Http://ficbook. Net/readfic/2395107

doll street

http://ficbook.net/readfic/2395107

Автор: Vishnya. (http://ficbook.net/authors/405472)

Фэндом: EXO - K/M

Персонажи: xiumin/luhan

Рейтинг: PG-13

Жанры: Слэш (яой), Ангст, Фантастика, AU, ER (Established Relationship)

Размер: Драббл, 7 страниц

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

Описание:

Улица кукол - самая пыльная улица Сеула.

Примечания автора:

у автора творческий кризис, поэтому работа писалась с трудом, пусть и большим желанием явить ее свету.

можно считать камбэком.

автор приносит свои извинения и уползает обратно в свой угол.

а еще автору до одури нравятся промелькнувшие ченбэки.

Кенни = Кенсу.

Над узкой колбой поднимается ядовитое облачко зеленого дыма, объемными газовыми клубами оно распространяется по всей мастерской, пробираясь в самые тесные щели, забиваясь в узкое пространство между книгами, смешиваясь с пылью на высоких дубовых шкафах со снадобьями и препаратами. Молодой человек, склонившийся над пузырящейся бледно-розовой жидкостью, совершенно не обращает внимания на «утечку» и просочившийся в легкие едкий зеленый дым. Он знает, что раствор *манжетки и аниса безопасен и нисколько не составной компонент эликсира бессмертия, всего лишь хорошее средство от простуды в промозглые осенние дни, что обещали нагрянуть уже через неделю. А вот бурлящая в грушевидной колбе теперь фуксия – ценное ДНК нового проекта. Обжигающий пар струями расползается по стеклянным стенкам сосуда и плывет вверх, желая лизнуть подушечки пальцев юноши, но тот успевает вовремя заточить фуксию внутри, перекрыв путь обычной пробкой.

Сюмин устало вздыхает и, забывшись, пропускает пятерню сквозь ярко-рыжие волосы, на что кончики недовольно шипят и окрашиваются в пепельно-розовый цвет – последствие оставшихся на поверхности кожи неразличимых человеческому глазу крупиц *амаранта. Он сам потускнеет и выведется через пару часов, а пока пусть тихо притаившаяся наверху куколка потешится над неуклюжестью своего Создателя.

Куклы – большие игрушки для взрослых, пародия на людей. Они открывают глаза-стекляшки, блестящие безжизненной пустотой, с первыми мазками рассвета на чистом мерзлом небе и умиротворенно опускают ни разу не дрогнувшие веки ровно в полночь. Куклы – неживые, но человечество продолжает яростно цепляться за их ледяные гладкие пальцы, веря, что создание новой «жизни» еще на шажок приближает их к бессмертию. Алхимия уже давно перестала зацикливаться на сотворении эликсира бессмертия или «золотой пилюли», в современном мире это стало доброй сказкой на ночь, вселяющей маленьким детям надежду в светлое будущее. Дни, года, столетия минуют, а алхимики ищут вдохновение в бездушных и, на первый взгляд, бесполезных творениях человека. Его подобие, попытка сформировать идеал, до которого не могу дотянуться сами. Утонченные черты лица, изящная фигура со всеми желаемыми изгибами и точными пропорциями, грация в каждой позе – идеал. Однако бесчувственный и бездыханный, а так хочется, чтобы ожил, вдохнул прохладные кристаллики воздуха, чтобы затрепетали пушистые ресницы, задрожали неловко алые губы...

Алхимики, окрыленные новой идеей, уверенные, что смогут подарить жизнь прекрасному, скрываются в своих мастерских, где с упоением смешивают, сплавляют, лепят и создают. Первые куклы принадлежали только высшему правительству: королям и императорам. Они считались произведением искусства и провозглашались бесценными. Ровно до тех пор, пока придворный алхимик по доброте душевной не отдал за даром бракованный экземпляр крестьянской семье. Все равно куклу бы уничтожили, а дети так отчаянно грезили хотя бы об одной. Спустя неделю бедного юношу казнили, однако куклы стали доступны и интеллигентным кругам. В наше же время – любую можно подобрать на улице, словно бездомную собаку или кошку. Куклами стали разбрасываться, как игрушками, ломать им руки и ноги, а после грубо склеивать изолентой, портя хрупкий материал навсегда. Алхимики работают на фабриках, создавая сотнями шаблонные экземпляры. Их больше нельзя назвать творцами, хоть куклы и продолжают с трепетом смотреть на своих создателей, те с застывшим выражением отрешенности погружают их в громадные фуры, которые развезут товар в кукольные дома.

Никто не собирается рушить кирпичные стены стандартов.

Кукол штампуют.

✗ ✗ ✗

Сюмин запоздало моет руки и поднимается по винтовой, выполненной из темного дерева, лестнице наверх, в квартиру, где царит хладнокровность и бесстрастность современного мира. Она обставлена точно шахматы – в черно-белых цветах, и с трудом можно отыскать другой оттенок в сюминовом царстве минимализма. Юноша оглядывается назад, на почти средневековую скрипящую лестницу и медную дверь в самом низу, скрывающую от посторонних глаз алхимическую мастерскую. Он глухо хлопает в ладоши, позволяя непонятному ему техническому механизму опустить белую стенку с бездушным плазменным телевизором, который включается разве что для гостей и то раз в полгода; стена тяжело сталкивается с кремовым линолеумом, пряча за собой все неизведанные тайны, дурманящие запахи и колющее глаза буйство красок, оставляя только тусклое шахматное поле, где можно выжить только зная правила игры.

Стук привлекает одну из кукол мастера. Миниатюрная девушка показывается из-за угла, неловко сжимая маленькими ручками дверной косяк; лунный свет блестит жемчужно-белым в ее угольно-черных волосах, а большие глаза с нежностью и будто удивленно смотрят на юношу.

- Создатель! – восклицает она, заставляя Сюмина вымученно улыбнуться и кивнуть.

- Привет, Кенни, - она единственная, кого не забрали в бесцветные стены каменного кукольного дома. Сюмину удалось спрятать девушку в мастерской, о существовании которой преданные закону и стандартам смотрители порядка не догадывались благодаря механической стенке с плазмой. Все алхимические мастерские и малейшие намеки на них были запрещены десять лет назад, когда алхимики начали отказываться добровольно отдавать кукол государству. В связи с этим в кротчайшие сроки были сконструированы и построены фабрики, а личные скромные мастерские – снесены и сожжены.

Величайшие мастера и творцы пали духом, наклеивая бирки со штрих-кодом на своих «детей», большая часть сошла с ума, наблюдая, как они проезжают мимо по конвейеру, а после с безнадежным, едва уловимым стуком падают в кучу идеального фарфора.

Идеал обрел форму и оболочку.

Все они идеальны.

✗ ✗ ✗

Сохранившие здравый рассудок – единицы. Они скрываются в лесу, маскируют мастерские под скучные тусклые квартиры с окнами до пола, чтобы не вызвать подозрения в сокрытии чего-либо, прячут оставшихся кукол за толстыми тонированными витринами, пытаются не изменять себе и не растерять свою личность.

Сюмин смотрит на залепляющий окна густой туман: он серой пылью оседает внизу улицы, покрывая жесткий асфальт, словно тополиным пухом по весне. Мгла окутывает тоскливых прохожих, занятых повседневной рутиной, и те ускоряют шаг, спеша поскорей добраться до дома, где их ждет ложное ощущение не зря прожитого дня и механическое приветствие домашней куклы. А когда за ними закроется дверь, их искусственное существование закончится и настанет пора хрупкой кукольной грации, выстоявшей под давлением общественности. Люди не заметят высыпавших на улицу кукол, потому что алхимические смеси тумана усыпят все шаблоны.

Уже совсем скоро, совсем скоро улица кукол оживет вновь.

Улица кукол – самая пыльная улица Сеула, она создалась нетеряющими надежду алхимиками десять лет назад, когда мир крутанулся на 360° и стал медленно, камешек за камешком, крошиться в бездну. Толстый слой пыли содержит в себе усыпляющий газ, произведенный на свет сплочением оставшихся алхимиков. Все они живут на этой улице, днем сливаются с толпой и с отчужденным выражением лица плетутся за потоком на работу, а ровно в полночь с маниакальным удовольствием, скрытым за коркой льда на радужке глаз, наблюдают за тем, как рушатся стандарты.

Уголки губ искушающе дрожат в ехидной ухмылке, Сюмину кажется, что он слышит, как трещат кончики рыжих волос, покрываясь острыми льдинками. Потому что он ненавидит и не понимает общество, в котором живет, с которым приходится бороться каждый день, до бледных следов полумесяцев на ладонях, сжимая кулаки. Он хочет сделать хоть что-то, но люди по собственной воле превращаются в ходящие оболочки, правительство зомбирует, притупляя чувства и эмоции, строя новые вычурные рамки, приукрашивая невинными личиками кукол, якобы обещающих светлое будущее.

Поэтому туман – спасение; пыль – защитное одеяние; мутная дымка, витающая над улицей – кислород.

Кенни беззвучно, на носочках подходит к Сюмину, осторожно дергая за рукав бархатистой черной рубашки, он вздрагивает от ее вечно-холодных пальцев и понимает: пора.

- Можете идти. Я останусь сегодня дома, - девушка смущенно отступает на шаг, приклоняя голову в легком поклоне, пусть она и хочет выйти – понимает, что Создателю это нужнее.

- Я благодарен тебе, Кенни, - Сюмин мягко улыбается кукле, невзначай проводя теплой ладонью по бескровной щеке. Она всегда была жемчужиной его коллекции.

✗ ✗ ✗

Амарант блестит в волосах темным индиго, когда юноша захлебывается едкой дымкой и снова тонет. Он тонет в зыбучих песках непонимания и пытается откашляться от удушающей растерянности. Каждую ночь, страшась неизвестного, он ступает по скрипящей под подошвой пыли и надеется, что он ждет. Ждет там, под устилающими небо сгустками сизого дыма, Сюмин хочет верить, что он пережил очередной день, не раздробил хрупкие кости о грубый цемент, не сдался смотрителям, не вернулся на фабрику, потому что штрих-код еще колет под кожей на затылке, заставляя впиваться ногтями в тонкую шею.

На улице кукол не дует ветер, плотная дымка не пропускает ни одного дуновения, не видно и звезд. Сюмин уже не помнит, как выглядит ночной город, не чувствует запаха свежести и свободы, не ощущает приятное морозное покалывание от прикосновений ветра на щеках. Сейчас время года угадывается только по болезненному хрусту опавших листьев. Они испускают последний грустный вздох, когда тяжелый ботинок переламывает хребет, а после умирают. На последнем дыхании держащиеся за голые ветки листья, испуганно шуршат и перешептываются над сюминовой головой. Скоро их ждет та же участь.

Периодически из тумана показываются силуэты кукол и алхимиков, они улыбаются и на самом деле кажутся счастливыми. Искренняя радость кукол безгранична, а заливистый сладкий хохот их создателей внушает надежду на спасение человечества. Возможно, еще не все так плохо. Возможно, кукол еще можно снять с конвейеров и вернуть на их улицу. Возможно, им хватит сил разрушить бетонные кукольные тюрьмы.

Резкий удар приходится прямо под дых, когда спешащий раствориться в многослойной дымке озлобленный Чондэ врезается корешками книг прямо в Сюмина. Последний тормозит, на миг думая, что смотрители проникли на улицу кукол, а первый ошарашено расширяет глаза, потоком выливая на Сюмина извинения. Но в один момент лицо алхимика снова грубеет, а сухожилия на худых руках выделяются сильнее, когда он до боли сжимает книги, впиваясь острыми углами в мягкие ладони.

- Создатель! – звонкий возглас за спиной заставляет Чондэ оскалиться.

- Я же сказал не называть меня так! Пусть я создал тебя – это ничего не значит в наше время. Так же, как и твое существование, людям пора одуматься и перестать заниматься ерундой, важнее придумывать жизненно-важные эликсиры, лекарства от неизлечимых болезней, а не склеивать из хлама таких, как ты. Мне это опротивело, ты вовсе бесишь... – он останавливается, чтобы сглотнуть застрявший в горле крик отчаяния, рвущийся наружу. - Свободен, Бэкхен, не надо привязываться ко мне, словно собачка, - Чондэ заканчивает ровным и мерным голосом, мысленно считая до десяти, чтобы после обернуться и никого не увидеть за спиной, только Бэкхен не растворился в крупицах газа, как думал алхимик, он стоит все на том же месте, глотая бессмысленные искусственные слезы. И тогда Чондэ не выдерживает, он кричит. – Свободен! Проваливай, ну же! Ты мне не нужен, уходи, исчезни!

А Сюмин лишь безмолвно наблюдает за развернувшейся перед ним сценой, пытаясь отдышаться и перетерпеть саднящую боль в груди, к которой скоро прибавится вина – он не должен этого видеть.

- Пожалуйста, Чондэ, - мольба затапливает всего Бэкхена, а безысходность щиплет в краях глаз. – Вы не можете...

Чондэ застывает, вены гневно пульсируют на шее, а в висках звучит глухой стук падения куклы в кучу идентичного фарфора. Алхимик напряженно молчит всего секунду, показавшуюся Сюмину долгой ледяной минутой.

- Могу, - уверенные четыре буквы ломают Бэкхена на части, с хрустом переламывая кости. Чондэ уходит стремительно и быстро, позабыв о растерянном Сюмине, а Бэкхен пытается поспевать за ним, но одеревеневшие кукольные конечности сильно замедляют движение.

✗ ✗ ✗

Темный силуэт смутно различается у выдохшейся яблони, он стоит, привалившись к тонкому стволу и перекатывая полусгнившие от ядовитых газов яблоки. Подняв лицо к небу, надеясь разглядеть звезды, он всегда верил в лучшее и учил этому Сюмина, крепко держа за руку холодными длинными пальцами, показывал цветущую душистую сирень, разгоняя туман, и вылавливал из плотной воздушной пыли желуди и каштаны. А Сюмин смотрел и удивлялся, как этот парень с еще незажившей раной от штрих-кода на шее не падает обессиленный, смешиваясь с горькой пылью, осевшей на кончике языка и облепившей легкие. Он кажется таким ломким, что страшно дотрагиваться, вдруг останется шрам.

Сюмин помнит тот день, когда поневоле оказался на фабрике по производству кукол, почти все они были одинаковые, невзрачные, с ярлыком «идеал» и «неповторимость». Взгляд алхимика по случайности упал на одну из кукол на конвейере, он помнит, как мужчина-штамповщик поставил ему на затылке уже давно заученным движением штрих-код, как он болезненно зажмурился и приложил ладонь к отпечатку, на пальцах осталась ярко-алая кровь, уже одним цветом круша все стандарты, нагло контрастируя с блеклой обстановкой.

Но тогда Сюмин понял, он – не кукла.

И никогда ею не был.

Его зовут Лухан и он не помнит своего Создателя. Просит Сюмина стать им, создать заново и по крупицам. А алхимик теряется, ероша рыжие волосы, снова оставляя в них следы амаранта и зыбкого смущения. У Лухана наивный и добрый взгляд, которому невозможно сопротивляться – такого не бывает у безжизненных кукол, внутри которых – пустота и химия, а внутри Лухана бьется живое сердце, оно гоняет кипящую энергией кровь по венам, пока он сгорает заживо в кукольной оболочке.

- Я – неживой. Я – кукла. Ты – мой Создатель, - Сюмин никогда не знал и не узнает, что произошло с Луханом, но продолжает прижимать руку к сердцу и отсчитывать количество ударов в минуту, заставляя поверить не только в светлое будущее.

- Ты ведь чувствуешь? – горячо шепчет алхимик на ухо, подбираясь сзади и пугая внезапным появлением. – Чувствуешь жар, разливающийся по всему телу, а потом резко замерзающий в районе позвоночника – это испуг.

Лухан перестает мусолить мыском старого кеда яблоко, все в черных гематомах и кислотном соку; он закрывает глаза и глубоко вдыхает отравленный воздух. Где-то вдали отрывисто слышится девчачий смех, будто позвонили в колокольчик. Лухан действительно чувствует охвативший все тело жар. Жар от сюминовых рук.

- Куклы способны испытывать эмоции, - отстраненно сообщает он, раскидывая руки в стороны и вдыхая сизые испарения глубже, в самые легкие. Сюмину кажется, что Лухан – ангел, которому оторвали крылья и бросили на уже заранее обреченной Земле.

- Но не менять температуру тела, - юноша не собирается отступать, этой ночью у него должно получиться убедить Лухана.

Но последний не менее настойчив, пусть и знает, что Сюмин прав, будет продолжать доказывать теорию общественности: один человек может быть правым, даже если весь мир уверен в своей правоте. А для Лухана Сюмин – больше, чем мир, он – его вселенная, его обитель и кукловод.

- Я все равно марионетка в твоих руках, намертво привязан тугими узлами с того самого дня, когда ты спас мне жизнь. Мой Создатель, - окончание произносится в миллиметре от чужих губ, сжимая скованными осенью пальцами тонкие запястья.

Стандарты трещат по швам, когда сухие губы царапают кожу, касаясь выступающих венок и до предела учащенного пульса. Они балансируют на грани, когда сердца больно бьются о ребра, желая соединиться и стать одним на двоих. Когда по старым шрамам нахально проводят ногтями, желая забраться в самую душу, выкачать все недопонимание из легких и заставить задохнуться в едкой кислотной дымке. Кристаллики амаранта задевают ворох осенней листвы на голове у Лухана, добавляя ярко-алого оттенка на кончики. Ярко-алой кровью окрашивая до сих пор саднящий затылок с наполовину стершимися цифрами 200490.

Лухан выводит на дороги с табличкой «пути назад нет», а Сюмин согласен заблудиться без надежды на возврат и исчезнуть, пропасть, чтобы никто не смог найти и даже не пытался. Потому что оба все еще слышат отголоски беззаботного смеха и давятся надеждой, которой через край и нельзя шевелиться, а то расплескаешь. Алхимик донельзя крепко цепляется за луханову рубашку, пока тот вслушивается в теперь истеричные, пропитанные болью крики Чондэ и Бэкхена.

- Я встретил их сегодня по пути к тебе, - едва слышно шепчет Сюмин, щекой прижимаясь к вопреки всем законам бьющемуся сердцу Лухана.

- Мне жаль их, - Сюмин даже не уверен произнес ли Лухан эти три согнутые мукой пополам слова или передал азбукой Морзе через сердцебиение.

Яблоня сбрасывает последние плоды, когда на горизонте занимается рассвет, а сизый дым рассеивается, забирая с собой последние частицы кислорода и вынуждая дышать углекислым газом. Сюмин до трещин в костях сжимает руку Лухана, а тот выводит на пыльной дороге три еле трепещущих слова: я люблю тебя. Но уже через несколько секунд утренний порыв ветра разгоняет остатки пылинок – последнее, что напоминало об улице кукол. Последнее, что осталось от ее дымчатой материи.

Сюмин сглатывает противную горечь – ему надо возвращаться на шахматное поле, начать новую партию, несмотря на критическое незнание правил игры. Кенни ждет – и это по-настоящему весомый аргумент, потому что куколка слишком беззащитна и чересчур дорога, чтобы сдавать бедняжку смотрителям-церберам, променивая ее на луханевскую кислотную пыль и обрезая последние веревки, соединяющие куклу с кукловодом.

- Мой Создатель, – буквы отделяются друг от друга, не успевая складываться в слова и улетая вместе с ветром, кончиками луханевских пальцев покалывая щеки. – До встречи.

Общество очнется через три, две, одну, возвращая на улицу рутину и обыденность.

Сюмин не отпустит теплую ладонь Лухана через одну, две, три... начинается обратный отсчет.

Стандарты разорваны по швам.

------------------

*Манжетка - Alchemilla – трава алхимиков.

*Амарант (краситель) - синтетическое азосоединение, имеющее цвет от синевато-тёмно-красного до пурпурного оттенка.

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/2395107

Дата добавления: 2015-11-05