Дарья Андреевна Кузнецова 2 страница

Со всем этим богатством я решительно направилась к столу и плюхнулась на почему-то свободное место напротив капитана (во всяком случае, я была уверена, что именно это капитан; при ближайшем рассмотрении даже шрамик нашёлся на положенном месте) и на всякий случай огляделась. Судя по тому, что никого от этого не перекосило, ничего страшного я не сделала.

— Приятного аппетита, — проявила я вежливость. Капитан озадаченно кивнул, разглядывая не меня, а содержимое моего подноса.

— Ты планируешь это есть? — поинтересовался сосед слева.

— Э-э… А что с этим ещё можно делать? — даже растерялась я. — Или что-то из этого имеет вкус, далёкий от заявленного? Пахнет вроде ничего так.

— Женщины не едят мяса, — убеждённо заявил тот же сосед.

— А вы им предлагали? — уточнила я прежде, чем сообразила, что и кому говорю.

— Женщинам нельзя есть мясо, — возмутился другой сосед. — Они от него дуреют!

— Это оскорбляет Честь? — мрачно поинтересовалась я. Похоже, это скоро станет моим любимым вопросом.

— Нет, но…

— Вот если нет, тогда я сама буду решать, что есть, — проворчала я, раздражённо препарируя кусок мяса и представляя на его месте того самого соседа слева.

— Слушай, а для землянок это нормально? — поинтересовался ещё один голос.

— Что именно? — уточнила я, находя взглядом говорящего. Тот сидел слева от капитана и интересовался мной, а не моей едой, чем немного порадовал.

— Ну… это, — он поводил рукой у себя над головой.

— Он имеет в виду твою причёску, — спокойно пояснил капитан.

— Дело вкуса. Некоторым нравится, — с каменным лицом заявила я и поспешила сунуть в рот кусок мяса.

Не ржать! Главное, не ржать! У них нет чувства юмора, я точно это помню; с улыбками и смехом всё совсем мрачно, и если я сейчас захохочу, то точно оскорблю этого мужика, и он меня убьёт!

Тот факт, что с этими ребятами очень опасно смеяться, да и улыбаться лишний раз, — скорее всего собеседник решит, что смеются над ним, и закончится всё предсказуемо, — я помнила отлично, об этом специально всех предупреждали. С наглядными историческими примерами, что бывает с шутниками. И именно вот это меня в моём плене напрягало сильнее всего. Смех и юмор — те вещи, которые в любой ситуации не дают мне закиснуть и опустить руки. Как без иронии спокойно пережить моё нынешнее положение и не впасть в истерику — я представляла с большим трудом.

Нет, но интересно, они в самом деле землянок никогда не видели? Странные ребята; у нас на флоте полно женщин, с самого начала космической эпохи они летали наравне с мужчинами, и эти наёмники чисто физически не могли с ними не пересекаться. Если конечно они давно летают, а в этом сомневаться не приходится.

В общем, предположить, что моя радужная грива (надо лбом красная, на затылке синяя с переходом по спектру) с выбритыми висками — нормальная причёска, это дорогого стоило. Я, правда, подумывала вообще сделать ирокез, но поняла, что в таком виде меня точно из дома выгонят, да и обрезать волосы не хотелось, так что остановилась в итоге на полпути. Очень удобно: если собрать их в низкий хвост, только безумная расцветка и отличает меня от миллиардов женщин. А если зачесать наверх, да ещё и зафиксировать, получается практически она самая — знаменитая причёска древнего вымершего народа, увековечившая его имя. Собственно, в подобном виде я щеголяла и сейчас. Всё бы ничего, но мама от этой причёски была в ужасе.

А начну летать, ещё и татуировку сделаю! Если это приключение переживу…

От последней мысли настроение испортилось, и смеяться расхотелось. А потом ещё кто-то из соседей по столу решил высказаться, и веселье пропало окончательно.

— А почему ты этого заморыша защищала? Он тебе кто? Он ведь не мужчина, так, видимость одна, — поинтересовался голос слева.

— Это не ваше дело, — сквозь зубы процедила я, буквально из последних сил сдерживаясь от более резких и категоричных высказываний.

— Да что ты её спрашиваешь? Она небось и мужчин нормальных не видела, — пренебрежительно хмыкнул голос справа. — Земляне все такие, только говорить и горазды. Слабаки и трусы.

А вот этого я стерпеть уже не могла.

— Скажи это моему отцу или мне — в поединке, ур-род! — рывком вскочив, прорычала я, находя взглядом разговорчивого.

Пульс бешено заколотился в висках, кулаки сжались и осталось одно желание: убить на месте.

Да, я вспыльчивая. Даже слишком. Я сама прекрасно понимаю, что человек может, не подумав, повторить услышанную где-то глупость, над которой сам и не задумывался, и в большинстве случаев я реагирую на всё спокойно и с юмором. Но у меня есть несколько пунктиков, или «болевых точек», задев которые, можно очень легко вывести меня из себя.

Наверное, я должна была себя контролировать, и просто позволяла себе подобное поведение, почти осознанно придерживаясь маргинальных взглядов на нормы морали, — как утверждала всё та же бабушка. В общем-то, я не сразу бросалась с кулаками, и вот в такую ярость впадала крайне редко, просто злилась и ругалась.

Но сейчас допекли, и я даже не стала пытаться брать себя в руки. Сначала они меня похитили, поливали грязью Валерку, а теперь что? Будут Землю критиковать? Какие-то выползшие из своей дыры дегенераты, которых между прочим именно Земля породила несколько веков назад — на свою голову?! Да я его сейчас руками на части порву, и плевать мне, что он в два раза меня больше! Во мне сейчас столько злости, что я ядовитая!

Всё кончилось быстро и неожиданно. Вот медленно встаёт дориец, на которого я наорала, и на лице которого удивление мешается с раздражением, и я понимаю, что мы сейчас точно подерёмся.

А потом вмешался капитан.

Он коротко бросил какое-то слово на родном языке, и все вокруг замерли. А я с некоторым удивлением сообразила, что он тоже приподнялся с места, неотрывно смотрит на меня и, более того, держит меня за предплечье.

Странностей в этом было несколько. Во-первых, он был абсолютно спокоен. Смотрел на меня без вызова, без сочувствия, без предостережения; в общем, просто смотрел. Во-вторых, держал совсем слегка, — не удерживая на месте, а скорее привлекая внимание. И, в-третьих, я вдруг действительно успокоилась. После чего всерьёз удивилась.

Я терпеть не могу, когда меня трогают посторонние люди. Например, я сроду никогда не обнималась со знакомыми девочками в качестве приветствия. Особенно не люблю, когда меня хватают за руки, и уж тем более — если я в этот момент злюсь. Тем маленьким агрессивным бесенёнком, который сидит внутри меня, это всё воспринимается как посягательство на его суверенную свободу, и он тут же выдаёт очень бурную и не очень адекватную реакцию.

А вот это прикосновение парадоксальным образом вернуло мне трезвость мышления. Как будто через него и внимательный взгляд Инга Ро мне передалось спокойствие этого человека.

В немом изумлении я уставилась на собственную руку. Нет, не показалось, действительно держит; осторожно так, мягко, чуть ниже локтя, и ладонь у него сухая, горячая и сильная, с мозолями на костяшках пальцев. Как, например, у Вовки; руки умеющего драться мужчины. У отца, правда, не такие; они прохладные, с гладкой кожей, мягкие и изящные как у музыканта. Но у него не руки, у него протезы: правая целиком, а левая — до середины локтя.

Собственно, одна из главных причин, почему я так зверею при уничижительных высказываниях о самовлюблённых и бесполезных землянах. У подполковника Зуева половина организма искусственная, причём как раз после участия в стороннем конфликте, когда он в составе миссии поддержки защищал от вторжения квазиров Ланнею. Ближайшую соседку, между прочим, той самой Доры. Точно так же постоянно нывшую о плохих и коварных землянах, но при первых признаках опасности кинувшуюся к нам за помощью.

Я подняла озадаченный взгляд на капитана и… зависла. То есть напрочь, намертво: стояла, смотрела ему в глаза и не могла пошевелиться.

— Он дурак, — спокойно проговорил дориец. — Он своё получит. И извинится.

— Да вот ещё, перед какой-то… — начал возмущаться мой оппонент, но Инг, даже не глянув в его сторону, оборвал возмущение несколькими непонятными мне фразами, в которых даже укора не было. Всё то же бескрайнее и невозмутимое зелёное море спокойствия, не мигая глядящее мне в глаза.

— Он глуп, несдержан и в нём мало Чести, — повторил капитан. — Не трать на него свою ярость. Ешь, а то уже всё остыло, — заботливо резюмировал он, выпуская мою руку и спокойно садясь на своё место.

Чувствуя себя совершенно пришибленной, я опустилась на стул, уткнувшись взглядом в тарелку.

И что это было?!

Может, я, конечно, перечитала фантастики, и вообще параноик, но я готова поклясться: это был гипноз!

Больше ничем объяснить своё поведение я не могла. Я не возражала, не скандалила, не спорила, не требовала извинений прямо сейчас, кровью и в письменной форме. Он сказал — я сделала. Послушно села на место и сижу вот, ем холодную отбивную, которая категорически не хочет лезть в горло. Такого моего поведения кроме гипноза не могло объяснить больше ничто, даже какое-нибудь гипотетическое большое и светлое чувство к капитану. Я вообще никого и никогда так не слушалась, чтобы без оговорок, пререканий и возражений, даже родителей в детстве и командиров в лётной школе!

Не менее странными были не только мои действия, но и сказанные капитаном во всеуслышание слова. Сообщить дорийцу, что в нём мало Чести — здорово его унизить, назвать полным ничтожеством, не годным даже на удобрения. Получить такой отзыв от командира и прямого начальника, тем более — среди товарищей, это не просто унижение, это практически крах карьеры, «волчий билет»; эти ребята со своей Честью не шутят. И что, он всерьёз вот так послал собственного же бойца из-за того, что тот сказал мне пару гадостей? Может, мне послышалось?

Искоса оглядев остальных дорийцев за столом, я поняла: нет, не послышалось. Все сидели пришибленные и только тихонько шушукались на родном языке, не поднимая взглядов от тарелок.

Через несколько секунд капитан поднялся из-за стола, отнёс свой поднос в мойку и вышел. Я напряглась, ожидая мести товарищей пострадавшего за свою разговорчивость дорийца. Ударить бы меня вряд ли кто-то рискнул, но прошипеть пару гадостей — дело святое, я бы и сама не сдержалась. Однако, ничуть не бывало: все продолжали ужин в том же подавленном молчании, и на меня не смотрели.

В конце концов, я решила, что у меня самой достаточно проблем, чтобы решать их ещё и за всяческих нахалов, и выкинула инцидент из головы, вместо этого вплотную сосредоточившись на холодном ужине и капитане.

Ужин даже при такой температуре пошёл на ура, потому что последний раз я ела вчера вечером, завтракаю вообще редко, а пообедать не успела.

Инг Ро… мутно всё было с этим капитаном. Непонятно. А я очень не люблю чего-то настолько не понимать. И вопрос, почему он за меня вступился, в данную секунду волновал меня мало. Меня захватила мысль о гипнозе, которая чудовищно нервировала.

Это что же получается, помани меня этот хмырь пальчиком, и я родину продам? Нет, так дело не пойдёт, мне категорически не нравится эта мысль! Но, что обидно, сделать-то я ничего не могу, общаться с ним в любом случае придётся. Придётся попытаться отвыкнуть от привычки смотреть собеседнику в глаза, что представляется мне весьма затруднительным.

Увы, как ни старалась, ничего вспомнить о гипнотизёрах-дорийцах я не смогла. Были они, не было их, — я совершенно не знала. Но это не показатель, это вполне могла быть закрытая информация, и мне элементарно не хватало допуска.

В итоге, опять ничего не решив, я сунула посуду в очистительную систему и, на ходу вгрызаясь в яблоко, решительно двинулась в свою каюту с твёрдым намерением выспаться. В конце концов, если никакой полезной деятельности не ожидается, будем навёрстывать упущенное за годы учёбы.

Примерно в таком режиме потянулись дни. Спала я до упора, лениво поднималась, бродила по каюте, добывала в пищеблоке чёрный кофе, потихоньку в той же каюте под кофе и физическую разминку просыпалась. Сильнее всего в такие моменты мне не хватало музыки, приходилось восполнять собственным пением. Со слухом у меня не очень хорошо, зато голос громкий, а ещё я знала великое множество всяческих маршей и гимнов. В моей ситуации они подходили лучше всего: бодрили.

Как я себя ругала за то, что оставила дома болталку! Там и музыка была, и кое-какие примитивные игрушки, и книжку почитать можно было. Так нет ведь, летела на встречу с лучшим другом, не хотела, чтобы меня отвлекали! Точнее, не хотела, чтобы меня отвлекала бабушка; уж очень она мне в тот момент надоела своими нотациями.

Впрочем, счастье в моей жизни нашлось. Маленькое, но зато рядом. В небольшой комнате отдыха, куда пятнадцать человек экипажа поместились бы впритык, нашлись ЭГ-очки, эмуляторно-голографические то есть, которые виртуальную реальность изображают. Старенькие, простенькие, но зато с парой таких же древних, но довольно увлекательных игрушек. Так что жизнь моя свелась к «поспать, пожрать и погонять виртуальных монстров». Бесконечная бойня на сто-с-хреном уровней помогала отвлечься и убить время, за что я возлюбила её с новой силой. Как давно я вот так не бездельничала!

Очередное утро началось банально. Я добыла себе кофе и принялась за незатейливую физкультуру. Для веселья развернуться было негде, поэтому я ограничивалась необходимым минимумом. Сотня выпрыгиваний из положения сидя, сотня отжиманий (по пятьдесят на каждой руке) и растяжка. То, без чего «космический» норматив не сдашь, а я всё-таки надеялась добраться до штурманского кресла во взрослой, самостоятельной жизни, а не на тренировках в околоземном пространстве.

Так вот, когда я заканчивала силовую часть, в дверь постучали.

— Войдите, открыто, — крикнула я, продолжая бурчать себе под нос «сорок три, сорок четыре… Эй, ну, давай, ленивая кляча!».

Отжималась я, как обычно ржёт Семён, «по-крутому»: ноги на койку, руку за голову, и пошла качать грудью до пола. Заодно спинка тянется.

На моё разрешение войти дверь с шелестом открылась, с шелестом же закрылась, и воцарилась тишина. Прерываться я не стала, доделала оставшиеся пять «сгибаний-разгибаний» и, легко спрыгнув ногами на пол, выпрямилась, разглядывая визитёра.

На пороге стоял капитан. Чувствуется, вот как вошёл, так и стоял, и смотрел на меня с каким-то непередаваемым выражением в глазах.

«Ох, ну, давай, говори свою речь про приличия», — раздражённо подумала я, сообразив, что его шокировало. Разминалась я в нижнем белье, чтобы не тереть одежду. Учитывая, что оно у меня плотное, спортивное, никаких тебе рюшечек-кружавчиков, — короткие эластичные шортики и такой же вполне закрытый лиф, почти никаких отличий от нормальной тренировочной одежды, — я ничего зазорного в подобном не видела.

— Ты по делу, или в гости? — привлекла я внимание глядящего куда-то сквозь моё плечо мужчины.

— По делу, — отмер он, фокусируя взгляд на моём лице. Я же на всякий случай наоборот, опомнившись, упёрлась взглядом в подбородок. — Что ты делаешь?

— Зарядку, — вздохнула я, удержавшись от ехидных замечаний. Чем меньше я буду с ним разговаривать, тем скорее перейду к растяжке и душу. — По какому делу?

— Через полчаса мы выходим из гипера, по плану дозаправка. Можно купить что-то из необходимого. Тебе нужна одежда?

— Не знаю, — я озадаченно пожала плечами. — А куда мы летим? Меня, в частности, интересуют погодные условия. Если корабль или какая-нибудь космическая станция, то можно ограничиться запасными штанами, футболкой да комплектом белья. Если будут прогулки на свежем воздухе, — в смысле, если мы летим на планету, — надо от климата отталкиваться. Например, если там холодно, можно было бы куртку какую-нибудь. А так вроде бы всё.

— Варвара, ты странно себя ведёшь, — нахмурившись, вдруг заявил он. — Ты… не похожа на остальных земных женщин.

— Знаю, мне говорили, — хмыкнула я. — А ты много земных женщин видел что ли?

— Случалось, — уклончиво ответил он.

— Значит, мало. Ладно, я тебя поняла, спасибо за предупреждение. Меня на выпас пустят, или надо кому-то выдать список необходимого? — уточнила я.

— Тебя проводят, — кивнул он и вышел.

Какие мы привередливые, подумать только! Ладно, была бы фигура плохая, ещё понимаю, морду крючить. А так — всё же на месте, всё подтянутое, стройное, спортивное: грудь, попа, ножки изящные.

Или, может, у них, как у древних варварских народов, «хорошей женщины должно быть много», и я со своими формами на роковую красотку не тяну?

Ай, да ну и чёрт с ними. Чем хочу, тем у себя в каюте и занимаюсь. Вон, даже про приличия не заговорил; привыкает, что ли?

Закончив с растяжкой, я направилась в душ, где заодно промыла бельё. Высохло оно быстро, даже быстрее моих волос; почему я его и эксплуатировала в качестве тренировочной одежды. Поскольку никаких средств для укладки волос у меня при себе не было (хорошо ещё, в душевой нашлась расчёска!), с момента первого мытья я щеголяла с распущенными волосами. В таком виде я очень быстро начинаю напоминать не то маленькую ведьму из сказки, не то взъерошенного попугая, но беспокоило это меня мало.

А по окончании сборов меня ждал сюрприз. Сопровождать меня за покупками вызвался лично капитан в сопровождении первого помощника — того самого, единственного голубоглазого, которого звали Арат Шариит. За время пути чужие лица примелькались, и я начала различать их уже не только по цвету глаз, и даже начала удивляться, как раньше могла путать. Кроме того, я всех знала по именам и знала, кто какую роль выполняет в команде. Например, тот мужик, с которым я поругалась в первый же день своего пребывания на корабле, оказался помощником штурмана на испытательном сроке. И, судя по всему, срок этот он уже заранее не выдержал. Хотя, к моему удивлению, он даже не пытался валить вину на меня; вот это я понимаю, слово капитана — закон. Меня терзало любопытство, чем же Инг Ро аргументировал свой комментарий, но расспрашивать я поостереглась. В конце концов, это не моё дело.

Вот так, в сопровождении двух здоровенных лбов, о чём-то тихонько переговаривающихся на родном наречии, я и сошла на первую в моей жизни космическую станцию в удалённых секторах.

И едва удержалась от недовольной гримасы. Выглядело всё довольно убого: обшарпанная, с износившимся оборудованием, забитая всяческими подозрительными элементами. Что-то подсказывало, станция была нелегальной; легально её бы давно уже прикрыли за несоответствие всем возможным нормам.

Впрочем, что это я? Закрыли, если бы она располагалась на территории Земной Федерации, а насчёт ближайших соседей уже не факт. А я очень сомневалась, что мои похитители совершат такую глупость и продолжат маячить перед носом у моих соотечественников.

На моё счастье магазин одежды для гуманоидов на станции нашёлся. Вернее, торговал он не столько одеждой, а сколько всякой всячиной, но кое-что найти удалось. Во всяком случае, две пары белья, простая чёрная футболка (даже в размер, и даже с любимым вырезом!) и совершенно чудесные штаны болотного цвета в стиле «милитари» я откопала. Ботинки у меня были удобные, на все случаи жизни, а больше мне ничего и не надо. Опомнившись, уже по дороге к кассе свернула к полке со всякой хозяйственной мелочёвкой, взяла себе там пучок резинок для волос, средство для укладки (на удивление, весьма приличное) и нормальную щётку. И с этим всем уже гордо прошествовала к кассе, возле которой меня ожидали сопровождающие.

При моём появлении они озадаченно переглянулись и уставились на меня с вопросом в глазах.

— Ты уверена, что больше ничего не надо?

Я на всякий случай задумалась. По одежде всё, по прочим средствам… да тоже всё. Большая удача, что я буквально накануне обновила стерилизационную прививку, и в ближайшие полгода типично женские трудности мне не грозят.

— Уверена, — кивнула я. — Ну, разве что про куртку мне так никто и не ответил.

Мужчины снова переглянулись, капитан пожал плечами.

— Бери.

Кивнув, я опять нырнула в глубину магазина, и через пару минут вынырнула с весьма пристойной курткой в охапке. Она явно предназначалась в пару моим штанам — тот же болотный цвет, куча удобных карманов. Да ещё и талию мою подчёркивала, и даже при необходимости могла превращаться с теми же штанами в комбинезон. По-моему, идеально.

— Кхм. Ты точно женщина? — уточнил Арат. Я хотела огрызнуться, что нет, я ещё девушка, но вместо этого спокойно ответила.

— Если есть сомнения — сделай полный генетический анализ, у вас вроде оборудование для этого есть.

— Господа не будут ничего брать для себя? — спросил человек из-за кассы, которого я поначалу не заметила. Человек был неприятный, скользкой наружности и неопределённого гражданства. Глядя на него, я всерьёз усомнилась в происхождении этих товаров. Ну да ладно, вроде всё новое, бельё в заводской упаковке, а всё остальное существенной роли не играет, даже если вещи краденые.

— Нет, — лаконично ответил Инг.

— Дама не желает взять бельё, которое больше понравится её спутникам? — тем же безраздлично-угодливым тоном продолжил допытываться он.

— Нет, — на этот раз поспешила ответить я. Потому что была не уверена, что суровые наёмники правильно поняли намёк торгаша. А, точнее, была уверена, что поняли они его неправильно, потому что в противном случае могли и пристукнуть.

Что я точно помню про дорийцев, так это строгую моногамность и неприятие любых пошлых намёков; патриархальное общество, что поделать. Об этом, кстати, тоже на лекциях предупреждали, что матом этих суровых парней надо посылать очень избирательно.

Капитан расплатился, и мы, покинув магазин, двинулись в строго обратном направлении, точно по тем же коридорам. Значит, вариант с личными делами на станции у кого-то из парочки отпадает. Им либо нечем больше заняться, либо правда боятся, как бы я чего не выкинула.

— Почему этот торговец интересовался нашим отношением к твоему белью? — полюбопытствовал Арат, когда мы вышли.

Нет, ну я с них умиляюсь! Такие большие мальчики, а такой наивняк.

— Я тебе скажу, если вы пообещаете никак ему не мстить, — решила я проявить гуманизм. Они пообещали, и я честно ответила. — Он решил, что я с вами обоими сплю. Да вы, в общем, сами виноваты: два наёмника покупают сомнительной девке одежду в сомнительной лавке на сомнительной станции. Кем он нас ещё мог посчитать, — я пожала плечами, едва сдерживаясь от улыбки при виде перекосившегося лица старпома. Капитан, странно, оставался спокойным.

— И тебя это не беспокоит? Что тебя обвинили в… — он запнулся, явно пытаясь подобрать в меру грубое слово, приличное для употребления в женском обществе.

— Нет, не беспокоит. Мне плевать, что он посчитал меня шлюхой, если ты об этом, — пожав плечами, проговорила я, опять с трудом сдерживаясь от хихиканья.

— То, что твоего… того тощего мальчика назвали хлюпиком, что является истиной, тебя взбесило. А то, что тебя обвинили в подобном — нет? — вмешался уже капитан.

— А меня никто не обвинял, — злорадно ответила я. — Что он там подумал, это его святое право. Он мне никто, он уже забыл о моём существовании. А за Валерку я и убить могу.

На этом тему закрыли, и на корабль мы вернулись в молчании, зато без приключений. А на корабле уже начались странности.

— Отдай вещи Арату, он отнесёт, — скомандовал капитан на выходе из стыковочного коридора. Я послушалась, но удивлённо посмотрела на мужчину. — Пойдём, — велел он.

И мы пошли. К моему удивлению, прошли в рубку, где мне указали на капитанское кресло и велели ждать здесь. Чего ждать, правда, не уточнялось.

Заправка, видимо, была закончена, потому что когда мы входили в рубку, корабль уже отстыковался от станции, и сейчас летел от неё прочь по явно заранее проложенному маршруту.

— Готово? — уточнил капитан почему-то на галаконе, а не на родном, на котором отдавал все прежние приказы.

— Да, капитан. Генерал Зуев на связи.

— Выводи, — велел капитан.

Сразу стала понятна причина моего присутствия. Вот только… генерал?!

На экране после этой команды появилась какая-то серая стена, перед которой предстало лицо и широченные плечи Дмитрия Ивановича Зуева. На фоне слышались какие-то смазанные голоса, которые быстро затихли.

— Генерал Зуев, я полагаю? — начал разговор Инг.

— С кем имею честь? — спокойно уточнил мужчина, находящийся за тысячи парсеков от нас. Хорошая вещь, эти современные средства связи.

В мою сторону отец даже не глянул. Всё понятно, сейчас не тот случай, чтобы демонстрировать родственные чувства; это и мне понятно. Правда, я-то от него взгляда оторвать не могла, и… мне было чертовски стыдно.

Он осунулся, выглядел бледным, лоб разрезала поперёк глубокая складка, морщины в уголках губ выделялись ярко, будто нарисованные. Правда, чтобы это заметить, нужно было очень хорошо его знать. Я — знала. Знала, что он, похоже, за эти дни почти не спал и в конец извёлся, пока я тут отсыпалась и в игрушки игралась. Воочию представляла мать — нервную, напряжённую, с глазами, из-за синяков вокруг них кажущимися запавшими. И почувствовала себя неблагодарной сволочью, даром что понимала: не в моих силах было что-то изменить.

— Капитан Инг Ро, — представился капитан.

— Зеркало Чести? — вопросительно вскинув бровь, уточнил отец.

— Да, — как будто нехотя признался тот. Зеркало Чести? Это что-то новенькое, такого я раньше не слышала. — Вам знакома эта женщина? — он указал на меня, возвращая разговор в нужное русло.

Отец наконец-то посмотрел на меня, и, нахмурившись, окинул взглядом, — цепким, пристальным, внимательным, — как будто пытался вспомнить. Но я-то знала, что он просто отметил отсутствие каких-либо пут, здоровый цвет лица, отсутствие в глазах страха. И ему стало легче дышать.

— Да, — всё с той же невозмутимой холодностью согласился он. — Что вы хотите?

— С вами сегодня свяжется Совет Старейшин. В разговоре с ними просто помните о том, что ваша дочь у нас, — ответил капитан. Разговор двух не людей, но роботов. И если о том, какие чувства терзают сейчас отца, я прекрасно догадывалась, хотя и не могла представить, как он выдерживает при этом спокойный безразличный тон, то истинные эмоции Инга оставались загадкой. Но, думаю, ему было гораздо легче. И мне очень хотелось его за это больно стукнуть.

— Это всё? — уточнил отец.

— Да, — кивнул капитан. — Варвара останется у нас Заложником Чести.

— Я могу с ней поговорить?

— У вас есть пара минут, пока мы не вошли в прыжок, — пожал плечами Инг Ро.

— Генерал, — я уважительно склонила голову и похвалила себя за то, что голос не дрожит и не выдаёт волнения. Можно было вообще ничего не говорить, всё равно основное было ясно по одним только взглядам. Да и знали мы друг друга достаточно хорошо, чтобы предсказать реакцию и слова. — Всё хорошо?

«Нет, ну, нормально?! Ты — целый генерал, а я узнаю последней! Как там мама? Держится?».

— Вполне. Твой контракт придержат, он подождёт твоего возвращения, — медленно кивнул он. — Всё в порядке?

«Ты на себя-то посмотри, прежде чем претензии предъявлять. И — да, я в курсе. А с мамой всё в порядке, насколько это может быть в сложившейся ситуации. Ты, главное, держись, мы тебя вытащим!»

— Я почётный пленник, — ответила я.

«Извини, па, ничего не могу передать, пристукнут же, сам знаешь. Так что справляйтесь без меня, а я пока отдохну».

— Валерий мне сообщил. Это был… недальновидный поступок, — вновь кивнул отец.

«Горжусь тобой. И хорошо, что ты понимаешь своё положение. Только сама ничего не испорти, ради Тёмной материи! Твой вирусолог в шоке, но живой, и тоже за тебя волнуется.»

— Я знаю. Ничего уже не изменится.

«Скучаю, очень хочу к вам. Вытаскивайте меня уже скорее! Люблю вас…»

— Веди себя достойно, — напутствовал меня он. — В любом случае.

«Держись, девочка. Мы все тебя любим. Я рядом. Помни, мы своих не бросаем».

Он что-то ещё хотел сказать, но связь прервалась: мы вышли в гипер.

— Инг, а ты точно уверен, что всё получится? — осторожно уточнил кто-то, выводя меня из состояния сосредоточенной задумчивости. Все мои душевные силы уходили на поддержание спокойного выражения лица, я даже щёки изнутри прикусила до боли. — Мне кажется, этот тип не очень-то беспокоится о своей дочери, может и не поддаться.

— Это Дело Чести. Не наше, — отмахнулся капитан. — Варвара, ты можешь идти.

Я машинально кивнула, отстегнулась от кресла и вышла. Это правильно, мне сейчас лучше побыть одной, а то на людях я или разревусь, или озверею. А в каюте есть душ, куда можно забиться часа на пол, и контрастом температур отрезвить мозги.

Было мне сейчас очень больно, грустно и обидно. Нет, не от гипотетического безразличия отца, — я слишком хорошо его знала, чтобы в подобное поверить, — больно и грустно было за родных. Особенно за маму, она у нас очень чувствительная.

Обидно было совсем немного, но уже за себя. Во-первых, от всей ситуации. У меня там контракт и церемония, а я тут сижу! И спешно деградирую от ничегонеделания. Надо срочно заменять игры чем-то полезным, а то погоны мои вместе с рекомендациями можно будет смыть в утилизатор.

А, во-вторых… Последний наёмник из глухой дыры знает, что Зуев — ни разу не подполковник в отставке, а вполне себе действующий генерал (выяснить бы хоть, по какой части), а я об этом узнаю случайно! И небось, если бы меня не спёрли, так бы и ходила в неведении, что я, оказывается, генеральская дочка. В моей жизни это знание, правда, ничего не изменит, но… это же круто!

Дата добавления: 2015-11-04