Глава 5
Судя по всему, Паджет был бездонный и бесконечный. Он бесконечно курил, дважды при Шелдоне подходил к автомату с сигаретами и покупал еще несколько пачек. Он в пабе выпил три пинты пива, и Шелдон не заметил, чтобы его особо развезло от этого.
- Все, учеба на сегодня закончена? – хмыкнул он, допивая из своего высокого стакана и наблюдая за тем, с каким невозмутимым лицом одноклассник опустошает свой. Только кадык дергался, иначе Шелдон заподозрил бы, что где-то в нем спрятан бермудский треугольник.
Поуг посмотрел на часы.
- На последний можем еще успеть.
- Мне казалось, ты хорошо учишься.
- Мне казалось, ты вообще не знаешь, что такое «учеба», - Паджет огрызнулся, и Шелдон понял, в чем выражалось его опьянение. На движения и выражение лица оно не действовало, зато на характер влияло отрицательно, делая его каким-то агрессивным.
- Тебе казалось. Я умница, вообще, - Шелдон щелкнул пальцами. – У меня теперь мечта – попасть в чертов Вестлейкский университет на режиссерский и вернуть самоуважение.
- Я вот думаю, как бы я на твоем месте поступил.
- В каком смысле?
- Ты же не можешь так просто оставить этого козла.
- Ему двадцать шесть, о чем ты, - Мур закатил глаза.
- Получается, если какой-то мудак старше тебя, он может поступить с тобой, как ему вздумается, а ты только будешь терпеть?
- Хочешь сказать, я сбежал? Я не считаю, что это был побег. Он хотел добиться от меня какой-то гребаной крутости, чтобы я остался и терпел издевки. А мне это было не нужно, вот я и уехал.
- Я бы тоже уехал, - Паджет кивнул. – Но отомстить ему нужно. Ты же говоришь, это – уже не первый раз, когда он там выпендривается на всю школу. Надо же, препод, а ведет себя, как последний козел.
- Он считает себя умным, ты что, - Шелдон фыркнул. – Не знаю, кто ему сказал такую глупость, но он себя, видимо, считает кем-то вроде гуру, сенсей жизни, все такое. В общем, я когда от скуки дома гуглил, нашел такое про него. Оказывается, когда мне лет восемь было, он уже там выпендривался. Он снял фильм, в котором опозорил трех… нет, четырех своих одноклассников, просто выставил их кончеными дебилами. Прикинь, они до самого конца не знали, что так получится, думали, что он на их стороне, все такое.
- Как с тобой?
- Вот именно. Все потому, что они хотели его разыграть, а он решил их «научить жить правильно», придурок чертов.
- С какой стати он вообще думает, что может кого-то чему-то учить, - Паджет процедил сквозь зубы и отодвинул пустой стакан с осевшей на его стенках пеной. – Ненавижу этих скотов, просто ненавижу, - он сунул в рот очередную сигарету и начал щелкать зажигалкой. То ли мешал сквозняк, то ли еще что, но он не успевал прикурить и бесился. Шелдон не выдержал, привстал с высокого стула, закрыл его от постоянно открывающейся двери паба.
- Спасибо, - буркнул Паджет шепеляво, отодвинув кончиком языка сигарету в угол рта. – Я просто в шоке. И эта мразь у вас преподает?..
- Он – всего лишь глава театрального кружка. Официально, конечно, препод, но фактически – так, типа физрука. Но он – сынок директрисы, как и тот урод, который ко мне привязывался. Поэтому они оба будут в шоколаде. И та сука, которая меня подставила, подруга, тоже еще… она тоже Гудруни. Но ты прав. Черт, да, ты прав. Я ему еще отомщу. Обязательно.
Бармен на них с подозрением посмотрел, заметив край учебника в раскрытой сумке Шелдона. Паджет все равно поддавался сомнениям, учитывая остекленевший взгляд и спокойное выражение лица с сигаретой во рту. Оценить, сколько ему лет, в полумраке паба было сложно, но бармен решил не волноваться.
Ничего крепче пива он им не давал, так что можно расслабиться. Пиво даже за алкоголь-то считать нельзя.
- Кажется мне… - начал Шелдон поэтично, встав снова и закинув сумку на плечо. – Что пора нам уходить, - он похлопал Паджета по спине, и тот тоже встал, перекинул плащ через предплечье, уныло потащил за собой сумку по полу. Он даже не знал, что именно его угнетало сильнее – то, что нужно было выйти из теплого, пусть и прокуренного насквозь паба, или то, что Шелдон оставил на стойке купюру, которой хватило бы не только за них заплатить, но и еще две пинты.
Паджет боролся с каким-то неловким ощущением, которое сам обозвал втресканностью. Он свалил это на пиво, от которого его все-таки развезло.
- Домой пойдешь? – спросил вдруг Шелдон, остановившись через несколько метров после паба, так что Паджет в него чуть не врезался.
- Еще урок, по идее, должен быть, так что…
- Напрягать начнут, - Мур улыбнулся понимающе.
- Да не то чтобы. Они у меня психологи, слышал уже, наверное. И лучше бы орали и просто грузили, чем начинали разбирать причины, по которым я прогуливаю. Ах, не мучают ли меня в школе.
- К запаху не докопаются?
- А от меня так разит?
- Вообще, очень, - честно, доверительно, наклонившись к нему и заглянув в глаза, ответил Шелдон. Паджет фыркнул, выдохнул в сторону на всякий случай.
- Печально. В общем, я лучше еще погуляю часок, а потом домой. Проветрюсь заодно.
- Да, вообще, а то нажрался вхлам с утра практически.
- Уже почти вечер.
- Четыре часа – не вечер.
- Но темнеет же.
- Аргумент. Далеко идти? Или ехать?
- Не особо. Западный район, серые кирпичные дома, видел его? При желании до школы пешком можно дойти, но иногда лень, и сестра на тачке матери подвозит.
- Ты же старше, ты не водишь?
- Не хочу постоянно чувствовать, что вот-вот разобьюсь. Какая-то тупая смерть.
- Вешаться, конечно, интереснее.
- Само собой. А ты далеко живешь?
- Вон в том доме, - Шелдон пожал плечами, оглянулся и посмотрел на многоквартирный дом с закругленными балконами. Они делали его похожим на улей, только длинный и какой-то квадратный.
- Я прям даже не знаю, как тебе сказать… - вкрадчиво пробормотал Паджет, отводя взгляд куда-то в сторону и в небо.
- Что? Не говори, что мой дом с привидениями.
- Нет, я не про это. Возрадуйся же, - Поуг хихикнул по-дурацки. – Я просто слышал уже, что ты живешь один…
- Ну, да, - Шелдон кивнул, делая вид, что не понимает. Паджет на него уставился в упор, пытаясь сдержать улыбку и намекая взглядом. Шелдон строил идиота.
- Ну-у-у…
- Говори прямо.
- Ну, нет. Ты так не понимаешь, что ли?
- Нет, - Шелдон покачал головой.
Повисло молчание, и потом он не выдержал, прыснул просто вслух.
- Да ладно, мне просто нравится смотреть, как ты пытаешься напроситься ко мне домой.
- Очень смешно, - Паджет вздохнул.
- Вот, опять.
- Что?..
- Ведешь себя, как баба.
- Пошел ты… - не договорив матом, Поуг его пихнул в грудь рукой, потом толкнул плечом и перешел дорогу прямо перед машиной, лихо успев проскользнуть на мигающий зеленый. Шелдон перебежал бодро за ним, уже после машины, в которой явно кто-то ругался на полоумных школьников.
- Не туда идешь, - он схватил его за рукав плаща и дернул вправо, хотя Паджет уже собрался идти через парк в сторону дома. – Там вход справа, квартал обходить необязательно, - он делал вид, что такой тупой, снова, и Паджета это то ли веселило, то ли доводило до бешенства. Но тащить себя он позволял не без удовольствия, и когда Шелдон бодро взбежал по ступенькам высокого крыльца, он развернулся и первым оказался у двери, взялся за большую белую ручку. Дверь была похожа на ту, что ставят в круглосуточных магазинах, тяжелая и герметичная.
Шелдон повернул ключ в замочной скважине, дверь с чмокающим звуком резины поддалась рывку, и Паджет скользнул на развороте в темный, тесный холл, на ходу выхватив из чужой руки связку ключей.
Дверь захлопнулась, и обалдевший Шелдон стукнул по ее прозрачной, толстой поверхности кулаком, дернул за ручку.
Поуг в холле заливался, судя по виду, смехом, довольный собой сверх меры, но звуков не было слышно. Шелдон еще подергал дверь, пнул ее коленом и отвернулся, будто обиделся.
- Идиот… - он вздохнул, но тоже не без алкогольной улыбки, которую прогнать был не в силах. В дверь кокетливо постучали костяшками, так что вышло очень звонко, и внимание привлекло. Мур оглянулся и увидел нос пятачком, кончик которого был прижат к двери. Он улыбнулся, и Паджет за дверью отклеился от нее, зажмурился, снова засмеявшись, прижался к двери уже лбом, сползая.
Потом он что-то сказал, и Шелдон сдвинул брови непонимающе, прищурился.
Паджет повторил медленнее, выразительно. Шелдон все равно не понял. Паджет выдохнул на дверь, надеясь, что она хоть чуть-чуть запотеет, написал пальцем «номер» и показал пальцем вверх.
Шелдон возмущенно стукнул ладонью по двери, ясно высказав: «Да, конечно, разбежался».
Паджет нашел бирку среди ключей и на ней увидел номер квартиры, сделал совершенно сволочное выражение лица и бросился к лифту, исчезнув из поля зрения. Шелдон затопал ногами, и тут дверь открыла вышедшая из лифта Паджету навстречу соседка, Шелдон неразборчиво поздоровался с ней и скользнул мимо даже раньше, чем она успела выйти.
- Не успел, - выпалил Паджет сразу, как увидел его, чтобы отмазаться. Шелдон еле успел просунуть руку между дверьми лифта и шагнуть внутрь, снова нажать на кнопку.
- Тупые шутки, - прищурился он, когда двери опять закрылись, и что-то звякнуло.
- А мне было смешно, - честно признался Поуг. – Только не плачь, ладно? А то мне стыдно будет.
- Вчера ты не казался таким конченым, - Шелдон его толкнул, так что одноклассник весело врезался спиной в стенку лифта и хмыкнул.
- Вчера я был трезвый и притворялся.
Лифт остановился, и не успели лица удивленно вытянуться, как свет погас.
- Отлично, - мрачно прошептал Шелдон.
- Это ты виноват. Не надо было толкать меня.
- Не надо было биться о стенки.
- Нажми кнопку вызова.
Шелдон достал телефон, понял, что связь, конечно, не ловит, посветил на панель с кнопками и нашел только ту, на которой был колокольчик. Судя по отсутствию рядом каких-либо панелей, лично поговорить со службой обслуживания лифтов ему не грозило. Поэтому на кнопку он нажал дважды, чтобы вызов точно засчитался.
- Класс. Застрять в лифте с пьяным… тобой, - сострил он напоследок, пользуясь тем, что не видит выражения лица Паджета. Но через секунду он об этом пожалел, не представляя, обиделся он или нет.
- А я вот совсем никуда не тороплюсь, - расслабленно протянул Поуг, повиснув на перекладине рядом с зеркалом, боком к которому стоял.
Они помолчали всего несколько минут, которые из-за темноты и замкнутого пространства показались часом, и Шелдон вдруг осознал.
- Ты мне так и не сказал, почему ты любишь заниматься всякими… мы говорили только обо мне.
- Потому что мне было безумно интересно, за что тебя выперли из той школы. А оказалось, ты сам ушел. Ты мне, кстати, тоже не дал шрамы потрогать, так что я не буду рассказывать.
- Сейчас все равно ко мне придем, трогай, сколько хочешь, заодно и расскажешь.
- Правда настолько интересно?
- Скорее любопытно проверить совпадение того, что сказала Кейт, и реальности.
- А что она говорила? – судя по приближению голоса, Паджет оторвался от своей перекладины и шагнул вперед.
- Уверен, что хочешь это услышать? Если это неправда, тебе будет неприятно, наверное.
- Приятно мне все равно не будет уже, если ты упоминаешь эту дебилку.
- Она сказала, что это у тебя – фетиш, типа. Что тебя заводит, когда тебя пытаются убить.
Паджет засмеялся.
- Не совсем точно, но примерно так, да.
- Классно. Не думал, что кому-то может нравиться, когда ему больно, или кислород перекрыли.
- Только не говори, что когда режешь вены… то есть, руки, тебе неприятно. Я погуглил, знаешь… там говорят, что резчики не могут остановиться, это у них, как наркомания. Как у меня мой «фетиш». Вы режете и режете, потому что вам в кайф. Разве не так? – Паджет поставил ладонь на стену над плечом Шелдона, умудрившись не задеть его, будто видел в темноте.
- А смысл спрашивать? Не попробуешь – не поймешь, - Шелдон хмыкнул, почувствовав на себе уже даже дыхание и снова запах, который учуял еще в классе с утра – горько-сладкий от волос и от тела.
- Давай договоримся, - Паджет опять тупо, глухо похихикал. – Ты пьян. Я – еще сильнее. Если наговорим друг другу ерунды или сделаем что-нибудь тупое, не напоминать потом об этом, ладно?
- Если бы мне не нужна была ерунда, я бы сейчас был с Кейт и Гранжем, там, к примеру. Они скучные. Мне нужна ерунда.
- Ах, тебе нужна ерунда… - Паджет явно прищурился, хоть и не было видно. – Тогда могу я попросить тебя… в надежде, что ты не станешь кричать, что это ненормально и все такое…
По шороху и тому, что дыхание Шелдона стало немного выше, он понял, что Мур выпрямился и перестал сутулиться, встал ровно напротив.
- Попросить-то ты всегда можешь, за просьбу не бьют.
- Ну и кто из нас ведет себя, как баба, - Поуг, даже несмотря на то, что его не было видно, абсолютно точно улыбнулся. – Как будто ты сам не понял, о чем я хочу попросить.
- Научить тебя, что ли?.. Этому не учат.
- О, так ты меня еще и научить чему-то можешь? Правда, что ли? – Паджет засмеялся, выдавая, что развезло его окончательно. – Чему, интересно.
- Разговор ушел не в ту сторону, по-моему, - Шелдон себя еще контролировал и соображал относительно хорошо.
- Нельзя мне пить. В общем, - вдруг успокоился и тихо заметил Паджет, будто чего-то дожидаясь.
«Кажется, я навязываюсь… липну, как баба, в самом деле. А если я сейчас еще… он подумает, что ошибся жестоко просто. Вроде, сначала я так даже понравился ему, а теперь такое разочарование…» - думал он.
Шелдон его мысли практически читал.
«Такое чувство, что он тоже, в общем-то, не против. Но он не говорил, что… и Кейт сказала, что он не… но они же с Гейбом… а я… в конце концов, нормальные таким не… стоп. Это я себя сейчас сам педиком назвал, что ли? Нет, резать кто угодно может. Или нет. Или… он как-то чересчур близко для того, кто просто разговаривает. Мы не в школе, а в лифте тихо, можно было и не подходить. Значит, провокация. Либо провокация, и он хочет, чтобы я… либо он сам собирается. Тогда почему ничего не делает? Может, думает, что я психану? Ну, да, конечно, после Гранжа, который называет психом, чуть что не так, это логично…»
Так вышло, что Паджет решился ровно в тот же момент, когда Шелдон решил быть героем в очередной раз в своей жизни. Впервые он был героем, когда вошел в новую школу.
Теперь же он потянулся вперед быстрее, чем Паджет успел выдать свои намерения, и наткнулся губами на его губы, сразу отодвинулся. Шелдон даже не понял, у кого из них так заметно сорвалось и замерло дыхание, но потом теплое касание выдоха затронуло его самого, и Паджет короткий поцелуй вернул, задержав его на несколько секунд дольше, но снова отодвинувшись. Его левая рука, упиравшаяся в стенку лифта, царапнула ее оставшимися ногтями и съехала Шелдону на плечо, он даже не успел понять, когда его это встряхнуло, и он потянулся следом за не успевшим снова отодвинуться одноклассником.
Не прижимаясь телами, стоя близко, но не вплотную, только вытянув шеи и наклонив головы, они касались только губами, прихватывая их, проводя языком, как по холодному железу – неуверенно, но с диким любопытством, боясь прилипнуть и зная, что все равно прилипнут.
Если бы от железа можно было не отрываться без последствий и быть от этого в восторге, все делали бы это так же часто, как целовались.
- Ты не подумай… - в секундном перерыве между громкими чмокающими звуками начал Поуг. – Я не гей.
- Я, вообще-то… тоже, - заверил его Шелдон и поцеловал снова, так что прозвучало это слишком смешно и вызвало судороги ненормального веселья у обоих.
- Да, я заметил, какой ты… не гей, - Паджет хмыкнул.
- Так это ты же первый начал, - свалил все на него Мур быстро, пока не успели обвинить его самого.
- Да мы вообще второй день знакомы, ну и что… - в ответ ему Поуг просто засмеялся и положил вторую руку тоже ему на плечо, подвинулся, прижимаясь локтями к его груди. С грохотом упала на пол лифта его сумка.
У Шелдона просто сжимались кулаки от восторга. Целоваться он учился с Джейд, и это не было так круто, как с кем-то, кто реально нравился. Теперь он понял, что значит «кого-то хотеть».
Паджет почувствовал, как чужая рука скользнула в расстегнутый плащ, обогнула пояс и дернула к Шелдону. Он интуитивно, доверяя ощущениям, целовал его глубже, стараясь превратить это из «ерунды» во что-то незабываемое, абсолютно настоящее, а не шуточное.
Он отвлекся, вдруг вспомнив важную деталь.
- Так ты же, вроде как, мазохист. Зачем ты…
- А с тобой мне и так хочется, - заверил Паджет с тупым хихиканьем, снова присосавшись к его губам, обхватив рукой за шею и нагнув к себе, наклонив голову к плечу.
Самооценка Шелдона потерпела сначала крушение стереотипов, а затем резкий рост в космическую даль. Он не просто нравился взаимно тому, кто нравился ему. Его «хотелось».
Пьяный Поуг повис на нем окончательно и целовал в шею за ухом, увлеченно прижимаясь и обнимая. Шелдон почему-то подумал о Гейбе, представил, что еще пару месяцев назад, возможно, с ним Паджет делал что-то похожее. Пусть они все и говорят, что такого не было.
Это вызвало какое-то безумное не то чтобы раздражение, а поднятие энергии и не только ее.
Свет в лифте вдруг включился, и Шелдон увидел, как это все выглядело, кровь ударила в голову и гораздо ниже одновременно, разделившись, казалось, на два равных потока. В груди припекало, просто жгло, и руки чесались, так что он стряхнул с себя неубедительные попытки обнять, сжал покрепче плечи Паджета и развернул его к углу лифта между зеркалом и простой стеной. Присосаться друг к другу всерьез, как две рыбы, ищущие воздух на суше, получилось не сразу, только когда Шелдон прижался вплотную, одну руку засунул под толстовку и снова обхватил за пояс, а второй взял разомлевшего одноклассника за шею. Он так же жмурился, задержав дыхание и шевеля только языком, и совсем перестал быть похожим на агрессивного и независимого неудачника, каким показался Шелдону сначала.
Лифт поехал после скачка давления, так что в голове все перемешалось еще хуже, чем до этого, двери открылись на нужном этаже, и Шелдон даже не подумал, что кто-то мог ждать лифт в коридоре.
Паджету это в голову тоже не пришло, но лифт никто и не ждал, а потому волнения были бы все равно бесполезными, и они вывалились к двери квартиры, таща за собой сумки и не отцепляясь друг от друга ни на секунду.
- Где ключи… - пробормотал Шелдон в горячие, влажные и потерявшие вкус пива губы.
- В жопу ключи, - отмахнулся от вопроса Паджет, поднимая руки и обхватывая ладонями его лицо, сжимая его и не давая отодвинуться, чуть не залезая на Шелдона, как на дерево.
Шелдон его развернул со смехом, чтобы ерзал и выламывался спиной к двери и не мешал, а сам принялся шарить по карманам его плаща в поисках украденного у него ключа. Связка звякнула, Шелдон не с первого и даже не с четвертого раза попал в замок, несколько раз с диким грохотом повернул ключ и нажал на ручку, так что Паджет ввалился в короткий коридор студии и упал бы, не подхвати Шелдон его снова, как в лучшем фильме про любовь.
- Офигенно живешь, - заметил Поуг, пока шагал назад, едва касаясь пола. В основном, его тащил Шелдон, пока не переступил вместе с ношей через порог комнаты и не бросил тело поперек кровати. – И кровать офигенная…
- Ты напился. Тебя даже не сразу развозит, с ума сойти, - продолжал смеяться Шелдон, наблюдая за ним и залезая практически сверху, поставив колено для опоры между его ног.
- Да… - согласился Паджет, не услышав, что ему говорят, вытянул руки Шелдону навстречу и пошевелил пальцами. – Иди сюда, почему ты… перестал целоваться.
Шелдон не удержался, «пошел», прилег на него, приподнявшись на руках, чтобы не придавить, снова начал мягко скользить губами по его губам, пока не увлекся опять и не попытался засунуть язык ему в горло. Щупать себя под толстовкой Паджет, конечно, не запрещал, даже когда Шелдон задрал ее на нем до подмышек. Гейб здорово ошибался, если думал, что давно знакомый сосед, одноклассник, друг и одно время даже «бойфренд» был хлипким и хрупким. Шелдон это узнал на практике, выяснив, что выше пояса у Поуга все так же отлично, как то, что он успел рассмотреть ниже пояса в классе. Хотелось целовать и дальше, и ниже, но оторваться от его рта он не мог, а потом начал распутывать ремень на штанах.
- Эй… - возмутился Паджет как-то неубедительно. – Что… что происходит, вообще, - он подавился словами и засмеялся, раскинув руки.
- Ты обалденно красивый, - клятвенным голосом, с едва только уловимой иронией заверил его Шелдон, отвлекшись на мгновение, а потом распустил ремень и попытался стащить штаны.
- Правда?.. Эй! – Паджет начал трезветь в этот момент и дернулся было, но Шелдон тоже был не совсем трезв.
- Да тихо, соседи услышат.
- Какие еще соседи…
- Ты же любишь, когда тебя душат, - Шелдон погладил его по шее, примеряясь одной рукой, а потом перекрестил большие пальцы и надавил уже обеими руками, перенося весь свой вес с колена, которым опирался о кровать, на эту шею.
Паджет зажмурился и что-то пробормотал, но бормотание быстро превратилось в шипение и хрип, он только тронул руки Шелдона пальцами, а вырываться не стал.
- Что за дебилом надо быть, чтобы называть это ненормальным, - философствовал Мур, вспоминая со злобой о Гейбе и Кейт, которая про все рассказала. Он практически чувствовал эту энергию, слабость под своими руками, пульсирующую жилку на шее, легко представлял кровь в артериях, которые пережимал.
Безжизненно лежавшие до этого и вытянутые ноги Паджета наконец задвигались, он согнул их, пытаясь то ли встать, то ли хотя бы приподняться, но мешало колено Шелдона. Он ударил его коленями сам, но помогло слабо, и ботинки с грохотом ударились снова о пол, когда он сдался. Осталось только царапать оставшимися ногтями напряженные донельзя руки новенького. Шелдон старался даже не моргать, глядя на его лицо восторженными, любопытными глазами, чуть не улыбаясь. Даже дыхание стало сбивчивым, шумным и полубезумным при виде выступивших на глазах Паджета слез. Он открывал и снова закрывал рот, пытаясь втянуть воздух сначала с сипом, а потом и вовсе беззвучно. Ему не хватало сил даже приподнять голову, и Шелдон не мог понять – это из-за того, что он напился, или потому что он сам такой сильный?
Чувство власти просто пьянило лучше любого алкоголя.
- Не можешь дышать?.. – спросил он то ли издевательски, то ли для точности. Вдруг он плохо умеет, мало ли.
Паджет сдавленно попытался кивнуть, таращась на него и уже не закрывая рот с быстро высохшими после засосов губами.
- Я же не Гейб, - вдруг напомнил Шелдон, сам не ожидав от себя такого удовлетворения ситуацией. – Ты же сам говорил, что Кейт права. А она сказала, что ты любишь, когда не в шутку. А кто сказал, что если я режу себя, я не могу кого-нибудь убить?.. – он сжал пальцы сильнее, надавливая так, что сам представлял, как это больно, но остановиться не мог, как будто руки просто приклеились к чужой шее.
Паджет начал глухо кашлять, тело само предприняло последние попытки вдохнуть воздух, грудь судорожно поднималась и опускалась. И только сам Паджет знал, как горят легкие, как все внутри сжалось, и как давит что-то невидимое на диафрагму. В мыслях все померкло, а потом перед глазами перестали взрываться цветные круги, и будто выключился свет. Стало хорошо и свободно, исчезло давление рук и жар удушья.
Это было даже лучше, чем вешаться самому, намного лучше, чем глупые, фальшивые попытки Гейба имитировать жестокость. По глазам Шелдона до последней секунды, которую Паджет запомнил, видно было настоящее желание задушить, убить, видна была какая-то злоба и ревность.
Ревность.
Паджет мечтал, чтобы его ревновали до смерти, в этом был весь смысл его увлечений. Он хотел такой страсти, такой любви, чтобы за любой лишний взгляд ему причиняли боль, а не обижались на него, не скандалили и не бегали туда-сюда с криками, угрожая расставанием. Тем более, чтобы не отпускали на все четыре стороны, как это стало модно у девчонок, и чтобы не мстили пакостно и грязно не в тему, когда не ожидаешь, как делают те же девчонки. Глупые курицы, они не понимают, чего может хотеть человек, у которого все в порядке с либидо и интеллектом, а не сахарная вата в голове вместо мозга.
Он потерял сознание, а Шелдон не мог прекратить душить, и не было возможности снова вдохнуть воздух даже случайно. На несколько мгновений Поуг точно умер.
Шелдон отодвинулся резко, рывком, отпустив и отскочив. Он чуть не упал, поскользнувшись на грязи, которую они принесли с улицы, из луж, но удержал равновесие и нагнулся к кровати, чтобы еще раз посмотреть на одноклассника. Его глаза закрылись, но Шелдон понятия не имел, что это значит – что он жив, просто без сознания, или что в кино врут про открытые глаза мертвецов.
Он был все такой же невыносимо, уродливо притягательный, еще притягательнее, когда мертвый. Яркая, будто рваная рана рта потемнела, как от холода, губы распухли от недавних жадных укусов и поцелуев, лицо было такое спокойное и будто фарфоровое, без единого изъяна. Даже синяки под глазами выглядели нарисованными, будто так и задумано, а размазавшиеся опять тени совсем не мешали. Шелдон заметил, что над ресницами была еще и подводка, которая не смазывалась, а ресницы опять накрашены, кое-где слиплись.
Такой же болезненно белый, как лицо, торс виден был из-за задранной толстовки, ремень так и остался расстегнут, штаны – чуть-чуть стянуты, и за резинкой белья заметно было, что ниже нее все то ли выбрито, то ли мазохистски выдрано воском.
Шелдон наклонился к спокойному лицу и поцеловал мягкие, совершенно безжизненные губы медленно, с искренней, убийственной нежностью, без капли страсти в этот момент, провел руками по плоской груди. На шее красные полосы стали как будто ярче или темнее, а Шелдон решил пока что раздеть «труп», подчиняясь скорее инстинктам, действуя на автомате, а не сознательно понимая, что хочет это сделать.
Единственным, о чем он подумал, было совсем какое-то глупое замечание самому себе.
«Гудруни бы сдох от зависти. Оба Гудруни».
- А если он по-настоящему сдох, это будет даже в чем-то забавно, - сообщил он в пустоту и включил музыку на всякий случай. Соседей конкретно сейчас видеть точно не хотелось, было какое-то состояние то ли эйфории, то ли просто аффекта от ужаса содеянного.
Если Паджет и притворялся, он был весьма убедителен.
- А говорил, общаться со мной не хочешь… - не удержался Шелдон, когда повернулся к нему и засучил рукава. Он провел пальцами по выпирающей скуле, какому-то чуть теплому лицу. – Теперь у меня есть даже возможность вставить тебе, эй. Слышишь? Не слышишь. Досадно, - Шелдон пощелкал перед его лицом пальцами, похлопал в ладоши, помогло не сильно. – А чего я, собственно, разрешения спрашиваю. Он же сам говорил… ему же уже все равно, да?.. – он вытащил из кармана плаща Паджета новую пачку сигарет, вытащил одну, закурил и задумчиво разогнал дым второй рукой, сел на кровать рядом с головой то ли покойного, то ли просто бессознательного одноклассника. Он не удержался, погладил его по крашеным волосам, разметавшимся по шоколадному покрывалу из какой-то дешевой подделки под бархат.
«Наверное, я не просто гомик, а еще и некрофил. Гудруни почуял это еще раньше, чем я сам понял, что ли?.. Гей-радар?» - подумал он, укладываясь рядом и чувствуя, что засыпает. Сигарету изо рта убирать было лень, и он лениво шевелил фильтр языком, двигая из одного угла губ в другой, пока пепел не упал ему на футболку, и он не начал панически его стряхивать.
Вот теперь сгореть в снятой родителями квартире из-за банального курения уже не казалось такой страшной перспективой. По крайней мере, он сгорит не один. Не считая соседей.
Глава 6
На улице уже стало совсем темно, и огни фонарей видны были, стоило встать.
Паджет не стоял, а сидел на полу возле кровати, привалившись спиной к тумбочке, и вертел в руках новое лезвие. Проснулся он недавно, очнулся с трудом, хоть и недолго был в состоянии между смертью и просто потерей сознания. Потом он спал, а когда выспался, это не было похоже на выныривание из-под воды. Это было мучительным спасением чьими-то сильными руками, так что проснулся он с головной болью от пива, головокружением от удушения, и тошнотой от того и другого вместе.
Шелдон спал и не слышал, как у него в ванной кто-то обнимался с унитазом, а потом рылся в ящике с аптечкой, сложенной мачехой.
Паджет, когда выпил горсть таблеток от головной боли и от тошноты, достал новую зубную щетку из нераспечатанной упаковки и только потом заметил в зеркале, что уже раздет.
Со щеткой и стекающей по подбородку пеной от пасты он стоял несколько минут, в ужасе глядя на свое отражение и пытаясь вспомнить, в какой момент то ли сам разделся, то ли Шелдон его раздел. Судя по всему, в этот момент он не был в сознании, что успокаивало весьма относительно, но все равно делало ситуацию немного проще.
Да, он в чужой квартире.
Да, он раздет до трусов и не помнит, как и почему его раздели.
Да, он знаком с владельцем квартиры и тем, кто его, вероятно, раздел, всего два дня, если считать дни целиком, а не вычислять часы, которые они провели вместе.
Зато он все еще в трусах. Зато у него ничего не болит, кроме горла и уже проходящей головы. Зато он сам не участвовал в раздевании, а значит, ответственность лежит не на нем, и стыдно быть не должно.
Зато ему плевать, сколько они с Шелдоном знакомы, если было так здорово, что он даже успел испугаться всерьез, а не как с Гейбом – притворялся испуганным.
Выйдя из ванной, он решил домой не торопиться, проверил сообщения в телефоне, ответил сестре, сказал, что прогулялся до «друга». Получил в ответ сомнительного содержания саркастическое замечание, снова ответил, что родителям лучше сказать, что это по урокам. Патрисия ответила что-то совсем невразумительное, но еще более ироничное, он бросил телефон в сумку и решил забыть про него.
В конце концов, не будет же Шелдон его выгонять. Во-первых, он живет один, и у него просто нет причин это делать не по своей воле. Во-вторых, Паджет ему не мешает, и они очень даже поладили, так что причин делать это по своей воле у Шелдона тоже нет.
У него вообще нет причин этого делать, ведь они не шумели, не мешали соседям, не делали ничего плохого.
Когда стало совсем нечем заняться, он не стал включать телевизор, да и будить Шелдона тоже не хотелось, чтобы не мешать. Паджет к нему испытывал то ли благодарность, то ли нежность, то ли и вовсе восторг, а потому сидел рядом с кроватью на полу и бормотал что-то себе под нос.
- Так вот, - воздел он палец к потолку глубокомысленно. – Я не помню, почему я раздет. Поэтому я расскажу тебе о причинах так же, пока ты спишь, чтобы ты тоже не помнил. Смысл в том, чтобы это было как бы больше, чем можно… больше, чем даже я сам позволяю. Чтобы это не было, как у этих извращенцев – садомазохистов там всяких. Всякая романтика – да, с согласия, но суть ведь не в ней. Это две совершенно разные вещи. Ведь насилие и изнасилование – понятия практически не связанные. Я не хочу, чтобы меня изнасиловали в любой форме и на любом уровне. Я не хочу даже, чтобы ко мне прикасались вот так, как Гейб там хотел, без моего согласия. Я хочу, чтобы по отношению ко мне проявляли насилие. Вот его можно проявлять не просто без моего согласия, а сверх моего отказа. Пусть я даже кричу и вырываюсь, хоть такого пока и не было. Но я предполагаю, что такое может быть, я же не железный, так что сразу уточняю всегда. Гейбу я тоже пытался объяснить, но он не въезжал. А если и въезжал чуть-чуть, опять приходил в ужас, придурок. Они же не разделяют понятия насилия и грубости в отношениях. В том и суть, я же могу обойтись без всяких этих «отношений», без всего. Лишь бы было вот это. Но я не могу наоборот, чтобы этого не было, а всякие там потрахушки и обжимания были, это так тупо и скучно, - он вздохнул, встал на колени и повернулся к кровати, поставил локти на ее край, глядя на вроде бы спящего Шелдона. – Обалдеть, я начал рассказывать, чтобы ты не услышал, а теперь придется, наверное, тебе еще раз все повторить потом, чтобы точно слышал, - Паджет улыбнулся и взял Шелдона за руку, перевернул ее осторожно ладонью вверх и погладил пальцем шрамы, наклонился, так что коснулся их кончиком носа, а потом – губами.
Ощущение было непередаваемое, хотелось закрыть глаза и не разрывать контакт, потому что для прочной кожи на подушечках пальцев шрамы были слишком нежными и мягкими, а для тонкой кожи губ – самое то, невыносимо вызывающие прилив агрессии линии на нежном запястье. Вроде бы огрубевшие, мертвые клетки, которые составляют шрам, уже не назвать кожей, они – что-то переходное, но такие жутко красивые, что нельзя оторвать взгляд и перестать трогать.
- Спишь, - констатировал Паджет, рассевшись на полу, чуть согнув ноги, а локоть поставив на кровать ближе к бедру Шелдона, подперев ладонью голову, разглядывая его руку. Новым, совершенно чистым и еще ни разу не запятнанным лезвием он провел, не удержавшись, по полностью зажившему шраму светлого, почти телесного цвета.
Почти телесного, это несоответствие просто манило. Паджет, конечно, не нажимал на лезвие, просто смотрел, как оно касается голубоватых вен, прячущихся в руке.
Он посмотрел на свою руку, убрав ее от головы, попробовал надавить краем прямоугольного лезвия на косую вену у самой ладони. Укол был такой грубый и широкий, что стало не по себе и немного страшно. Удушение Паджет изучил уже очень хорошо и прекрасно представлял процесс, симптомы, последствия после того, как он очнется.
Но он не мог даже на секунду представить, каково сидеть с разорванными лохмотьями кожи на руках, истекая кровью и глядя, как проступает из ран сукровица. Дыхание от этих мыслей сбивалось, и очень-очень хотелось проверить.
Ему неизвестно было моральное несоответствие действительности, когда психологически все обстоятельства в жизни просто слишком давят изнутри, и человек взрывается яростью, кричит, бросаясь на стены, рвет и мечет все вокруг себя, а потом хватается за нож или бритву, чтобы вскрыть вены. Полоснуть со всей силы по ним раз, другой, третий, не останавливаться до тех пор, пока вся ненависть не выйдет, пока внутри не станет спокойно и тихо, пока весь шторм не выплеснется наружу, и не вернется штиль. Тогда наступает кровавый закат, и эта кровь стекает в ванну с теплой водой, как солнце уплывает за горизонт моря.
Шелдон это знал, он прекрасно знал, как хорошо становится, когда ты хочешь сломать кому-нибудь руки, ноги, оторвать голову, убить собственное домашнее животное, заорать до срыва голоса, но нельзя этого делать, чтобы не выдать ничем ураган в своей душе, чтобы никто его не увидел. И с каждым порезом, расходящийся на руке «рот» раны дает представление о том, какую боль испытывали бы все виновные в этих страданиях. Режешь свою руку, но чувство, будто эту боль чувствуют они, уроды, которых ты ненавидишь, и становится прекрасно, а потом просыпаешься от этого сна наяву и чувствуешь, как раны горят, смеешься и захлебываешься слезами восторга, не можешь остановиться, режешь еще и еще, и еще, а потом хватаешься за голову и видишь, что весь в крови, вся одежда, вся ванная комната, а вода в ванне уже давно покраснела.
Шелдон, который слышал все с того момента, как его одноклассник и гость хлопнул холодильником, из которого доставал сок, открыл глаза.
- Я, если честно, особо садистских наклонностей в себе никогда не чувствовал.
- Значит, не спишь, - так же равнодушно и спокойно поправился Паджет. – Много слышал?
- Все, - Шелдон хмыкнул и приподнялся на локтях, развернув левую руку, которую Поуг рассматривал, снова ладонью вниз. – Я неплохой актер, да?
- Замечательный. Намного лучше, чем этот козлина, как там его… Гудруни?
- Да ну, он признанный актер.
- Плевать, он устарел уже, ты лучше. На сцене-то играть легко, перед камерами, а в жизни – сложно. Хотя, ладно. Извини за этот приступ откровения, на меня просто произвело впечатление… ну, сам понимаешь. Круто было.
- Я сам просил рассказать. И ты насмотрелся, вроде, - Шелдон намекнул на свою руку. – И я не к тому, что я вежливо пытаюсь отказаться. Я вежливо пытаюсь уточнить у тебя детали.
- Какие еще детали?
- Если мне захочется «отношений», мне разрешения, что ли, спрашивать?
- Нет, - Паджет хмыкнул, лениво разлегшись наполовину на полу, наполовину на кровати. – Ну… в лифте ты же не спрашивал вслух разрешения. Просто. Если я не захочу, я так и скажу, назову причины. Потому что ты… я не гей, еще раз напоминаю. Я не кидаюсь на всех, у кого член есть тоже, как Гранж. Но ты мне… как бы сказать…
- Ты мне тоже, - заверил Шелдон, не дожидаясь, пока он сможет выдавить это признание. – И я тоже не гей, я же сбежал от этого урода. А если я тебе тоже… может, будем называть это именно «отношениями»? Чтобы никто не докапывался и не пускал там тупые слухи, вроде Кейт. Мало ли. Все равно мы…
- Хорошая идея. Твои родители не будут в ярости?
- Ой, они бы даже на Гудруни отреагировали спокойно. Ну, попсиховали немного, а потом смирились бы. Она же мне не мать, а мачеха. И хрен с тем, что она там говорит, что я ей – такой же сын. У них с отцом общая дочь, на нее все надежды, на мне все восторги давно закончились.
- Значит, если ты скажешь, что закрутил с таким положительным во всех отношениях мной, они не шелохнутся?
- Положительным? – у Шелдона вырвался саркастичный смешок.
- А как же. Я нормально учусь, на самом деле, родители у меня – известные врачи, многим мозги вправляли, жизнь налаживать помогали. Твоим тоже помогут, если я попрошу, даже бесплатно. Представляешь, какая дружба у них начнется. А мы же не станем вести себя, как эти полоумные в кино, мы будем делать вид, что мы просто такие друзья-друзья, изредка уточняя, что не прочь перепихнуться, - Паджет засмеялся глухо.
- Так вот, что я хотел уточнить… можно делать с тобой, что угодно, даже если ты вырываешься… вырываешься в шутку или всерьез?
- А как отличить? – Паджет и сам не понял разницы.
- Ну, не знаю. Есть такие, которые просто отказываются, потому что не хотят. Ну, вот именно сейчас не хочется. Или я тебе говорю – давай я тебе руку отрежу, а ты вообще этого не хочешь, начинаешь отказываться. Мне что, делать это насильно?
- Если захочешь, - категорично согласился Паджет и кивнул, сев на полу ровно.
- Ты серьезно? – Шелдон поднял брови.
- Абсолютно. Тебе в голову не придет ничего такого, что я не смогу понять и вытерпеть. Ты же не вконец сумасшедший.
- Ты, как оказалось, тоже. Или вконец. Не могу понять. Мы сейчас всерьез обсуждаем какой-то изврат, это – уже что-то за гранью адекватности. Твои родители порадовались бы материалу для работы.
- Да меня бесполезно лечить, я слишком внятно излагаю свои требования, чтобы попытаться зацепиться и вывести меня на диагноз. Я так им разъяснил свои пристрастия, что они сами неделю сомневались, а не заняться ли им тем же.
- Убедительно.
- Я же говорю, я кого угодно убедить могу. Ну, кроме Гейба, там стереотипность сознания до центра мозга, неизлечимо.
- Почему ты думаешь, что я не псих? Ты меня знаешь всего два дня. Хотя, я тебя не дольше.
- Человек, который способен очень близко к сердцу воспринимать издевательства одноклассников и всяких мудаков, а потом из-за этого резать вены, очень чувствителен, раним и способен на сострадание, как никто другой. Можешь не верить, но я от родителей тоже нахватался, твой образ представить себе могу, уже достаточно узнал. У тебя эмоциональный диапазон не как у Гейба, у которого он не шире, чем у зубочистки. Ты же можешь испытывать очень много. Ты даже смог убедить меня, что ты не сбежал из своего города, а по собственной воле решил уехать, оставив их всех, как дворняг на свалке. Это было круто. Не думаю, что ты просто так возьмешь и решишь отпилить мне руку или ногу. Во-первых, решить-то ты, конечно, можешь, мысль такая в голову кому угодно приходила, но ты не сможешь этого сделать, не решишься. Тебя будут захлестывать мысли о том, как это ужасно, тебя даже не столько чувство вины будет грызть, сколько чувство жалости. Ты же вчера со мной даже заговорил потому, что решил, будто я такой несчастный, забитый всеми. Ты жутко нежный, - Паджет усмехнулся, но по-доброму, без издевки. – Во-вторых, тебе просто сил не хватит, да и где мы возьмем пилу или топор, а ножом затрахаешься пилить. А я орать начну, совсем конец света наступит. Причем, не из вредности начну, а потому, что у меня болевой порог средний, не особо высокий, я же живой. Мне не хочется, чтобы тебя из-за меня и этих развлечений потом всерьез в дурдом упекли. А еще… - он залез на кровать и сел на ее край, поджав одну ногу, наклонился к Шелдону. – Если ты хочешь со мной… встречаться, как бы… ты же не сможешь правда покалечить меня?
- Откуда тебе знать… - Шелдон прищурился, но тоже не удержался, растянул губы в улыбке. – Наивный, - он чисто из принципа, чтобы не чувствовать себя препарированной и полностью изученной лягушкой, похлопал его ладонью по щеке. – Может, я ревнивый, как ублюдок. Я такой добрый-добрый, но я никогда ни с кем не встречался всерьез. А меня уже тошнит от того, что ты с Гранжем там… что вы делали? Обжимались? Сосались в тачке у него?
Паджет сделал вид, что его это испугало, а не порадовало до истерического смеха, задушенного в зародыше.
Он даже не провоцировал Шелдона говорить это, он не ожидал, что Мур скажет это прямо сейчас. Но он сказал именно эти слова, он пошутил, может, чтобы не казаться раскрытой книгой, но в каждой шутке есть доля шутки.
Он ревнивый. Он жутко ревнивый и способен издеваться словами, а не воспринимать все всерьез, как идиот, вроде Гейба. Нельзя с ним расслабиться полностью. Ему можно довериться, но рядом с ним нельзя устать и привыкнуть к однообразию, постоянно ждешь чего-то, оглядываясь и проверяя выражение его лица, даже если он просто идет следом.
- Возможно. Ревновать к бывшим? Это так… - Поуг фыркнул скептически, не представляя, как это можно делать. – Ты же тоже не на помидорах целоваться учился.
- На сестре Гудруни. Тот же помидор, я к ней ничего даже не испытывал.
- Вот и я к нему. Гранж – тоже помидор.
- Это не то, - Шелдон поразился, как сам себя снова начал накручивать, и его этот факт действительно бесил. Нельзя было сравнить какую-то Джейд с Гейбом, для которого все это явно было всерьез, и до сих пор оставалось серьезным воспоминанием о настоящих отношениях.
- Что такое? – Паджет ухмыльнулся, потянувшись к нему еще ближе и уткнувшись лбом в его лоб. – Я тебе уже так нравлюсь, что ты реально ревнуешь?
- Да вообще, - Шелдон безразлично протянул, так что это здорово остудило наглость Паджета, а потом сжал его руку, отбирая бритву, второй рукой взял за плечо и потянул на себя. Того, что он вдруг толкнет, Паджет тоже не ожидал, и упал мимо него, на кровать, перекинул ноги, собираясь сесть. – Что такое? – Шелдон его передразнил, мешая подняться и тоже наваливаясь сверху, опираясь на вторую руку. – Ты же сам хотел. Давай, научу. Покажу, а дальше сам попробуешь.
- Я как-то уже не очень уверен, что хочу сейчас, - вырвалось у Паджета раньше, чем он успел подумать над тем, что собирается сказать. Стало на секунду стыдно за испуг, но у Шелдона было такое ехидное выражение лица, что Поуг плюнул на стыд.
- Самое то, разве нет? – уточнил Мур, встав на колени, расставив их по бокам от вытянутых ног Паджета, упираясь одной рукой по-прежнему в подушку, а второй прижав лезвие чуть ниже его локтевой впадины.
- Только давай не смешивать два этих… занятия, - уточнил Паджет напоследок, посмотрев на него снизу вверх подозрительно.
- Ты имеешь в виду, не сосаться с тобой, пока режу? Я и не собирался. Хотя, дай подумать… - он задумчиво отвел взгляд, а потом поморщился. – Нет, точно не собирался. Спасибо, что напомнил, я тоже хотел предложить не смешивать. А то мало ли, ты потом начнешь бегать и жаловаться, что я тебя заставляю, псих такой, вообще.
- Или ты решишь, что я влюбился в тебя и липну, как больной, хотя мне нужно только это.
- Ах, только это? – Шелдон не сдержал порыв злости и какой-то обиды, надавил раньше, чем собирался. Не стал давать советы по поводу вдохов и резких выдохов, чтобы было не так больно.
- Я… - Паджет то ли ойкнул, то ли охнул, как-то совершенно четко осознавая, что ему очень и очень больно, но понимая, что этого недостаточно, чтобы потерять сознание. Резать руки оказалось, как бы дико ни звучало, острее, чем вешаться. Не так мягко, туго и медленно, с гарантией, что потеряешь сознание вот-вот, с секунды на секунду.
Резать можно было бесконечно, и не было никакой гарантии, что это действительно закончится обмороком, что конечной точкой не станет смерть, когда в поисках расслабления увлечешься и вскроешь все, что только можно.
Шелдон на него уставился с интересом уже абсолютно точно ученого. Он раньше не представлял, как сам выглядит в порыве садомазохистского удовольствия. Теперь же видно было, как можно терпеть подобное в чужом исполнении по отношению к себе.
Паджет запрокинул голову и стукнулся затылком о спинку кровати, зажмурился, быстро дыша, так что видно было на голом торсе все процессы, задействованные в каждом вдохе и выдохе.
Шелдон свернул лезвие в сторону, не собираясь в самом деле вскрывать вену. Да и резал он рядом с ней, просто проткнув насквозь весь слой кожи, а не только верхний, плавно и сильно введя острый угол до того глубоко, что по телу Паджета заметно пошли мурашки. Шелдон не видел, но у него от боли и от попытки терпеть ее на ногах поджались пальцы.
Мур бы засмеялся, увидев это, но он увлекся и вынул лезвие, резким, поверхностным движением сделал несколько росчерков подряд один поверх другого, в точке их пересечения превращая кожу в кашу.
- Я просто хотел сказать, что я не хочу навязываться. Как и ты, наверное. Никто не любит чувствовать, что навязывается другому. Поэтому я не хочу, чтобы ты был как-то… скован, что ли. Если тебе сейчас хочется со мной еще и встречаться, потом может расхотеться, и если ты захочешь прекратить это, то мы сможем просто продолжать делать вот это, - быстро пробормотал Паджет, чтобы потом снова вдохнуть и выдохнуть, стиснуть зубы.
- А с какой стати ты устанавливаешь правила? Я сам решу, хочу я навязываться или нет, - огрызнулся Шелдон очень даже громко, так что стой кто-нибудь за входной дверью квартиры, они бы услышали. Он наклонился ближе и прошипел, сверкая глазами. – Да кто тебя вообще спрашивает, хочешь ты меня или нет. Кто тебе сказал такую чушь, что ты сможешь отвязаться от меня, если вдруг «расхочется»?.. Никто от меня больше не отвяжется так просто, ты сам сюда пришел, ты сам сегодня… заговорил со мной, - он засмеялся тихо, взял бритву в другую руку и уперся в подушку тоже другой, освободившейся и с вымазанными в крови пальцами.
Он не хотел пока думать, как будет отстирывать покрывало и постельное белье, если кровь просочится.
- Я не думал, что… я просто про себя, - Паджет поежился, поведя плечами, сползая ниже, так что лег удобно уже на подушку, а не упирался затылком в спинку кровати. – Ненавижу навязываться. Гранж меня… обидел, что ли. Ну, ты знаешь…
- Гранж-Гранж-Гранж… - передразнил Шелдон, просто вне себя от того, что его практически не слушают. Полоса на левой руке Паджета оказалась очень глубокой и проведенной по диагонали через все предплечье, так что из нее тяжелыми струйками, чуть не пузырясь, потекла кровь сразу же, не нужно было даже рукой шевелить. – Я – не Гранж. Не надо меня с ним сравнивать, ладно?.. Не надо никого со мной сравнивать, как меня достало, когда меня все с кем-то сравнивают и кем-то там представляют. Сраный Гудруни, второй – такой же, тупая Джейд, Кейт-дебилка, дружок ее долбанный. И ты туда же. Вы меня просто не знаете, второй день со мной знаком, а предупреждаешь так, будто я – тоже такой накачанный мудак, как Гранж. Тошнит уже от него, от одного только имени.
- Мне как-то холодно… - заметил Паджет, уже не открывая глаза и только морщась.
- Балкон открыт, не умрешь, не переживай.
- Я не боюсь, - буркнул Поуг. Он расслабился из-за такой гневной речи, уловив в ней только тот смысл, который ему был нужен.
Шелдона настолько достали предположения о его характере, что он сам лично высказал все его детали. Сам же практически поклялся, что от него будет не отклеиться, как от свежей жвачки, прилипшей к ботинку.
Паджету того и надо было. Чтобы он сопротивлялся, отказывался, посылал, а это вызывало не обиду, а только злость и желание задушить эти попытки в корне.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |