История Французской Революции

Алое ожерелье:

История Французской Революции

Салли Гарднер

Это - Париж. Здесь веют ветры перемен, отдаваясь недовольным шепотом в сердце каждого горожанина. Париж ожидает первого медленного поворота колеса, что повлечет за собой революцию, коей Европе еще не доводилось видеть. Через год людей позовут поучаствовать в неистовом падении Бастилии, чтобы разрушить старый режим, и остановить стрелки часов. Здесь шагает Дьявол, заглядывает с интересом в окно доктора Гильотена, что работает день и ночь над усовершенствованием "милосердной машины для убийства", точит ее углообразное лезвие о горла невинных овец. Доктор еще не знает, что его изобретение будет в центре внимания - кровавая икона драмы, что должна вот-вот разразиться.

Но постойте, не так быстро. Король Луи XVI и его королева, Мария Антуанетта, все еще за пределами Парижа - в Версале. Это - зима 1789 года, одна из худших на памяти современников. Матушка Зима запустила пальцы в самое сердце этого замерзшего города; так, что он стал почти неузнаваем под белым покрывалом снега.

Все идет так, как должно. Всему еще только предстоит рухнуть.

Глава 1.

И здесь начинается наша история - в захудалом театре на Храмовой улице, с мальчика по имени Янн Маргоза, который родился с умением читать чужие мысли и невероятной способностью к чревовещанию. У Янна было острое, умное лицо, оливковая кожа, копна иссиня-черных волос и глаза темнее ночи, сияющие, как две звезды.

Несколько последних месяцев театр был домом для Янна, его друга и наставника, карлика Тету, и волшебника Тополана. Вместе они путешествовали с представлениями по всей Франции, на которых Тету ассистировал Тополану. Не появляясь на сцене, Тету передвигал предметы силой мысли, а Тополан брал на себя основное внимание и проделывал свои трюки. Янну было уже четырнадцать, а он все еще не мог понять, как Тету это удается, хотя он с малолетства помогал за кулисами.

Возраст Тету был никому не известен и, как он выражался, никого не касался. Острый ум компенсировал его рост и странно высокий, хриплый голос. Ничто не могло ускользнуть от его глаз, и никто не поднимал его на смех. Он говорил на многих языках, но никогда не рассказывал, откуда он родом.

Это была идея Тету - вложить средства в создание деревянного Пьеро. Клоун был сделан под чутким руководством Тету - у него было белое лицо, стеклянные глаза, и он был одет в голубые мешковатые рубашку и штаны.

Тополан не слишком хотел выступать с куклой.

- Кукла?! - Тету взмахнул руками в отвращении. - Это не кукла! Это автомат! Он принесет нам удачу. Скажу тебе, мой друг - никто не сможет разгадать его секрет, а ты никому не скажешь.

И Тополан все-таки решился. Результат превзошел все ожидания. Мсье Олар, управляющий Театром на Храмовой, взял их на работу, и с тех пор вот уже четыре месяца они срывали аншлаги. Мсье Олар не мог припомнить, чтобы любое другое представление имело такой успех. В эти темные времена это стало для него настоящим чудом.

Пьеро завладел умами людей. Много разных мнений родилось в забегаловках в Марэ о том, что за алхимия создала его. Некоторые считали, что им управляли с помощью магии. Более практичные умы считали, что он заводной, или там кто-то сидит внутри. Эта теория скоро была отброшена, так как Тополан каждый вечер приглашал добровольца из зала, чтобы тот все увидел своими глазами. Очевидцы утверждали, что она сделана из цельного дерева. Но даже будь она внутри пустой, внутри никто бы не поместился.

Пьеро мог не только ходить и говорить; он также был способен - как вещал Тополан ошеломленной публике - заглянуть в сердце каждого зрителя в зале и узнать их самые страшные тайны. Он понимал их положение даже лучше Короля Франции.

Завершал представление "гвоздь программы", которым Тополан очень славился - трюк "Волшебная пуля". Он вызывал человека из зала и просил выстрелить в себя из пистолета. Под барабанную дробь он ловил пулю ладонью и заявлял, что он испил из чаши вечной жизни. После того, что он вытворял с куклой, никто в нем не сомневался. Возможно, такой великий волшебник и впрямь мог обмануть саму Смерть.

Каждый вечер, когда занавес опускался, и последние аплодисменты стихали, Янн ждал за кулисами, пока театр полностью опустеет. Его заботой было убрать маленький столик, на котором лежал пистолет и пуля.

Сегодня сцена была холодной до горечи. Янн услышал, как порыв ветра зашуршал в партере, и выглянул в темный зал. Там было ни души, хотя он мог поклясться, что слышал, как кто-то шепчет в темноте.

- Эй! - позвал он.

- Ты в порядке? - спросил Дидье, завхоз, выйдя на сцену. Это был огромный мужчина с низким, сиплым голосом и отсутствующим круглым лицом. Он так долго работал в театре, что уже и сам себя стал считать частью здания.

- Мне показалось, я слышал кого-то в партере, - сказал Янн.

Дидье встал у арки авансцены и угрожающе уставился в темноту. Он казался Янну ожившей статуей, и явно не был на одной волне с остальным человечеством.

- Никого там нет! Скорее всего, это крыса. Не волнуйся. Я принесу отраву.

Он исчез за кулисами, грузно топая, и Янн остался один. Внезапно он почувствовал себя неловко. Ему подумалось, что лучше бы ему убраться отсюда как можно скорее.

Вот! В этот раз шепот зазвучал громче.

- Кто там? - выкрикнул Янн. - Покажись!

Тут он услышал мягкий женский голос, что шептал ему на романском - на этом языке Янн и Тету говорили лишь друг с другом. Сердце ушло в пятки; было ощущение, будто она стоит совсем рядом. Он никого не видел, но отчетливо чувствовал ее дыхание на своей шее, будто ветерок по коже. Она сказала:

- Пособник дьявола взял твой след. Беги быстрее ветра...

Гримерная Тополана была на первом этаже, в конце коридора. Мсье Олар переселил их в одну из тех, которые он гордо называл "гримерными для лучших актеров". Она была такой же поношенной, как и другие гримерные, но она была несколько больше и имела привилегию в виде камина. Ведро для дров было пустым, а очаг едва тлел. Помещение освещалось сальными свечами, от них поднимался черный дымок, оставляющий темно-бурые пятна копоти на потолке.

Тополан сидел и смотрел в зеркало, на свое загримированное лицо. Он был толстым мужчиной с грубыми чертами.

- Как ты узнал, что у сапожника была табакерка в кармане, Янн? - спросил он.

Янн пожал плечами.

- Я слышал его мысли достаточно ясно и четко, - сказал он.

Тету слушал и улыбался, стоя на коленях и укладывая Пьеро в коробку. Он знал, что способности Янна еще непредсказуемы. Иногда он слышал мысли людей против воли, а иногда даже заглядывал в будущее. Янн подошел к карлику.

- Мне нужно поговорить с тобой.

Тополан склонил голову вбок и прислушался. Кто-то шел по лестнице.

- Тихо!

Стук тяжелых сапог о хлипкие доски пола приближался к их гримерной. Затем раздался стук в дверь. Тополан подскочил на месте, щедро обагрив ситцевую ткань на трюмо вином. В дверях стоял крупный мужчина. Его черный строгий плащ подчеркивал его габариты, и он разительно не вписывался в потертый интерьер комнаты. И все же, не одежда, а лицо привлекло внимание Янна. Оно было испещрено шрамами, и напоминало карту города, в который никогда не хотелось бы попасть. Его левый глаз был полностью белый. Из молочной пелены смотрел мертвый провал зрачка. Второй глаз был кроваво-красным. Мужчина выглядел устрашающе. Он протянул Тополану карточку. Тот старательно вытер пот с пальцев прежде, чем взять ее. Как только он прочел имя графа Каллиовски, его проняло дрожью от волнения. Он знал, что граф Каллиовски был одним из богатейших людей Франции, а еще у него была наибольшая в Европе коллекция кукол-автоматов.

- Это действительно честь! - сказал Тополан.

- Я управляющий графа Каллиовски. Мое имя - Бельмо, - сказал мужчина.

Он вытянул руку с кожаным кошельком, будто давал собаке кость.

- Мой хозяин чтобы вы сегодня развлекли его друзей в шато маркиза де Вилледюваль. Если ему понравится ваше выступление, - он тряхнул кошельком, - это будет вашей наградой. Экипаж ждет. Будьте добры, поторопитесь.

Янн точно знал, каков будет ответ Тополана.

- С радостью! Я спущусь, как только мы с помощниками будем готовы.

- Поторопитесь! - грубо повторил Бельмо. - Я не хочу, чтобы лошади замерзли насмерть. Они, знаете ли, дорогие.

Он хлопнул дверью, да так, что тонкие стены затряслись. Как только они остались одни, Тополан подхватил Тету и закружил его по комнате.

- Это то, о чем мы мечтали! Это приглашение открывает нам двери в высший свет! У каждого из нас будут новые парики, новые шелковые жилеты из Лиона и кольца размером с яйцо!

Он глянул на свое отражение в зеркале, подрумянил щеки, взял шляпу и коробку с пистолетом.

- Мы готовы удивлять, изумлять, ошеломлять?

- Стой, стой! - попросил Янн.

Он отвел Тету в сторонку и сказал:

- Когда я сегодня убирал со сцены, я услышал голос, говоривший на Романском. Он сказал: "Пособник дьявола взял твой след. Беги быстрее ветра".

- О чем вы там шепчетесь? - спросил Тополан. - Идем, мы опаздываем!

- Прошу, давайте не поедем! - отчаянно попросил Янн. - У меня плохое предчувствие.

- Не спеши, Тополан, - сказал Тету. - Мальчик, возможно, прав.

- Да что с вами обоими! - возмутился Тополан. - Это же зов судьбы. Слава ждет нас впереди! Я всю жизнь этого ждал. Долой сомнения. Сегодня мы будем блистать!

Янн и Тету знали, что дальше спорить было бесполезно. Они снесли длинную коробку с Пьеро вниз по лестнице. Янн пытался выгнать ассоциацию с гробом из головы. Внизу, впритык к стене, стояло нечто, похожее не будку. Там сидела пожилая мадам Мано, чьей задачей было следить за входной дверью.

- Ага, - сказала она, выглядывая из будки и видя, что они несут Пьеро. - Значит, вы уезжаете в огромном экипаже. Похоже, он принадлежит аристократу, у которого денег больше, чем здравого смысла. Вытащить вас среди ночи, когда все нормальные люди уже ложатся спать!

- Передайте мсье Олару, куда мы уехали, - Тету отдал ей карточку, которую ранее Бельмо вручил Тополану.

Тополан же думал лишь о том, что, возможно, на вечере будут король и королева. Эта мысль была для него теплее меховой шубы, и грела его, когда он вышел в морозную ночь, позабыв опасения Янна и Тету.

Экипаж, черный и блестящий, точно жук, запряженный шестью добротными белыми лошадьми, контрастировал со старым серым снегом, сейчас припорошенным новенькими белыми хлопьями. Карета казалась Янну присланной из другого мира. Каждому из них выдали грелки, муфты и одеяла в дорогу. Тополан откинулся на спинку сиденья, обитую алым бархатом и приятно пахнущую дорогим сандаловым деревом.

- Вот это жизнь, а? - сказал он, улыбаясь Тету, и поднял глаза к потолку. - Ах, быть богатым, и чтобы на потолке кареты было нарисовано небо!

Непринужденно, экипаж выехал с Храмовой улицы, затем миновал Консьержери и пересек Новый мост. Янн смотрел на замерзшую Сену, убегающую к темному силуэту Нотр Дама, чьи шпили вырисовывались на фоне сине-черного неба. Он любил этот город с его однобокими домами, покрытыми вековой пылью, сшитыми вместе узкими улочками. Более широкие улицы не проложили: там не было сейчас ничего, кроме канализации, забитой навозом, кровью и потрохами. Там всегда стоял гомон, звенел молот кузнеца, кричали глашатаи да шумели животные, которых вели на бойню. И среди этих заячьих троп, именуемых улицами, стояли великие строения, жемчужины Парижа, чья пышность и великолепие были постоянным напоминанием об абсолютной власти, абсолютном богатстве короля.

Население большей частью было растолкано по маленьким каморкам в полной антисанитарии. Здесь солнечный свет был чем-то из ряда вон выходящим. Свечи были нужны круглосуточно, чтобы хоть что-то видеть. Посему заводы по производству свечек изрыгали зловонный дым, что каждую ночь, как и в эту, нависал угрожающей тучей над дымоходами. Несложно было представить, что именно там обосновался дьявол, или что среди голода и бедности проклевывались ростки революции.

Они ехали вперед к Сен-Жермон, вдоль улицы Севр, где дома были покрыты все большим слоем снега, будто увитые тонким кружевом.

Тополан спал, открыв рот, тоненькая нитка слюны струилась по его щеке. Тету тоже смежил веки. Лишь Янн смотрел во все глаза. Чем дальше они уезжали из Парижа, тем более он настораживался. Как бы он ни старался, ему было не отделаться от нехорошего предчувствия. Он жалел, что услышал тот шепот.

"Пособник дьявола взял твой след."

Глава 2.

Долги маркиза де Вилледюваль просто зашкаливали. Он и ухом не вел, когда его финансовые советники говорили, что он на грани банкротства. Он верил, что у него всегда будут деньги. Это было его право по рождению. Он родился с дорогими замашками и привилегиями, как у королевских персон. Ну и что, что казна почти пуста? Он просто повысит ренту в своем округе! И тогда через год все его проблемы будут решены. А до тех пор он займет денег у графа Каллиовски, который, бровью не поведя, выдавал маркизу запрашиваемые космические суммы.

Таким образом он проспонсировал строительство своего нового маленького шато на полпути между Парижем и Версалем, откуда было легко добраться и до правительства, и до столицы. Когда же он уставал и от того, и от другого, он уезжал в свое фамильное поместье в Нормандии. Все, что ему принадлежало, было идеальным. Его вкус был великолепным, а затраты - заоблачными.

Тем вечером маркиз устроил званый ужин, чтобы отблагодарить графа Каллиовски за его нескончаемую щедрость. Список гостей состоял из сливок французского общества - герцоги, принцы, графы, кардиналы и епископы. Как и у маркиза, у них всех были причины благодарить графа.

Но откуда такая щедрость? В чем была его выгода? Граф Каллиовски был действительно очень богат, много путешествовал, был культурным и интересным человеком. В его маленькой черной записной книжке хранились имена и адреса наиболее влиятельных людей французского общества. Его часто видели на охоте вместе с королем и его свитой, а также ходили слухи, что он помог королеве рассчитаться с ее очень постыдным карточным долгом. В обмен на свою нескончаемую щедрость он просил ни много, ни мало - маленькие секреты, те, что обычно и в исповедальне не рассказывают. Все, что требовалось - это поведать их ему на ушко, и тогда ссуда была гарантирована. Он держал своих друзей на коротком поводке. Они и не подозревали, что кормящая их рука отбирала их души.

Множество слухов ходило о Каллиовски, и он их поощрял. Когда его спрашивали, сколько ему лет, он отвечал, что стар, как Карл Великий. Когда же его спрашивали о его собаке - огромном черном волкодаве по имени Бальтазар - он говорил, что пес всегда был с ним. Одно, в прочем, было точно известно: многие женщины сожительствовали с ним, но ни одну он не взял в жены.

Секрет его успеха был в отсутствии эмоций. Долгие годы он учился обходиться без сентиментальности, как оградить себя от страсти. Любовь для него была слепым пятном на карте души. У него было железное сердце. Его девиз должен был предостерегать всех о его истинной природе, но жадность человеческая видит лишь мешок с золотом. Девиз этот был простым: "Никакой пощады, никакого милосердия".

Что до маркиза, то он обожал графа и восхищался им. Если быть честным - чего он себе не позволял - он завидовал графу. Однако, сегодня маркиз хотел удивить его. Он ничего не жалел для того, чтобы вечеринка удалась. Только лучшие продукты были использованы для банкета. Страна, может, и голодала, но на кухне у маркиза еды было в изобилии.

Он даже потрудился привезти свою дочь из женского монастыря, чтобы удовлетворить желание графа увидеть ее. Он не мог представить, зачем. Он почти не думал о своем ребенке и, возможно, забыл бы о нем, если бы не просьба графа. Для маркиза Сидо была воплощением несовершенства по сравнению с его собственной идеальностью.

Великолепное новое поместье маркиза было воплощением его скрытной натуры и изысканного вкуса. Каждая из его комнат была отлична от другой. Некоторые были украшены изображениями Елисейских полей. В иных были позолоченные зеркала в стиле рококо, в отражениях которых играли бликами хрустальные канделябры. На первом этаже все залы соединялись друг с другом двойными дверьми с мраморными колоннами. Убранство комнат было умопомрачительным - одна богаче другой, каждая украшена цветами в тон отделке, выращенными в теплицах маркиза. На улице была зима, но здесь, в свете тысяч свечей, маркиз воссоздал весну с нарциссами, мимозами, тюльпанами и сиренью.

Однако за пышным фасадом, завесой из зеркал скрывалось невидимое чужому взору - узкие, темные, тесные коридоры незримо пронизывали дом подобно варикозным венам. Ими пользовалась лишь прислуга. Это была причуда маркиза - он желал, чтобы ему прислуживали незримо. Поэтому его армия из слуг и служанок тихо выполняла свою работу, шурша подошвами, будто мыши копошились в стенах.

В день званого вечера игуменья сообщила Сидо, что ее отец желает видеть ее в своем новом шато около Парижа. В последний раз они виделись два года назад, и на миг девочке подумалось, уж не заболел ли он. Она помнила отца, как холодного, нелюбящего человека, у которого не было времени на собственную дочь. Сидо росла стеснительной, глуповатой на вид девочкой, а еще она хромала, что было непростительным изъяном и бросало тень на доброе имя де Вилледюваль. Ее мать умерла, когда девочке было всего лишь три года, и большую часть своих двенадцати лет, как и большинство ее сверстниц, она провела в монастыре. Отец передал ее игуменье на попечение в пять лет со строгими наставлениями научить девочку быть менее неуклюжей и ходить без прихрамывания, если такое возможно.

Известие о том, что ее пригласили в поместье на ужин, наполнило ее волнением и трепетом. Экипаж тронулся, ворота монастыря закрылись за ним, и Сидо отчаянно надеялась, что больше никогда сюда не вернется; что это будет началом ее новой жизни, в которой отец наконец-то будет ее любить.

Ее радость слегка поутихла, когда карета покатила по проселочной дороге. Она смотрела в окно и едва узнавала местность, по которой они ехали. Из тонкой голубоватой дымки выныривали силуэты людей, угадываемые лишь по очертаниям одеял, в которые они кутались. Они брели вдоль дороги, угрюмо и решительно. Их лица, обращенные к девочке, выражали полную безнадегу и покорность судьбе. Старики, юноши, женщины с грудничками, старухи и маленькие, слабые дети - все одеты не по погоде, все медленно и мучительно брели в сторону Парижа.

Сидо с ужасом наблюдала эту картину. Она постучала по крыше кареты, пытаясь подобрать слова, что не звучали бы бессмысленно.

- Мы должны остановиться и помочь, - обратилась она к Бернарду, кучеру ее отца.

Повозка, как ни в чем ни бывало, продолжила ход.

- Прошу вас, - вновь позвала Сидо. - Они нуждаются в нашей помощи!

- Всея Франция нуждается в помощи, - ответил он. - Лучше не смотрите, сударыня.

Но разве можно отвести взгляд от такого печального зрелища?

Сидо видела поместье впервые. Экипаж катил по дороге, огражденной колонной деревьев. Дорогу старательно отчищали от снега люди, которые при приближении кареты останавливались, склоняли головы и снимали шляпы; их дыхание походило на дым из драконьей пасти. Другие сидели на ветвях заснеженных деревьев и вешали фонарики, которые должны были зажечь к вечеру.

Новое шато ее отца было похоже на сказочный замок с башнями и башенками, стоящий чуть поодаль от окружающих его строгих садов. Карета подъехала ко служебному входу и остановилась. Камердинер маркиза вышел, чтобы встретить ее.

- Как ты, Люк? - спросила Сидо, радуясь знакомому лицу.

- Хорошо, сударыня, - ответил тот, и, видя, что девочка жаждет подробностей, продолжил: - Мне приказали провести вас через черный ход в вашу комнату. Маркиз не желает, чтобы его беспокоили.

Сидо проследовала за камердинером по холодной каменной лестнице к неприметной деревянной двери, скрывающий длинный темный коридор. Люк зажег свечу. Она слабо осветила кажущийся нескончаемым проход.

- Куда мы идем? - спросила Сидо.

Камердинер повернулся к ней и приложил палец к губам:

- Не разговаривайте, сударыня.

Сидо послушалась и дальше шла молча. Время от времени из смотровых отверстий в стенах падали лучи света. Люк открыл одну из дверей.

- Это - ваша комната. Маркиз позовет вас, когда будет готов.

- А зачем эти коридоры?

- Маркиз не любит видеть своих слуг, - не меняя выражения лица, ответил камердинер, и скрылся за дверью.

Она идеально слилась с панелями на стенах, так что если не знать о ее существовании, то и подозрения не возникнет. Это была простая комната с голубыми стенами. Кровать с четырьмя столбиками и темно-синим бархатным пологом, матерчатая ширма возле трюмо, а над камином - картина с изображенным на ней итальянским маскарадом. Не было здесь ни цветов в честь ее приезда, ни чаш с фруктами, ни сладостей, хотя их наверняка презентовали другим гостям.

Что до Сидо - то она была благодарна хотя бы за то, что смогла уехать из монастыря. Она выглянула в окно. Небо было одного цвета со снегом; ее дыхание затуманивало стекло, Сидо начала грустить из-за того, что не могла вспомнить маминого лица.

Прошли часы, прежде чем камердинер пришел, так что она уж было подумала, что о ней забыли.

- Маркиз желает видеть вас, сударыня.

Сидо одернула юбку, набрала воздуха в легкие и сосредоточилась на том, чтобы не хромать, пока она будет спускаться по лестнице. За одной из открытых дверей она увидела гостиную с семью высокими окнами и блестящим паркетным полом; стены были украшены изображениями птиц и пейзажами неведомых мест. Стол был уставлен серебряной, фарфоровой и стеклянной утварью и выглядел богато и гостеприимно, чтобы, без лишних разговоров, шелест шелка оживил его. Сидо почувствовала дрожь волнения. Сегодня она будет сидеть за этим самым столом.

Маркиз ожидал в своем кабинете. У него было широкое, жадное, алчущее лицо, странным образом заканчивающееся тонким, непонятной формы подбородком, с выражением вечного разочарования. Он посмотрел на дочь поверх своего аристократичного носа, будто оценивал результат продолжительной работы и выискивал в нем недостатки.

- Я смотрю, Сидония, ты ни капли не изменилась со дня нашей последней встречи. Кажется, подросла? Очень некстати. Высокий рост не к лицу девушке.

Шквал критики и ее полное имя свели все старания девочки быть аккуратной на нет. Она почувствовала себя неуклюжей и ненужной здесь, в обшитом золотыми панелями кабинете ее отца, наполненном дорогими вещами. Она так боялась сделать неверный шаг, что, попятившись, чуть не задела стол с недавним приобретением маркиза - коллекцией научных инструментов.

- Смотри, куда идешь! - его голос был холодным и резким, а губы сжались в нитку, будто он съел что-то кислое.

Сидо покраснела. Дернувшись от окрика, она врезалась в другой стол, и стоявшие на нем побрякушки и кожаные фолианты посыпались на пол. Производимый ими грохот звучал особенно сильно в тишине комнаты.

- Святые угодники, ты действительно такая дурочка, как выглядишь? Еще и хромаешь, как раньше. Ни капли не исправилась! - раздраженно сказал маркиз.

А Сидо стояла, всем сердцем желая провалиться сквозь пол. В этот миг в комнату вошел граф Каллиовски. У его ног, как всегда, был его черный волкодав - Бальтазар. Сидо видела его однажды, когда была еще маленькой, и у нее было ощущение, что она не хотела бы остаться наедине ни с ним, ни с его псом. Она опустила глаза и сжалась, чувствуя на себе пронизывающий взгляд. Изредка поглядывая в его сторону, она видела высокого, элегантно одетого мужчину с гладкой кожей без единой морщинки, будто он был высечен из камня. От него веяло достатком.

- Это, - недовольно сказал маркиз, - моя дочь. Понятия не имею, зачем мне было тратиться и утруждаться и везти ее сюда!

- Чтобы потешить меня, я полагаю, - ответил граф Каллиовски, ставя пострадавший стол на место, хотя книги поднимать не стал.

Он сел на стул, вытянул ноги перед собой и сложил пальцы в замок у своего рта. У него были большие, уродливые руки, которые как-то не вязались с остальным его телом. Пес улегся подле хозяина. Сидо заметила, что вышивка на его черном шелковом жилете - это маленькие черепа, перемеженные листьями плюща.

- Очаровательно, - сказал он, окидывая девочку оценивающим взглядом. - Но скажи мне, разве тебя не кормят в монастыре?

- Не слишком, господин, - ответила Сидо.

Граф улыбнулся:

- Значит, все остальные монашки такие же бледные и худые, как ты?

- Нет, господин.

- Я так и думал. Они едят за собственным столом?

Сидо кивнула.

- А что это за монастырь?

Когда Сидо ответила, граф громко рассмеялся.

- Я знаю настоятеля. Некогда я помог ему расплатиться с его карточными долгами.

Маркиз выглядел весьма недовольным.

- Мой дорогой друг, у меня, конечно, нет твоего художественного взгляда, и я не различаю тонкостей в архитектуре, но я знаток женщин. У твоей дочери чарующие голубые глаза. Через пару лет она будет великолепной.

Маркиз посмотрел на Сидо. У него был вид испорченного ребенка, которому сказали вести себя прилично.

- При всем моем уважении, мой дорогой граф, простушкой она была, простушкой и останется. Должно быть, вас ввела в заблуждение красота моего кабинета в послеполуденном солнечном свете.

- Нисколько. Я лишь обеспокоен, что твоя дочь обучается в такой неподходящей школе. Скажи мне, маркиз, кому нужна вялая и непривлекательная жена? Нет, ради лучшей судьбы, я бы настаивал, чтобы отныне она обучалась дома.

Сидо стояла в удивлении - она неожиданно обрела союзника в лице графа. Маркиз вызвал камердинера.

- Искупайте девочку и позовите портного, - неохотно сказал он. - Она будет ужинать с нами сегодня вечером.

Не сразу Сидо поняла, что ее отец только что сказал. Быть может, ей все же позволят остаться здесь. Ей показалось, что хотя бы раз в жизни Судьба одарила ее улыбкой.

Глава 3.

В половине двенадцатого гости закончили ужинать. Пир удался на славу - бокалы звенели и вино лилось рекой. Наверху были расставлены игорные столы, а в длинной гостиной играли музыканты.

По прибытии Тополана, Тету и Янна отвели в библиотеку, где была организована небольшая сцена с импровизированными кулисами. Помещение освещалось лишь огнем в камине и свечами, расставленными вокруг. Когда свечи разгорались сильнее, становилось видно, что комната полукруглая. Она вся, от пола до потолка, была заставлена стеллажами с книгами, а посередине проходила деревянная дорожка. На каждом ее конце была спиральная лестница. Трудно было сказать, где начинается, и как далеко простирается потолок, а книжным шкафам, казалось, нет конца.

Тополан был не в духе. Когда они приехали, он крепко спал, а потом нелепо споткнулся, выставив себя дураком при слугах.

- Почему вы меня не разбудили раньше? - шикнул он на Тету, но тот его проигнорировал.

Он стоял у камина, пытаясь согреть свои озябшие конечности - не смотря на предоставленные меховые одеяла он все равно промерз до костей. Только у Янна было настроение изучать окружение. Он отошел от огня в полутемную глубину комнаты. Он никогда не видел столько книг. Он взял одну с полки. Она была совсем новой - кое-где страницы даже еще не были разрезаны. Он поставил ее обратно и взял другую, улыбаясь мыслям. Кто бы не владел этим шато, впечатление, производимое этой комнатой, было для него куда важнее содержащихся тут знаний.

Ему была непривычна мысль, что таким огромным домом может владеть один человек, и он чувствовал себя меньше насекомого. Но все же, не смотря на пышность, в поместье было неуютно, будто фундамент не поладил с землей. Ему подумалось, что для сегодняшнего представления это дурное предзнаменование.

Большие двойные двери в конце комнаты открылись, и пламя свечей вспыхнуло от порыва сквозняка. Янн обернулся и увидел, как в библиотеку зашел высокий мужчина. Он был одет в черное, его волосы были покрыты белой пудрой; он шел уверенно, и алые каблуки его туфель с пряжками звонко стучали по паркету. За ним по пятам шел черный волкодав. Мужчина держал в руках что-то, но Янн никак не мог понять, что. Но потом он вышел на свет, и мальчик, наконец, разглядел предмет - это был деревянный человеческий череп.

Его вид заставил Янна попятиться дальше в тень книжного шкафа. Было что-то зловещее в этом человеке. Янн предположил, что это и есть маркиз де Вилледюваль.

Граф Каллиовски проигнорировал Тополана и Тету и не заметил мальчика. Повернувшись спиной к огню, он поставил череп на стол и открыл его, выставляя на обозрение хронометр тончайшей работы. Внутри была фигурка Жнеца Смерти.

Тополан чуть не рванулся вперед, спотыкаясь, так что его глубокий поклон выглядел нелепо. Бальтазар зарычал, оскалив ряд идеально острых клыков. Тополан отпрянул. Каллиовски даже не обернулся.

- Это честь для нас, граф Каллиовски - быть приглашенными в ваше великолепное поместье! - сказал Тополан. - Позвольте мне выразить восхищение вашим превосходным вкусом!

- Это не мое поместье. Оно принадлежит маркизу де Вилледюваль. Надеюсь, в магии вы компетентнее, чем в том, что говорите.

Тополан, похоже, еще не совсем проснулся. Как он мог забыть то, что ему уже сказали? Он сделал что-то вроде реверанса, пытаясь сгладить ситуацию, но только сделал хуже. Волкодав вновь оскалился, издавая рык, похожий на раскат грома, прижал уши к голове, его желтые глаза блестели, следя за каждым движением фокусника - он всем своим видом умолял хозяина отдать приказ порвать этого человека в клочья. Тополан попятился. Он до смерти боялся собак.

Тету, наблюдавший за этой сценой, чувствовал подступающую панику. Он лихорадочно пытался вспомнить, где же и когда он видел этого человека раньше.

Его память освежил вид рук графа. И тогда Тету понял, что они крупно влипли. При всех достоинствах Каллиовски, у него все еще были руки мясника. Руки убийцы.

Янну никогда не удавалось прочесть мысли Тету, но он и без этого понял, что с карликом что-то не так. И дело было не в его обыкновенной усталости после выступления. Это было что-то более серьезное. Граф заговорил, и Янн навострил уши.

- Я позвал вас сюда, так как был впечатлен вашим представлением в театре на Храмовой. А также меня заинтересовала ваша кукла-автомат, - сказал он.

Тополан слабо улыбнулся. Он слушал в пол-уха. Он был уверен, что встречал этого человека ранее, но никак не мог вспомнить, где.

- Известно ли вам, кто первым высказал идею создать человекоподобную машину? - спросил граф. - Это был философ Декарт. К слову, по его заказу даже была воссоздана в виде куклы-автомата его покойная дочь, Франсин.

- Я этого не знал, - сказал Тополан.

Он вдруг понял, что граф смотрит прямо на него. Он не знал, кто такой Декарт, да и ничего не понимал в философии. Фокусник нервно вытащил платок и высморкался.

- Его мысль продолжил Жак де Вокансон, - задумчиво продолжил граф. - Возможно, вы помните его по его всемирно известной испражняющейся утке.

Теперь Тополан почувствовал себя свободнее. Каждый во Франции знал эту утку. Он кашлянул и выпрямился.

- Не имел чести лицезреть эту утку. Должно быть, это весьма занимательно, когда она склевывает зерно с вашей руки, вроде как съедает, а потом выталкивает, прямо как настоящая.

- Довольно-таки, - сухо сказал граф, не меняя выражения лица. - Но, вы знаете, это было не более, чем заводной игрушкой. Мы живем в эпоху Просвещения, и все, что она нам приносит - это испражняющуюся утку! Я ожидаю, что в вашем Пьеро будет куда больше магии, чем в ней.

- О, да, несомненно больше! - сказал Тополан, а затем, не подумав, продолжил: - Позвольте спросить, не виделись ли мы раньше? Я, знаете ли, превосходно запоминаю лица, а ваше... - он застыл, понимая, что его язык завел его слишком далеко.

Это была роковая ошибка с его стороны. Каллиовски сузил глаза, впиваясь взглядом в человека перед ним. Затем он обернулся на карлика, и на его лице появилось выражение озарения. Только тогда Тополан понял, где и когда он в последний раз видел этого человека. Вся кровь отхлынула с лица фокусника под толстым слоем грима. Граф улыбнулся самому себе.

Развернувшись на своих алых каблуках, он покинул комнату. Тету и Тополан слушали, как его шаги исчезают в глубине поместья. Они серьезно влипли.

- Что я наделал? - сказал Тополан.

Янн чувствовал его страх, но мысли волшебника путались, и сложно было понять, что к чему.

- Тише! - шикнул Тету. - Мальчик здесь. Лучше бы тебе обойтись сегодня без трюка с пистолетом.

Тополан дрожащими руками щедро налил себе коньяка из графина и тут же выпил его.

- Без пистолета. Хорошая мысль. Но ведь нам все равно конец, да?

Прямо над ними раздались шаги, и на спиральной лестнице, будто из ниоткуда, появился слуга с полным подносом сладостей. Янн быстро переместился к противоположному концу комнаты. Он проследил за тем, как слуга поставил поднос на стол рядом с графинами, а затем ушел туда, откуда появился - за неприметную дверь между книжными шкафами. Янн по-кошачьи прокрался за ним наверх и задержал дверь, не дав ей закрыться.

- Иди и посмотри, нет ли способа выбраться отсюда. Я подержу дверь. Иди! - прошептал Тету.

Янн проскользнул в темный, затхлый проход. Впереди он увидел огонек свечи - это слуга пробирался куда-то по лабиринту коридоров. Это напомнило Янну проходы между комнатами в театре. Но зачем в этом поместье лабиринт из скрытых коридоров? Что здесь пытаются скрыть? И какую иллюзию создать?

Сидо уже несколько часов была одета и готова к вечеру, но за ней так никто и не пришел. Она слышала музыку и смех, хлопанье дверей наверху и внизу. Было уже поздно. Ужин, скорее всего, уже закончился. О ней забыли. Голодная и утомленная ожиданием, она легла на кровать и закрыла глаза.

Так ее и нашел Янн. Он обнаружил смотровые отверстия на дверях, и заглядывал в каждое, наблюдая, словно отрывки из пьес, как гости готовятся ко сну. Он почувствовал влечение к этой девочке, почему-то уверенный, что она не закричит, реши он войти. Он толкнул дверь и бесшумно вошел. Не желая беспокоить девочку, он просто сел рядом, ожидая, когда она откроет глаза.

Что-то в ней восхитило его, и он не мог понять, почему ее оставили здесь совсем одну. Она напомнила ему фарфоровую куклу - ее длинные ресницы трепетали, словно крылья бабочки, а длинные тёмные волосы струились по подушкам.

Сидо резко проснулась, а затем, увидев мальчика, села ровно на кровати.

- Кто ты? Что ты тут делаешь?

Она отдернула полог, размышляя, стоит ли ей позвать на помощь.

- Зови, не зови - никто не придет, - сказал Янн.

Это было неожиданно. Она задумалась, неужели она говорила вслух и не заметила этого.

- Как тебя зовут? - спросила она.

- Янн Маргоза. А тебя?

- Сидо де Вилледюваль. Что ты здесь делаешь?

- Я приехал с волшебником. Мы сегодня даем представление у вас, в комнате с тонной книг.

- В библиотеке?

- Кому бы они не принадлежали, он не прочитал ни одной. Они все новые.

- Здесь все новое. Отец только что построил этот дом.

- А ты принцесса?

- Нет! - Сидо рассмеялась. - Нет, я не принцесса.

- Я бы не смог так жить, - сказал Янн. - Стены бы давили на меня. Я бы чувствовал себя, как в тюрьме.

Сидо знала, что мальчик не должен быть здесь, но она почему-то совсем не хотела, чтобы он уходил. В его присутствии она не чувствовала себя такой уж забытой и голодной. Она пыталась вспомнить, что она знала о мальчиках, но этих знаний было очень мало. В отличие от других девочек в монастыре, у нее не было братьев, которые бы ее в этом выручили. А теперь совершенно незнакомый мальчик сидел в ее спальне. Если их застанут здесь, ее вышлют обратно в монастырь и предадут забвению.

- Нет, не предадут, ты же уже здесь.

- Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

Янн взял в руки книгу и сказал:

- Думать и говорить - это одно и то же. Ты умеешь читать?

Сидо кивнула.

- Ты уверен, что меня не отвезут обратно в монастырь? - спросила она.

- Ты останешься здесь.

Эти слова напугали ее.

- Хотелось бы мне научиться читать слова. Мысли иногда бывают такими неприятными. Зачем здесь столько скрытых коридоров?

- Их приказал построить мой отец - он не любит видеть слуг. Спасибо тебе за твои слова, но тебе действительно лучше уйти.

Янн и сам знал, что пора бы и честь знать, но было в этой девочке что-то заманчивое, и он совсем забыл, зачем он вообще пошел на разведку. Он улыбнулся ей.

- Не волнуйся. Никто не придет, пока представление не начнется.

Этот мальчик был действительно странным. Сидо чувствовала себя, как в церкви, будто вся она была видна, как на ладони, с душой нараспашку.

- В каждой двери есть отверстия. Я заглянул в одно и увидел тебя. Хочешь посмотреть?

Сидо кивнула.

- Идем, не надевай обувь.

Сидо проследовала за Янном, шурша струящимся шелком платья, во мрак секретных коридоров. Там они по очереди заглядывали в смотровые отверстия. Дама в будуаре пыталась прикрепить к голове свой невозможно высокий парик и жаловалась служанке, что он слишком тяжелый, и у нее болит голова. В другой комнате мужчина целовал женщину в шею. Она покраснела и отстранилась, когда в дверях появился ее муж. Дамы и господа сидели в шикарном зале, и в свете множества свечей все они казались сделанными из золота. Сидо почувствовала, как Янн взял ее за руку.

- Нам нужно возвращаться, - сказал он.

Они вернулись тем же путем. Сидо поправила кровать и надела туфли. В тот же миг в дверь постучали, и сердце девочки на секунду замерло. Она заметила, что мальчик со всевидящими глазами исчез.

Глава 4.

Часы как раз пробили полночь, когда подготовка к представлению была завершена. Однако действо пока не начиналось - все ждали маркиза. Во время ожидания завязался спор между двумя гостями - кардиналом и очень серьезным молодым человеком по имени Луи де Жонкьер.

- Духовенство - Первый Столп Франции, аристократы - Второй, а Третий - это весь остальной народ. Нас жестоко списывают со счетов. Естественно, что мы желаем пересмотреть наши позиции, - сказал юноша.

- Полагаю, вы считаете, что Третий Столп имеет право голоса. Вы что, предлагаете дать говорить каждому крестьянину? А о последствиях вы подумали? - кисло ответил кардинал.

- Вы - человек церкви. Библия говорит нам помогать бедным, - сказал Луи де Жонкьер, радуясь этой теме. - Если вы хотите улучшить их жизнь, вам бы лучше прислушаться к их словам. Вы не можете не согласиться с тем, что положение в обществе сейчас оставляет желать лучшего!

Кардинал выглядел уязвленным. Он прочистил горло, требуя слово.

- Мои предки сражались за то, чтобы сделать страну такой, какая она есть. Мы - великая нация, на зависть всему миру! Вы серьезно считаете, что это - заслуга простого люда? Это наша обязанность - содержать страну в том виде, в каком она есть.

- Но аристократам нельзя доверять! - сказал Луи де Жонкьер. - Мы не способны изменить способ правления, чтобы у голодающих был хлеб на столе. Посмотрите, как получилось с Америкой! Люди своими силами уехали из Англии и теперь, с нашей помощью, это держава! Многие из моих друзей согласны, что абсолютной монархии пришел конец.

Щеки кардинала сливались по цвету с его шелковой мантией.

- Общество, - сказал он горделиво, - должно развиваться, а это занимает время. Это не то, чего добиваются за день.

- Но почему бедные должны платить за удовольствия богатых? Ведь их так много, а нас так мало! - с жаром сказал Луи де Жонкьер.

Граф Каллиовски, до тех пор наслаждавшийся неудобным положением кардинала, прервал их смехом.

- Хватит, хватит! - сказал он. - Давайте на сегодня оставим политику. Предмет спора не слишком располагает к примирению.

И вот, с пафосом великого актера, явился сам маркиз в сопровождении Сидо. Он занял место прямо перед сценой. Сидо расположилась ряжом с ним. Ее внимание привлекла герцогиня Ламанская с ее высокой по моде прической. На ее верхушке, среди разнообразия лент и цветов, была закреплена карета из золотой нити, запряженная шестеркой серых в яблоках коней из дутого стекла. Витиеватое украшение смотрелось странно с ее кислым лицом: создавалось впечатление, что улыбнись она - и весь ее макияж пойдет трещинами.

- Кто, - вопрошала герцогиня, - это бледное создание? Неужели дочь маркиза? Какое разочарование для него.

Маркиз жестом попросил гостей молчать.

- Надеюсь, я не пропустил твое маленькое интригующее представление, граф Каллиовски?

- Нисколько, мой дорогой друг, - ответил тот. - Как видите, занавес еще опущен.

Он дважды хлопнул в ладоши, призывая к тишине.

- Месье и мадам! Дабы отблагодарить маркиза за прекрасный вечер, я привез ему диковинку из театра на Храмовой улице, представление настолько удивительное, что последние четыре месяца оно срывало аншлаги. Позвольте представить вам любимца публики - Пьеро.

Занавес поднялся, и Тополан вынес на сцену Пьеро, поддерживаемый аплодисментами. Волшебник, как всегда, начал с демонстрации работы конечностей куклы и отсутствие веревок.

- Месье Маркиз, граф Каллиовски, господа и дамы, - сказал он с выражением. - У меня в руках - чудо Парижа. Он может ходить! Он может говорить! И, более того, он может заглянуть в будущее и в глубины ваших сердец, он узнает ваши самые сокровенные секреты.

- И зачем ему это? - прервал его маркиз. - Это довольно дерзко.

В ответ ему зазвучал негромкий смех. Тополан остановился, не зная, продолжать или нет.

- Дорогой граф, - сказал маркиз, который, надо сказать, был уязвлен тем, что ему не пришло в голову самому привезти эту труппу. - Это всего лишь уличные артисты. Я удивлен, что ты привез их сюда.

- Имей терпение. Я уверяю тебя, что эти артисты еще себя оправдают.

Тополана настолько выбила из колеи эта пауза, что он даже забыл, что обычно спрашивал у Пьеро. К счастью, Пьеро сам встал на ноги и открыл свои стеклянные глаза. Он распрямил деревянные пальцы и пошевелил конечностями. В комнате повисла тишина. Тополан пришел в себя и принялся работать с публикой. Он со всей осторожностью приподнял голубую робу куклы, демонстрируя ее резное туловище. Затем он похлопал ладонью по его животу - тот издал приятный глухой стук.

- Браво! Очень искусное волшебство, - сказал маркиз.

Граф Каллиовски смотрел на Пьеро, не отрываясь - он сгорал от желания узнать, как же эта странная кукла работает. Тополан вновь заговорил, без намека на дрожь в голосе:

- Задайте Пьеро вопрос. О чем угодно! Обещаю вам, ответ вас не разочарует.

Янн, прячущийся в тени, прекрасно видел сцену и публику. Тету стоял за его спиной и управлял Пьеро, по прежнему заставляя Янна ломать голову над тем, как он это делает. Они совмещали свои способности, благодаря чему представление и имело такой успех.

- Скажи мне, какая у меня собака? - спросила дама с кокетливой родинкой у губы и разноцветным веером.

Вот это и делал Янн - читал мысли и передавал свой голос в уста Пьеро.

- Спаниель. Она три дня назад родила щенков.

Дама рассмеялась:

- Как очаровательно. И как проницательно!

Дальше все пошло так же, как и было каждый вечер в театре - люди по цепочке задавали глупые вопросы и получали удовлетворительные ответы. Янн радовался, что от него не требовалось ничего сложного. Все же, два представления за вечер - это было слишком, особенно для Тету. И тогда Луи де Жонкьер открыл рот:

- Быть может, если Пьеро так точен в ответах на такие незначительные вопросы, то он сможет поведать нам кое-что более важное?

- В самом деле, месье! - возмутилась герцогиня Ламанская. - Почему вы такой несговорчивый? Почему бы вам не оставить эти разговоры для парижских кофеен, и не просить деревянную куклу участвовать в вашем идиотском споре? Оставьте. Сейчас это неприемлемо.

- Проше прощения, - сказал Луи де Жонкьер. - Но мне любопытно. Скажи мне, Пьеро, падет ли нынешний режим?

После этого вопроса комната переменилась. Янн видел, словно сквозь пелену, полное помещение обезглавленных людей, чья кровь стекала по дорогим одеждам. Он услышал, как Пьеро сказал, будто бы издалека:

- Тысячелетие французских королей подходит к концу.

Зрители заерзали на своих стульях. Тополан вышел вперед.

- Кукла путается, - выкрикнул он. - Прошу, задавайте вопросы, на которые ей под силу ответить.

- Но, сударь, вы сказали, что он может видеть будущее, как и мысли людей. Я лишь спрашиваю его о том, что он видит.

- Он видит спрятанные часы, табакерки, безделушки, сладости и тому подобное, - Тополан чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Что нашло на Янна, что он говорит такие опасные вещи?

- Удивите меня, - настаивал молодой человек.

Янн посмотрел на разряженных мужчин и женщин, на изумруды, рубины и бриллианты, сверкающие на их увядшей плоти. Луи де Жонкьер держал свою истекающую кровью голову под мышкой. Янн моргнул, надеясь, что видение уйдет, но вместо этого он увидел, как в комнату вошла Смерть. Он хотел промолчать, но говорил, будто одержимый. Он услышал, как Пьеро сказал:

- Я вижу, как вы все утопаете в крови.

Эта реплика была такой неожиданной и шокирующей, что Тополан громко расхохотался.

- Как видите, месье и мадам, в вопросах политики Пьеро смыслит не больше обычной куклы.

Никто из присутствующих не засмеялся - напротив, их лица были угрюмы, а обстановка в комнате накалялась.

- И правда, всего лишь кукла, - торжественно сказал маркиз. Он повернулся к гостям. - Могу вас уверить, дорогие друзья, со мной такого никогда не случится. Эта кукла, наверное, английская!

По комнате пробежался нервный смех.

- Англия - страна варваров, знаете ли. Что они сделали со своим королем, Чарльзом I - отрезали ему голову! Мы бы никогда не пали так низко.

Зал одобрительно загалдел и зааплодировал. Граф Каллиовски смотрел с интересом. В его руках была судьба Тополана и Тету, и сейчас он как раз решил, что с ней делать. Это представление будет последним для них. Завтра старого дурака и его друга не будет в живых.

- Благодарю, на сегодня все, - сказал маркиз, отпуская Тополана. - Думаю, развлечение, если его можно таковым назвать, закончено. Пора расходиться.

- Еще нет, - возразил граф. - Представление еще не окончено. - Насколько я помню, мсье Тополан велико известен своим фокусом с пистолетом. Мсье Тополан - единственный в Европе, кто утверждает, что он - неуязвим для пули.

- Невозможно! - сказал маркиз.

- Что ж, давайте посмотрим своими глазами, - предложил граф.

Тополан забыл, как дышать. Ему показалось, что фигурка Жнеца Смерти вылезла из хронометра, увеличилась в размерах и теперь стояла подле графа Каллиовски, глядя прямо на него. На секунду он подумал о побеге, но краем глаза увидел Бельмо на страже дверей библиотеки. Если бы он попытался удрать, убили бы всех троих. Он глубоко вдохнул. Считавший себя трусом, сейчас он показал чудеса храбрости. Как истинный артист, он вынес на сцену пистолет и показал его публике.

- Сейчас я докажу вам свою неуязвимость. Из этого пистолета будет выпущена пуля прямо мне в сердце, но я выживу, чтобы повторить это снова. А сейчас мне нужен помощник.

Он обвел взглядом зал, точно зная, кто вызовется добровольцем.

- Вам нужен меткий стрелок. Без лишней скромности скажу, что таковым являюсь я, - сказал граф Каллиовски.

Тополан пожалел, что не выпил больше того замечательного коньяка маркиза. Он зарядил пистолет и отдал его графу, тот замешкался на минуту, проверяя его. Только Тополан видел, как легким движением руки тот подменил оружие.

- Когда я махну платком, вы выстрелите.

- Стойте, - прервал его граф. - Вы забыли? Разве вы не должны сказать какие-то волшебные слова, которые оградят вас?

О, Тополан прекрасно все помнил. Но он знал, что никакое колдовство в мире не спасет его. Голос графа вырвал его из оцепенения:

- Нет такой пули...

- Нет такой пули, - повторил Тополан, - что сразила бы меня. Я испил из чаши вечной жизни!

С этими словами он храброй походкой отошел подальше, будто на дуэли, хотя, в отличие от графа, он был безоружен. Он посмотрел в глаза своему убийце и поднял свой белый платок.

- Огонь!

Граф нажал на курок. Раздался гром выстрела, за которым последовали запахи пороха и обожженной плоти. Тополан вздрогнул; зал, охая, наблюдал за тем, как его платок становится ярко-красным. Тополан выпрямился. Он вытянул руку и показал публике зажатую во влажной ладони пулю. Затем он выступил вперед, чтобы поклониться в последний раз.

Занавес опустился, зрители вежливо похлопали. В прочем, они почти сразу потеряли интерес.

- Довольно своеобразно, - сказал маркиз. - Идемте, думаю, всем не помешало бы выпить шампанского. К тому же, наверху стоят карточные столы и требуют нашего внимания.

Двери библиотеки открылись, и в комнату ворвались звуки музыки. Маркиз первым покинул помещение, забыв про свою дочь, которая, как зачарованная, смотрела на занавес, пока гости проходили мимо нее. Никто и не догадывался, какая драма сейчас разыгрывалась за завесой. Никто не обернулся, когда за занавесом раздался глухой стук. Никто не видел, как Тополан рухнул на стул.

Смерть взошла на маленькую сцену. Волшебник видел ее совсем четко. По его подбородку стекала кровь, а он чувствовал странное воодушевление от ощущения, что он отделяется от своего тела, привязанный к нему лишь серебристыми нитями памяти. Сейчас он парил над гостями, летел над книжными шкафами под потолком с ангелами и херувимами. Серебряные нити оборвались, освобождая его. Подхваченный ветром, он вылетел из библиотеки в холл с мраморными изваяниями и крылатыми статуями, двери которого открылись, впуская опоздавших. Мелкая крошка снега запорошила порог, когда Жак Тополан, волшебник, выскользнул во тьму ночи. Он более не слышал, он более не видел, он более не существовал.

Янн и Тету поспешили на помощь. Мальчику хватило одного взгляда, чтобы увидеть тень смерти, нависшей над сценой. Сидо тоже видела смерть Тополана, но граф быстро развернул ее и увел из библиотеки, закрыв за собой дверь. Свечи легко потрескивали в тишине.

Тету приложил ухо к груди Тополана и прислушался к сердцебиению. Затем мотнул головой. Уже ничего нельзя было сделать.

- Раньше все удавалось. Почему в этот раз - нет? - плакал Янн.

Тету осмотрел оружие.

- В этот раз все тоже было в порядке, - сказал он. - Пистолет подменили. У Тополана не было ни единого шанса. Это было убийство.

Дата добавления: 2015-11-04