Мишуня, отпросись на пару дней с работы, отлежись дома, приведи мысли в порядок. Не смей сдаваться, слышишь? Держись. Если сдашься, оба пойдем ко дну. Без тебя и я лишусь кислорода. Без тебя мне не нужны солнце, океаны, улыбки, ожидания, мечты. Без тебя небо над головой померкнет. Нет, я не умру. И ты не умрешь. Потеряем друг друга. Именно потеряем, а не лишимся… Вынуждена писать тебе такие слова, чтобы пробудить от отчаяния. Вытяни себя из трясины безверия. Продолжай работать над книгой о нас. Поможет. Грусть вдохновляет…
Наступит время, когда будем вместе перечитывать наши письма. Будем смеяться над нелепым отчаянием прошлого и гордиться силой наших чувств, выдержавших испытание временем. Все наши письма сохраним. Может, включим их в книгу нашей любви? Пусть прочитают те, кто окончательно отчаялся. Слова любви тоже могут исцелять, согласен?.. Позвоню сегодня вечером. Сейчас пойду куплю карту для разговора. Тысячи прикосновений… твоя З.
…Рейс из Разлуки в Любовь…
От кого: El Safarli <esafarli@gmail.com>
Кому: Zey Cetin <cetin.zeynepli@gmail.com>
Дата: 30 Июля 2007 21:44:42
Тема: Re:(61)Seni seviyorum…
Пообещал таксисту двадцать долларов дополнительно, если он, минуя вечерние пробки, довезет за десять минут до улицы 28 Мая. Мотивация оказала действие: успел. До закрытия центральной авиакассы оставалось четырнадцать минут. Слава Аллаху, смог купить билет. Рейс Баку-Стамбул, «Azerbaijan Airlines», оставалось одно место в бизнес-классе. Вылет завтра в десять утра из аэропорта Гейдара Алиева. Посадка в аэропорту Ататюрка в 12:20. Наконец увижу тебя… Так дальше продолжаться не могло. Плюнул на все. Сегодня, выйдя из офиса, поехал за билетом. Рейс из Разлуки в Любовь. Не хочу думать, что будет завтра, когда не появлюсь в офисе. Не хочу представлять себе завтрашнюю реакцию разъяренного шефа. Телефоны отключаю. О моем отъезде знает мама, говорит: «Не жалей… Езжай к ней. Только позвони, как долетишь. Волнуюсь». Она, как и прежде, кладет в мой чемодан инжировое варенье в небьющейся посуде. «Не ворчи. Не для тебя. Для Зейнеп…» Ты же знаешь, это ее традиция — провожать близких инжировым вареньем. Без него не подставит пухлую щеку для прощального поцелуя… Завтра встречай меня. Люблю. Тысячи поцелуев… твой Э.
* * *
От кого: Zey Cetin <cetin.zeynepli@gmail.com>
Кому: El Safarli <esafarli@gmail.com>
Дата: 30 Июля 2007 23:32:22
Тема: Re:(62)Seni seviyorum…
Плачу от счастья.
Завтра в 11:00 буду в аэропорту.
Люблю еще сильнее.
Тысячи прикосновений… твоя З.
Часть III
Любовь вне времени
И так до самого утра я, как счастливейший должник,
То возвращал ей поцелуй, то кубок осушал до дна.
(Строки из газели Низами Гянджеви. Перевод Н. Хатунцева)
…Живем своими жизнями…
Обитаем в реальности. Без розовых очков и заоблачных грез. Нет, не разучились мечтать, но планируем, осуществляем наши мечты в настоящем, не оставляя их на будущее. Спешим? Может быть… Живем своими жизнями. Ни я, ни она не ставим себя на место экранных героев или книжных персонажей. Можем сопереживать, волноваться — не больше… В отличие от большинства турок, мы спокойно относимся к «мыльным операм». Когда натыкаемся в телевизоре на очередной дизи[244], как правило, переключаем канал. Наигранные страсти, растянутые эпизоды, надуманные переживания не для нас. Однако во всем есть исключения — смотрели с Зейнеп один-единственный дизи. Каждый вечер спешили приготовить еду, усесться на диван, нажать пятую кнопку на пульте, настроившись на ATV[245]: начиналась новая серия «Aliye», самого душевного и чувственного сериала Турции. История жизни турчанки по имени Алие, которая, бросив состоятельного мужа-изменника Синана, начинает жизнь с нуля. Она убегает от надменного мещанства вместе с двумя маленькими детьми — Ардой и Айше… Казалось бы, банальная история. Подобных во всем мире случалось и случается тысячи. Но на Востоке, где права женщин до сих пор ущемляются, столь правдиво показанная тема вызвала бурю эмоций…
Мы оба влюблены в Санем Челик — исполнительницу главной роли. Шатенка с сексуальной хрипотцой в голосе, грустными глазами, неимоверным шармом. У нее настолько многослойная красота, что мы с Зейнеп готовы разбирать ее в деталях, говорить о ней часами… Она не ревнует к Санем: «Мы же такие разные с ней… К тому же она не живет в Турции — вычитала в „Sabah“[246], что Челик переехала в Штаты. Так что мне не о чем волноваться…» Смеемся. Сдерживаюсь сказать, что любимая очень похожа на Санем Челик. Неспроста же я так полюбил Алие. У Зейнеп такой же разрез глаз, такие же чувственные губы, такой же обволакивающий взгляд. Но Зейнеп — мое настоящее, а Санем — лишь чудесная женщина с «голубого экрана»… Сейчас, когда уже «Алие» давно завершился, часто вспоминаем полюбившихся телегероев. Дениза, Мерич, Зелиш, Мехвибу, Рефию, Хасибе… Кто бы мог подумать, что турецкий сериал станет одним из кусочков пазла нашего счастливого настоящего?..
…Отчаяние в счастье — это страх потерять с трудом найденное…
Отчаяние в счастье. Слышали о таком? Одна из побочных реакций воздушно-порхающего состояния. Проявляется, наверное, не у всех, но у многих. У меня, в частности. Отчаяние в счастье — это страх потерять с трудом найденное. Боязнь новой волны одиночества. Отчаяние в счастье — это не постоянно омрачающее его чувство страха. Отнюдь. Больше похоже на ощущение, когда в подушечку пальца вонзается мелкая заноза: сильно не беспокоит, но напоминает о себе неожиданными вспышками. Мое отчаяние в счастье — тревога потерять ее в толпах сумасшедших мегаполисов, среди растянутых разлук, ноябрьских туманов. Хочу постоянно держать ее за руку. Может, это мания? Нет. Гораздо проще. Когда слишком дорого платишь за что-либо, опасение потерять обретенное естественно. Оба заплатили за любовь годами разъедающего одиночества. Не слишком ли дорогая плата?..
Молчание — другой язык нашей любви. Она чаще проявляется в прикосновениях, нежели в словах. Наша любовь — беседы чувств. Обожаю слушать ее дыхание. Когда Зейнеп спит, я пристраиваюсь рядышком, подставляю ухо. Слушаю с закрытыми глазами. Оказывается, мы дышим в одинаковом ритме. Любовь — это дыхание в унисон. Если потоки дыхания расходятся, означает ли это, что чувства ослабели?..
* * *
Карманы ее курток, ветровок, пальто наполнены леденцами в красочных обертках. Когда мы идем быстрым шагом, слышно шуршание карманных запасов сластены. Предпочитает барбарисовые леденцы, в форме звездочек. «Если нападает грусть, съедаю два барбарисовых леденца. Жонглирую ими языком во рту, они весело стучат о зубы… Грусть сразу проходит. Попробуй и ты». Она полюбила барбарисовые леденцы после «Лолиты» Набокова. «Волосы у нее темно-русые, а губы красные, как облизанный барбарисовый леденец, причем нижняя очаровательно припухлая…» Зейнеп рассказывает, что у Набокова с детства была сильнейшая аллергия на барбарис. А сам он эти леденцы безумно любил, поэтому многим своим героям привил любовь к барбарискам…
У нее в гардеробе нет одежды темных тонов. Зейнеп, любительница летней поры, обожает вещи ярко-фруктовых оттенков: майки апельсиново-дынные, шорты кизиловые, юбки мандариновые, носочки брусничные. «Мишуня, откуда только у тебя тяга к темному? Неужели может быть комфортно в такой одежде? Да я бы скончалась от тоски! Вот, бери пример с меня. Привыкай. Стены в нашем будущем доме будут выкрашены в самые сумасшедшие цвета: прихожая будет малиновая, гостиная — оранжевая. С остальными комнатами пока не определилась, но ничего, время есть…» Начало следующей недели собираемся посвятить шопингу — она грозится совершить кардинальные изменения в моем облике. «Будем как два сумасшедших оптимиста. Нужно заряжать окружающих позитивом. Согласен, мишуня? Вот и готовься…» Развожу руками, киваю. Отказать ей совершенно невозможно…
* * *
Стодвадцатиминутное погружение в волшебный мир, расцвеченный красками любви, искренности, надежды. Зачарованно наблюдали за прошлым великой Остен, восхищаясь ее женской силой, явленной вопреки диктату времени, чарующей улыбкой с потаенной в уголках губ грустью, пронизывающим взглядом, неподдельно чистым. Про себя молили создателей фильма подарить нам хеппи-энд, хотя знали, что ленту настоящего не перемотаешь в прошлое. Проникались переживаниями Джейн в безупречном исполнении Энн Хэттауэй, которая стала нам родной после «Дневника принцессы» и «Дьявол носит Прада». Нам не важно, что стамбульские кинокритики успели «пройтись» по «Becoming Jane», вышедшему в турецкий прокат под названием «A k n kitab»'. Мы были просто счастливы заглянуть в глубину души нашей любимой англичанки и в очередной раз убедиться, что любовь неподвластна времени. Не важно, в какой стране, в каком веке живешь и на каком языке говоришь. Главное — ты любишь…
…Мужчина, по-настоящему любящий женщину, не станет копаться в ее прошлом…
С прошлым любимого легче свыкнуться, чем с прошлым любимой. Так уже заведено, что мужчинам почему-то прощается многое, а женщинам — нет. Мужчина, по-настоящему любящий женщину, не станет копаться в ее прошлом. Нет, он не будет обходить щепетильные темы стороной, подбирать правильные слова, надевать маску спокойствия, когда любимая будет неожиданно встречать героев своего прошлого. Мужчины просто забывают о том, что у их женщин до них кто-то был. Это не особенность, талант или умение. Скорее, такова наша природа. Мужчины вообще очень тяжело переносят болезни. Так зачем заражать себя самого?..
Не листаю книгу прошлого Зейнеп. Один раз прочитана, после чего отложена на дальнюю полку. Прочитал, принял и забыл. Зачем вспоминать о том, что приносит морозно-колючий ветер в теплое настоящее? Люди копаются в прошлом, когда не могут принять то, что имеют. Придираются к прошлому друг друга, когда не могут простить теперешние ошибки. Любовь не проживет и трех лет, если любящие не примут прошлого друг друга. Не нужно выяснений, допросов, разбирательств. Нужно знать о лете и зиме прошлых жизней. О карамельно-вафельных и горько-жгучих периодах из прошлых жизней. Всего лишь знать, не больше. Когда знаешь, не возникает вопросов.
Любви вредят вопросительные знаки. Пусть лучше будут запятые или точки… Зейнеп в курсе моего прошлого. Знает о женщинах, с которыми у меня был исключительно хороший секс. Знает о женщинах, которых любил, но которые отвергали меня. Знает и об Аиде, которую любил «любовью на всю жизнь» и на могилу которой до сих пор езжу раз в год. Когда-то, в самом начале наших отношений, мы дали самим себе слово, что не будем заговаривать о наших прошлых жизнях. Будем помнить о них, но не вспоминать. И вот научились уживаться с прошлым — это важно. Многие люди живут прошлыми победами и поражениями. Именно таких людей Вулф называла несчастными… Когда я целую ее тело, не думаю, что когда-то оно принадлежало другому. Когда слушаю ее сердце, не думаю, что когда-то его слушал другой. Люблю Зейнеп настоящей любовью — сейчас. Она такая же… Долги перед прошлым непременно должны быть погашены в настоящем…
* * *
В день первой годовщины нашего знакомства она подарила мне сердце своей любви — перламутровую ракушку со дна Босфора на витом кожаном шнурке. Небольшого размера, причудливой формы, с въевшимися крупицами песка на шероховатой поверхности. Обычно ракушки прохладны на ощупь, а подарок Зейнеп наполняет ладонь необычайным теплом, будто внутри него разожгли маленькое пламя. «Я наполнила ракушку любовью. Отыскал ее для нас Босфор. Когда загрустишь, сожми талисман в ладони — произойдет волшебство…» Прошло уже больше двух лет, а ракушка Зейнеп по-прежнему спасает меня от отчаяния, безверия. Висит на шее, близко к сердцу. Всегда со мной: на работе, в командировках, на конференциях или вечеринках. Даже во сне. Ее тепло — подпитка надеждой. Ведь любовь прежде всего дарит надежду…
Вдали от города души мою тоску успокаивает заветный талисман, в котором слышно дыхание Зейнеп и Босфора. Благодаря ему смог преодолеть, казалось бы, непреодолимое — нашел в себе силы сбежать от рутины туда, где меня ждут. В Турцию. К Зейнеп, Босфору, Айдынлыг. И не жалею. Кстати, шеф написал имейл, в котором назвал мой внезапный отъезд «внеплановым отпуском»: «Ждем тебя, возвращайся. Ты забыл получить отпускные…» Пока я не думаю о возвращении. Но знаю, что скоро придется. С Баку еще многое связывает: нужно заработать деньги на наш будущий дом, на наше гнездышко. В восточной традиции новую семью жильем обеспечивает муж. А уж обустраивать семейный очаг, создавать уют будет жена… Уверен, что справлюсь. Перламутровая ракушка со мной…
…Весь наш облик показывает то, как мы хотим, чтобы о нас думали…
Обложилась книгами, заказанными из интернет-магазина «Амазон», — в основном фотоальбомами. Черно-белые изображения ущербно-тоскливых чудаков, более похожих на сатирические шаржи, чем на людей из реальной жизни. Грушевидно-вытянутые головы, безрукие мужики с металлическими зубами, одноногий паренек в черном лифчике, две старушки-карлицы с косыми глазами. Жутко, но не противно. Смотришь на снимки как на скрытую сторону реальности — задевает. Моя любимая увлеклась творчеством американки Арбус, одного из величайших фотохудожников ХХ века. Коротко остриженная брюнетка с выпуклыми глазами, наполненными безнадежной тревогой. Я вообще заметил, что у гениальных людей другие глаза: без эгоистичной тревоги за себя любимого. В глазах гениев — глобальная тревога за весь окружающий мир. У Дианы Арбус именно такие глаза, и переживала она за кого угодно, кроме себя. Талантливые эгоисты не кончают жизнь самоубийством в преддверии своей самой крупной выставки…
Зейнеп сидит на черно-белом акриловом пуфике с большущей книгой в руках. «Diane Arbus Revelations»[247]. Рядом красная коробка с салфетками, вазочка с барбарисовыми леденцами, полупустая пачка моего «Кента». Она курит. Если закурила, значит, переживает. Двумя пальцами правой руки, между которыми зажата сигарета, массирует висок, вчитываясь в текст на английском языке. Иногда заглядывает в словарь, уточняет значение незнакомых слов. Некоторые цитирует мне. «Весь наш облик показывает то, как мы хотим, чтобы о нас думали. При этом всегда существует разрыв между желанием и реальностью. В этом заключена горькая ирония — то, чего ты внутренне горячо желаешь, никогда не проявляется в полной мере…» Закрывает глаза, обдумывает каждое слово. «Я немного не согласен. Ведь то, чего мы внутренне желаем, может остаться всего лишь желанием, а то, как мы выглядим, чаще всего продиктовано необходимостью. К сожалению, все мы, ну или почти все, соблюдаем общественные условности…» Зейнеп ничего не отвечает. Продолжает рассматривать снимок под названием «Молодая семья из Бруклина отправляется на воскресную прогулку, 1966 год».
«Знаешь, мишуня, когда я смотрю на работы Арбус, мне больше не хочется притрагиваться к фотоаппарату. Стыдно. Все мои снимки кажутся жутко надуманными, пустыми. Без идеи, понимаешь? В творчестве обязательно должна быть идея, надрыв. Идея Дианы — показать реальность реальной. Без предварительного создания образа. Такое впечатление, будто Арбус подходила на улице к интересующим ее людям со словами: „Можно я вас сфотографирую здесь и сейчас?“ А в моих фотографиях словно все заранее подстроено. Фальшиво…»
Я отрываюсь от лэптопа, подхожу и ложусь на ковер. Целую ее в запястье левой руки. «Перестань нести чушь. Вы с Арбус совершенно разные. Во-первых, ты ищешь в мире настоящую красоту, а она искала — парадоксальную. Диана работала с оболочками, ты работаешь с душами. Да и в конце концов у вас взгляды разные. Ты турчанка, она американка. Среда обитания многое формирует в человеке, кто бы там что ни говорил… Не переживай. Лучше приготовь фотоаппарат. Завтра поснимаем Босфор с Галатской башни. Идет?» Кивает головой, прижимается к моим губам персиковой щекой. «О’кей, только давай закажем еще пару альбомов со снимками Дианы. Пошуруем на „Амазоне“, посмотрим, какие издания у них остались…» Поднимаю ее на руки, сажаю на кресло у рабочего стола. Открываю нужный сайт. Я хочу, чтобы Зейнеп стала профессионалом своего дела. Надеюсь, мою фотографию для первой книги сделает любимый фотограф — Зейнеп Четин. Кстати, прекрасно звучит…
* * *
От кого: Shinay Mansur <mansurnay@gmail.com>
Кому: El Safarli <esafarli@gmail.com>
Дата: 27 Августа 2007 13:12:42
Тема: Can m benim…[248]
Здравствуй, солнышко! Извини, что не звоню, не захожу. Никудышная из меня подруга. Вместо того чтобы больше времени проводить с тобой, пока ты в Стамбуле, я мотаюсь по командировкам. Вот сейчас вкалываю в Измире — шеф поручил написать репортаж о местной женской колонии. Отказывалась ехать, но он так просил… Ему же совсем некому больше доверить эту тему! Кроме того, обещал гонорар в двукратном размере.
Целыми днями бегаю туда-сюда, жутко устаю. Времени нет тебе позвонить. Поэтому решила набросать письмо… Очень соскучилась. Как вернусь, клятвенно обещаю, каждый вечер буду проводить с вами. Побалую моих любимчиков всякими вкусностями.
Кстати, Зейнеп вчера прислала мои фотографии. Помнишь, она меня снимала на набережной? Потрясающие снимки. Я себя с трудом узнала — чтобы такая корова, как я, на фото выглядела тростиночкой!
Вот подумываю теперь разместить эти снимки на сайте знакомств. Может, кто-то и клюнет. Шучу… Показала работы Зейнеп шефу, он заинтересовался. Хочет предложить твоей красавице работу фотографа в нашей газете. Зарплата средненькая, зато график свободный. Поговори с ней. Как вернусь, непременно встретимся. Люблю, целую. Твоя Шинай (кстати, потерявшая два килограмма за три недели).
…Любовь помогает человеку понимать и принимать людей такими, какие они есть…
Пышногрудая Айлин называет нас «молодыми старичками». «Такие энергичные, красивые, а вечера дома просиживаете. Сколько можно любоваться друг другом? Надо тусоваться, зажигать, балдеть.
Не понимаю я вас, ребята! Вот мы с Кахраманом отрываемся в клубах, ходим на всякие вечерники, ведем светскую жизнь. Понежиться успеем и в старости…» Смеемся, наслаждаясь мартини с ментоловым льдом. «Называй как угодно, но наш жизненный ритм нас устраивает. Свое уже отплясали…» Айлин закатывает глаза, морщит прооперированный носик: «Вы, может, уже и пенсию получаете?» Наша подруга, Овен по гороскопу, обладательница буйного темперамента, острого языка, ласковая и стервозная. Принимаем Айлин такой, какая она есть. Прав француз Леви: «Любовь помогает человеку понимать и принимать людей такими, какие они есть»…
Когда нас с Зейнеп приглашают куда-либо, долго раздумываем, идти или нет. Решение зависит от того, насколько пригласивший человек нам близок. Чаще зовут в рестораны — и это, честно говоря, расстраивает. В большинстве случаев сценарий у подобных вечеров один: легкий светский треп, трое пьяных на одного трезвенника, громкая музыка, еда, восхищающая больше эстетически, нежели вкусовыми качествами. Нам больше подходят маленькие компании в домашней обстановке. Еда с душой, эмоциональный разговор в сигаретном облаке, звон бокалов с вином, тихий музыкальный фон. Мы с Зейнеп обожаем приглашать друзей к нам на вечер: готовим что-нибудь вкусненькое, накрываем маленький столик в гостиной, игнорируя стулья, кресла, диваны. Намного уютнее сидеть на полу, на мягком ковре, обложившись подушками, закутавшись в пледы. Официозы, тесные вечерние наряды, натянутые улыбки, бессмысленные беседы о последней выходке какой-либо знаменитости или о рейтинге самых избалованных наследниц в Стамбуле — это все совершенно не для нас…
Некоторые знакомые за глаза называют нас «выпавшими из жизни простаками». Наплевать. На Востоке сплетни — привычное дело. Живем так, как хотим жить. Долго шли к этому — и, слава Аллаху, дошли… Не навязываем окружающим наш образ жизни, но дорожим тем небольшим количеством друзей, что всегда с нами. Мы и одежду покупаем удобную, а не брендовую. И целуем собак в их мокрые носы, игнорируя «фи» брезгливого меньшинства. И перед сном пьем карамельный чай из громоздких кружек, а не дорогую талую водицу каких-то многовековых ледников из не менее дорогих стаканов. Пусть другие как хотят, а нам комфортно в таком собственном мире, внутри которого нет лести, сплетен и интриг. Когда нам хочется потанцевать, не спешим в модные клубы, а включаем магнитолу, приглушаем свет в комнате и кружимся в обнимку под «Wonderful world» Армстронга. И вот такие мгновения — это и есть вершина радуги счастья. Обычного человеческого счастья, которое, в сущности, самое простое…
* * *
Завтра едем в детский дом одного из отдаленных районов Стамбула. Собирались съездить на праздник Рамазан. Не получилось… Последние два дня ходили с Мустафой по магазинам. На собранные деньги купили продукты, одежду, игрушки, канцелярские принадлежности. Завтра, надеюсь, устроим детишкам праздник. К сожалению, в городе моей души немало детских домов. Многие из них переполнены. Всегда, когда езжу в приюты, в голове вертится один вопрос: «Как можно бросать детей?» Я стараюсь никогда никого не осуждать, но, когда смотрю в чистые, добрые глаза брошенных малышей, возмущение переполняет. Как же удается матерям, отказавшимся от своих кровинок, жить со спокойной душой? Не понимаю… Навещая маленьких сирот, улыбаюсь, но готов плакать.
…Читаю пятилетней Сабихе сказку о заблудившемся цыпленке. Она слушает, пристально наблюдая за мимикой моего лица. У детей самый искренний взгляд. Искренность Сабихи рождает во мне грусть. Ком в горле. Останавливаюсь, дальше читать не могу. «Малышка, можно я на секунду отойду? И быстро вернусь. Сказку дочитаем, книгу не закрывай…» Выбегаю из комнаты на воздух. Отхожу к беседке и плачу, как ребенок…
…Женщина все прощает, но никогда ничего не забывает…
«Женщина должна просыпаться под вдохновляющий комплимент, а засыпать под страстное признание. Не важно, какие этот комплимент или признание по счету, важно другое — они должно быть произнесены с любовью. Женщина — как комнатное растение. Если о ней не заботиться с любовью, начнет увядать». Такова восточная мудрость бабушки Лале. Она с детского возраста учила меня достойному обращению с женщинами. Часами болтали с ней под согнувшимися ветвями пожилого айвового дерева. Бабушка Лале много курила, громко откашливалась, освежала горло чаем с кусочком айвы, постоянно поправляла серебряное кольцо с бирюзой на среднем пальце. «Сердце мое, запомни: если мужчина ударил женщину, он больше не имеет права называть себя мужчиной. Все эркеки[249] нашего рода с достоинством носили свои фески. Конечно, они ходили налево. Но… изменять тоже надо уметь. Это для мужчин своего рода искусство выживания. Ну и глупа же женщина, уверенная в том, что ее муж спит только с ней. Твой дед бегал к одной вдовушке — я была в курсе, молчала. Могу простить физическую измену, но не духовную. Впрочем, знай, женщина все прощает, но никогда ничего не забывает…»
Я слушал бабушку, вывернув уши наизнанку. Тогда мне, девятилетнему мальчишке, слова Лале казались какой-то взрослой сказкой. Сейчас, вкусив прелести взрослой жизни, бабушкины правила жизни вспоминаю чуть ли не ежедневно. «Знаешь, женщина может все простить мужчине в обмен на искренность. Вы, мужики, думаете, нам легко скормить ложь. Нет уж. Женщина — лучший из существующих детекторов лжи». Я запоминал фразы Лале намного лучше, чем уравнения из алгебры. Помню, как-то вернулся в город после каникул, проведенных у бабушки. Вхожу в дом, обнимаю маму со словами: «Мамуль, ты — мой самый лучший детектор лжи…» Моя Скорпионша потом долго выпытывала, у кого я «набрался такой чуши». Но я так и не раскололся. Всегда был предан Лале. А мама до сих пор вспоминает о сравнении с детектором: «Что, так и не вспомнил, кому принадлежал тот афоризм?» — «Нет…»
Бабуль, о нашем с тобой секрете никто не узнает. Теперь он живет между небом и землей…
* * *
Включает воду. Распускает волосы. Наклоняется над умывальником смыть вечерний макияж. Капли воды стекают по нежной коже усталого лица. Поднимает голову, чертыхается. Забыла надеть ободок — челка промокла. Она смотрит в свое отражение в зеркале. Ощупывает пальцами лицо. На шаг отходит назад, проводит руками по декольте. Шмыгает носом, отчаянно завязывает пояс махрового халата. Я стою сзади, прислонившись к косяку двери ванной. Наблюдаю. Поворачивается ко мне. «Я некрасивая, да?» Молчу. «У меня ужасная грудь, да?» Молчу. «И как тебя угораздило в меня влюбиться, а?» Молчу. «Да уж, твоя Зейнеп — вылитая Бриджит Джонс. Не хожу на фитнес, подсела на углеводы, плюс вечные темные круги под глазами. И слуха у меня нет, и сиськи обвисшие». Ухмыляюсь. Подхожу ближе. Становлюсь за ней. Наши взгляды встречаются в зеркале. «Мне не важно, какой у тебя слух, какого цвета круги под глазами и что висит. Я люблю тебя настоящей. Взбалмошной, искренней, чертовски красивой. Хватит самокритики, слышишь?! Лучше пойдем с Айдынлыг прогуляемся…» Я закрываю кран и выхожу из ванной. Она окликает меня: «Эй, мишуня…» Оборачиваюсь. «Я люблю тебя». Грустные глаза, размазанная помада, мокрые волосы, облепившие лицо. Обнимаю ее. «Я тоже, моя очаровательная Зейнеп Джонс». Айдынлыг от радости предстоящей прогулки забежала в ванную. Трется мордочкой об нас, теребит поводок в зубах…
…Заходим в «Мегавизион»[250]. Покупаем коллекционный DVD сразу с двумя историями про Бриджит Джонс — «Дневник Бриджит Джонс» и «Бриджит Джонс: грани разумного». Это наши фильмы первой необходимости — не раз смотрели и готовы пересматривать бесконечно. «Я все же на нее не очень похожа, — признается Зейнеп. — Во всяком случае, я готовлю неплохо, и супы получаются у меня естественных цветов. Хотя… По-моему, в каждой женщине живет Бриджит Джонс. С комплексами, душевными поражениями, наивными мечтами, и зачастую такая же самокритичная. Я тоже где-то такая. Но ведь рядом со мной есть ты — Дарси тебе в подметки не годится…» Вышли из магазина. Зейнеп повисла у меня на шее, обхватив ногами. Прохожие пристально смотрят на нас, Айдынлыг игриво лает, Босфор дружески подмигивает. Любовь — это свобода порывов…
…Человек не должен любить что-либо неодушевленное, иначе ему не хватит любви на живое…
Глупые ссоры — привычное явление между влюбленными. Без них невозможны ни одни искренние отношения. Главное — суметь отнестись к ссоре с юмором. Преграды на пути любви следует преодолевать с улыбкой на лице, с добрым настроем в душе… Зейнеп собирается стать вегетарианкой. Отказаться от животной пищи, одежды из натуральной кожи, меха. На днях записалась в Общество по защите животных Турции.
«Это не дань моде, мишуня. Хочу что-нибудь сделать для этих беззащитных созданий. А о вегетарианстве давно задумываюсь, просто родители были против — да и сейчас возмущаются. Боятся, помру с голоду. Честно говоря, мне уже не важна их поддержка. Решение принято. Я его никому не навязываю…» Продолжаю отговаривать Зейнеп: «Ты знаешь, как я люблю животных. Готов помогать вашему Обществу. Будем вместе участвовать в акциях, благотворительных мероприятиях. Но зачем еще становиться вегетарианкой? Тем более в этой стране, где большинство блюд готовятся если не из мяса, то на животном жиру. Я против, — говорю прямо, — Зейнеп. Мы хотим детей — как ты собираешься их вынашивать, питаясь капустой и бобами? Одумайся…» Обижается. В слезах убегает в прихожую. Хлопает дверью, уходит из дома.
Ненавижу ссоры. Злюсь. Тельцов невозможно переубедить: вот ведь упрямица! Хватаю ветровку, бегу за ней следом. Догоняю. Зейнеп сидит на скамейке. Перед нами раскинулся Босфор. Переживает за нас: пролив замер, чаек не слышно. Она дуется. Сажусь рядом. «Ну хорошо, любимая. Ты взрослый человек, решай сама. Но пойми, волнуюсь за тебя! Ты мне не безразлична…» Исподлобья смотрит на меня. «А знаешь, когда я окончательно решила стать вегетарианкой? Когда ты в воскресенье довольный пришел домой с ботинками „Кларкс“ из кожи пони. На них даже мех сохранили! Ты так хвалился, мол, глянь, писк осеннего сезона — „волосатые“ ботинки… А я еле сдержалась, чтобы не выбросить их на помойку». Удивляюсь. «Родная, да у тебя самой полно обуви из натуральной кожи…» — «Да, знаю… Но кожа это одно… А когда на ней еще и шерстка бедного пони… Может, я сентиментальная дура… капризная эгоистка… Но я прошу тебя, избавься от этих ботинок». Обнимаю ее. «Хорошо. Обещаю. Завтра же утром обменяю их на что-нибудь более скромное. Ты только пока не начинай свое вегетарианство. Вот так резко, на эмоциях. Обдумаем все вместе, договорились? Кстати, давай завтра навестим собачий приют. Купим корма, теплых подстилок, миски для еды. Хорошая идея?» Она кивает, вытирая слезы. Почему иногда женщин так трудно понять?..
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |