Сердце забилось.
И что теперь — все? Конец?
Родился в 2010-м, умер в июле 2035-го?
Я снова бросил взгляд на старика и на часы, висевшие над его головой.
И последняя секунда изменила все. Действительно ВСЕ.
ДВЕНАДЦАТЬ
В 11:59:59 часы моргнули последний раз и погасли. Неоновые лампы на потолке хрястнули и рассыпались по полу дождем мелких осколков. Мое изображение продержалось еще две-три секунды в 3D и исчезло. Синие огни мигалок замерли и тоже погасли.
Старик чертыхнулся, но пистолет держал крепко. С улицы раздались глухие удары столкнувшихся электромобилей. Мы оба попытались краем глаза разглядеть что-нибудь за окном.
«
Такая бомба способна расхреначить всю электронику в радиусе пары километров
». Йойо, это твои слова после первого теракта. Верно же, электронная бомба?
Прицел на электромете угас. Я бросился бежать.
— Они тебя достанут! — крикнул мне вслед старик. — Они всех вас достанут, слышишь?
Ставший бесполезным электромет полетел мне в спину, но шмякнулся о черную стену.
Я надеялся, у туалета будет запасный выход. Его не было. По счастью, окно было открыто, и я выпрыгнул наружу под дождь и бросился по переулку туда, где, по моему расчету, находился «Солнечный денек». На земле, крича, распластался мужчина, слетевший с электромопеда. На меня, поблескивая мокрыми черными сапогами, двигались пятеро парней. Я вспомнил о суперсканерах и замедлил шаг. До пенсионерского лагеря должен быть обходной путь.
Парни остановились у витрины в паре метров от меня и мрачно обернулись. Я не подал виду.
— Давай! — крикнул один, и витрина разлетелась вдребезги. Уже через пару секунд у них в руках оказались ящики ароматаблеток. Нет электричества — нет и сигнализации, а нет сигнализации — не пойман, не вор. Все очень просто.
Я поскользнулся на мокром осколке, грохнулся на разбитую витрину, поднялся и продолжил путь.
На улице повсюду дымились разбитые электромобили, управление которых отключилось вместе с энергией. Поперек проезжей части лежал перевернутый электробус; из разбитого окна полицейские тянули перепуганного пенсионера. В любом случае, им сейчас было не до меня.
«Ах, чертов я эгоист», — подумал я, увидев старушку, сидевшую на тротуаре рядом с инвалидной коляской. Старушка достала гребешок и принялась невозмутимо расчесывать длинные седые волосы. Посреди паники. Посреди дождя.
Раздался оглушительный свист. Задрав голову, я увидел в облаках очертания гигантского электролета. Такого гула мне еще слышать не доводилось. Но электродром был в зоне В, и эта машина была здесь явно не на своем месте.
— Смотри, смотри! — крикнула маленькая девочка, которая точно так же была здесь не на своем месте — похоже, в этом квартале жили только пенсионеры.
— Ай-яй! — воскликнула она, показывая на старушку, и пнула меня в колено.
Я посмотрел на нее. Девочка схватила меня за руку, но тут же отшатнулась — по моей руке текла кровь. Странно: я даже не заметил, что порезался, и по-прежнему ничего не чувствовал. К нам подскочил какой-то мужчина и, схватив девочку на руки, бросился прочь. Девочка обернулась и помахала мне через его плечо.
Электролет собирался на посадку прямо посреди улицы. Я обернулся на старушку — та смотрелась в зеркальце.
Я бросился к ней, опустился на колени и услышал ее бормотание о том, что кто-то больше не хочет. Больше не хочет. Втащил старушку на коляску и покатил к тротуару. В паре метров над нашими головами просвистело крыло, и электролет пошел на посадку, унося с собой обломки электробусов, электромобилей и электромопедов. Вокруг были только вспышки пламени и дым, за которым не было видно ни зги.
Старушке было все равно — она стучала по мотору под сиденьем.
— Больше не хочет.
Она снова достала гребешок и посмотрела на меня с такой злобой, будто это я сломал ее коляску.
— Это не она не хочет, это все сейчас сломалось, — пояснил я.
— Больше не хочет!
— Где вы живете? Давайте я вас туда отвезу.
— Больше не хочет.
— Хорошо, где мы можем ее починить?
Старушка схватила сумочку, вытащила оттуда пластиковую карту и сунула мне. «Пенсионерский лагерь “Солнечный денек”. Резидент № 3353».
Наконец-то я снова обретал контроль над происходящим.
— Где пенсионерский лагерь? — спросил я старушку.
— Больше не хочет, — ответила она, откинулась на спинку и прикрыла глаза.
Вокруг разгоралась еще большая паника.
«Где ближайшая больница?»
«Что происходит?»
«А в зоне А сейчас то же самое?»
— Где здесь «Солнечный денек»? — спросил я мужчину, пробегавшего мимо меня в сторону горевшего лайнера.
Вряд ли кто-то из них стал бы сейчас искать в моем лице черты
супертеррориста
. Я — беспомощный санитар из соседнего квартала, потерявший дорогу обратно, вот и все.
Я обернулся на переулок, из которого вышел, постарался вспомнить, где был бар и где, соответственно, «Солнечный денек», и помчался, лавируя коляской между разбросанными повсюду обломками электротранспорта.
На первом перекрестке я свернул налево и оказался перед баром. У входа были брошены развороченные электромобили полиции, которой, впрочем, простыл и след. Я пересек улицу и остановился у ворот из тонированного пластика.
Пока я думал, как попасть внутрь, со внутренней стороны кто-то медленно отодвинул одно стекло. Парень, выглянувший с той стороны, оказался не сильно старше меня. Поперек его черного дождевика был желтый логотип «
“Солнечный денек”
— достойное проживание для достойного возраста».
— Номер 3353! — воскликнул он, становясь перед коляской. — Да где вас носило? Тут террористы повсюду, а наша старая 3353 опять намылилась в путешествие!
Санитар положил ей в сумочку упаковку надора, которую та немедленно вытряхнула и снова достала зеркальце и гребешок. Санитар ругнулся, а я почувствовал необходимость вмешаться.
— Мне кажется, с ней все в порядке, она просто…
— Начальство приказало, — перебил меня санитар. — По две таблетки каждые два часа каждому. Чтоб был солнечный денек у всех, пока вся эта хрень снаружи не закончится.
Спорить было бессмысленно.
— А вы случайно не Роб? — ткнул в меня пальцем санитар, выпростав руку из-под дождевика.
Я уставился на него, вспомнив про экстренное включение в баре, и молчал.
— Ну тот, который на двенадцать часов к своему дедушке?
— Дедушке? — удивленно переспросил я. Тут я вспомнил, до чего все должно быть таинственно.
— Ах да, конечно, я… э-э-э… Так где же он?
Санитар удивленно приподнял бровь, потом покачал головой и кивнул в направлении какой-то двери. Над входом горело: «
Внутренний дворик: солнечный денек на пенсионерской площадочке
». Подойдя к двери, я обернулся, чтобы помахать номеру 3353, но она уже была в окружении двух других санитаров, державших ее за руки, покуда первый закатывал рукав.
Я отвернулся. Смотреть, как ей кололи надор, не было никакого желания, и я обеими руками въехал по двери. Дверь распахнулась.
Дождь снова усилился. Тяжелые капли барабанили по теннисному корту возле лагеря. Падали в бассейн. Стучали по пластмассовым листьям высокого пластмассового дерева неопознанной породы. Под деревом меня поджидал мужчина с длинными седыми волосами.
— Арне! — воскликнул я и бросился к нему, но уже через несколько шагов понял, что это был не он. Мужчина вытащил из кармана часы на пластиковом ремешке, как это часто делали мы с Йойо, и высветил время на разделявшую нас лужу.
— Однако четверть первого, господин Роб!
— Вообще-то господин Зоннтаг, раз уж на то пошло. Роб, или Роберт, — это имя, а не фамилия. Впрочем, если вам так больше нравится…
— Не очень-то вы пунктуальны, господин Зоннтаг, — перебил меня он. — Опоздали на пятнадцать минут, если вы не заметили.
Я не мог поверить, что притом, что творилось снаружи, он еще имел смелость отчитывать меня за опоздание. Но времени ссориться не было.
— Вы ранены? — спросил он и, взяв меня за руку, начал ощупывать запястье.
Стоило ему добраться до косточки, как я вскрикнул. Он взял меня за локоть и потащил к бассейну. Нагнулся. Мне пришлось опуститься на колени. Мужчина сунул мою руку в воду, и я зарычал от боли.
Через пару секунд кровь ушла, и я увидел, как из руки торчит осколок длиной примерно в половину дужки Примочек. Меня затошнило, и перед глазами всплыли разбитая витрина и пятеро парней, уносивших коробки с ароматаблетками. Прежде чем я успел что-либо сказать, седовласый мужчина схватился за осколок и выдернул его.
— Вот прямо сейчас? — завопил я. — Подождать нельзя было?
— Пораните Гутенберга.
— Пораню кого? Какого еще чертова Гутенберга?
Мужчина зашагал по направлению к сарайчику и распахнул дверь. Я заглянул внутрь. На меня смотрела белая лошадиная морда. Даже притом, что я в жизни ни одной настоящей лошади не видел, я почему-то не сомневался — это была именно она, причем живая.
— Вы что, шутите?
— Ничуть. Вы любите животных?
— Кое-кто меня вчера об этом уже спрашивал.
— Хорошо держитесь в седле?
— Да вы что, издеваетесь?
Впрочем, кажется, тут было не до издевательств. Поперек спины Гутенберга красовалось огромное седло.
— К вашему сведению, Иоганн Гутенберг изобрел в пятнадцатом веке печатный станок, что положило начало всей истории книгопечатания, — полилась на меня очередная порция ненужной информации. Я же тупо уставился на лошадь. — Со стороны господина Бергмана было весьма остроумно назвать жеребца именно так.
— Да я даже не знаю, где к нему лестница, — сказал я.
— Вон там, впереди, как раз для пенсионеров сделали, — указал мужчина рукой на трехъярусную подставку на колесиках.
Я кое-как взобрался, схватившись одной рукой за седло, а другой — за то, за что мог уцепиться на Гутенберге.
— И куда теперь?
Старик наподдал Гутенбергу под зад, и тот, еще секунду назад смирно стоявший, набрал скорость, как добрый метромаглев.
— Он сам знает, — донеслось мне вслед откуда-то издалека.
Лошадь взяла курс наружу.
— Эй, стоять! — крикнул кто-то, но тщетно. Даже если бы мне очень захотелось, я все равно не знал, как это делается.
Я закрыл глаза. Максимум, о чем можно было мечтать, — это о том, чтоб не свалиться раньше времени. Мы вылетели на улицу, и до меня долетали лишь обрывки фраз.
«Катастро…»
«На по…»
«…и полиция, и…»
«Моя нога-а-а!..»
«Пожа-а-ар! Пожа-а-ар!»
«Баба, баба, лоша-а-адка!»
Чтобы не видеть этого, я зарылся лицом в волосатую шею лошади.
— Давай, коняшка, прочь отсюда, — прошептал я ему.
Я разговаривал с лошадью. Да и вообще, с животным! Такое было со мной первый раз. По законам гигиены держать домашних животных было запрещено. У моих бабушки с дедушкой еще была собака. Терьер.
Через шесть месяцев после принятия закона его вынуждены были усыпить. Как и всех собак, кошек и хомяков, которых я с тех пор мог увидеть только появлявшимися из аниматора на уроке биологии. Пахли они, правда, совсем как настоящие.
Разрешение держать лошадь наверняка обходилось владельцам — и, конечно, резидентам «Солнечного денька» — в немалую сумму. Мои бабушка с дедушкой со стороны мамы умерли в доме престарелых, где не было ни бассейна, ни корта, ни лошади.
Тот дом куда как больше напоминал лагерь, чем этот. Большее родители потянуть не могли, потому что платили ипотеку. Тогда мне это казалось достойным объяснением. Так что бабушке с дедушкой пришлось отправиться на попечение Управзоны в муниципальный дом престарелых на сто общих спален.
Я никогда там не был. Мы каждую неделю говорили с ними по Примочкам. Дедушка и бабушка сидели на пластмассовых стульях в комнате отдыха. За спиной у них возвышались горы, сверкая снежными шапками, и заходящее солнце отражалось в водах зеленоватой речки. Опция выбора фона, который мы видели в своих Примочках вместо серой стены, входила в обслуживание. Стена мелькнула только один раз, когда были какие-то перебои с сетью, и больше мы ее не видели.
Наши разговоры обычно длились не дольше пяти минут. Родители, как правило, ограничивались дежурными вопросами о том, как самочувствие и хорошо ли кормят. Хотя было понятно, что изо дня в день их кормят одним — надором. Спустя три месяца нам на Примочки пришло сообщение от Министерства по делам пенсионеров.
Низкий мужской голос высказал нам свое
глубочайшее сочувствие
. Прошлой ночью мои бабушка с дедушкой
скончались от старости
. Не помню, чтобы мои родители плакали. За церемонией прощания мы следили по трансляции через Примочки.
Виртуальное прощание с родителями отца состоялось еще за несколько лет до того. Оба скончались накануне переезда в пенсионерский лагерь от сердечной недостаточности. Какова была вероятность, что двое умрут от одного и того же в один и тот же день, я не спрашивал. Вопросов у нас дома вообще не задавали.
Все это мелькало у меня в голове, пока я трясся верхом на Гутенберге. Перед глазами то и дело всплывала сцена, где трое санитаров насильно вводят старушке надор. «На-а-а-адор голод утолит, о-о-от забот освободит. И от прочих всех проблем надор назначают всем».
Скорее всего, родители отца отказались от подобного суррогата добровольно. И как бы нелепо это ни было, но, видимо, помогла им в этом смертельная доза того же суррогата.
Шаг лошади замедлился. Гутенберг перешел на медленную рысь, и я с трудом разлепил веки, склеенные пылью, зеленым дождем и слезами. Я рассчитывал оказаться где-то на окраине зоны С в очень и очень таинственном месте. Судя по тому, что показывал аниматор, за стенами мегаполиса начинался безжизненный и опасный пустырь.
Именно поэтому надежные железобетонные крыши парк-холлов вселяли в меня такое спокойствие. Маленькие волны с барашками никогда не перерастут в цунами. Теплый бриз с побережья никогда не превратится в ураган. Любой порыв, швырявший невзначай в лицо песок, можно было выключить простым движением губ («
Анимация. Ветер. Стоп
»).
Нацепив на нос Примочки, я мог стать первооткрывателем диких джунглей — стоило только захотеть. Все было просто. Поездка на Гутенберге заставляла желать большего, жаждать приключений. Открыв глаза, я был разочарован.
Передо мной простирался унылый пейзаж, усеянный до горизонта разодранными старыми палатками. Не узнать это черное месиво было трудно.
«Лагерь “Надежда-48”», — отозвался водитель
. Лошадь двинулась вдоль рядов продырявленных тряпок. Сквозь прорехи первой палатки я увидел, как, сгрудившись вокруг догорающего мусора, жмутся друг к другу около дюжины человек, стар и млад. Крыши у них над головой, можно сказать, и вовсе не было.
Из палатки выбралась пара босоногих детишек и зашлепала по лужам за Гутенбергом, пока тот не остановился где-то на углу и, отодвинув носом тряпку в сторону, подцепил себе охапку соломы. Не пластиковой, как мне показалось сначала. Настоящей.
Я попытался соскользнуть с седла, но застрял левой ногой в стремени и грохнулся в грязную жижу, выставив вперед руки. Все чертовски ныло — не столько от падения, сколько от непривычной позы. Дети окружили меня и засмеялись.
Меньше всего после этого хотелось вставать, однако зачем-то эта лошадь меня сюда принесла, так что, хотел я или нет, лучше было узнать, для чего. Сделать это, лежа в луже, было затруднительно, поэтому пришлось подниматься.
Я присел на корточки, оказавшись вровень с детьми, потянулся, чтобы схватиться за Гутенберга, но того как ветром сдуло, и я снова приземлился туда, откуда стартовал. Вытерев руки о штаны, я оглянулся в поисках какого-нибудь знака. Ведь должно же хоть что-то указывать на дальнейшие шаги.
— Ты не видел Арне Бергмана? — спросил я у мальчика, который, на мой взгляд, был достаточно взрослым, чтобы ответить на столь странный вопрос. Увы, в очередной раз показалось.
— Друг, — добавил я. — Где друг?
Маленькая девочка с перепачканным лицом ткнула пальцем в сторону лестницы, убегавшей вниз по крутому склону. У подножия плескалась вода.
— Туда? — переспросил я, но ответа не последовало.
Спустившись по узкой тропинке, я увидел канал. Мимо проплывали зеленые пакеты с мусором и пустые бутылки. У берега покачивалась старая лодка, выкрашенная черной краской, не доходившая в длину и до трех метров. Подойдя поближе, я заметил на борту белые буквы, складывавшиеся в слово
«Роб»
, и невольно хихикнул.
Запрыгнув в лодку, я отвязал канат от металлического кольца, торчавшего из земли, откинулся назад и, раз уж за меня все решили, положился на волю течения.
ЗАДАНИЕ
Прошло, наверное, несколько часов. Дождь, изливавшийся в мутную воду, превратил узенький канал в бурлящий поток, и мне то и дело приходилось очищать корму от прибившегося мусора и пустых пакетов и следить, чтобы не врезаться в кучи железа и пластика, торчавшие над поверхностью.
Видимо, я был единственным, у кого хватило глупости сюда полезть. Издалека доносились крики, я чувствовал запах дыма и видел, как он клубится над городом, но отделявшие канал от мегаполиса стены уходили высоко вверх, и шанса что-либо разглядеть не было ни малейшего.
Рану на запястье жгло, и опять сочилась кровь. Надо было ее перевязать и дезинфицировать, но об этом, купаясь в канализации, нечего было и думать. Конца и края каналу не было видно. Спустился плотный туман. Чтобы хоть что-нибудь разглядеть, приходилось сильно напрягаться, но перспектива бросить все и врезаться в острую железку не прельщала. Днище и так уже какое-то время протекало. Поскольку заткнуть его мне было нечем, ничего не оставалось, как просто на него сесть.
Начинало темнеть, вместе с тем росло и мое беспокойство. А если я что-то просмотрел?
Передо мной возникла серая стена. Верхний край бетона терялся где-то в тумане метрах в десяти над головой. Лодку несло к темной дыре, над которой нависали с десяток датчиков, камер и антенн. «
Внимание
, — гласила красная надпись на стене размером больше человеческого роста. —
Вы покидаете мегаполис. Опасно для жизни
».
Я хотел было прибиться к берегу, но, как всегда, у жизни были другие планы. Течение у темной дыры было слишком сильным, чтобы я мог ему сопротивляться. Весло оторвало от лодки; я закричал, но не среагировали даже датчики. «Проклятая бомба», — только и успел подумать я.
С мощным хлюпаньем мою лодку всосало в дыру. Я улегся на дно и натянул на голову рубашку. В дыре воняло так, будто меня здесь дожидался весь мусор, обогнавший лодку по пути. Меня несло дальше и дальше. Крутило и ударяло обо что-то. Лодка продиралась сквозь залежи хлама. В какой-то момент напряженность ожидания достигла предела, и я отключился.
Проснулся я от того, что в лицо светили прожектором. Где я? На фоне яркого света читались силуэты вооруженных людей. Лодку прибило к берегу, и я уперся носом в черные сапоги. Двое дюжих мужчин вытащили меня за плечи на холодный металлический пол. Рука ныла, и все тело окоченело. Я не мог пошевелить ни пальцем.
Узнать людей в униформе было несложно. Суперсканеры. В том числе и те трое, которых я видел через двери колумбария. Ну что ж, сегодня им улыбнулась удача.
— Добро пожаловать в «Ультрасеть», — голос заставил меня содрогнуться с головы до пят. Номос! Быть того не может. Все это что, просто сетевая утка? Я попытался подняться, но не смог. Один из сканеров впечатал свой сапог мне в спину.
«Вы что, живы?» — хотел было я спросить, но тоже не вышло. Я шевелил губами, однако не раздавалось ни звука.
— Надора! За твой несостоявшийся побег! — крикнул Номос, и мужчина размером со шкаф протащил меня по полу, втиснул в стул и пристегнул ремнями.
Вокруг толпились люди. Мелькнули лица родителей, безучастно взиравших на меня сквозь Примочки.
— А ну-ка подвиньтесь, врач пришел, — буркнул шеф.
Нет, это не может быть правдой. Подойдя ко мне, Йойо вытащил из кармана белого халата шприц и, засмеявшись, принялся закатывать мне левый рукав.
— Ну что, дружок, как прошло путешествие?
Но голос у него был не Йойо, голос уже принадлежал Арне.
Замотав головой, я разглядел склонившегося надо мной Бергмана. Его длинные седые волосы щекотали мне лицо.
— Как прошло путешествие? — повторил он.
Подходящих слов у меня сразу не нашлось. Прежде всего, мне пришлось удирать от суперсканеров, которые бы меня пристрелили. Если бы не они, меня пристрелил бы тот старик, не взорвись так вовремя бомба. Потом я чудом не свернул себе шею, падая с лошади, а под конец едва не испустил дух в мусорной яме.
— Впечатляюще, — выдавил я.
Я лежал в незнакомой постели, одетый в чужую, но сухую одежду. Меня окружали белые стены; царил полумрак. Рука была крепко перевязана. Я попытался пошевелить пальцами. По крайней мере, они разгибались.
— Кое-кто из наших ждал тебя у канала. Они и выудили тебя вместе с нашей лодкой.
— Как червяка на крючке, — пробормотал я.
Арне улыбнулся.
— А где я?
— В штабе. Ты проспал всю ночь, как младенец. Снаружи в городе по-прежнему ничего не работает — ни Примочки, ни ароматильники. Люди сходят с ума.
Мне хотелось знать больше. Знать, сколько было жертв. Знать масштаб разрушений. Знать точно, где я нахожусь. Но Арне, как всегда, делился только тем, что считал нужным. Я почти успел соскучиться по тому, что на мои вопросы отвечали пространно и непонятно.
— «Ультрасеть» сейчас срубает миллиарды на ремонте Примочек. Каждому хочется страховку на случай взрыва электронной бомбы. Подходящие запчасти как раз только что случайно завезли.
Арне посмотрел на меня с явным намеком. До меня еще не доходило.
— Час назад концерн объявил о потере всех данных со своего сервера. Все отсканированные книги, разумеется, утрачены навсегда, как и прочее, прочее. Как и Ультрапедия. Как и любой информационный ресурс.
— А в других городах?
«Бум!» — показал руками Арне.
— И кому теперь все достанется?
— «Все знания — каждому! Всегда и бесплатно!» — процитировал Арне.
Я попытался сложить два и два, но четыре не получалось. Должно быть, Арне заметил это по моему лицу.
— Теперь, когда нет печатных источников информации — старых газет, журналов, книг, — когда нет всего того, что успели оцифровать и выложить в Ультранет, когда нет Ультрапедии, единственный источник любого рода знаний — сама «Ультрасеть».
— Таким образом, концерн теперь контролирует абсолютно все, что будут и что не будут знать резиденты, — добавил я.
— Умница, Роб.
— Выбросил Примочки и вспомнил про мозги. Ничего особенного.
Мы оба рассмеялись.
— Что стало с твоей библиотекой?
Арне колдовал над каким-то древним агрегатом. Из него зазвенело, зашипело, повалил пар, и Арне протянул мне кружку с кофе.
— Придется собирать заново. Вывезти все книги через один-единственный мусоропровод, да так, чтобы никто не заметил, было нереально.
Я поднялся. Мы шли по длинному коридору, от которого то и дело отходили боковые проходы.
«Осторожно, природа!
— гласила надпись над одной из дверей. —
Вход воспрещен. В случае пожара разбить стекло и вытолкнуть дверь».
— Если захочешь подышать воздухом, там вверх по лестнице начинается лес, — кивнул Арне.
— Настоящий?
Посыпались объяснения, но я даже толком не вслушивался. Какие-то коридоры, какие-то лестницы, настоящий лес с настоящими деревьями. Для чего? Через десять минут пути мы свернули в туннель, достаточно широкий для того, чтобы пустить по нему метромаглев.
— Перед последней войной здесь ходили поезда. Когда всех эвакуировали, природа отвоевала свое. Только здесь по-прежнему ничего не растет.
— И что здесь делает «Гильдия»?
Арне ничего не ответил и собрал волосы в хвост. «Старый параноик», — подумал я и тут-то, видимо, и ошибся.
— Пошли, — сказал он.
Мы оказались в огромном зале, который весь заполнял гул станков. Я вспомнил, как школьником ходил с классом в Музей техники. Это случилось незадолго до того, как его прикрыли, потому что виртуальные экскурсии были много прибыльней. Мы с Йойо тогда забрались на какую-то штуку и там спрятались.
Станки в музее стояли молча и безжизненно. Здесь же, внизу, каждый гудел и громко ухал, испуская пар. Вокруг них ходили человек десять рабочих.
— Вот наша маленькая шахта, — произнес Арне.
Это слово я слышал когда-то в детстве.
— И что вы добываете?
Он задумался.
— Знания, — ответил Бергман. — Здесь мы добываем знания.
Вместо того чтобы продолжить расспросы, я посмотрел вниз и увидел двух женщин, несших огромный рулон бумаги.
— Это типография, — добавил он.
— Как вы это все сюда сплавили?
— Не было нужды. Типография была не в мегаполисе.
— А где?
— В другом месте.
— Понял, — сказал я, хотя не понял ничегошеньки. Но научился довольствоваться теми ответами, что мне предлагал Арне.
— И что вы тут печатаете?
— Книги, которые вы с напарниками уничтожили за последние несколько лет.
— У вас есть исходники?
— У нас есть кое-что, чего не коснулась цензура.
— А потом?
— Будем распространять в городах.
До меня начинало доходить. Вот зачем им были нужны такие, как я. Люди, которые были мобильны и знали, где в городе можно найти читателя.
— И как вы меня отправите обратно? Надеюсь, есть менее вонючий способ?
— Тебя — никак. Ты в розыске, потому что ты — супертеррорист. Забыл?
— И какой вам тогда от меня прок?
Арне спустился к конвейеру и снял с него одну книгу. Когда она оказалась у меня в руках, я удивился, какую хорошую и толстую бумагу пустили на обертку.
— Это суперобло… — Арне протянул руку, но было уже поздно. — …суперобложка. Обложка — это тоже часть книги. До войны так выглядело большинство изданий.
— Еще никогда такую не сканировал, — признался я, глядя на голенькую книгу у себя в руках.
На меня смотрело перо с переплетенным вензелем «Г» и «К».
— Да и оберт… обложки такой тоже не видел. Извини, что оторвал. Смешная.
Арне покачал головой, забрал у меня книгу и раскрыл ее на первой странице. Там было точно такое же перо и те же самые буквы.
— На твоей тоже такие будут.
У меня отвисла челюсть, как тогда, когда Арне отдал нам с Йойо свою книжку бесплатно.
— На чем, простите?
Арне провел меня в маленькую комнатку и кивком пригласил сесть в кресло. На ощупь оно было как то, в которое я провалился при нашей первой встрече в темном подвале. Сегодня сквозь окно в потолке бил солнечный свет и падал на стопки свежеотпечатанных книг, громоздившиеся вокруг. О том, что там, наверху, было небо, я мог только догадываться.
— Ты нас устраивал по целому ряду причин, — произнес Арне. Я молчал и на всякий случай поплотнее вжался в кресло.
— Помнишь нашу первую встречу в маглеве?
Я осторожно кивнул.
— Твой друг Йойо немедленно побежал сообщить Номосу. А ты остался со мной в купе. Любопытство победило.
«Ах, вот в чем дело», — расстроенно подумал я. Но Арне на этом не остановился.
— У тебя нет своей семьи и нет стабильных отношений.
А как же Фанни?
— Ты человек тихий и иногда любишь подумать.
Я посмотрел на него с сомнением, но Арне тут же добавил:
— Это был комплимент. И наконец, — продолжил он, — ты нашел в нас что-то, чего тебе решительно не хватало дома.
Мне вспомнились родители, чье молчание, в отличие от его уклончивости, не было наполнено никаким смыслом.
— К тому же, когда тебе пришлось выбирать между крупной суммой денег и своей преподавательницей, ты выбрал ее. А она всегда говорила, что хотела бы видеть тебя здесь.
И что, это все? Ни один из этих аргументов не звучал достаточно убедительно, чтобы поставить именно на меня.
— И ты — литературный агент.
Заметив, что это только запутало меня еще больше, Арне поспешил пояснить:
— Ты сканировал книги, то есть способствовал их уничтожению. Ты тратил свою жизнь на то, чтобы объяснить людям, почему печатные издания им больше не нужны, почему их электронная читалка годна только на то, чтобы смотреть по ней старые 3D-фильмы. Тебя подгоняло под свои стандарты ООО «Скан». Ты работаешь на «Ультрасеть».
Кажется, я начал понимать.
— Если на нашей стороне окажется кто-то, думающий как ты, и сможет задокументировать, что с ним произошло, то многих это заставит усомниться в системе. Потому что ты был одним из них. Ты был человеком «Скана».
Я все правильно расслышал? То есть я, Роб, сотрудник ООО «Скан», должен сесть и записать, как перешел на сторону зла, ну то есть добра, ну или чего там еще, — в общем, книгочеев. Нет, ребята. Я — писатель?! Очень смешно. Ха-ха-ха. Нет-нет, спасибо, конечно, и даже не надо настаивать. Ну или, как сказала Фанни: «
Тебе просто нужно время, а там уж ты справишься
». Гм.
— Где Фанни? — выдавил я из себя наконец.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |