Монумент Редиски. Романчик. Чебоксары, «Новое Время», 2011. -48 с.

Николай Максимов

монумент

Чебоксары «Новое Время» 2011

УДК S2I.5I2.III ББК Х4(2РосЧун)6-4 М 17

Максимов 11.11.

Монумент Редиски. Романчик. Чебоксары, «Новое Время», 2011. -48 с.

Правитель Айвании Айтурух под впечатлением вещего сна решил поста­вить в честь своей родительницы монумент Матери. С того момента начали происходить такие события, которые нормальному человеку даже в голову не могут прийти.

Издается в авторской редакции

Компьютерный набор Максимова И.И. Компьютерная верстка И.М.Николаевой Дизайн обложки НЛ.Лукииой

Подписано в печать 19.07.2011. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Times. Печать офсетная. л. 6. Тираж 2000 экз. Заказ № 1S5.

Отпечатано в типографии ИГ1 Сорокина А.В. «Новое Время». 428034, Чувашская Республика, г. Чебоксары, ул. Мичмана Павлова. 50 I Тел.: [phone],41-17-87. E-mail: [e-mail].

© Максимов Н.Н., 2011

Вместо предисловия

Други мои! Господа товарищи!

Расскажу-ка я вам про девятое чудо света. А может, десятое - спорить не стану. Но что чудо - это точно. Свершилось оно в да­лекие, смутные для Великой Московской Руси времена в одном из ее княжеств, прозванном впоследствии губернией, а затем и республикой. Кто не верит, может съездить в столицу Айвании Шабашград и убедиться самолично. Там до сих пор должна сто­ять на крутом склоне залива реки Хома, разделяющей город на две части, медная баба высотой в двадцатиэтажный дом, пугая детей своими огромными растопыренными лапищами. Кто и за­чем установил тут это страшилище - теперь уже мало кто веда­ет. Но перед медной бабой летом всегда много народу. Ливане восхищаются тем, что их предки еще в далекие времена смогли поднять и установить такую махину. А гости из зарубежья щел­кают затворами фотоаппаратов, запечатлевая бабу как образец примитивного величия в монументальном искусстве.

Впрочем, слышал я, бабы этой сейчас будто бы и нет. Так это или не так - утверждать не берусь. Давно не бывал в Ай­вании. Да и вообще нигде, потому как по причине своей древ­ности и сопутствующих ей немощей даже из каморки своей, что на втором этаже, редко спускаюсь на грешную землю про­гуляться до мусорных бачков и обратно. Потому и решил рас­сказать вам о том, о чем когда-то сам был наслышан, дабы не похоронить эту историю вместе с собой. Но сначала приведу я вам выдержку из одной неоконченной летописи, которая каким-то чудом сохранилась до наших дней.

«Это было давно, очень давно. Великая Московская Русь, раздробленная на множество мелких княжеств, была обес­силена и страдала от постоянных набегов соседних племен. Но князья и не думали объединять силы для борьбы с врагами. Вместо этого, пользуясь случаем, они нещадно эксплуати­ровали свой народ, желая лишь одного - обеспечить себе рай еще при жизни.

Особенно страдали инородцы, составлявшие значи­тельную часть Руси. Их угнетали как московские, так и местные власти. Причем местные, пользуясь ослаблением центральной, - вдвойне. Незавидная была доля и у жителей небольшого княжества Айвании. Айване - простой, добро­душный народ - никогда не протестовали, терпеливы и послушны, потому из них княжеские прислужники выжи­мали последние соки.

Но долго так продолжаться не могло, случилось не­минуемое. В Москве произошел переворот. Новый самодер­жец повелел отныне как в Москве, так и на местах власть не передавать по наследству, а избирать народом. Потому княжества впредь называть губерниями, князей - губерна­торами. А чтобы князья при этом не взбунтовались, обещал дать им столько свободы, сколько смогут взять, но при не­пременном условии - оставить княжества, то есть губер­нииу в составе Великой Московской Руси. Князья, то бишь гу­бернаторы, охотно согласились, так как были уверены, 1000000 подневольный народ не осмелится голосовать против них на выборах. Так оно и случилось. Но не везде.В столице Айвании Шабашграде в эти смутные дни по­явился человек возраста Христа по имени Айтурух и объ­явил себя мессией. Он обещал возвысить свою теперь уже гу­бернию до европейского и даже до мирового уровня, а жизнь айван превратить в сплошное райское наслаждение. Чело­век этот был вовсе не из благородного сословия, а выходцем из незаконных торговцев, точнее сказать, из приторговыва­ющих крестьян. Таких людей айване не уважали. Односель­чане и звали-то этого человека не по имени, а лишь по про­звищу - Редиской, а весь их род называли Куштанами. Такого названия удостаивались лишь самые жестокие и наглые, на­живающиеся за чужой счет крестьяне. Но Айтурух к тому времени уже был не тем Редиской, которого знавали одно­сельчане. В смутное время переворота он быстро сообразил, что к чему, и направился в Москву, справедливо полагая, что новому самодержцу наверняка не хватает преданных людей. И попал в точку. Прослужил он у него недолго, но успел по­нять одно: на Руси главное не дело, а красноречие. Потому освоил ораторское искусство со всем усердием, которого ему не занимать, когда он желает добиться чего-либо для себя. И в момент явления своему народу в качестве мессии Реди­ска был настолько красноречив, обещал так искрение, что измученные нуждой айване приняли его безоговорочно //, из­гнав на всеобщем вече прежнего губернатора, вручили ему жезл правителя».

К сожалению, летописец не успел завершить свой рассказ. Однажды во время прогулки на него с балкона пятого этажа не­ожиданно упал кирпич. Умели попадать в цель «чапаята», как называли тогда членов самой известной в Шабашграде банды.

«Бомбометателей» примерно наказали «за неосторожное обращение с кирпичом». А летописец долго боролся за жизнь, пока кто-то из лекарей по подсказке «свыше» не помог ему от­мучиться. Я, тогда еще мальчишка, часто наведывал старика, так как был большой любитель слушать сказки и всякие исто­рии. Потому и имею возможность с божьей помощью расска­зать вам то, что не успел запечатлеть на папирусе летописец.

В ночь на первое апреля Айтурух ночевал во дворце и ви­дел странный сон. Будто явилась к нему покойная мать, прихва­тив с собой огромную редиску. Нет, даже не огромную, а такую огромадную, что удивительно, как она вообще затащила ее в его опочивальню. Редиска вся такая фиолетовая, с белыми кра­пинками вокруг вершков. И с длинным-предлинным тоненьким хвостиком. Айтурух знает, что именно такие редиски - самые сочные, горьковатые и сладковатые одновременно, отчего вкус у них ну просто обалденный. Уж он-то понимает толк в реди­ске, с детства торговал овощами на рынках Шабашграда.

А мать между тем настоятельно так речет:- Айтурчик, сыночек мой ненаглядный. Вот видишь редиску? Для кого-то она просто овощ, а для тебя - растение божественное, потому как благодаря ей ты возвысился над людьми, штопором пробился на такую верхотуру, что нам с отцом и не чудилось. Молись ты ей, редиске, сыночек, каждодневно, как Всевышне­му молись. А еще в знак благодарности установи ей памятник на самом видном месте. Такой же огромадный, как вот она сама. А то и поболе. Потому как в жизни редиска растение хоть и ма­хонькое, а силушку, знать, имеет божественную. Иначе как бы она вывела тебя из грязи да в князи. А может, поспособствует и далее, и ты исполнишь мечту свою заветную - станешь во­ждем не токмо Айвании, но и всей Великой Московской Руси. Ведь мне, матери твоей, все помыслы твои тайные ведомы... А прошу я тебя об деле этом небывалом потому, что худо нам с отцом-то на том свете. В чистилище мы застряли ныне. А один знакомый архангел за пару редисок да пучок петрушки раскрыл нам тайну страшную. Будто прописал Господь нас, родителей твоих, в список отправляемых в ад и вскорости мы можем за­греметь туда на веки вечные. Грехов-то у нас с отцом - немере­но. Известно же: не обманешь - не продашь. А торговали мы ходко. Отец к тому ж на руку был жесток, немало мужиков из­увечил кулачищами своими за соперничество, пока самого не грохнули. Да и у тебя, чай, их, грехов-то, не меньше нашего стало. Поди, немало людей ты по миру пустил, имея такую воз­можность. Ведь наша кровь, сызмальства приучен все приби­рать к рукам. Так что когда попадешь сюда, на тот свет то есть, глядишь, и тебе поможет святой овощ. Понимаешь, не в чести тут наш род Куштанов. Сынок, послушайся меня, уважь редиску, благодетельницу нашу, установи ей памятник, какой свет не ви­дывал. Христа ради прошу. И тогда, может, спасешь нас с отцом от ада кромешного. Ты теперь на земле всемогущий, осилишь...

Говорила она слова эти, а сама вдруг стала вся молодеть и молодеть. Словно собираясь на чью-то свадьбу, махом правой руки достала откуда-то праздничный головной убор хушпу, махом левой - монисты и надела их. Тут же затенькали сере­бряные монетки, из коих они были собраны, и будто зазвенело все кругом, вторя им. И стала мать такой хорошенькой да при- гоженькой, что Айтурух даже забыл, что это его родительни­ца, как всегда, мгновенно загорелся желанием и ухватил ее за округлые груди. То ли от неожиданности, то ли от боли мать вскрикнула каким-то незнакомым гортанным голосом и тут же растворилась, словно ее и не было вовсе.

- Ты че-е, больно же-а! - услышал вдруг Ай гурух прямо над своим ухом.

Он открыл глаза. В полутьме на него нависала белая взлох­маченная голова. Лицо узкое, продолговатое. Глазницы черные и блестящие. Между ними выделяется белое пятнышко прямо­го носа, не характерного для айванок. Уж не смергушка ли за ним явилась? Чтоб спровадить к той самой родной матери.

- Свят, свят! - пробормотал Айтурух и, убрав правую руку с чего-то мягкого, перекрестился, а левой потянулся к керосино­вой лампе, что стояла рядом на столике, резко крутанул фитиль. Сразу стало светло и исчезло все, так напугавшее его. Белая лох­матая голова оказалась вовсе и не смертушкой, а сариной башкой с выкрашенными в белый цвет волосами. Почему-то она, то есть Сара, была в очках. Видно, спьяну забыла снять на ночь.

- Что с тобой, дорогой? - встревоженно спросила она.

- Да так, г промямлил Айтурух и хотел было погладить ее по головке, как бы извиняясь за причиненную боль, но раздумал и повернулся к ней спиной. Не расчесанная да еще с глубокого похмелья Сара выглядела не самым лучшим образом. Она чуть приподнялась, отчего ее худое длинное туловище Ц предмет ее гордости - изогнулось ящером, а тощие груди обвисли блинчи­ками на разных высотах, словно базарные весы. К тому же от нее как всегда сильно пахло потом и коньячным перегаром.

Вообще, Айтурух, просыпаясь иногда ночью, сам удивлял­ся, почему это он лежит с этой бабой в одной постели. Ну, до­пустим, от нее, стервы этакой, отделаться совсем, видно, уже невозможно. Но и сожительства Сара вроде бы не требует. За­хочет мужика - она их и так найдет. Ей главное - иметь деньги да власть. Вернее, власть да деньги. Чего у ней теперь, пожалуй, не меньше, чем у самого Айтуруха. Не зря же по пьяни она ино­гда заставляет своих подчиненных называть себя Екатериной Второй. Тем не менее, поди ж ты, какая-то неведомая сила нет- нет да и тащит его к ней, к «Екатерине» этой, в постель, хотя, сказать правду, от нее уже никакой услады.

Впрочем, сейчас не до размышлений о Саре. Айтурух все еще находился под впечатлением встречи с матерью во сне.

- Так что с тобой? - уже требовательно повторила свой во­прос Сара. - Ты меня так сильно ущипнул за грудь. Синяк, на­верное, останется.

- Извини, - нехотя произнес Айтурух. И тут же подумал: а что, если рассказать про сон Саре? Она, конечно, ко всему прочему еще и умом несколько не того, но, как все тронутые, иногда вдруг проясняется и такое надумает... Да и готова ради него на все, способна сотворить такую мерзость, на какую не решится даже прокурор. Что и понятно: вся в золоте Сара будет лишь при Айтурухе, а случись с ним что - об нее все станут ноги вытирать с превеликим удовольствием, настолько она всех достала. Почему еще и терпит ее Айтурух. Известно же: луч­ше иметь рядом с собой пусть маленькую, но преданную сучку, чем матерую волчицу, которую, как ни корми, а все в лес тянет.

А сон этот был точно не простой, ей-ей не простой. Знак это какой-то. Почему какой-то? Знак беды это. Ведь сказала же мать, что вместе с отцом дожидается в чистилище этапа в ад. Да и про его грехи, про божью немилость ко всем Куштанам не зря вспомнила.

- Извини, - на этот раз по-настоящему попросил Айтурух прощения у Сары и повернулся к ней лицом. - Понимаешь, сон я видел странный...

И рассказал ей все, упустив лишь момент возжелания род­ной матери. Этого не поняла бы даже тронутая баба.

Обычно рассеянная, Сара слушала внимательно. Любила ома всякие ужастики.

- Сара, как же теперь мне быть? - растерянно спросил Ай­турух под конец.

- Ты это в каком смысле? - не поняла та.

- Да в том, что сон этот, похоже, не простой, а с намеком. Слишком уж много в нем правды.

- Нашел о чем думать, - легкомысленно отмахнулась Сара и прильнула к Айтуруху. Тело ее сразу размякло, взгляд сделал­ся масляным. Прижавшись к нему еще сильнее, она томно про­шептала: - Давай так. Я с утра немного пораскину мозгами, а потом подскажу тебе, что делать. Лады? А теперь, милый, коль уж проснулись, ублажи меня еще разок.

Не уронить же мужскую честь... Айтурух прикрутил фитиль лампы и в полутьме сначала притянул Сару к себе, а затем нава­лился на нее со всей своей мужской тяжестью. Она удовлетворен­но охнула и заелозила на шелковой перине. Вскоре послышалось ритмичное сопение двух здоровых людей и восхищенный шепот: «Какой он большой у тебя. Какой большой! И он весь во мне!».

Главы управ, которых в европеизированной Айвании про­звали министрами, давно были в сборе, а Айтурух и ею первый помощник, вернее, первая помощница, она же - глава админи­страции, она же ~ вице-премьер, она же - «Екатерина Вторая» и всякое прочее, все не появлялись.

Впрочем, стоп! Тут, наверное, уместно сказать, что цивили­зованный Айтурух, придя к власти в Шабаш граде, в реформах пошел еще дальше, чем самодержец всея Руси. Он повелел Айванию впредь называть даже не губернией, а суверенной демо­кратической республикой, а себя - президентом.

Так вот, ни президента, ни его первой помощницы еще не было. Ничего хорошего это не сулило. Нередко после таких за­держек с явлением высокого начальства кто-то из министров лишался своего кресла. Потому собравшихся потихоньку охва­тывал страх. Неужто кто-то из них последний раз в этом зале?

Между тем в другом конце дворца Айтурух с Сарой все еще не находили общего языка. Дело в том, что Сара полностью пе­реиначила смысл сна Айтуруха и советовала ставить памятник не редиске, а самой матери.

- Пойми, дорогой, - убеждала она, - сон - это всего лишь сон. Он, может быть, и вещий. Но не следует понимать его в прямом смысле. Сон - лишь намек. А на что - об этом мы с тобой должны догадаться сами.

- Чего тут догадываться? - недоумевал Айтурух. - Все в нем сходится. Грехов у нашего семейства, действительно, не­мерено. А как иначе? Не согрешишь - вечно нищим да убогим останешься. Вот и просит мать...

- Она вас может просить во сне напрямую, иначе пропадает всякая загадочность сновидений, - упорствовала Сара. - Битый час тебе толкую: редиска - предмет неодушевленный, и памят­ник ему ничего не даст ни нам, ни Богу. Другое дело - памятник матери. Тем самым мы твою мать как бы превращаем в непри­косновенную личность. Ну, как депутатов всяких мастей. На это она и намекала тебе. Потому надо ставить памятник ей и только ей! Еще лучше, если не просто памятник, а настоящее глыбище в образе матери-покровительницы всего айванского народа с ликом твоей любимой мамы. И тогда посмотрим, осмелится ли Господь отправить ее в ад.

- Скажешь тоже - глыбище. Ты хоть представляешь, сколь­ко денег потребуется даже на малюсенький памятничек? А ты - «настоящее глыбище». Где взять такие деньги? Не за свой же счет мне ставить его, памятник этот.

- А вассалы твои на что?

- Я их и так обчистил, как липку. Оставил им самую ма­лость, чтобы они от голода Богу душу не отдали. Иначе кто ста­нет приумножать мое... то есть, богатство Айвании. Не-ет, если я простолюдинам объявлю о строительстве монумента, они наверняка начнут роптать и могут просто-напросто прокатить меня на очередном народном вече.

- Айтурчик, каким бы ты не считал себя европейцем, а все остаешься человечком айванских кровей. Люди моей крови не стали бы так миндальничать со своими подчиненными. В сущ­ности власть имеет право обкрадывать народ в любой ситуа­ции. Иначе зачем вообще лезть во власть? А станут при этом люди роптать или нет - на это наплевать. Другое дело, если они взбунтуются. В способности грабить народ умело, не дово­дя его до бунта, и заключается мудрость правителя. Так давай вассалам твоим мы преподнесем твой замысел как очередную твою заботу о благополучии всех твоих айванов. Дескать, Мать- Покровительница будет оберегать их всех от лиха.

Признаться, Айтуруху и самому было больше по душе предложение Сары, чем просьба матери. К тому же в нем есть оборотная сторона. Ведь, увековечив свою мать, Айтурух увеко­вечил бы и себя как историческую личность. Что гораздо важнее. Так почему бы не посвятить этот чертов монумент своей ро­дительнице? Воздвиг же баши одной среднеазиатской страны памятник своей матери. Не из камня или бронзы какой-нибудь, а из чистого золота, между прочим. Но то баши и Средняя Азия. Хотя, постоянно твердя о превращении Айвании в европейскую страну, в личной жизни Айтурух больше придерживался вос­точных традиций. В конце концов айване, оправдывал он себя, хоть и вынуждены были во времена грозного царя Московии Иоана принять христианство, по языку и обычаям относились к тюркам, то бишь к восточным народам. И все же...

- Сара, ты просто не знала мою маманю. Она была очень конкретной женщиной. И если она сказала, что надо увекове­чить редиску, значит, так оно и должно быть.

- Но она же просила во сне! - начала возмущаться Сара. Но­ровом она, пожалуй, действительно смахивала на величественную Екатерину II, поскольку терпеть не могла, когда ей перечили. Ты что, тупеть, что ли, начал в сорок с небольшим-то лет?

За такие слова Айтурух любому мог бы снести башку, но только не Саре. Она хоть и еле получила диплом, из-за чего и оказалась в этой «недостойной» ей «дыре», в жизненном плане была хитра, как бестия. Главное же, была бесподобно наглой и мстительной. Такой, что даже самому Айтуруху по этой части было далеко до нее. Как-то после одной крупной ссоры в го­рячках он хотел было отдалить ее от себя. Ну, достала просто, да так, что дальше некуда. Но она неожиданно пригрозила раз­глашением таких тайн, что все достигнутое Айтурухом могло пойти коту под хвост. Оказалось, эта стерва начала собирать про него всякую гадость еще с первой ночи, которую он провел с ней по пьяни два десятка лет назад. Дело в том, что Айтурух еще в детстве решил, что всю жизнь торчать на рынке не станет, ибо хоть и доходное это дело, но для него мелкое. Потому он по­шел учиться. Когда получил диплом, до лучших времен устро­ился в приходскую школу. А Сара уже работала там непонятно кем, но занималась в основном ведением школьной летописи. Вот и снюхались они здесь. Вроде бы случайно, а оказалось, похоже, на всю жизнь. В те годы Айтурух посчитал бы за ве­ликое счастье, если бы осуществилась его тайная мечта стать директором той задрипанной школы. А вот Сара, ведьма этакая, уже тогда предвидела его большое будущее и уцепилась за него мертвой хваткой.

Впрочем, Айтурух давно уже смирился с неизбежностью терпеть ее возле себя. Да и, по правде, пользы от Сары пока что гораздо больше, чем вреда. Если бы не она, кто бы еще занимал­ся всеми грязными делами Айтуруха, обеспечивая его чистоту как в глазах самодержца Всея Руси, так и наивных айван. Для этого она использовала все мыслимые и немыслимые возмож­ности, включая тесное «сотрудничество» с самой сильной в Шабаш граде бандой «чапаят».

- Стало быть, ты настаиваешь? - неуверенным голосом уточнил Айтурух.

-Безусловно! - решительно заявила Сара.

...Наконец в зале собрания министров открылась боковая

дверь и вошла Сара. Вся белая, включая коротко остриженные накрашенные волосы, она сияла лучезарной улыбкой. Напря­жение достигло предела. Все знали: чем пакостнее дело, тем радостнее лицо правой руки президента.

- Встать! Президент идет! - скомандовала Сара.

Все разом вскочили. Хотя Сара продолжала излучать осле­пительную улыбку, многие почувствовали себя так, будто на­ходятся в зале суда. Вот войдет главный судья и объявит при­говор. Что тогда? В ожидании все стояли, не смея шелохнуться. Попробуй шелохнись. А вдруг это посчитают за неуважение к Самому! Некоторым стойка во фрунт удавалась с трудом. Ми­нистерские харчи почему-то способствовали росту авторитета именно через живот. Оттого, видно, и выражение: «Служить не щадя живота своего». И чем авторитетнее был министр, тем силь­нее ему приходилось напрягать спину, чтобы удержать окаянный авторитет, гак и норовящий опрокинуть хозяина лицом вниз.

Наконец растворились главные двери, больше похожие на ворота каретного двора, и вошел сам Айтурух. Министры лов­чились поймать его взгляд, подобострастно заглядывая ему в глаза. Однако президент, высоко запрокинув голову, смотрел куда-то поверх них. Так он продолжал глядеть, пока не пере­стали шипеть фосфорными вспышками фотокамеры. Прошу садиться! - послышалась наконец долгожданная команда Сары. - А господ свободных летописцев прошу осво­бодить помещение.

Рассказывать айванам о собраниях министров имели право только особо проверенные, обладающие самой буйной фанта­зией летописцы. И руководила ими лично сама Сара. На пра­вах бывшей школьной летописицы она считала себя на голову выше них по таланту.

Айтурух открыл заседание. А открыв, тут же передал слово главному министру, которого на европейский лад называл пре­мьер-министром. Сам он не любил заниматься рутинными де­лами, потому и ввел эту должность.

Все облегченно вздохнули. Похоже, на этот раз гроза мино­вала. Об отставках обычно объявляли до начала собрания. Ос­вобожденный не имел права участвовать в его работе.

Сначала по традиции рассмотрели текущие дела. Премьер- министр, полуокруглая дама среднего роста, средних лет и среднего ума, вызвала к доске министра по селу и потребовала отчета о ходе подготовки к весеннему севу.

Министр, невзрачный мужчина с узким лбом и далеко вы­дающимися вперед челюстями, с готовностью встал и начал держать ответ.

- Работа идет полным ходом, - бодро доложил он. - Кре­стьянам подробно объяснили, что, когда поспеет земля, надо будет сеять хлеб. Затем посадить картофель. Напомнили, что для этого потребуются семена. Теперь они знают, что осенью их надо было заготовить впрок.

- Хорошо, - удовлетворенно кивнула премьер-министр, по­нимающая сельские дела на уровне гастрономического магазина.

- Чего хорошего-то? - откликнулась Сара. - Вот президент спрашивает, а почему о семенах крестьян не предупредили осе­нью? В задницах своих, что ли, наковыряют они их сейчас?

- Да, почему? - встрепенулся Айтурух, и не помышлявший спрашивать что-либо, и покосился в сторону премьер-мини­стра: не обиделась ли та за бесцеремонное вмешательство Сары от его имени. Как бы ни было, премьер-министр выглядела сла­ще и смачнее, чем худосочная «Екатерина Вторая», и он давногорел желанием испробовать, соответствует ли ее внутреннее содержание внешнему облику.

Мы уже говорили, что в личной жизни Айтурух придер­живается восточных традиций. А они, как известно, разрешают мужчине содержать бесконечное число жен. Лишь сумей, как петух, удержать их около себя да прокормить. Будучи европей­цем, Айтурух сие несколько переиначил. Перед Богом имея одну, на самом деле он пользовался услугами многих - высоких и низких, худых и пухлых, беленьких и смуглых, молоденьких и зрелых - женщин. А содержал их столько, сколько могла вы­держать казна. Потому его женщины, в зависимости от мастерства услады, занимали самые разные должности - от министров до хра­нителей книг... Впрочем, сейчас речь о более важных предметах.

-Видите ли, господа, оно, конечно... - начал мямлить меж­ду тем министр по селу. - Но осенью мы были заняты более важным делом - готовили крестьян к зимовке скота.

«Гляди, как ловко вывернулся, - удивился Айтурух про себя. - Не-ет, этого больше нельзя держать в министрах. Чего доброго, еще немного - и начнет мечтать о президентском кресле».

Отчитались также министры по учебе, культуре, лекарско­му делу. Все они были женского пола, потому Айтурух слушал их с удовольствием. А вот Сара их просто терпеть не могла, измывалась над ними, как хотела. Тут уж ничего не поделаешь. Было ясно, что скоро она потребует поочередной отставки жен- щин-минисгров. И также ясно, что Айтурух покочевряжится немного да и уступит ей. А пока не чувствовавшие, какая беда нависла над их головами, женщины-министры услаждали слух президента, словно певчие птицы.

Наконец с текущими нудными делами вроде бы покончили, и слово взял Айтурух. В зале воцарилась кладбищенская тиши­на. Только на одном из окон безнадежно билась о стекло, ища выхода на губительно холодную свободу, проснувшаяся не ко времени от зимней спячки муха. Все сделали вид, что не заме­чают ее противного жужжания.

-Сегодня мы обсуждали очень важные вопросы, - сказал Айтурух тоном батюшки, читающего молитву во славу. Ч Они убедительно показывают, каких успехов добилась моя

республика на фоне общего спада в стране. Среди восьмидесяти девяти губерний мы по уровню жизни всегда занимали предпо­следнее место, опережая лишь одну из северных народностей. Но вот нынче две губернии объединились и благодаря нашему мудрому правлению мы наконец-то поднялись сразу на две сту­пеньки выше, оставив позади себя еще и соседнюю маръялскую губернию, которая шла вровень с нами. Теперь среднемесячный доход айван почти на рубль больше, чем у маръялов...

При этих словах министр по учету густо покраснел и опу­стил очи долу. Он-то знал, что на самом деле у айван доходы не только не выросли на рубль, а наоборот, уменьшились на целых десять рублей. Но вчера вызвала его к себе Сара и сказала, что граждане суверенной демократической Айвании должны жить лучше, чем жители соседней авторитарной губернии, и добить­ся этого - долг министра по учету. А если он не понимает этого и плохо справляется со своими обязанностями, то пусть ищет другую работу. Министр все понимал. И к сегодняшнему за­седанию появился документ, подтверждающий резко выросшие доходы любимого народа.

- Но этого мало, - продолжил между тем Айтурух. - Мы не должны равняться на отстающих соседей, Мы не должны равняться и на слабую Русь. Мы должны семимильными шага­ми догонять Европу. Для этого у нас нет ни нефти, ни газа, ни алмазов. Зато у нас есть мозги, говоря по-научному, интеллек­туальный потенциал! - Тут он кончиком указательного пальца осторожно постучал себя по лбу, который у него был вообще-то узковат и низковат, но казался шире и выше, поскольку Айту­рух почти на палец начисто выбривал переднюю часть волос на голове. - Поэтому общественность, точнее сказать, широкая общественность предложила нам установить монументальный памятник Матери-Покровительнице с большой буквы. Это должно быть выдающееся произведение искусства и одновре­менно грандиозное инженерное сооружение, равных которому нет ни в Европе, ни в Америке.

Айтурух на минуту замолк и оглядел своих министров. Те сидели, не шелохнувшись, и ждали продолжения речи. Стало быть, не дошло. Придется втолковать.

Понимаете, каждый из нас родился от матери, - объяс­нил своим недогадливым министрам Айтурух. - От своей или сп чужой - неважно. Потому любовь к матери священна. Если человек любит свою мать, а мать - своих детей, у такого на­рода прекрасное будущее. Но есть нечто большее, чем просто мать. Это - мать с большой буквы. По-другому говоря, мать всего народа, которая покровительствует ему, наставляя на путь истинный, оберегая от всяких напастей. При такой поддержке народ двинет вперед семимильными шагами. Вот почему ши­рокая общественность, точнее сказать, весь мой народ просит нас установить в столице монумент Матери-Покровительнице. И мы не можем, не имеем права не откликнуться на такую судь­боносную просьбу.

А что скажет митрополит? - робко спросила ми­нистр культуры. - Ведь у христиан, кажется, уже есть мать- покровительница в лице святой девы Марии.

-Митрополит скажет то, что скажет президент! - резко вмешалась Сара. - Как вы думаете, кто помог ему, малограмот­ному священнослужителю, получить столь высокий сан?

Похоже, стало ясно, кого из женщин-министров отправят в отставку в первую очередь.

- Еще есть возражающие? - снисходительно улыбнулся Айтурух.

- Ну что вы.

Великолепный план!

Поддерживаем всеми фибрами души! - взахлеб отклик­нулись министры.

Министр культуры, поняв свою оплошность, попыталась исправиться:

- Установить его надо на самом высоком месте, чтобы вид­но было из соседних губерний. Чтобы вся страна восхищалась и завидовала!

Но, похоже, было уже поздно. Президент даже бровью не повел в ее сторону. Мало того, что она ляпнула не в струю, к тому же была еще и самой старшей среди своих сидящих здесь коллег по полу. Ну, так тому и быть! - решительно шлепнул размякшей за трудные годы президентства ладошкой об стол Айтурух. - Объ­являем великую стройку века. Возглавить ее поручаю...

Тут премьер-министр с готовностью встала и вытянулась в струнку.

-...моей первой помощнице Саре, - завершил между тем свое распоряжение Айтурух. - Думаю, это ей сподручнее. Тут ведь не просто строить надобно, требуется еще народу толково объяснить, зачем ему жизненно необходим этот монумент. Что­бы он вник и поверил, что именно благодаря этому монумен­ту наша суверенная демократическая республика в одночасье встанет вровень с другими цивилизованными странами.

Покончив с главной частью, Айтурух тут же удалился. Дальше уже командовала Сара. Она на ходу находила всем министрам поручения и задания. Те, как застоявшиеся кони, согласно кивали головами и что-то торопливо записывали в карманные тетрадки. И только для премьер-министра пока не нашлось дела. Она сидела, не смея вмешиваться в рас­поряжения Сары и отрешенно смотрела в сторону все еще бьющейся о стекло мухи.

Весть о небывалом строительстве разнеслась по малень­кой Айвании за считанные дни. Глашатаи объездили ее уже несколько раз и продолжали свое дело, рассказывая людям о чудесных способностях будущего памятника, который сразу сделает республику известной на весь мир и выведет айванский народ в число самых цивилизованных. Во всех городах и весях на лобных местах показывали макет монумента в сравнении то с американской статуей Свободы, то с французской Эйфелевой башней, а то и с египетскими пирамидами. Но внушительнее всего монумент выглядел в сравнении со спичечной коробкой. Причем, еще не было известно, кто из скульпторов и архитекто­ров возьмется за эту почетнейшую работу, а Айтурух уже опре­делил, как будет выглядеть памятник. Мать-Покровительница будет стоять на высоком постаменте, похожем на часть огромной редиски. Оденут ее в свадебный головной убор и длинное, до пят, мешкообразное платье. При этом она должна стоять, чуть наклонившись вперед, и смотреть вперед-вниз, растопырив руки, как бы желая охватить всех, стоящих перед нею и вообще живущих в Айвании. Такая поза человека-исполина запечат­лелась в памяти Айтуруха еще в детстве, когда он иногда все же брал в руки художественные книжки. Кажется, того челове- ка-исполина звали Гулливером. А еще Мать-Покровительница должна была поражать народ своими огромными лапищами, ко­торые величиной должны быть не менее ее лика. Такие огром­ные руки, по мнению Айтуруха, олицетворяют, с одной сторо­ны, огромное трудолюбие Матери, а с другой - силу и мощь Покровительницы.

Правда, позже вышла небольшая заминка с выбором скуль­птора. Сара предложила нанять знаменитого русского мастера Церетели, живущего в Москве. Дескать, сотворение памятника всемирно-исторического значения можно доверить лишь все­мирно признанному гению. Но Церетели, узнав об условиях ра­боты, заартачился. «Я готов творить только сложное произведение искусства и только по своему разумению, - гордо заявил он. - А тут у вас одна баба. Ни паровоз на нее не навесишь, ни кора­бельный штурвал впереди не поставишь...» Видно, бездарный был человечек, коли не понимал, какой монумент европейского, да что там - мирового значения предлагали ему воздвигнуть. Почему-то без воодушевления воспринял предложение и дру­гой известный русский скульптор по фамилии Неизвестный. От­казался он как бы по причине занятости. Хотя умный человек ради такого исторического заказа мог бы оставить на время не только срочную работу, но даже самую обожаемую любовницу. Одним словом, Неизвестный он и есть неизвестный, что с него взять.

Короче, пришлось довольствоваться доморощенным ма­стером с Нагорной стороны. Тот согласился сразу, даже не стал уточнять, зачем благословляющей свой народ Матери-Покро­вительнице свадебный головной убор и как мать всего народа может быть в возрасте невестки, еще ни разу не испытавшей, как из ее чрева появляется на свет божий долгожданный пер­венец. Впрочем, была у этого факта и положительная сторона.

Мастер с Нагорной брался сотворить памятник за каких-то сто среднегодовых зарплат среднего айвана, а знаменитостям при­шлось бы отвалить в тысячу раз больше. К тому же в деньгах цивилизованных стран, поскольку она, зарплата айван, оста­валась самой загадочной во всей Московской Руси. Почему-то она была какая-то невидимая. Вроде бы она есть и, по утверж­дениям Айтуруха и его министра по учету, постоянно растет, но никак не вырастет настолько, чтобы ее можно было как-то ощутить в карманах.

С архитектором и строителями было проще. Последние, правда, заикнулись было о необходимости изыскательских работ. Дескать, место установки памятника - крутой берег реки, - место сомнительное, могут быть оползни и прочие непредсказуемые неприятности, потому надо бы исследовать почву на предмет устойчивости. Но Айтурух и тут показал свои глубокие знания и по строительной, и по геологической части. Он приказал уста­новить монумент на сваях, а сваи забивать как можно глубже. «И тогда никакие оползни и плывуны пе коснутся нашего па­мятника», - назидательно сказал он строителям. Те почесали затылки, но возразить не посмели. Да и что тут возразишь, коли урок дает знаток столь высокого ранга.

Был у этой великой стройки века еще один в общем-то не­существенный момент - деньги. Исходя из средней зарплаты, их требовалось собрать с каждог о работающего айвана по пол­торы получки. Вроде бы немного, но сколько хлопот - собирать с каждого! К тому же наверняка найдутся несознательные граж­дане, не желающие отдать на благое дело даже такую малость. Только Сара и тут оказалась на высоте. Она решила собирать деньги не с людей, а с заводов и фабрик, с сельских общин и всяких контор, школ, лекарен. Причем, хозяева и руководите­ли должны были оформить передачу денег как добровольные взносы работников. А президентские летописные издания авто­ритетно подтверждали, что так оно и было, что трудящиеся, по­нимая историческую важность стройки для всей нации, готовы последнюю копейку отдать на общее благое дело.

В итоге к работам подготовились быстро и решили поставить монумент в сказочно короткий срок: на все про все отводилось чуть больше года с тем, чтобы открыть его, - кровь из носу, - акку­рат ко дню рождения Айтуруха. А появился президент на свет божий в начале мая, когда уже поспевала редиска, которую он в детстве продавал на местном городском рынке. Надо сказать, торговал Айтурух, тогда еще Редиска, ходко и сильно гордился тем, что мог облапошить даже взрослых, всучить им подпор­ченный товар или содрать с них столько, что соседи-торгаши аж цокали языками от зависти. Это доставляло ему истинное удовольствие, к тому же разница шла в собственный карман, так что Айтурчик еще в детстве понял силу денег и преклоне­ние перед ними осталось у него навсегда.

Впрочем, автор забрел куда-то не в ту степь. Речь-то у нас была о другом. И об этом мы продолжим разговор в следующей главе.

Как и подобает великой стройке, возведение монумента ре­шили начать с процедуры публичной закладки камня. Потому перед этим пришлось провести грандиозную помочь по очистке территории набережной реки Хомы. Вырубили все кустарни­ки, кое-как сдерживавшие крутой берег от обвала, собрали весь вываленный несознательными горожанами мусор. На праздник груда выгнали всех: и фабрично-заводских рабочих, и служа­щих бесчисленных управ, и гимназистов, и даже министров и работников администрации президента. Ради такого случая премьер-министр специально заказала себе у лучшего айван- ского модельера Дадианны рабочий костюм и выделялась в нем среди людей в фуфайках и халатах, словно индюк среди гусей. Не одна она не вписывалась в серый рабочий фон. Сара айван, за исключением Айтуруха, откровенно презирала и не собира­лась впрягаться с кем-либо из них в носилки, потому даже не переоделась в рабочую робу и в своем коротеньком платьице из какой-то позолоченной ткани сверкала среди массы людей, как оголенный снизу церковный купол на фоне серых городских крыш. Хотя за такое кощунственное сравнение Господь навер­няка накажет автора.

И вот наконец кругом стало голо. Собранные в кучи му­сор и хворост подожгли, и они теперь курились, покрывая все побережье Хомы дымовой завесой. Несмотря на это, ми­нистр по стройкам самолично взялся за лопату и сосредоточен­но начал выкапывать яму под закладной камень. Между тем Сара посигналила кому-то фонариком и минут через десять за поворотом показалась позолоченная карета президента в сопро­вождении конных и пеших стражей тела.

- Редиска едет!

- В золотой карете!

- Президент Редиска! - уважительно закричала детвора. И люди, наступая друг на друга, побежали навстречу президент­скому кортежу. Все знали, что Айтурух недавно приобрел самую дорогую в мире карету марки «Мерседес» и горели желанием увидеть заграничное чудо своими глазами, а если посчастли­вится, даже потрогать. О том, что из-за этой покупки «растаяла» немалая часть их зарплаты, пенсий и пособий, айване даже не думали, поскольку предусмотрительная Сара заблаговременно сообщила через летописные папирусы, что карета куплена пре­зидентом исключительно за свой счет с целью поднять престиж Айвании в глазах передовой европейской общественности. Вот величественный кортеж остановился на краю толь­ко что вычищенного склона. Из позолоченной кареты вышли прекрасно выспавшийся свеженький Айтурух и дряхлеющий митрополит Варлана. Народ окружил их вместе с каретой, за­хлебываясь приветственными возгласами.

Дав людям покричать вволю, Сара подняла руку, прося тишины.

- Дорогие, любимые мои соотечественники! - сказала она, когда народ послушно замолк. - Сегодня у нас у всех - большой исторический праздник. Наш великий президент Айтурух ре­шил осчастливить весь айванский народ, подарив ему свою соб­ственную Мать-Покровительницу. В связи с чем он, оставив все важные государственные дела, приехал самолично заложить камень под этот будущий судьбоносный монумент всемирного значения. Давайте еще раз поприветствуем его!

Тут Сара, высоко подняв обе руки, захлопала в ладоши. Ай­ване свистом и восторженными возгласами поддержали се.

Айтурух осторожно вошел в круг, убедившись, что стражи тела окружили его плотно, взял в руки небольшой тщательно отшлифованный и вымытый мылом камень, услужливо подне­сенный министром по стройкам, и начал говорить:

- Дорогие мои соотечественники! Вот уже девять лет, как мы с вами строим достойную для айван цивилизованную жизнь. У нас нет нефти, газа, алмазов. Но все равно мы дви­гаемся вперед семимильными шагами. Потому что у нас есть главное - интеллектуальный потенциал, - тут он осторожно по­стучал себя по лбу. - Сегодня мы делаем очередной крупный шаг по дороге в цивилизованный мир. Пройдет всего год - и сюда будут приезжать туристы со всех концов мира смотреть на девятое чудо света. В бюджет республики потекут из их бо­гатых карманов миллиарды долларов. По реке Хома, которую сейчас куры вброд переходят, поплывут морские парусники. Недалеко отсюда будет стоять речной порт с лучшим в мире рестораном «Макдоналдс», о чем другие губернии и республи­ки страны и мечтать не смеют. Справа от него, напротив Ма­тери-Покровительницы, мы построим мавзолей. Причем такой, что гю сравнению с ним московский покажется обыкновенной спичечной коробкой. Впоследствии там будет захоронен самый выдающийся в мире вождь, который прославит на века не толь­ко Айванию, но и всю Великую Русь. Наша суверенная демо­кратическая республика заимеет такой авторитет в мире, что к нам из всех стран станут приезжать учиться. Айвания станет центром семинаров и симпозиумов. С учетом этого рядом с Шабашградом вырастет крупнейший международный аэро­порт, куда будут адиться не только дирижабли и аэропланы, которые по моему распоряжению должны появиться в ближай­шие десятилетия, но и межпланетные космолеты. И вся земля Айвании покроется розами, которые краснее и долговечнее, чем хваленые голландские цветы. Потому что они вырастут на земле свободной европеизированной Айвании. И вообще, наша республика станет самой высокоразвитой страной не только на планете Земля, но и...

Тут Сара поспешила остановить президента. Айтурух был сильный фантазер и заводился от своих же собственных

выдумок, так что если не тормознуть, мог договориться черт знает до чего.

- А теперь наш любимый вождь и отец нации заложит ка­мень, на котором будет стоять священный памятник - заступ­ница наша и покровительница, Мать всего ливанского народа, - объявила Сара.

Айтурух, обиженный тем, что его прервали на самом пике накатившей очередной волны вдохновения, недовольно нахму­рился, но промолчал. С помощью министра по стройкам он кинул в ямку преподнесенным ему хромированным мастерком немного бетонного раствора. Затем положил на него камень и, несмотря на неудобство, держал его до тех пор, пока не свер­кнула последняя фосфорная вспышка последнего из фотогра­фов, запечатлевших сей торжественный момент для истории. Чтобы, стало быть, последующие поколения айван через сотни и тысячи лет правильно оценивали Редиску, то бишь Айтуруха, как радетеля за простой народ и великого новатора. Ура, дорогие соплеменники! - приказным тоном крикну­ла Сара. Ура-а!!! - разнеслось по всей округе. Хотя и не кричала, но все же открывала рот даже премьер-министр, тем самым су­мев удержаться от нахлынувшего совсем некстати смеха.

Когда возгласы утихли, Сара обратилась к митрополиту:

- Владыка, ваша очередь.

Митрополит обреченно вздохнул и начал обряд освящения закладного камня.

- Святой отец, побойся Бога! - крикнул кто-то из толпы. - У нас, у христиан, уже есть святая дева Мария. Так зачем вы ос­вящаете этот камень, на котором будет установлен языческий идол? Вы совершаете великий грех!

Но еретику быстро заткнули рот, а стражники, отловив его, повели к черной карете с металлическими решетками, которая непременно следовала за княжеским кортежом. Вольнодум­ство в европеизированной демократической Айвании защища­лось надежно.

Вскоре все положенные церемонии завершились, и народ начал расходиться. Многие то и дело оглядывались, словно не веря, что через год на этом опустошенном склоне появится мо­нумент высотой под шестьдесят метров. В том, что монумент может стать их покровителем, они не сомневались. Такой огромадный - да чтоб не имел чудодейственную силу! Только вот как бы строители не подвели...

Великая стройка века разворачивалась вовсю. По закону со­хранения энергии, другие стройхозработы в республике в это время сворачивались с такой же быстротой. Все лопаты, мастер­ки, носилки и краны были брошены на объект века. Заодно и те, кто держал эти лопаты и мастерки в руках. Айтуруху ежедневно по утрам и вечерам докладывали преприятнейшие новости: то сваи забиты, то нормы перевыполнены. А тут и скульптор обра­довал. После долгих мытарств он сумел-таки добиться, чтобы Мать-Покровительница ликом смахивала на мать Айтуруха в молодом возрасте. Правда, то ли по примеру старших знаме­нитостей, молодой мастер лепки тоже засомневался было, что двадцатилетняя женщина может быть матерью всего народа. Но Айтурух сказал, что Мать народа должна быть молодой и красивой, и все сомнения мастера с Нагорной стороны словно ветром сдуло. И он удалился в цех завода металлоизделий, по такому случаю приостановившего выпуск кастрюлей и тазиков, где из медных листов начал мастерить отдельные детали скуль­птуры, которые затем нужно было собрать воедино уже на ме­сте. Иначе громадину-памятник невозможно было бы перевезти к месту установки.

Одним словом, Айтуруху о стройке незачем было беспо­коиться. Он ездил по школам и лекарням, вручал одним кни­ги, другим - пакеты с бинтами. Уважал он это дело, поскольку считал, что такие поездки укрепляют любовь народа к нему. Да и для казны не обременительно выделение таких средств на на­родное образование и охрану здоровья. К тому же деньги эти небольшие шли из Москвы как доказательство того, что и само­держец всея Руси печется о любимых народах страны и изволит придумывать время от времени всероссийские программы по развитию школ и лекарен. Правда, эти всероссийские программы в Айвании как-то незаметно превращались в местные прези­дентские, приумножая славу любимого вождя среди айван.

Для разнообразия за это время Айтурух еще совершил пару деловых поездок в белокаменную Москву, пожил по две неде­ли у двух тамошних любовниц. Попутно на четверть часика за­ходил в правительство всея Руси отметить командировочные, о чем затем верные власти летописцы рассказывали гак, будто президент решал в столице немыслимо трудные задачи, о ко­торых в других губерниях и республиках даже не помышляют.

Одним словом, все шло прекрасно. И вдруг - гром среди ясного дня.

Айтурух, отдохнувший после возвращения из Москвы, к обеду приехал в президентский дворец. Был он в прекрасном настроении, мимоходом ущипнул за тощий зад свою состарив­шуюся (пора менять!) секретаршу, чем привел ее в неописуе­мый восторг, заказал себе не коньяк с шоколадом, как обычно, а простой томатный сок с грецкими орехами, дабы восстановить несколько истраченную в Москве потенцию. И только он взял в руку стакан, как в кабинет ураганом ворвалась Сара. При этом хлопнула дверью так, что задребезжали стекла, а стакан выпал из руки и разбился вдребезги, попутно облив соком белоснеж­ную итальянскую рубаху Айтуруха.

- Что это значит, черт подери! - возмущенно вскочил пре­зидент и машинально стал вытирать багровые пятна, тем са­мым еще более испачкав европейский модерн.

-Чэпэ, Айтурчик! - не обратила внимания на его гнев Сара. - Твоя любимица провалит всю нашу гениальную задумку.

- Какая любимица? Что провалит? - не понял Айтурух.

-Да премьерша твоя. Ты хоть в курсе, что на стройплощад­ке монумента нет ни одного раба?

Рабами Сара называла в своем кругу рабочих. «Сокращен­но, для удобства», - с милой улыбкой объяснила она как-то ле­тописцам, перед которыми нечаянно проговорилась.

- Не может быть! - изумленно воскликнул Айтурух. - И при чем тут премьер-министр? Вести дела по монументу я поручил тебе.

- Думаешь, у меня десять рук? - невозмутимо отпариро­вала Сара. - Не могу же я все делать одна. Да и лечиться мне пришлось, пока ты мотался по командировкам. Вот и попроси­ла премьершу твою обеспечить стройку рабами.

К слову сказать, лечилась Сара в специальной больнице, почему-то прозванной в народе желтой, по два-трилзаза в год. Впрочем, сейчас было не время выяснять детали.

Карету мне! Немедленно! - крикнул Айтурух в перего­ворную трубу секретарше.

На строительной площадке его изумление достигло высше­го предела. Там, действительно, находилось всего три челове­ка, но не из «рабов»: премьер-министр, министр по стройкам и сторож. Последний что-то говорил, усиленно жестикулируя руками и вращая головой, а премьер и министр слушали, не вы­сказывая ни слова. Увидев карету президента и конных стра­жей тела, все трое враз стартанули в сторону подъезжающих. Впереди всех неслась премьерша, министр из вежливости чуть уступал ей, а сторож бежал последним почему-то не по прямой, а замысловатыми зигзагами.

- Кто вам позволил остановить стройку?! - еще только рас­пахнув дверцу кареты, гаркнул Айтурух во все горло. - Вы хоть понимаете, чем это вам грозит?

Премьер-министр оторопела, а министр по стройкам спря­тался за ее широкую спину. При этом, поскольку был выше ро­стом, ему пришлось стоять на полусогнутых ногах.

- Так... это... - заморгала удлиненными ресницами пре- мьер-министр. - Да вот сторож все объяснит.

- Что-о-о?! - взревел Айтурух. - У нас теперь правитель­ством сторож, что ли, командует? За кого ты меня принимаешь, сучка этакая?

Премьер-министр открыла было рот, да так и застыла на какое-то мгновение. Только пышные груди ее поднимались и опускались быстро-быстро, словно кузнечные мехи.

- Как вы можете! Я ради вас... А вы... - наконец выдохнула она и заплакала, вытирая рукавом слезы и сопли одновременно.

Тут Айтурух опомнился, да и манящие груди, до которых он давно желал дотронуться, поспособствовали этому, и не­сколько смягчил гнев.

- Ну, не бойся, подойди, рассказывай, поманил он паль­цем сторожа.

Тот и не думал бояться, с радостью выдвинулся вперед, вы­пятил животик, изображая стойку смирно.

- Стало быть, докладаю, господин президент! неесте­ственно громко начал сторож рассказывать, отчего стало ясно, почему он бежал не по прямой. Да и несло от него си­вухой за три версты. Но Айтурух сделал вид, что не заме­тил этого. - С утречка все было как всегда. Народ подошел, приступил, стало быть, к ударному труду. Токмо не прошло и часа, как нежданно появились какие-то гонцы, собрали ра­бочий люд и стали мутить воду. Тут, стало быть, все начали выкрикивать всякие непотребные слова, а затем и вовсе сня­лись с якоря и толпой пошли вслед за гонцами. II с той поры нетути на стройке никогошеньки.

- А что эти рабы говорили-то? - спросила Сара.

- Да... язык как-то не поворачивается, - не то смутился, не то по известной причине на самом деле испытывал затруднения сторож. - Оне, вроде бы, все стали не в себе и начали выкрики­вать всякие ругательства в адрес досточтимых вожде»] нашей любимой демокритической цивилизи... тьфу ты!., одним сло­вом, самой лучшей в мире республики.

- Какие такие ругательства? Говори ты толком, не темни, тут все свои! - потребовала Сара.

«Тут все свои» сторожа, похоже, подбодрило, и он осмелел.

- Сказывали гонцы, что у них, то есть у рабов, по-вашему, все деньги высосал Редиска на возведение энтого. стало быть, мономента. Потому, дескать, им перестали выдавать получку. Вроде бы местами аж месяца три без денег живут. Гонцы го­ворили, будто рабов воще заставят поднять мономент бесплат­но. После этого люди... рабы, то есть, по-вашему, ударились в несознанку, не желают бесплатно совершить благое дело. Вот и взбунтовался черный люд. Пошел он, то есть ты, наш пре­зидент, — говорят, - к такой-то матери своей покровительнице. Рабы — они и есть рабы. Безмозглые, одним словом.

- Уберите болвана. И чтоб духу его больше не было здесь! приказал Айтурух. Когда стражи тела оттащили сторожа в сторонку и спро­вадили, дав пару увесистых пинков в мягкое место, президент обернулся к своим приближенным: - Откуда у нас должно быть больше всего рабочих?

- Из дорстройконторы, - опередив премьер-министра, со­общил министр по стройкам.

- А ну поехали все туда!

Увидев перед воротами дорстройконторы кишащую толпу из сотен людей, стражи тела всполошились.

- Ваше высокопревосходительство, может, завернем обрат­но? - спросил старший конвоя у Айтуруха.

- Не бзди, хорунжий! Аль ты не чеченец? - подбодрил Ай­турух скорее себя, чем стражей тела.

Но когда подъехали ближе, он попросил остановить карету на безопасном расстоянии и приказал хорунжему съездить к ра­бочим на разведку, чтобы узнать их намерения по отношению к нему. Хорунжий вскоре вернулся приободрившийся.

- Они не хотят бузу поднимать. Требуют лишь зарплату от хозяина, - доложил он.

Между тем рабочие, показывая свое миролюбие, для нагляд­ности расступились и образовали довольно-таки широкий коридор к воротам. Теперь не проехать во двор дорстройконторы означало показать свою трусость. Айтурух велел кучеру трогать. Но ворота не отворяли. Похоже, боялись, что вслед за каретой ворвется тол­па. Делать нечего, Айтуруху пришлось выйти к рабочим.

- Пошто бузим? А на стройплощадке все мхом покрывает­ся, - обратился он к ним.

Рабочие не расслышали, начали его обступать. Стражам пришлось взять тело своего господина в плотное кольцо.

- Тише! Редиска говорить будет! - шикнул кто-то.

Люди кое-как успокоились.

Айтурух сделал вид, что не расслышал про Редиску - не тот момент, чтобы обижаться.

- Так из-за чего сыр-бор? - спросил он. - Только пусть кто- то один толком объяснит.

Вперед выдвинулся высокий худощавый мужчина с кудря­вой головой, похожий на цыгана.

- Получку зажилил наш хозяин, - сказал он. По голосу ста­ло ясно, что это он назвал президента Редиской. - Говорит, что все деньги ухнули на возведение вашего монумента.

- Что-о-о?! - возмущенно взревел Айтурух. - Дак как он... А ну-ка, подать сюда этого Ляпкинского-Тяпкинского! Ишь, как - ловко решил вывернуться.

Хозяин дорстройконторы Ляпкинский-Тяпкинский, узрев карету президента, и сам уже спешил ему навстречу, протиски­ваясь в еле открытую калитку.

- Что это ты, братец мой, обижаешь рабочий класс? Целых три месяца не платишь зарплату. А как людям жить? У них ведь семьи, дети, - тут же громко накинулся на него Айтурух. Пу­ка, объясни своим строителям, почему творится такое нециви­лизованное безобразие?

Ляпкинский-Тяпкинский, кучерявый смуглый славянин но­вого поколения, каких нынче принято называть новыми русски­ми, весь побледнел, отчего черные его волосы стали казаться аж фиолетовыми.

- Мой господин, вы же сами приказали отдать пять милли­онов на строительство монумента, - развел руками хозяин дор­стройконторы. - Вот и не осталось на заплату. Даже на налоги в казну еле насклеб.

- На заплату на склеп у тебя не осталось денег. Понял?! - стал кричать на него Айтурух. - Ты что, меня перед всей Евро­пой решил опозорить? Все знают, что Мать-Покровительница возводится за счет добровольного пожертвования граждан. А ты под это дело зарплату рабочим решил зажилить? Разбога­теть решил за счет трудящихся, олигарх несчастный? Вот ужо тебе за это... Ну-ка, немедленно дай слово народу, что в течение месяца ликвидируешь задолженность по зарплате.

- Но... за месяц - это же невозможно! - снова развел рука­ми Ляпкинский-Тяпкинский.

- Земляк, ты дай слово. Тебе трудно, что ли? - прошептала ему на ухо подошедшая сзади Сара. - Или ты совсем идиот, не способен ситуацию оценить?

Ляпкинский-Тяпкинский с полминуты пораскинул мозгами, как быть. А собственно, чего думать-то, коли президент велит.

- Господа лабочис мужики! - выдавил он, не смея глядеть людям в лицо. - У нашей филмы нынче были тлудные месяцы. Но постепенно дела налаживаются, и я обещаю вам, что челез месяц лассчитаюсь с вами. Только если вы станете бастовать, доходов у филмы не будет. Тогда я ничего не смогу сделать.

~ Дорогие соотечественники! Друзья! - по случаю решил выступить и Айтурух. - Сегодняшние ваши трудности - вре­менные, поверьте мне. За почти десять лет моего правления наша суверенная республика шагнула далеко вперед. Уровень жизни айванского народа повысился в три... нет, в пять раз. Экономика развивается намного сильнее, чем в целом по Руси. Мы теперь вышли на европейский уровень. А дальше будет еще лучше. У меня в Москве много друзей среди министров. Они выделят нашей республике в будущем году три... нет, шесть миллиардов рублей сверх бюджета. А еще к нам поступит не­сколько миллиардов долларов в виде инвестиций. Европейцы и американцы признали инвестиционный климат нашей респу­блики лучшим на Руси. Теперь они соответственно будут вкла­дывать сюда денег больше, чем во все остальные губернии и республики вместе взятые. Мне сегодня утром сообщили, что эшелоны с долларами уже в пути. Это значит, что скоро у нас появятся новые рабочие места, по уровню жизни мы оставим далеко позади всю Московскую Русь с ее бездарным само­держцем и выйдем на уровень самых передовых стран мира. Эти деньги к нам придут только потому, что наша республи­ка - самая демократическая в Европе, мире и во всей Вселен­ной, у нас самый теплый и бархатный инвестиционный климат, хотя мы и находимся на самом севере средней полосы. На этом фоне, конечно, могут быть некоторые недоразумения. Но ваш случай вызван в связи с грандиозной стройкой мирового зна­чения. Наша республика станет первой в мире, где будет уста­новлен памятник Матери-Покровительнице. А устанавливается он не по чьей-то прихоти, а по требованию всего айванского народа. Этот памятник будет символизировать нашу неиссякае­мую любовь к матери-женщине и матери-Родине. А это святое чувство очистит наши души, благотворно скажется на взаимо­отношениях между людьми, поможет и дальше повышать наш

уровень жизни. Так что давайте, мужики, работать. Я ваше состояние прекрасно понимаю, сам в молодости трудился на огороде в поте лица, торговал редиской на рынке. Бывало, у других редиска только-только проросла, а у нас - вот она, уже в пучках. И делали на этом махоньком овоще большие деньги. Так я учился экономике, рыночным отношениям, и эти знания успешно применяю в своей работе, чтобы сделать свой лю­бимый айванский народ самым счастливым во всем мире и. может быть, во всей Вселенной...

Айтурух, похоже, завелся надолго. Его фантазия, как часто бывает, начала разрастаться по геометрической прогрессии. А это в данной ситуации не сулило ничего хорошего. Потому Сара взяла его под локоть и как бы напомнила:

-Господин президент, нам пора. Через полчаса у вас встре­ча со специальным представителем Организации межпланет­ных объединений.

- С каким еще представителем? - недовольно отдернул руку Айтурух, но тут же опомнился. - Ах, да, он же приезжает, минуя Москву, прямо ко мне. - И обратился к рабочим: Вот видите, как растет авторитет нашей суверенной демократиче­ской республики. Даже самые уважаемые организации вселен­ского уровня устанавливают с нами прямые связи. Потому что они понимают: главное в наше время - не нефть и газ или ал­маз, главное - интеллектуальный потенциал. - Тут он по тра­диции легонько постучал пальцем себя по лбу. - Так за работу, товарищи! Бог все видит и поможет вам. Через ту же Мать вашу Покровительницу, которая станет посредницей между ним и вами, моим любимым народом, он укажет нам правильную до­рогу вперед ногами к своему храму...

Почувствовав, что президента вдохновение занесло слиш­ком далеко и он уже не контролирует ход своих мыслей, Сара не стала с ним церемониться, крепко ухватив за локоть, силой по­тащила его к карете. Едва она впихнула в нее Айтуруха, экипаж, окруженный конными стражами тела, резко рванул с места.

- Давай к загородному ресторану, - приказала Сара куче­ру, не обращая внимания на кислую мину президента. - Пора уже обедать.

Рабочие дорстройконторы проводили кортеж ошарашен­ным взглядом вплоть до того, пока он не скрылся за поворотом.

- Как это мы не заметили пятикратное улучшение жизни? - почесал затылок кучерявый мужчина, словно извиняясь перед товарищами за то, что взбаламутил их напрасно.

- А как тогда живут в других губерниях, коли мы, самые лучшие, так бедствуем? - размышлял другой.

- В Москве, поди, люди с голоду пухнут, - вторил ему тре­тий. - Там же у них ни огорода, ни, следовательно, редиски.

— Одним словом, айда, ребяты, на стройплощадку. Может, мать наша покровительница когда-нибудь нам точно поможет. Больше ни на кого уже надежи нету, -- заключил кучерявый и первым пошел от ворот.

На хозяина дорстройконторы никто не обращал внимания. Пользуясь этим, Ляпкинский-Тяпкинский бочком-бочком поти­хоньку отошел к калитке и скрылся в ней, будто и не показывал­ся перед рабочими.

К вечеру Сара собрала всех министров во главе с премье­ром и редакторов придворных летописных изданий. Вскоре по­явился и сам Айтурух. Терпеливо выждав традиционную про­цедуру встречи с вставанием и стоянием по стойке смирно, он взялся за озадачивание.

- Господа министры! Сегодня произошел пренеприятнейший случай, недопустимый в нашей демократической респу­блике. Рабочие главной стройки приступили к работе только к обеду, и то лишь после моего личного вмешательства, - сказал он. - Строителям, оказывается, не платят зарплату. Владелец дор­етройконторы объяснил сей возмутительный факт тем, что будто бы все деньги отдал на строительство монумента. Госпожа премьер-министр, неужто на его возведение требуется так много?

- Да, Ваше высокопревосходительство, требуется более двух миллионов долларов. Мы по всей республике собрали до­бровольные пожертвования рабочих заводов и фабрик, в том числе и самих строителей, в размере полуторамесячной зарпла­ты, но все равно нужную сумму пока не набрали.

- А почему мы собираем деньги только у рабочих? - удивил­ся Айтурух. - Ведь монумент строим для всего народа. Почему в этом святом деле не участвуют крестьяне? Ведь они ближе всех к матери-природе, а значит, и к Матери-Покровительнице.

- У крестьян, к сожалению, уже нечего брать, - тихо за­метил министр по селу. - Конечно, можно обложить их нату­роплатой. Только кто займется реализацией собранной у них продукции? Рынки, сами знаете, вы отдали лицам кавказской национальности, Они наших крестьян туда на пушечный вы­стрел не подпустят, сами все у них скупают на корню по де­шевке, потому крестьяне не то что деньги собрать, расходы свои не окупают.

- А чиновники почему в стороне? - вмешалась в разговор Сара. - Не убудет с них, если хотя бы месячную зарплату удержим.

- Чиновников не стоило бы трогать, - заметила премьер- министр. - Все-таки наша опора. Разве что недельный зарабо­ток удержать. Зарплата у наших чиновников не то что у черного люда, так что немалая сумма наберется.

- Но и ее не хватит для завершения строительства, - сказал министр по стройкам.

-Тогда скостите бюджетные деньги на строительство дорог, благоустройство, жилищно-коммунальное хозяйство. А чтобы возместить все, надо повысить квартплату, цены на проезд в общественных дилижансах. Чтобы черный люд не возмущался, придумайте какую-нибудь реформу. Впервой, что ли. Можно и цены на продукты поднять. Но постепенно и без шума, чтобы незаметно было. Вроде мелочь, а людям кушать хочется всегда, так что за год наберется достаточно.

- Народ может взбунтоваться, - тяжко вздохнул кто-то. - И так все держатся на пределе.

- Каков этот предел - никто из вас не знает, - резко оборвал инакомыслителя Айтурух.

- А летописцы на что? - резонно заметила Сара. - Прези­дент сегодня уже начал рассказывать строителям о достиже­ниях республики за годы его правления. Давайте развернем к десятилетию президентства Айтуруха разъяснительную кампа­нию. Народ к нам с просьбами - а мы им цифрами. Не жалейте цифр, показывайте самые большие, чтобы впечатляло. Впря­гайте в это дело лучших наших летописцев и ораторов. Господа

редактора! Вам - особое задание. Как только в народе намеча­ется какое-то недовольство, вы обязаны тут же информировать население, что президент и его правительство рассмотрели тгу проблему. Старики жалуются, что пенсия мала? Смело пишите, что президент дал указание изыскать возможности.

-Если возможности не изыщутся? - робко спросил кто-то из редакторов. - Что нам тогда писать по этому поводу через месяц, полгода?

-Это не ваша забота. Через месяц, тем более через полго­да возникнут новые проблемы и людям станет не до старых, - со снисходительной улыбкой объяснила Сара несмышленышу Тут ее вдруг словно осенило. - А еще, знаете, господа, что нам надо делать? Нам надо раз в неделю выезжать в массы, гак сказать, проводить встречи с трудящимися, - то ли предложи­ла, то ли приказала она.

- Кому это - нам? - насторожился Айтурух.

- Нам - значит, нам: президенту, его помощникам, мини­страм, их подчиненным, другим республиканским и местным начальникам. Пусть видят рабы, что мы их не чураемся. К тому же цифры из уст министров будут звучать авторитетнее.

Дата добавления: 2015-11-04