Первые несколько минут, проведенных вне палаты — уже ставшей для него родной и безопасной, — Саймон пребывал в полном замешательстве. Да, маска Боуэн полностью скрывала ее мерзкую обезьянью морду, но брюки, которые она напялила на свои мерзкие шерстистые задние лапы, были пошиты из какого-то полупрозрачного материала, так что шерсть просвечивала. Все это, вкупе с белым халатом по щиколотку, выглядело по-клоунски.
Я должен, твердил себе Саймон, как и раньше, видеть в них плод своего воображения, почитать их внешний вид нереальным, вымышленным. Я не должен слишком верить в то, что вижу, — иначе придется признать, что я взаправду сошел с ума. Я обязан изо всех сил цепляться за свое человеческое достоинство, во что бы то ни стало помнить, что я — человек. Он сжал волю в кулак, как какой-нибудь старик-шимпанзе, страдающий неизлечимой болезнью, и повлекся вперед, опустив голову, не думая даже вздыбливать шерсть.
Поведение Саймона в коридоре повергло Боуэн в ужас. Да, он не нападал на нее, не поливал дерьмом. Да, судя по всему, он сумел — в той или иной степени — примириться с видом неприкрытых шимпанзе, которые раз-другой появлялись на их пути, но в целом выглядел невозможно вяло и не выражал никаких эмоций. Д-р Боуэн, сама того не желая, беззначно поставила ему диагноз — да что там, вынесла приговор. Вдруг поняла: Дайкс точь-в-точь как шимпанзе в состоянии депрессии, граничащей с кататонией, шимпанзе с какой-то тяжелейшей неврологической дисфункцией, а его психоз — просто кризисное проявление первой стадии хронического заболевания, которое далее будет протекать в форме апатии, отрешения от действительности и с неизбежностью закончится полным душевным коллапсом.
И вот оба шимпанзе уже снова в отделении Гаф, сидят в комнате отдыха, ждут, когда появится Буснер и можно будет приступить к перцептивным тестам. Комната отдыха оформлена и обставлена очень просто — пластиковый стол, пластиковые стулья, металлическая корзина для мусора в углу. Вертикальные жалюзи закрывают яркое полуденное солнце, лампы дневного света тихонько поют, помигивая под потолком. На столе стоит видеофон, ни звука. Общую атмосферу, подумала Боуэн, можно описать как этакое отбеленное отчаяние.
— «ХууууГрааа» Саймон, вот что: я хочу пить, так что отлучусь на минутку к автомату. Вам принести что-нибудь?
Услышав вокализацию, Саймон поднял глаза и отзначил:
— Да, спасибо.
— Чай, кофе «хуууу»? С молоком, с сахаром «хууууу»?
— Все равно.
Боуэн почетверенькала к двери, качая головой, дурацкая маска натирала ей уши. Урод несчастный, думала она, твои жесты только подтверждают мой диагноз — знаки такие невнятные, ни эмоций, ни ритма, ничего.
В коридоре она встретила Буснера, он улыбайся во всю пасть и летел на нее, как паровоз на полном ходу, вытянувшись во весь рост. Под мышкой у него был зажат старомодный кожаный портфель, а за его лучезарной задницей виднелся научный ассистент, пятый самец Прыгун.
— «ХууууГраааа!» Короче, добрый день, Джейн, отошла от нашего путешествия в мир искусства «хуууу»? Нет, нет, ну зачем это, пожалуйста, не надо…
Буснер принялся отбиваться от Боуэн, которая, едва увидев его, немедля рухнула на пол, подставила под морду задницу и прямо-таки требовала, чтобы он ее поцеловал.
— Джейн, раз уж мы снова работаем вместе, придется тебе привыкнуть, что я веду себя весьма неформально. Не так ли, Прыгун «хууууу»?
— «Хуууу» разумеется, именно так, — отзначил Прыгун, хотя его мысли в этот момент четверенькали в совершенно противоположном направлении.
Удастся ли ему нынче утром снова улизнуть и еще немного помахать лапами с Уотли? В прошлый раз они не дожестикулировались ни до чего конкретного. Если я в самом деле хочу заключить союз, думал Прыгун, то пора мне показать Уотли, что именно за скелет я откопал в шкафу у Буснера, и составить с консультантом план подготовки, нападения и, в конечном итоге, установления власти над стариком.
— Я собиралась принести Дайксу чашку чая, Зак, — показала Джейн Боуэн. — Томография проползла на отлично, — надеюсь, ты рад. Кроме того, мы сделали еще целую кучу рентгеновских снимков, и я попросила лабораторию проявить их побыстрее, чтобы мы смогли сопоставить результаты тестов с результатами обследований.
— «Чапп-чапп» очень хорошо, «груууннн» очень хорошо, ну что же, думаю, самое время мне пообщаться с нашим пациентом мордой к морде. У тебя есть такая же маска для меня «хуууу»? А я, смотри, захватил себе брюки!
Буснер с гордостью извлек из портфеля пару шаровар, очень похожих на боуэнские. Все трое шимпанзе не смогли удержаться от хохота — одна мысль о том, чтобы надеть такую подчеркнуто гнездальную одежду на работе, в больнице, была чудной до колик.
— «Х-хии-хии-хиии», — заклекотал Буснер, — «хиии-хиии-хиии-хоооо» Вожак ты мой «клак-клак»! Я понимаю, дело серьезное, но мы еще толком не начали работать, а нам уже приходится исполнять такие кульбиты! Клянусь, за всю мою долгую медицинскую практику мне не выпадало счастья так веселиться. Вот что «хиии-хиии-хиии», Прыгун, подержи-ка портфель, пока я надену это Вожак знает что.
Видеофон звонил, но Саймон не спешил брать трубку. Он сидел по-турецки на стуле, опершись грудью о столешницу и обхватив голову передними лапами. Пропащая я душа, думал он, а может, у меня и вовсе души нет. Пропал я, вот оно что, потерял свою душеньку навеки. Он вообразил, будто смотрит в уходящий вдаль коридор, где прячутся какие-то образы, картинки из прошлого — видения утраченных тел, человеческих тел. Вот его первый ребенок появляется на свет в фонтане жидкости, изливающейся из чрева Джин, — не просто появляется, а выстреливает наружу, синий живой шарик, попадает на клеенку, ручки и ножки разводит по сторонам, глотка издает человеческий крик — и ни с чем этот крик не перепутаешь! — восхитительный человеческий крик.
— «Врааааа!» — закричал Саймон. — «Врааааа!» — И его шерсть заходила ходуном, от эмоций, от горя, от утраты.
Видеофон продолжал звонить. Саймон поднял трубку и дождался, пока туман на экране рассеется. Ага, еще одна карикатура на человеческое лицо, но не та, которую нацепила Боуэн. У этого «человека» светлые пластиковые волосы челкой ниспадают на блестящий телесного цвета лоб, над неподвижными губами — идиотское коромысло белых усов. Буснер не успел поднять лапы, а Саймон уже каким-то неведомым образом понял, что перед ним именно он.
— «ХууууГраааа» добрый день, мистер Дайкс. Хочу поздравить вас, закрытый просмотр прочетверенькал превосходно…
— Что «хууууу»? — Против своей воли Саймон был заинтригован, невзирая даже на глупую маску и летающие перед ней пальцы.
Он снова ощутил то легкое, но острое беспокойство, которое охватывало его всякий раз, когда кто-либо оценивал его работы.
— Ну да, вернисаж в Галерее Левинсона, ваши апокалиптические полотна — прав ли я, обозначая их апокалиптическими «хуууу»?
— Д-да, конечно «груууннн», в целом я имел в виду поместить их в общий апокалиптический контекст, хотя, как вы понимаете, одновременно намеревался с их помощью подорвать религиозную традицию изображения такого рода вещей.
— Разумеется, разумеется… «грууунннн-уч-уч» думаю, подрывной характер ваших полотен в основном и привлек внимание присутствовавших критиков «ХУУУУ».
Буснер складывал пальцы в знаки в воображаемой «человеческой» манере, пытаясь одновременно по возможности стоять неподвижно, что было крайне затруднительно, кроме того, успеху номера мешали лапы — они постоянно норовили потеребить очки. На Саймона ухищрения врачей не произвели особого впечатления. Маски вообще не сработали. Он четко видел уродливые уши Буснера — маска их не прикрывала, а на мелькающих посреди экрана пальцах росло ничуть не менее шерсти, чем на задних лапах Джейн Боуэн.
— «Уч-уч», — прокашлялся Саймон и показал: — знаете, доктор Буснер, не думаю, что нам имеет смысл продолжать этот маскарад, он не помогает — я все равно вижу в вас шимпанзе. Вернее, я все равно полагаю, что под маской скрывается шимпанзе, так что, думаю, вы можете преспокойно ее снять.
— «Хууууу»? В самом деле? От брюк и масок вам не делается комфортнее? В магазине мне показали, что это лучшие маски на свете, лишь чуть-чуть хуже тех, что используют в кино и на телевидении. Мои дети просто с ума посходили, едва только их увидели. Значит, по-вашему, они совсем не реалистичные?
— Ни капельки «хууууу».
— «Хуууу» что же, в таком случае… — Жестом, достойным персонажа Тома Круза из фильма «Миссия невыполнима», Буснер сорвал маску и той же лапой приказал Прыгуну снять с него шаровары. — У меня просто чесотка от этих чертовых штанов, — настучал он по загривку пятого самца.
Саймон заставил себя взглянуть зверю прямо в морду. Кто сошел с ума — мир или он сам, не имело сейчас никакого значения; сейчас нужно было обязательно найти с Буснером общий знак. Принять психиатра таким, какой он есть, и тогда, может быть, все пойдет на лад. Может быть.
— Ну, как «хуууу» теперь?
— По… по… по-олный по-орядок, — показал Саймон, частично прикрывая пальцами глаза, — только вот… только вот… «уффф» будьте добры, постарайтесь не двигаться так быстро, так внезапно — особенно если вы намерены зайти ко мне сюда, — я совершенно не в силах выносить скорость, с которой вы все передвигаетесь. Вы поняли меня «хуууу»?
— Разумеется, разумеется, в конце концов, шимпанзе ведь и вообще передвигаются куда быстрее людей, не так ли «хуууу»?
— В самом деле «хуууу»?
— Да, куда быстрее. Похоже, вам нужно многое узнать о мире, мистер Дайкс; возможно, если мы будем рассматривать наши беседы как уроки, вы найдете мое телесное обличье менее ужасным «хууууу»?
— Возможно. Мне трудно судить.
— «Хуууу» как бы то ни было, давайте исчетвернькивать из того, что это у нас как бы уроки, так? А теперь я хочу спросить: готовы ли вы допустить меня в вашу комнату? У меня здесь ряд перцептивных и реляционных тестов, вам нужно их пройти, а я должен тем временем находиться на таком расстоянии от вас, чтобы мы могли чиститься…
— Чтоооооо «хууууу»?!!
— Прошу прощения, прошу прощения, я ожестикулировался, доктор Боуэн показывала, что всякие контакты с обезьянами для вас крайне болезненны. Я имел в виду… мне нужно быть на таком расстоянии от вас… как бы это показать… что если нам вдруг захочется, то мы смогли бы чиститься.
— Пожалуйста, но вы ни в коем случае не должны ко мне прикасаться — и подползать слишком близко.
Саймон повесил трубку и откинулся на спинку стула, даже не пытаясь устроиться поудобнее, как в гнезде. Его поза, как снова заметила Джейн Боуэн, осталась прежней — необычно скованной, спина выгнута, передние лапы вытянуты, а не держат за пальцы задние, как обычно делают шимпанзе, когда сидят.
Пока Буснер жестикулировал с Дайксом, Боуэн избавилась от маски и шаровар. Вползя в комнату, она забилась в самый дальний угол и поставила перед собой стул, чтобы частично скрыть себя от Саймона — так он не должен, по идее, воспринимать ее как источник опасности.
Буснер вошел в комнату на задних лапах, передвигая их настолько медленно, что Боуэн перепугалась — как бы Саймон не счел, что над ним издеваются. Именитый психиатр подошел к столу, поставил на него портфель, взял себе стул и уселся, приняв позу, похожую на позу своего пациента, — спина вдоль спинки, передние лапы, когда не заняты жестикуляцией, на коленях задних.
— Итак, мистер Дайкс, у меня для вас пара тестов, я хотел бы, чтобы вы прошли их сегодня, они настолько простые, что, опасаюсь, вы сочтете их оскорбительными для шимпанзе с вашим уровнем интелл…
— Доктор Буснер «хуууу»?
— Да, мистер Дайкс.
— Вы что-то показывали про критиков на вернисаже.
— Верно.
— Не могли бы вы распоказать чуть побольше, будьте так добры «хуууу».
От апатии не осталось и следа. Саймон подался вперед, Буснер мог бы дотянуться и потрогать его. Морда художника отражала сосредоточенность и неподдельный интерес, каких Буснер ранее на, ней не видел.
— Я велел моему научному ассистенту. Прыгуну, сделать ксерокопии статей в сегодняшних утренних газетах. Не хотите взглянуть «хуууу»?
Буснер достал из портфеля несколько листов бумаги и из лап показал Саймону. Тот попытался выхватить их, но Буснер отпрыгнул и не дал художнику этого сделать, одновременно показав:
— Рано, мистер Дайкс, рано, простите мне столь грубый бихевиоризм, но я правда полагаю, что сначала нам нужно пройти тесты, а уж потом читать заметки, вы созначны «хууууу»?
Саймон отрешенно откинулся на спинку стула.
— Хорошо, — с безразличием щелкнул он пальцами, — давайте ваши тесты, хотя, провалиться мне на этом месте, я просто не представляю, что вы рассчитываете узнать.
Работа с тестами заняла шимпанзе до полудня. Для начала Буснер и Боуэн прогнали Саймона через перцептивные тесты. Самые простые задачи не поставили бы в тупик и младенца: определить, какие геометрические фигуры одинаковые, какую фигуру можно поместить внутрь другой фигуры, расставить цветные карточки в порядке цветов радуги, определить значения последовательности символов. Все это Саймон Дайкс преодолел без особого труда, хотя результаты показал совсем не такие блестящие, каких можно ожидать от самца его возраста.
Проблемы, с которыми художник столкнулся на простых задачах, стали яснее, когда Саймон принялся за сложные. Легкие нарушения наблюдались везде — в зрении, в слухе, в координации глаз-передняя лапа. Врачи не могли найти никаких доказательств настоящей когнитивной дисфункции, и все же где-то в пространстве между мозгом Саймона Дайкса и его телом что-то такое находилось, что-то мешало им полностью состыковаться. То и дело он неправильно размещал на картинке цифру, букву или фигуру. Когда Буснер и Боуэн показывали Саймону, что он допустил ошибку, он тотчас находил ее и исправлял, но через некоторое время, когда врачи предлагали ему похожую задачу, снова делал ту же ошибку.
Потом Буснер прогнал Саймона через урезанную версию теста Бине в стэнфордской редакции[94] из тридцати двух вопросов, рассчитанную на шизофреников, и аналогичный вариант теста ММЛО — Миннесотского многоаспектного личностного опросника.[95] Саймон сидел над вопросами, на каждый из которых имелся лишь один правильный ответ (объявлявший тестируемого психически здоровым), с его свалявшейся шерсти градом катился пот. Он ни разу не спросил Буснера, почему надо отвечать на эти вопросы, не выражал ни малейшего интереса к происходящему, прося пояснений только в случаях, когда вопросы не стыковались с правилами, по которым жил его воображаемый мир. Так, в анкете ММЛО был раздел, посвященный спариванию, — его Саймон пропустил целиком, вместо ответов обведя кружками все места, где встречалось слово «спаривание», и поставив рядом с каждым таким кружком вопросительный знак.
Буснер и Боуэн в беззначии и безуханье наблюдали за пациентом, пользуясь представившейся возможностью для длительной взаимной чистки. Буснер грациозно соскользнул со стула и положил голову Джейн Боуэн на живот, а она аккуратно расчистила ему шерсть на голове и на шее, то и дело чмокая учителя туда и сюда. Одни предметы, извлеченные из шерсти босса, она глотала — комочки слизи, засохший пот, крошки, частицы пищи; другие — клочки бумаги, пластиковые волокна, гниды, скрепки, засохшие струпья и кусочки экскрементов — складывала в кучку на линолеуме. Когда она закончила, союзники переменили позу, и теперь Буснер принялся чистить спину старшей по отделению. Он пыхтел и урчал, его пальцы расправляли шерсть. Удивительно, сколько мелких кусочков таблеток и порошков гнездится в ее темной гладкой шерстке, подумал Буснер и застучал Джейн между лопаток:
— Похоже, Джейн, надо быть поосторожнее с твоей спинкой, а то, глядишь, наемся успокоительного и захраплю прямо посреди палаты!
В отзнак Боуэн беззвучно расхохоталась.
Саймон ответил на последний вопрос и запустил карандашом в другой конец комнаты, деревянный предмет негромко стукнулся об пол. Буснер вскочил на задние лапы.
— «Хууууу» похоже, вы закончили, мистер Дайкс? — показал именитый психиатр, одной передней лапой держа себя за яйца.
— «Хуууу» да, закончил, кончил, конченный я человек. Ну что, докажите мне, что я сошел с ума, доккторр человечья морда «уч-уч», докажите мне…
Передние лапы художника замерли в воздухе, затем вытянулись вдоль тела. Между тремя обезьянами воцарилось тягостное беззначие — оно длилось и длилось, а Боуэн все ждала, когда же Буснер отколошматит Саймона за дерзость. Ничего подобного не произошло. Диссидентствующий специалист по нейролептикам просто загадочно смотрел на Саймона, нахмурив брови.
Зазвонил видеофон, Боуэн сняла трубку. Махая лапами с сожестикулятником на другом конце провода, Джейн большим пальцем задней лапы расправляла шерсть, которую Буснер неправильно расчесал, и тем же пальцем бросила трубку на место.
— Ухнул техник из лаборатории…
— И «хуууу»? — Буснер расправил брови, приподнялся.
— Анализы и снимки готовы.
— Хорошо, хорошо. Очень даже «грррнн» хорошо. В самом деле, они быстро управились. Покажи мне, Джейн, это все твое влияние, или Уотли тоже лапу приложил «хууу»?
— Кто его знает, Зак, я тешу себя мыслью, что все дело во мне, — отзначила Джейн и принялась чесать колени.
Пациент, который до сих пор не проронил ни жеста, ни звука, воспрянул духом и защелкал пальцами.
— «Уч-уч» а как теперь насчет этих рецензий, отзывов «хуууу»? Разве вы не показывали, что дадите мне их посмотреть, когда я пройду эти идиотские тесты «хууууу»? Вы же показывали «хууууу», человечья вы морда. Человечья морда! Человечья морда!
Саймон подчеркнул оскорбительность своих знаков, схватив Буснерову маску и помахав ею прямо перед мордой именитого психиатра. Тот наконец не выдержал и огрел Саймона хорошим хуком, да так, что сбил художника со стула. На то, что случилось далее, было больно смотреть. Саймон свернулся в клубок и затянул свой странный, низкий вой, скулеж, а его лапы, наполовину закрывая искаженную болью морду, показывали:
— Ах ты подлая сволочь! Ты меня ударил. Сволочь ты, вот ты кто. Никакой ты ни хера не доктор, ты чудовище, сраное чудовище! — После чего Саймон завыл по-настоящему: — «Ааааааа! Аааааа! Аааааа!»
Буснер и Боуэн удивленно переглянулись. Такой реакции на применение силы от психотика — каким бы типом психоза он ни страдал — они никак не ожидали. Буснер внимательно изучил историю болезни Саймона, но до сих пор не мог взять в толк, отчего художник так физически слаб и что с этим делать. Поведение пациента было столь нетипично, что, несмотря на весь свой колоссальный медицинский опыт, Буснер не нашел в себе сил немедленно приступить к успокоению, к ласкам несчастного. Джейн Боуэн пришлось ему помочь — она присела рядом с Саймоном и нежно заурчала, постукивая по лапе:
— Трррнннн-грууу-нннн-хуууу» Саймон, простите нас, пожалуйста, но вам в самом деле не стоило бросать вызов старшинству доктора Буснера в такой форме, такое поведение никак не поможет вам…
— Йапрафтахатшу, йапрафтахатшу… — дрожащими лапами показал Саймон.
— Что «хуууу»? Что, Саймон «хуууу»?
— Йапрафтахатшувидить их, фотыфсе.
— Что вы хотите увидеть, Саймон «хуууу»?
— Да рецензии, эти чертовы рецензии.
— Саймон, Саймон, «гррррууннн» Саймон, пожалуйста, «чапп-чапп» простите меня, будьте так добры. Я все равно очень хочу вас вылечить, вы очень-очень интересный пациент, должен призначиться. Вот ваши вырезки…
Буснер уселся рядом с Саймоном на видавшем виды линолеуме. Он так хотел погладить его по голове, порасчесывать шерсть, приласкать, по-шимпанзечес-ки успокоить, но выражение морды Боуэн заставило его отказаться от этой идеи.
— Саймон, пожалуйста, поверьте, я «гррруннн» поступил бы точно так же с любым другим пациентом, если бы тот повел себя так, как вы. Вот, а теперь мне и доктору Боуэн нужно изучить результаты ваших тестов и поглядеть на ваши анализы. Там масса технических подробностей, вы все равно не поймете, только время зря потратите. Поэтому я вот что предлагаю: отправляйтесь-ка в палату, вас уже ждет третий обед, поешьте как следует, прочитайте рецензии на выставку — думаю, вы найдете их интересными, хотя, быть может, не слишком комплиментарными, — а мы тем временем изучим собранный сегодня материал, хорошо? А через часок-другой снова встретимся все вместе, идет?… «хууууу?». Что покажете?
Буснер и Боуэн водрузились за столик в углу больничной столовой — таким образом они могли обойтись без специальной лампы для просмотра рентгеновских снимков. Буснер принес с раздачи подносы с едой, Боуэн притащила желтые конверты и еще более желтые папки с анализами и тестами Дайкса. Разложив все на столе, они с головой погрузились в поглощение пищи и изучение собранного медицинского материала.
— Думаю, Джейн, нам не стоит заниматься этих так показать, скрупулезно, — щелкнул пальцами Буснер, запихивая в пасть пирог с бифштексом и почками. — Я хочу просмотреть все как можно быстрее, поставить, так показать, импрессионистский диагноз. Если наткнешься на что-нибудь интересное, ткни меня в бок!
Боуэн потерла друг о друга бедра, чувствуя, как шерсть расчесывается сама собой. О, она бы все отдала, чтобы в этот миг лизать розовую, влажную, набухшую седалищную мозоль, давить языком сладкие, шерстистые твердые соски, похожие на зрелые… Хватит! Усилием воли Боуэн изгнала эту мысль из головы. Ее гнездосамке, Рейчел, остается до течки еще целая невыносимо долгая неделя, так что лучше заняться Дайксом, чем воображать, как она с ней играет.
— «Врррааа-хуууу» вожак мой! Посмотри-ка вот на это! — Буснер держал в лапах магнитно-резонансную томограмму. — Гляди! Выраженные фокальные зоны с повышенной интенсивностью сигнала,[96] здесь, здесь и здесь! Вон их сколько, и все в районе сильвиевой борозды![97] «Хуууу-хуууу-хуууу» не думал, не думал, что мы столкнемся с такими явными органическими повреждениями, совсем не думал. Да и лобные доли далеко не в порядке… Нет, точно, сними однозначно что-то не так «хуууу»…
— Словно бы опухли «хуууу»?
— Да они просто огромные, никогда таких не видел. Если бы не мой опыт «грннннн-ням-ням-ням», я бы показал, что мы имеем дело с гидроцефалом…
— Ну, такой диагноз поддерживается наличием жидкости в других местах…
— Если только там в самом деле жидкость, а не что-то другое. Передай-ка мне радиоизотопную томограмму, попробую сопоставить ее данные с магнитными…
Магнитно-резонансные томограммы, как и ультразвуковые, были выполнены в тонах серого, разные оттенки показывали разные участки мозга, который в результате выглядел как комок пыли, извлеченный из пылесоса. Напротив, радиоизотопные томограммы исполнялись в цвете и давали фантастические разноцветные картинки, похожие на инфракрасные спутниковые фотографии. Мозг Саймона Дайкса на радиоизотопных томограммах представал как совокупность темно-синих, темно-фиолетовых и ядовито-зеленых пятен. Мозжечок вообще выглядел как радуга — у Буснера складывалось впечатление, что он изучает не срезы мозга, а альбом по абстрактному искусству.
Взгляни на эти изображения Саймон Дайкс, у него бы сложилось именно такое впечатление, но Буснер был врач и за пеленой художественных ассоциаций видел в радиоизотопных томограммах источник информации о болезни, и его наметанный глаз не упустил из виду контраст между тусклыми, подавленными цветами в левом полушарии мозга и яркими, пылающими очагами красного, желтого и оранжевого в правом.
— «Грунннн-грунннн», — заурчал Буснер, перебирая снимки. — «Груннн» посмотри-ка сюда, Джейн, — это явно коррелирует с поведением Дайкса, хотя, конечно, не объясняет его. Я надеюсь, ты сделала ему электроэнцефалограмму?
— Разумеется, результаты вот в этой папке, — отзначила Джейн и подвинула нужную папку ближе к Буснеру.
— «ХууууГрааа» вот, именно этого я и ожидал. Смотри, здесь мощный всплеск электрической активности в правом полушарии. Он, конечно, встречается у всех обезьян, но важно другое — то, что мы одновременно наблюдаем в левом полушарии, а оно жутко подавлено, почти никакой активности. Это объясняет, почему он так неуклюже двигается, а заодно, возможно, почему у него такие странные галлюцинации. Симптоматическая картина в целом похожа на ту, которая встречается при мультиинфарктной деменции,[98] хотя отнюдь не только при ней «хууууу». С другой стороны, эти участки с повышенной интенсивностью сигнала, мы видим, что они этаким ковром покрывают весь центральный отдел коры, но если смотреть на резонансную томограмму, получается, что его мозг буквально нашпигован ими, не только кора, а весь мозг целиком «хууууу»?
— Но ты же не хочешь показать, Зак, что это микроопухоли, правда «хуууу»?
— Верно подмечено «чапп-чапп». Жидкости в опухолях дают участки других цветов, но, с другой стороны, эти участки однозначно не твердые. Нет, я не думаю, что тут у нас опухоли или кисты, но на томограмме точно есть тени; возможно, их дают микрорубцы или какие-то подобные микроповреждения. Вот что, дай-ка мне снова резонансные срезы.
Пока Буснер изучал томограммы, Джейн Боуэн сконцентрировалась на рентгеновских снимках, и почти сразу же настал ее через возгласить «ХууууГраааа!». Все сидевшие поблизости шимпанзе подняли головы на уханье.
— Тише, тише, Джейн! — отчаянно зажестикулировал Буснер. — Нам совершенно ни к чему, чтобы на наши картинки сбежалась смотреть вся больница «враааа»! — Тут ему как раз пришлось отогнать пару любопытных, которые почти успели уткнуться носами в разложенные на столе материалы. — Так, что у тебя тут «хууууу»?
— Вот, посмотри, это поперечный снимок головы Дайкса. Обрати внимание на челюсти.
Буснер поднял черную пластину к залитому солнцем окну — словно забыл, как сам только что просил Джейн этого не делать, — и посмотрел его на просвет. Некий фривольно настроенный хирург, которому случилось проходить метрах в пяти от их стола, имел достаточно времени, чтобы хорошенько разглядеть снимок, и возбудился не меньше Боуэн, взорвавшись громким, гулким смехом и клацая челюстями на всю столовую:
— «Х-хии-хиии-хиии-клак-клак» что же нам ждать от вас в следующий раз, Буснер «хууууу»! Подумать только, психиатр завел себе человека! И зачем он вам — на поводке водить?
Буснер даже не подумал реагировать на насмешку. Он положил снимок обратно на стол и застучал по лапе коллеги:
— Или я слепой, Джейн, или у него нет обезьяньей полки[99] «хууууу»!
— Зак, ты сам знаешь, со зрением у тебя все в порядке. Обезьяньей полки у него нет.
— Может, это следствие какой-то травмы «хуууу»?
— Едва ли.
— Так что же, врожденный дефект «хууууу»?
— Не исключено.
— А может, он все-таки в самом деле человек?!!
…рассмотрение вопроса о том, почему Дайкс считает себя вправе издеваться над совестью — не показывая уже о желудках — публики, выползает за рамки данной рецензии, и все же в его картинах есть что-то одновременно грубое и своекорыстное, из-за чего их никак нельзя назвать подлинными произведениями искусства — это просто карикатуры…
…Дайкс, чья картина «Мир медведей» произвела такой фурор, когда год назад ее купила для постоянной экспозиции Галерея Тейта, на сей раз разочаровывает, представив на суд зрителя безобразную серию поделок, беззастенчиво играющих на чувствах шимпанзе. Отставив в сторону извращенный формализм своих прежних, более, так показать, скульптурных работ, он предлагает нам нечто вроде формализованного извращения…
…объятый пламенем детеныш в центре картины, несомненно, представляет собой форменное издевательство над страданиями реальных шимпанзе, которым выпало несчастье стать жертвами самой ужасной транспортной катастрофы за всю историю Лондона. Мы не намерены обсуждать, по какому праву Дайкс позволяет себе такие вещи…
…живописца на вернисаже не было, зато в галерее вопили и спаривались достопочтенные критики и прочие представители художественного мира. Ненадолго заглянула и Сара Пизенхьюм, самка Дайкса, но ее немедленно увел от нас Тони Фиджис и его компания…
…вызвали интерес, на какой, вероятно, не стоило рассчитывать, если бы не внезапное исчезновение самого художника, который, по слухам, окончательно сошел с ума буквально за неделю до вернисажа…
…он псих — и теперь она не знает, куда податься, господа. Ее мозоль набухла так, что стала больше головы, не удивительно, что в последнюю не причетверенькала мысль отвергнуть «конструктивную» помощь известного художника-перформансиста Кена Брейтуэйта. После закрытого просмотра парочку видели в клубе «Силинк», и нырнули они, как показывается, ниже обычного…
Означенный псих тщательно собрал разложенные на сером больничном покрывале бумажки и принялся делать из них шар, аккуратно оборачивая листки вокруг центрального катышка, в который превратилась первая рецензия. Хотя прочитанное вывело художника из себя и привело в замешательство, от Саймона не укрылось, что сейчас пальцы слушаются его куда лучше и реагируют на команды куда быстрее, чем с первого дня болезни и до самого сегодняшнего утра. Это ли не повод для веселья.
Он наблюдал за пальцами, пока те мяли и рвали бумагу. До сих пор он не замечал, как обильно покрыты шерстью тыльные стороны его ладоней, а равно и бедра. Что это — возраст или побочные эффекты лекарств, которыми его здесь пичкают? Макака по обозначению Боуэн показала, что ему больше не дают прозак, но Саймон не верил, что сей факт сказался на его психическом состоянии — если только не считать, что вывернутый наизнанку мир возник в его воображении именно по причине отмены препарата. Художник злобно заклацал зубами, запустил клубок газетных вырезок куда подальше, не проследив даже за его полетом, свернулся калачиком в гнезде и начал кататься по нему туда-сюда, туда-сюда.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |