Мы шли какое-то время гуськом, пока тропа не стала шире, превращаясь в частную стоянку для транспорта, покинутую и мрачную. Дорога отсюда вела к дамбе. Перед нами открывался вид на широкую дельту, а на противоположной стороне была видна низкая береговая линия Кента. На урезе воды была галька, валялись обломки ракушек, а также старые консервные банки, битые бутылки, разорванные пластиковые мешки.
— Легко было ускользнуть незамеченной?
— Больше нет никого, кто действительно мог бы заметить.
Ее голос был спокойный и ровный; чтобы услышать ее, мне пришлось напрягать слух.
— А как у тебя?
— Я сказала Дону, что осматриваю пустующую собственность.
— О!..
Несколько минут слышен был только скрип наших ног по замерзшей траве. Я была уверена, что мы обе вспоминали одно и то же, тот странный час, когда мы встретились и, как две ведьмы, бормотали планы и обменивались таинственными знаками. Из своей сумки она вытащила небольшой двойной пакет, в котором были грубые темные волосы, снятые ею с расчески Брендана, и нож с зазубренным острием и резьбой, завернутый в мягкое бумажное полотенце, который она подала, держа его за нижнюю часть лезвия, соблюдая все меры предосторожности, чтобы не дотронуться до рукоятки. Затем она развернула темно-синюю рубашку и разложила ее перед нами. Я протянула указательный палец левой руки, она взяла английскую булавку, открыла ее и, прикусив нижнюю губу, вонзила острие мне в палец. Появилась темная капля крови, и через несколько секунд я уже трясла палец над рубашкой, стряхивая на воротник кровь, а потом еще и вытерла палец об нее.
— Можно задать вопрос? — спросила она наконец.
— Давай.
— Как тебе удалось сделать такое со щекой? На суде ты выглядела ужасно, хотя ведь прошло много недель после этого.
Казалось, что с тех пор, когда это произошло, прошло много, много времени.
— Как только я увидела, что Дон ушел, я изо всех сил ударилась лицом о кухонную дверь, словно кто-то держал меня за волосы. Я делала это снова и снова до тех пор, пока кровь не залила мне глаза.
— Как же ты могла такое совершить? — поразилась она.
— Я подумала о Трое, а также и о Лауре, но в основном о Трое, тогда это стало легко, даже приятно. Это было ничто.
Наоми кивнула, словно понимая.
— А теперь и ты скажи мне кое-что, — попросила я. — То, о чем у меня не было времени спросить раньше.
— Да?
— Откуда у тебя появилась такая уверенность относительно Брендана?
Она заколебалась:
— Ты уверена, что хочешь узнать это? Тебе это может показаться…
— Скажи же мне.
— Он рассказал мне, что сделал с Троем. Он сказал, что поступит так же и со мной, если я уйду от него.
У меня перехватило дыхание, в глазах защипало, как только она произнесла это. Я сощурилась от ветра и продолжала идти. Почему-то легче разговаривать о жутких, опустошающих душу событиях во время передвижения, когда глаза зафиксированы на одной точке.
— Он действительно рассказал тебе о Трое?
— Да.
— Почему?
Она пожала плечами:
— По той же самой причине, по какой он хранил веревку, наверное. Какая-то безумная самонадеянность. Мы никогда не сможем узнать о некоторых вещах, да?
— Думаю, нет. Но почему ты не пошла в полицию?
— Я думала о том, что случилось с тобой. У меня не было уверенности.
— Что он сказал?
— Накачал его таблетками и повесил на потолочной балке, оставив там умирать.
— Продолжай.
— Он сказал… — Она оглянулась на меня, затем снова на тропу. — Он сказал, что Трой пытался кричать.
— Что?
— Мой голос понизился до шепота.
— Он пытался произнести твое имя.
Я продолжала шагать. Одна нога перед другой. Трудно понять, как это можно продолжать шагать, когда так невыносимо больно и просто хочется, сложив руки на животе, согнуться, свернуться калачиком и заплакать, как ребенок. Он звал меня, потому что думал, что я скоро приду домой. Я же обещала ему, что буду там. Он, наверное, думал, что я смогу спасти его. Но я опоздала.
— С тобой все в порядке?
Мне удалось что-то пробормотать в знак согласия.
— Думаю, что это могло принадлежать ему.
Наоми вытащила руку из кармана; в ней был зажат браслет из кожи с тремя деревянными бусинами.
— Его?
Я взяла браслет рукой в перчатке.
— Да. С тех пор, как он был еще малышом. Он купил его в Италии, когда мы были там всей семьей. Просто старая дешевая вещь.
Я прижала его к своей щеке, подержала немножко, затем надела себе на запястье.
Наоми сказала:
— Моя машина недалеко отсюда.
Мы остановились и посмотрели друг на друга.
— Что ты собираешься делать? — спросила я. Наоми посмотрела вокруг, словно кто-то мог прятаться в тростнике или высокой траве.
— Я поймала его взгляд в суде, — сказала она. — Когда давала свидетельские показания. Он улыбнулся мне. Одной из своих загадочных улыбок. Вот тогда-то я окончательно и поняла, что мне делать. Я бросаю все. Начну новую жизнь.
— А ты сможешь?
— А почему бы и нет? У меня нет семьи. Может быть, именно поэтому я и влюбилась в Брендана. Подумала, что мы оба сироты, которые встретились, чтобы защищать друг друга в этом странном безумном мире.
Она резко засмеялась, и ее смех был похож на лай, затем потрясла головой, словно вытряхивая из нее что-то.
— Однажды он снова будет на свободе, тогда и постарается найти меня.
— Но еще же не сейчас.
— Нет, но как долго это продолжится?
— Ему дали десять лет — значит, он выйдет через пять или шесть лет. Можешь быть уверена, он будет образцово-показательным заключенным, очарует всех. Но Прайер сказал, что они собираются возбудить дело о смерти Лауры и Троя, проведя повторное расследование… Тогда… кто знает. Может быть, он пробудет в заключении значительно дольше.
— Может, да, а может, нет.
— Куда ты направишься? — спросила я.
Воцарилось молчание, она напряженно смотрела на меня, словно запоминая мое лицо.
— За границу. Но пожалуй, лучше не говорить тебе.
— Наверное, ты права.
— Знаю, что права.
— Удачи, — сказала я. — Буду думать о тебе.
— А что будешь делать ты?
— Ничего.
— Ничего?
— У меня есть шесть лет. Я буду тратить их по одному дню за один раз, попытаюсь любить так, как я ненавидела. А дальше? Там будет видно.
— О, — тихо промолвила она, — ты все еще ждешь?
Я поморщилась. Впрочем, отчасти она права. Продолжаю ждать Брендана, а когда он придет, буду готова встретить его, как солдат, чувствующий приближение врага даже во сне.
— Больше мы никогда не встретимся, да?
— Думаю, нет, не встретимся, правда?
— Расстаемся навсегда, — произнесла я и впервые улыбнулась ей.
Мы обе одновременно протянули руки; жаркое рукопожатие. Мы пристально смотрели друг другу в глаза, не отводя их в сторону. Все равно что смотреть в бездонную пропасть.
— Возможно, мы поступили неправильно, да? — спросила она. — Стараюсь представить, как буду оправдываться перед людьми, не уверена, что смогу, кроме…
— …того, что спасла себе жизнь, — закончила я.
— Надеюсь, да, — вздохнула она. — А как ты? Ты рассказала своему… своему бойфренду?
— Нет, — ответила я. — Понимаю, что должна. Но не расскажу. Лучше сохраню это в себе.
Все было сказано, добавить было нечего. Наши руки расцепились.
— Прощай, — тихо проговорила она.
— Прощай.
Она повернулась и пошла по дороге, по которой пришла, а я смотрела ей вслед, наблюдая, как все меньше и меньше становилась ее фигура, пока не превратилась в точку на горизонте и затем исчезла совсем. Потом я повернулась и, подставляя лицо леденящему ветру, пошла обратно по мрачной болотистой почве, с кружащими надо мной птицами, обратно к старинной серой церкви и своей машине. Обратно по узкой дороге к широкой, дальше к шоссе, назад в бурлящий город, где протекала моя жизнь. Вверх по лестнице, к Дону.
— Я дома, — сказала я, вслушиваясь в слова, когда произносила их, повторила для уверенности: — Дома.
— Я скучал по тебе.
— Вот, — сказала я, целуя его, — теперь я здесь.
Дорогой мой Трой, думаю, пришло время нам расстаться. Не представляю, как обойдусь без тебя, но попытаюсь. Прости…
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |