Колокольчик над дверью звякнул, когда я вошла, но мужчина не поднял глаз от книги.
— Ты опоздала, Джин, — сказал он.
— Прости. Я была занята: рассказывала о своих чувствах и убивала людей.
— Ты уже час как должна была объявиться.
— Слушай, Флетчер, ты что, беспокоился обо мне?
Флетчер оторвался от своей книги. Его слезящиеся зеленые глаза походили на тусклое зеленое стекло лимонадной бутылки.
— Я? Беспокоился? Не глупи.
— Никогда.
Флетчер Лейн был моим связующим звеном. Человеком, который сводил меня с потенциальными клиентами, собирал деньги и планировал мои задания. Посредником, который пачкал руки за солидный гонорар. Он подобрал меня на улице семнадцать лет назад и обучил всему, что я знала о ремесле убийцы. Хорошему, плохому, отвратительному. Еще он был одним из немногих людей, которым я доверяла. Вторым из них был его сын Финнеган, такой же жадный, как отец и не боявшийся в этом признаться.
Флетчер отложил книгу.
— Есть хочешь?
— А ты как думаешь? Я почти неделю давилась горохом из пластиковой тарелки.
Я устроилась за стойкой, а Флетчер с другой стороны принялся за работу. С глухим стуком старик водрузил передо мной стакан терпкого ежевичного лимонада.
Я отпила глоток и поморщилась.
— Теплый.
— Лед закрыт в морозилке на ночь. Охлаждай его сама.
Помимо способностей элементали Камня я обладала редким даром управлять еще одним элементом — Льдом, хотя тут мои магические возможности были гораздо скромнее. Я положила руку на стакан и сконцентрировалась, вызывая силу холода из глубин своего существа. Ледяные кристаллы в форме снежинок посыпались из моей ладони и кончиков пальцев. Иней побежал по стенкам стакана, окаймляя край и устремляясь в напиток. Я подняла руку ладонью вверх над стаканом и снова принялась колдовать. Холодный, серебристый свет замерцал в центре шрама в форме руны паука. Сосредоточившись, я превратила свет в квадратный кубик льда. Бросила его в лимонад и повторила трюк ещё пару раз.
Затем снова отхлебнула.
— Так гораздо лучше.
А Флетчер между делом уже поставил на стойку полуфунтовый гамбургер, щедро сдобренный майонезом и начиненный горой копченого швейцарского сыра, листьями салата, ломтиком сочного помидора и толстой пластинкой красного лука. Дальше последовали миска пряных бобов и блюдце расцвеченного морковью капустного салата.
Я набросилась на еду, наслаждаясь игрой сладости и специй, соли и уксуса на языке. Проглотив полную ложку теплых бобов, я сосредоточилась на пропитавшем их соусе, стараясь разложить многообразие вкусов на составляющие.
«Свиной хлев» славился своим соусом к барбекю, который Флетчер тайком от всех готовил в задней части ресторана. Люди сметали этот соус галлонами. Много лет я пыталась выведать у Флетчера секретный рецепт. Но как бы ни старалась, какие бы компоненты не добавляла, мой соус всегда отличался от соуса Флетчера. Причем сам Флетчер утверждал, что все дело в одном секретном ингредиенте, который и придает соусу его изюминку. Но вредный старикан ни в какую не хотел называть мне ни сам ингредиент, ни его дозировку.
— Ты когда‑нибудь скажешь мне, из чего сделан соус? — спросила я.
— Нет, — ответил Флетчер. — А ты когда‑нибудь оставишь попытки раскрыть эту тайну?
— Нет.
— Тогда мы зашли в тупик.
— Я могу найти выход, — проворчала я.
Веселая улыбка озарила лицо Флетчера.
— Значит, не видать тебе рецепта.
Я покачала головой и принялась за еду. А Флетчер тем временем снова взял книгу и одолел еще несколько страниц. О работе он не спрашивал. В этом не было необходимости. Он прекрасно знал, что я не вернулась бы, не выполнив заказ.
