Издание второе, дополненное 2 страница

...Раньше у ирокезов существовали особые религиозные ми­стерии, названные белыми medicine-lodges *. Эти мистерии у пле­

• — колдовскими собраниями. Ред,.

мени сенека устраивались двумя религиозными братствами, имевг шими особые правила посвящения новых членов; на каждую из обеих фратрий приходилось по одному такому братству.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, част­

ной собственности и государства.^

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т, 21, с. 89^

90, 92

Согласно греческой истории Грота, афинский род, в частности, покоился на следующих основаниях:

1. Общие религиозные празднества и исключительное право жречества совершать священные обряды в честь определенного бога, предполагаемого родоначальника рода и обозначаемого в ка­честве такового особым прозвищем.

2. Общее место погребения (ср. «Эвбулид» Демосфена^).

3. Право взаимного наследования.

4. Взаимная обязанность оказывать друг другу в случае на­силия помощь, защиту и поддержку.

5. Взаимное право и обязанность в известных случаях всту­пать в брак внутри рода, особенно когда дело ка'салось девушек­сирот или наследниц.

6. Владение, по крайней мере в некоторых случаях, общим имуществом, наличие собственного архонта (старейшины) и каз­начея.

Далее, несколько родов было объединено во фратрию, но менее тесными узами; однако и здесь мы видим подобного же рода вза­имные права и обязанности, в особенности совместное отправление определенных религиозных церемоний и право преследования в случае убийства члена фратрии. Все фратрии одного племени имели, в свою очередь, общие, регулярно повторявшиеся свя­щенные празднества, которые возглавлялись избранным из сре­ды благородных (эвпатридов) филобасилеем (старейшиной пле­мени).

Так говорит Грот. Маркс же добавляет к этому: «Однако и сквозь греческий род явственно проглядывает дикарь (например, ирокез)» Он будет заметен еще явственнее, если мы продолжим исследование несколько дальше.

В самом деле, греческому роду свойственны еще следующие черты:

1. Счет происхождения в соответствии с отцовским правом.

2. Запрещение браков внутри рода, за исключением браков с наследницами. Это исключение и его оформление как закона под­тверждают, что старое правило было еще в силе. Это вытекает так­же из общеобязательного правила, что женщина, выходя замуж, тем самым отказывалась от участия в религиозных обрядах сво­его рода и переходила к обрядам мужа, во фратрию которого oh^i и зачислялась. Согласно этому, а также известному месту у Ди­кеарха брак вне своего рода был правилом, а Беккер в «Харик­

ле» прямо считает, что никто не мог вступать в брак внутри своего рода.

1. Право усыновления родом; оно осуществлялось посредством усыновления одной из семей, но с соблюдением публичных фор­мальностей, и только в виде исключения.

2. Право избирать и смещать старейшин. Мы знаем, что каж­дый род имел своего архонта; о том, что эта должность переходила по наследству в определенных семьях, не говорится нигде. До конца эпохи варварства всегда следует предполагать отсутствие строгого* наследования должностей, совершенно несовместимого с порядком, при котором богатые и бедные внутри рода пользо­вались полным равноправием.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, част-'

ной собственности и государства.—

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21,

с. 100—102

Фратрия, как и у американцев, была расчленившимся на не­сколько дочерних родов и объединяющим их первоначальным ро­дом, часто указывавшим еще на происхождение их всех от общего родоначальника. Так, по Гроту,

«все сверстники, члены фратрии Гекатея, признавали одного и того же бога своим родоначальником в шестнадцатом колене».

Все роды этой фратрии были поэтому в буквальном смысле братскими родами. Фратрия встречается еще у Гомера в качестве военной единицы в известном месте, где Нестор советует Агамем­нону: построй людей по племенам и фратриям так, чтобы фратрия помогала фратрии, племя — племени Фратрия, кроме того, имела право и была обязана преследовать за убийство члена фратрии; следовательно, в более раннюю эпоху на ней лежала также обязанность кровной мести. У нее, далее, были общие свя­тыни и празднества, да и само развитие всей греческой мифологии из традиционного древнеарийского культа природы по существу обусловлено было родами и фратриями и происходило внутри них.

Энгельс Ф. Происхоо/сдение семьи, част­ной собственности и государства.— Маркс К.» Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 103—104

Отдаваться за деньги было первоначально религиозным актом; это происходило в храме богини любви, и деньги шли в первое время в сокровищницу храма. Гиеродулы ^ ^ Анаитис в Армении, Афродиты в Коринфе, а также состоящие при храмах религиозные танцовщицы Индии, так называемые баядерки (искаженное пор­тугальское bailadeira — танцовщица), были первыми проститутка­

• Слово «строгого» добавлено Энгельсом в издании 1891 г. Ред.

ми. Отдаваться посторонним мужчинам — первоначально обязан­ность каждой женщины — стало впоследствии уделом только этих

жриц, как бы замещавших всех остальных.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, част­ной собстееннпсти и государства.— Маркс И., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 69

Высочайший внутренний расцвет Греции совпадает с эпохой Перикла, высочайший внешний расцвет — с эпохой Александра В эпоху Перикла софисты, Сократ, которого можно назвать оли­цетворением философии, искусство и риторика вытеснили рели­гию. Эпоха Александра была эпохой Аристотеля, который отверг и вечность «индивидуального» духа и бога позитивных религий. Тем более это верно по отношению к Риму! Читайте Цицерона! Философские учения Эпикура, стоиков или скептиков были рели­гиями образованных римлян в тот именно период, когда Рим до­стиг вершины своего развития. Если с гибелью древних государств исчезают и их религии, то этот факт не нуждается в особых объ­яснениях, так как «истинной религией» древних был культ их собственной «национальности», их «государства». Не гибель древ­них религий повлекла за собой гибель древних государств, а, наоборот, гибель древних государств повлекла за собой гибель древних религий.

Маркс Н. Передовица в М 179 ^Koinischb Zeitung». — Маркс И., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 98—99

Раздел III ХРИСТИАНСТВО

1. ХРИСТИАНСТВО - ПРОДУКТ РАЗЛОЖЕНИЯ АНТИЧНОГО ОБЩЕСТВА

К тому же немецкий протестантизм — единственная современ­ная форма христианства, которая достойна критики. Католицизм уже в XVIII веке стоял ниже всякой критики yl был просто пред­метом полемики (что за ослы все-таки эти старокатолики!) английскому протестантизму, распавшемуся на бесконечное мно­жество сект, не было свойственно развитие теологии, разве только такое ее развитие, каждый этап которого фиксировался в виде основания новой секты. Только немец обладает теологией и в силу 5Т0Г0 имеет объект для критики — исторической, филологической и философской. Эта критика является продуктом Германии, она была бы невозможна без немецкого протестантизма, и тем не менее она абсолютно необходима. С такой религией как христиан­ство нельзя покончить только с помощью насмешек и нападок. Она должна быть также преодолена научно, то есть объяснена ис­торически, а с этой задачей не в состоянии справиться даже ес­тествознание.

Энгельс Ф. Заметки о Германии.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18\ с. 57Н

Взгляд на все религии, а вместе с тем и на христианство, как на изобретение обманщиков,— взгляд, господствовавший со вре­мени вольнодумцев средневековья плоть до просветителей XVIII века включительно,— оказался уже неудовлетворительным с тех пор, как Гегель поставил перед философией задачу показать рациональное развитие во всемирной истории.

Вполне понятно, что если стихийно возникшие религии, как. поклонение фетишам у негров или общая первоначальная религия у арийцев возникают без участия обмана, то в их дальнейшем развитии поповский обман очень скоро становится неизбежным. Искусственные же религии, при всей характерной для них искрен­ней восторженности, уже при своем основании не могут обойтись без обмана и искажения истории; также и христианство уже с самого начала имело весьма недурные достижения этого рода, как

3 о религии 33

иоказал Бауэр в критике Нового завета. Однако таким образом устанавливается лишь общее явление, но не объясняется конкрет­ный случай, о котором здесь как раз идет речь

С религией, которая подчинила себе римскую мировую импе­рию и в течение 1800 лет господствовала над значительнейшей частью цивилизованного человечества, нельзя разделаться, просто объявив ее состряпанной обманщиками бессмыслицей. Чтобы раз­делаться с ней, необходимо прежде суметь объяснить ее проис­хождение и ее развитие, исходя из тех исторических условий, при которых она возникла и достигла господства. В особенности это относится к христианству. Ведь здесь надо решить вопрос, как это случилось, что народные массы Римской империи предпочли всем другим религиям эту бессмыслицу, проповедуемую к тому же ра­бами и угнетенными, так что, наконец, честолюбивый Константин увидел в принятии этой бессмысленной религии лучшее средство для того, чтобы возвыситься до положения самодержца римского мира \

Энгельс Ф. Бруно Бауэр и переоиачсиль­iioe христианство.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 306—307

Для общества товаропроизводителей, всеобщее общественное производственное отношение которого состоит в том, что произво­дители относятся здесь к своим продуктам труда как к товарам, следовательно как к стоимостям, и в этой вещной форме частные их работы относятся друг к другу как одинаковый человеческий труд,— для такого общества^^наиболее подходящей формой религии является христианство с его культом абстрактного человека, в осо­бенности в своих буржуазных разновидностях, каковы протестан­тизм, деизм и т. д.

Маркс К. Капитал.— Маркс И., Эп^ гелъс Ф. Соч., т. 23, с. 89

Относительно причин, которые помогли христианству одержать победу и достичь мирового господства, у Бауэра имеются тоже очень ценные данные. Но здесь ему препятствует идеализм не­мецкого философа, он мешает ему ясно видеть и четко формулиро­вать. Фраза заменяет у него часто в решающем месте существо дела. Поэтому, не вдаваясь в подробности воззрений Бауэра, мы лучше изложим здесь наше понимание этого вопроса, основанное не только на работах Бауэра, но и на собственных исследованиях.

Римское завоевание во всех покоренных странах прежде всего непосредственно разрушило прежние политические порядки, а за­тем косвенным образом и старые общественные условия жизни. Разрушило, во-первых, тем, что вместо прежнего сословного деле­ния (если не касаться рабства) оно установило простое различие между римскими гражданами и негражданами или поддаиньши государства; во-вторых, и главным образом,— вымогательствами

от имени Римского государства. Если при империи в интересах государства старались по возможности положить предел неистовой жажде к обогащению со стороны наместников провинций, то вме­сто этого появились все сильнее действующие и все туже завинчи­ваемые тиски налогов в пользу государственной казны — высасы­вание средств, которое действовало страпшо разрушительно. На­конец, в-третьих, римские судьи повсюду выносили свои решения па основании римского права, а местные общественные порядки объявлялись тем самым недействительными, поскольку они не совпадали с римским правопорядком. Эти три рычага должны были действовать с огромной нивелирующей силой, особенно когда они в течение приблизительно двух веков применялись к народам, наиболее сильная часть которых была уже уничтожена или уве­дена в рабство в результате битв, предшествовавших завоеванию, сопровождавших его, а часто и следовавших за ним. Общественные отношения в провинциях все больше и больше приближались к общественным отношениям в столице и в Италии. Население все больше и больше разделялось на три класса, представлявшие со­бой смесь самых разнообразных элементов и народностей: богачи, среди которых было не мало вольноотпущенных рабов (см. Петро­пия®), крупных землевладельцев, ростовщиков, или тех и других вместе, вроде дяди христианства Сенеки; неимущие свободные — в Риме их кормило и увеселяло государство, в провинциях же им предоставлялось самим заботиться о себе; наконец, огромная мас­са рабов. По отношению к государству, то есть к императору, оба первых класса были почти так же бесправны, как и рабы по отно­шению к своим господам. Особенно в период от Тиберия до Неро­па^ стало обычЕЕым явлением приговаривать богатых римлян к смерти для того, чтобы присвоить их состояние. Материальной опорой правительства было войско, которое гораздо более походи­ло уже на армию ландскнехтов чем на старое римское крестьян­ское войско, а моральной опорой — всеобщее рождение, что из этого положения нет выхода, что если не тот или другой импера­тор, то основанная на военном господстве императорская власть является неотвратимой необходимостью. Здесь пе место подробно рассматривать, на каких чисто материальных фактах основыва­лось это убеждение.

Всеобщему бесправию и утрате надежды на возможность луч­ших порядков соответствовала всеобщая апатия и деморализация. Немногие остававшиеся еще в живых староримляне патрициан­ского склада и образа мыслей были устранены или вымирали; по­следним из них является Тацит. Остальные были рады, если могли держаться совершенно в стороне от общественной жизни. Их су­ществование заполнялось стяжательством и наслаждением богат­ством, обывательскими сплетнями и интригами. Неимущие сво­бодные, бывшие в Риме пенсионерами государства, в провин­циях, наоборот, находились в тяжелом положении. Они должны были работать, да егце в условиях конкуренции рабского труда.

По они были тояько в городах. Наряду с ними в провинциях были еще крестьяне — свободные владельцы земли (местами, пожалуй, еще связанные с общинной собственностью) или, как в Галлии, крестьяне, находившиеся в долговой кабале у крупных землевла­дельцев. Этот класс меньше всего был затронут ойцественным переворотом; он всего дольше сопротивлялся и религиозному пере­вороту *. Наконец, рабы, бесправные и безвольные, которые не могли освободиться, как это уже показало поражение Спартака®; при этом, однако, большинство из них было некогда свободными или сыновьями свободнорожденных. Среди них, стало быть, дол­жна была еще по большей части сохраняться живая, хотя внешне бессильная, ненависть против условий их жизни...

Таково было материальное и моральное состояние. Настоящее невыносимо; будущее, пожалуй, еще более грозно. Никакого вы­хода. Отчаяние или поиски спасения в самом пошлом чувствен­ном наслаждении, по крайней мере со стороны тех, которые могли себе это позволить, но таких было незначительное меньшинство. Для остальных не оставалось ничего, кроме тупой покорности пе­ред неизбежным.

Но во всех классах должно было быть известное количество людей, которые, отчаявшись в материальном освобождении, иска­ли взамен него освобождения духовного, утешения в сознании, ко­торое спасло бы их от полного отчаяния. Этого утешения не могла дать ни стоическая философия ни школа Эпикура, во-первых, потому, что это были философские системы, рассчитанные, следо­вательно, не на рядовое сознание, а затем, во-вторых, потому, что образ жизни их приверженцев вызывал недоверие к учению этих школ. Для того чтобы дать утешение, нужно было заменить не ут­раченную философию, а утраченную религию. Утешение должно было выступить именно в религиозной форме, как и все то, что должно было захватывать массы,— так это было в те времена и так продолжалось вплоть до XVII века.

• Едва ли надо отмечать, что среди людей, страстно стремивших­ся к этому духовному утешению, к этому бегству от внешнего мира в мир внутренний, большинство должны были составлять

рабы.

Во время этого всеобщего экономического, политического, ин­теллектуального и морального разложения и выступило христиан­ство. Оно вступило в резкое противоречие со всеми существовав­шими до тех пор религиями.

Энгельс Ф. Брупо Бауэр и первоначаль­ное христиапство.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. IV, с. 309—311, 312—919

• Согласно Фаллмерайеру еще в девятом веке в Майне (Пелопоннес) крестьяне приносиля жертвы Зевсу.

2. ФИЛОСОФСКИЕ И РЕЛИГИОЗЙЫЕ ИСТОЧНИКИ ХРИСТИАНСТВА

.;.Откуда происходят представления и идеи, которые в христи­анстве сложились в своего рода систему, и каким образом они до­стигли мирового господства?

Этим Бауэр занимался до конца своей жизни. Завершающим выводом его исследования является то, что александрийский еврей Филон, который жил еще в 40-м году нашего летосчисления, праг,­да, глубоким уже стариком, был настоящим отцом христианства, а римский стоик Сенека был, так сказать, его дядей. Многочислен­ные дошедшие до нас сочинения, приписываемые Филону, воз­никли фактически из слияния аллегорически и рационалистически понятых еврейских преданий с греческай, а именно, стоической, философией Это примирение западных и восточных воззрений содержит уже все существенные христианские представления: прирожденную греховность человека; логос — слово, которое есть у бога и само есть бог, которое является посредником между бо­гом и человеком; покаяние не путем приношения в жертву живот­ных, а путем принесения своего собственного сердца богу; нако­нец, и ту существенную черту, что новая философия религии пере­ворачивает прежний порядок вещей, вербуя своих последователей среди бедняков, несчастных, рабов и отверженных, и презирая богатых, могущественных, привилегированных — тем самым пред­писывается презрение ко воем мирским наслаждениям и умерщ­вление плоти.

С другой стороны, уже Август позаботился о том, чтобы не только богочеловек, но и так называемое непорочное зачатие стали предписанными государством формулами. Он не только требовал оказания Цезарю и самому себе божеских почестей, но разрешил также распространять слухи, что он, Август Цезарь divus, божест­венный, не является сыном своего отца — человека, а зачат ма­терью от бога Аполлона. Только не был ли этот бог Аполлон в родстве с тем, которого воспел Гейне

Как мы видим, не хватает еще только последнего камня, и все христианство в его основных чертах было бы готово; не хватает воплощения ставшего человеком логоса в определенной личности и его искупительной жертвы на кресте во спасение грешного че­ловечества.

Каким образом этот последний камень был исторически вло­жен в стоико-филоновские теории, об этом у нас нет действитель­но достоверных источников. Но несомненно одно: он был вложен не философами, учениками Филона или стоиками. Религии созда­ются людьми, которые сами ощущают потребность в ней и пони­мают религиозные потребности масс, а как раз этого обычно не бывает у представителей философских школ. Напротив, во вре­мена всеобщего разложения,—как, например, и теперь,—повсюду встречается широкое распространение философии и религиозной

догматики в опошленной, вульгаризироваиноп форме. Если класси­ческая греческая философия в последних своих формах,— особен­но в эпикурейской школе,— приводила к атеистическому материа­лизму, то греческая вульгарная философия вела к учению о едином боге и бессмертии человеческой души. Так же и иудейство, рацио­налистически вульгаризированное благодаря смешению и общению с неевреями и полуевреями, дошло до пренебрежения ритуальны­ми обрядами, до превраш;ения прежнего исключительно еврейского национального бога Ягве* в единственно истинного бога, творца неба и земли, и до признания первоначально чуждого иудейству бессмертия души. Так, монотеистическая вульгарная философия встретилась с вульгарной религией, которая преподнесла ей еди­ного бога в совершенно готовом виде. И таким образом была подготовлена почва, на которой у евреев переработка столь же вульгаризированных филоновских представлений могла создать христианство, а, будучи уже создано, христианство могло быть воспринято греками и римлянами. Что христианство произошло из популяризированных филоновских представлений, а не непосред­ственно из произведений Филона, доказывается тем, что Новый за­вет почти полностью пренебрегает главной частью этих произве­дений, а именно аллегорически-философским истолкованием ветхо­заветных рассказов. На эту сторону вопроса Бауэр не обратил до­

• статочно внимания.

О том, как выглядело христианство в своем первоначальном виде, можно составить себе представление при чтении так назы­ваемого Откровения Иоанна Дикий, сумбурный фанатизм, дог­маты — лишь в зародыше, а из так называемой христианской мо­рали — только умерш;вление плоти; зато, наоборот, множество ви­дений и пророчеств. Образование догматов и этики принадлежит более позднему времени, когда были написаны евангелия и так называемые апостольские послания Тут-то и была бесцеремон­но использована — по крайней мере для морали — стоическая фи­лософия, а именно Сенека. Бауэр доказал, что послания часто почти дословно списаны у Сенеки. И действительно, это было за­мечено даже правоверными христианами, но они утверждали, что, наоборот, Сенека списал с Нового завета, который тогда не был еще и составлен. Догматика развивалась, с одной стороны, в связи со складывавшейся евангельской легендой об Иисусе, с другой стороны, в борьбе между иудео-христианами п христианами из язычников...

Философы были или просто зарабатывающими на жизнь школьными учителями, или же шутами на жалованье у богатых

* Как доказал уже Эвальд, евреи в рутсописях, снабн^енных знаками огласовхш, писали под согласными имени Ягве, которые запрещалось про­износить, гласные, входящие в состав слова Адонай, произносимого вме­сто него. Такое написание стало впоследствии читаться как Иегова. Это слово, следовательно, является не именем какого-то бога, а грубой грам­матической ошибкой: в древнееврейском языке оно просто невозможно.

кутил. Многие были даже рабами. Что из них получалось, когда дела их шли хорошо, показывает пример господина Сенеки. Этот стоик, проповедовавший добродетель и воздержание, был первым интриганом при дворе Нерона, причем дело не обходилось без пре­смыкательства; он добивался от Нерона подарков деньгами, име­ниями, садами, дворцами и, проповедуя бедность евангельского Ла­заря сам-то в действительности был богачом из той же притчи. Только когда Нерон собрался схватить его за горло, он попросил императора взять у него обратно все подарки, так как, дескать, с него достаточно его философии. Только очень редкие из философов, как Персий, размахивали, по крайней мере, бичом сатиры над сво­ими выродившимися современниками.— Что же касается другой разновидности идеологов — юристов, то они были в восторге от но­вых порядков, потому что стирание всех сословных различий поз­воляло им разрабатывать во всю ширь свое излюбленное частное право; зато они и составили для императоров самое гнусное госу­дарственное право, какое когда-либо существовало.

Вместе с политическими и социальными особенностями наро­дов Римская империя обрекла на гибель и их особую религию. Все религии древности были стихийно возникшими племенными, а позднее национальными религиями, которые выросли из общест­венных и политических условий каждого народа и срослись с ними. Раз были разрушены эти их основы, сломаны унаследованные об­щественные <]^рмы, установленное политическое устройство и на­циональная независимость, то, разумеется, рушилась и соответст­вующая им религия. Национальные боги могли терпеть рядом с собой других национальных богов у других народов,— и в древ­ности это было общим правилом,— во отнюдь не над собой. Пере­садка восточных религиозных культов в Рим вредила только рим­ской религии, но не могла задержать упадок восточных религий. Как только национальные божества не могут уже более охранять независимость и самостоятельность своей нации, они сами ломают себе шею. Так происходило повсюду (за исключением крестьян, особенно в горах). То, что в Риме и Греции сделало вульгарно-фи­лософское просвещение,— я чуть было не сказал вольтерьянство,— то в провинциях совершали римское порабощение и замена гордых своей свободой людей отчаявшимися подданными и себялюбивыми негодяями.

Энгельс Ф. Бруно Бауэр и первоначаль­

ное христианство.— Маркс Н., Энгельс Ф.

Соч., т. 19, с. 307—309, 311—312

Доказательства бытия бога представляют собой не что иное, как пустые тавтологии,— например, онтологическое доказательст­во сводится к следующему: «То, что я действительно (реаль­но) представляю себе, есть для меня действительное пред­ставление»,— значит действует на меня, и в этом смысле все боги, как языческие, так и христианские, обладали действитель­

иым существованием.• Разве не властвовал древний Молох? Разве Аполлон Дельфийский не был действительной силой в жизни гре­ков?; Здесь даже критика Канта ничего поделать не может. Если кто-нибудь представляет себе, что обладает сотней талеров, если это представление не есть для него произвольное, субъективное представление, если он верит в него,— то для него эти сто вообра­исаемых талеров имеют такое же значение, как сто действитель­ных. Он, например, будет делать долги на основании своей фан-: тазии, он будет действовать так, как действовало все человечество, делая долги за счет своих богов. Наоборот, пример, приводимый Кантом, мог бы подкрепить онтологическое доказательство. Дей­ствительные талеры имеют такое же существование, как вообра­жаемые боги. Разве действительный талер существует где-либо, кроме цредставления, правда, общего или, скорее, общественного представлеция людей? Привези бумажные деньги в страну, где не знают этого употребления бумаги, и всякий будет смеяться над твоим субъективным представлением. Приди со своими богами в страну, где признают других богов, и тебе докажут, что ты нахо­дишься во власти фантазий и абстракций. И справедливо. Если бы кто-нибудь принес древним грекам какого-либо вендского бога, то он нашел бы доказательство несуществования этого бога. Ибо

для греков он не существовал. Чем какая-нибудь определенная

страна является для иноземных богов, тем страна разума является

для бога вооби^е — областью, где его существование прекращается.

Или же доказательства существования бога представляют со­бой не что иное, как доказательства бытия существенного челове­ческого самосознания, логические объяснения последнего. Напри­мер, онтологическое доказательство. Какое бытие является непо­средственным, когда мы его мыслим? Самосознание.

В таком смысле все доказательства существования бога пред­ставляют собой доказательства его несуществования, опровержения всех представлений о боге. Действительные доказательства, наобо­рот, должны были бы гласить: «Так как природа плохо устроена, то бог существует». «Так как существует неразумный мир, то бог существует». «Так как мысль не существ^ует, то бог существует». Но разве это не означает следующее: для^кого мир неразумен, кто поэтому сам неразумен, для того бог существует. Иными словами: неразумность есть наличное бытие бога.

Маркс К. Различие между натурфило­

софией Демокрита и натурфилософией

дпикира — Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,

т. 40, с. 232—233

3. НАУЧНАЯ КРИТИКА БИБЛИИ

Немецкая критика библии — единственная до сих пор научная основа наших познаний в области истории первоначального хри­стианства — развивалась по двум направлениям.

Одно направление — Тюбингенская школа^^, к которой, нови­мая ее в широком смысле, следует причислить и Д. Ф; Штрауса. В критическом исследовании она заходит настолько далеко, на­сколько это возможно для теологической школы. Она признает^ ' что все четыре евангелия являются не рассказами очевидцев, а позднейшими переработками утерянных писаний и что из посла­ний, приписываемых апостолу Павлу, подлинными являются не больше четырех и т. д. Она вычеркивает из исторического повест­вования как неприемлемое все чудеса и все противоречия, но из остального она пытается «спасти то, что еще можно спасти», и в этом очень ясно проявляется ее характер как школы теологов. Этим она дала возможность Ренану, опирающемуся большей частью на нее, посредством того же метода «спасти» еще гораздо больше и попытаться навязать нам в качестве исторически достоверного, материала, кроме большого количества более чем сомнительных новозаветных рассказов, еще и множество прочих легенд о муче­никах. Но уж во всяком случае все то, что Тюбингенская школа отвергает в Новом завете как неисторическое или подложное, можно считать для науки окончательно устраненным.

Другое направление представлено только одним человеком — Бруно Бауэром^^. Его большая заслуга состоит не только в бес­пощадной критике евангелий и апостольских посланий, но также и в том, что он впервые серьезно занялся исследованием не только еврейских и греко-александрийских, но также чисто греческих и греко-римских элементов, которые и проложили для христианства путь к превращению его в мировую религию. Легенда о христиан­стве, которое якобы сразу и в готовом виде возникло из иудейства и которое из Палестины покорило мир своей раз навсегда ус­тановленной в главных чертах догматикой и этикой, оказалась полностью развенчанной со времени Бруно Бауэра; она может про­зябать еще только на теологических факультетах и среди людей, которые хотят «сохранить религию для народа», даже в ущерб науке. Огромное влияние александрийской школы Филояа и греко­римской вульгарной философии — платоновской и в особенности стоической ^^ — на христианство, которое при Константине стало государственной религией, далеко еще не установлено во всех де­талях, но наличие этого влияния доказано, и это — заслуга преи­мущественно Бруно Бауэра; он заложил основы доказательства того, что христианство не было ввезено извне, из Иудеи, и навяза­но греко-римскому миру, но что оно — по крайней мере в том виде, в каком оно стало мировой религией — является характер­нейшим продуктом этого мира. Разумеется, Бауэр, как и все, кто борется с закоренелыми предрассудками, во многом далеко хватил через край. Чтобы установить на основании также и литературных источников влияние Филона и особенно Сенеки на формирующее­ся христианство, а новозаветных писателей представить прямыми плагиатбрами упомянутых философов, Бауэру пришлось отнести возникновение новой религии на полсотни лет позже, отбросить

ПС согласующиеся с этим сообщения римских историков п вообще позволить себе большие вольности при изложении истории. По его мнению, христианство как таковое возникает только при импера­торах из династии Флавиев, а новозаветная литература — только при Адриане, Антонине и Марке Аврелии. Вследствие этого у Бау­эра исчезает и всякая историческая почва для новозаветных ска­заний о Иисусе и его учениках; эти сказания превращаются в ле­генды, в которых фазы внутреннего развития первых общин ы духовная борьба внутри этих общин переносятся па более или ме­нее вымышленные личности. По Бауэру, местами рождения HOBOI'I религии являются не Галилея и Иерусалим, а Александрия и Рим.

Итак, если Тюбингенская школа в неопровергнутом ею остатке новозаветной истории и литературы дала нам предельный макси­мум того, что наука в настоящее время может еще согласиться признать спорным, то Бруно Бауэр дает нам максимум того, что она может в этой истории и литературе опровергать. Между этими границами лежит действительная истина. Можно ли ее установить при нынешних данных, весьма сомнительно. Новые находки, в особенности в Риме, на Востоке и прежде всего в Египте помогут в этом вопросе гораздо больше, чем какая угодно критика.

Энгельс Ф. К истории первопачальпого христианства.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 473—474

Историческая и лингвистическая критика библии, исследова­ние вопроса о времени, происхождении и историческом значении различных писаний, входящих в состав Ветхого и Нового заве­тов,— эта наука не известна в Англии почти никому, за исключе­нием немногих либеральствующих богословов, которые стараются, по возможности, хранить ее в тайно.

Наука эта почти исключительно немецкая. Более того, то не­многое из нее, что проникло за пределы Германии,— отнюдь но лучшая ее часть; это тот вольнодумствующий критицизм, KOTopbiii гордится тем, что свободен от предубежденности и компромиссов, оставаясь в то же время христианским: эти книги, мол, не являют­ся непосредственным откровением святого духа, но представляют божественное откровение через священный дух гуманности и т. д. Так, Тюбингенская школа (Баур, Гфрёрер и др.) пользует­ся большим успехом в Голландии и Швейцарии, как и в Англпи, а если имеется желание пойти немного дальше, то следуют за Штра­усом. Такой же умеренный, но совершенно по исторический дух преобладает у известного Эрнеста Ренана, который является лишь жалким плагиатором немецких критиков. Во всех его трудах ому принадлежит только эстетический сентиментализм, которым про­питаны его мысли, и водянистая словесная форма, в которую они облечены.

Энгельс Ф. Книга отпрове-ния — Маргс К.,Энгельс Ф. Соч., г. 21, с. 7

Что Пятикнижие* было сочинено лишь после возвращения иудеев из вавилонского пленения, выяснил еще Спиноза в своем «Богословско-политическом трактате».

к. Маркс — Jluoyiy Филипсу, 25 июня 1864 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т, 30,с. 549

Я не понимаю, как ортодоксальные священники могут быть столь ортодоксальны, когда в библии встречаются такие явные противоречия. Как можно согласовать обе генеалогии Иосифа, мужа Марии, различные версии, касающиеся тайной вечери («сие есть кровь моя, сие есть Новый завет в моей крови») и рассказа об одержимых бесами (в первом случае рассказывается, что бес просто вышел, во втором — что бес вошел в свиней), версию, что мать Иисуса отправилась искать своего сына, которого она считала помешанным, хотя она его чудесно зачала, и т. д.,— как согласо­вать все это с верой в правдивость, безусловную правдивость еван­гелистов? А далее, расхождения в «отче наш», в вопросе о после­довательности чудес, своеобразно глубокое толкование у Иоанна, явным образом-нарушающее форму повествования,—как понять все это? Christi ipsissima verba **, с которыми, так носятся орто­доксы, гласят в каждом евангелии по-иному. Я уж не говорю вовсе о Ветхом завете. Но в милом Бармене об этом не говорят ни звука, там обучают по совершенно другим принципам. И на чем основывается старая ортодоксия? Ни на чем больше, как только на рутине. Где требует библия буквальной веры в ее учение, в рассказы ее? Где говорит хоть один апостол, что все, рассказывае­мое им, есть непосредственное вдохновение свыше?

Ф. Энгельс — Фридриху Греберу, около 23 апреля — 1 мая 1839 г.— Маркс К.,Энгельс Ф. Соч., т. 41, с. 377—378

То^ что ты МНС пишешь о родословных Иосифа, я уже в ос­новных чертах знал; на это я могу возразить следующее:

1. Где в библии, в какой-нибудь родословной, зять, при анало­гичных обстоятельствах, называется также сыном? Пока мне не укажут такого примера, я это объяснение могу считать лишь на­тянутым, искусственным.

2. Почему Лука, писавший по-гречески для греков — для гре­ков, которые не могли знать этого иудейского обычая,— не говорит прямо, что дело было так, как ты говоришь?

3. К чему вообще родословная Иосифа? Ведь она совершенно лишняя, так как все три синаптических евангелия определенно говорят, что Иосиф не был отцом Иисуса?

Дата добавления: 2015-11-04