СВОБОДА -- ЭТО РАБСТВО 26 страница

-- Сроду не слышал, -- отрезал бармен. -- Подаем литр, подаем пол-литра -- и все. Вон на полке посуда.

-- Пинту хочу, -- не унимался старик. -- Трудно, что ли, нацедить пинту? В мое время никаких ваших литров не было.

-- В твое время мы все на ветках жили, -- ответил бармен, оглянувшись на слушателей.

Раздался громкий смех, и неловкость, вызванная появлением Уинстона, прошла. Лицо у старика сделалось красным. Он повернулся, ворча, и налетел на Уинстона. Уинстон вежливо взял его под руку.

-- Разрешите вас угостить? -- сказал он.

-- Благородный человек, -- ответил тот, снова выпятив грудь. Он будто не замечал на Уинстоне синего комбинезона. -- Пинту! -- воинственно приказал он бармену, -- Пинту тычка.

Бармен ополоснул два толстых пол-литровых стакана в бочонке под стойкой и налил темного пива. Кроме пива, в этих заведениях ничего не подавали. Пролам джин не полагался, но добывали они его без особого труда. Метание дротиков возобновилось, а люди у стойки заговорили о лотерейных билетах. Об Уинстоне на время забыли. У окна стоял сосновый стол -- там можно было поговорить со стариком с глазу на глаз. Риск ужасный; но по крайней мере телекрана нет -- в этом Уинстон удостоверился, как только вошел.

-- Мог бы нацедить мне пинту, -- ворчал старик, усаживаясь со стаканом. Пол-литра мало -- не напьешься. А литр -- много. Бегаешь часто. Не говоря, что дорого.

-- Со времен вашей молодости вы, наверно, видели много перемен, -- осторожно начал Уинстон.

Выцветшими голубыми глазами старик посмотрел на мишень для дротиков, потом на стойку, потом на дверь мужской уборной, словно перемены эти хотел отыскать здесь, в пивной.

-- Пиво было лучше, -- сказал он наконец. -- И дешевле! Когда я был молодым, слабое пиво -- называлось у нас "тычок" -- стоило четыре пенса пинта. Но это до войны, конечно.

-- До какой? -- спросил Уинстон.

-- Ну, война, она всегда, -- неопределенно пояснил старик. Он взял стакан и снова выпятил грудь. -- Будь здоров!

Кадык на тощей шее удивительно быстро запрыгал -- и пива как не бывало. Уинстон сходил к стойке и принес еще два стакана. Старик как будто забыл о своем предубеждении против целого литра.

-- Вы намного старше меня, -- сказал Уинстон. -- Я еще на свет не родился, а вы уже, наверно, были взрослым. И можете вспомнить прежнюю жизнь, до революции. Люди моих лет, по сути, ничего не знают о том времени. Только в книгах прочтешь, а кто его знает -- правду ли пишут в книгах? Хотелось бы от вас услышать. В книгах по истории говорится, что жизнь до революции была совсем не похожа на нынешнюю. Ужасное угнетение, несправедливость, нищета -- такие, что мы и вообразить не можем. Здесь, в Лондоне, огромное множество людей с рождения до смерти никогда не ели досыта. Половина ходила босиком. Работали двенадцать часов, школу бросали в девять лет, спали по десять человек в комнате. А в то же время меньшинство -- какие-нибудь несколько тысяч, так называемые капиталисты, -- располагали богатством и властью. Владели всем, чем можно владеть. Жили в роскошных домах, держали по тридцать слуг, разъезжали на автомобилях и четверках, пили шампанское, носили цилиндры...

Старик внезапно оживился.

-- Цилиндры! -- сказал он. -- Как это ты вспомнил? Только вчера про них думал. Сам не знаю, с чего вдруг. Сколько лет уж, думаю, не видел цилиндра. Совсем отошли. А я последний раз надевал на невесткины похороны. Вот еще когда... год вам не скажу, но уж лет пятьдесят тому. Напрокат, понятно, брали по такому случаю.

-- Цилиндры -- не так важно, -- терпеливо заметил Уинстон. -- Главное то, что капиталисты... они и священники, адвокаты и прочие, кто при них кормился, были хозяевами Земли. Все на свете было для них. Вы, простые рабочие люди, были у них рабами. Они могли делать с вами что угодно. Могли отправить вас на пароходе в Канаду, как скот. Спать с вашими дочерьми, если захочется. Приказать, чтобы вас выпороли какой-то девятихвостой плеткой. При встрече с ними вы снимали шапку. Каждый капиталист ходил со сворой лакеев...

Старик вновь оживился.

-- Лакеи! Сколько же лет не слыхал этого слова, а? Лакеи. Прямо молодость вспоминаешь, честное слово. Помню... вои еще когда... ходил я по воскресеньям в Гайд-парк, речи слушать. Кого там только не было -- и Армия Спасения, и католики, и евреи, и индусы... И был там один... имени сейчас не вспомню -- но сильно выступал! Ох, он их чихвостил. Лакеи, говорит. Лакеи буржуазии! Приспешники правящего класса! Паразиты -- вот как загнул еще. И гиены... гиенами точно называл. Все это, конечно, про лейбористов, сам понимаешь.

Уинстон почувствовал, что разговор не получается.

-- Я вот что хотел узнать, -- сказал он. -- Как вам кажется, у вас сейчас больше свободы, чем тогда? Отношение к вам более человеческое? В прежнее время богатые люди, люди у власти...

-- Палата лордов, -- задумчиво вставил старик.

-- Палата лордов, если угодно. Я спрашиваю, могли эти люди обращаться с вами как с низшим только потому, что они богатые, а вы бедный? Правда ли, например, что вы должны были говорить им "сэр" и снимать шапку при встрече?

Старик тяжело задумался. И ответил не раньше, чем выпил четверть стакана.

-- Да, -- сказал он. -- Любили, чтобы ты дотронулся до кепки. Вроде оказал уважение. Мне это, правда сказать, не нравилось -- но делал, не без того. Куда денешься, можно сказать.

Дата добавления: 2015-11-04