Название: Пурпурная Калифорния со льдом

Название: Пурпурная Калифорния со льдом

Автор: WTF Supernatural

Бета: WTF Supernatural

Размер: мини (2 951 слово)

Пейринг/Персонажи: винцест

Категория: слэш

Жанр: ангст, PWP

Рейтинг: NC-17

Примечание: таймлайн 8 сезон

Предупреждения: БДСМ, мат, лед, римминг. 3000 слов порнографии - бессмысленной и беспощаной.

Краткое содержание: Отчаянные меры для отчаянных времен.

Размещение: запрещено без разрешения автора

Для голосования: #. WTF Supernatural – работа "Пурпурная Калифорния со льдом"

У них есть тайный язык. На самом деле у них есть три тайных языка. Один – жестами и взглядами, и они используют его, например, сидя в засаде, когда нельзя издать ни звука. Второй – кодовые слова, который они используют, когда нужно что-то сказать друг другу, но говорить напрямую нет возможности, например, фраза про «дикий городишко». И есть еще один. Тоже слова. Но эти слова никогда не произносятся вслух, а только пишутся на бумаге или посылаются смс. Три слова или четыре, но обычно они вмещают в себя столько, сколько любой другой человек иногда не сможет рассказать и в тысяче фраз. Этот третий язык, тайная сигнальная система, на тот случай, когда становится совсем невмоготу. Когда рвет башню и приходится прибегать к крайним мерам. И никогда потом не говорить о том, что было. Сэм использует его чаще, чем Дин. Часто он делает это за них обоих.

Телефон коротко звякает, давая понять, что пришло новое сообщение, когда Дин сидит в очередном баре и напивается. После возвращения из Чистилища он делает это постоянно. Название бара, всех баров, в которые заносят его ноги, стирается из его памяти сразу после прочтения, но Дина это не волнует. Он теперь на многие вещи смотрит проще, потому что мир изменился для него после Чистилища. Мир сдвинулся, и в этом сдвинутом мире ему все равно, где он начинает путешествие в попытку забвения. Его волнует только одно: будет ли попытка удачной на этот раз. Чаще – нет.

Вот и сейчас пальцы плохо слушаются его, когда он выуживает телефон из внутреннего кармана куртки, откидывает крышку и ищет новое сообщение. Буквы расплываются перед глазами. Вот только засада – мозг чист и свеж, сознание яснее ясного, как будто Дин и не пытался убить его виски последние… сколько?.. взгляд скользит в угол экрана… последние часа два. Ясным сознанием он читает послание от Сэма и издает безумный смешок. Вот, значит, как… В крови закипает адреналин. Зрение проясняется. Дин знает, к тому моменту, как он доберется до мотеля, от алкоголя останется только запах. В сдвинутом мире его кровь, отравленная Чистилищем, сильнее любого алкоголя. Поэтому ему не удается забыться. Не удается забыть.

Дин делает последний глоток, кладет на стойку деньги и прижимает их перевернутым тамблером*. Он не набирает Сэму сообщение в ответ, потому что они оба знают, что третий тайный язык не нуждается в комментариях. Это не просьба, в которой можно отказать. Это – крик о помощи. Крик, который слышат и понимают только они двое. Дин выходит из бара и возвращается в мотель.

Свет в номере погашен, но отблесков от фонаря перед входом и от неоновой вывески хватает, чтобы разглядеть все, что нужно. Несколько секунд Дин стоит на пороге, дожидаясь, пока сузятся зрачки, и мир станет более четким. А потом видит Сэма, и ему не нужно спрашивать, уверен ли брат в том, что хочет, готов ли он. Дин видит и так – Сэм готов.

Сэм решается на это послание очень долго. Он видит, как сильно изменился Дин после возвращения, и не уверен, что некоторые их старые договоренности все еще в силе. К тому же Дин сам отталкивает его. Раз, другой, третий… Потом Сэм перестает делать попытки. Так они и живут, в параллельных мирах, каждый сам по себе. Только по некоторым проговоркам Дина Сэм понимает, что брат считает – Сэм его предал. Тем, что не искал. Тем, что год жил собственной мирной жизнью. Тем, что променял его на Амелию и собаку. Или на собаку и Амелию. Очередность не имеет значения. Сэм хочет рассказать ему, как все было на самом деле, объяснить, но Дин не дает ему такого шанса. Не обвиняет, не бьет морду, но каждый его взгляд – взгляд раненого затравленного зверя. Дин был ранен, а когда сумел вырваться из капкана, сумел вернуться к единственному родному человеку, вдруг обнаружил, что на самом деле остался совсем один. И осознание этого точит Сэма изнутри чувством вины, которое с каждым днем распускается у него внутри все более пышным цветком. Его аромат отравляет их обоих. Убивает их обоих. И Сэм решается на последнее средство. Он уверен, что Дин не придет, потому что… Ну вот так… Мир сдвинулся для них обоих. Но Дин приходит.

От него несет виски, и гарью, и порохом, и потом, и еще кровью. Сколько бы Дин не мылся, сколько бы мыла и горячей воды не извел после возвращения, запах все равно остается. Он въелся в его сущность, и Сэм чувствует его не обонянием, а сердцем. Сэм думает, что теперь запах никогда уже не исчезнет, потому что каким-то непостижимым образом Дин принес частичку Чистилища с собой. И от этого еще хуже.

Дин стоит на пороге, вглядываясь в темноту перед собой, вслушиваясь в тишину номера. Сэм почти не дышит. Он смотрит на брата из темноты и тишины и пытается понять, что сейчас будет. Дин заводит руку за спину, и раздается двойной щелчок дверного замка.

Дин подходит к той кровати, которая стоит ближе к окну. Это у них не изменилось: Сэму – всегда кровать у окна, Дину – всегда у двери. Еще их отец почему-то считал, что это самый безопасный вариант.

Дин идет через номер бесшумно, словно хищник подбирается к жертве. В сумерках перспектива искажена, и Сэм не может толком оценить расстояние, хотя их дешевый номер размером с коробку из-под печенья, как все дешевые номера в придорожных мотелях. Силуэт размывается, порой теряется, и Сэм сильно вздрагивает, когда вдруг обнаруживает, что Дин уже рядом. Более того, Дин уже выдернул ремень из джинсов, которые Сэм бросил рядом с кроватью. Он чувствует только, как ременная петля обхватывает его запястья и тянет вперед и немного вверх, когда Дин захлестывает и затягивает концы на спинке кровати, на перекладине, которая так кстати оказалась единственным примитивным украшением. Дин с силой выдыхает, и делает шаг в сторону. Сэм лежит на животе и окончательно теряет брата из вида. Он зажмуривается, потому что дальше…

Он слышит шорох одежды и глухое металлическое звяканье, когда Дин снимает куртку и выдергивает ремень уже из собственных джинсов. А потом… Тишину номера рассекает свист, и на ягодицы Сэма обрушивается первый удар. Дин не произносит ни слова.

Сэм вздрагивает, сжимает зубы так, что начинает ломить челюсть, но удерживается от стона. Второй удар выбивает из него слезы, которые мгновенно склеивают ресницы и заставляют зажмуриться еще сильнее. Все так, как и должно быть, это именно то, о чем он просил в смс. Возможность для Дина немного спустить напряжение, скручивавшее его каждую секунду после возвращения, хоть немного придти в себя, потому что Дин считает его виноватым. Сэм виноват, и он это знает. Пусть лучше Дин отыграется на нем, по предварительной договоренности, чем выкинет что-нибудь такое, от чего пострадают или они оба, или невинные люди, что еще хуже. Нет ничего, что Сэм не сделал бы для брата. Особенно сейчас. Однажды он уже не сделал, и вот что из этого вышло.

После третьего удара Сэм перестает вести счет, потому что все его существо сосредотачивается на боли, которую причиняет ему Дин. На боли, которой он сам пожелал. Когда он слышит тихий полузадушенный стон, то находит в себе силы улыбнуться краешком губ. Дина начинает отпускать. Со стоном выходят горечь и боль, словно прорвался гнойник, и яд теперь истекает наружу, давая крови очиститься.

Задница горит огнем. В темноте не видно, но Сэм знает, что кожа отливает малиновым свечением. Дин, в каком бы состоянии он не был, всегда бьет его аккуратно, чтобы ничего не повредить, не рассечь до крови, не покалечить. Потому что это – очищение, а не пытка. Отчаянная мера для отчаянных времен. Но не сегодня, видимо. На последнем ударе Дин срывается на короткий хриплый крик, рука, привычная к точным ударам, дает сбой, и ременная петля попадает слишком низко. Прямо по чувствительному месту между анусом и яйцами. Слишком сильно и слишком больно. Сэм не успевает подавить рефлекторную реакцию и вторит Дину собственным криком. Частокол ресниц больше не может удерживать слезы, и они текут по лицу двумя солеными дорожками. Подушка, в которую он уткнулся, мгновенно промокает.

Дин отбрасывает ремень в сторону и тянется вверх, к его привязанным рукам. Берет ладонь и осторожно пожимает, давая понять: он понял, что накосячил. Сэм сжимает его пальцы в ответ. Дважды. Он в порядке, в сознании. И это тоже их третий тайный язык.

Дин водит руками по его спине: по выступающей гряде позвоночника, по сведенным лопаткам, по холодной коже спускается ниже, к пояснице и потом ведет по бедрам. Настойчивым давлением заставляет Сэма приподняться, встать на колени и широко расставить ноги. Чтобы не упасть, Сэм хватается за перекладину, к которой привязан. Чтобы не было больно позвоночник, он прогибается в спине, сильнее вжимаясь лицом в подушку, а задницу подняв вверх. Унизительная поза, которая так и кричит «Выеби меня». Сэм знает, что именно это Дин и собирается сделать, но сначала…

Дин делает несколько бесшумных шагов, пересекая номер. Мягко щелкает дверца холодильника. Дин возвращается к кровати, и Сэм снова слышит шорох одежды. Раздевшись, Дин забирается в постель и садится на колени между разведенных бедер брата.

Сначала Сэм чувствует его ладони – прохладные и немного шершавые от постоянного соприкосновения с оружием и копания в Импале. От порки кожа стала очень чувствительной, и каждое прикосновение вызывает слишком острую реакцию. Дин гладит его ягодицы, большими пальцами проводя по расщелине между ними, немного их раздвигая. Сэм льнет к его рукам, подается назад, чтобы прижаться теснее. Нежные прикосновения утишают боль и остужают. Когда Дин отнимает одну ладонь, Сэм готов взвыть от разочарования. Его член давно уже стоит – от самого первого прикосновения рук Дина.

Сэм слышит тихий стеклянный стук и потом… Огонь сменяется холодом. Кубик льда, который берет Дин, скользит по заднице, и Сэму кажется, что он слышит шипение, с которым он тает. Ему кажется, что лед обжигает, что на свете нет ничего прекраснее, чем соединение холода и огня, которым Сэм горит после порки. Яйца поджимаются, и пах наливается болезненной тяжестью возбуждения. Сэм не выдерживает и начинает хрипло, длинно стонать.

Дин произносит первую фразу:

- Умоляй меня.

Сэм только этого и ждет. Он не просто готов подчиниться. Слова рвутся с его закушенных губ, но он знает, что не должен раскрывать рта без приказа. Иначе Дин все прекратит. Иначе они оба свихнутся от несбывшегося.

- Дин… пожалуйста, Дин… пожалуйста… Дин… Дин-Дин-Дин… еще…

Дин берет второй кубик и продолжает водить им по вздыбленной заднице брата. Лед тает, течет по коже холодной влагой, стекает на бедра. Сэм не хочет, чтобы это прекращалось. Время как будто замерло. Весь мир отодвинулся за границы темного номера. Нет больше ни охоты, ни нервных срывов, ни ссор. Нет Амелии и Чистилища. Есть только они двое, и то, что происходит сейчас между ними, это высшая мера близости и доверия. Только друг с другом. Ни с кем больше.

Третьим кубиком Дин проводит между ягодиц и не останавливается, а ведет дальше – по сжавшемуся анусу, по чувствительному местечку ниже, обхватывает яйца ладонью и сжимает их. И от этого Сэм готов кончить. У него ощущение, будто он заряженное оружие, а Дин нажимает спусковой крючок. Медлит… медлит… Сэм сжимает его ладонь бедрами, трется об нее… и замирает, почувствовав, что еще секунда, и он не сможет удержаться.

- Еще, Дин… еще… не останавливайся… я тебя умоляю…

Снова лед. Снова обжигающий холод. Медленные движения вверх и вниз. Для Сэма сейчас не существует ничего, кроме этого. Когда от кубика остается кусочек величиной с фасоль, Дин надавливает в нужном месте и проталкивает его внутрь Сэма. От холода все онемело, но Сэм все равно чувствует, как приоткрывается кольцо сфинктера и принимает то, что Дин захотел дать. Все, что Дин захочет дать. Сэм снова плачет, не в силах сдержать эмоции, которые хлещут из его души, прямо из его сердца.

Еще две или три ледяных фасолины проскальзывают внутрь, и Сэма начинает бить мелкая дрожь. От холода. От возбуждения. От желания пойти уже дальше. Дин словно улавливает его мысли и переставляет миску со льдом на пол. Его большие пальцы снова скользят по расщелине, но сейчас раздвигают ее куда сильнее, делая Сэма полностью открытым. Когда Сэм чувствует, как Дин прикасается там языком, он уже не просто стонет. Он вскрикивает в голос, но тут же прикусывает нижнюю губу. Нельзя кричать. Нельзя привлекать к ним внимание. Крик рвется из его горла, и Сэм сдерживает его чудовищным усилием. Но от стона удержаться не может.

После льда язык Дина кажется ему горячим до невозможности. Сэм не думает, что Дину может быть противно, потому что хорошо подготовился прежде, чем посылать смс. Поэтому сейчас ему удается сосредоточиться только на ощущениях. Кончиком языка Дин дразнит его нервные окончания, посылает импульсы страсти по всему телу. Сэм чувствует себя не просто голым, а оголенным до предела. Сейчас он весь – для Дина. Сейчас он впервые за долгое время не мучается виной и раскаянием.

Холод снова сменился огнем. Дин вылизывает его, проникнув внутрь, и одновременно с этим рукой ласкает его член. Водит сжатым кулаком вверх и вниз, задавая темп и ритм языком. И это то, что способно свести с ума. Запредельная синхронность, резонанс, заставляющий вибрировать все тело. Сэму кажется, что Дин играет на его теле, как на музыкальном инструменте, и это восхитительно, восхитительно, восхитительно…

В какой-то момент возбуждение достигает пика, и Сэм больше не может сдерживаться.

- Я не могу больше, - виновато шепчет он. - Не могу… не могу… позволь мне…

Дин слишком занят, чтобы ответить ему. Едва отдышавшись, Сэм находит в себе силы завершить просьбу:

- Позволь мне кончить.

На мгновение Дин отпускает его член и дважды сжимает внутреннюю поверхность бедра, очень высоко, там, где бедро заканчивается и начинается пах. А потом он возвращается к прерванному занятию, и Сэму хватает всего нескольких движений, чтобы начать оргазмировать.

Оргазм длится так долго, что под финал он почти теряет сознание. Он содрогается всем телом, выплескивая на простынь мощную струю семени. Он не замечает, что стонет слишком громко, на грани крика, а слезы снова текут по лицу беспрестанно. Ему кажется, что он вознесся в да-хэй**, темноту, где плавают сущности всех вещей на свете, умер и воскрес заново. Только там, в да-хэй, Сэм понимает, что же на самом деле творится с его братом, и это знание сжигает его изнутри.

Дин дает ему несколько секунд, чтобы отдышаться и немного придти в себя. Когда это происходит, Сэм шепчет в темноту перед собой:

- Дин… я готов… давай.

Дин прижимается к его анусу собственным стоящим колом членом и надавливает. Больно, потому что вместо смазки Дин использовал только собственную слюну, и еще потому что чувствительность многократно возросла после оргазма, но Сэм готов терпеть боль. Готов ради брата. Дин входит в него сразу наполовину, замирает, и с его губ срывается новый стон, а потом резко входит на всю длину. Они становятся единым целым, мифическим зверем о двух спинах, чье существование возможно только в истинной любви. Дин делает новую паузу, милосердно давая ему привыкнуть, а потом начинает двигаться.

Сэм двигается ему навстречу, мгновенно уловив ритм. Насаживается, как безумная бабочка на булавку, несмотря на боль. Он хочет причинить себе боль, потому что думает, что это – единственный способ взять ее хоть немного от брата. Колени скользят по простыни, и краем сознания он отмечает, что, похоже, заработал себе ожоги еще и на них. Запястья, стянутые ремнем, покалывает тысячами иголочек. Между ног все полыхает, и Сэм не представляет, как будет сидеть и ходить следующие несколько дней. Но это все не важно. Важно то, что происходит у них здесь и сейчас.

Дин вбивается в него с силой отбойного молота. Одной рукой он вцепился в его голое бедро, и Сэм чувствует, что даже коротко стриженые ногти легко прокалывают кожу. Другой Дин придерживает его за низ живота, прямо над членом, который уже опал. Каждый толчок вызывает у Дина короткий сильный выдох, и Сэм невольно начинает дышать в одном ритме с ним. Дин не меняет позиции, не меняет захвата, только ускоряется. Сэм думает, что еще немного, и он не выдержит, начнет умолять брата остановиться, но этого не происходит. Как бы ни было больно, он должен дотерпеть до конца. Должен. Ради них обоих.

Он теряет счет времени, и когда Дин, изливается наконец сильной горячей струей, Сэм с трудом давит вздох облегчения. Дин стонет и вздрагивает. Дин выпускает его из рук и нежно гладит его спину, и Сэм думает, что вряд ли он осознает, что делает это. Дин наклоняется и целует его кожу цепочкой невесомых касаний. Дин выходит из него, и единственное, что чувствует Сэм, так это то, как он становится пустым. Связь разорвана, и зверь о двух спинах исчезает до следующего раза. Больше всего Сэм хочет, чтобы Дин сказал ему что-нибудь, но брат молчит.

Он молча сидит несколько секунд, унимая дрожь. Потом так же молча встает, нашаривает руки Сэма, вцепившиеся в перекладину, и распускает ремень. Молча поднимает что-то с пола и уходит в ванную. Сэм слышит, как хлопает дверь и щелкает задвижка с той стороны.

Он стягивает с запястий ременную петлю и растирает их, нормализуя кровообращение. Ложится на бок, подтянув колени к животу, и лежит так еще очень долго. Он не знает, помогла ли отчаянная мера его брату, но у него, по крайней мере, сейчас есть надежда.

Дин ослаблен и вымотан до предела. Он хотел бы принять душ, но ноги отказывают ему, и он сползает на пол, прислонившись спиной к двери. От алкоголя не осталось и следа. Да что там, кажется, от него самого не осталось и следа. От того, кем он когда-то был.

Он утыкается лбом в колени и давит крик в себе, давит, давит. Горло сводит судорогой, словно вместе с криком он перекрывает и дыхание. Он сидит так несколько минут, не зная, что в номере его брат, который сначала предал его, а потом захотел все исправить, чутко прислушивается к каждому звуку, который раздается из ванной. Но никаких звуков нет, потому что Дину удается справиться с собой. Только по вискам течет пот, да еще стучат зубы. Но и с этим он справится.

Когда приступ проходит, Дин разжимает руку и находит в своем мобильнике сообщение Сэма. Четыре слова их тайного языка, с которых все началось: «Пурпурная Калифорния со льдом». Звучит, как название коктейля, но только не для них. Для них это значит намного больше. Крик о помощи. Крик о прощении. Крик о невыносимости бытия. Отчаянные меры для отчаянных времен.

Губы Дина складывают в усмешку, когда он стирает смс. Он поднимается, открывает воду и встает под тугие струи воды, смывает с себя пот, и грязь, и гарь, и кровь. И думает, сколько времени пройдет до следующего раза?

До следующего раза…

--------------------------------------------------------------

* Тамблер – специальный бокал для виски.

** Да-хэй – великая тьма, в которой находятся души всего сущего, квинтэссенция нематериального мира.

Дата добавления: 2015-11-04