— Нет, таким мертвым.
Его лицо вытягивается, и он встает. Я тут же чувствую себя виноватой, но все происходящее настолько сбивает с толку, что я даже не знаю, что дальше говорить.
— Ой, да ладно, валяй, задавай свои вопросы. Я прямо вижу, как твои мозги скрипят.
— Ты ешь?
— Нет. И не хочу. Что хорошо, потому что я ни к чему не могу прикоснуться.
— А как ты тогда стоишь на полу, если не можешь ни к чему прикасаться? Что удерживает твои ноги?
Логан переводит взгляд на свои ноги и задумчиво поджимает губы.
— Хороший вопрос. Я не знаю.
Он прищуривается и до пояса проваливается в пол.
— Хм… — хмыкает он и взмывает вверх, так что теперь висит в воздухе в несколько футах от пола.
— Нет, нет, — машу я руками у себя перед лицом, — прекрати это. Мне трудно переварить в мозгах эту жуть.
Пожав плечами, Логан снова опускается стопами на пол.
— Как ты перемещаешься? Просто ходишь пешком?
— Могу ездить на транспорте, на машинах. Первые несколько часов я катался с Кайли в ее Камаро.
Скорее всего, пытаясь все это время до нее докричаться в надежде, что уж кто-кто, а она его услышит. А повезло мне, уху.
— Но, — продолжает он, — после того, как ты ушла из похоронного дома, я не пошел за тобой, а подождал, пока все отдадут мне дань уважения.
— Странновато, наверное, тебе было.
Неуютно, ужасно. Или, может, в его случае — приятно для эго. Судя по его лицу, первое мое предположение ближе к истине.
— Люди хотели попрощаться со мной. Мне показалось, я должен дать им такую возможность.
Я киваю.
— Прости.
— За что? — хмурится он.
— Не знаю. За то, что обозвала тебя на твоих собственных похоронах болваном. — За то, что мне было все равно, что ты умер. Я хотела произнести эти слова, но они не шли изо рта.
— Кретином. Ты обозвала меня кретином.
— Все одно, — пожала я плечами.
— Ну… мы были не очень близки.
— Посмотрим правде в глаза — ты действительно болван.
Я глубоко вздыхаю. Перед переходом в среднюю школу, мои родители увезли меня на все лето в Париж, к нашему дяде. Это было потрясающе, но когда я вернулась домой, у Логана был уже новый круг друзей, и я в нем была белой вороной. Затем, через несколько месяцев, папа погиб в автомобильной аварии. На весь остаток года мама перевела меня на домашнее обучение. Некоторое время я никого не могла видеть. К восьмому классу мы с Логаном стали совсем чужими друг другу. Он был мистером Популярность. Я была никем.
— И вопрос на миллион: что ты хочешь от меня?
Он садится на корточки рядом со мной и смотрит на меня снизу вверх.
— Когда ты увидела меня на похоронах, я пришел в ужас. Потому что это означало, что я действительно умер, а не сплю и вижу нескончаемый кошмар. Но затем я почувствовал облегчение, потому что появилась надежда, что ты мне поможешь.
— Помогу с чем?
Он чешет подбородок.
— Не знаю. Поможешь мне разобраться со всем этим. Поможешь мне… не быть таким одиноким.
— И с чего я должна тебе помогать? — наклоняюсь я к нему. — Как ты сам сказал, мы не были друзьями.
— Раньше были.
— Это было давно.
— Ну хорошо, давай тогда по-другому: тебе ведь нужно ходить в туалет? Так вот, когда тебе приспичит, я буду рядом.
— Ладно, — скривляюсь я. — С чего начнем?
— С того, где начинаются все необычные и, возможно, ужасные вещи. С Википедии.
Глава 3
Я делаю большой глоток энергетического напитка. В моей комнате темно, если не считать голубоватого свечения от компьютерного экрана. Сидя в кресле, я кручу головой, разминая затекшую шею.
— Что-нибудь нашла? — спрашивает за моей спиной Логан.
Я разворачиваюсь в кресле.
— Если бы я что-нибудь нашла, то сказала бы: «Эй, я что-то нашла!».
— Знаешь, ты чересчур много злобничаешь для единственного в этой комнате человека, у которого есть тело.
Отвернувшись к экрану, я показываю ему фак.
— Продолжай шлепать своими губами и проведешь остаток загробной жизни, преследуя хипстеров в Старбаксах.
— О, как это мило — угрожать мертвому.
Я вздыхаю и ложусь головой на клавиатуру. Сейчас четыре утра, и я жутко устала, несмотря на то, что проспала весь день.
— Ты не мог бы несколько часов подоставать кого-нибудь другого?
Логан стоит рядом со мной, прислонившись к столу.
— Все спят. К тому же, это вгоняет меня в депрессию.
Я поворачиваю голову на бок, чтобы посмотреть на него.
— Ощущение того, что ты мертв?
Он хмурится, не глядя на меня.
— Наблюдение за тем, что все вокруг живы.
Я сажусь, хлопая ладонями по столу.
— Ладно. У меня есть план.
Крутанувшись на кресле, я нечаянно задеваю его. Хотя «задеваю» — не совсем подходящее слово. Я прохожу сквозь него. По коже пробегает холодок, а по рукам — мурашки. Отодвинувшись, я потираю руки.
— Это было не очень-то приятно.
Логан лишь качает головой.
— Какой план?
— А, да. Думаю, нам стоит пойти на кладбище.
— Зачем? — Он смотрит на меня с беспокойством. — Хочешь, чтобы я попробовал залезть обратно в свое тело?
Я несколько секунд обдумываю его слова.
— Нет. Не думаю, что это хорошая идея. Ну, то есть, наша цель ведь не в том, чтобы сделать из тебя зомби? А в том, чтобы найти твой свет или что там.
— Мой свет?
— Ну да.
Он смотрит на меня как на идиотку.
— Когда люди умирают, они видят свет. Уходят к свету и все такое, — поясняю я.
— Не помню никакого света.
— А что ты помнишь? — Я складываю руки на коленях.
— О том, как умер? Ничего. Помню, как открыл глаза, а полицейские вытаскивали мое тело из воды. Помню, как кричал, но меня никто не слышал. Потом я подумал о маме и внезапно оказался дома, рядом с ней. Она плакала, сидя на полу.
А вот это интересно.
— Как ты попал в мой дом?
Логан трет лоб.
— Я думал о тебе, о том, как ты увидела меня на похоронах. И просто оказался здесь.
Очень удобно.
— Ладно. Я думаю, что нам нужно сходить на кладбище, так как вполне возможно существуют и другие призраки, которые смогут тебе помочь. Не можешь же ты быть единственным, не туда свернувшим по дороге в загробную жизнь.
Логан таращится в потолок, обдумывая это.
— И ты думаешь, что сможешь их увидеть?
— Нет. Но, может быть, ты сможешь.
— Логично, — кивает он.
Я встаю и иду к шкафу.
— По крайней мере, с этого можно начать.
Сняв с вешалки джинсы и футболку, я оборачиваюсь и вижу, что он глазеет на меня.
— Тогда так и сделаем, — говорит он, хлопнув в ладоши.
Я поджимаю губы.
— Угу. Только сначала мне нужно переодеться, так что ты… это… отвернись. Или выйди. Или еще что-нибудь сделай.
Он прикрывает глаза ладонями, и я упираю руки в боки.
— Отличная попытка, Каспер.
Разочарованно вздохнув, он исчезает, и я слышу его голос из кухни:
— Скромница.
— Извращенец, — парирую я, влезая в джинсы.
Полностью одевшись, я беру ключи и выхожу на улицу. Хорошо, что мама работает две смены подряд. Она убила бы меня, если бы узнала, что я посреди ночи собралась на кладбище. И если бы я попыталась объяснить ей, зачем это делаю, она бы отправила меня полечиться.
— О чем думаешь? — спрашивает Логан.
Мы медленно подъезжаем к воротам кладбища Стоун Хилл. Облокотившись на приборную панель, я разглядываю высокие кованые железные дверцы и сковывающие их толстые цепи.
— Тебе действительно хочется поговорить о моих чувствах, Логан?
Он выходит через дверь, не открыв ее, и встает перед передними фарами.
— Как бы жалко это не выглядело, разговоры с тобой — отдушина после ужасной недели. Так что, мой ответ — «да».
Я вырубаю фары и хлопаю дверцей своего старенького желтого Фольксвагена Жука.
— О, как это мило. Но ты прекрасно знаешь, что я на такое не покупаюсь.
Логан закатывает глаза. Тремя широкими шагами он покрывает расстояние до ворот, врезается в них и ошеломленно отходит. В моем мозгу что-то со щелчком встает на место.
— Призраки не могут проходить сквозь железо, — говорю я самодовольно.
Он оборачивается и смотрит на меня. Я пожимаю плечами:
— Видела по телеку.
Логан протягивает руку и хватается ладонью за решетку. Как только он это делает, его рука начинает дымиться, будто горит. Вскрикнув, он одергивает руку и потирает ее.
— Полагаю, некоторые вещи я все-таки чувствовать могу.
Кивнув, я подхожу к нему.
— Ага, железо для призраков все равно что криптонит2. Слушай, нужно выкопать твое тело, посыпать его солью и поджечь!
— Зачем? — оторопело глядит на меня Логан.
— Чтобы освободить твой дух.
— Спасибо, но я вроде и так свободен.
— Ну, все равно.
— Мы не будем осквернять мой труп, основываясь на чем-то, увиденным тобой по телевизору.
— В тебе нет ни капли эксцентричности, — надуваюсь я.
Закатив глаза, он указывает на кирпичную стену.
— Пройдем там. Придется тебе перелезть через нее.
Кто бы сомневался. Я возвращаюсь к машине и, достав из бардачка фонарик, сую его в задний карман. Логан преспокойненько проходит сквозь стену.
— Все чисто, — шепчет он.
— Чего ты шепчешь, тебя все равно никто не услышит.
— О, да, я забыл.
Я качаю головой. То, что я сейчас делаю, безоговорочно возглавит список самых идиотских моих поступков. Или займет весь список разом. Я залезаю на стену, осторожно цепляясь за камни. К счастью, она не очень высокая, но, когда я спрыгиваю с другой стороны, осторожно приземляясь на ноги, руки словно налиты свинцом.
— Я ниндзя, — шепчу я улыбающемуся Логану. Его улыбка теплая и искренняя, я у него уже давно такой не видела, а жаль — она ему очень идет.
— Куда теперь? — спрашиваю я, вытирая пыльные руки о джинсы.
Он пожимает плечами и куда-то направляется. Не зная, что делать, я следую за ним. Мы идем мимо старых потрепанных надгробий к новой части кладбища, находящейся в самой дали. Дорожки вымощены булыжником, огромные обелиски и плачущие ангелы глядят на нас сверху вниз. Мы проходим мимо небольшого склепа, и я свечу на вход в него фонариком. Над воротами на камне высечена фраза: «Verum non est in morte».
— Что это значит? — спрашивает позади меня Логан.
Я знаю перевод, не потому, что умею читать по-латински, а потому, что задала маме тот же самый вопрос, когда мы уходили с похорон папы.
— «В смерти познаем истину».
Опустив фонарик, я свечу им поверх надгробий.
— Что-нибудь видишь?
— Нет, — мотает он головой. — Ничего.
Я разочарованно вздыхаю. Мы идем дальше, пока не замечаем желтый мини-экскаватор, стоящий рядом со свежей могилой. Логан застывает на месте, а я подхожу ближе и высвечиваю высеченное на камне имя.
«Логан Уэйн Купер».
Я поворачиваюсь и свечу фонариком на Логана.
— Уэйн? — поднимаю я бровь.
— Отец любит старые вестерны, — отводит он глаза.
— Хм… — Я аккуратно обхожу могилу, стараясь не задеть свеженасыпанную землю и цветы. — Я слышала, эти цветы потом собирают и раздают пожилым людям в доме престарелых, — говорю я, отчаянно желая нарушить молчание. Логан не отвечает. Подняв на него взгляд, я вижу, что он стоит ко мне спиной. Лунный свет падает на него под странным углом, отчего Логан, кажется, светится. Это так прекрасно, что какое-то мгновение я ошеломленно смотрю на него, не в силах отвести глаз. Логан смотрит на меня через плечо, и все, о чем я могу думать: как он прекрасен. Словно ангел.
А потом он открывает свой рот:
— Чего глазеешь?
Я закатываю глаза.
— Да вот думаю, ты все-таки сделаешь что-нибудь или так и будешь стоять там столбом и сиять как идиот?
— А что ты хочешь, чтобы я сделал? — спрашивает он, всплеснув руками.
Я тяжко вздыхаю.
— Ты сказал, что думал обо мне и оказался в моем доме, так?
— Так. — Он разворачивается и идет ко мне.
Я переминаюсь с ноги на ногу.
— Может тогда тебе надо подумать о… я не знаю… рае? Или чем там еще.
— О рае? — фыркает он.
— Ты давай прекращай тут фыркать, приятель. Я, между прочим, стою на кладбище в пять утра рядом со свежей могилой и болтаю с мертвым парнем. Мое терпение не безгранично.
— Ну хорошо, — бурчит он. Закрывает глаза, делает глубокий вдох и…
Ничего.
Логан открывает глаза, и его лицо расстроенно вытягивается.
— Это была глупая идея.
— Это лицо у тебя глупое.
Он топает от меня, схватившись за волосы, затем резко разворачивается и тычет в меня пальцем.
— Знаешь, с тобой так «весело»! Не понимаю, почему у тебя нет друзей!
Ауч.
— У меня есть друзья, — шепчу я.
— О, я и забыл. Тебя терпит гей Карлос. Вот только это не делает его твоим другом. Это делает тебя его карманной мегерой.
Его слова пощечинами хлещут меня по лицу, принося резкую и сильную боль. Я быстро прихожу в себя, а боль лишь подпитывает мою всевозрастающую злобу.
— Слушай, ты, напыщенный осел. Во-первых, не смей говорить о Карлосе в таком тоне. Он стоит десятка таких, как ты. И, во-вторых, можешь засунуть все свои загробные переживания в задницу. Никогда больше не приходи в мой дом, никогда больше меня не беспокой. Я не шучу. Разбирайся со своими проблемами сам.
Я поворачиваюсь к нему спиной, стремительно ухожу с кладбища и всю обратную дорогу домой сдерживаю слезы ярости.
К моему возвращению домой уже занимается рассвет, окрашивая мою спальню в красновато-оранжевые тона. Я плотно задергиваю шторы и падаю в постель не раздеваясь. Меня будит стук в дверь.
— Хей, Зои Боуи. Ты уже встала?
Я бросаю взгляд на часы. 8:46. Утра. Сукин…
— Входи, Карлос.
Он просовывает голову в мою комнату, прикрыв рукой глаза.
— Ты в приличном виде?
— В обычном, — пожимаю я плечами.
Он смеясь заходит. У него в руках картонный держатель с двумя высокими пластиковыми стаканчиками из Старбакса, а под мышкой зажат пакет с круассанами.
— Вот принес подзаправиться. — Он протягивает мне стаканчик.
По запаху это чай с медом и сливками.
— Благослови вас бог, благородный сэр, — говорю я и делаю глоток чая. Он достаточно горяч, чтобы слегка обжечь кончик моего языка — как раз такой, как я люблю.
— О, милая моя, чем же ты занималась всю ночь?
— О чем ты? — изгибаю я бровь.
— Выглядишь так, словно тебя три дня продержали в подвале, — машет он руками у меня над головой, — и у тебя мешки под глазами размером с дыню.
— Уху, мне не удалось нормально поспать. — Я тереблю крышку на стаканчике, не зная, что сказать. Ни за что на свете не признаюсь, что вижу Логана. Как бы я не любила Карлоса, признаться в таком мне кажется безумием. И все же мне нужно с кем-нибудь об этом поговорить. — Я думала о Логане.
Карлос выглядит удивленным. Сняв легкую куртку, он присаживается рядом со мной.
— Мне казалось, тебя не волновало случившееся.
Я пожимаю плечами.
— Меня и не волнует. Просто… я не знаю. Может быть, оно всколыхнуло чувства, которые я испытывала… когда умер папа.
Карлос сочувствующе кладет ладонь на мое колено. Он вошел в мою жизнь через несколько месяцев после папиных похорон. Он поселился рядом, и мама заставила меня отнести ему пирог, означающий: «добро пожаловать к нам». Я помню, как он боялся, как его пугал новый город и новая школа. Но Карлос храбрее меня. Он показал себя в первый же день, и никогда не скрывал того, кто он и чего хочет. Мне бы хотелось быть такой же храброй, как он.
Я отпиваю еще чая. Мне не дают покоя крутящиеся в голове вопросы, вопросы, на которые Карлос не может дать ответа.
Лицо Карлоса радостно озаряется.
— Я знаю, что тебе нужно.
Чудный длительный отдых в каком-нибудь месте с обитыми мягким стенами и транквилизаторами.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — бормочу я.
— Как насчет того, чтобы прокатиться по Скайлайн, устроить пикник, а потом потусоваться в «Чайной комнате»?
Я чувствую, как приподнимается в улыбке уголок моих губ.
— Звучит заманчиво.
На лице довольного собой Карлоса расплывается широкая улыбка.
— Я знаю. — Затем он обводит меня взглядом сверху-донизу. — Но сначала тебе придется принять душ и переодеться. В таком виде я тебя никуда не повезу.
Я соглашаюсь с ним, и он уходит на кухню собрать нам что-нибудь для пикника. Учитывая содержимое моих кухонных шкафчиков, обедать мы будем старыми крекерами и горчицей.
Сорок пять минут спустя я свежа, одета в мягкие желто-коричневые штаны карго и черную майку, и Карлос заплел мои волосы в длинную французскую косу.
Поездка по Скайлайн в машине отца Карлоса — Тойте 4 Раннер — приносит умиротворение, даже несмотря на грохочущий из колонок инди-рок. Небеса чисты и окрашены тем оттенком синевы, которую большое нигде на земле не увидишь, а яркое солнце тепло пригревает свешенную из окна руку. Мы едем до самой вершины горы, в местечко, называемое Садом Богов. Это обширное пространство, заполненное деревьями с широченными стволами, размером с грузовик. Я расстилаю клетчатое покрывало, а Карлос достает из машины корзину с продуктами и бутылку искристого вина.
— Красота, — улыбаюсь я, осознавая, что Карлос не с панталыку придумал программу сегодняшнего дня, как позволил мне поверить сначала.
— Мы будем праздновать первый день нашей оставшейся жизни. — Он открывает и протягивает мне бутылку. — Прости, я забыл бокалы.
Пожав плечами, я делаю маленький глоток. Вино приятно мягкое и на вкус слегка напоминает яблоки.
— Неплохо.
Карлос подмигивает и забирает у меня бутылку.
— А ты уверен, что тебе стоит пить? — спрашиваю я, зная, что нам предстоит ветреная дорога назад.
— Я лишь пригублю. К тому же, я к этому привычен. — Сделав маленький глоток, он возвращает бутылку мне, а потом открывает корзину. В его семье принято подавать вино к каждой трапезе, даже детям, поэтому он обладает повышенной устойчивостью к алкоголю.
Как оказалось, с остатками еды и творческим подходом Карлос умудрился устроить нам целый маленький пир. Разделавшись с едой и третью бутылки вина, мы укладываемся на покрывале, расслабленно нежась под солнцем.
— Как думаешь, могут умершие находиться рядом с нами? — тихо спрашиваю я.
Карлос переворачивается на бок и подпирает голову согнутой в локте рукой. Он практически прижимается ко мне. С кем-либо другим такая близость показалась бы мне неуместной, но с Карлосом она дарит мне спокойствие.
— Думаю, да.
— Правда?
— Конечно. Иногда мы так сильно привязаны к людям, что можем ощущать их рядом с нами все время.
Я вздыхаю. Я же не совсем это имела в виду.
— А как насчет призраков?
— Призраков? — в его голосе слышится беспокойство.
Вот черт.
— Да. Я о том, что иногда, когда люди умирают, они могут просто… как бы это сказать… ну не знаю. Все еще быть здесь?
Карлос ложится на спину, сложив руки под головой.
— Если научно-фантастический канал и научил нас чему-то, так это тому, что призраки везде, — смеется он. — Все эти бедные души со своими незаконченными делами.
— Незаконченными делами? — переспрашиваю я, глядя на него.
— Ага. Они их здесь и держат — по крайней мере, именно так говорят парни в той передаче про охотников за призраками. Мол, им нужно что-то завершить на земле или что-то вроде того.
— Не думала, что ты смотришь эту чушь, — шучу я, прокручивая его слова в голове.
— Не суди меня, — фыркает он. — А с чего такой вопрос? Ты чувствуешь, что тебя кто-то преследует?
Я решаю быть насколько возможно честной.
— У меня иногда такое чувство, как будто я все еще могу его слышать. Логана, я имею в виду. Или видеть краем глаза.
— У меня было то же самое после смерти младшего брата. Первое время я словно ощущал его в доме. Время от времени мне казалось, что я его вижу, но это разум играл шутки со мной.
Мне знакомо это чувство. Я ощущала то же самое после смерти папы. Повернувшись, я утыкаюсь лбом Карлосу в грудь, и он поглаживает меня по спине, пока я не засыпаю.
Мне снится кладбище и лицо Логана, когда я кричала на него. Позади него с мечом в руке идет каменный ангел. Остановившись прямо за спиной Логана, он поднимает меч, словно собираясь им срубить ему голову.
Меня внезапно будит раскат грома. Потемневшие небеса разверзаются, и на нас начинает лить дождь. Я хватаю корзинку, а Карлос — покрывало, и мы хохоча бежим к машине. Пристегнувшись и посмотрев в окно, я вижу стоящего у дороги Логана. Он смотрит на меня, и улыбка сползает с моего лица.
Когда мы подъезжаем к «Чайной комнате», я почти уже высохла. Мы въезжаем на узкую стоянку и припарковываемся. Карлос тянется назад и достает с заднего сидения свою гитару.
— Открытый микрофон?3 — с надеждой спрашиваю я.
Он широко улыбается.
Передняя часть зала внутри уставлена длинными бархатными диванчиками бардового цвета и викторианскими стульями с высокими спинками, дальше идут маленькие круглые столики. На стенах висят зеркала в покрытых позолотой и бронзой рамах и полки, заставленные вазами с орнаментом, подсвечниками и разными античными штучками. Я направляюсь к столику в заднем углу — самому затемненному углу зала. На столике, в стеклянной «под изморозь», подставке мерцает единственная свеча. Из ниоткуда появляется Лана, хозяйка заведения и эксперт по чаю. Черные как смоль волосы Ланы уложены волной в стиле 1950-х годов, кожа покрыта морщинками, а у узких глаз теплый карий оттенок. Она сжимает меня в объятиях — что делает со всеми постоянными посетителями, — и со мной остается густой аромат ее лавандового парфюма, даже когда она обнимает Карлоса.
— Очень рада вас видеть! — тепло приветствует она нас, и в ее голосе практически не заметен корейский акцент. — Садитесь, садитесь.
Мы усаживаемся в кресла, и она мягко забирает из руки Карлоса его гитару.
— Положу ее для тебя на сцене.
Приложив свободную руку к подбородку, она прищурившись смотрит на меня.
— Думаю, сегодня ты попробуешь имбирно-манговый чай, а ты — малиновый с медом?
Мы оба улыбаясь киваем. В первое наше посещение я сделала ошибку, попросив меню, и Лана перебрала около сорока видов чая, прежде чем решила, что же я буду пить. С тех пор мы никогда не заказываем себе чай сами, и напитки выбирает нам она. Я совсем не против. За три года она ни разу не падала мне то, что бы мне не пришлось по вкусу.
Карлос провожает ее взглядом и наблюдает, как она осторожно кладет его гитару рядом со старым музыкальном автоматом у сцены. Сцена представляет собой маленький квадрат с подключенным к старому усилителю микрофоном и потертым бардовым стулом. Но Карлос любит выступать здесь больше всего. Здесь тихо, интимно, и тут идеальная акустика.
Чуть развернувшись, Карлос кивает головой поверх плеча.
— Он здесь.
Я вскидываю голову. На одну идиотскую секунду я решаю, что он говорит о Логане. Осматриваюсь, но Логана не вижу.
— Кого? — в замешательстве спрашиваю я.
— За мной слева. Нет, слева с моей стороны.
Я смотрю ему через плечо. Красавчик из «Блумингдейл» пришел с двумя друзьями.
— Ты?..
— Я может и упомянул, что прихожу сюда иногда поиграть, — насупился Карлос, — но уж точно его не приглашал.
— Почему нет?
Он поправляет полы своего серого жилета.
— Если бы я знал, что он придет, то…
— Струсил бы?
Подняв плечо, он с дерзкой улыбкой касается им своего плеча.
— Надел бы свою дорогую синюю рубашку.
— Но петь-то ты все равно будешь? — спрашиваю я, наклоняясь вперед и устраивая локти на столе.
Карлос проводит рукой по своим темным волосам.
— Конечно. Может быть. После чая.
Стоит ему произнести эти слова, как к нам с серебристым подносом подходит Лана. Она аккуратно ставит на стол перед нами две пустые чашки, кладет в каждую из них медно-красный шарик скрученного чая, затем расставляет сливки, сахар, ложки и тарелочку со свежими лавандовыми булочками.
— Дайте чаю завариться пять минут, — велит она, разворачивается и направляется к другому столику.
Мы наливаем в чашки горячую воду из белого чайничка, прекрасно зная, что если не послушаем Лану и начнем пить чай раньше чем через пять минут, то позже она будет прожигать нас недовольными взглядами.
Помешивая в чашке ложку сахара Карлос начинает рассказывать мне о предстоящем прослушивании на роль Ретта в постановке этого сезона. Он хочет, чтобы я прослушала слова его роли. Я с улыбкой соглашаюсь, зная, что третий год подряд он будет играть Эшли. Они говорят ему, что он недостаточно мужествен для роли Ретта Батлера. Я думаю, что они просто говнюки.
— Так что я подумываю о том, чтобы отрастить себе бороду, — говорит Карлос, отпивая чая. — Не такую, как у деревенщины, а такую, знаешь: «О, совсем не было времени побриться на этой неделе».
Я слушаю его вполуха. Часть моего мозга занята тем, что обдумывает сказанное им ранее о незаконченных делах. Неужели это то, что как раз и держит Логана здесь? И если так и есть, то что он должен сделать, чтобы решить свои дела? Должно быть, думая об этом, я уставилась в пространство, потому что Карлос вдруг щелкает пальцами возле моего лица.
— Земля вызывает Зои.
— Что? Прости.
— Я спросил, ты уже продумала стратегию возвращения в школу?
Я делаю большой глоток чая и морщусь, осознав, что забыла положить в него сахар.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |