Все держится на недомолвках.

Все держится на недомолвках.

Вальжан не спрашивает, как Жаверу удается каждое утро подниматься в половине шестого утра, чтобы избежать вопроса о том, что они собираются делать дальше. С их отношениями. С их жизнью. Вопросов о том, есть ли между ними вообще что-то.

Вальжан не спрашивает, как получается так, что они засыпают вместе пять месяцев подряд, и при этом до сих пор не имеют второй пары ключей. Он не спрашивает, почему Жавер приходит к нему и почему остается, хотя, наверное, мог бы уезжать к себе в квартиру: метро еще не закрыто, ну или всегда можно взять такси…

Вальжан не спрашивает во многом потому, что боится ответов.

Он не спрашивает – и Жавер не отвечает.

Квартира в центре: через квартал можно будет угадать очертания набережной и серый разрез в воздухе, по форме напоминающий Эйфелеву башню. Высокие потолки, обтрескавшаяся побелка и даже немного лепнины около борта балкона. Дорого, но на двоих получается вполне сносно; главное, не пользоваться обогревателем слишком часто.

Они нашли ее чисто случайно: Жавер сказал, что в одиннадцатый округ слишком далеко ехать от департамента – момент, когда Жан почему-то думает, что это конец их очень относительной связи: Жаверу больше неудобно к нему приезжать, ему неудобно быть с ним. Омерзительная подростковая неуверенность и какое-то тоскливое разочарование скапливаются под языком, и Вальжану особенно трудно произнести свою реплику в диалоге, поэтому он просто молчит. На следующий день они идут мимо Оперы, сворачивают в какую-то подворотню и натыкаются на бумажку «Сдается».

Жавер с каким-то подозрительным воодушевлением открывает дверь в подъезд, пока Вальжан решает, что, возможно, ему надо распечатать такую же бумажку для себя. От входной двери до нужного им этажа – сорок ступенек, ровно столько, сколько сейчас Жану. С каждый новым пролетом он чувствует себя все более старым: очередная любовь до гроба прожила чуть больше двадцати недель; нет никаких иллюзий насчет настоящего и никаких планов насчет будущего.

«Отличная квартира», - говорит инспектор и выходит на балкон.

«Зачем тебе новая квартира?» - утомленно спрашивает Вальжан и с непониманием смотрит на ключи, оставленные на столике.

Жавер приходит ближе к девяти, пьет кофе, смотрит новости, иногда читает газеты. Они что-то обсуждают, решают какие-то насущные проблемы, изредка разговаривают о работе. Он идет в душ и возвращается, когда хлопает крышка от раскладного дивана.

Они занимаются сексом в темноте: Жавер плотно задергивает шторы, выключает свет и укладывает позади Жана, крепко обхватывая его поперек живота. Они делают это, словно незнакомые друг другу люди: возможно, думает Вальжан, рассматривая обои в мелкие полосы, Жавер не хочет видеть его лица. Возможно, он представляет другого человека. Кровать ритмично стучит о стену, и в этих механических действиях Жан пытается угадать хотя бы отголосок каких-то чувств; он слушает сдавленные хрипы за своей спиной и все равно, почему-то надеется, что эти короткие поцелуи в шею предназначены именно ему.

Жан кончает после Жавера, когда тот, устало перевалившись на спину, обхватывает рукой его член и быстро двигает ладонью с озабоченным лицом, словно вспоминая, правильную ли последовательность действий он повторяет. Вальжан испытывает какую-то неловкость за свои стоны, будто он делает нечто постыдное. Ему хочется принести Жаверу чашку чая, влажное полотенце и свои извинения за произошедшее. Каждый раз, когда Жан пачкает его ладонь, ему хочется сказать: «Прости меня, этого больше не повторится».

Нет ни одного повода считать, что Жавер любит его, особенно в те моменты, когда он переворачивается на другой бок и неразборчиво бросает «Спокойной ночи», но Вальжан все-таки так считает.

Есть мелочи. Мелочи, из-за которых эта история тянется: будь они персонажами книги, недосказанность между ними могла бы растянуться страниц на шестьсот – мелочи, которые каждое утро дают Вальжану нелепую надежду на то, что все прояснится. Жавер готовит ему кофе, ходит в булочную по соседству (покупает там длинный багет и круассаны, а на вопрос «Зачем это?», отвечает, что не хочет, чтобы Вальжан начал воровать и совершать преступления от голода), иногда пишет смски, которые показывают, что он думает о Жане в течение дня. К примеру, «видел сегодня эксгибициониста. Вспомнил о твоей текстильной фабрике»; или «на площади Согласия сумасшедший орал о конце света. Ты уже сходил в церковь?». К сожалению, эти мелочи не образуют целого. Они, безусловно, удерживают их от разрыва, но не склеивают их отношения.

Это ли кризис среднего возраста, то ли генетическая непредрасположенность к отношениям – к однополым отношениям – то ли просто отсутствие любви, один только страх однажды оказаться в одиночестве.

Они вместе, но в то же время они безнадежно далеки друг от друга.

Вальжан не знает, что делать, чтобы сократить расстояние между ними.

Может, ему отвести Жавера в Тюильри? Купить ему билет на чертово колеса, сунуть в руку сахарную вату и сладкую газировку, сесть рядом с ним и долго-долго, пока они буду подниматься наверх, тихо повторять: «Наслаждайся, пожалуйста, наслаждайся»… Гулять с ним по парку, сжав его ладонь, и касаться сухими губами щеки каждый раз, когда он будет улыбаться. Стать на набережной Сены, прижать Жавера к себе и, глядя на какой-нибудь дурацкий туристический пароход на реке, на котором будет стоять гвалт из сотни разных языков, случайно обронить, что он его любит. Забыть хотя бы на пару минут о выплатах за квартиру, о повышении цен на бензин, о революциях в Африке и необходимости записаться к дантисту в следующем месяце – хотя бы на пару минут быть занятыми только собственными чувствами.

Вальжан действительно любит его, и это почти невыносимо: ежедневно просыпаться с человеком, который делает вид, что оказался в этой постели по какому-то случайному стечению обстоятельств.

Может, ему забрать Жавера в, предположим, девятый округ Парижа, в эпицентр культурной катастрофы, которая оставила после себя винтажные рестораны на трех с половиной людей и кучу старых кинотеатров, где крутят почему-то только новые фильмы. Они могли бы смотреть какую-нибудь мелодраму с Гаррелем и сидеть в обнимку, вполне вероятно, держась за руки. И Вальжан, наверное, поцеловал бы Жавера в щеку, испытывая некоторый дискомфорт от незваной публики, уткнулся носом в его шею, вдыхая терпкий Hugo Boss, и сказал бы что-нибудь сомнительное, вроде «Будь со мной, пожалуйста, скажи мне, что ты хочешь быть со мной».

Или ему стоит взять Жавера к воротам какой-нибудь школы, чтобы тот посмотрел, как подростки беззастенчиво выражают свою любовь, как они целуются на людях, как они тянутся друг к другу и подолгу рассматривают в зеркалах свое отражение, стараясь запомнить себя счастливыми.

Вальжан хочет показать Жаверу, что испытывать чувства – это нормально. Люди так делают. В этом нет ничего постыдного.

Но старого пса новым трюкам не выучишь.

В следующем месяце Жаверу будет 38.

Он достаточно смелый, чтобы бороться с преступностью, достаточно смелый, чтобы носить с собой заряженное табельное оружие, достаточно смелый, чтобы возвращаться в пригород после полуночи на электричке, и, тем не менее, у него не хватает храбрости поговорить с Вальжаном.

«Послушай, нам…». - «Извини, я уже опаздываю», - смазанный поцелуй в щеку. Странно, что Жавер не положил мелочи на тумбочку, как делают в отелях.

Странно, что Жан терпит все это: бутылка хорошего красного вина, дорогой костюм и прирожденное обаяние, в изящном тандеме с правом собственности небольшого завода – он может найти себе девочку на одну ночь, подружку на месяц, жену на всю оставшуюся жизнь.

Только ему никто не нужен.

И это проблема. Это очень большая проблема.

Половина десятого, вечер.

С балкона на этаж ниже пахнет жасмином, где-то вдалеке смеется стайка студенток, спешащая в сторону общежития при университете искусств. Вальжан задумчиво рассматривает перила и проводит пальцем по трещинам в дереве. Осенью придется заново красить, если, конечно, он еще будет здесь осенью.

Он разминает плечи: солнце тонет в зеленой листве, и небо, предвкушая ночь, становится светло-голубым. Испуганная трель смски «Нужно дописать отчет. Не смогу приехать».

Вальжан не удивлен, не рассержен и даже не огорчен – он варит кофе, выставляет на балкон ноутбук и кладет шерстяное одеяло на прохладную плитку.

Неплохо было бы выкурить сигарету, но Жан уже в том возрасте, когда вот-вот – и начнешь задумываться о реальности рака, о седине в волосах и болях в спине. Вальжан усмехается: вот-вот – и начнешь задумываться, что тебе сорок, а у тебя ни жены, ни ребенка, ни даже чертовой кошки. У тебя ничего нет.

7 миллиардов людей. Скольких из них сегодня оставили в одиночестве? Не слишком гордом, если признаться: у Жана только два варианта того, как убить вечер, и оба они одинаково печальны. Просмотр порно или просмотр смет на обновление оборудования – к этому ли выбору он шел всю сознательную жизнь? Господи, неужели он одинок в своей проблеме?.. – Вальжан открывает ноутбук и раздраженно стучит по клавиатуре. Жавер его… проблема?

Нет, скорее он забота Вальжана. Он то, что мешает Жану вести размеренную жизнь сорокалетнего владельца недвижимости в Париже. Жавер то, что удерживает его от женитьбы и попытки завести детей. Жавер то, что заполняет жизнь Жана и не оставляет там места ни для кого больше.

И тут даже некого обвинить – в этом нерациональном использовании личного пространства Вальжана. Вальжан сделал все сам.

Впервые они встречаются в ноябре. Елисейские поля усыпаны опавшей позолотой, пластиковыми бутылками и разорванными транспортами: это студенческие волнения по поводу оплаты труда и понижения стипендий. Вальжан не студент – тут себе даже и не польстишь – его устраивает уровень зарплаты неквалифицированным рабочим, но он стоит вместе с толпой, потому что чувствует какое-то странное единение с молодыми людьми в рубашках от Tommy Hilfiger’а, которые кричат, что им не хватает денег даже на еду. «Вы не сможете заткнуть нас!» - орет парень рядом с Жаном и бросает палку в полицейский кордон.

Парень умеет бегать быстро, куда быстрее Жана. Инспектор, в которого попадает палка, скручивает руки Вальжана за спиной, и хрипит ему в шею: «Взрослый мужчина, а ведете себя, как ребенок, 24601».

24601 – именно такой номер у штрафа, который ему выписывает Жавер и который он потом сам и погашает.

- Я не преступник, - говорит Вальжан, щурясь от яркой вспышки камеры, в полицейском участке.

- Все так говорят, - Жавер поправляет наглухо застегнутое пальто и пожимает плечами. – Здесь до вас было еще 24600 не-преступников.

- Я не собирался бросать в вас палку, - неловкая попытка оправдаться.

- Что заставило передумать вас в последний момент? Позавидовали моей форме? Захотели моего внимания? – Жавер, склонившись над столом, мелким почерком заполняет формуляр.

- Если бы я захотел вашего внимания, я бы совершил какое-нибудь более значительное преступление. Или нет, лучше серию мелких краж, чтобы вы сбились с ног, разыскивая меня, - Жан расписывается на листке бумаги, нагнувшись над плечом инспектора.

- С чего бы вы решили, что я приезжал на место каждого вашего преступления? – Жавер не оборачивается к нему, и между ними возникает тягучее напряжение.

- Я бы звонил из телефонной будки и просил их прислать инспектора…

- Жавера, - усмешка.

- Инспектора Жавера. И описывал им бы вашу внешность.

- О, мою внешность?.. – он чуть подается назад и упирается лопатками в грудь Жана.

- Да, ваше лицо я бы не смог забыть.

Через две недели они начинают встречаться, хотя, конечно, в их возрасте это так не называют. Они начинают «приятно проводить время». Изредка «коротать досуг».

Будь у Жана близкий друг или доверенная подруга, он не сомневался бы: звонить или не звонить – сходил бы в магазин, купил винограда и бутылку шардоне, зажег бы свечи и проговорил целую ночь о человеке, которого любит слишком сильно, чтобы отпустить.

У Вальжана нет таких друзей.

Зато у него есть Интернет.

Из щелков по клавиатуре складывается: «что делать, если партнер не…».

Гугл предлагает узнать, что делать, если партнер не удовлетворяет. Что делать, если партнер отказывается брать в рот. Что делать, если партнер не умеет целоваться. Что делать, что если партнер не партнер, а партнерша, - Жан удивленно кликает по ссылке и жалеет через три секунды после того, как открывается окно. Что делать, если партнеры сексуально несовместимы. Что делать, если партнер не возбуждает. Что делать, если партнер не дает.

Секс важнее любви – вопрос о том, что делать, если партнер не любит тебя, похоже, стоит только перед Жаном.

Сколько он не был на этом форуме? Год? Полтора? «Как симулировать оргазм, не вызывая подозрений»? «Как долго не кончать»? «Каково быть геем в маленьком городе?»

Вальжан создает новую тему и разминает плечи. Итак, в чем конкретно состоят его претензии?..

*

Жавер возвращается в квартиру за полночь, воровато стягивает одежду и забирается под одеяло, запуская руку под майку Вальжана. От кожи идет ощутимое тепло, и Жавер с наслаждением вытягивается сзади Жана, просовывая колено между его ног. Недовольный стон – Жан хмурится во сне, но тут же благодушно сонно улыбается, когда холодные пальцы гладят живот.

Жавер касается губами затылка и сильнее прижимает к себе Вальжана, укладываясь на его спине.

Жавер никогда не говорит, но он всегда старается приехать быстрее. Нет, он перфекционист, он трудоголик, он упивается своей работой – это все в силе – но почему-то получается так, что он старается сделать действительно важные дела в середине дня, а на вечер оставляет какие-то мелочи, которые можно будет доделать завтра. Он не испытывает угрызений совести, покидая рабочее место на пять минут раньше. Он не ненавидит себя, когда, одевшись, делает вид, что не слышит телефонного звонка.

Он не признается даже себе, но ему нравится возвращаться туда, где его ждут. Ему нравится просыпаться в теплой кровати; несмотря на то, что пять часов сна в сутки способны развить хроническое недосыпание, ему нравится просыпаться раньше Жана и какое-то время лежать рядом с ним. По утрам, пока Вальжан спит, Жавер целует его в шею, поднимает край майки и проводит пальцами по жесткой дорожке волос, которая с каждым новым бритьем все больше напоминает наждачку.

Жаверу не нравится показуха. Чувства должны оставаться там, где им место.

Дома. Чувства должны оставаться дома.

Каждый вечер Жавер спешит домой.

От Вальжана пахнет кофе, гелем для душа с мохито и чем-то неопределимым, не запахом тела, а скорее ароматом… их квартиры. Жан пахнет ими – на этой мысли Жавер отключается и спит буквально несколько часов.

Тело ломит от усталости – он ссыпает кофе в кофемашину и, пока по кухне растекается горьковатое предвкушение трудного четверга, наскоро гладит форму, берет из шкафа рубашку и, совершенно неожиданно вновь оказавшись у кровати, запускает пальцы в темные вьющиеся волосы.

- …ты уже уходишь? – голос ото сна до ужаса хриплый – Жавер приседает на край кровати и наклоняется к Вальжану.

- Завтракаю и ухожу.

- Поймай всех преступников сегодня.

- Обеспечь работой всех выпускниц факультета изобразительных искусств, - усмешка; Жан накрывается одеялом и, поворочавшись, затихает.

Жавер проверяет сводки новостей: двадцать аварий за ночь, одно убийство, три вызова из-за скандалящих соседей – Париж, боже, почему бы тебе не вернуться в то время, когда за одну такую ночь кто-то писал «Кувшинки на пруду»? Когда за точно такую же ночь писалось «Морское кладбище»?..

Инспектор закрывает новостной портал и, потянувшись за чашкой кофе, бросает взгляд на второе открытое окно.

«Голубой шторм» - Жавер делает маленький глоток и откусывает от тоста. «Голубой шторм» - вирусная реклама или сознательный выбор Вальжана в том, что почитать перед сном?

У всех должно быть право на личную жизнь, - говорит себе инспектор и кликает по красному крестику. У Вальжана есть полная свобода выбора контента в интернете; Вальжан взрослый мужчина, который может сам решать, на что ему смотреть, а что лучше игнорировать.

Что, собственно, такого в том, что… - ну, говорите это, инспектор, - что такого в том, что твой партнер, в вечер, когда тебя нет дома, зависает в топиках с обнаженными мужиками, измазанными в масле и сперме?

У Жавера горят щеки.

Ему… стыдно? Стыдно за то, что он на пару секунд смотрел на призывно раздвинутые ноги, на узкие джинсы, на мокрые футболки и надписи вроде «Я хочу, чтобы ты кончил в меня»? Нет, это, конечно, омерзительно, но он полицейский – и это далеко не самое худшее, с чем он сталкивался. Жаверу просто... не совсем ясно, что Жан мог забыть на этом сайте.

Целое утро испектор старается выполнять свои обязанности, но назойливая мысль не исчезает: что там Жан искал? Может, он просто решил посмотреть порно. Или посмеяться с попыток молодых жеребцов, у которых вместо пота выделяется сперма, завести себе отношения?

Или Жан искал себе точно такого же парня. Какого-нибудь трепетного паренька с длинными ресницами и голубыми глазами, который, в итоге, подставляет задницу и протяжно стонет: «Разреши мне кончить», - а потом облизывает свои пальцы и засовывает в дополнение к члену, чуть ли не раздирая сфинктер.

«С вами все в порядке, инспектор?» - лицо Жавера покрывается багровыми пятнами, и он оттягивает узел галстука.

«В полном».

Первый приступ ярости и какого-то необоснованного гнева проходит, не сразу, конечно, но все-таки пробежка вокруг департамента и полчаса в тире делают свое дело; Жавер берет чашку кофе и черствый круасан с абрикосовым джемом. Обеденный перерыв он решает провести в кабинете перед монитором.

Он логик. Он пошел в полицию потому, что может быстро собирать и анализировать факты. Ему не стоит поддаваться эмоциям. Он должен все тщательно проверить и составить независимое, объективное мнение о происходящем.

Жавер закрывает дверь и быстро вводит в поисковую строку название сайта.

Самая новая тема на форуме была создана вчера в половине десятого, автор темы – blue_JEANs, и заголовок темы…

Жавер кладет ладони на стол и делает глубокий выдох, ожидая, пока рассеются красные точки перед глазами.

«Что делать, если твой партнер не выражает своих эмоций? Что делать, если твой партнер – эмоциональное бревно?»

Blue_JEANs:

У меня в жизни есть абсолютно все: квартира, машина, деньги, частично – общественное признание, секс раз в неделю (мне 40, будем откровенным: этого более, чем достаточно), свое дело и вроде как стабильные отношения. Вроде как стабильные, вроде как отношения. Не что чтобы форум, где обсуждают, какую смазку лучше использовать, может как-то решить мою проблему (кстати говоря, о смазке – чем пользуетесь?), но поговорить мне об этом не с кем, так что, надеюсь услышать хоть один адекватный совет.

Мой партнер – полицейский. Не усталый, заезженный клерк, который объедается от лени в патрульных машинах, а инспектор. Задержания, аресты – все, как положено. Волевой, собранный, помешанный на контроле и порядке – мужчина, созданный для своей работы, но, очевидно, не совсем подходящий мне.

Я никогда не мечтал о нежной принцессе, которая была бы поглощена садоводством и рефлексией. Я никогда не хотел быть с человеком, которого бы мне пришлось тащить на себе. Мне нужен был именно партнер – и я влюбился в инспектора потому, что он казался мне идеальной кандидатурой для этого. Но сейчас я, какая неловкость, обнаруживаю себя в роли послушной, брошенной жены, которой пренебрегают ради неизвестно чего: я каждый вечер жду его с работы, готовлю еду, убираю в квартире и… в ответ не получаю ничего.

Иногда он возвращается домой, а от него пахнет потом, порохом и оружейной смазкой. Знаете, как в 19 веке. У него разве что лошади и рэдингтона нет. И форма у него такая… единственное достижение вооруженных сил – приталенная, узкая; ему действительно идет. И вот он входит в квартиру, злой и раздраженный тем, что какие-то малолетки толкали траву в Латинском квартале, расстегивает свою черную куртку, вытаскивает полы белоснежной рубашки, складывает пистолет, бросает сумку и… Вы думаете, что он валит меня на кровать, и между нами происходит горячий секс, которому завидуют порно-звезды?

Нет.

Он идет в душ. А потом он делает себе чай. А потом он читает почту и смотрит какое-нибудь ток-шоу.

А я стою, как кретин, и спрашиваю, не нужно ли ему что-то. Могу ли я что-то для него сделать. И, конечно, ему от меня ничего не надо. Он пришел посмотреть телик и, может, отдохнуть после работы.

Его не было целый день, его могли убить на работе, он мог пропасть без вести, он мог умереть от инфаркта, могло случиться что угодно, и вместо того, чтобы сказать мне: «Я рад видеть тебя», - он говорит: «Сегодня была огромная пробка на Риволи».

Твою мать, я был в этой пробке. Я знаю.

Хорошо, ты не хочешь меня трахать. Предположим, секс не входит в выражение твоих чувств ко мне. Действительно, существует возможность, что то, что я хочу обнять тебя, поцеловать и почувствовать, что ты жив, здоров и твоя сраная работа не убила тебя, - это такой каприз. Простим старика.

Но как насчет того, чтобы сказать мне, что ты рад меня видеть? Или там – ты скучал? Или – это выходит за рамки наших отношений – ты любишь меня?

Да, вот приблизительно так звучит моя проблема.

Мне сорок, а мужчина, с которым я фактически живу, ни разу не сказал, что любит меня. Он ни разу не сказал, что влюблен в меня. Он ни разу не сказал, что я ему нравлюсь или ему приятно мое общество.

На моем месте может быть кто угодно – и он не заметит разницы.

Ему абсолютно все равно, кого разворачивать лицом к стене и молча трахать, как будто выполняя супружеский долг и отплачивая мне таким образом за еду и одежду, которую я забрал из химчистки. Ему безразлично, кто будет рядом с ним, пока он будет заполнять отчеты.

Ему плевать на меня.

Я задумываюсь о том, есть ли у этого какие-то перспективы и будущее. Как долго мы еще пробудем вместе? Сколько это будет тянуться? Оставаться или нет?

Готов послушать, что скажете мне вы.

Анжольрас_у_меня_в_первый_раз: если партнер бревно, надо стать лесорубом!

ePONIna: не понимаю, почему вы вообще вместе. Я бы лучше умерла, чем терпела неразделенную любовь!

Hugo_is_theMaster: на вашем месте, я бы расстался с этим человеком. Возможно, сменил место работы. Переехал в другой город. Попробовал себя в новом качестве. Мне кажется, у вас есть задатки оратора. Вы смогли бы справиться с руководящей должностью.

Если этот человек не для вас – уходите. Да, сначала будет больно. Да, изнутри вас будет рвать на мелкие части оттого, как без него пусто, но никогда, никогда не оставайтесь там, где вас не ценят.

Самое большое счастье в жизни – знать, что тебя любят.

Не отчаивайтесь.

Ищите того, что сможет вас полюбить.

*

Жавер спокойно выключает монитор, берет куртку и выходит из участка.

«Мне нездоровится», - он бросает на регистрации и берет такси.

«Мне плевать на тебя», - по лицу идут желваки, и внизу живота резко тянет. «Ты считаешь, что мне плевать на тебя».

Он доезжает до их дома за двадцать минут, успев несколько раз назвать все полицейские округи Парижа от А до Я и по памяти пересчитать все преступления на сексуальной почве за последний квартал.

Он повысит статистику на 0,5%.

Пока Жавер поднимается по лестнице, ему кажется, что лучшим выходом из этой ситуации будет открыть дверь и смерить Вальжана равнодушным взглядом, с определенной долей презрения и разочарования: «Вот, значит, что ты обо мне думаешь».

Идеально будет быстро собрать свои вещи, молча застегнуть сумку и скупо кивнуть, выслушивая длинную тираду Жана. Уйти и не возвращаться, спокойно, без скандала решить их конфликт – это отличный план.

Это превосходный план.

- Привет, почему ты так рано?..

Но вместо этого плана Жавер решает ударить Вальжана кулаком в челюсть.

- Какого черта?!.. – Жан делает шаг назад и со стоном дотрагивается до подбородка. – Ты из последнего ума выжил?! – из рассеченной губы сочится тонкая нитка крови, и пальцы быстро собирают красную каплю.

- Лицом к стене.

- Что?.. – Вальжан поднимает на него глаза и замирает, глядя, как Жавер спокойно снимает куртку и вешает ее в шкаф.

- Лицом к стене, я сказал, - у инспектора крайне опасная интонация человека, облеченного властью. – Стань. Лицом. К стене, - у Жавера тихий голос, в котором слышен отзвук глухого рычания.

Жан подчиняется.

Он поднимает руки и сводит в замок за головой, упираясь лбом в стену. Следующее, что он чувствует, если исключить странный трепет в боку, - ужас. Потому что Вальжан слышит, как цокает язычок ремня Жавера. Он слышит, как по отглаженной ткани брюк инспектора с тихим шелестом скользит резиновая дубинка.

Он слышит, как Жавер делает шаг к нему.

Вальжан хочет слиться с кирпичной кладкой: он плотно прижимается к стене, надеясь уйти от касания, и открывает рот, чтобы сделать вдох. Он может остановить Жавера – конечно, он может. Он может сказать: «Прекрати». Он может заорать. Вызвать… вызвать полицию – отличный юмор. Ему нужно просто повернуться лицом к Жаверу и сказать: «Стоп».

Но вместо этого он застывает, когда слышит утробное:

- 24601, вы до сих пор не оплатили штраф, - Жавер кладет руку на талию Жана и дотрагивается ртом до его уха. – Я предупредил вас несколько раз, что это чревато последствиями, - сухие губы скользят вниз по шее и останавливаются на пульсирующей артерии: Жан не сомневается, что инспектор считает его пульс. Пальцы на талии сползают за ремень и с нажимом оттягивают откос брюк, позволяя руке скользнуть ближе к белью.

У Вальжана стоит, и он очень надеется, что это просто игра, в которой Жавер пошепчет ему на ухо пару угроз, а потом аккуратно займется с ним их супружеским сексом. Вальжан очень надеется, что Жаверу не придет в голову, что у него стоит на то…

Как охуительно звучит его голос. Хриплый, рычащий, с вибрирующим отзвуком в конце каждого предложения – голос человека, который уверен в себе настолько, что может одной командой заставить Жана стать на колени.

Жану хочется этого.

Ему хочется оказаться на коленях перед Жавером в его идиотской офицерской форме, ему хочется уткнуться носом в бугор на ширинке и почувствовать пальцы, тянущие его за волосы: «Отсоси».

Пожалуйста, Господи, не дай Жаверу догадаться, что Жан Вальжан не может сглотнуть, представляя, как инспектор вжимает его в свой пах и не разрешает вдохнуть, пока не кончит.

Жавер обхватывает ладонью его член и, вжав своим телом резиновую дубинку между ягодиц Вальжана, помогает расстегнуть его штаны.

- 24601, вы никогда не слышите того, что я говорю, - Жавер стягивает до колен сначала брюки Жана, а потом, легко хлопнув тыльной стороной ладони по его лобку, снимает с него трусы.

Это… не то чтобы неприятно – чувствовать холод дубинки между своих ног. Это, скорее… пугающе.

- Что вы собираетесь сделать, инспектор? – Вальжан облизывает пересохшие губы и смотрит, как пальцы Жавера накрывают его головку и прокручивают в кулаке, как будто выдавливая из него смазку. Ладонь спокойно делает несколько движений, скользя по члену, и чуть сильнее придавливает у основания, беря в тугое кольцо.

- Мне кажется, 24601, вы заслуживаете наказания, - говорит Жавер и как-то неожиданно убирает пальцы, вынуждая Жана потянуться вслед за ладонью. Это большая ошибка. Очень большая ошибка.

Вальжан не успевает отстраниться, не успевает дернуться – он может только молча наблюдать, как инспектор пропускает черную змею ремня между его рук и туго затягивает петлю. Запястья начинают ныть сразу же, но Жан не может выдавить из себя слова: Жавер делает шаг назад, наверное, критически оценивая результат своей работы, и шлепает его по ягодице, заставляя шире раздвинуть ноги.

Это не игривый шлепок: «Дорогой, ты выглядишь так привлекательно». Это не собственнический шлепок: «Дорогой, я всегда так тебя и представлял».

Это чертовски злой, чертовский болезненный шлепок: «Ты сделал мне больно. И сейчас я сделаю больно тебе».

Вот тут, пожалуй, до Вальжана доходит, что это не игра. Что, наверное, самое время остановиться.

И сразу же за этим до него доходит, что уже поздно.

- Расслабьтесь, 24601.

- Не надо этого делать, Жавер, - Жан тщетно пытается прижаться к стене, чувствуя, как Жавер дотрагивается пальцами до сжатого сфинктера.

- Разве ты не этого хотел?.. – инспектор, надавливая на бедро, наклоняется к заднице Вальжана и, смочив губы, касается ануса.

Жан вздрагивает и прогибается в спине, опуская руки ниже за голову.

- Разве ты не хотел, чтобы я… - округлый конец дубинки дотрагивается до сфинктера и нажимает, проникая внутрь, - унизил тебя?

- Жавер, послушай…

- Я не хочу вас слушать, 24601. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Это больно.

Когда в тебя всовывают резиновую дубинку – это больно. Тут нет ни тени удовольствия. Когда стенки прямой кишки ноют от давления, а ты, пытаясь пошевелиться, делаешь только хуже, нет ни одного намека на будущий оргазм. Ни секундной иллюзии того, что сейчас на тебя накатит тягучее, горячее удовольствие.

И, тем не менее, член Жана по-прежнему прижат к его животу и сочится мутной смазкой, стекающей вдоль набухшей вены.

- Тебя это возбуждает? Когда я обращаюсь с тобой, как с дерьмом? – Жавер двигает рукой и кусает Вальжана за плечо, привлекая ближе к себе. – Тебе ведь не нужно, чтобы у нас были нормальные отношения. Тебе нужно заниматься со мной не любовью – ты хочешь трахаться, как животные, да?.. – твердый конец палки надавливает на простату, и Жан, закусив опухшую губу, старается сдержать стон: как он произносит «трахаться». Как он говорит «у нас были нормальные отношения». Вальжан насаживается глубже и до треска разводит локти, стараясь сделать выдох.

- Ты не ценишь ничего, что я для тебя делаю, - Жавер поворачивает дубинку по часовой стрелке и медленно вынимает ее. – Ты эгоистичный, зацикленный на себе идиот, который убегает от ответственности. Тебе не нужен ни я, ни то, что я тебе даю.

Вальжан должен что-то сказать в свою защиту. Хотя бы слово. Почему-то он решает, что «Пожалуйста» будет достаточно. Пожалуйста, прекрати нести эту чушь. Пожалуйста, заткнись и поцелуй меня. Пожалуйста, займись со мной сексом.

На обоях остается слюда от подтекающего члена, когда Жавер одним рывком входит в растянутый анус и впечатывает Жана в стену.

Так лучше, много лучше – мышцы болезненно сводит от остроты движения, но Жан все равно плавно подается назад и старается сжать сфинктер, чтобы помочь Жаверу.

Стон – рычащий, грубый стон и вслед за ним влажный поцелуй в кровоточащий рот.

- Чего тебе не хватает?.. – тихо спрашивает инспектор и прикусывает нижнюю губу Вальжана. – Я все для тебя делаю. Приезжаю каждый день, покупаю продукты, оплачиваю квартиру, хожу с тобой в кино, провожу с тобой все свободное время, уделяю тебе время, даже когда занят… - Жан протяжно скулит, когда Жавер цепляется пальцами за его бедро и тянет на себя. Инспектор хватается за хвост ремня и натягивает его, заставляя Вальжана, изогнув спину, впустить глубже: Жавер едва отстраняется и тут же, до боли царапая кожу на бедре, входит в Жана.

- Чего тебе не хватает?! – он двигается резко, с хлюпающим звуком почти выходя из расслабленного ануса и вбиваясь в него с каждым новым толчком. – Тебе не хватает, чтобы я брал тебя, как животное?!

Там должен быть ответ: «Нет», - но Жан просто стонет. Он запрокидывает голову и, согнув колени, приседает, вбирая в себя член до основания.

Не то чтобы Вальжан хотел, чтобы секс с посторонними предметами стал неотъемлемой частью их отношений. Вальжан хочет…

Принадлежать Жаверу. Он хочет рассматривать утром засосы. Хочет думать о том, какой шарф выбрать, чтобы прикрыть шею. Он хочет смотреть на его лицо, когда Жавер кончает. Он хочет, чтобы тот перестал стыдиться их отношений. Он хочет называть Жавера «мой». Вальжан хочет взаимности. Он хочет определенности.

И, черт подери, да, он хочет секса, когда можно открыто стонать и просить больше.

- …чего, твою мать, тебе не хватает?! – Жавер скалится и прерывисто выдыхает.

- Люби меня.

- Естественно, я люблю тебя! – инспектор ударяет кулаком о стену и утыкается носом в шею Жана.

- Скажи это еще раз, - пересохшими губами трудно говорить громко.

- Я люблю тебя, - он медленно обводит бедрами полукруг и довольно вслушивается в гортанный вскрик.

Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

Рассыпается по паркету, брызгами остается на стенах, красными укусами покрывает шею.

Я люблю тебя, Жан Вальжан.

Я люблю тебя 24601 раз.

Дата добавления: 2015-11-04