Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Http://ficbook. Net/readfic/2873779



Deep Breath

http://ficbook.net/readfic/2873779

 

Автор: Гражданин Мира (http://ficbook.net/authors/495617)

Беты (редакторы): kodomo_no_tsuki (http://ficbook.net/authors/22570)

Фэндом: EXO - K/M

Персонажи: Кай/Сехун

Рейтинг: PG-13

Жанры: Слэш (яой), Ангст, Повседневность, AU

Предупреждения: OOC

Размер: Мини, 4 страницы

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

 

Описание:

Просто дыши глубже — и любая боль пройдет(с)

 

Посвящение:

Моим кайхунофильчикам♥

 

Примечания автора:

Это все видео на Nothing But Thieves - Emergency тт тт

'''

 

Nothing But Thieves - Emergency

 

 

Ветер пробирается под одежду, ерошит короткие волосы. Сехун проводит по ним ладонью; меж пальцев остаются тонкие, истощенные волоски. Его стригут с завидным постоянством, но это не особо помогает. После той гадости, что с ним делают на процедурах, кажется, вылезут не только волосы.

 

Сехун облизывает губы. Они сухие и соленые. Он медленно опускает веки и полной грудью вдыхает свежий морской воздух. Волны накатывают на берег, пенятся. Вода мутная, пена серая от песка и мелких камушков. Сехун поджимает пальцы на ногах. Больничные шлепки не спасают от холода и сырости, но на это плевать.

 

Сехун подхватывает с гальки узел. Наволочка потемнела от воды, но он надеется, что содержимое не промокло. Собирается с силами и делает несколько шагов по мелководью, позволяя волнам бить под колени. Ноги посинели от холода, темные волоски стоят дыбом. Бедра под пижамой покрываются гусиной кожей.

 

Сехун наполняет грудь морем и с наслаждением выдыхает, отпуская страх и усталость. Голова легкая, приятно-пустая. Февраль оставляет короткие, жадные поцелуи на шее и плечах, ласкает выбеленные обреченностью запястья. Они слишком костлявые, жилы натянуты как струны старого пианино, а вены толстые, нездорово-темные.

 

Сехун проходит вперед, туда, где земляной вал рассекает песок и гальку и встречается с горькой водой. Усаживается на коричневой траве и, скрестив ноги, развязывает узел. Чайки далеко, их крик практически не слышен за шумом прибоя, но Сехун все равно берет книгу в руки, открывает ее на заложенной странице и, прочистив горло, читает:

 

— Шли дни. Джонатан все чаще ловил себя на том, что думает о Земле, о той Земле, откуда пришел в самом начале. Если бы там, тогда, ему была известна хотя бы десятая, нет, даже сотая доля того, что он узнал здесь — насколько более насыщенной и эффективной могла бы быть земная часть его жизни! Он стоял на песке и думал: интересно, есть ли сейчас там, на Земле, Чайка, которая старается вырваться за пределы врожденных ограничений, постичь значение полета, выходящее за грань понятия о нем лишь как о способе добыть корку хлеба, выброшенную кем-то за борт вместе с помоями. А может быть, там есть даже кто-нибудь, кого изгнали за то, что он высказал в лицо Стае открытую им для себя истину… [1]



 

Чайки кричат не так громко, подлетают ближе и слушают человека. Сехун время от времени поднимает голову, смотрит в блестящие черные глаза птицы, что уселась на камень чуть выше его левого плеча, и пытается представить, о чем она думает. Должно быть, о солнце. Зимой мерзнут не только люди.

 

Сехун читает еще полчаса, пока голос окончательно не садится, закрывает книгу и прощается с чайками. Вода смывает с песка следы его существования.

 

***

 

 

Во дворе пусто, если не считать забытой в песочнице резиновой лошадки. Сехун проходит через игровую площадку, касается покрытых невидимой грязью качелей, вспоминает, как смотрел на них из окна своей кухни, и улыбается. Дышать тяжело от холода, который ближе к вечеру стал густым и липким, как испорченное желе.

 

Сехун проверяет тайник под лавочкой. Ключ на месте. Он обтирает его краем рубашки и рассматривает на сумеречном свету. Вспоминает, как поцарапал его выкидным ножом, и вздыхает. В голове все так же пусто, а вот легкие переполняет боль. Сехун кашляет, трет грудь пятерней и, сплюнув на землю, идет к подъезду. По лестнице поднимается на свой этаж, замечает, что соседи поменяли коврик у входа. Думает, не позвонить ли им — черная кнопка звонка гипнотизирует, — но затем вспоминает, в каком сейчас виде, и выбрасывает эту мысль из головы.

 

В квартире темно, сухо и прохладно. Обогреватель не работает, но ветер не продувает насквозь, а под израненными пятками — мягкий палас.

 

Сехун сразу замечает изменения. Мебель переставлена, на стенах — другие картины и фотографии. Полки заняты чужими книгами, а кухня полностью переоборудована. В спальне на ночном столике — исписанные блокноты. Сехун смотрит на них как на пришельцев с другой планеты: и хочет, и боится к ним прикоснуться.

 

Он возвращается в прихожую и спиной прислоняется к стене. Закрывает глаза и слушает, как бьется сердце. Руки дрожат, а пальцы, кажется, уже никогда не разогнутся. Сехун улыбается и понимает, что этого следовало ожидать. Отчим явно не ждал, что он выйдет из больницы.

 

Сехун опускает узел с книгами на пол и присаживается рядом. Прижимает пальцы к губам и думает. Ни о чем, впрочем. Моргает неторопливо — ему уже давненько некуда спешить — и вдыхает запахи чужой жизни.

 

Дверь открывается с привычным, скучно-сухим щелчком, словно кто-то стреляет из игрушечного пистолета. Сехун поворачивает голову и смотрит, как в квартиру входит ее новый хозяин. В полумраке прихожей он выглядит слишком черным. Одежда, волосы, слишком темный цвет кожи. Глаза тоже черные. Они вспыхивают и расширяются, когда замечают Сехуна. Замирают. Сехун дышит. Смотрит и дышит, не пытаясь ничего предпринять. Устал. Слишком сильно для истощенного борьбой тела.

 

Парень молчит. Стискивает дверную ручку так, что костяшки пальцев белеют, и переступает с ноги на ногу.

 

— Я Сехун. Жил здесь раньше, — Сехун складывает руки на коленях. Взгляд от лица парня не отводит. Оно меняется. Напряжение спадает, мышцы расслабляются, морщины — две складочки между бровей — разглаживаются. Рот приоткрывается.

— Мне сказали, ты в больнице, — вылетает из него. Голос у парня приятный, Сехуну нравится. Он вообще весь такой — нравится. Потому что приятный.

 

— Извини, что так, но мне больше некуда идти.

— Как ты вошел? — парень закрывает дверь и отпускает ручку. Снимает куртку и не глядя вешает на крючок.

— Я всегда ключи терял, поэтому спрятал запасной под лавочкой, у входа.

— А-а…

— Я не знал, что здесь кто-то живет, — Сехун протягивает ключ.

 

Парню явно неловко. Он нетвердым шагом подходит к Сехуну и забирает из его рук ключ. Смотрит на него секунду, а затем переводит взгляд на Сехуна.

 

— Глупый вопрос, но… ты сбежал из больницы? — слегка хмурится и кивает на больничные шмотки. Сехун облизывает губы и ухмыляется.

— Ушел. Мне там не место: я не больной.

— Мне говорили, у тебя…

— Они много чего говорят, — Сехун не хочет слышать это слово. Хотя бы потому, что оно не имеет к нему никакого отношения. У него никогда не было рака, а ерундой, которую врачи зовут заключением, можно подтереться. — По их словам я уже труп. Полгода как. Долговато для агонии, как считаешь? — упирается в стену ладонью и встает. Колени затекли и с трудом разгибаются; мокрая пижама сковала их жестким панцирем.

 

Парень не знает, что сказать. Он растерян, озабочен и что-то яростно обдумывает. Сехун видит это по зрачкам, которые то сужаются, то — вспышками, всплесками, взрывами — расширяются.

 

— Как тебя зовут? — спрашивает он и поднимает узел.

— Кай.

— Слушай, Кай, у меня к тебе просьба: если кто спросит обо мне, скажи, что ничего не знаешь. Я не хочу обратно. Это… ад. Мне туда уже заказан билет, а спойлеры я не люблю. Выпустишь меня? — кивает на дверь, а Кай вздрагивает как-то судорожно и качает головой.

— Нет, — говорит уверенно, — куда ты пойдешь?

 

Сехун смеется. Кай нравится ему все больше и больше.

 

— Понятия не имею, — отвечает честно: врать он давно разучился.

— Тогда оставайся.

— Хороший ты. И идиот. Я же могу оказаться психопатом или…

— Ты психопат?

— Нет, — Сехун улыбается шире.

— Тогда чего мне бояться? Без обид, но я явно сильнее тебя.

 

Сехун качает головой; улыбаться не перестает.

 

Джонин дает ему во что переодеться, кормит до отвала и угощает травкой. Курят они, сидя на балконе, под толстым стеганым одеялом.

 

— Что у тебя там? — выдыхая густой, сладковатый дым, спрашивает Кай и взглядом показывает на узел.

— Наследство, — усмехается Сехун. Ему хорошо и настолько спокойно, что, кажется, он вот-вот познает нирвану.

— Покажешь? — Кай облизывает губы. Сехун лениво вздыхает и подтягивает к себе скарб. Расправляется с узлом и достает книги: Бах, Стейнбек, Керуак, Берроуз, Уэлш, Акутагава.

— Бунтовщик и философ? — Кай берет в руки «На игле» [2], открывает ее с конца, пролистывает. Вдыхает глубоко, словно дегустирует духи, и прикрывает глаза.

 

— Отцовские, — Сехун кончиками пальцев поглаживает потрепанные корешки, ласкает надломленные, вогнутые внутрь углы. — Всегда знает, что мне понравится.

 

— Часто тебя навещает?

— Раз в две недели, иногда чаще. Живет далеко, да и работа, сам понимаешь…

— А мать?

— Платит сиделке и звонит по воскресеньям. Братьям по шесть, ей есть о ком думать, кроме меня, — Сехун ложится на пол; в руках — сборник Акутагавы. Открывает его на произвольной странице, пробегает по серым строчкам глазами. — Не люблю о них говорить. Отчим отдаст ползарплаты врачу, который пообещает, что я сдохну в ближайшую пару недель. Ему осточертело платить за мое лечение. Результатов никаких. Анализы ужасные, а я продолжаю дышать. Ты знаешь, во сколько обходится содержание онкобольного?

 

— Нет, — Кай откладывает Уэлша к прочим контркультурщикам и ложится на бок, рукой подпирая голову.

— Сдохнуть реально дешевле. Но вот что я тебе скажу: хрен ему. Мне двадцать, я не собираюсь умирать. Да, иногда бывает херово, да, тошнит от жизни так, что готов перегрызть себе глотку, но… все наладится. Просто дыши глубже — и любая боль пройдет.

 

Кай смотрит на него с десяток напряженных, как пружина, секунд и вдруг оказывается сверху, накрывая волной жаркого дыхания и до мурашек приятной тяжестью тела. Сехун судорожно сжимает книгу и отвечает на поцелуй. Что на Кая нашло, знать не хочет. Ему и так нравится, потому что приятно.

 

Они с трудом выпутываются из одеяла и перебираются в комнату. Сехун бросает книгу на пол у кровати и тут же о ней забывает. Он целую вечность не занимался сексом и теперь наверстывает упущенное. Кай до одури хорош в постели, и Сехун позволяет ему делать все, что захочет. Тело быстро вспоминает, что к чему, и растворяется в удовольствии.

 

После секса они снова курят и перешептываются в дымной темноте. Кай рассказывает о себе, а Сехун берет с тумбочки блокнот и тупой карандаш и, включив ночник, пишет.

 

— Что ты делаешь? — спрашивает Кай и гладит его колено.

— Оставляю свой след в твоей жизни, — не поднимая глаз от разлинованной страницы, отвечает Сехун и улыбается

— Я не против, если ты в ней хорошенько наследишь.

 

Сехун смеется и бросает на Кая быстрый взгляд. Да, если дышать глубоко и с наслаждением, то можно протянуть очень долго.

 

7 февраля, 2015

Примечание к части

 

1 Ричард Бах, "Чайка по имени Джонатан Ливингстон"

2 Роман Ирвина Уэлша

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/2873779


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Preliminary application for employment cmo 02 sheet 1 | Descriptive compositions.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)