Начинает идти дождь – легкая корнуоллская морось, от которой промокаешь сильнее, чем от настоящего ливня. Волосы начинают завиваться, на пальто повисают капли, и от него пахнет мокрой шерстью.
Я перебираюсь через корзины с сетями, дохожу до конца причала и – точь‑в‑точь как Мэрил Стрип из «Женщины французского лейтенанта» – шагаю по гальке. На волнах покачиваются рыбачьи лодки, а над головой скользят и ныряют чайки, словно пернатая эскадрилья. На маленькой полоске пляжа резвится рыжий сеттер, который кажется огненным на фоне серых сумерек. Собака лает, а ее хозяин, в надвинутом на лицо капюшоне, бросает палку. Я почти верю в то, что вижу Олли и Сашу.
Если бы. Во второй раз чуда не произойдет.
Тем более в третий.
Добравшись до конца причала, я смотрю в воду, которая сегодня гневного зеленого оттенка. Она кипит и пенится, ударяясь о волнорез. На воде качается чайка, которая, судя по виду, страдает от морской болезни. Пена напоминает рекламу шампуня…
Я смотрю на море, и мысли куда‑то уносятся. Так много событий за короткое время. Разрыв с Джеймсом, опухоль, отъезд из Лондона, «роман» с Гэбриелом, смерть Джуэл, уход Олли… Список кажется бесконечным, и я устала, страшно устала, пытаясь постичь смысл происходящего. Раньше я бы достала записную книжку и написала что‑нибудь успокаивающее, но в последнее время дар меня покинул.
И не только он.
Я закрываю глаза и делаю медленный вдох. Не стану плакать. Иначе не смогу остановиться.
– Как красиво, – говорит кто‑то за спиной.
Горе меняет людей, но я готова поклясться, что это голос Олли. Я чувствую пристальный взгляд – он буквально обжигает.
– Чудесное место, – соглашаюсь я.
– Я не о деревне.
Я оборачиваюсь и кричу от радости. Олли действительно здесь, на лице у него – очаровательная кривая улыбка, на щеках играют ямочки, вокруг глаз – лучики. Саша крутится под ногами и так оглушительно лает, что целая стая чаек, отчаявшись устроиться на крыше магазина, срывается с места и громко кричит в знак протеста.
Зато я и не думаю протестовать, когда Олли притягивает меня к себе.
Вот еще.
– Прости, – говорит мой любимый. – Кэти, пожалуйста, прости.
Он касается моего лица, целует в лоб, в нос, в мокрые щеки и, наконец, в губы.
– Все будет хорошо, Кэти, – шепчет Олли в промежутке между поцелуями. – Все будет хорошо…
Губы у него мягкие, как свежий хлеб, но гораздо аппетитнее. Я целую его в ответ и боюсь выпустить из объятий, как будто Олли вновь исчезнет. Саша носится вокруг как сумасшедшая.
– Прости, – снова и снова повторяет Олли. – Прости, что так сорвался. Я не знал, что Джуэл умерла. Вел себя как полный идиот, потому что страшно ревновал к Гэбриелу. Ты сможешь меня простить?
– А ты прости, что я не призналась сразу, – говорю я. – Я хотела сказать, что Гэбриел гей, но не успела…
– Ого! – У Олли глаза лезут на лоб. – Ну‑ка повтори. Гэбриел Уинтерс – гей?
– Они с Фрэнки вместе уже давно. Гэбриел платил мне, чтобы я притворялась его подружкой. Что‑то вроде подработки на лето. Честное слово. Мы никогда не были настоящей парой.
У Олли буквально отвисает челюсть.
– Ты видел сегодня утреннее шоу? – спрашиваю я. – Гэбриел признался Филу и Холли. И всей Британии. Неужели не видел?
Он явно недоумевает.
– Не видел?
Кэти, у меня обычный трейлер. Там нет телевизора.
Слава Богу, хотя бы плитка есть.
– Но если ты не видел эту передачу, – говорю я, глядя в его кофейные глаза, – если ничего не знаешь… то почему ты здесь?
Олли ласково гладит мою щеку.
– Я увидел в «Таймс» некролог. Мне сделалось так горько при мысли о том, что ты сейчас одна… Я знаю, как ты любила Джуэл. Вдруг стало плевать на Гэбриела, плевать на все – лишь бы снова увидеться с тобой.
Он целует меня и тут же отстраняется, качая головой.
– Скажи что‑нибудь, – шепчу я. – О чем ты думаешь?
О том, что это потрясающе. Надо же, Фрэнки хранил секрет Гэбриела. Он ведь болтлив как сорока. Олли удивленно свистит. – Гэбриел Уинтерс действительно гей и встречается с Фрэнки?
Я киваю:
– Они настоящая пара. У них даже есть пудель по кличке Пушок. Конечно, я сделала глупость, когда согласилась на предложение Гэбриела, Ол, но я ведь действительно думала, что ты помолвлен… – От мучительного воспоминания перехватывает горло. – Думала, что опротивела тебе…
Черт возьми. Я снова плачу.
– Эй, не плачь, – говорит Олли, продолжая меня целовать. – Все будет хорошо…
– Знаю, – отвечаю я. – Поэтому и плачу…
– Я не хочу, чтобы люди видели тебя с красными глазами и мокрым носом. – Олли бережно вытирает мое лицо рукавом куртки. – Иначе они решат, что я огорчил свою будущую жену…
Я смотрю на него.
– Это предложение? Если да, не очень‑то оно романтическое…
– Ну извини. – Олли застенчиво улыбается. – Получилось не вполне так, как я рассчитывал…
– Ты действительно этого хочешь?
– Конечно, хочу! – отвечает он. – Оба мы не умеем ходить на свидания, поэтому, может быть, ну их к черту? И потом, я уже знаю все твои дурные привычки, но тем не менее по уши влюблен.
– У меня нет дурных привычек, – сердито отвечаю я. А потом задумываюсь. – Ну… разве что одна или две. Зато у тебя их масса!
– Ни минуты не сомневаюсь, – соглашается он. – Но в том‑то и дело – мы знаем друг друга как облупленные. И потом… он касается моей груди, и сердце чуть не выпрыгивает, – есть и еще кое‑что более важное… помимо того что я уже не первый год люблю тебя, красотка.
Он меня любит?
Я красотка?
Я?..
Невозможно слушать, пока Олли трогает мою грудь. Должно быть, я единственная женщина, которая не способна делать несколько дел одновременно. Я беру его за руку и заставляю прекратить.
– Что же может быть важнее любви?
– Ты нравишься Саше, – отвечает Олли. – Поэтому – решено.
– Да уж, не хотела бы я враждовать с твоей собакой. Помню, что она устроила в кабинете Джеймса.
Мы оба плачем и смеемся.
– У меня, наверное, в самом деле красные глаза и мокрый нос, но знаете что?.. А ну их.
– А как же романтика? – спросите вы. Предложение руки и сердца, шампанское и розы… я ведь всегда об этом мечтала.
Странно, но, целуя Олли, милого, забавного Олли, у которого красивые каштановые волосы и пухлые губы, я понимаю, что романтика мне больше не нужна. Что может быть романтичнее, чем стоять рядом с любимым на причале дождливым осенним вечером?
Потом я внезапно понимаю – как будто складываю головоломку до конца. Романтика – это когда ты находишь свою половинку. Все остальное не важно.
Проклятые авторы любовных романов. Стоило бы подать на них в суд за то, что вводят женщин в заблуждение. А как же высокие темноволосые красавцы в бриджах – разбойники, актеры, рыбаки?
И почему я не понимала, что мой настоящий герой все время был рядом, прямо перед носом? Он всегда помогал мне, поддерживал и даже смирился, когда я поселила в его ванне омара.
Все, больше никаких романтических героев.
– Это значит «да»? – спрашивает Олли.
– Да, – подтверждаю я. – При одном условии.
Олли, кажется, слегка встревожен – несомненно, он воображает брачный контракт, в котором будет предусмотрено мое право проводить время в книжном магазине «Ватерстоун» или что‑нибудь в том же духе.
– А именно?..
– Что на свадебном обеде не будет омаров, – твердо заявляю я. – Сомневаюсь, что смогу пережить это еще раз.
– И слава Богу, – говорит Олли. – Надоело бояться, что в ванне мне отхватят палец.
Мы целуемся, смеемся и снова целуемся, и происходит нечто странное. Я готова поклясться, что внизу, среди волн, появляется огромная клешня и радостно машет нам, прежде чем снова скрыться в пучине.
Хочу рассказать Олли, но потом передумываю. В конце концов, мы оба знаем, какое у Кэти Картер богатое воображение.
Когда мы с Олли, взявшись за руки, возвращаемся к «Русалке», где горят фонарики, а в окне, поздравляя нас, торчат Мэдс, Гай и Фрэнки, я понимаю, что даже в самых безумных снах, в самых страстных грезах о Джейке и Миландре не представляла, что такое быть по‑настоящему счастливой.
Счастье не похоже на катание на карусели.
И ни на одно другое старое клише.
Быть любимой – в тысячу раз лучше.
Это все равно что вернуться домой.
Эпилог
Полгода спустя
– Быстрее! – взвизгивает Мэдс. – Хватит обниматься, идите сюда и сядьте! Сейчас начнется!
Мы с виноватым видом выпускаем друг друга из объятий. Нас попросили принести чипсы, но Олли, наклонившийся у холодильника, выглядел так соблазнительно, что я немедленно схватила его за задницу. Честно говоря, любовь творит со мной странные вещи. Были времена, когда я больше заинтересовалась бы чипсами.
– И пожалуйста, захватите маринованную свеклу! – кричит Мэдс. – И молоко!
Олли делает гримасу. Маринованная свекла с молоком не самая лучшая закуска, с моей точки зрения, но Мэдс поглощает ее в огромных количествах.
Причуды беременных.
– Спасибо, ребята, – говорит она, и глаза у нее загораются, когда Олли ставит на столик еду. – Малыш никак не может наесться…
Подруга гладит живот одной рукой, а другой выуживает из банки большой кусок свеклы.
– Подвинься, – требует Ричард, усаживаясь на кушетку рядом с женой. – Поскорее бы это увидеть. Ты рада, Кэти?
– Нуда… – говорю я. Мне боязно. А если получилось ужасно?
– Все будет отлично, – уверяет Олли, устраиваясь на подушке и сажая меня на колени. – Надо верить в лучшее.
Гай, в обнимку с моей сестрой Холли на кушетке, ободряюще поднимает банку пива.
– Наблюдать за съемками было клево. Такие сиськи…
Холли стукает его книгой, и у нее съезжают очки. Она поправляет их указательным пальцем.
– Гай, ты чудовище.
Но, говоря это, она смеется.
Жизнь – куда более странная штука, чем любой роман, и в тот вечер, на вечеринке у Джуэл, воздух явно был насыщен волшебством, потому что игра в пары дала весьма странные результаты. Я даже представить не могла, что моя чопорная сестрица способна бросить академическую жизнь, переехать в Трегоуэн и обрести счастье с Гаем, но тем не менее они буквально купаются в блаженстве. Гай выходит в море и торчит в «Русалке», в то время как Холли читает лекции в Плимуте и приводит в порядок его счета.
Еще диковиннее слух о том, что Джеймс и Нина обрели друг друга. Если верить Эду, Нина заработала состояние, выставив на фондовый рынок акции своей фирмы, и расплатилась со всеми долгами Джеймса. При этом ей хватило ума впредь не снабжать его деньгами, – таким образом, верховодит именно Нина. Прелестная парочка. Не знаю, кого мне больше жаль. Наверное, Корделию.
Язычок у Нины острее самурайского меча, и она уж точно не позволит собой командовать.
Когда эти двое столкнутся лбами – замри все живое.
– Началось! – Олли крепче прижимает меня к себе, когда по экрану бегут титры. Раздается завораживающее пение Энии, на экране возникает безлюдное болото, над которым клубится туман. Заглушая музыку, слышится стук колес, топот копыт, позвякивание упряжи – на вершине холма появляется карета. Затем перед нами – одинокий всадник, у которого пол‑лица закрыто платком, а в руке – мушкет.
«Сердце разбойника» – так гласит надпись, и следует перечень звездных имен, первым из которых стоит имя Гэбриела Уинтерса.
– Да, подружка! – вопит Мэдс.
– Успокойся. – Ричард ласково кладет руку жене на живот. – Тебе вредно волноваться.
– К черту, – отвечает та. – Моя лучшая подруга написала сценарий! Это же потрясающе, Кэти, мать твою!
Ричард морщится.
– Прости, милый. – Мэдс, впрочем, вряд ли сожалеет о своих словах. Она подмигивает. – Должно быть, гормоны разыгрались.
– Гэбриел отлично смотрится в темном парике, – говорит Олли. – И он изрядно поработал над собой. Например, стал гораздо лучше плавать.
– Уроки езды с миссис Эм его чуть не прикончили, – сообщаю я. – Фрэнки говорит, он страдал несколько недель.
Мы замолкаем и смотрим фильм. Очень странное ощущение – наблюдать за людьми, которые так долго существовали лишь в воображении.
Когда Гэбриел останавливает карету – тесные бриджи облегают длинные мускулистые ноги, сапфировые глаза горят страстной любовью, – я чуть не плачу от облегчения. Сценаристы и продюсеры превратили мою историю в захватывающую драму. Джейк – красив и опасен, а молодая актриса, играющая Миландру, – хрупкая, как фарфоровая статуэтка.
– Очень хорошо… – говорю я, чувствуя головокружение.
– Конечно. – Олли улыбается. – По‑моему, я тебе целых полгода это твердил.
Я вспоминаю недели, проведенные в путешествиях, и ночные разговоры, которые мы вели, лежа в объятиях друг друге и глядя на падающие звезды. Мы были как самые близкие друзья – только лучше.
Наверное, не нужно объяснять почему.
– Не странно ли, что Гэбриел стал еще популярнее, с тех пор как раскрыл свой секрет? – спрашивает Мэдс, откусывая свеклу. – Он столько времени боялся, что его карьере придет конец…
– Честность – лучшая тактика, – сдержанно напоминает Ричард. Забавно, что при этом он не смотрит мне в глаза.
И впрямь, Гэбриел сделался чертовски популярен со времен его признания в «Утреннем шоу». Пресса, несомненно, торжествовала, но Себ так ловко справился с ситуацией, что его подопечный не пострадал.
И «Голубой рок» обрел славу – поклонники зауважали Гэбриела в десять раз сильнее, как только прослышали, что он любит Фрэнки. Теперь у них собственное реалити‑шоу, они общаются с Элтоном и Дэвидом, ходят за покупками с Викторией и Бэкхемом, а в следующем месяце, по слухам, состоится церемония их гражданского бракосочетания. Фрэнки дает интервью для «Хелло» и «ОК!» в идиллическом «Приюте контрабандиста» и, честно говоря, справляется с этим куда лучше меня.
Может быть, Ричард все‑таки прав.
– Тише. – Гай подается вперед, к экрану, на котором Джейк спасает Миландру из‑под колес экипажа. – Я смотрю.
Мы молча досматриваем серию, и я поверить не могу, что это правда. Когда‑то я писала свою повесть в старой ученической тетрадке и сомневалась, что удастся ее опубликовать. В конце концов, создание сценария для сериала – не так уж плохо.
Впрочем, есть одна проблема.
Я уже несколько месяцев ничего не писала.
Боюсь, что больше вообще не смогу сочинять.
Мне страшно, что я не справлюсь.
На следующее утро я просыпаюсь, услышав сквозь сон голоса рыбаков, которые кричат, бросают ящики и заводят моторы лодок. Олли спокойно спит – ему ничто не мешает. Когда я выбралась из постели, он даже не шелохнулся. Я целую любимого в щеку и тихонько спускаюсь.
Тетушка Джуэл не оставила мне миллионов – и питона, слава Богу, тоже, – но, так или иначе, я получила достаточно, чтобы купить крошечный домик у самой воды. Когда мы с Олли устаем от странствий, то приезжаем сюда отдыхать. Здесь мы осядем, когда у нас появится ребенок…
В нашем доме нет ни пола с подогревом, ни современного кухонного оборудования. Мебель старая и потрепанная, повсюду валяются подушки и стоят бокалы цветного стекла, а Саша уже успела отгрызть угол кушетки.
Прохладный утренний воздух. Саша ворочается в своей корзинке, но ей, как и хозяину, лень встать. Я завариваю кофе в большой керамической кружке и сажусь за поцарапанный деревянный стол. Передо мной записная книжка и ручка.
Смогу ли я?
Настало ли время?
Я закрываю глаза и представляю Олли – загорелого, растрепанного, обнаженного, с мускулистыми руками. Темный силуэт на фоне белоснежных простыней…
Идеальный романтический герой.
Делаю глубокий вдох, беру ручку и начинаю…
[1]Жермен Грир – английская писательница и телеведущая, одна из крупнейших феминисток XX в. – Здесь и далее примеч. пер.
[2]Джеймс Оливер – английский шеф‑повар, телеведущий, автор популярных книг о кулинарии.
[3]Гордон Рамзи – британский шеф‑повар шотландского происхождения, известный как первый шотландец, удостоившийся трех звезд Мишлен.
[4]«Миллз и Бун лимитед» – издательство, преимущественно выпускающее любовно‑романтические романы.
[5]Сара Вудраф – героиня романа Джона Фаулза «Любовница французского лейтенанта» и одноименного фильма.
[6]Найджела Лоусон – английская популярная журналистка, ведущая телепередачи и автор кулинарных книг.
[7]Бейсуотер – престижный район Лондона.
[8]Миссис Тиггивинкл – героиня популярной детской книги Беатрикс Поттер «Сказки матушки Тиггивинкл».
[9]Рик Штейн – популярный британский кулинар.
[10]Сара Бини – британская телеведущая цикла передач о дизайне.
[11]Женский институт – организация, объединяющая женщин, живущих в сельской местности; в ее рамках действуют различные кружки и ассоциации.
[12]Персонажи романа «Гордость и предубеждение» Дж. Остен и одноименного фильма.
[13]Героиня романа Э. Бронте «Грозовой перевал».
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |