Автор: Johnny Бета: abc <3 Рейтинг: NC-17 Направленность: Слэш Пэйринг: Waycest Размер: миди Жанр: ангст, AU, POV Gerard. Дисклаймер: фантазия От Автора: я боюсь На картинко-челлендж по

Collision

Автор: Johnny
Бета: abc <3
Рейтинг: NC-17
Направленность: Слэш
Пэйринг: Waycest
Размер: миди
Жанр: ангст, AU, POV Gerard.
Дисклаймер: фантазия
От Автора: я боюсь
На картинко-челлендж по заявке where r u, destroya? Спасибо за такую замечательную заявку.

Prologue

Я сижу за столом в огромном, абсолютно пустом помещении. Здесь так тихо - ни городского шума, ни чьих либо голосов. Только гнетущая, холодящая неспокойную душу тишина.
На столе блокнот и карандаш, которые я, недолго думая, хватаю и начинаю рисовать. Неважно что, главное - заполнить похожую на вакуум тишину хоть скрипом карандаша о бумагу.
В очередной раз моргнув, я будто забываю разомкнуть веки. В темноте становится еще страшнее, шуршащие звуки стирающегося грифеля превращаются в шепот, тихий, но мне все равно слышно.
- Беги... - это слово, вполне обычное, но кажущееся таким страшным сейчас, повторяют сотни, тысячи разных голосов, слившихся в один, пустой и пугающий. Не знаю, звучит ли голос до сих пор, или я сам начал повторять эти слова, прокручивая в голове раз за разом.
Шепот становится тише, утопая медленно, но верно в звонком треске пламени. Я, будто снова научившись, открываю глаза, чувствуя, как зрачки резко расширяются, а свет, ставший ярче, ослепляет. Моргаю несколько раз, но при этом не ощущаю облегчения - глаза все еще жжет, - и перевожу взгляд на листок бумаги в своих руках.
Карандаш стал непомерно тяжелым и теперь сам тащит мою, кажущуюся очень тонкой и иссохшей руку. Линии, которые он выводит, чуть не разрывая тонкую бумагу, слишком резкие и неаккуратные. Я так не рисую.
Карандашу явно плевать на мой стиль рисования, он метается из стороны в сторону, оставляя на бумаге тонкий слой графита, который тут же меняет свой цвет, из-за чего нарисованные языки пламени становятся лазурно-синими, лиловыми, пурпурными и наконец красно-оранжевыми. Я уже не держу карандаш, он двигается слишком быстро, настолько, что нарисованное пламя начинает шевелиться, пытаясь вырваться за пределы листка бумаги.
Ему удается это. Сначала сгорает блокнот, потом карандаш, стол. Я сижу в объятом пламенем помещении, горю сам, но мне не больно, только вот дышать трудно.
Дверь. Она не горит, только стоит посреди комнаты и раздражает своей ослепляющей белизной, окруженная огнем и жаром.
Я за ней, и меня тут же подхватывает поток людей. Грязная, зловонная река вопящих тел. Люди так близко друг к другу, что некоторые срастаются между собой, лица и конечности сливаются, словно кто-то перемешал краску абсолютно отвратительного неопределяемого цвета. Никого не могу узнать, но они кажутся мне знакомыми. Не хочу их знать, они уродливы и безумны, просто бегут, словно стадо животных, неспособные мыслить, не имеющие права на жизнь. Ненавижу их.
Они тащат меня за собой, я не касаюсь ногами ступенек нескончаемой лестницы, которая не опускается и не поднимается, она лишь увлекает за собой в пустоту, в которой, я знаю, бушует такое же пламя, как в предыдущей комнате. Я хочу, чтобы они остановились, знаю, что мне нужно вернуться, но не могу открыть рта, лишь в голове эхом отдается "Стойте!". Губы сами собой сжимаются еще сильнее и срастаются, поэтому дышать становится еще сложнее.
Грудь сдавило, запах гари рвет легкие, но я не могу ни закашлять, ни просто вздохнуть.
Пламя, шепот, треск, скрежет, дым, боль, удушье, страх. Я не должен выжить.

Chapter one

Не стоит недооценивать сны. Эти для многих бесполезные порождения нашего разума зачастую бесполезны. Да, кому-то они помогают пережить приятные события, которые никогда не произойдут с ними в реальности. Но хорошие сны не запоминаются надолго. А вот кошмары...
У каждого из нас есть сон, тот, который мы, увидев однажды, запоминаем на всю оставшуюся жизнь, и это всегда кошмар. Он оставляет на душе незаживающий шрам, гноящийся страхом и болью, которые невозможно изгнать из и без того измученного разума.
У меня все по-другому. Сны для меня не делятся на хорошие и плохие, на прекрасные грезы и душераздерающие кошмары. Это всего лишь источники информации, дорожки к воспоминаниям, которые сознание предпочло заблокировать. Их нельзя назвать приятными, да и адекватными они не всегда бывают, но иного способа вспомнить и понять все у меня просто нет. Эти воспоминания очень не точны, так как в них я могу видеть и ощущать события только через призму эмоций, которые испытывал в те моменты. Только проснувшись, я пытаюсь осмыслить все, почти всегда делая короткие зарисовки и записи на листках, которые потом находят свое место на стене над моей кроватью.
Сегодняшнее утро ничем не отличается от 3459 предыдущих, да и сон почти не изменился. И все же я упрямо беру со стола карандаш и альбом, чтобы нарисовать увиденное ночью. Это, пожалуй, единственное, для чего мне пригодились навыки рисования. Тело неимоверно ломит, потому что я слишком резко вскочил с кровати, но это ничего. Я вообще в последнее время чувствую себя развалиной.
Вместо привычных пяти минут я пробыл в ванной почти двадцать. Просто невозможным для меня оказалось оторваться от созерцания мутной воды, исчезающей в зияющей дыре слива. Что ждет эти бесчисленные молекулы H2O по ту сторону бездны? Я не узнаю, пока не проверю, верно?
Так, склонившись над раковиной, я простоял, пока у меня не закружилась голова. Я люблю доводить себя до крайностей.

***

Зимний Нью-Йорк - поистине ужасное место. Большое Яблоко, куда стремятся все, я бы с радостью покинул, но эти бетонные саркофаги небоскребов, пурпурно-черные своды небес, давящие, словно неподъемные надгробья, коварные лабиринты прокаженных толпами людей улиц - все это не отпустит меня. Пока я не получу ответы на все свои вопросы.
Еще рано, но людей на никогда не спящих венах города все равно много. Я их ненавижу. Откуда у меня такая ненависть к людям, я не знаю. Это один из вопросов, на которые я ищу ответ. Радует то, что по крайней мере ветер раздеяет мои взгляды на этот счет. Пронизывающие иглы быстрых потоков воздуха яростно пытаются сорвать длинные шарфы, унести прочь шляпы, растрепать волосы, заставить кожу покрыться мурашками. Ветер, случайно или нет, пытается переломать острые шпили небоскребов. Пожалуй, для этого надо что-то посильнее.
Я не обращаю внимания на мокрый, липнущий к и без того тяжелым ботинкам снег, впитавший в себя всю грязь этого обреченного города. Просто иду, и все. Не в магазин, не в кофейню, не в парк, а на встречу со своим личным Продавцом Счастья. Он стоит у покореженного фонарного столба в своем строгом костюме, только что из офиса крупной фирмы. Не знаю его имени, он моего тоже, но главное - в его замерзших руках маленькая коробка конфет. Деньги уже перечислены на его счет, поэтому я просто забираю коробку и иду домой. Ни слова, и все будет хорошо.
Дома я сразу иду на кухню, наливаю в стакан воды и открываю коробку. В маленьких пакетиках лежат разноцветные таблетки, беру одну, оранжевую, кажется, и глотаю, запив водой. С детства боюсь задохнуться, если таблетка застрянет в горле.
Вылив остатки воды в раковину, я просто смотрю, как она исчезает. Кажется, эта спираль так и крутится перед глазами, даже когда я поворачиваюсь и наконец замечаю, что не один. Он сидит за столом, читает газету и пьет до неприличия крепкий кофе. Он такой... Правильный.
Пытаясь испепелить коробку взглядом, он все еще сохраняет спокойное выражение на холодном лице. Мне это нравится.
Оказывается, он что-то мне сказал. Так, надо собраться и вспомнить.
- Что? - он повторил вопрос, потому что знает, последние несколько... Э-э, месяцев я медленно соображаю, будто меня заморозили. Раньше его это раздражало, но он смирился, как и со многими вещами. Его голос пустой, но взгляд, все еще прикованный к коробке, не оставляет сомнений.
- ЛСД, Майкл, - он любит, когда его так называют, а я терпеть не могу. Мы противоречим друг другу, всегда.
Украдкой смотрю на его до тошноты тощие ноги, затянутые в выцветшие черные джинсы. Слишком длинные, коленями они упираются в низкую столешницу. Ему неудобно, он ерзает на стуле. Мне это нравится.
- Не приходи сегодня, - сказал он и вернулся к чтению. Знает же, что приду. Даже если сейчас не хочу, потом выбора не будет. И у него не будет, но он знал, на что идет, переезжая ко мне. Знал, что для понимания, перехода на новый уровень сознания мне нужны наркотики. Они помогают, снимая все ограничения для мышления. Они - мой хрустальный щар, в котором я могу найти ответы.
- Ладно, - бросил я, скрываясь за дверью своей комнаты. Теперь остается только ждать. Ждать, когда придет откровение, правда, новая каждый раз, но остро необходимая воспаленному мозгу. Бэд-трип - полезная вещь. И пусть потом приходишь в себя сутки, а тело уже тебе не подчиняется, но это необходимо.
Новый уровень кошмара - психоз и наркотики. Не во имя рок-н-ролла, но ради правды.
Для него. Ради себя.

***

Курсор скачет, клавиатура плавится, а на экране ровными, но уродливыми буквами выкладывается мозаика.
"- Я ненавижу.
- Знаю.
- Помоги мне.
- Ты сам знаешь, что делать."
Свет гаснет, так лучше, намного. Из беззубой пасти окна пахнет кислыми гниющими листьями, которые стекают с потолка.
Кто-то следит.
Почему так близко?! Потолок так давит, мне нечем дышать, а ком в горле пытается совсем лишить воздуха. Простынь подо мной мокрая, подушка ледяная. Глаза на потолочной побелке. Кто-то следит.
- Я ненавижу.
Лестницы. Ступени и перекладины. Пролеты и этажи. Не путь, а тупик.
- Я ненавижу.
Люди. Конечности и органы. Головы и тела. Не жизнь, а разложение.
- Я ненавижу.
Офисные здания. Перегородки и пространства. Столы и кулеры с водой. Не убежище, а клетка.
- Я ненавижу... Я люблю.
Он. Невинность и противоречия. Чувства и оболочка. Не влюбленность, а зависимость.
Вентиляция - черная дыра, точка абсолютной гравитации. Вентилятор гонит запах гари и плавления. На стенах вздуваются волдыри ожогов. Кто-то смотрит.
Зачем мне это?! Глаза выжигает едкий дым, жар уничтожает кожу до самых напряженных мышц. Всего этого нет, но я чувствую. По обуглившимся от галлюцинации щекам стекают первые слезы. На выжженной стене глаза. Кто-то смотрит.
- Я нервничаю.
Лестница. Мой портфель между пролетами - смесь, вся таблица Менделеева, коктейль Молотова для небоскреба. Атомная бомба в бумажном свертке.
Расплавленный металл перекрытий и балок поднимается до уровня щиколоток.
Кто-то наблюдает.
Кажется, что между моей спиной и кроватью не тонкая пленка пота, а слой жидкого железа. Оно затопляет комнату, поднимаясь уже до уровня ушей, заливаясь внутрь. Больше не могу. Я встал, не знаю как, но теперь я медленно двигаюсь в сторону двери, как мне кажется. Раскаленная более чем до тысячи градусов река оказывает сопротивление. Металл обволакивает ноги, проникая в поры, делая их тяжелыми. Почему они такие тяжелые?! Мне всего лишь нужно дойти... До его комнаты. На двери в нескольких дюймах от меня глаза. Кто-то наблюдает.
- Я боюсь.
Люди. Лестницы. Офисные здания. Его нет.
Запах гнилых листьев, гари, расплавленного металла и... Крови.
Кровь везде, она смешалась с людьми, они... Они тащат меня за собой по лестнице, которая ведет в никуда.
Но я должен найти его. Я знаю, он там, в пустой комнате, которая горит.
Плыву, но волны крови, переломанных костей и расплавленной кожи накрывают с головой.
Спасти.
Стена будто пружинит, и я по инерции возвращаюсь в центр коридора. Зрение бесполезно, конечности, судя по всему, тоже. Все, что реально и важно - кровь. Руки вязнут в ней, неуверенно прикасаясь к стенам, тяжелые багровые капли одна за другой срываются с потолка, пропитывая одежду и волосы.
Кругом только кромешная темота, но не для меня. Я вижу огонь. Жар осязаем, он светится. Я боюсь света.
Истосковавшийся по еде желудок болезненно сжимается, боль заставляет мышцы пресса сократиться, и меня в мгновение ока складывает пополам. Из моего рта льются потоки густой, горячей крови, которая обжигает язык и не позволяет нормально дышать.
Кровь, листья, металл льются на пол, расползаясь по истрепанной ковровой дорожке пятном кислоты и страха.
Поток не собирается останавливаться, а воздуха в легких почти не осталось. Я прислоняюсь к стене и медленно сползаю на пол, измазав в крови всю спину и затылок. Если это конец, то я даже немного рад.
Пламя перед глазами исчезает, остается спокойная, умиротворяющая темнота. Меня больше не тошнит, только голова кружится, и горло жжет до слез, которые, в общем-то, и не переставали катиться по моим щекам.
"Все прошло", - только и смог подумать я. Глаза не открывались, да я и не хотел. Сейчас лучшее, что я могу сделать - провалиться в беспамятство, не задумываясь и не жалея ни о чем.
Кошмар ушел, не безвозвратно конечно, но сейчас его нет. Только прохладные сильные руки кладут на кровать и обвиваются вокруг трясущегося тела.
Сегодня он впервые пришел сам.

***

Мы сидим за крохотным кухонным столом. Он спрятался за газетой. У меня укрытия нет, я просто уставился в огромную чашку с хлопьями. Сколько себя помню, всегда ел хлопья только из чашки.
Шея затекла, голова болела, но не это главное. Главное - мы снова друг друга не знаем.
Как ни странно, я помню все, что произошло вчера ночью. И то, как он пришел за мной. Впервые.
С утра помог мне встать и привел на кухню. Умываться я не собирался, потому что не хотел снова видеть водоворот, не хотел испытать соблазн броситься туда.
Сделал мне завтрак - медовые хлопья. Я ненавижу медовые. Думаю, он насыпал их в чашку только потому, что другой посуды нет. Он не на зло, кажется.
Стоит рассказать о нем кое-что: Майк хороший. Правда, очень хороший. А я нет. В этом-то все и дело - мы разные. Даже не так, мы противоположности. Как материя и антиматерия, которые сделали наш мир таким, какой он есть. Мы очень похожи, различие в наших ДНК меньше одной десятой процента, но мы разные. Мы можем неплохо уживаться вместе, но стоит подобраться друг к другу действительно близко - взрыв. Подобно столкнувшимся материи и антиматерии, словно миллиарды бомб над Хиросимой, тысячи Солнц. Откуда я знаю? Я уже допускал подобное. Ему было больно, и это только моя вина.
Майк хороший, а я вот нет. Совсем.
- Ты есть собираешься? - это прозвучало грубо, видимо он уже не один раз заговаривал со мной. Майк не всегда был таким. Я изменил его. Он был самым замечательным человеком, но переехав ко мне, он обрек себя на мое общество.
Майк нашел выход. Всегда находил. Ему проще подстроиться. Смириться с моими истериками и более чем экстравагантными выходками, с наркотиками и тем, чего я от него так долго добивался, руководствуясь эгоизмом, слыша лишь резкий голос воспаленного сознания. Он не выдержал лишь однажды - когда я ушел. Ушел из этого полуразвалившегося дома на самой окраине отвратительнейшего из всех городов.
Много ли вы встречали людей, по доброй воле отправившихся в психушку? На мой взгляд, это лишний раз доказывает, что у них серьезные проблемы с содержимым черепной коробки. Зачем я это сделал? Все просто - я сбежал от своих проблем, точнее, от их части. Главной задачей было вырваться, сбежать от толпы, замкнуться, поддерживая контакт лишь с ограниченным количеством людей. И тогда я впервые задумался о Майке, о том, как ему со мной тяжело, но менять в себе ничего не стал.
В больнице было не так уж плохо, на самом деле. Не хватало наркотиков, но когда детоксикация закончилась, все, вроде бы, стало налаживаться. И с "местными" отношения складывались хорошие. Так, на будущее: если вам когда-нибудь доведется отправиться в психиатрическую лечебницу, не тратьте время зря - общайтесь со всеми, независимо от их заболеваний. Это интереснейшие люди, не обремененные мирскими заботами. Они смогут открыть вам тайны, о которых вы и не подозревали.
По возвращении я обнаружил, что дом изменился. Нет, он не стал райским уголком, но определенно что-то произошло. Слои пыли исчезли с немногочисленной мебели, кучи мусора из углов тоже пропали, а дыра в полу коридора была не очень аккуратно, но заделана. Даже появились какие-то чахлые растения и занавески на окнах.
Майк встретил меня со слезами радости на глазах, но моя реакция на изменения в доме все испортила. Не помню точно, что я тогда делал, но на следующее утро я проснулся среди привычного хаоса.
Так мы и жили. Живем.
Майк продолжает прожигать дыру между моих глаз. Не говоря ни слова, я поднимаю обе руки над столом. Пальцы неестественно скрутило, а кисти бьет мелкая дрожь, настолько частая, что казалось, окружающий воздух начинает нагреваться, расходясь в стороны вполне видимыми волнами.
Тонкие губы Майка чуть скривились. Я ему отвратителен?
- Ты пришел сегодня, Майкл, - тихо сказал я, пряча руки под стол. Он скрылся за газетой. Трус.
- Ты сам направлялся ко мне. Я лишь сделал шаг навстречу, - он все же положил свою газету на стол и вышел из кухни, оставив меня наедине с остатками кофе, раскисшими в молоке медовыми хлопьями и запахом гнилых листьев.

Chapter Two

Мой дом. Думаю, последнее мое пристанище в той жизни. На окраине, или, наверное, даже за чертой города, в жалком вынужденном одиночестве. Всегда казалось, что над ним постоянно висит тяжелая туча, готовая разразиться грозой в любую секунду. Весь участок - высокий проржавевший забор, сугробы грязного липкого снега и одноэтажное здание-призрак. Треснувшие стекла, покосившиеся двери, неисправная проводка, скрипучие прогнившие половицы, холодные полупустые комнаты, но зато никаких лестниц, никаких маленьких пространств, никаких небоскребов вокруг. Минимум мебели и несколько снесенных стен делают это место менее похожим на ловушку.
Я иду в темноте коридора, проводя трясущимися пальцами по неровной стене, запоминая каждый клочок оторвавшихся обоев, каждую трещину. Весь день я так и просидел на кухне, рассматривая отвратительную массу в чашке перед собой. Стало темнеть, и тени, окруженные кроваво-оранжевым свечением заката заполнили кухню. Они говорили со мной. Нет, они не шептали, не угрожали - я же не шизофреник - а просто разговаривали на абсолютно простые темы.
Впрочем, они мне скоро надоели, я их прогнал. Вот тогда мне стало страшно. Я не боялся самой темноты, напротив, предпочитал ее свету, но в этой что-то было. Это что-то повисло густым туманом в воздухе, затрудняя дыхание. Нужно было уходить. Я поднялся, почти на ощупь пробираясь к кухонному шкафу. Туда Майк убрал мои таблетки, я знаю. Схватив первый попавшийся пакетик, я сунул его в карман и поспешил убраться с кухни.
Как же тут холодно. Изо рта вырывается пар, неприятной пленкой оседающий на лице, сердце бьется о легкие, выбивая остатки воздуха. Посреди коридора лестница. Второго этажа нет - лестница в никуда. По ней струится, нет, ползет что-то. Люди, сросшиеся в бесформенные комки, с оплавленной кожей, без глаз, но с каким-то шестым чувством. Они знают, где я.
- Ты... Ты, это все ты... - их искаженные, словно за пеленой радио помех голоса взрывают что-то в моем мозгу. Я падаю на колени прямо посреди коридора, по щекам, снова опаленным огнем, струятся слезы.
- Я...

***

Кабинет, лестница, люди.
Мне страшно, мне так страшно. Они везде, кричат, больно бьют локтями по ребрам.
Расплавленный металл и кровь.
Его там нет. Я знаю, его там не может быть, но мне нужно туда попасть.
Страх уходит, появляется гнев. Дикая ярость.
Вы! Вы, грязные животные, вы все должны были умереть!
Они приближаются. Они шепчут:
- Ты должен был погибнуть с нами.
Они правы.
Я перед огромной дверью, за ней лестница. С верхних этажей валит дым, доносятся крики.
Больно дышать, я чувствую, что сейчас потеряю сознание. Собрав последние силы, я закрываю дверь, ставя поперек нечто, похожее на трубу.
Силы уходят, и я падаю на холодный грязный пол. Еще чуть-чуть...
Я пытаюсь отползти от них, но задеваю какой-то провод. Треск не привлекает моего внимания. Они уже близко.
- Эй, здесь человек!
- Вы двое, попытайтесь открыть дверь!
- Парень, ты жив? - невнятно киваю головой, чтобы они не бросили меня здесь, посчитав мертвым.
- Она не открывается! - крикнул кто-то с бесконечным отчаянием в голосе.
С той стороны доносятся крики и скрежет ломающихся перекрытий.
Левую руку сильно жжет, и боль на секунду возвращает меня в реальность, но этого достаточно. В коридоре уже бушует пламя, пожирая гнилые доски пола и выцветшие обои на стенах. Совсем рядом со мной прыгает и искрится провод.
Огонь. Снова огонь. Он пришел, чтобы завершить то, что они не смогли. Но... Нет, он хочет отобрать у меня его.
Срываюсь с места, скользя на крошащихся буквально на глазах половицах. Меня заносит перед дверным проемом, поэтому я хватаюсь за косяк и влетаю в гостинную.
Я не сразу заметил Майка за высокой спинкой потрепанного кресла, поэтому почувствовал неумолимо подступающую панику. Тут он тихонько кашлянул, видимо, почувствовав запах гари во сне. Подлетев к креслу, я, недолго думая, буквально выдернул его из объятий толстого тяжелого одеяла и практически потащил его за собой.
- Джерард, что... - еще заспанный голос умолк, стоило нам выбежать в коридор. Пламя, поднявшееся, кажется, из самой Преисподней сейчас бушевало в северной части дома. Оглушительный грохот возвестил о том, что крыша начала рушиться, давая огню еще больше кислорода.
Вот оно, возмездие. Пламя - лиловое, пурпурное, лазурно-синее, бирюзовое, оранжевое, алое. Оно готово поглотить меня, а я готов отдаться на его милость. В огне появляются силуэты, размытые очертания тех, кто погиб из-за меня. Они злятся, в слепой ярости ударяясь о стены. Я делаю шаг вперед. Мне надоело убегать от них, я заслужил.
Что-то тянет меня назад, прочь от огня, дыма, боли, освобождения. Майк останавливается у окна и, взяв мое лицо в вспотевшие ладони, кричит сквозь гул пламени.
- Джерард, нам нужно выбираться, нужно выбить окно! - кричит он, а я лишь мотаю головой в иступлении. Раздраженно цокнув, он исчезает из моего поля зрения, а через несколько секунд я слышу звон разбитого стекла.
Пламя зовет, его угрозы так притягательны, до боли.
- Джерард, держись за меня, - но его крик прямо мне в ухо значимее. Я лишь обхватываю его за тонкую талию и закрываю глаза.

***

- Джерард. Джерард! - не знаю точно, очнулся я из-за его голоса, или холода, заставляющего зубы клацать, чуть не прикусывая язык. Приподнявшись на локтях, я аккуратно открываю глаза, боясь ослепнуть. Пламя неистово пожирает дом, то и дело выплевывая в ночное небо облака раскаленных добела искр.
Они, те, кого я обрек на смерть, мечутся между оставшимися еще стоять стенами, объятые огнем, состоящие из него. Я должен быть с ними, там, в Аду.
Перед слезящимися от дыма глазами возникает что-то. Темный силуэт словно появляется из огня, обретая хрупкие и неуверненные очертания. Осознание приходит медленно, мне с трудом удается не смотреть на пламя, оно будто пожирает такую знакомую фигуру, кажущуюся сейчас уязвимой, как никогда.
Поддавшись внезапному порыву, я хватаю его за плечи и увлекаю за собой на огромный сугроб, начинающий немного подтаивать. Теперь все нормально. Его больше не пожирает страшное пламя, он словно утопает в бесконечной черноте ночного неба, испещренного дорожками звезд, со скрывающимися в глубине космоса черными дырами.
Но даже это прекрасное творение высшего разума отходит на второй план, когда я смотрю на него. Полупрозрачная, бледная кожа вся в копоти, лучащиеся беспокойством и страхом глаза, кажущиеся действительно огромными на резко постаревшем лице, горячее, быстрое дыхание где-то на моей щеке. Ты полностью лежишь на мне, но я не чувствую твоего веса. Я совсем не чувствую тебя, Майк. Вот до чего мы дошли, соревнуясь в извращенной игре "Кто не сломается". Перестрелки взглядами и удары коротких, но таких значительных фраз. Переменный успех, точнее, переменная неудача, потому что выигравших нет, только пострадавшие и статистика, в которой две мертвые навсегда души. Я не хочу больше.
Резко приподнявшись, я целую его в горькие от дыма потрескавшиеся губы, ощущая на языке вкус кофе и мятной зубной пасты. Ты замер, напрягшись всем телом, в растерянном ожидании - это твоя обычная реакция, но сейчас я впервые принимаю ее, как личное оскорбление. Непостижимым образом, словно удар по голове, приходит мысль о пакетике где-то в глубине кармана. Теперь твоя неподвижность только на руку. Я лезу на самое дно кармана, и до сих пор тясущимися пальцами кое-как достаю маленькую таблетку.
Не очень-то хочется отрываться от его безразличных пока губ, но приходится. Пользуясь моментом, пока ты не сомкнул их, я буквально закидываю тебе в рот таблетку. Предвосихщая твои попытки выплюнуть ее, я просто снова начинаю тебя целовать, проталкивая спресованный комочек чистого счатья, заставляя тебя проглотить его. Сразу узнаю вкус. Отлично.
Первоначальный ступор прошел, и ты отталкиваешь меня, гневно скаля зубы.
- Что это?! - необязательно так требовательно, я и так тебе все скажу.
- Экстази, Майкл, - я достаю из кармана пакет, который подпрыгивает в трясущейся руке и нагловато улыбаюсь. Недолго думая, беру таблетку и глотаю, позабыв о страхе задохнуться. Сейчас на все плевать, на горящий в сотне метров от нас дом, на сугробы грязного снега вокруг. Только я, он и наша, пусть химическая, но все же любовь.

***

Ты так близко, остались считанные миллиметры между нашими лицами, но тебе страшно, не можешь сделать ни движения. Мои руки трясутся, черт, но я тянусь к твоей шее, чтобы присвоить наконец себе твои прекрасные тело и душу.
Ты вздрагиваешь, но не потому что страшно или холодно. Просто прикосновение самых кончиков пальцев кажется тебе сейчас значительнее, чем что-либо, чем бушующее совсем рядом пламя. Проводя по тонкой линии вен, я чувствую каждый удар твоего сердца, что не может не приводить в восторг. Сейчас ты растерян, не знаешь, что делать с новыми ощущенияи. Ты беспомощен, как я каждый раз после наркотиков и ночных откровений, которые сейчас кажутся сущим пустяком.
С твоих губ, случайно или нет, слетает напряженный стон, растворяющийся паром в ночном воздухе. Я так тебя понимаю, братишка, ведь сейчас даже прикосновения грубой ткани одежды прекрасно. Но не стоит отвлекаться на бесполезные тряпки.
Мне сложно справиться с многочисленными замками и пуговицами, поэтому тебе придется помочь. Майкл, почему твои огромные глаза не смотрят на меня, а изучают что-то в параллельном мире? Ты торопливо стягиваешь с нас одежду, вздрагивая и морща тонкий нос от каждого прикосновения, а я просто беру твое лицо в ладони и жду, когда же взгляд сфокусируется на мне. И я наконец вижу все. Вижу, что ты тоже страдал все эти годы, ты тоже боялся. Не хочется думать, что это лишь то, что я хочу увидеть, поэтому я снова тебя целую, и мы, сплетаясь в клубок, падаем на снег.

***

Все прекрасно, даже прикосновения холодного воздуха и тающего под нами снега. Просто мы нашли друг друга.
Я не знаю, что будет дальше, потому что он, кажется, сошел с ума. Его губы везде - на глазах, щеках, шее, ключицах, прессе. Мои руки беспомощны, ему нравится наконец чувствовать власть. Но я не сдамся.
Даже сейчас, слыша вместо взрыва газового баллона лишь сердцебиение друг друга, мы не можем уступить.
Я сижу на его талии - уже нет. Он вдавливает меня в снег своим нулевым весом - теперь мы катимся в сторону, не отрывая губ друг от друга.
Пока он покрывает мою грудь поцелуями, я шепчу:
-Майк... Майки, - он прикусывает нежную кожу, но даже это сейчас приятно. Хихикнув, я сажусь, не обращая внимания на его сопротивление. Я хочу устроить взрыв.
Ничего не существует, только наши неподходящие друг другу тела и химические элементы в крови. Я не могу обещать, что сделаю все аккуратно, но и ему ничего не позволю. Не из привычной гордости, а из страха загубить его душу.
Растаявший снег везде. Тремор пропадает, только когда я сжимаю его бедра, покрытые гусиной кожей. Каждый сантиметр наших соприкасающихся тел пульсирует. Кажется, что пульс бьется на губах, шее, кончиках пальцев. Будто сердце разорвалось на миллионы маленьких кусочков, которые с кровью разнеслись по всему телу.
Движения становятся быстрее, он стонет мне в рот, но губами мы не соприкасмаемся, боясь задохнуться. Я уже не понимаю, где его стоны, а где мои надрывные всхлипы, да это и не важно, просто мы, и все.
Кажется, что голову сейчас разорвет изнутри, а царапины от моих ногтей на его коже становятся все глубже. Вот оно, столкновение материи и антиматерии! Вот он - взрыв, который разрушит все, и нас в том числе. Уже не химическая, а самая настоящая любовь.
- Майки, - почти вгрызаясь в его шею, шепчу я. Знаю, он ненавидит, когда его называют так. Отлично.
- Джи? - ненавижу это имя. Я бы разозлился, не будь его голос так прекрасен на самом пике удовольствия.
Сил больше не осталось, поэтому я просто лежу на его горячей груди. Руки снова начали трястись, он берет одну и крепко сжимает в своей. Так лучше. Тело еще остро реагирует на прикосновения, но разум отказывается реагировать на что-либо, даже на оглушающий рев сирен пожарных машин и скорой помощи. Мне все равно.
Теперь мы одно целое, продолжающее разрушать само себя. Мы никогда не изменимся, но вместе останемся навсегда.

Epilogue

Сижу на полу или на стене - это не важно, разницы никакой. Я обижен на них, они не верят. Ну и ладно. Мне здесь нравится даже больше, чем в прошлый раз.
Я тупо смотрю на поверхность перед собой. Пустая и белоснежная для всех остальных, но полная напоминаний для меня. Там мои рисунки. Я уже не боюсь огня, меняющего цвет или людей на них. Просто ищу погрешности в технике рисования и без труда нахожу, кстати.
- Сейчас к тебе придут, - из динамика, спрятанного где-то сверху, донесся резкий, искаженный голос. Меня эта информация совершенно не удивила, я знал, что он должен прийти.
Адвокат в последнее время мой частый гость, но я все же считаю, что правильно сделал, рассказав им всю правду. И вот как они меня отблагодарили!
Закрыв уставшие от яркого белого света глаза, я глубоко выдохнул и запрокинул голову. Вместо оков смирительной рубашки я чувствую его сильные, теплые руки, а на бритом налысо затылке легкое щекочущее дыхание, пахнущее кофе и мятной пастой. Как они смели говорить, что тебя нет?! Ты не мог погибнуть тогда, вместе с этими ничтожными людьми, это же абсурд.
- Джи, - тихо говорит он куда-то мне в шею.
- Майки, - отзываюсь я почти моментально.
Многое изменилось. Например, мы называем друг друга только так, а я снова оказался в психушке. Но самое главное, я теперь не боюсь лестниц, офисных зданий и людей. Ведь лестницы могут вести и в небо, в офисах можно отлично покататься на кресле, а люди бывают такими, как он.

Дата добавления: 2015-11-04