёт труда рабочего.

Короче говоря, в период зарождения капиталистической экономики, называемого также эпохой первоначального накопления капитала, в экономической жизни господствовал торговый капитал. Промышленный же капитал в это время носил подчинённый характер. Поэтому меркантилисты, отражавшие интересы нарождающейся торгово-промышленной буржуазии и впервые приступившие к изучению капиталистической экономики, по необходимости ограничивали свой анализ описанием внешних форм проявлений торгового капитала, оставляя в стороне анализ производства. Производство, с их точки зрения, не имело не только решающего, но и самостоятельного значения и рассматривалось ими лишь как необходимый момент обращения торгового капитала. И если они занимались анализом производства, то только в той необходимости, какую вызывало развитие простого товарного производства. Между тем внутренние законы экономики могут быть открыты лишь при исследовании решающей экономической сферы – сферы производства; производство может совершаться без торговли, торговля же, – именно потому, что она есть обмен продуктов, – не может существовать без производства. Такой подход не позволял меркантилистам увидеть принципиально важное для науки различие между внешней, зачастую обманчивой формой экономических явлений и их действительной сущностью.

Исходя из практики обращения торгового капитала, меркантилисты ошибочно полагали, что истинным источником богатства является не производство и его продукты, а торговля и её продукт – деньги. И это объяснимо. Ведь в то время торговля, особенно внешняя, были основным источником приумножения богатства. Отсюда меркантилисты приходили к выводу, что производство является условием торговли, следовательно, условием богатства, а не его причиной. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в их глазах единственным истинным богатством были деньги. Считая, что благосостояние государства зависит от возможно большего количества денег в стране, они требовали от государства активного вмешательства в хозяйственную жизнь, с тем чтобы возможно больше денег притекало в страну и возможно меньше уходило за её пределы. Первоначально они стремились добиться этого чисто административными мерами запрещения вывоза денег из страны. Позднее они считали необходимым в этих целях расширять внешнюю торговлю. Поэтому они требовали от государства развития внешней торговли в ущерб внутренней торговле, представляя дело так, будто единственным источником экономического развития страны является не производство материальных благ и их реализация на внутреннем рынке, а внешняя торговля, мировой рынок.

Между тем простое товарное производство продолжало развиваться. Более или менее крупный товаропроизводитель собирал разорённых мелких производителей в одно помещение (мастерскую), в которой они выполняли одинаковую работу. Вскоре, однако, стало обнаруживаться, что некоторым из них лучше удаются одни операции, другим – другие операции. В силу этого было выгоднее поручить каждому именно ту часть работы, в которой он наиболее искусен. Таким образом, в мастерских с более или менее значительным числом работников постепенно вводилось разделение труда. Так на смену мастерской пришла мануфактура – капиталистическое предприятие, применяющее наёмных рабочих, работающих на основе разделения труда.

Мануфактурное разделение труда, хотя оно и основывалось на ручном труде, обеспечивало значительный рост капиталистического производства, а вместе с этим ростом росло и значение производства вообще. Чем дальше капитализировалось производство, тем больше приходило понимание того, что основой экономической жизни является не торговля, а процесс производства, подчинённый своим внутренним законам развития. В этих условиях капиталистическое производство уже не могло рассматриваться лишь как момент обращения торгового капитала. Здесь, по необходимости, производство становится объектом специального изучения, что, в свою очередь, обуславливает постановку о внутренних объективных законах экономической жизни. Так возникает политическая экономия. «Политическая экономия, как самостоятельная наука, возникает в мануфактурный период…». (К. Маркс, «Капитал», т.1.)

Наблюдая экономические явления, политэкономы стремились не только описать их, что было характерно для меркантилистов, но и проникнуть в сущность этих явлений, найти законы, управляющие этими явлениями. В отличие от меркантилистов, для которых единственным богатством являются деньги, они постепенно начинают понимать, что не деньги, а продукты производства являются богатством. Поэтому они, пытаясь найти способы увеличения богатства, ставили себе задачу исследовать законы, управляющие производством богатства. Первый шаг в этом направлении был сделан У. Петти – английским экономистом XVII века, основоположником политической экономии.

Становление политической экономии, как науки, было долгим и трудным. На этом пути первым представителям политической экономии (У. Петти, Ф. Кене, А. Смиту, Д. Рикардо и другим) пришлось преодолевать множество различных препятствий. Одно из них, и самое главное, – это трудность понимания происхождения и законов экономических явлений и их трактовок, в частности такого явления, как стоимость. Это проблема постоянно мучила первых политэкономов. Вот что, например, писал Д. Рикардо, имея в виду теорию стоимости: «Если бы я мог преодолеть препятствия на пути к ясному пониманию происхождения и закона относительной или меновой стоимости, я на половину бы выиграл бы битву». (Д. Рикардо, из письма Т. Мальтусу, 1816 г.). Но не Д. Рикардо – самый выдающийся и последний представитель классической, т.е. научной политической экономии, а именно его предшественник лекарь У. Петти, мучаясь великолепным «аристотелевским вопросом» сравнимости и соизмеримости разнородных вещей: «Обмен не может иметь места без равенства, а равенство без соизмеримости» (Аристотель, «Никомахова этика»), впервые в истории политической экономии нашёл научно правильный подход к определению понятия «стоимость».

Пытаясь понять, каким образом неоднородные товары, в частности серебро и хлеб, становятся соизмеримыми и таким образом сравниваются и обмениваются друг на друга в определённой пропорции, У. Петти намечает определение стоимости, называя её «естественной ценой». При этом он определённо указывает на три различных вида цены: 1) «естественная цена», 2) «политическая цена» и 3) «истинная рыночная цена». Под «естественной ценой» он понимает субстанцию стоимости; под «политической ценой» – разновидность «естественной цены», т. е. цену, которая устанавливается под воздействием на производство неблагоприятных политических факторов. Что же касается «истинной рыночной цены», то здесь У. Петти понимает цену, которая устанавливается под воздействием колебания предложения и спроса на данный товар. Но поскольку темой данной статьи является субстанция стоимости (так сказать, вещество стоимости), то в дальнейшем речь идёт только о «естественной цене», т.е. стоимости.

У. Пети, прежде всего, задаваясь вопросом, что такое стоимость товара, в частности хлеба, отвечает: «Если одну унцию серебра можно добыть и доставить в Лондон из перуанских рудников с такой же затратой времени, какая необходима для производства одного бушеля хлеба, то первый из этих продуктов будет составлять естественную цену второго; и если вследствие открытия новых, более богатых рудников две унции серебра можно будет добывать так же легко, как теперь одну, то при прочих равных условиях хлеб будет также дешев при цене в 10 шиллингов за бушель, как теперь при цене в 5 шиллингов». (К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, ч. 1).

Не трудно понять, что из этой цитаты У. Петти вытекают два вывода:

Во-первых, данное количество серебра тогда является «естественной ценой» определённого товара, когда на производство того и другого затрачивается одинаковое количество труда. Следовательно, «естественная цена» товара, т.е. стоимость, определяется не количеством серебра, на которое он обменивается, а количеством труда, затраченного на его производство. «Под «естественной ценой» он понимает по сути дела стоимость». (К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, ч. 1). Здесь У. Петти, определяя стоимость товара трудом, во-первых, опрокидывает ложное меркантилистское учение о том, будто источником стоимости, а следовательно, и богатства является не производство, которое осуществляется исключительно наёмными рабочими, а торговля. Во-вторых, находит то общее свойство разнородных товаров, на основе которого они сравниваются и соизмерятся, а именно: труд, затраченный на их производство;

Во-вторых, величина стоимости товара обратно пропорциональна изменению производительности труда, в основе которого лежит постоянное совершенствование средств производства. Здесь У. Петти, указывая на обратно пропорциональную зависимость стоимости товара от производительности труда, фактически доказывает, что постоянный рост производительности труда, с одной стороны, удешевляет товар, а с другой – увеличивает массу производимых товаров.

Но тем самым У. Петти, выяснив природу стоимости, а именно: стоимость есть не что иное, как определённое количество труда, затраченное на производство товара, делает очевидным тот простой факт, что «Рабочий класс является тем единственным классом, который производит все стоимости. Ибо стоимость есть лишь иное выражение труда, такое выражение, которым в нашем современном капиталистическом обществе обозначается количество общественно необходимого труда, заключающегося в определённом товаре. Но эти производимые рабочими стоимости не принадлежат рабочим. Они принадлежат собственникам сырья, машин, орудий и авансированных средств, которые позволяют этим собственникам покупать рабочую силу рабочего класса. Следовательно, из всей массы производимых им продуктов рабочий класс обратно получает только часть. Другая часть, которую класс капиталистов удерживает в своих руках, с каждым новым изобретением и открытием возрастает, между тем как часть достающаяся рабочему классу (в расчёте на душу), либо увеличивается лишь весьма медленно и незначительно, либо вовсе не увеличивается, а при известных условиях может даже сокращаться.

Но эти все быстрее вытесняющие друг друга изобретения и открытия, эта изо дня в день возрастающая в неслыханных до сих пор размерах производительность человеческого труда создают в конечном счёте конфликт, от которого должно погибнуть современное капиталистическое хозяйство. На одной стороне – несметные богатства и избыток продуктов, которыми не силах овладеть покупатели. На другой стороне – громадная масса общества, пролетаризированная, превращённая в наёмных рабочих и именно поэтому оказавшаяся не в состоянии присваивать этот избыток продуктов. Раскол общества на немногочисленный непомерно богатый класс и на огромный неимущий класс наёмных рабочих приводит к тому, что это общество задыхается в своём собственном изобилии, в то время как огромное большинство его членов едва защищено или совсем не защищено от самой крайней нужды. Такое состояние общества с каждым днём становится всё более нелепым и всё более ненужным. Оно должно быть устранено, и оно может быть устранено. Возможен новый общественный строй, при котором исчезнут современные классовые различия и при котором – по-видимому, после короткого, связанного с некоторыми лишениями, но во всяком случае очень полезного в нравственном отношении переходного времени – средства существования, пользования радостями жизни, получения образования и проявления всех физических и духовных способностей в равной мере, со всё возрастающей полнотой будут предоставлены в распоряжение всех членов общества благодаря планомерному использованию и дальнейшему развития уже существующих огромных производительных сил, при одинаковой обязанности всех трудиться». (К. Маркса, «Наёмный труд и капитал», введение Ф. Энгельс к изданию 1891 года).

При таких обстоятельствах, когда трудовая теория стоимости, созданная буржуазными экономистами и получившая свой законченный вид у К. Маркса в форме теории прибавочной стоимости, приводит прогрессивные силы общества к пониманию того, что капиталистическое общество является грабительским, мошенническим, даже более того, нелепым обществом и поэтому оно должно быть уничтожено и на его месте должно быть построено новое общество на основе общественной собственности – социалистическое общество, – то тут, конечно же, безусловный интерес капиталистов требует опровергать, извращать, замалчивать, наконец, запрещать трудовую теорию стоимости вообще.

Выполняя заказ капиталистов, буржуазные экономисты всеми силами пытаются отрицать наличие стоимости, как таковой, как особого явления, отличающегося от цены, а следовательно, и право теории трудовой стоимости на существование. Так, они нагло утверждают, что не существует никакой объективной стоимости, а есть только её субъективные оценки. Но уже простое наблюдение, что, при нормальном ходе производства и торговли, ни один товаропроизводитель не станет устанавливать цену на своей товар ниже затрат своего труда на его производство, показывает, что в основе «субъективной оценки» товара лежит определённое количество труда, затраченного на его производство – стоимость. Впрочем, подменять объективное субъективным, а следовательно, отрицать науку вообще, – это излюбленный приём оболванивания трудового народа, всего общества буржуазными экономистами. Да и за что же, как не за это, платят этим (прости господи) экономистам, которые в своей подлости (низости) доходят до того, что вообще отрицают экономическую науку тем, что фальсифицируя явления, исследуемые неэкономическими науками, выдают их за причины экономические. (Чего стоит объяснение ведущими буржуазными российскими экономистами застоя в российской экономике «неблагоприятным инвестиционным климатом», отсутствием политической воли и т.д.). В этих целях они наиболее широко используют так называемую эмпирическую социологию, предметом которой является исследование «рейтингов привлекательности, или наоборот», проблем «парковок», «проклятых пробок на дорогах», «точечных застроек», удушающего смога, миграции, демографии, настроений избирателей и т.д. На самом деле все эти исследования выполняют прямой заказ буржуазии, которой во имя сохранения своего господства в обществе далеко не безразлично политическое настроение широких народных масс. Многие исследования подобного рода служат цели политического контроля над обществом, прямой политической обработки трудового народа в духе выгодном господствующей в обществе финансовой олигархии, а именно – держать трудовой народ в скотском подчинении.

Однако достаточно и больше чем достаточно. «По всей Европе буржуазию надо свергать, но не убеждать». (В. Ленин, Петроградская общегородская конференция РСДРП (Б), 1917 г.)

За рабочий класс!

Рафик Кулиев,

20 ноября 2014 г.

---

Дата добавления: 2015-11-04