— Девочка моя, ты похожа на кошку, которая от души нализалась сметаны, — шепнул он на ушко, прикусив нежную мочку.
— А что, кошке нельзя погулять самой по себе? — царапая губы о грубую щетину, поцеловала в щеку.
— Кошечке захотелось разнообразия или прежний хозяин не устраивает? — Булавин улыбнулся одними губами. — Старый конь, знаешь ли, борозды не портит…
— Да… — она сама не знала, откуда взялась храбрость. — Но и глубоко не пашет… Народная мудрость!
— Тебе конец! — громко расхохотался Глеб и вскинул ее на плечо.
Другие участники вечеринки лишь обалдело наблюдали за удаляющейся парочкой. Булавина некоторые здесь знали хорошо, и ничего подобного даже представить не могли. Серьезный бизнесмен, опытный спортсмен, владелец клуба… Один Кузьмич хитро ухмылялся и потирал руки. Он давно мечтал погулять на свадьбе друга, уж тот счастье заслужил, да и девчонка ему нравилась. В меру спесивая, не даст расслабиться чемпиону, но верная и порядочная.
Может и Настасья, насмотревшись на счастливых молодых, будет к нему помягче и простит прошлые грехи.
С огромной высоты, хаотично вращаясь в воздухе, падало тело. Это человек.
Темно-синие тучи застилали небо, но маленькая черная точка была видна. Он с безумной скоростью несся к земле, еще живой, еще борющийся. Махал руками и ногами, бессильно барахтался в воздухе, пытаясь спастись.
Сердце замерло от ужаса, но она не смогла отвести глаз.
Человек изо всех сил одержимо сражался за жизнь и проигрывал. Парашют не раскрылся, все зря. Раз за разом дергал кольцо, но впустую. Вдох-выдох, вдох-выдох, шестьсот метров, пятьсот метров, четыреста… Черная сырая земля уже совсем близко. Смирился.
Леденящий ужас сковал душу и тело.
Обреченный на смерть.
Она чувствовала, как сквозь пальцы вытекают последние секунды жизни… Его. Раздался крик. Чудовищный, жуткий крик мужчины.
Это конец.
Карина проснулась в холодном поту. Кошмар. Это был просто кошмар. Красочный, яркий, такой похожий на правду, но всего лишь кошмар. Страшный сон.
Глеб спокойно сопел рядом, раскинув руки по сторонам, а она не могла успокоиться. Все тело трясло, как в лихорадке, и не утихал отчаянный вопль в голове.
— Господи, пожалуйста… — страшное предчувствие клещами сковало все мысли и чувства. — Пожалуйста, сохрани его… Пожалуйста, не дай ему упасть. Я так его люблю. Пожалуйста, Господи, что угодно, только не это. Не его, не надо…
Она тихонечко прижалась к Глебу, обняла дрожащей рукой. Он был так спокоен, так красив. Ее любимый мужчина, самый дорогой, самый лучший. На глаза нахлынули слезы. Дурацкий сон, но сердце разрывается от страха.
«Что-то случится» — нашептывает внутренний голос.
— Не отдам… — отчаянно шепчет в темноту девушка.
Часть 2
Он держал в руках несчастный листок бумаги и все никак не мог решиться выбросить. Руки жгло.
Сколько раз перечитывал написанное уже и сам забыл. Читал и не мог понять. Читал и не мог поверить. Читал и не мог… Ничего не мог.
Есть не хотелось, спать — тоже. Затхлый воздух в квартире, пыль на письменном столе, пустая упаковка аспирина, чтобы унять головную боль, и много-много черного горького кофе — мир свернулся в петлю, в удавку на шее.
Два дня это проклятое письмо одолевало его, высушивая изнутри. Бумажка, обычный альбомный листок, исчерканный вдоль и поперек записями. Он знал каждую наизусть, как священник молитвы. Не хотел знать, но знал. Въелись в память ядовитыми чернилами, завладели мыслями и мучили.
Целый коробок спичек спалил, но не смог поднести к огню. Эта бумага перевернула все представление о прошлой жизни, вывернула душу наизнанку. Трижды доставал из урны, распрямлял и читал снова.
Письмо любимому. Облекая в слова, как в футляр, она писала о своих чувствах, просила прощения и умоляла. Клялась всеми святыми, и через строчку срывалась на проклятия. Это было оно, самое искреннее, самое тяжелое, чистосердечное признание в любви. В любви к другому.
Каждый день и час, прожитый вместе, потерял свой цвет. Ложь во всем и всегда. Гнусный обман, которым он жил несколько лет, наконец, закончился. Ох, сколько бы он отдал, чтобы не читать этих строк и не знать правды. Но поздно. Ящик Пандоры открыт, несчастья и беды уже выпущены на волю, ад разверзся. И забыть нельзя…
Два месяца он не был в ее комнате, два месяца, как огня, боялся прикоснуться к вещам или просто открыть дверь. Сам не знал почему. Все ждал, что боль утихнет, надеялся на покой и, вот теперь такая пощечина. Отрезвляет. Сейчас к боли утраты примешалась ярость. Отчаянная ярость мужа, беззаветно любившего свою жену. Его бесценная, прекрасная Рита, она ни на секунду не выбрасывала из головы того, кого клялась забыть. Интрижки, измены — да что они по сравнению с вероломным предательством, которым была их супружеская жизнь?
Он снова открыл письмо. Строчки разбегались, слезящиеся от усталости глаза не хотели видеть слов: «… презираю его слабость, но не могу уйти…», «…когда он во мне, хочется взвыть от отчаяния, ведь это не ты…», «… я любила и всегда буду любить только…».
— Хватит… — мужчина бросил листок на стол и поднялся. — Пришла пора платить по счетам. Пусть знает правду!
Схватив с собой только самое необходимое, он вышел из дома.
Часть 3
В эту ночь Карина так и не уснула. Проворочалась, не смыкая глаз, но предчувствие чего-то ужасного и скорого не отпускало.
К сожалению, утром Глеб даже слушать ее не пожелал. Поняв в чем дело, оборвал заготовленный за бессонные часы монолог поцелуем.
— Карина, давай не будем портить твоими кошмарами прекрасный день.
— Я только прошу тебя быть осторожным, — девушка не знала, где взять слова, чтобы донести весь свой страх. — Ну, пожалуйста, ради меня…
— Ради тебя я лучше завоюю медаль, — он уже начинал злиться. Испортить глупыми страшилками хорошее утро, как это по-женски…
— Не нужны мне медали…
— Карина! — Булавин обернулся уходя. — Не превращайся в занудную стерву, какой была моя бывшая. Это глупо.
И со стуком закрыл за собой дверь с обратной стороны.
Девушка в отчаянии опустилась на широкую кровать. Он сравнил ее с женой? Можно было бы рассмеяться, если бы не было так больно. Два месяца находиться рядом, жить бок о бок и быть никем… Какие тут сравнения с женой?
— Ладно… — она в очередной раз попыталась выбросить из головы наболевшее. — Главное, чтобы сон был просто сном, а с обычной жизнью можно справиться. В конце концов, не все так печально, и нынешняя ночь тому подтверждение…
С этими соревнованиями ни у кого из них не осталось сил на споры или конфликты. Напряжение с каждым днем увеличивалось в геометрической прогрессии, а в их команде — тем более. Двое, Булавин и Ферзь, вполне могли рассчитывать на призовые места. Все наивно считали подобное чудом, и только Глеб, вспоминая свои изматывающие тренировки, понимал, какого труда стоило «чудо».
Для Федора сезон пока складывался неудачно. После хороших результатов на сборах, чемпионат он провалил. Акробатика не получалась, а первые прыжки на точность завершились позором. Пятка упрямо промахивалась мимо заветного блинчика, и шансы наверстать баллы таяли, как снег весной.
Он кинул рюкзак на пассажирское сиденье своей машины и уселся рядом. Необходимо как-то собраться с мыслями, а на поле это не получалось. Одна только довольная рожа Ферзя чего стоила! Вот уж где везунчик.
— Молодой человек, вы мне не поможете? — рядом послышался незнакомый голос.
Федор недовольно высунул голову из салона. Ведь так не хотелось никого видеть.
Прямо перед ним стоял высокий худощавый мужчина, явно не из парашютной братии. Очки с толстыми линзами, нездоровая бледность — этакий аристократ, не привыкший к физическим нагрузкам.
— Что вам? — резко ответил парень.
— Я ищу знакомого… — замялся тот. — Его зовут Алексей Воронов…
— Так вы по душу Ферзя! Как только нашли нас в этой глуши? — Федор ехидно ухмыльнулся. Наверняка это один из обманутых мужей. Не первый и не последний. — Здесь он, ваш Воронов!
— А не могли бы вы, — незнакомцу было не по себе, словно боялся чего-то. — Помочь мне его разыскать.
— Пять минут, — устало вздохнул спортсмен. — Потом отведу.
— Спасибо, — тут же ответил высокий тип и замер на месте. Он, похоже, иных дел не имел и живописными пейзажами не интересовался.
Парень даже удивился. Ему еще не приходилось встречать людей настолько равнодушных к красоте, происходящей в небе. Яркие крылья парашютов разукрасили небосвод всеми цветами радуги. Каждую минуту кто-то садился, кто-то выпрыгивал. Под облаками бурлила насыщенная, лихая жизнь.
— Идемте, — Федор не стал выжидать отведенное время. Нестерпимо захотелось избавиться от этого странного гостя.
Лешка как раз недавно сел. Его белый парашют свободно валялся на земле, ожидая шустрого риггера. На соревнованиях без профессиональных укладчиков тяжело, но дотошные ребята не всегда успевали вовремя подбежать, и тогда спортсмены предпочитали ждать. Заинтересованно наблюдали за результатами других и анализировали ошибки. У Ферзя ошибок было мало. Герой чемпионата, успешный, красивый и нелюдимый. Заветная мечта каждой девчонки и головная боль конкурентов.
— Леха, тут к тебе пришли! — услышал он знакомый голос за спиной. Обернулся и замер. Внутри как будто что-то оборвалось.
Федор еще что-то говорил, но двое других не слушали. Презрительными взглядами смеривали друг друга, будто все еще были соперниками.
— Федька, иди отсюда, — рявкнул на парня Ферзь.
— Да, молодой человек, вы можете идти. Благодарю, — снизошел до ненужного свидетеля гость.
Парень еле удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Совсем звезда команды с катушек слетела, да и этот чудик уж очень зазнался. Хорошо хоть вертолет уже готовится на взлет, сейчас прыгнуть, и все забудется.
— Что тебе от меня надо? — Фезрь сразу перешел в наступление. Даже рядом находиться с мужем погибшей возлюбленной было противно. Уж тот имел на Риту законные права, не то, что он.
— И что она в тебе нашла… — сам у себя тихо спросил мужчина напротив. — Чем ты лучше? Не понимаю…
— Могу достать и показать? — нахально намекнул Лешка. В его крови уже закипало бешенство.
— Низкопробные шутки… Ожидаемо, — отточенным жестом поправил очки гость. — Впрочем, разговаривать я с тобой и не собираюсь. Вот!
Он вытянул из нагрудного кармана рубашки сложенный вчетверо листок и протянул парню.
— Что это? — не понял Ферзь.
— Благая весть… — злорадно улыбнулся тот. — С того света.
Лешка ничего не понимал. Взял протянутый листок, но открывать не стал. Какое-то нехорошее предчувствие завладело сознанием.
— Боишься? — совсем тихо спросил мужчина. — Правильно, но я это пережил. Теперь твоя очередь.
— Иди ты уже к черту! — махнул Лешка и развернулся. Видеть его не мог. Стоит тут, ухмыляется муженек хренов. С собственной женой справиться не мог, рогоносец безвольный.
— Я уже там… — послышалось вослед.
Ферзь снова посмотрел по сторонам. Где же запропастился его риггер? И за что только Булавин такие деньги платит?
Самому укладывать парашют не хотелось, разве ж это дело для будущего чемпиона!
Он несколько минут переминался с ноги на ногу, пытаясь забыть о письме. «Сейчас не время!» — упрямо твердило шестое чувство, «Все внимание на соревнования!» — вторила ему совесть. Наверное, если бы риггер явился чуть-чуть скорей, судьба сложилась бы иначе.
Но время текло, и руки сами полезли в карман, вытащили послание.
Почерк узнал сразу. Из тысячи узнал бы.
«Любимый мой, я много лет уже пишу это письмо, но не решаюсь послать…»
Лешка проморгался, быть такого не может, Рита назвала его «любимым»?
Безумие.
И тут время остановилось. От волнения дрожали ладони, а взгляд раз за разом перескакивал со строчки на строчку, пытаясь охватить все сразу. Подобного он не ожидал. С каждым прочитанным словом страшная правда выходила из тени. Дни, месяцы, годы лжи вместо полноценного счастья быть вместе.
Мастера самообмана — вот кто они с Ритой. Да, если б он знал это раньше! Ни на секунду не выпустил бы эту глупую из объятий, был бы рядом всегда и повсюду.
До чего нужно быть безумной, чтобы так исковеркать себе жизнь? Безрассудство во всем, и плевать, кого перемелет его жерновами — вот ее девиз. А он?
Больше читать не мог, всего трясло, словно в лихорадке. Вязкая трясина мыслей затягивала все глубже, отрывая от реальности. Сам не заметил, как уложил парашют.
Рядом уже размахивал гигантскими лопастями вертолет. Он так и манил подняться ввысь, уж там все просто. Есть жизнь и смерть. Простенький выбор…
От гула закладывало уши. Огромные лопасти вращались с безумной скоростью, унося группу спортсменов все выше. Тысяча метров — достаточно для хорошего прыжка на точность. Золотая высота.
Лешка глянул в окно. Серые рваные тучи уже затягивали небо, предвещая непогоду, но кого волнуют серые тучи на небе, когда внутри черно, как в непроглядной бездне. Письмо во внутреннем кармане комбинезона, казалось, горело огнем, прожигая дыру в теле. Ее последние слова, горсть отчаянных фраз, прошлись по душе плетью.
«Рита, за что, почему?» — вопил рассудок. Безумная девчонка, а он ведь был свято уверен, что любовь безответна… Как же она заигралась.
Сердце болело. Громко бухало в груди, словно хотело вырваться и дотянуться до жалкого клочка бумаги. Прочесть не глазами, а душой, стать частью каждого слова.
Другие спортсмены радостно ждали прыжка. Им хотелось вкусить адреналина, очередной раз доказать высоте свое могущество и смелость. «Прокатиться на облаках» — легкомысленно шутили они. Не нужно крутить сложные фигуры, только оттолкнуться от борта и вниз. Полная свобода. Раскрыть крыло и подчинить себе ветер — могущество для избранных.
Ферзь невесело хмыкнул. Могущество… проклятие, ослепившее двоих. Они с Ладьей, как последние грешники, столько лет упивались этой властью и плевали на все. Короткие интрижки и горькое похмелье, шеренги мужчин и женщин между двумя любящими разделяли их все больше, но оба не предавали этому значения. Летали в эйфории от собственной свободы, и вот итог. Она ушла.
Раньше он догадывался, что авария могла произойти не случайно, даже говорил об этом вслух, но не верил… Разве могла бесшабашная, заносчивая Ритка убить себя? Нет! Она скорей даст в зубы любому, кто усомнится в ее стойкости и воле. Боец до конца, страстная и пылкая во всем. Спорт, гнев или секс — не видела разницы и отдавалась по полной. Он ненавидел и любил ее за это. Зеркальное отражение его самого, такие не сдаются, но все оказалось ложью, коварной иллюзией. Не было железной девчонки, никогда не было. Была обычная любящая женщина, ранимая и слабая. Даже собственную жизнь она не вынесла. Приняла решение и ушла.
А он?
— Готовы? — крикнул выпускающий.
Махнув рукой, первый спортсмен покинул борт.
Лешка еще раз проверил все ремни, но не помогло. В памяти воскресло красивое лицо любимой женщины, руки сами расстегнули костюм и достали письмо. Строчки хаотически плыли перед глазами, терзая измученную душу.
«…Леша, любимый. Как бы я хотела сказать тебе это в лицо. Признаться в сокровенном, но ты не поверишь. Я виновата во всем и плачу за ошибки каждый миг своей проклятой жизни. Видеть тебя, слышать — самое большое счастье, но мы разучились быть честными. Постоянные игры, холод и грязь. Я так больше не могу. Я хочу быть с тобой. Всегда рядом, всегда твоей.
Быть слабой женщиной, а не тряпкой, что стелется под первого встречного. Хочу слышать вновь твое „люблю“ и плакать от радости. Я ведь умею плакать, ты, наверное, и не знал… За последние годы я превратилась в настоящую плаксу, позорище…
…Ты в миллион раз лучше меня, я знаю… Мой добрый, искренний и чуткий любимый. Мы слишком долго прятались за собственными колючками, боясь довериться вновь.
Для таких, как я, в аду наверняка есть отдельное местечко погорячее. Туда мне и дорога, поскорее бы».
Глаза слезились.
— Воронов, чего сидишь? — перекрикивая шум вертолета, рявкнул выпускающий. — Пошел!
Через пару секунд Ферзь уже стоял у борта.
На глазах маска, за пазухой письмо, а внутри пустота.
Вертолет с командой был уже в воздухе, когда Карина присоединилась к Кузьмичу. Тот, как всегда, отказался идти в поле, чтобы встречать спортсменов. Уже пять лет на любых соревнованиях он лишь издали в бинокль наблюдал за событиями. Впрочем, на суеверного инструктора никто не обижался. Что нужно заметить, он заметит и так.
С небольшим интервалом между собой парашютисты стали покидать борт.
— Ну как там? — спросила помощница. Бинокль Глеба был в доме. — Наши уже все в небе?
— Судя по комбинезонам, да. И Шеф, и Лешка, — Кузьмич внимательно всмотрелся в даль. — Черт. Что за ерунда?
— Там что-то не так? — девушка всполошилась, вспоминая сегодняшний сон.
— Ничего хорошего… — злобно пробурчал мужчина. — Похоже на отказ основного парашюта, но почему запаска не сработала… Какого черта он медлит?
Высоко в серо-голубом небе кто-то отчаянно боролся за жизнь. Спустя несколько коротких секунд после обычного свободного падения, основной парашют спортсмена не раскрылся. Заволновались все, от судей возле матов до обычных наблюдателей. Парень продолжал падать, и счет шел на секунды.
— Господи, только не это… — Карина вся сжалась от ужаса. — Глеб… Только не Глеб…
Старик схватился за сердце, чуть не выпустив из рук бинокль. Как такое могло быть? Его воспитанники — одни из лучших спортсменов.
— Кто это? — зажав рот рукой, чтобы не зарыдать, спросила девушка.
Кузьмич молчал, вглядывался ввысь и тяжело дышал. Сейчас ему не было важно кто, все они были любимыми детьми, его мальчишками и девчонками. И нет ничего ужаснее, чем видеть их беспомощность. Второй раз он уже точно подобное не переживет.
— Открылся! — радостно вскрикнула девушка, когда спортсмен смог все-таки выбросить запасной парашют.
— Черт знает что! — инструктор рывком поднялся с места. Настоящее проклятие! Запасное крыло все никак не могло наполниться воздухом, и кучей тряпья летело вслед за человеком. — Закрутка… О, Господи… Лешка…
— Это не Глеб? — чувствуя себя последним предателем, переспросила Карина. — Это точно не Глеб?
— Точно, — хрипло ответил старик. Если после отделения он и мог их спутать, то в полете всегда точно знал, кто есть кто. Такие уже все разные, его самые лучшие мальчики!
Карина облегченно выдохнула. Впору презирать себя за подобную радость, но сердцу не прикажешь. Если бы что-то случилось с Булавиным, она бы не перенесла.
Пытаясь выровнять купол, спортсмен бешено орудовал стропами и вращался. На кону стояли бесценные метры, отделявшие его от верной гибели.
— Давай же парень! — шептал Кузьмич. — Наполни его…
Словно в ответ на эту тихую просьбу, купол раскрылся полностью, но земля была уже слишком близко. Прошло несколько коротких секунд, и быстрое планирование перешло в посадку. От ужаса Карина закрыла глаза. Смотреть страшно. Он ведь так старался успеть, так боролся… Еще бы три-четыре секунды, пара сотен бесценных метров… Даже здесь, на окраине поля, был слышен вопль толпы. По спине прошелся холодок.
— Иди-ка ты в дом, девочка, — не своим голосом прошептал инструктор. — Я узнаю, что и как, а ты лучше не высовывайся. Не надо тебе на такое смотреть… А вот я должен быть там… Со своим мальчиком.
— С ним все будет хорошо, — как заклинание, обливаясь слезами, повторяла девушка. — Обязательно, все будет хорошо. Боже… Я думала, это Глеб…
Кузьмич с первого взгляда разглядел истерику. Сам еле дышал, так болело сердце, но помощницу было не узнать.
— Карина, сейчас отшлепаю! — он взял девушку за плечи и встряхнул, как невесомую куклу. — А ну возьми себя в руки! Никаких истерик! Сейчас не до того. Булавин в порядке и с Лешкой все будет хорошо, скорость он успел погасить.
— Мне страшно. Очень страшно… — она никак не могла успокоиться. — С Глебом было также?
Инструктор плотно сжал губы. Внутри все клокотало от увиденного и от воспоминаний. Высоте не важно, кто будет новой жертвой, новичок или чемпион. Досадные ошибки, причуды природы, секундное замешательство — ее коварные методы из года в год неумолимо приносили кровавые плоды. Жатва шла всегда и повсюду, как плата за право быть вне законов природы. И любой, возжелавший летать, знал о высокой ставке за свою дерзость.
— Карина, марш в дом! — не выдержал Кузьмич. — И не смей высовываться до прихода Булавина! Не трать мое время! Твой Глеб цел, вот и все, успокойся.
Дальше спорить было бесполезно, и она подчинилась. Так, в одночасье, начавшийся буднично и скучно день обернулся кошмаром.
Несчастный случай спутал организаторам чемпионата все карты. Расследованием причин происшествия занялись сразу, по горячим следам, но опытные участники уже догадывались, что виной всему окажется неправильная укладка обоих парашютов. Спортсмен сам подписал себе приговор, и винить здесь некого.
Скорая прибыла быстро. От шока Лешка ничего не соображал, но доктора знали свое дело и вовремя вкололи обезболивающее. Им еще предстояло узнать, как сильно покалечился пациент, но это уже в больнице. С ними вместе уехал Кузьмич. Перед отъездом Булавин выгреб из кошелька всю свою наличность и отдал инструктору. Уж он то хорошо знал, сколько стоит здоровье.
За окном уже красовался закат, когда в комнату с бутылкой вина вошел Булавин. Карина от радости готова была броситься ему на шею, но Глеб остановил. Сил не было даже на это. Перед глазами до сих пор стояла безрадостная картина с санитарами, стонущим Лешкой и собственным не таким уж далеким прошлым.
— Нам всем надо немного расслабиться, — указал он на вино. — Кузьмич с Ферзем в больнице. Состояние стабильное. Больше мы не можем ничего сделать.
— И ты решил меня споить?
— Умная девочка, — цокнул языком мужчина. — Все понимаешь без лишних слов.
— Не все… — сегодня она стала понимать еще меньше. За короткую минуту прыжки, которые всегда казались утомительным, экстремальным хобби, превратились в смертельно опасное увлечение. Больше никогда это не будет захватывающе и красиво. Никогда, зная истинную цену короткой радости.
Глеб, не говоря ни слова, разлил вино. Бокалов в этом захолустье не было, пришлось наливать дорогой напиток в обычные пластиковые стаканчики. Не важно, сегодня важнее результат. Кузьмич рассказал ему о реакции девушки, впрочем на другую он и рассчитывал. Подобное никого не оставит равнодушным. Даже спина заболела так, будто вспомнила собственное падение.
— Пей, — он подал Карине стаканчик. — Давай, не упрямься. Так надо.
— Глеб, я не хочу пить, как ты не понимаешь? — от отчаяния она схватилась за голову. Весь ужас ночи и дня навалился сейчас с новой силой. Все можно было предотвратить, не рисковать так… но если даже опытный Ферзь ошибся, то никто не застрахован. Никто…
— Карина, тише… — Глеб сделал несколько глотков прямо из горлышка. Нервы были на пределе. — Веди себя спокойно.
— Булавин! О каком спокойствии ты говоришь? — внутри все клокотало. — Молчи, будь спокойна, пей… Как удобно!
Глеб упрямо всунул в ее руку стакан.
— Я не собираюсь сейчас выслушивать твою истерическую ерунду! — ледяной голос, казалось, насквозь прошивает морозными иглами.
— Нет! — Карина оттолкнула вино и стаканчик выпал.
Рубиново-красная лужа мигом растеклась по полу, как свежая кровь. Оба смотрели вниз не мигая. Слишком много красного за один день.
— Господи, какие же вы фанатики! Человек чуть не погиб, но это ничего не значит… Выпить, расслабиться и снова на старт… — прошептала девушка. Язык с трудом ворочался. — Ты как машина…
— Да что ты говоришь! — не выдержав, Булавин взорвался. Доконало все: и день, и кровь, и ее страхи. — Это моя жизнь! Она была такой до тебя и будет такой после тебя! Смирись, малышка! Я не превращусь в ленивого диванного мужа, как тебе, наверное, хочется.
Слезы уже готовы были политься, но Карина лишь шморгнула носом. Сейчас если заплакать, то все, остановиться не получится.
— Мне уже ничего не хочется, — ответила она дрогнувшим голосом. — И никем, тоже не хочется…
— То есть никем? — Глеб зарылся пятерней в собственную шевелюру. — Ты — это ты.
— Да. Помощник руководителя с расширенными функциями, — слова сами сорвались с языка.
— Карина, я не слепой, если ты об этом… — Разговор, который он сознательно откладывал столько времени сейчас, похоже, избежать не удастся. Но почему именно сегодня? Проклятие какое-то. Ведь все было чертовски здорово, впервые за его гребанную жизнь. — Милая моя, большая и светлая — это все сказки! Мне хорошо с тобой, тебе со мной, зачем усложнять?
— То, о чем ты говоришь, называется удобством. И я чертовски удобная дурочка, — девушка закрыла лицо ладонями. Отчего ж так больно? Иллюзорная надежда на то, что все у них изменится, таяла на глазах. — Я не хотела тебя полюбить, тем более полюбить так сильно. Но куда любви до комфорта? Волноваться за тебя, не спать по ночам от кошмаров, молиться тайком, когда твой чертов парашют закручивает от ветра…
— Я не просил волноваться обо мне… — сказал он, а у самого кошки на душе заскребли.
— Прости, но эта опция навсегда включена в комплектацию! — уныло усмехнулась девушка. — Возможно со следующей… тебе повезет больше.
— Карина, о чем, мать твою, ты говоришь? — он поставил бутылку на подоконник, чтобы не швырнуть со злости. Соображать получалось с трудом, а ее в высокие материи потянуло.
Как же женщины любят выяснять отношения. Словно маньяк, который добрался до операционной, могут часами ковырять душу. А душа, между прочим, тоже болит! Она, бедняжка, по половому признаку не отличается и языка не имеет, мучается, а сказать не может. Он на изнанку бы вывернулся, чтобы показать, как много она значит, но слово «люблю»… Однажды оно уже было произнесено, и чем все закончилось? Никаких гарантий, только жизнь здесь и сейчас.
