305 К берегу страшной реки стекаются толпы густые:

305 К берегу страшной реки стекаются толпы густые:

Жены идут, и мужи, и героев сонмы усопших,

Юноши, дети спешат и девы, не знавшие брака,

Их на глазах у отцов унес огонь погребальный.

Мертвых не счесть, как листьев в лесу, что в холод осенний

310 Падают наземь с дерев, иль как птиц, что с просторов пучины,

Сбившись в стаи, летят к берегам, когда зимняя стужа

Гонит их за моря, в края, согретые солнцем.

Все умоляли, чтоб их переправил первыми старец,

Руки тянули, стремясь оказаться скорей за рекою.

315 Лодочник мрачный с собой то одних, то других забирает,

Иль прогоняет иных, на песок им ступить не давая.

Молвил Сивилле Эней, смятенью теней удивляясь:

«Дева, ответь мне, чего толпа над рекою желает?

Души стремятся куда? Почему одни покидают

320 Берег, меж тем как по серым волнам отплывают другие?»

Жрица старая так отвечала кратко Энею:

«Истинный отпрыск богов, Анхиза сын! Пред тобою

Ширь Стигийских болот и Коцита глубокие воды.

Ими поклявшийся бог не осмелится клятву нарушить.^[678]

325 Эти, что жалкой толпой здесь стоят, — землей не покрыты.

Лодочник этот — Харон; перевозит он лишь погребенных.

На берег мрачный нельзя переплыть через шумные волны

Прежде тенями, чем покой обретут в могиле останки.

Здесь блуждают они и сто лет над берегом реют, —

330 Только потом к желанной реке их вновь допускают».

Шаг Эней задержал, погружен в глубокую думу,

Жребий несчастных ему наполнил жалостью душу.

Видит; меж тех, кто лишен последних почестей, грустно

Флота ликийского вождь Оронт стоит и Левкаспид.

335 Вместе плыли они из Трои, вместе погибли

В день, когда ветры, напав, и корабль и мужей потопили.

Тут же бродил Палинур, что держал лишь недавно кормило,

Бег направляя судов, из ливийского города плывших;

В море упал он с кормы, наблюдая ночные светила.

340 Чуть лишь во мраке густом узнав печального друга,

Первым к нему обратился Эней: «О, кто из всевышних

Отнял тебя у нас, Палинур, и бросил в пучину?

Все расскажи! Ибо только в одном Аполлон, обманул нас,

Хоть и доселе во лжи уличен он не был ни разу:

345 Он предрекал мне, что ты невредимо в край Авзонийский

Через моря проплывешь. Таковы богов обещанья!»

Но Палинур отвечал: «Правдив был Феба треножник:

Я от руки божества не погиб в пучине глубокой.

В воду внезапно упав, я с силой вырвал кормило, —

350 Ибо при нем неотлучно стоял, корабль направляя, —

И за собою увлек. Клянусь тебе морем суровым,

Я не так за себя, как за твой корабль испугался:

Что, если он, потеряв и кормило, и кормчего сразу,

Справиться с натиском волн, все сильней вскипавших, не сможет?

355 Нот свирепый меня три долгих ночи ненастных

Гнал по безбрежным морям. На рассвете четвертого утра

С гребня волны увидал я вдали Италии берег.

Медленно плыл я к земле, и прибой уже не грозил мне,

Но на меня напало с мечом, на добычу надеясь,

360 Дикое племя, когда, отягченный мокрой одеждой,

Стал на скалу карабкаться я, за вершину цепляясь.

Ныне катают меня у берега ветер и волны.

Сладостным светом дневным и небом тебя заклинаю,

Памятью старца-отца и надеждой отрока Юла, —

365 Мне избавление дай: отыщи Велийскую гавань,^[679]

Тело мое схорони — ибо все ты можешь, великий, —

Или же, если тебе всеблагая мать указала

Путь (ибо думаю я, что не против воли всевышних

Ты собираешься плыть по широким Стигийским болотам),

370 Руку несчастному дай и меня переправь через волны,

Чтобы мирный приют я обрел хотя бы по смерти».

Так он сказал, и ему отвечала вещая жрица:

«Как ты посмел, Палинур, нечестивой жаждой гонимый,

Непогребенным прийти к стигийским водам суровым,

375 Как воротиться дерзнул к реке Эвменид самовольно!

И не надейся мольбой изменить решенья всевышних!

Но запомни слова, что тебе я скажу в утешенье:

Явлены будут с небес городам и народам окрестным

Знаменья, чтобы они искупили вину и воздвигли

380 Холм над тобой и жертвы тебе на холме приносили;

Место же это навек Палинура имя получит».

Девы слова изгнали печаль из скорбного сердца,

Рад Палинур, что будет земля его именем зваться.

Путь продолжали они и к реке подходили все ближе.

385 Издали, с лодки своей перевозчик старый увидел,

Как они шли меж безмолвных дерев, поспешая на берег.

Первым окликнул он их, прокричав пришельцам сердито:

«Ты, человек, что к нашей реке с оружьем спустился!

Стой и скажи, зачем ты пришел! И дальше ни шагу!

390 Место здесь только теням и ночи, сон приносящей.

В этом стигийском челне возить живых я не вправе;

Был я не рад, когда взял на эту лодку Алкида

Или на берег на тот перевез Пирифоя с Тесеем,

Хоть от богов рождены и могучи были герои.^[680]

395 Этот схватил и связал преисподней трехглавого стража

Прямо у царских дверей^[681] и дрожащего вывел на землю,

Те госпожу увести из покоев Дита хотели».

Так отвечала ему Амфризийская^[682] вещая дева:

«Козней таких мы не строим, старик, оставь опасенья!

400 Не для насилья наш меч обнажен; пусть чудовищный сторож

Вечно лаем своим бескровные тени пугает,

Пусть блюдет в чистоте Прозерпина ложе Плутона.

Видишь: троянец Эней, благочестьем и мужеством славный,

К теням Эреба сошел, чтобы вновь родителя встретить.

405 Если не тронет тебя такая преданность сына, —

Эту узнаешь ты ветвь!» И под платьем скрытую ветку

Вынула жрица и гнев укротила в сердце Харона,

Больше ни слова ему не сказав; и старец, любуясь

Блеском листвы роковой, давно не виданным даром,

410 К берегу лодку подвел вперед кормой потемневшей.

Души умерших прогнав, что на длинных лавках сидели,

Освободил он настил и могучего принял Энея

В лодку. Утлый челнок застонал под тяжестью мужа,

Много болотной воды набрал сквозь широкие щели;

415 Но через темный поток невредимо героя и жрицу

Бог перевез и ссадил в камышах на илистый берег.

Лежа в пещере своей, в три глотки лаял огромный

Цербер, и лай громовой оглашал молчаливое царство.

Видя, как шеи у пса ощетинились змеями грозно,

420 Сладкую тотчас ему лепешку с травою снотворной

Бросила жрица, и он, разинув голодные пасти,

Дар поймал на лету. На загривках змеи поникли,

Всю пещеру заняв, разлегся Цербер огромный.

Сторож уснул, и Эней поспешил по дороге свободной

425 Прочь от реки, по которой никто назад не вернулся.

Тут же у первых дверей он плач протяжный услышал:

Горько плакали здесь младенцев души, которых

От материнской груди на рассвете сладостной жизни

Рок печальный унес во мрак могилы до срока.^[683]

430 Рядом — обители тех, кто погиб от лживых наветов.

Но без решенья суда не получат пристанища души;

Суд возглавляет Минос^[684]: он из урны жребии тянет,

Всех пред собраньем теней вопрошает о прожитой жизни.

Дальше — унылый приют для тех, кто своею рукою

435 Предал смерти себя^[685] без вины и, мир ненавидя,

Сбросил бремя души. О, как они бы хотели

К свету вернуться опять и терпеть труды и лишенья!

Но не велит нерушимый закон, и держит в плену их

Девятиструйный поток и болота унылые Стикса.

440 Краткий пройден был путь — перед взором Энея простерлась

Ширь бескрайних равнин, что «полями скорби» зовутся:

Всех, кого извела любви жестокая язва,

Прячет миртовый лес,^[686] укрывают тайные тропы,

Ибо и смерть не избавила их от мук и тревоги.

445 Федру увидел он здесь, и Прокриду, и с ней Эрифилу,^[687] —

Раны зияли на ней, нанесенные сыном свирепым;

Здесь и Эвадна была, Лаодамия и Пасифая,

С ними бродил и Кеней, превращенный из юноши в деву,^[688]

Ибо по смерти судьба ему прежний облик вернула.

450 Тут же Дидона меж них, от недавней раны страдая,

Тенью блуждала в лесу. Герой троянский поближе

К ней подошел — и узнал в полумраке образ неясный:

Так на небо глядит в новолунье путник, не зная,

Виден ли месяц ему или только мнится за тучей.

455 Слез Эней не сдержал и с любовью ласково молвил:

«Значит, правдива была та весть, что до нас долетела?

Бедной Дидоны уж нет, от меча ее жизнь оборвалась?

Я ли причиною был кончины твоей? Но клянусь я

Всеми огнями небес, всем, что в царстве подземном священно, —

460 Я не по воле своей покинул твой берег, царица!

Те же веленья богов, что теперь меня заставляют

Здесь во тьме средь теней брести дорогой неторной,

Дальше тогда погнали меня. И не мог я поверить,

Чтобы разлука со мной принесла тебе столько страданий!

465 Стой! От кого ты бежишь? Дай еще на тебя поглядеть мне!

Рок в последний ведь раз говорить мне с тобой дозволяет».

Речью такой Эней царице, гневно глядевшей,

Душу старался смягчить и вызвать ответные слезы.

Но отвернулась она и глаза потупила в землю,

470 Будто не внемля ему, и стояла, в лице не меняясь,

Твердая, словно кремень иль холодный мрамор марпесский.^[689]

И наконец убежала стремглав, не простив, не смирившись,

Скрылась в тенистом лесу, где по-прежнему жаркой любовью

Муж ее первый, Сихей, на любовь отвечает царице.

475 Долго Эней, потрясенный ее судьбою жестокой,

Вслед уходящей смотрел, и жалостью полнилось сердце.

Снова пустился он в путь, назначенный труд продолжая,

Края равнины достиг, где приют воителей славных.

Здесь повстречались ему Тидей, прославленный в битвах,

480 Партенопей и бледная тень владыки Адраста,^[690]

Здесь же дарданцы, по ком на земле так долго рыдали,

Павшие в битвах; Эней застонал, когда длинной чредою

Тевкры прошли перед ним: Полифет, посвященный Церере,^[691]

Антенориды, Идей,^[692] — он и тут колесницею правит,

485 Держит и тут он копье — и Медонт, и Главк с Терсилохом.^[693]

Тени со всех сторон обступили с криком Энея,

Мало им раз взглянуть на него: всем хочется дольше

Рядом побыть и спросить, для чего он спустился к усопшим.

Рати данайской вожди, Агамемнона воинов тени,

490 Вдруг увидав, как во мраке горят героя доспехи

В страхе дрожат перед ним: одни бросаются в бегство, —

Так же, как раньше они к кораблям убегали; другие

Еле слышно кричат, ибо голос нейдет из гортани.

Вдруг Деифоб Приамид предстал перед взором Энея:

495 Весь изувечен, лицо истерзано пыткой жестокой,

Обе руки в крови, и оба отрезаны уха,

Раны на месте ноздрей безобразно зияют. Несчастный

Страшные эти следы прикрывал рукою дрожащей;

Друга с трудом лишь узнал Эней и окликнул печально:

500 «Славный в боях Деифоб, благородный Тевкра потомок!

Кто решился тебе отомстить так жестоко и гнусно?

Так над тобою кому надругаться дозволено было?

Мне донесла молва, что в последнюю ночь ты немало

Греков сразил и упал, изнемогший, на груду убитых.

505 Холм над могилой пустой у прибрежий Ретейских воздвиг я,

Трижды к манам твоим над гробницей воззвал громогласно.

Имя твое и доспех пребывают там; но не мог я,

Друг, увидеть тебя и землей родною засыпать».

Молвил в ответ Деифоб: «Все, что должно, ты свято исполнил:

510 Пред Деифобом ты чист, перед тенью убитого друга.

Только роком моим и спартанки^[694] злодейством погублен

Я, — такую она по себе оставила память!

Как последнюю ночь в ликованье обманчивом все мы

Встретили, — знаешь ты сам: слишком памятно все, что свершилось.

515 Только лишь конь роковой на крутые склоны Пергама

Поднят был и принес врагов и оружье во чреве,

Тотчас она повела, как бы оргию Вакха справляя,

Жен хороводом вокруг; выступая сама между ними

С факелом ярким в руках, с высоты призывала данайцев.

520 Я же, устав от забот, с отягченным дремотою взором,

В брачный злосчастный покой ушел и забылся на ложе

Сладким, глубоким сном, безболезненной смерти подобным.

Славная эта жена между тем уносит оружье

Из дому все — даже верный мой меч, что висел в изголовье, —

525 В дом Менелая зовет, растворяет настежь все двери.

Думала, видно, она угодить любимому мужу,

Тем заставив молву о былых преступленьях умолкнуть.

Что же еще? Ворвался Эолид^[695], подстрекатель убийства,

Вместе с Атридом ко мне… О боги, если о мести

530 К вам взывать не грешно — за бесчестье грекам воздайте!

Но и ты мне ответь, тебя, живого, какие

Бедствия к нам привели? Заблудился ль ты, в море скитаясь,

Боги ль прислали тебя? Какая судьба тебя гонит

В мрачный край, в унылый приют, где солнце не всходит?»

535 Долго беседа их шла; между тем на алой четверке

Мира срединную ось миновала в эфире Аврора.

Мог бы Эней весь отпущенный срок в разговорах растратить,

Если б Сивилла ему не напомнила речью короткой:

«Близится ночь, пролетают часы в бесполезных стенаньях!

540 Две дороги,^[696] Эней, расходятся с этого места:

Путь направо ведет к стенам великого Дита, —

Этим путем мы в Элизий пойдем; а левой дорогой

Злые идут на казнь, в нечестивый спускаются Тартар».

Ей отвечал Деифоб: «Не сердись, могучая жрица,

545 Я ухожу обратно в толпу и во мрак возвращаюсь!

Ты, наша гордость, иди! Пусть судьба твоя будет счастливей!»

Так он сказал и прочь отошел с напутствием этим.

Влево Эней поглядел: там, внизу, под кручей скалистой

Город раскинулся вширь, обведенный тройною стеною.

550 Огненный бурный поток вкруг твердыни Тартара мчится,

Мощной струей Флегетон увлекает гремучие камни.

Рядом ворота стоят на столпах адамантовых прочных:

Створы их сокрушить ни людская сила не может,

Ни оружье богов. На железной башне высокой

555 Днем и ночью сидит Тизифона^[697] в одежде кровавой,

Глаз не смыкая, она стережет преддверия Дита.

Слышится стон из-за стен и свист плетей беспощадных,

Лязг влекомых цепей и пронзительный скрежет железа.

Замер на месте Эней и прислушался к шуму в испуге.

560 «Дева, скажи, каковы обличья злодейства? Какие

Казни свершаются там? Что за гул долетает оттуда?»

Жрица в ответ начала: «О вождь прославленный тевкров,

Чистому боги вступать на преступный порог запрещают.

Но Геката, отдав мне под власть Авернские рощи,

565 Всюду водила меня и возмездья богов показала.

Кносский судья Радамант суровой правит державой;

Всех он казнит, заставляет он всех в преступленьях сознаться,

Тайно содеянных там, наверху, где злодеи напрасно

Рады тому, что придет лишь по смерти срок искупленья.

570 Мстительным гневом полна, Тизифона с насмешкою злобной

Хлещет виновных бичом, и подносит левой рукою

Гнусных гадов к лицу, и свирепых сестер созывает.

Только потом, скрежеща, на скрипучих шипах распахнутся

Створы священных ворот. Посмотри, — ты видишь обличье

575 Той, что на страже стоит и порог изнутри охраняет?

Гидра огромная там, пятьдесят разинувши пастей,

Первый чертог сторожит. В глубину уходит настолько

Тартара темный провал, что вдвое до дна его дальше,

Чем от земли до небес, до высот эфирных Олимпа.

580 Там рожденных Землей титанов древнее племя

Корчится в муках на дне, низвергнуто молнией в бездну.

Видела там я и двух сыновей Алоэя^[698] огромных,

Что посягнули взломать руками небесные своды,

Тщась громовержца изгнать и лишить высокого царства.

585 Видела, как Салмоней^[699] несет жестокую кару, —

Тот, кто громам подражал и Юпитера молниям жгучим.

Ездил торжественно он на четверке коней, потрясая

Факелом ярким, у всех на глазах по столице Элиды,

Требовал, чтобы народ ему поклонялся, как богу.

590 То, что нельзя повторить, — грозу и грома раскаты, —

Грохотом меди хотел и стуком копыт он подделать,

Но всемогущий Отец из туч густых огневую

Бросил в безумца стрелу — не дымящий факел сосновый, —

И с колесницы низверг, и спалил его в пламенном вихре.

595 Видеть мне было дано и Земли всеродящей питомца

Тития^[700]: телом своим распластанным занял он девять

Югеров; коршун ему терзает бессмертную печень

Клювом-крючком и в утробе, для мук исцеляемой снова,

Роется, пищи ища, и гнездится под грудью высокой,

600 И ни на миг не дает отрастающей плоти покоя.

Надо ль лапифов назвать, Иксиона и Пирифоя?

Камень черный висит над тенями и держится еле,

Будто вот-вот упадет. Золотые ложа, как в праздник,

Застланы пышно, и пир приготовлен с роскошью царской,

605 Яства у самого рта, — но из фурий страшнейшая тут же

То за столом возлежит, не давая к еде прикоснуться,

То встает и, громко крича, поднимает свой факел.^[701]

Те, кто при жизни враждой родных преследовал братьев,

Кто ударил отца, или был бесчестен с клиентом,

610 Или, богатства нажив, для себя лишь берег их и близким

Не уделял ничего (здесь таких бессчетные толпы),

Или убит был за то, что бесчестил брачное ложе,

Или восстать на царя дерзнул, изменяя присяге,

Казни здесь ждут. Но казни какой — узнать не пытайся,

615 Не вопрошай об участи их и о видах мучений.

Катят камни одни, у других распятое тело

К спицам прибито колес. На скале Тесей горемычный^[702]

Вечно будет сидеть. Повторяя одно непрестанно,

Громко взывая к теням, возглашает Флегий^[703] злосчастный:

620 «Не презирайте богов и учитесь блюсти справедливость!»

Этот над родиной власть за золото продал тирану

Или законы за мзду отменял и менял произвольно,

Тот на дочь посягнул, осквернив ее ложе преступно, —

Все дерзнули свершить и свершили дерзко злодейство.

625 Если бы сто языков и столько же уст я имела,

Если бы голос мой был из железа, — я и тогда бы

Все преступленья назвать не могла и кары исчислить!»

Дата добавления: 2015-11-05