|
Фамилия: Уэй
Имя: Джерард
Пол: мужской
Возраст: 20 лет
Интересы: актерское искусство
Хобби: актерское искусство
Причина попадания в реабилитационный центр: пристрастие к наркотикам
Диагноз: наркомания, расстройство психики
Рекомендации лечащего врача: не выпускать из-под присмотра врачей, принимать вовремя лекарства, оказывать больному уход.
Рекомендации психолога: оказывать больному уход. Окружить лаской. Не провоцировать его на депрессивные мысли.
***
Здравствуй, дневник.
Я – Джерард Уэй. И я в полном дерьме. Точнее, я в реабилитационной клинике для наркоманов и людей, страдающих психическими расстройствами. Мне дали эту паршивую вонючую тетрадь и сказали писать каждый день. Выплескивать сюда все свои мысли. Они думают, я совсем тупой. Они думают, что я такой наивный дурачок, который тут будет писать всё, что действительно думает. Они думают, что я не знаю, что они будут смотреть эту тетрадь и использовать ее как компромат на меня, читая мои «исповеди». Слышите, вы, которые сейчас смотрят этот «дневник»?? Я знаю! Ясно вам?!
P.
Джерард сидел под большим деревом на заднем дворе колледжа во время большой перемены. К нему подошел парень и, переминаясь с ноги на ногу, опустив глаза в пол, дрожащим голосом спросил:
- Можно тебя попросить... Я хотел бы... Ты не мог бы... Пожалуйста... Я бы хотел нарисовать тебя.
Джерард удивленно посмотрел на него. В руках парня была большая папка, в которых художники носят свои наброски и готовые рисунки, а за ухом - простой карандаш. У него были темные короткие волосы, прилизанные в идеальную прическу спереди, а сзади топорщащиеся в разные стороны, большие ореховые глаза, которые так и светились невинностью, слегка пухлые губы и пирсинг на нижней. Парень тяжело дышал, будто задыхался. Наверное, он чего-то ждал. Ах да...
- Ты ведь Фрэнк? – улыбнулся Джерард, хлопая по земле рядом с собой.
- Откуда ты знаешь? – удивился он, садясь рядом.
- Я видел тебя на репетиции нашего спектакля. Ты, кажется, сидел на самом дальнем ряду. Надеялся, что тебя никто не заметит? – Уэй подмигнул ему.
Парень смутился.
- Ну... Я просто рисовал... Вас... То есть... Ну... Да, вас. Всех.
- У тебя в папке рисунки?
- Да.
- Можно посмотреть?
- Ну... Я...
- Да не парься ты, я не буду смеяться.
Фрэнк открыл папку и передал Джерарду. Уэй смотрел на красивые карандашные эскизы рук, глаз, губ, тела... Потом шли полноценные рисунки. Первый рисунок просто прекрасен: полумрак театрального зала, аккуратно заштрихованная кулиса и некоторые детали, и ярко выделенный светлыми красками среди этой тьмы силуэт человека, стоящего на середине сцены... Хм... Что-то напоминает. Кажется, прошлую репетицию. Да, Джерард стоял именно там, где на рисунке стоит правильный пропорциональный, можно сказать, идеальный силуэт. Еще рисунок... Человек с длинными темными волосами, который... Ох, черт. Который вводит шприц себе в вену. Вот два парня, которые стоят так близко, насколько это возможно... На следующем рисунке лицо девушки. У нее короткие темные волосы, круглое лицо, небольшой прямой носик, приоткрытые в улыбке губы и большие карие глаза. Она так счастлива. Тени наложены слегка кривовато, видимо художник слишком торопился сделать этот рисунок. Джерард совсем недавно видел эту девушку в столовой. Следующий рисунок похож на тот, где были два парня, только вместо них – две девушки. А затем изображен человек, рисующий портрет. Нарисованному художнику позирует человек с темными, спадающими на плечи волосами и ярко-зелеными глазами. Почему-то этот человек напомнил Джерарду его самого. Дальше снова идет портрет. На нем довольно-таки красивый, просто очаровательный молодой человек с черными взъерошенными волосами, зелеными глазами, бородкой под тепло улыбающимися губами и колечками-сережками в каждом ухе. Он так... так... идеален. Даже отблеск света в его зрачках прорисован так детально, что Уэй, кажется, видит в них отражение настольной лампы. У Джерарда перехватило дыхание, но он нашел в себе силы оторваться от рисунка и перевернуть страницу дрожащей рукой. А затем снова два парня... Они стоят, кажется, на обрыве. Или это крыша. Картина еще не прорисована детально. И у одного из них, стоящего спиной к краю, нога отведена назад, прямо в пропасть. Но они обнимаются. И улыбаются. Кажется, что они счастливы. Так почему...?
- Почему он прыгнет? – спрашивает Джерард.
- Я не знаю, - Фрэнк поднял глаза и посмотрел на него. – Ты только не думай, то я там сумасшедший какой-нибудь или...
- Нарисуй меня.
***
Здравствуй.
Мой лечащий врач говорит, что я должен думать, что наркотики – это плохо. Ха, еще чего. Я так не считаю. Они ведь делают лучше? Да. Значит, ничего плохого в них нет. Я действительно так считаю.
Я вообще не думаю, что наркотики, сигареты и пиво – это плохо. Серьезно. Я даже не хочу их бросать. Мне пофиг. Я пытался бросить, но все попытки были тщетны. Потому что я слабак. И потому что я не хочу. Я считаю, что в этом есть что-то такое... Особенное...
Мне нравится быть больным. Иногда в детстве я притворялся, что у меня вывихнута рука, нога, палец или что-нибудь другое и обматывал это место бинтом. А потом хромал, охал и смотрел на восхищенные взгляды людей вокруг. Мальчик-герой. «Как он хорошо справляется! И даже не жалуется! Какой молодец!». И мне этого было достаточно. Меня жалели, а мне нравилось. Травма «утихала», я разматывал бинт... А потом, примерно через год, я снова что-нибудь «вывихивал»...
В этом определенно что-то есть... что притягивает.
P.
Джерард почувствовал, как теплые руки Фрэнка скользят по его коже на шее. Его пухлые губы неловко скользили по тонким губам Уэя, пытаясь подстроиться и не показать себя неумехой. Джерард взял его руку в свою ладонь и стал целовать пальцы Айеро, перепачканные графитом и пахнущие гуашью. Затем его губы заскользили по шее Фрэнка, стараясь двигаться мягко и нежно, но это плохо получалось из-за накатившей страсти. Он обхватил его за талию и медленно зашагал назад, по памяти направляясь к дивану, который должен стоять где-то здесь... Внезапно раздался грохот, и подставка с рисунком и карандашами упала на пол.
- Я потом всё уберу, - прошептал ему Фрэнк.
- Я не хочу портить твой рисунок.
- А я не хочу прерывать это....
Еще поцелуй. И они опустились на диван...
Фрэнк беспомощно хватал воздух губами, задыхаясь от страсти. Он не знал, как найти применение своим рукам и куда их положить, поэтому неловко скользил ими туда-сюда, раздражая разгоряченную кожу. Джерард, пытаясь подстроиться под него, повернулся на бок, но узкий диван не предусмотрен для таких маневров, и они упали на пол. Придавленный Фрэнк тяжело застонал и перекатился, оказавшись сверху. Он быстро расстегнул рубашку Джерарда и провел руками по его обнаженному телу, чувствуя, что это доставляет ему истинное удовольствие. Только от этих прикосновений с его губ уже срывался вздох удовольствия... Это было просто неземное блаженство. Для обоих.
***
Мой лечащий врач слишком много говорит.
Мой врач сказал, что если я буду думать, как он мне говорит, то меня скоро отсюда выпишут. А почему бы ему не заткнуться и просто не делать свою работу, вместо того, чтобы настраивать мои мозги на свою волну?! Я все равно не отступлюсь от своего. И я не собираюсь открываться этому дневнику.
P.
Джерард двинул бедрами в последний раз и изнеможенно упал на Фрэнка, который слабо застонал. Уэй лег на бок и поцеловал его в разгоряченные губы, а тот прижался к нему, закрывая глаза и улыбаясь.
- Я обязательно нарисую тебя.
- Ты – самое лучшее, что было в моей жизни.
- Я тебя люблю.
- Я тоже тебя люблю, малыш.
- Все будет
***
Я уезжаю.
Да! Я уезжаю отсюда! К Фрэнку. Он заберет меня. Он обещал и сдержал слово. Он заберет меня отсюда. Завтра меня уже здесь не будет.
Я не знаю, что сказать Адаму. Я не хочу его терять. И он, похоже, тоже. Он снова заходит ко мне часто, словно я снова при смерти. Когда он делает мне укол, у него дрожат руки.
Фрэнки вчера спросил, хочу ли я отсюда уехать. Я сказал «да». Но я не знаю. Я хочу быть со своим малышом. Я хочу, чтобы все стало как прежде. Но я не хочу, чтобы моя прошлая жизнь возвращалась. И я хочу быть с Адамом.
Я спросил Рэя. Он сказал, что я должен купить Фрэнку цветов. Но у меня нет денег. И Рэй отдал мне свою маргаритку. Сегодня я подарю ее Фрэнку.
F.
Они ехали совсем недолго. На улице шел сильный снегопад, и большие снежные хлопья окутывали каждого прохожего. Во дворе стояли большие сугробы. Джерард, недобро ухмыляясь, взял снежок и метнул его во Фрэнка. Это было похоже на то, что уже когда-то было... Игра завязалась, и снежки летали туда сюда с перерывами в секунду.
Уже в одиннадцать вечера Джерард и Фрэнк сидели перед телевизором. Они тепло обнимали друг друга и разговаривали. Много-много. Обо всем. Но Джерард чувствовал, что всё не так. Наконец, часа в три ночи, Фрэнк устало заморгал.
- Спать? – улыбнулся Джерард, гладя его щеку.
- Да, наверное, милый. Завтра поспим до обеда, и я отвезу тебя обратно.
- Обратно??? Куда обратно?
- В клинику.
- Как?? Я... Я думал... Я больше не вернусь туда...
- Нет, милый, - покачал головой Фрэнк. – Они еще не могут выписать тебя.
- Почему? Я здоров!
- Твой врач сказал, что ты еще не готов. Он сказал, что тебе лучше побыть там еще немного.
Джерард замолчал. Обида заполнила его изнутри и пыталась вырваться наружу. Он отвернулся и скрестил руки на груди. Как ребенок, у которого отобрали игрушку.
- Я обещаю, скоро ты будешь жить дома, - прошептал Фрэнк, обнимая вырывающегося Джерарда. – Не обижайся. Давай лучше поспим, а завтра я приготовлю что-нибудь вкусненькое!..
***
Я снова здесь.
Я вернулся. Я снова в своей палате. Я снова видел Адама. Он был рад, что я приехал. Я знаю.
Но я не знаю, чего я хочу.
Я хочу потерять все, что у меня есть. Как Рэй. И его воображаемая Маргарита.
Я хочу сойти с ума.
Потому что мне ничего не надо. Потому что мне никто не нужен.
Кроме наркотиков.
И я не знаю, чего я действительно хочу...
P.
Джерард и Фрэнк сидели в палате номер 42. Айеро снова принес леденцы и конфеты. Но аппетита ни у кого не было. Пакетик со сладостями лежал на кровати, забытый всеми.
- Хочешь, завтра снова поедем ко мне домой? – спросил Фрэнк.
- Не знаю... – глухо отозвался Джерард.
- Ну что стряслось? Чего ты такой грустный?
- Я хочу наркотиков.
- Ты опять..?
- Или помоги, или уходи.
Джерард не ожидал, что ответит так грубо.
- Тебе нельзя, - покачал головой Фрэнки и взял его руку в свою.
- Если не можешь помочь, лучше уходи.
Снова тишина. Фрэнк встал и задумчиво вышел из палаты.
***
Я хотел все потерять.
И я все потеряю. Когда-нибудь. Я уже делаю шаги к этому.
Мне все надоело. Я либо умру, либо сойду с ума. И никак больше.
Я не сверну.
***
Уже никогда ничего не будет хорошо.
Если бы я мог освободиться от всего... Но я не могу.
И я знаю, что ничего не измениться.
И я не смогу уйти от всего.
Не смогу просто взять и убежать.
И уже никогда ничего не будет хорошо.
P.
Фрэнк вошел в палату.
- Я принесу завтра наркотики, - прошептал он Джерарду.
Уэй поднял голову. В его глаза засветилась надежда.
- Правда?
- Да.
Джерард подошел к нему и поцеловал.
- Я буду ждать.
- Адам не должен ничего узнать, - не поднимая глаз предупредил Айеро.
- Ты думаешь, я совсем дурак?
- Я просто предупредил... – грустно вздохнул Фрэнк.
Еще один поцелуй и Фрэнк вышел из палаты.
***
Адам – единственный, кто мне нужен. Фрэнк – единственный, кому нужен я.
F.
Фрэнк забрал Джерарда из клиники в пять часов. Они немного погуляли, но потом, когда начало темнеть, они забрались на крышу одно из домов. Пакет в руке Джерарда так сильно манил его, но он обещал себе еще немного подождать.
- Джерард... – слабо позвал Фрэнки.
Они стояли на краю друг напротив друга.
- Что, малыш? – Уэй обнял его, пристально глядя в его ореховые глаза.
- Я хочу сказать тебе, что очень сильно тебя люблю...
- И я тебя.
- И я хочу, чтобы все было хорошо.
Одна фраза вывела Джерарда из себя. Мир вокруг словно взорвался. Нежность сменилась болью. Тишина перешла на крик.
- Фрэнк, ты гребанный неисправимый романтик! Оптимист! Я ненавижу тебя за это. Ты всегда думаешь, что все будет хорошо… Но знай… Этого уже никогда, слышишь, ты, гребанный вечный ребенок, никогда не будет!!! – Джерард тряс его за плечи, глядя прямо в его и без того большие, к тому же широко распахнутые глаза. – Никогда-никогда-никогда-никогда-никогда!!! – он скорее уверял себя, чем Фрэнка.
Джерард знал, что не должен был портить его жизнь. Но он это сделал. В эту минуту жизнь Фрэнка уже трансформировалась в существование, запрограммированное максимум на несколько ближайших лет. Дальше все непредсказуемо. Как и существование Джерарда. Правда, пока у него был Фрэнк, он еще мог жить. Но теперь они оба безнадежны и вряд ли нужны этому миру. И он им тоже вряд ли нужен.
- Повтори за мной! – приказал Джерард. – Уже никогда ничего не будет хорошо.
Фрэнк молчал, продолжая смотреть на него. И Уэй увидел, как его глаза наполняются слезами. Нижние веки блестят, наверное, Фрэнк не видит его за пеленой воды, застилающей зрачки. Да, может, не видит, но ведь слышит.
- Повтори!!! – прорычал Джерард, глядя куда-то позади Айеро, моля только о том, чтобы не заплакать самому.
Фрэнк посмотрел на него с такой болью и отчаяньем... Но Уэй уже сделал это. Пути назад нет. Нужно идти до конца. Он еще сильнее сжал его плечи и едва ли не выкрикнул:
- ПОВТОРЯЙ!!!
- Мне больно… - всхлипнул Фрэнк, закрывая глаза.
По его щекам покатились слезы. Джерард не знал, обжигающие ли они или же холодные. Но безумно хочет узнать. Он безумно хочет узнать, от чего Фрэнку больно. От того, что Джерард открыл ему правду или от того, что он так сильно сжимает его плечи..?
Висит напряженное молчание, прерываемое тихим стоном плача. Джерард думает, что этот порыв был безумством. Джерард думает, что нужно отпустить его малыша. Джерард думает, какой же он все-таки болван и не зря угодил в клинику. Джерард думает, что нужно успокоить Фрэнка, потому что он не хочет делать ему больно. Правда, не хочет. Джерард думает, что нужно сказать малышу, что все будет хорошо.
- Уже никогда ничего не будет хорошо.
Слова Фрэнка пробудили его от раздумий. Айеро буквально обмяк и обвис на руках Джерарда, и если бы он отпустил его, Фрэнк бы упал. Джерард уверен. Поэтому он и сделал это. Он разжал пальцы.
И Фрэнк упал на пол. Он не истерично ревет, а тихо плачет. Его плечи не трясутся судорожно, но с губ срывается тихий стон. Он лежит на животе, упираясь коленями в пол и уткнувшись головой в руки.
- Почему? – шепчет Джерард хрипло.
- Я не знаю.
- Почему?!!
- Я не знаю... – Фрэнк хнычет, едва выдавливая слова сквозь слезы.
- Почему!!! – Джерард схватил его за руку и резко поднял с пола.
Что-то тихо скрежетнуло и хрустнуло у Айеро где-то между предплечьем и плечом. Теперь но дрожит не только от плача, но и от...
- Мне больно...
- Привыкай.
Боже мой, откуда у Джерарда столько грязи... Откуда в нем столько безразличия к чужим чувствам... Откуда в нем столько пустоты... Откуда в нем столько безучастия к чужим слезам... Откуда в нем столько безумия?..
- Я не хочу, - слезы Фрэнка скользят по щекам и губами, прячась под подбородком.
Он уже не может скрывать свою боль, открывая рот и тихо поскуливая. Почти неслышно, но для Джерарда достаточно, чтобы сойти с ума.
- Да что ты вообще понимаешь...
Уэй дернул его за больную руку, притягивая к себе. И увидел то, чего бы ни за что на свете не хотел видеть. Левая рука Фрэнка украшена едва заметными отверстиями от входящей совсем еще недавно в плоть иглы и довольно заметными синяками вокруг них. На коже еще виднеется слабый след от сильно перетягивающей ее недавно резинки.
- Что это?.. – Джерарда, наверное, не слышно. Его горло дерет от боли, как и его глаза от наступающих слез.
- Мне так тяжело без тебя... – Фрэнк поднял глаза.
И Джерард почувствовал, что умирает. Взгляд малыша, его малыша, просто убил его. Взгляд, полный отчаяния и боли. Расширившиеся зрачки.
- Да какого хрена это происходит??!!
- Ты даже не представляешь, как это тяжело, жить там, за стенами твоей гребанной клиники!!! Здесь за тобой присматривают сотни нянек и санитаров вместе с кучей врачей, а там, в мире, за мной не смотрит никто!!! Я там один. И там никто меня ни от чего не остановит.
- Я н...
- Ты!!! Всегда «ты»!!! Всегда только один хренов «ты»! И никогда не «мы»! Никогда...
В этих словах было столько горечи.
- Ты просил меня принести наркотики...
- Но я не просил тебя ими колоться!
- Я сам себя просил. Иначе я бы просто сдох. Мне была так хреново, что ты просто не представляешь!!! У меня на носу экзамены, мой отец умер, моя мать постоянно орет, меня обокрали... И на последние деньги, что у меня были, я купил тебе наркотики. Только потому, что ты - единственное, что я люблю в этом мире. Только потому, что я сам на них подсел.
На каждом слове в Джерарде становилось все меньше решительности, все больше понимания ситуации. Он слушал эти жалобы Фрэнка, и внутри него все больно отдавалось эхом. Натянутая струна где-то в его голове лопнула. И он понял. Понял всё, что уже давно должен был понять.
Фрэнк был единственным, который готов был пройти вместе с Джерардом весь путь. От начала до конца. От одной точки назначения до другой. Прожить всю жизнь. Которая должна была быть теплой и радужной, а не такой, какая она сейчас. Какой они ее сделали.
Фрэнк был единственным, кто любил его. Любил так сильно, как только мог. Изо всех сил, что оставались в его бедном теле, в его изувеченной душе. Любил, несмотря ни на что. И готов был разделить всё, что им встретится на дороге. И почувствовать то, что чувствует Джерард.
- Я наркоман... – произнес Джерард, словно открывая что-то новое.
Тишина. Точнее, молчание.
- Нужен ли тебе наркоман? – спросил Уэй, надеясь, что Фрэнк ответит отрицательно, и все закончится.
- Да.
Он ни минуты не сомневался. Джерард обнял его, утыкаясь носом в шею. Фрэнк уперся подбородком в его плечо. Они просто стояли, обнявшись, на краю крыши... Не думая, что будет дальше. Наверное, потому что дальше у них не было ничего.
- Фрэнки... Ты хочешь быть со мной?
- Да.
- Тогда жди меня... Жди меня, малыш... Я скоро буду.
Мимолетный, но безумно теплый поцелуй двух любящих друг друга людей. Руки Джерарда быстро взметнулись вверх, собираясь сделать толчок, но не ощутили перед собой цели.
- Я буду ждать.
Фрэнк шепнул это, уже накреняясь к краю. Последнее, что видел Джерард, еще находясь в здравом состоянии – это улыбка Фрэнка, которая светилась теплом и добром. Счастьем и радостью. Которая никогда не покидала его губы, что бы ни случилось. Улыбка, в которой была заключена вся его любовь. И глаза, которые всё еще верили... Но уже отдалялись, опускаясь всё ниже, к асфальту, вместе с их обладателем.
***
Моя последняя запись.
Эпилог: Он думал, что я прыгну вслед за ним. Но он ошибся. Я не прыгнул.
Это моя последняя запись здесь.
Я не знаю, успел ли я его толкнуть, или он все-таки прыгнул сам, но суть не меняется. Его больше нет. Я больше всего надеюсь, что я успел его задеть. Потому что я не хочу, чтобы он попал в ад. Все самоубийцы попадают в ад. А я действительно этого не хочу.
Спасена очередная искалеченная душа ребенка. Он был именно им. Бедным ребенком. Я даже рад, что он умер. Потому что этот мир был не для него. Этот мир слишком жесток для моего Малыша... Для моего милого Фрэнки...
Я приказал ему ждать меня.
Я выкурил, вынюхал и ввел себе в вены всё, что он принес. Наверное, мои зрачки сейчас в несколько раз больше моих глаз. Зато мне хорошо. Мне очень хорошо.
Мне кажется, что я вижу ангелов... Они летают надо мной, обмахивая меня своими большими пушистыми белыми крыльями... И улыбаются мне... Только мне одному...
А я все еще не знаю, что мне нужно. Чего я действительно хочу.
Мне нужен Адам.
F.
Джерард ворвался в кабинет Адама, захлопывая за собой дверь и подпирая ее попавшимся под руку стулом.
- Отвалите!!! Мне нужен мой лечащий врач!!! Валите отсюда, у нас сейчас будет разговор по душам! – проорал он санитарам за дверью.
Но в дверь продолжали долбиться. Адам встал из-за стола и, подойдя к ней, произнес:
- Не беспокойтесь, все в порядке. Это мой пациент и у меня действительно сейчас назначен с ним прием. Можете идти. Все в порядке.
- Уверены, доктор Гонтьер?
- Да.
Послышался топот дюжины ног.
- Адам... – выдохнул Джерард, кидаясь к нему.
- Что случилось? Насколько я знаю, прием у нас с тобой завтра в два часа дня, а не сегодня в час ночи, - улыбнулся он.
Джерард резким движением припечатал его к стене, широко разводя его руки и сжимая его запястья. Ему сейчас было глубоко плевать, как отреагирует Гонтьер. Главное, показать то, что он, сам Джерард, чувствует. Пусть он покажется эгоистичной скотиной, но он хотел обладать Адамом. Его губы быстро скользнули по губам Адама, а затем застыли около его уха:
- Адам... Ты мне нужен... Я хочу тебя. То есть... Хочу, чтобы ты был моим. Хочу ощущать твое тепло.
- Тшш... Успокойся, - Адам легко поцеловал его скулу. – Отпусти мои руки.
- Нет!!! То есть... Не уходи... Пожалуйста. Не делай этого. Я просто хочу быть с тобой... У меня никого больше не осталось...
- Дай мне тебя обнять.
Джерард удивленно посмотрел на него. Глаза Адама показывали искренность его мыслей и теплоту чувств. Он не врал. Джерард разжал ослабевшие пальцы и прикрыл глаза. Ему стало плохо. Мысли путались, и в голове была каша. Адам успел подхватить его, а затем усадил на стол. Джерард почувствовал, как резкий свет лампы ударил по расширившимся зрачкам, и он выключил ее. В комнате повисла темнота. Джерард блаженно открыл глаза, подаваясь вперед к ней и утыкаясь коленями в ноги Адама, а грудью в его грудь.
- Где Фрэнк? – спросил Адам.
- Фрэнк? – повторил Джерард. – Уехал. И я не думаю, что когда-нибудь еще его увижу...
- Ну что ты! Увидишь! Может, все не так серьезно...
- Нет. – Прервал его Джерард. – Все серьезно. И я рад, что он «уехал». Ему там будет лучше. Я уверен. Где бы ни было это «там»...
- Ну раз ты так считаешь, то хорошо.
Адам улыбнулся ему. Тишина приятно ласкала барабанные перепонки, а боль в голове затихла. Свет с улицы успокоился слабым бликом на щеке его лечащего врача. Уэй разглядел ангелов, летающих под потолком.
- Адам...
- Тише.
- Но Адам...
Он должен был сказать, что ангелы здесь. Что они их охраняют. Но Гонтьер улыбнулся, глядя на него и размеренно взмахивая своими большими белоснежными крыльями, и Джерард понял, что в эту чертову минуту не нужны никакие гребанные слова. Поэтому он потянулся вперед, обхватывая его бедра ногами, притягивая к себе максимально близко и пытаясь дотронуться до его крыльев...
Джерард коснулся его губ и крепко обнял своего ангела-хранителя, боясь отпустить. Потому что у него есть крылья и он может улететь. А Джерард этого не хотел. Потому что Адам был ему нужен. Потому что каждому человеку нужен ангел-хранитель. Даже когда он знает, что уже никогда ничего не будет хорошо.
Спустя несколько часов, спустя тысячи стонов, спустя миллионы прикосновений...
Они лежали на диване, который стоял у окна в кабинете Адама. Рядом с ним покоилась стопка книг по психологии, и где-то далеко валялась одежда.
- Скажи, ты разрешил мне это сделать только потому, что я больной? Только потому, что мне нужна помощь? Потому, что меня нужно окружать лаской и уходом и не давать повода для депрессивных мыслей? Только потому, что ты мой лечащий врач?..
- Потому что я твой друг. Потому что ты для меня больше, чем пациент...
- Но я...
- Ты слишком много говоришь. И слишком много думаешь. Тише... Успокойся, - Адам легко поцеловал его в губы. – Отпусти все свои мысли. Отпусти все, что у тебя сейчас внутри.
- Ты снова начинаешь нудеть, как психолог... – закатил глаза Уэй, пытаясь мысленно усмирить свое вздувшееся своенравие.
- А ты снова начинаешь вредничать. В этом-то и весь ты. Ты самая большая вредина на этом свете.
Адам улыбнулся ему, массируя кончиками пальцев его голову.
- Я сейчас обижусь, - насупился Джерард.
- Не надо.
Джерард ощутил, как руки Адама смыкаются на его талии и гладят его остывшую кожу. Гонтьер на мгновение посмотрел прямо в его лицо, и Джерард, испугавшись, что его зрачки все еще слишком широкие, закрыл глаза, прижимаясь к своему врачу всем телом. Адам был такой теплый... Такой надежный и такой... Такой похожий на Фрэнка. Слишком похожий.
Джерард отдернулся назад, распахивая глаза. Перед ним был Адам, удивленно смотревший на него.
- Все в порядке?
- Д-да.
Джерард отвернулся и свесил ноги с кушетки. Глаза пусто уткнулись в одну точку перед собой. Он закусил губу и обнял себя руками. Адам осторожно взял его за плечи и притянул обратно к себе, возвращая в лежачее положение. Где-то в коридоре хлопнула дверь, послышался топот, смех и разговоры санитаров. За окном была только темнота. И в комнате тоже, не считая двух человек, лежащих на диване и крепко обнимавших друг друга. Джерард закрыл глаза и вдохнул тепло Адама, желая, чтобы время навечно остановилось. Прямо сейчас.
Все, что можно, они пережили. Но то, что будет, они вряд ли переживут.
- Ты был не прав... Все будет хорошо, - прошептал Адам, массируя кончиками пальцев его голову.
- Мы оба не правы.
Я провел всю ночь, сидя на полу своей палаты. И сжимая в руках нож. Я украл его с кухни. Он, конечно, не настоящий, но я уверен, кожу им можно тоже неплохо перерезать. Пластиковым ножом... да... можно попробовать. Но я не стану. Я не смогу. Я трус. Я не знаю, чего я хочу.
Там за дверью гроба меня ждет Фрэнки... Мой милый малыш Фрэнки...
А здесь обо мне заботится Адам... Мой любимый лечащий врач.
И я не знаю, куда мне идти.
Еще пару часов и рассветет...
А я так и не пойму, куда же мне идти.
К кому мне идти.
Кто из них мне больше нужен.
Не пойму.
Секунду назад у меня помутнел рассудок, я лишился разума, потерялся...
Я сошел с ума.
И я не знаю, что со мной будет дальше.
Потому что меня больше нет.
Я
Сошел
С
Ума.
Еще пару часов, и Адам найдет меня. Здесь. И допишет в мою карту: «сумасшествие».
А что будет дальше, мне уже все равно.
Потому я сошел с ума.
Потому что мне никто не нужен.
Потому что мне нужны наркотики.
Но они уже не работают.
Сбой в программе.
Помехи.
И последняя инстанция.
Я сошел с ума.
Название: The Drugs STILL Don’t Work
Автор: Incineraterin
От автора: сиквел к первой части «The Drugs Don’t Work». Продолжение истории актера-наркомана. Краткое содержание приведено в начале рассказа.
На этот раз строение проще. Курсивом выделены мысли Джерарда. Простым шрифтом - события, происходящие в его жизни.
P.S. Милые люди, автор умоляет вас не наезжать, что вместо шапки какой-то огрызок. Обещаю, вернусь – сделаю всё по-человечески.
Хочешь, я расскажу тебе, что значит терять надежду? Что значит видеть, как разбиваются мечты на сотни тысяч мелких осколков... Чтобы ты не мог их собрать. Что значит смотреть, как все вокруг рушится... И не иметь возможности ничего не изменить. Не в силах ничего сделать.
И что значит потерять всё...
Джерарда бил сильный озноб, он извивался на кровати, пытаясь стряхнуть с себя одеяло, но ремни, которыми он был привязан к кровати, не давали ему это сделать. Его рот широко открывался, в попытке вдохнуть и в попытке выплюнуть слова песни, что он пел. Адам сидел рядом и дрожащими руками разрывал упаковку со шприцом. Затем, взяв ампулу с лекарством, он набрал его в шприц и поднес к руке Джерарда.
- Тише, милый, тише... Все будет хорошо.
***
Моя история.
...Мы честно и искренне любили друг друга. Чисто и верно. Клянясь в вечной преданности каждый Божий день и каждую чертову ночь. Мы любили так сильно, что забыли обо всем: о других, об окружающем мире, о том, что нужно угождать и другим, кроме нас самих. И я забыл, что нужно быть осторожным. Что нужно быть замкнутым. Что нельзя никого к себе подпускать. Потому что потом больно терять. Я этого еще тогда не знал. Но подпустил к себе того, кого так сильно любил. И я был уверен, что все будет хорошо... Все будет хорошо... Так он, мой любимый Фрэнк, говорил мне... Всегда. Всегда он говорил мне об этом. Мой малыш Фрэнки всегда напоминал мне, что все будет хорошо.
А еще я подпустил к себе Берта... После того, как понял, что нуждаюсь в нем. Нуждаюсь в нем потому, что у него есть наркотики, которые я сам никогда в жизни не смог бы достать. Он подсадил меня на них, но он обеспечивал меня ими... И тогда я понял, что терять тех, кто тебе так отчаянно нужен, - больно. Я потерял Берта. Он свалил. Укатил куда-то. Бросил меня. Совершенно не оставив никакой надежды... Ни грамма этой ценной надежды, которая мне была нужна хотя бы раз в несколько дней. И тогда все изменилось... Я сходил с ума каждый чертов день и каждую данную Богом ночь, которую мне каким-то чудесным образом удавалось прожить. Но Фрэнк обещал мне помочь. Он старался. Изо всех сил. Я видел, как он сгибается под тяжестью всего.
А потом, после очередного моего приступа, меня забрали в клинику для наркоманов и людей, страдающих психическими расстройствами. И я потерялся. Совершенно заблудился во всем этом дерьме, что нас окружает. Мой лечащий врач погиб в автокатастрофе, и я снова остался один. Но потом появился Адам... Мой милый Адам... Мой новый лечащий врач. Он заботился обо мне... И я, потерявший всё и всех, все равно не учел своих ошибок и подпустил его к себе... Потому что любил его. Честно и искренне... Как Фрэнка.
А потом Фрэнк умер… Мы стояли на крыше. Я помню, у меня в руках был пакет с наркотиками, что он принес. Мы что-то говорили друг другу, я тряс его за плечи, кричал, а он плакал... Потом он упал на бетонный пол и затрясся. Я увидел его руку со следами от иглы шприца. И я узнал всё, что с ним было, пока я был в клинике. И я понял всё, что давно уже должен был понять. И мы знали, что любим друг друга. И до сих пор любили... Честно и искренне. А потом он шагнул назад... И я приказал ему ждать меня. Мой милый малыш Фрэнки... Ты теперь мертв... Девятый этаж. Никто бы не выжил.
Наверное, он все еще ждет меня...
А я снова принял дозу. Всё, что он принес, было в моей крови. И я пошел к Адаму... Потому что больше не к кому. Потому что я не знал, что делать. И мы с ним были вместе... Целую ночь. Целую чертову ночь, подаренную нам Богом. И мы были уверены, что любим друг друга... Честно ли? Искренне..?
Я любил его как Ангела-Хранителя, каким он для меня был. Я знаю, это так. Потому что я видел у него крылья за спиной. Он просто их прячет. Чтобы никто не запачкал их святой белизны.
Он успокаивал меня, когда все было безнадежно. Он обнимал меня, когда все вокруг кружилось и рушилось. Он не давал санитарам закалять меня под ледяным душем. Он сам укладывал меня спать. Он был со мной до конца. Правда, не с начала, но всё же до конца.
Если честно, у меня и раньше были глубокие затяжные депрессии, когда я считал себя полным дерьмом. У меня и раньше был полупустой взгляд. Адам сказал, что у меня грустные глаза. И мне это льстит. Меня всегда влёк готический образ. Я и раньше изображал полусумасшедшего, чтобы привлечь к себе внимание – и уменя это с успехом получалось. Ведь я, в конце концов, актер!..
А затем я сошел с ума. На следующую ночь, когда остался в своей палате один. Без Адама. В совершенном одиночестве. Просто в одну секунду мир перевернулся и закружился, всё стало черно-белым, а руки задрожали. Я теперь сумасшедший.
И я сейчас рассказал всё это, чтобы забыть... И больше никогда не вспомнить.
***
- Джерард, милый, как у тебя дела? – Адам вошел в его палату и со взглядом, полным боли, переживания и ожидания, что что-то изменилось, посмотрел на больного.
- Я в порядке, - ответил Джерард, лежа на кровати и глядя в потолок бессмысленными глазами.
Адам скрыл вздох разочарования. Каждый день он задавал один и тот же вопрос, даже по нескольку раз, но ответ был тоже один и тот же.
- Ничего не болит?
- Нет.
- Уверен?
- Да.
Адам подошел к нему и сел рядом. Он нагнулся и поцеловал бледные губы Джерарда, которые были не такими уж и теплыми, хотя батареи уже подключили и декабрьский мороз не должен мешать ему. Уэй повернул голову в его сторону, и его пустой взгляд теперь был обращен к нему.
И так каждый день. Потом завтрак, прогулка, обед, сеанс, который совсем ни к чему не приводил, второй обед, снова прогулка, ужин и снова сеанс. После которого руки и ноги Джерарда всегда покоятся в туго затянутых ремнях, потому что к вечеру его самочувствие ухудшается. Он начинает громко петь песни, даже не пытаясь вырваться из ремней. Он просто поет, не двигаясь, пока не уснет. И так каждый день... По одному и тому же графику.
И Адам устал. У него серьезные проблемы с начальством, которые ему устроил Роберт МакКракен, как и обещал. Адам совершенно потерялся во времени. Он с трудом успевает писать отчеты, заходить к другим пациентам, проводить сеансы и заботливо следить за Джерардом, которого не может оставить на кого-то другого. Потому что любит его. Но никак не может ему помочь... И Адам совершенно потерял надежду. Он до сих пор помнил слова Джерарда в его дневнике: «Уже никогда ничего не будет хорошо». Он это знал.
Но сегодняшний день пошел совершенно по-другому расписанию.
- Доктор Гонтьер, к вам пришли! – в палату заглянула молоденькая медсестра.
- Кто? Я же сказал, чтобы никто меня не трогал, когда я в этой палате!
- Мистер Роберт МакКракен. Он сказал, что это важно... И срочно.
- Арр, черт! Пропади всё пропадом, если он опять пришел требовать Джерарда!.. – пробубнил он, нехотя вставая с кровати и выходя из палаты.
Адам вышел из клиники, попутно доставая сигарету и зажигалку. Берт стоял у перил и курил. Недалеко от него уже валялась пара окурков, которые он даже не потрудился нормально затушить.
- Доктор Гонтьер! – как старому другу улыбнулся Берт. – Я вас уже давно жду! Вы столь нерасторопны, что я...
- Что вам нужно? – Адам затянулся.
- Джерард.
- Нет, - сказал, как отрезал, он.
- Адам, черт тебя подери, ты что, не понимаешь?! Он-мне-нужен! – по слогам произнес Берт.
- Зачем? – Адам стряхнул пепел с сигареты и пристально посмотрел на него.
- Он у вас сдохнет. Думаешь, я не знаю, как тут лечат? У вас ничего нет, одни сплошные плацебо!
- Нет! Я нашел хорошие лекарства, и ему гораздо лучше.
- Поэтому он сошел с ума? – ухмыльнулся Берт, выпуская дым из носа.
- Откуда вы знаете?
- Слишком предсказуемо. Я так и знал, что этим всё и кончится. Выписывай его, Адам. Я от тебя не отстану. У тебя будут проблемы. Я уже в который раз говорю тебе: верни мне его.
- А какого хрена ты тогда уехал в прошлый раз, а?? – сорвался Адам, с трудом пытаясь выдержать его напор и сдержать в себе гнев, боли и обиду. - Какого чертового хрена ты бросил его, подсадив на наркотики??!
- Мне нужно было поехать в эту командировку.
- А если тебе это снова понадобится?
- Я его больше не брошу. Он мне нужен. И я ему тоже нужен. Поверь.
- Ему уже никто не нужен! Только ваши долбаные наркотики! Нет, нет и еще раз нет! Я никому его не отдам! Забудь про него! Уезжай.
Адам кинул недокуренную сигарету в урну и быстрым шагом ушел вглубь клиники. Берт прищурился, глядя ему вслед и, докурив, произнес:
- Ну, мы еще посмотрим, кто из нас уедет...
***
Адам психует. Он помешался. Он стал совсем сумасшедший. Почти как я.
Он не может спокойно говорить. Его голос то срывается, то хрипит. Он перестал закатывать рукава своего халата, а стал наоборот натягивать их чуть ли не до самых кончиков пальцев. Он может весь день просидеть у себя в кабинете, а может весь день носиться по клинике туда-сюда. У него частые перепады настроения. Он кричит на всех. Кроме меня. Я не знаю, почему. Я не помню, чем я так отличился перед ним. Но он беспокоится обо мне и заходит утром и вечером. Каждый вторник, четверг и субботу он засыпает в кресле рядом с моей кроватью.
Кажется, у него проблемы.
Я так хочу ему помочь...
Следующее утро началось неожиданно для всех.
- Джерард, - позвал Берт, входя в палату и плотно закрывая за собой дверь.
Сидящий спиной к двери на единственной кровати человек не обернулся.
- Джерард, - уже громче позвал Берт, приближаясь к нему.
Никакой реакции.
- Джерард! Это я...
Берт коснулся его плеча и осторожно потряс. Джерард не отреагировал. Он продолжал сидеть к нему спиной. Тогда Берт обошел кровать и сел перед ним на корточки. Глаза Джерарда были закрыты, его нос слабо сопел. Он спал. Спал, сидя на краю кровати. Ремни по ее углам спокойно лежали, вчера ими не потребовалось воспользоваться. Адам сам уложил Джерарда спать прошлой ночью.
- Проснись, Джи.
Берт коснулся его щеки, она была холодная. Ресницы спящего слабо подрагивали. Засаленные волосы, длиной чуть ниже плеч, нависали у лица, прикрывая его по краям. Берт бережно заправил одну прядь за ухо Джерарда и удивленно скользнул взглядом по его шее, украшенной сотнями мелких поверхностных и десятками длинных глубоких царапин.
- Боже, что они здесь с тобой делают?.. – прошептал Берт, осторожно проводя пальцем по самой длинной царапине на его шее, идущей из-под левого уха и до правого плеча.
Боль волной пронеслась по телу. Джерард резко распахнул глаза и закричал. Сон как рукой сняло.
Берт спешно закрыл его рот рукой.
- Тшш!!! Джи, тише! Успокойся, это я.
Джерард замолчал. Его глаза пусто смотрели на Берта.
- Ты не будешь кричать?
Уэй сначала тупо смотрел на него, а потом, видимо наугад, мотнул головой. Берт отпустил его, но все равно был наготове.
- Ты не Адам... – грустно сказал Джерард, снова опуская голову.
Волосы опять опустились по краям его лица, и он тяжело вздохнул.
- Джерард, собирайся, - дотронулся до него Берт. - Мы едем домой.
- Где Адам? – словно не слыша его, спросил Уэй.
- Я сказал: собирайся.
- Где Адам?
- Ты что, не понимаешь?
- Где Адам?
- Ты его больше не увидишь. Адама уволили. Всё? Собирайся.
Джерард не шевельнулся. Берт резко схватил его за плечи и с усилием потряс.
- Ты меня слышишь???
- Да.
- Вставай. Собирай вещи. Мы уезжаем отсюда.
- Я хочу видеть Адама.
- Я же сказал, что ты его больше не увидишь! – взорвался Берт, ударяя кулаком по столику.
- Почему?
- Его уволили! Потому что он не хотел выписывать тебя. Потому что он не хотел, чтобы ты был счастлив.
- Я и не хочу быть счастлив.
I have become an animal.Мир вокруг закружился, тишина больно ударяла в голову, страх охватил все тело. Фрэнк заметался, не зная, что нужно делать. Он быстро развязал ремни и потянул Джерарда за руку, надеясь, что тот очнется и сядет. Но безжизненное тело Джерарда только навалилось на него и Фрэнк, не удержавшись, свалился с коляски на холодный паркет, защемив ногу колесом. Джерард упал рядом. Его пустые мертвые глаза были рядом, буквально в паре миллиметров от живых, полных слез глаз Фрэнки. Его бездыханное тело лежало вплотную к нему, окутывая еще живого Айеро холодом и болью.
- Нет... – Фрэнк с силой ударил по полу кулаком, захлебываясь слезами.
Глаза сами собой закрылись, не желая видеть мертвого Джерарда... Закрылись, не желая выпускать слезы, которые все равно текли... Закрылись, желая больше никогда не открываться.
Фрэнк быстро осознал, что тот, кого он любит, мертв. Почему мертв? Что такого случилось за эту минуту, что могло привести его к смерти?.. Казалось бы, он ничего не сделал... Но факт оставался фактом при любых обстоятельствах: Джерард Уэй был уже мертв. Но Фрэнк не верил, что все закончилось. Он просто не желал сдаваться. Он все еще верил, что все будет хорошо. Поэтому он быстро начал искать глазами кнопку вызова медсестры. Ему еще можно помочь! Наверное, у Джерарда просто обморок.
- Да-да... Просто обморок... – повторял Фрэнки, успокаивая себя и сглатывая слезы, скользящие по пересохшим посиневшим губам.
Кнопка вызова медсестры была над прикроватной тумбочкой. Фрэнк уронил голову на руки и заскулил. Как щенок, которого скоро утопят. Жалобно и с болью. Крик просто не мог сорваться с его губ, потому что у него не хватало сил, поэтому он тихо скулил. Он сейчас лежал на полу так же, как и тогда, когда они были на крыше. Точно так же. Точь-в-точь. Лицом вниз, уткнувшись головой в руки, правда, опираясь только на одно колено, потому что другая нога защемлена колесом коляски, и беспомощно плача. От боли. Снова от боли. Он не мог дотянуться до этой чертовой кнопки.
Он сейчас лежал на полу, вплотную к телу Джерарда, который уже был мертв. Который наконец-то спасся. Для которого всё наконец-то закончилось.
Фрэнк лежал и смотрел в его пустые глаза... Смотрел в его бессмысленных холодные мертвые глаза своими мокрыми от слез и полными боли, но еще живыми глазами. Смотрел туда, в глубину души бедного Джерарда и не видел там ничего, кроме вакуума. Засасывающего туда и Фрэнки.
Он смотрел в его глаза и не мог оторваться. Он смотрел на него и не мог шевельнуться. Он смотрел на него и плакал.
Внутри боролись боль и страдание, пытаясь победить друг друга, хотя конечный итог был один.
Фрэнк знал, что на месте Джерарда должен быть он. Именно он, Фрэнк Айеро, должен был быть сейчас уже мертв. Но он выжил тогда, когда по всем законам этого мира должен был умереть. А это уже... Закон сохранения трупаков. Если кто-то где не умер, значит, вместо него скоро умрет кто-то другой. И вот сейчас Фрэнк полностью осознавал, что уже полгода мог бы покоиться в земле в гробу, под памятником с цветами. Но он сейчас жив. Поэтому Джерард сейчас мертв. Элементарная физика. Элементарная логика. Элементарное знание жизни. Всё просто. До ужаса просто. Так просто, что волосы встают дыбом от осознания всех этих вещей.
Фрэнк плакал навзрыд, закрыв лицо ладонями, и его плечи судорожно тряслись. Ему никогда не было так плохо... Даже когда Джерард сказал, что уже никогда ничего не будет хорошо. Даже когда он летел с крыши. Даже минуту назад, когда Джерард сказал, что совсем его не помнит.
Когда люди долго находятся рядом, они начинают выделять недостатки друг друга и беспокоиться, правильный ли выбор они сделали. Их что-то мучает и не дает нормально жить. Но Фрэнк был далек от этого. Всё это время он знал, что Джерард самый лучший и самый прекрасный в этом мире. Он всегда так думал. Для него это была неоспоримая истина. Для него это и сейчас правда.
Фрэнк любил его больше всех. Никто не думал о Джерарде так же нежно, как он. Ни один не смог бы пережить то, что пережил Айеро. И он же больше всех и пострадал. Джерард ни разу не вспомнил о нем, совсем забыл, выронил из памяти и потерял. И если бы он только знал!.. Если бы он знал, что есть, есть еще в этот мире тот, ради кого стоит выжить. Если бы он знал, что даже совсем выдохшийся, полумертвый, одурманенный наркотиками, полностью сдавшийся Джерард все еще был безумно нужен Фрэнку. Они все еще были друг другу нужны. Просто забыли об этом.
Фрэнк вновь ударил кулаком по полу и запрокинул голову. Его бил слабый озноб, а дышать становилось все тяжелее. Он вспомнил о ноге, которую не отпускало колесо, и захотел громко закричать... От боли. Но не смог. С его губ сорвался только слабый стон, полный отчаяния. Конечно, его никто не услышит. И не прибежит на помощь.
Это значит, он так и будет лежать и смотреть на мертвого Джерарда... И он так и будет видеть струйку крови, стекающую по его подбородку. И так и будет захлебываться слезами и пытаться сделать вдох.
Не хватает воздуха. Не хватает сил.
Пора бы уже сдаться. Как сдался Джерард. Потому что Джерард всегда знал, что от него ничего не зависит. Потому что он всегда знал, что бороться бесполезно.
Кого-то не хватает. Чего-то важного перестало доставать Фрэнку, чтобы дышать. Что-то нужное исчезло, что помогало ему жить. Что-то такое... Чего уже вновь не обретешь. Чего уже не найдешь. Чего уже не воскресишь. Что уже навечно потерял. Что-то такое...
Джерард.
Больше полугода назад, когда Фрэнк очнулся в больнице, он еще не знал, что жив. Но позже понял, что не умер только для того, чтобы вернуться к Джерарду, чтобы они были вместе навсегда, чтобы все стало хорошо. И еще несколько минут назад, когда он стоял у двери в 42-ую палату, он в это верил. Он верил в то, что ВСЁ КОГДА-НИБУДЬ, черт возьми, БУДЕТ ХОРОШО. Верил. Честно и искренне. Разве мог он знать, что всё так случится за какие-то несколько секунд?..
- Джи... Милый... – выдохнул Фрэнк, прижимаясь к оледеневшему телу любимого и гладя его холодную щеку, сглатывая текущие слезы. – Я так тебя люблю...
Остро ощущалась боль.
Все его мечты, все его страхи, всё его счастье, все его страдания умерли вместе с Джерардом. Вся его жизнь окончена вместе с жизнью Джерарда.
Холодный пол под щекой жег кожу, заставляя Фрэнка плакать еще сильнее и еще сильнее сжимать похолодевшую руку Джерарда...
Фрэнк выехал из клиники только под вечер, когда на улице смеркалось. Он даже не смотрел на дорогу, совсем не видел, куда направляет коляску – его голова была низко опущена, он вперился взглядом в свои мертвые ноги.
Джерарда забрали. Несколько медбратьев уложили его на каталку и, даже не накрывая покрывалом, увезли. Похоже, им было совсем плевать. Обычный случай. Передозировка антидепрессантов, сказал врач. Да. Так и есть. Эти таблетки нашли на простыне. Пачка была почти пустая, хотя еще утром в ней было гораздо больше половины.
Фрэнк чувствовал опустошение. Как будто из него вынули позвоночник, но заставили дальше жить. Его щеки еще не высохли от слез. Время от времени новая слезинка скользила по его щеке, словно требуя продолжения этого пира горести во время чумы сердца.
Джерард умер. И Фрэнк знал, что он сам тоже умер. Вместе с ним. И глупы те, кто скажет, что это пройдет. Как же глупы те, кто скажет, что время всё лечит! Они просто идиоты, если действительно так думают.
Машина, под которую Фрэнк только что чуть не попал, оглушительно засигналила.
- Придурок, ты чего под колеса лезешь! Мало тебе инвалидности, что ли?? – проорал в открытое окно водитель и умчался дальше.
Фрэнк поднял голову и огляделся. Он стоял возле дороги, на бордюре, которые ему так тяжело было переехать самостоятельно.
Мир вокруг резко потемнел. Нет, Фрэнк не упал в обморок, просто краски стали темнее. Всё покрылось толстым черно-белым слоем. Но черного почему-то было гораздо больше, чем белого.
И вдруг цветущие деревья вокруг него закружились, небо перевернулось, слезы снова хлынули из глаз, а простой бордюр показался непреодолимой горой. Вокруг все мешалось и вертелось, а Фрэнк обездвижено сидел в коляске. Его руки дрожали. Он не знал, что теперь делать.
Он думал, что так и не успел нарисовать Джерарда. Он хотел этого, больше чего бы то ни было на свете, хотел сильнее, чем жить, но не смог. Не успел. Теперь уже поздно.
Еще секунда и он сошел с ума.
Если бы он мог, он бы увидел, что под небом летают ангелы.
Но он не может...
Потому что он действительно сошел с ума.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
The little Chinese statue was the next item to come under the auctioneer's hammer. Lot 103 caused those quiet murmurings that always precede the sale of a masterpiece. The auctioneer's assistant | | | TheFireGame-FearStreet 1 страница |