Какая же, по сути, еще молодая и романтическая его очаровательная, нежная девочка.
— Ты прав, — Карина нарушила недолгое молчание. Говорить вдруг стало просто. — Я хотела, чтобы ты был обычным мужем, пусть не диванным, но любящим. Еще хотела человеческий дом и маленьких детишек, похожих на тебя… Смешно? Да, я знаю тебе смешно, но я иначе не умею! Эти три месяца рядом с тобой изменили всю мою жизнь, и что дальше? Тупик!
— Милая… — Глебу захотелось обнять ее, крепко-крепко и держать так, пока это безумие не закончится. — Хоть ты не убивай меня. Не надо. Я все это уже проходил, навечно ничего не бывает, а лучше чем с тобой не было никогда. Лучше иди сюда.
Глеб одним движением сбросил майку и направился к ней.
— Не подходи! — Карина выставила вперед руки. — Пожалуйста. Секс — прекрасный инструмент, чтобы закрыть рот, но и у него есть предел возможностей.
— Ты считаешь, что наш предел уже достигнут? — Булавин не обращал внимание на сопротивление, настойчиво стаскивая с Карины тонкую майку.
— Глеб, ну почему все так? — захныкала она. Мечты рухнули, как сказочный домик. Она все поставила на кон и получила отказ. Теперь остается быть вместе, пока одному не наскучит второй, и ни детей, ни семьи, ни заветного «люблю». — Оставь меня, пожалуйста.
Он замер. Смотрел, как быстро пульсирует жилка на ее изящной шее, вглядывался в широко распахнутые зеленые глаза и проклинал себя. Ведь так просто сказать одно дурацкое слово, он практически сам уже поверил в него, но что затем? Большой дом с лохматой собакой? Выводок детворы и ванильные плюшки по воскресеньям?
А где в этой жизни место небу, зияющей высоте и свободному полету? Не ради этого ли поднимал себя с колен и пахал, как проклятый? Как совместить невозможное, если нет в его календарном году выходных и праздников, есть сборы, чемпионаты, тренировки, и так постоянно.
Поправив на девушке майку, он отступил. За окном алел закат. Солнце будто опаляло небосвод своим огнем, такое величественное и недосягаемое. Там, под облаками, был его настоящий дом и полная свобода. Этот дом был знаком и понятен, жесткие правила и гарантированное счастье. Иначе жить учиться слишком поздно.
— Я буду в комнате Кузьмича… — он медленно развернулся на месте и двинулся к двери. Каждый шаг давался с трудом, ведь выбор был сделан и лучше так, чем спустя многие месяцы, когда привязанность станет сильнее. Она забудет, в молодости все забывается быстрее. А он… тяжело, но иначе нельзя. — Мне жаль…
Карина заторможено осела на кровать. Слезы даже утирать не хотелось, какой смысл, если еще не раз придется ими умыться?
Как безобразно и глупо все случилось, но пути назад нет. Не верилось.
— Вот и все, — с первым всхлипом вырвалось из груди.
Глава 20. Одиночество
На моей луне я всегда один,
Разведу костёр, посижу в тени.
На моей луне пропадаю я,
Сам себе король, сам себе судья.
Часть 1. Он
Старый инструктор нашел его с трудом. Соревнования закончились еще два дня назад, а ни новой медали на доске почета, ни самого победителя нигде не было.
В офисе секретарь с ног сбилась в поисках директора, а Карина упрямо не брала трубку. В другой ситуации Кузьмич начал бы волноваться, это не было похоже на Булавина, да и на ответственную молодую помощницу, но сейчас почти все его мысли занимал Ферзь.
Врачи и деньги способны сотворить настоящее чудо, но иногда даже чуда мало. Нужны еще удача и желание пациента. С желанием у Лешки была беда. В первые часы после падения состояние парня особых опасений не вызывало, но потом стало худо. Доктора буквально играли в перетягивание каната со старухой смертью. К перелому голени и сотрясению мозга добавилось еще и внутреннее кровотечение. Экстренная операция длилась пять часов, и гарантировать успешность не решался никто.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |