Палаш замесила в кадке тесто. Муку смешала с водой, раскрошила дрожжи, посолила. Прошло какое-то время, и тесто взошло. «Слишком жидкое будет», - подумала Палаш и, добавив муки, помесила еще. Когда

Дарали Лели

Удмуртский колобок

Палаш замесила в кадке тесто. Муку смешала с водой, раскрошила дрожжи, посолила. Прошло какое-то время, и тесто взошло. «Слишком жидкое будет», - подумала Палаш и, добавив муки, помесила еще. Когда тесто стало отделяться от рук, женщина взялась за приготовление своего мужчины.

Палаш живет в деревне одна. Все мужики здесь давно вымерли –спились.

Как-то утром Палаш встала и задумала: замучу-ка я себе мужика! Так и сделала.

Будущий муж получился некрупным, ну да ладно – главное, чтобы вместился на железный противень. Палаш приделала мужу голову, уши, нос… Аккуратно распределила части тела. Украсила. Вместо глаз водрузила чесночные дольки. Теперь нужен рот: чтобы мог разговаривать. Погладила-погладила сырую голову и точным движением продырявила в нижней части ротовое отверстие.

- Фу, палец грязный! – послышалось из хлебной дырочки.

- Дак, не грязный, только в чесноку же? – неловко сжалась Палаш и в стыду побежала к умывальнику.

«Он разговаривает, разговаривает!» - громко стучало ее забывшее нежности сердце.

По возвращении муж из теста лежал на столе, вперившись в нее изучающим взглядом. Палаш застеснялась своего передника. Что говорить, и платок завязан неровно. Пока месила, чуть не слетел с головы…

- Ты, того, чесночные глаза поменяй хотя бы на смородинки… - произнес муж, глядя в потолок.

Почему пристало на смородинки? Палаш спустилась в погреб. Эх-эх, замороженная смородина закончилась. Нашлось варенье.

- Вареные подойдут? – в недоумении вздохнула женщина в попытках открыть банку.

- Какое еще варенье?! У меня глаза вытекать будут? Тебе уродец нужен?

- Дак… мне разве много надо? Главное, чтобы на человека похож был.

- Замеси меня обратно! – вскрикнул муж запузырившись. – Видеть не хочу… Видеть не хочу этими чесночными глазами! В этой жизни быть чмом не желаю. Если делаешь, делай толком. Стряпуха…

Что же это, что это такое? Неприятная горечь разлилась от последних, словно плюнутых в нее, слов. «Может быть, обратно защепить ему рот?» - подумала она в волнении. Новую жизнь начинать с раздоров не хотелось – надо, чтобы жили душа в душу, чисто. Эх, недаром нынче женщины твердят: к чему мужчине рот? Пусть работает, помогает, иногда приласкает. Просто пусть будет рядом.

- Послушай-ка… жена, - сказал муж просящим тоном, - у тебя есть сушеная смородина?

- Дак… есть, есть! – обрадовалась Палаш.

Мягким, понимающим оказался муж все же… Пусть разговаривает! Как жить с немым-безропотным? И не поцелует. И не поест. Для кого стряпать?

Если создаешь человека, делай его до конца! Глаза, уши, пупок – все должно быть на месте. Пусть от других не отличается. Унизить могут.

Палаш засунула в хлебные глазницы сушеные смородинки. Новый муж тот час преобразился.

- Ой-ой-ой! На красивого человека и правда смотреть приятно! – зарделась Палаш. Как ей с мужем повезло. И исправить не долго.

Ты сам месишь свое будущее.

Палаш направилась отнесить варенье в погреб.

- Стой! Это варенье же синее? К чему мне под глазами синие круги… Есть у тебя клубничное варенье? Иди, принеси того. Не хочу быть бледным. Нарисуй мне щеки.

Палаш подняла варенье из виктории. Поискала в буфете, достала перо. Густым вареньем мазнула по щеке: осталась ямка.

- Э-э! – крикнул хлебный. – Ты что, офигела? «У этого щеки в рубцах… И сам из теста, дебил!» - Этого ты хочешь? Чтобы обо мне так говорили, да?

- Осто, осто! Вовсе нет, милый. Сейчас же исправлю!

Попыталась она выровнять, как могла. Варенье разбавила водой, прошлась по щекам с обеих сторон. Муж стал невообразимо привлекателен.

- Вот испечем тебя, станешь еще румянее. Будешь красавцем, не переживай.

- Ты меня яйцом помажь. Хочется блестеть.

- Помажу-помажу.

- А какая у меня начинка?

- Начинка?

- Конечно. У каждого пирога есть начинка.

- У тебя нет начинки.

- Нет!

- Дак, ты же человек, а не выпечка. Не нужна начинка – ничего не будет видно.

- У каждого уважающего себя человека есть какая-то начинка! А у меня нету? Сделала человека без нутра. Я пустой, так получается?

- В тебе мука, пшеница. Разве еще что-то нужно?!

- Мясо или капусту, картошку не могла ты накрошить?

- Дак… к чему зря время тратить? Разве я тебя съесть хотела?

Супруг замолчал. Наверно, обиделся. Лежит на столе, пытается стать пышным, подняться. Или копит силы: силенок ему пока не хватает, наберется, когда испечется. Вглядывается смородиновыми глазами в потолок. Палаш тоже сидит молча, смотрит на мужа и радуется.

- Ты, жена, хотя бы посолила меня достаточно?

- Достаточно. Как бабушка моя солила, так и я посолила.

- Как готовила твоя бабушка?

- Очень вкусно! Пальчики оближешь.

Муж снова замолчал.

- Давай я отщипну – попробую? – спросила Палаш.

- Нет! – вскрикнул сырой. – Сойдет уж… Чего теперь…

- Тогда я тебя сейчас намажу яйцом и положу в печку, - сказала Палаш и достала из туеска яйцо.

- Давай-давай… Послушай-ка, жена, а у тебя не осталось немного теста? До того, как намажешь…

- Остатки вынесла в сенцы. Завтра испеку блинов, отметим твой день рождения.

- Ты это, тесто занеси, и сделай-ка мне бицепсы… На руки, на торс. Совсем дохляком меня замесила, как тряпку какую-то. Тебя саму же высмеют!

- Что мне, чего скажут эти деревенские! Здесь мужиков-то нет! Подраться-поругаться не с кем.

- В город выезжать будем. Надо на будущее думать!

- Ты мне нравишься и таким.

- На себя посмотри: ты женщина сильная, в теле. А я рядом как ошметок приделанный выглядеть должен?

Чтобы колобок не злился, Палаш занесла оставшееся тесто. Нехорошо ругаться с мужем в первый же день. По душам поговорить не успели…

- Вот тебе мышца, - с улыбкой, одну за другой, приклеила кусочки к телу.

- Жена, ты это… Туда, туда тоже добавь.

- Куда? – удивилась Палаш.

- Вниз… Пусть будет помощнее, более мужского размера, повнушительнее.

Вот дура-женщина, приделала какого-то червячка и решила, этого хватит!

- Дак… - Палаш даже не задумывалась об этом. Попыталась приклеить и туда, но, видать, не получилось. Теперь «это» совсем отвалилось.

- Что ты делаешь, криворукая?! – в бешенстве промычало тесто. Сырая грудь нервно вздулась и запузырилась.

- Сейчас, сейчас же исправлю!

- Тесто замеси покруче! Совсем блинное, жидкое!

Палаш развела с мукой. Кажись, получилось, как надо. Осталось только приклеить. Хоть и красиво выглядит – не клеится, падает…

- С тобой тоже! Если бы руки работали, давно уж сам подправил бы! – не унимается супруг.

- Ты тоже, слишком многого просишь от меня, - пожаловалась Палаш. – Думаешь, я в своей жизни много такой работой занималась? Думаешь, я тут каждый день мужика месила? Ты у меня первый! Никого мне больше не надо. Перепечи, шаньги, калиновый пирог, кыстыбей, табани – вот что я пекла. Ну, шекера. Пельмени, пирожки. С капустой, с грибами, с мясом…

- Хватит, не рассказывай мне про своих бывших!

- Какие бывшие! Я еду готовила. Обычная женщина: раз есть печка, я и готовлю.

- Раз есть печка, то и меня приготовила. Так, игрушку нашла, ага?

- Не от хорошей жизни я тебя пеку!

- Спасибо. Еще и унижаешь…

- Не злись! Нужен мне близкий, любящий человек. Потому и пеку.

У Палаш намокли глаза. Ну почему они не понимают друг друга? Палаш уже давно страдает без настоящего мужчины. Если бы в ее жизни появился живой, стала бы она опускаться до того, чтобы лепить такого своими руками? Что это за женская работа – править мужика? Убереги Господь! Лишь бы встретился тот единственный, но… Не нашелся. Женщина ждала годами, горячее сердце стыло в одиночестве… И теперь – вот он! Лежит-дышит. Еще немного – и встанет! Свой муж! Потерпеть, немножечко потерпеть.

Кое-как приклеив, удалось ей и кусок приделать в нужное место. Супруг, кажется, успокоился: словно спящий младенец. Да и его можно понять. Он же мужчина. Палаш сама виновата. Зря опозорила человека. К тому же не настоящего человека, а замес – рукой-мукой. С такими надо обращаться нежнее, они ранимые.

Намазав яйцом, Палаш перенесла противень с мужем к горячей печи.

- Тише, тише, не урони, - наставлял тот.

- Если под ноги не сунется кошка, не уроню, - усмехнулась женщина.

Тело мужа словно напряглось. Палаш опять сказала лишнего… Ладно уж, милый испечется – сердце разойдется.

Устроив мужа, подтянула к печке маленький стульчик и уселась сама.

- Чего смотришь? – стыдливо спросил он.

- Хочется… - просто ответила баба. Остэ Инмаре, пусть ее муж испечется на славу! Потом вспомнила: печку надо закрыть… Жаль.

За заслонкой трещало. Палаш слушала с восторгом. Неожиданно рассмеялась:

- А вот если я тебя перепеку, станешь негром… Бабы из соседней деревни обалдеют! Все обзавидуются!

Тесто не отвечало. Говорить ему было непросто, да и побоялся, видать, что рот треснет.

- Какие они, интересно, эти негры? – думала Палаш вслух. – Другие… Наверно, произошли от слова «эгыр» - «уголь». Ой-ой, мурашки по коже! Ой да ладно, скажут еще, нашла себе экземпляр. И не надо, свой же милее, не надо мне никакой экзотики…

А если бы нашелся, вышла бы Палаш за такого замуж? Неужели муж из теста лучше? Эти думы сбили ее. Мужчина из теста – настоящий мужчина? Мысли путаются в голове. Ничего не сказала вслух. Снова улыбнулась заслонке.

- Да ты и выглядишь-то не как удмурт! Слишком блестишь, горделивый. Хоть одна бы да веснушка. Если я на тебя сейчас маком брызну, не поздно еще!

Муж что-то пробурчал. Не надо, видать… Хорошо.

- А по телевизору чего только не покажут: как только люди не готовят, какие семена-специи не кладут! Можно было бы тебя ванилью подсластить. Был бы ароматнее… Корицей. Не знаю, не занимаюсь я таким. Когда огурцы солю, укроп добавляю. Достану я тебя уж, слишком запечешься.

Муж что-то пробурчал.

- Рано, говоришь? Остэ, кем хочешь стать? Подумают еще, хачик!

Ничего не ответил.

- А я тебя все же выну, - заупрямилась Палаш. – Не нужен мне какой-нибудь… как с курорта!

Палаш отодвинула заслонку, осторожно, чтобы не зацепиться за стенки печки, вынула противень. Кое-как поставила ношу на стол. Сидят-дожидаются, пока остынет. Набух… Каждая часть тела увеличилась вдвое.

- Осто, осто… Изменился ты, милый.

Муж со стонами поднялся с железного противня, отряхнулся и подался в сторону зеркала. Смотрит – и вправду: мясистый, мускулистый. Уже схватил со стола кусок масла и давай себя обмазывать. Тёплое масло закапало на пол. Палаш даже не заметила, все в нетерпении задрожала:

- Округлел… Ну, пойдем, обниму тебя, поцелую! Вот ты и готов!

Не в силах скрыть радости, она подошла к мужу и обвила его новое молодое тело. Внутри ее распустилось неизвестное ей доселе волнующее чувство.

- Погоди! – сказал строго жареный. – Одежду смени. Я чистый, как из бани. А ты грязная, в муке.

Палаш скрылась за печкой. Сердце заколотилось. Муж из кадки… Муж из кадки… Э-эх… Чего тут поделать? Расчесала волосы, повязала красный передник. Супругу из комода достала специально сшитые ему красные трусы. Поставила на плиту чайник.

Гордый голый супруг все еще рассматривал себя в зеркале.

- Ладно, одевайся, садись за стол, - мягко сказала женщина.

Муж посмотрел на нее невидящим взглядом, трусы не взял.

- Ну, давай хоть познакомимся! Меня зовут Палаш, - неловко проговорила она. – Я даже не знаю, как тебя зовут!

Набухшие смородиновые глаза опалили в ответ:

- И не узнаешь.

Палаш онемела: хоть стой, хоть падай.

- Как? Почему? Мне тебя пирогом называть? Колобком?

- Назовёшь, коли имени не дала.

- Ох!.. Разве я виновата?

- А кто виноват?

Палаш сидит, не в силах возразить. Ничего не понимает. Разве муж злится от того, что она не назвала его вовремя? Милый, нежный говорливый ее муж стал словно каменный. Даже не глянет в ее сторону, весь занят собой. Разве такими становятся после печи?

- Значит… - задумчиво сказала она. – Убежишь от меня, как колобок?

- И убегу, - ответил он, исследуя в зеркало свою плешивую голову.

- Послушай, не сердись! Давай тебе сейчас имя дадим. Я не спорю, сама во всем виновата. Сама, видать, виновата, прости меня! С душою, с любовью пекла я тебя. Всю себя вложила. Только этою минутой и жила! Как же… как я тебя ждала! Дорогой! Не будь бессердечным!

- У меня сердца нет. Внутри тесто.

- Николай. Нравится?

- Я пустышка.

- Олёш?

- Хлебный отход.

- Егор. Ёрги!

- Пирог. Обычный пирог. Не приставай!

- Пирог?!

- Пирог без ничего. Буханка. Сын сухарика.

- Пирог Сухарикович?! Боже мой!..

Пирог ни разу не взглянул на нее. Палаш, силясь не зареветь, сжала губы и ущипнула себя за щеку.

- Зачем я тебя испекла?! Разве все зря?

- Как меня испекла, так и другого испечешь.

- Пирог! Как ты смеешь так говорить? Мозги у тебя запеклись?!

- Мозгов у меня тоже нет.

- Но ты ведь живое создание!

- Вместо мозгов – тесто.

- Знать не хочу, не желаю, что у тебя вместо мозгов, а мне нравишься и таким, я тебя люблю – люблю, какой ты есть!

Пирог внезапно вспылил:

- А я и вижу! Сразу понял, что ты ничего не желаешь знать!

- Ой!

- Налепила меня – а о будущем моем не подумала. Поглупее да поуродливее: чтобы никто не приревновал…

- За что ты так со мной? Я всегда старалась, как лучше будет.

- Как самой будет лучше.

- Нет! Нет…

- Не оправдывайся. Поздно. Я уж теперь готов. Какой получился – такой получился.

- Иди обратно в печь!.. – всхлипнула Палаш.

- Я? В твою старую грязную печь?

- Да… Когда я тебя делала, ты таким не был! Что за напасть, что за страшный сон…

- Конечно, теперь я сильный, красивый, знающий себе цену. Тебе такой не нужен был, с таким проблем не оберешься, замучаешься соответствовать… На что взялась за непосильную работу? С чего себя решила мне хозяином сделать? Почему не можешь быть ровней мужу? К чему тебе муж, и правда? Разве ты с мужем жить смогла бы?

- Ой-ой-ой! Прошу, не продолжай. Не надо, не в печку, ни слова больше – я зря это сказала! Как же мне жить дальше? Не оставляй меня!

- Я ухожу.

Палаш осела.

- Куда? К кому уходишь? Почему?

Пирог стал одеваться. У Палаш высохли слезы. Все поняла. Подойдя к двери, закрыла собою проход, и затуманенными горем глазами зашипела, пригрозила, загрохотала:

- Никуда ты не уйдешь! Слишком дорого ты мне обошелся.

Ярко одетая, красноглазая, зареванная баба - выглядела она смешно и грустно. Челюсть покосилась и дрожит.

- Как это ты меня удержишь?! – психанул новоиспеченный. – Сегодня или завтра – я все равно убегу.

- Сегодня или завтра! Свадьбу не сыграв? Решил холостяком слинять!

- Хм… Женщин много. Найду красавицу!

- Ты… обычный пирог! Ты кем себя возомнил? Да тебя на улице первая же псина растерзает. Целой стаей набегут, вгрызутся мордами!

Пирог резко побледнел.

- И этот твой… откусят! – голос ее стал холодным, как сталь. – Никакая баба на тебя после этого не посмотрит, только мне и будешь нужен.

Пирог закричал:

- Пусть! Я и тебе не нужен.

- Знаешь ты все: нужен, еще как. Всю душу тебе отдала.

Пирог замялся.

- Ищешь повода, шаньга! – не унималась Палаш.

- Я не шаньга!

- Хорошо, не шаньга, так колобок. Хлебное недоразумение.

- Да я человек уже. Человек!

- Кто? Чебурек? Да человек, ты хоть знаешь, откуда пошел? От Бога! А ты – шаньга из кадушки, намазан яйцом от несушки. Еще бы я тратилась на картошку! Три килограмма муки, соль, вода, яйца, дрожжи… Этого ты не посчитал! Бессовестный! Сколько сил, женских рук, печки, дров… Все сделала сама! Пирог! - и, впившись красным глазом, Палаш замычала, - Никому не отдам!

Пирог двинул на нее сильное тело, мощным рывком ступил в сени.

- Я не спрошу!

- Куда?! Куда?! – запричитала Палаш.

Пирог вышел. Палаш, завизжав на весь дом, побежала за печь. Схватив с плиты чайник с кипятком, ринулась следом. Пирог спускался с лестницы. Ошпарила…

Молча Пирог повалился на пол. П-ш-ш-ш… Ноги обварились и размякли, ошпаренный рот застыл. Глаза поблекли, покрылись пеленой. Комки мышц покрылись корочками теста, запахло мучным и горелым…

- Остэ, Инмаре! – воскликнула Палаш. – Что с тобой? Пирог! Пирог! Прости меня…

Палаш задергалась, покатилась по хлебу – и откусила голову!

- Э, пирог мой, пирог… За что я такая непутёвая? Э-эх, живот мой…

Палаш лежит на лестнице и горько плачет. Не может надышаться, вздрагивает, размазывает хлебные крошки… Пирог – внутри ее. Прикончила.

Перевод с удмуртского автора

Дата добавления: 2015-11-04