Я всегда скучала по здешней еде во время заданий. Скучала по щекочущим нос запахам специй и жира. Скучала по громкому звону тарелок и звяканью столовых приборов. Скучала по стряпне на кухне и жалобам на вредных клиентов и паршивые чаевые. Но больше всего я скучала по нашим поздним перепалкам с Флетчером, когда дверь уже заперта, и все вокруг дремлет, кроме нас двоих. «Свиной хлев» был для меня не просто рестораном. Он был моим домом — по крайней мере, самым похожим на дом местом, что было у меня за последние семнадцать лет. И единственным, что у меня, вероятно, вообще будет. Жизнь наемного убийцы как‑то не располагает к обрастанию щенками и палисадниками.
— Как Финн? — спросил я, утолив первый голод.
Флетчер пожал плечами.
— Превосходно. Занимается своими делами. Управляет чужими деньгами. В этом весь мой сын, инвестиционный банкир и компьютерный гений. Нет бы заняться честной работой, вроде воровства.
Я спрятала улыбку за стаканом лимонада. Обманчивая личина законопослушного гражданина Финнегана Лейна всегда служила поводом для насмешек со стороны его отца. Или моих подначек.
Я отправила в рот последний кусочек изумительнейшего гамбургера, и тут Флетчер нырнул под стойку. Вынырнул он оттуда с папкой из манильской бумаги и положил ее рядом с моей опустевшей тарелкой. Его коричневые в пятнышках руки на мгновенье задержались на папке.
— Что это? — спросила я. — Я же говорила, что после психиатра ухожу в отпуск.
— Ты несколько дней была в отпуске. — Флетчер отхлебнул остывшего кофе.
— Провести шесть дней под замком в психушке — не о таком отпуске я мечтала.
Флетчер ничего не ответил. Папка немым вопросом лежала между нами. Интересно, какие тайны она скрывает. Видимо, кто‑то кому‑то изрядно насолил, раз ветер подул в мою сторону.
Мое мастерство недешево стоит. Особенно если учесть флетчеровскую посредническую надбавку.
— Кто мишень? — спросила я, смирившись с неизбежным.
Чертово любопытство. Единственная черта характера, которую я так и не смогла побороть, хотя старалась изо всех сил. За эти годы я переняла от старика и кое‑что плохое. Он был намного любопытнее меня.
Усмехнувшись, Флетчер открыл папку.
— Мишень зовут Гордон Джайлс.
Он подтолкнул бумаги ко мне, и я бегло ознакомилась с содержимым. Гордон Джайлс. Пятьдесят четыре года. Финансовый директор «Хало индастриз». Великий счетовод и бумагомаратель, другими словами. Разведен. Детей нет. Любит рыбачить нахлыстом. По крайней мере дважды в неделю ходит к проституткам. Элементал Воздуха.
Последняя часть информации мне не понравилась. Элементалы могли создавать, контролировать и использовать в собственных целях четыре стихии: Лед, Камень, Воздух и Огонь. Некоторые также умели укрощать побочные ветви стихий: Воду, Металл и Электричество. Но истинным элементалом считался только тот, кому подчинялся один из элементов большой четверки.
Моя магия Камня была очень сильной, и я могла пользоваться этим элементом как угодно, например, стирать в пыль кирпич, крошить бетон или делать свою кожу прочной, как мрамор. А вот с помощью слабой магии Льда я только и умела, что создавать кубики, сосульки, изредка нож или еще какие‑нибудь мелочи. Хотя ледяные миниатюры животных сделали меня популярной на вечеринках.
Гордон Джайлс был элементалом Воздуха, следовательно, он умел контролировать его потоки, чувствовать ветер, ощущать его вибрации точно так же, как я чувствовала камень. И он управлялся со своей стихией не хуже меня. В зависимости от того, насколько сильны врожденные таланты и наделявшая его сила, Джайлс с помощью магии Воздуха мог задушить меня прежде, чем я сумею прикончить его. Стоит ему захотеть, и он заставит пузырьки кислорода бурлить в моих венах. Сметет меня ветром. Или придумает сотню других способов.
Я внимательно изучила фотографию, прикрепленную к первому листу досье. Черные с проседью волосы Гордона Джайлса спадали на лоб, слегка касаясь очков в золотой оправе. Глаза за стеклами напоминали лужицы кобальтовых чернил. А само лицо напоминало мордочку хорька — вытянутую и тонкую. Поджатые губы. Острый подбородок. Резко очерченный нос.
Во взгляде финансиста сквозило нервное ожидание. Так смотрит человек, который знает, что по улицам ходят монстры, готовые в любую секунду наброситься на него. Убить такого настороженного типа будет гораздо сложнее, чем какого‑нибудь рассеянного недотепу. Мне придется быть очень осторожной.
— И что же Джайлс такого натворил, что удостоился моего персонального внимания?
— Кажется, финансовый директор фабриковал липовые отчеты в «Хало индастриз», — сказал Флетчер. — Кое‑кто узнал об этом и решил принять соответствующие меры.
— Приглядывают за ним? — спросила я.
Флетчер пожал плечами:
— Ничего об этом не знаю, но, по слухам, Джайлс занервничал и подумывает обратиться к копам, будто им есть дело до его безопасности.
Копы. Я фыркнула. Смех да и только. Большинство местных полицейских изворотливее горных дорог Эшленда. Чем просить у них защиты, лучше сразу повеситься и избавить своего соседа по камере от необходимости рвать вполне сносные простыни.
— «Хало индастриз», — пробормотала я. — Не одна ли это из компаний Мэб Монро?
— Мэб — главный акционер, — сказал Флетчер. — Управляют же компанией ее подручные: сестры Хейли и Алексис Джеймс. «Хало индастриз» детище их отца, Лоуренса. Многие годы он и его дочери держали этот семейный бизнес, пока Мэб не пришло в голову оттяпать у них часть акций. Отец умер от сердечного приступа спустя две недели после того, как Мэб вступила в свои права. По крайней мере, такова официальная версия.
— А неофициальная?
Флетчер пожал плечами.
— Поговаривают, что у отца имелась уйма проблем. Не удивлюсь, если сердечный приступ ему обеспечила Мэб Монро.
— Сердечный приступ? Это на нее совсем не похоже, — заметила я. — Обычно она своей магией превращает людей в кучку пепла, сжигает дотла их дома, ну и все в таком духе.
— Так‑то оно так, — согласился Флетчер. — Но ведь Мэб могла поручить эту работу одному из своих мальчиков на побегушках с наказом, чтобы эта смерть выглядела естественной. Так или иначе, Лоуренс Джеймс мертв.
В Эшленде имелись и полиция, и правительство, но фактически городом управляла одна женщина. Мэб Монро. Мэб была элементалью Огня — сильной, могущественной, смертельно опасной. Но хуже того, она была не обычной элементалью. Мэб Монро обладала такой магией и такой властью, каких не было ни у кого из элементалов за последние пятьсот лет. По крайней мере, слухи об этом не утихали. И учитывая тот факт, что любой человек, рискнувший выступить против Мэб, рано или поздно умирал, я была склонна верить назойливым сплетням.
Фасад респектабельного, многоуровневого бизнеса скрывал преступную империю Мэб. Запугивание. Взятки. Наркотики. Похищения. Убийства. Мэб не брезговала ничем. Она упивалась кровью, как боров помоями. И повсюду у нее были шпионы. В полицейском управлении. В муниципальном совете. В мэрии. Полицейские, окружные прокуроры, судьи, да кто угодно — никто из хороших парней не задерживался в этом городе, если не переходил на темную сторону… и в задний карман Мэб.
Подобно всем ушлым предпринимателям, Мэб Монро скрывала свою истинную сущность под слоем культурной утонченности. Жертвовала деньги на благотворительность. Возглавляла мероприятия по сбору средств. Вносила свой вклад в развитие общества. И все ради того, чтобы ее не связывали с теми ужасами, что каждый божий день творились по ее приказу. Мэб всегда держала руку на пульсе, и в этом ей помогали два помощника, которые занимались ежедневной рутиной: адвокат Иона Макаллистер и Эллиот Слейтер.
Макаллистер расправлялся с неугодными Мэб людьми законными методами. Этот ловкий юрист хоронил несчастных под таким ворохом бумаг и чиновничьих проволочек, что большинство разорялись на услугах своих поверенных. Слейтер же называл себя советником по вопросам безопасности, но на самом деле этот великан был обычным головорезом в приличном костюме. Он заведовал приспешниками Мэб и наказывал тех, кто перечил элементали Огня — быстро, жестоко и неотвратимо, если только Мэб не снисходила до собственноручной расправы.
Среди большинства людей Мэб Монро слыла образцом элементальной добродетели, идеально сочетавшим в себе богатство и магию. Но те из нас, кто сталкивался с темной стороной жизни, понимали, что Мэб не знала жалости. Элементаль Огня вцепилась в Эшленд мертвой хваткой, запустила руки в каждую стоящую, прибыльную или выгодную сделку, но ей все было мало. Мэб только и делала, что повсюду совала нос и умножала свои богатства все больше и больше, словно деньги, власть и давление были жизненно необходимым ей кислородом. Проще говоря, Мэб была бандиткой, но наделенной такой магией, что любые ее требования тут же поддерживались, а прихоти исполнялись.
Никогда не любила дедовщины.
Но, несмотря на всю силу Мэб, люди продолжали плести против нее тайные заговоры. По несколько раз в год Флетчеру поступали предложения нанять меня, чтобы уничтожить Мэб Монро. За эти годы мы даже кое‑что разведали о ней и пришли к выводу, что это будет самоубийственная миссия, и можно даже не трепыхаться. Даже если бы мне удалось пройти все уровни охраны и громил‑телохранителей, Мэб всегда могла убить меня своими руками. Она не боялась применять огненную магию на деле. Так она и проложила путь к вершине преступного мира Эшленда — убивая каждого, кто мешал ее стремительному взлету.
Тем не менее, Флетчер завел целое досье на элементаль Огня, наблюдая за ее охраной, передвижениями, выискивая любую брешь в ее броне. По какой‑то причине старик желал Мэб смерти, только пока что не придумал способа ее убить. По крайней мере, такого способа, который не вывел бы его из игры в блеске славы на пару с Мэб.
— Ты хочешь сказать, Гордон Джайлс был настолько глуп, что присвоил деньги одной из компаний Мэб Монро? — спросила я.
— Похоже на то, — пожал плечами Флетчер. — Заказчик не углублялся в подробности, а я и не спрашивал. Загляни‑ка на последнюю страницу, там установлен срок.
Я заглянула.
— Они требуют выполнить заказ к завтрашнему вечеру? Ты хочешь, чтобы я управилась с заданием меньше чем за сутки? Это совсем на тебя не похоже, Флетчер.
— Взгляни на сумму.
Я скользнула взглядом вниз по странице. Пять миллионов. Вопрос отпал сам собой. Возможно, Флетчер и любил меня, как родную дочь, но свои пятнадцать процентов он любил не меньше. Хотя моя доля тоже была ничего.
— Неплохой куш, — признала я.
— Неплохой? Он в два раза больше твоей обычной ставки. — Смесь гордости и жажды наживы окрасила резкий голос Флетчера. — Заказчик уже внес пятьдесят процентов задатка. Выполни заказ и можешь уходить в отставку.
Отставка. Что‑то такое вертелось в голове Флетчера с тех пор, как полгода назад я вернулась из Сент‑Огастина со сломанной рукой и ушибом селезенки после неудачного задания. Старик все талдычил о моей отставке таким мечтательным тоном, будто где‑то существовал мир, полный возможностей, двери которого, как по волшебству, распахнутся передо мной, стоит только отложить ножи. И придет этот мир на смену тупой и скучной реальности.
— Мне тридцать лет, Флетчер. Я высококлассный, хорошо оплачиваемый, востребованный специалист в своей области. Я отлично справляюсь с работой, меня не смущает кровь, а людям, которых я убиваю, воздается по заслугам. Зачем же мне уходить в отставку?
Более того, чем мне в этой отставке заниматься? Мой специфический набор навыков редко где сгодится.
— Затем, что в жизни есть и другие вещи, кроме как убивать людей и подсчитывать барыши, как бы это тебе не нравилось. — Его зеленые глаза схлестнулись с моими. — Затем, что ты не должна озираться по сторонам всю оставшуюся жизнь. Разве ты не хочешь пожить немного при свете дня, малышка?
Жизнь при свете дня. Типичная флетчеровская фраза — синоним нормальной жизни. Семнадцать лет назад я только об этом и мечтала и молила бога, чтобы в мире восстановилась справедливость, чтобы время повернулось вспять, и я смогла вернуться в ту безбедную, безопасную жизнь, что когда‑то у меня была. Но я давным‑давно не верю в сказки. Ничего кроме ноющей боли несбыточные мечты не приносят. Тот золотой сон, та слабая надежда, та сентиментальная часть моей души — все это умерло, сгорело и стало пеплом, как когда‑то моя семья.
Такие как я не уходят в отставку. Они идут до финиша, до самой смерти, которая, как правило, не заставляет долго ждать. Но я буду бросать кости до конца. Даже если в итоге моя ставка будет бита.
Но я решила не перечить старику. Не сегодня. Хотела я того или нет, Флетчер был одним из немногих оставшихся в этом мире людей, которых я любила. Поэтому я помахала папкой, чтобы переключить его внимание.
— Ты действительно считаешь, что это хорошая идея? Браться за это задание?
— За пять миллионов долларов — да, считаю.
— Но у нас нет времени на подготовку, проработку плана, поиск отходных путей, вообще ни на что, — запротестовала я.
— Брось, Джин, — льстиво сказал Флетчер. — Работа простая. Ты и с закрытыми глазами с ней управишься. Заказчик даже предложил место, где ты сможешь провернуть это дело.
Я снова заглянула в папку:
— Оперный театр?
— Оперный театр, — повторил Флетчер. — Завтра вечером там намечается большое мероприятие. Открывают новое крыло имени Мэб Монро.
— Опять? — спросила я. — Разве мало в этом городе зданий, названных в ее честь?
— Видимо, мало. Слушай, там будет масса народу. Полно прессы. Куча возможностей затеряться в толпе. Ты запросто проберешься туда, прикончишь Джайлса и незаметно слиняешь. В конце концов, ты — Паук, знаменитый своим мастерством и отвагой.
Я поморщилась от его фальшиво‑воодушевленного тона. Иногда Флетчер напоминал мне инспектора циркового манежа, который объявляет грустных слонов, запуганных лошадей и прочие никчемные номера так восторженно, что они кажутся более волнующими, чем на самом деле.
— Паук — это полностью твоя идея. Именно ты, Железный Дровосек, решил, что сможешь срубить больше денег на моем громком имени, — сказала я, называя старика его псевдонимом наемного убийцы.
Флетчер усмехнулся.
— И не ошибся. У каждого киллера есть имя. Скажи спасибо, что благодаря мне тебе досталось прозвище звучнее, чем у многих.
Скрестив руки на груди, я сердито уставилась на него.
— Серьезно, Джин. Это легкие деньги. Прикончи бухгалтера завтра вечером и можешь отправляться в отпуск, — пообещал Флетчер. — В настоящий отпуск. Куда‑нибудь, где жара, лоснящиеся пляжные мальчики и тропические коктейли.
Я удивленно приподняла бровь:
— Да что ты знаешь о лоснящихся пляжных мальчиках?
— Финнеган как‑то показал их мне, когда брал меня с собой в Ки‑Уэст в прошлом году, — сказал Флетчер. — Но мы быстро переключились на прекрасных леди, загорающих топлесс у бассейна.
Кто бы сомневался.
— Отлично, — сказала я, захлопнув папку. — Я в деле. Но лишь потому, что люблю тебя, хоть ты и жадный ублюдок, нещадно эксплуатирующий меня.
Флетчер поднял свою кружку с кофе:
— За это стоит выпить.
Глава 3
Я допила лимонад, взяла папку, пожелала Флетчеру спокойной ночи и отправилась домой.
Моя квартира располагалась в доме напротив, на последнем пятом этаже, но я никогда не шла домой сразу из ресторана или откуда‑либо ещё. Прежде чем вернуться и скользнуть в подъезд, я обошла три квартала и пересекла две аллеи, убеждаясь, что за мной не следят. Учитывая поздний час, все было тихо. Лишь подошвы моих ботинок скрипели по гранитному полу вестибюля.
Я поднялась на лифте на свой этаж. Прежде чем вставить в замок ключ, приложила ладонь к камню, окружающему дверную раму. Ничего примечательного. Просто обычный низкий приглушенный гул. Я недостаточно бывала дома, чтобы моё присутствие отпечаталось на сером камне. Или же просто не прислушивалась к собственным врожденным вибрациям.
Я выбрала именно эту квартиру, потому что она находилась ближе всего к лестнице. Отсюда также имелся доступ на крышу и к крепкой водосточной трубе, идущей вниз по стене здания. Пути отступления, одни из многих. По крайней мере раз в месяц я проверяла их, разыгрывая в уме возможные сценарии захвата и бегства. Моя личная мантра выживания. Невозможно быть чересчур осторожным, особенно на такой работе, как моя, когда даже малейший прокол влечет за собой смерть. Мою смерть.
Я щелкнула выключателем. Входная дверь вела в просторную кухню, объединенную с гостиной. Хозяйская спальня и ванная располагались слева, гостевые комнаты — справа. Софа, двухместный диван, пара мягких кресел, бытовая техника. Плазменный телевизор, окруженный горой дисков. Бесконечные стопки потрепанных книг, кое‑где достигающие метровой высоты. Милый набор медных кастрюль и сковородок, висящих на крючках на стене кухни. Разделочный стол, на котором стоял набор эксклюзивных среброкаменных ножей.
Здесь не было ничего, что я не могла бы бросить, получив сигнал уходить. В моей профессии такое всегда возможно. Берясь за дело, я соблюдала осторожность, а Флетчер всегда дотошно подходил к выбору клиентов. Но возможность раскрытия, пыток и смерти оставалась всегда. Дополнительные причины, почему Флетчер хотел, чтобы я ушла на покой.
Все же, чтобы успокоить старика, я пыталась вести относительно нормальную жизнь, за исключением ночных дел. Я работала под прикрытием как Джин Бланко, повариха и официантка на полставки в «Хлеву» и вечная студентка местного колледжа. Архитектура, скульптура, роль женщин в фантастической литературе. Я записывалась на любые интересные мне лекции, неважно, насколько мало у них общего.
Но моими любимыми были занятия по литературе и кулинарии, и каждый семестр я записывалась хотя бы на один курс. Готовка — моя единственная страсть, помимо чтения. Мне нравился запах сахара и специй. Бесконечные сочетания сладкого и соленого. Простые и сложные рецепты, позволяющие объединить отдельные ингредиенты в единые съедобные произведения искусства. Вдобавок кулинария оправдывала изобилие ножей в квартире. Ещё одна служебная необходимость.
Увидев, что все в порядке, я пошла дальше. Стоило бы зайти в ванную, принять душ, а затем свернуться в кровати, изучая дело Гордона Джайлса. Планируя нападение. Составляя список нужных подручных средств. Прорабатывая план бегства. И мечтая об угодливых пляжных мальчиках, по словам Флетчера, ожидающих меня на Ки‑Уэст.
Но я задержалась в гостиной, разглядывая рисунки в рамках на каминной полке за телевизором. Только что оконченный курс по искусству. Для выпускного проекта преподаватель дал нам задание нарисовать серию из трех рисунков, связанных общей темой.
И я изобразила руны своей погибшей семьи.
Вместо гербов и эмблем одаренные магическими способностями идентифицировали себя рунами. Вампиры, великаны, гномы, элементалы. Руны были повсюду, куда ни глянь. Татуировки, ожерелья, кольца, футболки. Даже некоторые люди использовали руны, особенно в качестве логотипов.
Некоторым владеющим магией это не нравилось и они утверждали, что рунами могут пользоваться только наделенные силой. Многие из них вынашивали безумные мечты о том, как нынешнее равновесие между расами сменится управляемым магией обществом, во главе которого встанут элементалы и другие маги. Причина, по которой власть пока не захватила ни одна из рас, очень проста: огнестрельное оружие великолепно сохраняет баланс сил. Как и ножи, бейсбольные биты, пилы и топоры. А у большинства населения Эшленда в загашнике имелись все эти предметы, подчас не в единственном числе. Магия — это чудесно, но мало кого не успокоят три пули в черепе. И поэтому люди использовали руны, одаренные магией насмехались над ними, а город продолжал жить.
Но пользующиеся рунами люди ни на что не влияли. Только элементалы умели насыщать руны магией, оживляя символы и заставляя их выполнять определенные действия. На самом деле, если элементал Огня чертит на бревне руну, чтобы зажечь костер, это не более чем изощренный способ выпендриться. Ведь для вызова огня элементалу с властью над ним достаточно лишь щелкнуть пальцами. Но кое для чего магические руны годились: растяжки, сигнализация, отложенные вспышки волшебства. К последним весьма часто прибегали некоторые наемные убийцы. Положите взрывающуюся руну Огня в коробку, отправьте её жертве и спокойно попивайте коктейли на Карибах, зная, что бедный идиот откроет посылку, а та взорвется у него в руках.
Большинство рун сами по себе не имеют никакой силы, а служат лишь способом заявить о своем происхождении, показать родственные связи и обозначить общие факты, вроде темперамента, сферы деятельности и хобби. Руна моей семьи Сноу — снежинка, символ ледяного спокойствия. Моя мать Эйра носила на шее серебряный медальон с этой руной. Она также продолжила традицию и создала для каждой из нас кулоны с рунами, символизирующими ключевые черты наших характеров.
Руну‑снежинку я нарисовала первой, затем изобразила вьющуюся лозу, символизирующую изящество — руну своей старшей сестры, Аннабеллы. И наконец примулу — символ красоты и моей младшей сестренки Брии.
На каминной полочке отсутствовала моя собственная руна — руна паука. Маленький круг, от которого на равном расстоянии друг от друга отходили восемь линий, не слишком затейлив или интересен, чтобы заслужить место в моем итоговом проекте. Конечно, у меня больше нет медальона с руной паука, но если бы я захотела освежить в памяти чертову побрякушку, достаточно было бы взглянуть на шрамы на ладонях.
Я стряхнула с себя оцепенение. Осенью воспоминания всегда более болезненны. Именно в это время года элементал Огня убил мою мать и Аннабеллу, обратив их тела в прах. Бриа избежала той же участи лишь затем, чтобы оказаться похороненной заживо под обломками нашего дома. От моей сестренки остался лишь кровавый след на каменном фундаменте.
Чистый морозный воздух, ярко‑голубое небо, густой запах влажной земли, близость зимней стужи, замедляющей шепот камней под ногами, — все напоминало мне о них, даже сейчас, семнадцать лет спустя.
Но руны на каминной полке не вернут мою семью. Ничто не вернет. Не знаю, зачем я вообще нарисовала эти чертовы руны. Мне на самом деле нужен отпуск. Или же разговоры Флетчера об уходе на покой встревожили меня больше, чем я думала.
Я сжала пальцы на папке, отвела глаза от рисунков, пошла в спальню и закрыла за собой дверь, чтобы больше не видеть руны.
С глаз долой — почти из сердца вон.
* * *
Следующим вечером ровно в восемь я стояла на самом верхнем балконе эшлендского оперного театра, огромного здания из серого гранита и мерцающего белого мрамора. Старомодный шедевр архитектуры занимал три квартала в центре города. Каждое из трех крыльев оперы венчала башенка, из‑за чего здание всегда казалось мне похожим на кукольный домик. На каждой из башенок на тихом сентябрьском ветерке развевался черный флаг с серебряной нотой — руной оперы.
Двадцать минут назад я вошла в здание театра через главный вход. В белой рубашке, черных брюках, туфлях на низком каблуке и с футляром для виолончели я ничем не отличалась от десятков музыкантов, ожидающих выхода на сцену. Никто не обратил на меня внимания, пока я шла через холл, поднималась по парадной лестнице и преодолевала несколько этажей. Я использовала магию Льда, чтобы создать пару длинных тонких отмычек, которыми отперла дверь, ведущую на балкон. Хотя я и зашла через главный вход, но, закончив работу, сбегу через, так сказать, задний.
Хотя фасад здания оперы выходил на одну из оживленных улиц в центре Эшленда, с тыльной стороны открывался вид на зазубренные скалы, спускавшиеся к реке Анейрин. Скалы, по которым я буду спускаться на веревке примерно через час.
Оставаясь в тени, я открыла футляр для виолончели и вытащила пластмассовую имитацию классического музыкального инструмента. Под ней находился потайной отдел с подручными средствами для сегодняшнего задания, включая шестидесятиметровый альпинистский трос. Я прикрепила его к латунному флагштоку, закрепленному у основания балконной стены, и сбросила трос вниз, к скалам. Серая веревка потерялась на фоне неровных камней, и не зная, что она там, никто не смог бы её заметить. Но я все равно собрала с пола несколько сухих коричневых листьев и рассыпала их у основания флагштока, прикрывая веревку. Непохоже, что сюда кто‑нибудь выйдет, учитывая происходящее внутри здания веселье, но никогда неизвестно, кому взбредет в голову подняться на балкон ради короткого перекура или ещё более короткого секса. Лучше не рисковать.
Во время работы я касалась камней здания. Гранит пел под кончиками пальцев. Музыка живого оркестра давно пропитала камень, и теперь пронзала его, как золотая жила. Я закрыла глаза и приложила ладони к грубой поверхности камня. После безумной какофонии сумасшедшего дома звук казался таким плотным, чистым и красивым, что я вызвала магию.
Я направила силу в камень, отдавая ему мягкий приказ. Отдельные кусочки гранита поднимались и опускались волнами один за другим, будто я пробегала пальцами по клавишам фортепиано. Затем кусочки встали на свои места, а я позволила себе слабо улыбнуться. Магия элементалов может быть как смертоносной, так и забавной.
Закончив работу, я взяла футляр, открыла балконную дверь и вновь скользнула внутрь здания.
Балкон служил продолжением верхнего этажа оперы, серого неприметного пространства, где располагались административные кабинеты. На этаже было пусто, горел приглушенный свет. Я юркнула на пожарную лестницу и спустилась на несколько пролетов, прежде чем выйти на второй этаж здания.
Я словно шагнула в иной мир. Второй этаж представлял собой круглую комнату диаметром в несколько сотен метров. Парадная лестница вела на первый этаж, над которым нависала огромная хрустальная люстра, похожая на изысканный ансамбль из сосулек. Ковер был теплого винного цвета с изящным золотым восточным узором. На стенах висели высокие звуконепроницаемые драпировки того же цвета, перемежавшиеся зеркалами и блестящими картинами. В холле внизу сверкал пол из белого мрамора с редкими вкраплениями черных и бордовых плиток.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |