1. Представители символизма. Становление акмеизма

1. Представители символизма. Становление акмеизма

Акмеи́зм («Адамизм») (от греч. άκμη — «высшая степень, вершина, цветение, цветущая пора») — литературное течение, противостоящее символизму и возникшее в начале XX века в России. Акмеисты провозглашали материальность, предметность тематики и образов, точность слова.

Становление акмеизма тесно связано с деятельностью «Цеха поэтов», центральными фигурами которого являлись основатели акмеизма Н. С. Гумилёв, А. Ахматова (которая являлась его секретарём и деятельным участником) и С. М. Городецкий.

Современники давали термину и иные толкования: Владимир Пяст видел его истоки в псевдониме Анны Ахматовой, по-латыни звучащем как «akmatus», некоторые указывали на его связь с греческим «akme» — «острие».

Термин «акмеизм» был предложен в 1912 Н. Гумилёвым и С. М. Городецким: по их мнению, на смену переживающему кризис символизму идёт направление, обобщающее опыт предшественников и выводящее поэта к новым вершинам творческих достижений.

Название для литературного течения, по свидетельству А. Белого, было выбрано в пылу полемики и не являлось вполне обоснованным: об «акмеизме» и «адамизме» в шутку заговорил Вячеслав Иванов, Николай Гумилёв подхватил случайно брошенные слова и окрестил акмеистами группу близких к себе поэтов.

В основе акмеизма лежало предпочтение к описанию реальной, земной жизни, однако её воспринимали внесоциально и внеисторически. Описывались мелочи жизни, предметный мир. Одарённый и честолюбивый организатор акмеизма мечтал о создании «направления направлений» — литературного движения, отражающего облик всей современной ему русской поэзии.

Символи́зм (фр. Symbolisme) — одно из крупнейших направлений в искусстве (в литературе, музыке и живописи), возникшее во Франции в 1870-80-х гг. и достигшее наибольшего развития на рубеже XIX и XX веков, прежде всего в самой Франции, Бельгии и России. Символисты радикально изменили не только различные виды искусства, но и само отношение к нему. Их экспериментаторский характер, стремление к новаторству, космополитизм и обширный диапазон влияний стали образцом для большинства современных направлений искусства. Символисты использовали символики, недосказанность, намеки, таинственность, загадочность. Основным настроением, улавливаемым символистами, являлся пессимизм, доходящий до отчаянья. Всё «природное» представало лишь «видимостью», не имеющей самостоятельного художественного значения.

в России — Валерий Брюсов, Александр Блок, Фёдор Сологуб, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Вячеслав Иванов,

2. Городской текст в лирике Блока (цикл Город)

Для Блока Петербург был поистине “действенным” городом, сильно и глубоко действовавшим на его художественное сознание. Блок - это наиболее “петербургский” из всех русских поэтов. Все его творчество проникнуто духом Петербурга, насыщено его атмосферой. Хотя Блок очень редко называет в своих стихах вещественные детали петербургского пейзажа, весь ландшафт его поэзии неотделим в нашем восприятии и представлении от этого пейзажа - от петербургских туманов, белых ночей, бледной зари, широкого течения Невы и свежего морского ветра. С громадной силой Блок сумел поэтически выразить свое чувство Петербурга.

Вот, к примеру, что писали о Блоке в 1908 году: “Александр Блок, поистине, может быть назван поэтом Невского проспекта... Блок - первый поэт этой бесплодной улицы. В нем - белые ночи Невского проспекта, и эта загадочность его женщин, и смуглость его видений, и прозрачность его обещаний. В России появились теперь поэмы города, но Блок - поэт одной только этой улицы, самой напевной, самой лирической изо всех мировых улиц. Идя по Невскому, переживаешь поэмы Блока - эти бескровные, и обманывающие, и томящие поэмы, которые читаешь, и не можешь остановиться”.

Стены фабрик, стёкла окон, Грязно-рыжее пальто, Развевающийся локон — Всё закатом залито.

3. Образ солнца в лирике Бальмонта

центральным образом его поэзии стало солнце - светило, никогда не стоящее на месте, по которому люди этой самое время измеряют. Зенита творчество Бальмонта достигает в сборниках начала 1900-ых: «Горящие здания» (1900), «Будем, как солнце» (1903). Мотив горения, солнечного света не оставляет его поэзию и потом; в 1917 г. он создал не знающую себе аналогов в мировой поэзии книгу «Сонеты солнца, меда и луны».В центре поэтического универсума Бальмонта находятся образы стихий света: огонь, солнце. Солнце только в представлениях людей - образ тепла и света. На самом деле это равнодушная стихия, царящая над миром. Поэт стремится шокировать публику своей демонической позой, «горящими зданиями» (образ, восходящий к «мировому пожару» Ф. Ницше). Автор поет «гимны» пороку, протягивает руку через века римскому императору-злодею Нерону. Эти образы, соседство с великими людьми-огнепоклонниками (Нерон, Ницше) проявляют отношение Бальмонта к миру. Он видит себя выше всех.Большинство соратников по перу сочли маскарадными «сверхчеловеческие» претензии Бальмонта в его стихах, чуждых «женственной природе» «поэта нежности и кротости». Разные люди по-разному трактовали символ солнца у Бальмонта. Вячеслав Иванов оправдывал максимализм стихов Бальмонта. Он видел в них желание резкими метафорами подчеркнуть силу неприятия любых правил и норм, стремление «утвердить бытие в крайностях тьмы и света».

Я в этот мир пришел чтоб видеть солнце

Строчка древнегреческого поэта которая позже превратилась в стих

Бальмонта часто называют стихийным поэтом. Оглавление любого бальмонтовского сборника позволяет увидеть излюбленные мотивы поэта: будем как солнце, гимн огню.

И как в великой грезе македонца

Царил над всей землею ум один

Так ты одно царишь над миром солнце

И мировой закатный наш рубин

4. 12 Блока-революционная поэма?

В "Двенадцати" Блок с величайшей страстью и громадным мастерством запечатлел открывшийся ему в романтических метелях и пожарах образ новой, свободной, революционной родины. Верный своим исконным представлениям о "России-буре", поэт понял и принял революцию как стихийный, неудержимый "мировой пожар", в очистительном огне которого должен испепелиться весь старый мир без остатка.
Такое понимание Октябрьской революции обусловило как сильные, так и слабые стороны поэмы "Двенадцать". В ней гениально передана оглушившая поэта музыка крушения старого мира. Разумное же, созидательное, творческое начало пролетарской революции, реальное содержание ее социалистической программы не получили в поэме достаточно полного и ясного отражения.
Поистине великолепен найденный Блоком сильный, смелый, свежий образ рухнувшего мира:

Стоит буржуй, как пес голодный.
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный.
Стоит за ним, поджавши хвост.

Замечателен сжатостью и энергией своего выражения провозглашенный Блоком чеканный лозунг (сразу же попавший на плакаты):

Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!

Но в героях поэмы — двенадцати красногвардейцах, вышедших на смертный бой во имя революции, — как они изображены Блоком, больше от анархической вольницы (тоже принимавшей участие в октябрьских событиях), нежели от авангарда рабочего класса, который под руководством партии большевиков обеспечил победу пролетарской революции. Однако из этого не следует делать вывод, что Блок чего-то недопонял или недоглядел. У него был свой замысел: показать, как вырвавшаяся на простор народная "буйная воля" обретает в революции путь и цель.
Доверив "двенадцати" дело исторического возмездия над старым миром, Блок ни в малейшей мере не хотел взять под сомнение искренность и силу революционного порыва своих буйных героев. Вопреки темным и слепым страстям, которые гнездятся в этих людях как наследие рабского прошлого (в этом смысл эпизода с убийством Петрухой Кати), героика революции, борьба за великую цель поднимают их на высоту нравственного и исторического подвига. Такова была мысль Блока, художественно выраженная в "Двенадцати*. Для него эти люди были героями революции, и он воздал им честь и славу — таким, какими их увидел.
Ясным и убедительным для первых читателей и слушателей "Двенадцати" оказался в поэме образ Христа, возглавляющего с красным флагом в руках победный марш красногвардейцев (хотя многие идеологи коммунистов этот образ осуждали). Блок исходил при этом из собственных представлений о раннем христианстве как бунтарской силе, сокрушившей в свое время старый языческий мир. Для Блока образ Христа — олицетворение новой всемирной и всечеловеческой религии — служил символом всеобщего обновления жизни и в таком значении появился в финале "Двенадцати", знаменуя идею того нового мира, во имя которого герои поэмы творят свое историческое возмездие над силами мира старого.
Блок признавал, что впереди красногвардейцев должен был идти кто-то "другой", но не мог найти иного образа такого же масштаба в том арсенале художественно-исторических образов, которым владел. Но каковы бы ни были намерения поэта, образ Христа все же вносит известный диссонанс в упрощенную революционную музыку поэмы
Таким образом, октябрьская поэма Блока — произведение, не свободное от серьезных противоречий. Но большое искусство живет не отразившимися в нем противоречиями сознания художника, а той правдой, которую он сказал (не мог не сказать!) людям.
В "Двенадцати" главное, основное и решающее, конечно, не идеалистическое заблуждение Блока, а его ясная вера в правоту народного дела, не его ограниченное представление о реальных движущих силах и конкретных задачах пролетарской революции, а тот высокий революционно-романтический пафос, которым всецело проникнута поэма. "Вдаль идут державным шагом..." — сказано о ее героях. Именно вдаль — то есть в далекое будущее, и именно державным шагом — то есть как новые хозяева жизни. Это и есть идейный центр поэмы. А то, каким это "будущее" окажется, поэт знать не мог.
Печать бурного революционного времени лежит на стиле и языке "Двенадцати". В самих ритмах и интонациях поэмы, в напряженности и прерывистости ее стихового темпа отозвался шум крушения старого мира. Новое содержание потребовало и новой стихотворной формы, и Блок, резко изменив свою обычную творческую манеру, обратился в "Двенадцати" к народным, песенно-частушечным формам стиха, к живой, грубоватой разговорной речи петроградской улицы тех революционных дней, к языку лозунгов и прокламаций.
Александр Блок мечтал о том, что будущий его читатель ("юноша веселый") простит ему "угрюмство" и увидит в его поэзии торжество добра, света и свободы, что он сумеет почерпнуть в его стихах "о будущем" силы для жизни:

... есть ответ в моих стихах тревожных:
Их тайный жар тебе поможет жить.

Так и случилось. Как все истинно великое и прекрасное в искусстве, поэзия Блока с ее правдой, искренностью, тайным жаром и магической музыкой помогает и всегда будет помогать людям жить, любить, творить и бороться.

5. Драматизм Горького -Дети солнца, Дачники, Варвары.

Рождение драматургии Максима Горького совпало с началом революционного подъёма в России, и это совпадение не было случайным. Театр стал для Горького прежде всего трибуной, с которой можно было обратиться с революционной проповедью непосредственно к тысячам и десяткам тысяч людей. Отсюда и выросли такие качества горьковской драматургии, как открытая и страстная политическая направленность, воинственный, наступательный дух.

Не менее значима (особенно для дооктябрьского творчества) была для Горького «вечная тема» – человек в его связях с природой, с вселенной.

Пьесы Горького (до Октября им было завершено 13 пьес) затрагивали острые вопросы современной жизни. Речь в них шла о социальных и нравственных устоях буржуазного общества, о деградации личности в нем, о борьбе в мире труда и капитала, о судьбах русской интеллигенции.

После «На дне» Горький пишет пьесу «Дачники» (1904), посвященную идейному расслоению демократической интеллигенции. Часть ее стремилась к активной связи с народом, часть же стала мечтать после голодной и беспокойной юности об отдыхе и покое, утверждая при этом, что необходима мирная эволюция общества, которое нуждается «в благожелательных людях», а не в бунтарях. Это было одно из первых произведений о новом – после спора марксистов с народниками – расколе среди интеллигенции. Интеллигенты-ренегаты все активнее переходили в лагерь буржуазии. Не удовлетворенная «новыми идеалами» Варвара Басова приходила к горькому выводу: «Интеллигенция – это не мы! Мы что-то другое… Мы – дачники в нашей стране… какие-то приезжие люди».

Одновременно пьеса в заостренной форме затрагивала вопросы современного искусства. Горький отверг и бескрылый реализм, представленный творчеством писателя Шалимова, изменившего заветам своей молодости, и «чистое искусство», сторонники которого провозглашали независимость искусства от жизни и воспевали отвлеченную красоту. Утверждение такой независимости на деле обретало весьма четкие социальные очертания: поэтесса Калерия явно обнаруживает неприязнь к народу, в котором видит варвара, желающего быть только сытым.

В пьесе, полной намеков на выступления апологетов буржуазного мира, Горький обращался к интеллигенции с весьма актуальным вопросом – с кем она, чьи интересы защищает?

Удар, нанесенный Горьким буржуазной интеллигенции, был меток. Ренегаты, и в первую очередь проповедники идеалистической философии и представители модернистского искусства, узнавали себя в персонажах пьесы. Премьера «Дачников» в Театре В. Ф. Комиссаржевской 10 ноября 1904 г. едва не стала литературным скандалом. Ряд писателей и критиков попытался после первого акта ошикать пьесу, но это вызвало живой протест публики.

Постановка доставила драматургу большое удовлетворение, подчеркнув общественную значимость его выступления. «Никогда я не испытывал и едва ли испытаю когда-нибудь в такой мере и с такой глубиной, – писал он, – свою силу, свое значение в жизни, как в тот момент, когда после третьего акта стоял у самой рампы, весь охваченный буйной радостью, не наклоняя головы пред „публикой“, готовый на все безумства – если б только кто-нибудь шикнул мне.

Поняли и – не шикнули. Только одни аплодисменты и уходящий из зала „Мир искусства“».

Модернисты приняли вызов драматурга. После появления «Дачников» началась ожесточенная борьба с Горьким и возглавляемым им литературным течением.

Следующие горьковские пьесы об интеллигенции в свою очередь говорили об отрыве значительной части ее от жизни народа и о глубокой пропасти, возникшей между культурным обществом и все еще лишенными культуры народными массами. Это особенно ярко было выражено в «Детях солнца» (1905).

«Если разрыв воли и разума является тяжкой драмой жизни индивидуума, – писал Горький, – в жизни народа этот разрыв – трагедия». Вновь обратившись в своей пьесе к проблеме разума и слепоты ума, Горький, однако, не дал ответа на вопрос, как может быть преодолен разрыв между ними. Отсутствие такого ответа нередко приводило режиссеров к одностороннему сценическому истолкованию пьесы, к возложению всей исторической вины на «детей солнца». Позднее, в 1907 г., Горький писал А. В. Луначарскому: «Мысль ваша о революционерах, как о мосте, единственно способном соединить культуру с народными массами, и о сдерживающей роли революционера – мысль родная и близкая мне, она меня давно тревожит <…> В „Детях солнца“ я вертелся около этой мысли, но – не сумел формулировать ее и – не мог. Ибо – кто среди моих „Детей солнца“ – способен почувствовать эту мысль и эту задачу? Она должна родиться в уме и сердце пролетария, должна быть сказана его устами – не так ли? И конечно, он ее расширит, он ее углубит».

Таким образом, Горький столкнулся в своей пьесе с той же проблемой, что и в «На дне». Среди «детей солнца» не могло оказаться того героя, который сказал бы выразительно о возможности живого приобщения народа к культуре. Этот герой появится в пьесе «Враги» и в романе «Мать».

Известно, что многие афоризмы из «Мещан» и «На дне» немедленно подхватывались и распространялись в качестве революционных лозунгов. Известно, что главная сцена «Дачников», изображающая столкновение двух враждебных друг другу отрядов интеллигенции, воспринималась как политический митинг и вызывала бурную реакцию в зрительном зале. И содержание, и форма первых пьес Горького могут быть полностью поняты в том случае, если они берутся в связи с исторической обстановкой, которая их породила, — с обстановкой начавшегося движения самих масс, когда миллионы людей, сбрасывая с себя ярмо приниженности и покорности, выпрямлялись и становились борцами.

6. Лирическое и эпическое в поэме Есенина Анна Снегина

Поэма представляет в некоторой степени итоговое произведение, в котором поэт обобщил свои представления о жизни народа, о революции, о русской деревне, наконец, выразил свое отношение к любви. Все это связано с образом лирического героя.
Перед нами сюжет о взаимоотношениях крестьянского юноши, потом известного поэта Сергея и дочери помещицы, затем эмигрантки Анны Снегиной. Лирическая история их чувств, которым не суждено было стать любовью.
Когда я читала поэму, то не переставала восхищаться мастерством поэта в изображении чувств своих героев. Вся лирическая линия — это череда внутренних состояний. В шестнадцать лет — безответное чувство:

Мы все в эти годы любили,
Но мало любили нас.

Семнадцатый год. Сергей приезжает в деревню и узнает, что Анна замужем, но сердце его спокойно, любви нет:

Ничто не пробилось мне в душу,
Ничто не смутило меня.
Струилися запахи сладко,
И в мыслях был пьяный туман...
Теперь бы с красивой солдаткой
Завесть хорошо роман.

После болезни Сергея происходит его встреча с Анной. Есенин передает смущение героя, его интуитивное влечение к женщине. Причем все это раскрывается опосредованно: через деталь поведения (“Не знаю, зачем я трогал / Перчатки ее и шаль”), догадку героя о своем чувстве (“По-странному был я полон / Наплывом шестнадцати лет”), через состояние природы, тоже странное и безотчетное (“Луна хохотала, как клоун”), посредством поэтической лексики (“не знаю”, “загадка”, “туманилась даль”).
Далее следует уже определенность: после гибели на фронте мужа Анна бросает Сергею обидные слова:

Вы — жалкий и низкий трусишка.
Он умер...
А вы вот здесь...

Проходит время, и герои встречаются у мельника. Звучит ностальгия по любви:

...Мы с вами сидели вместе...
Нам по шестнадцать лет...

А затем Сергей получает письмо Анны из эмиграции. И опять нам не ясно: то ли это признание в любви, то ли легкая влюбленность:

Но вы мне по-прежнему милы...

И только в последних строчках наступает момент открытия любви:

Мы все в эти годы любили,
Но значит,
Любили и нас.

Есенин блестяще описал любовь-намек, недосказанное и нереализованное чувство. Кроме того, в 1925 году героиня-эмигрантка, согласно классовой идеологии, должна была быть врагом. Анна же любимая женщина, близкая и родная.
Как и во всей лирике Есенина, в поэме чувства и личная судьба героев соизмеряются с судьбой России. Есенин пишет о судьбе русской деревни. Эта эпическая линия выдержана в реалистических традициях.
Империалистическая война принесла горе в русскую деревню:

И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек!

Не оправдалась и вера русского крестьянина в революцию. Старуха мельничиха рассказывает Сергею о том, что “пропала Расея, пропала”:

Прогнали царя,
Так вот
Посыпались все напасти
На наш неразумный народ.

А война двух деревень — Радово и Криуши — представляет собой, как мне кажется, модель гражданской войны.
Создавая образы крестьян, Есенин особо выделяет деревенского вожака Прона Оглоблина. В чем-то он продолжает тему русского бунта, начатую в “Пугачеве”. Если в мельничихе подчеркивается традиционное начало, то Оглоблин представляет собой то новое, что принесла революция в деревню: стихию убийства, мятежа. Но Прон погибает, а на смену ему приходит другой Оглоблин. Это Лабутя, хвастун, трус, живущий “не мозоля рук”. Таков итог революционного преобразования в деревне.
Лирическое и эпическое в поэме тесно переплетены. Судьбы Сергея и Анны связаны с русской деревней не только событийно. Оба они дети России. Поэтому, я думаю, главная идея поэмы — судьба человека в ее неразрывной связи с судьбой Отечества.

7. Библейские мотивы в прозе Андреева

Одним из первых, кто затронул отношение Христа и Иуды, был Леонид Андреев, написавший в 1907 году повесть "Иуда Искариот".

В ней своеобразно пересказывается библейская история. Автор изображает учеников Христа трусливыми и никчёмными, заботящимися лишь о своём благополучии. Иуда же выступает как правдолюбец, через смерть Иисуса и свою собственную пытающийся вернуть людей на путь истинный, заставить их обратиться к вечным ценностям и пониманию вероучения Христа, но делает это через предательство. Иуда бросает дерзкий вызов всему укоренившемуся, привычному общественному укладу, но большей частью он воинствующий индивидуалист, убежденный в собственной неповторимости, ради надуманной идеи готовый погубить себя и других.

Иуда дерзок, умен, хитер. Виртуозно использует он эти свои качества, чтобы откровенно и цинично интриговать и насмехаться над учениками Христа. Но при внимательном рассмотрении понимаешь, что с полным основанием этого самовлюбленного интригана можно назвать гордым, смелым борцом с "неизбывной человеческой глупостью": такими недалекими оказываются ближайшие ученики Христа.

Неоднократно подчеркивается двойственность не только лица Иуды, но и его суждений, внутренних переживаний. На все идет Иуда, чтобы привлечь внимание и завоевать любовь Учителя. Пробовал вести себя вызывающе, но не нашел одобрения. Стал мягким и покладистым - и это не помогло приблизиться к Иисусу. Не один раз, "одержимый безумным страхом за Иисуса", он спасал его от преследований толпы и возможной смерти. Неоднократно демонстрировал свои организаторские и хозяйственные способности, блистал умом, однако встать рядом с Христом на земле ему не удалось. Так возникло желание быть возле Иисуса в царствии небесном.

Пожалуй, ничто так не привлекает людей в вере, как ореол мученичества. Именно на это и рассчитывал Иуда, разыгрывая столь страшную трагедию. Вряд ли большую роль в его поступке сыграла судьба, потому что от начала и до конца Иуда Леонида Андреева действует осмысленно. Своим поступком он подверг учеников Христа своеобразной "проверке на прочность", поставил их в такое положение, когда они должны были точно определить свое отношение к Христу, получается, что Иуда намного лучше других учеников понимал Христа, и его действия были просто необходимы для утверждения учения Иисуса. Так кто же такой Иуда: предатель или верный ученик? Очевидно одно: Андреев дает возможность поразмышлять над тем, что, казалось бы, не может быть подвергнуто переоценке.

Отношения Иисуса и Иуды, по мифу антиподов во всем, у Андреева лишены прямого антагонизма. Оба стремятся к одному — возрождению человечества. Более того, несомненная симпатия отдана Искариоту, причем в ситуации совершаемого им предательства. Ну как тут не заподозрить реабилитации самого низкого порока! В этом и упрекали писателя. Он, однако, обнаружил совершенно не свойственные библейской легенде истоки и характер поведения Иуды.

Многое в повести может показаться странным. Поначалу Иуда выглядит циничным, лживым, потом вдруг резко меняется, превращаясь в гордую и трагическую фигуру. Поражает двойственность его поступков и переживаний. Искариот всю жизнь отдал поискам «самого лучшего человека», а найдя свой идеал в Учителе, обрек его на мучительную смерть. Но, «одной рукой предавая Иисуса, другой рукой Иуда старательно искал, как расстроить свои собственные планы», окружал несчастного искренней страдальческой любовью. Увидев восторженную встречу, оказанную Иисусу, Иуда бросает жестокие слова: «Если он прав, <...> тогда я сам должен его удушить, чтобы сделать правду». Вместе с тем теряет сон от одной радостной мысли, что идея Иисуса может реализоваться. По мере приближения гибели Учителя в душе Иуды растет «смертельная скорбь». А после распятия он делает пугающее признание: «Осуществились ужас и мечты». Противоречия, лежащие в основе этого образа, предельные, но глубоко мотивированные в повести.

Иуда пришел, чтобы поразить Иисуса правдой о темной, грешной земле и найти силу ее преображения. Новый ученик откровенно «демонстрирует» всеобщую ложь, жестокость, бесчестность, для убедительности даже притворяясь носителем тех же пороков. Надежда владеет им: Учитель сам «порубит секирою сухую смоковницу», совершит чудо — исцелит людей от скверны. Сын божеский разрушает эту мечту, продолжая лишь проповедовать добро. Несовместимость страстного желания Искариота сотрясти мир с всепрощением Иисуса достигает высшей точки. Тогда Искариот и ступает на страшный для себя путь: отдает Назарета на страдания, которые пробудят в народе веру и совесть, т. е. жертвует своей любовью и занимает навсегда подлое место «возле Иисуса».

Таков исток раздвоения, потрясений «предателя поневоле». Он не соглашается на временное, случайное подчинение людей высшему началу, хочет полного их очищения. Вот откуда проистекает фраза: «...я сам должен его удушить, чтобы сделать правду». Но постоянно, вплоть до смерти Иисуса, Иуда жаждет его спасения. То молит самого Учителя о чуде. То ищет сопротивления готовящейся казни извне. Однако главное противоречие так и не оставляет Искариота. Он страстно хочет протеста горожан, даже тюремщиков против убийства и боится отсрочки великого перелома в их сознании, возможного лишь в ответ на жертвенные муки Иисуса. Потому для Иуды соединяются «ужас и мечты», рождается трагическая необходимость «поднять на кресте любовью распятую любовь».

Четко прочерчена в повести граница между двумя главными героями. Иисус несет великую светлую идею преображения жизни, но ничего не понимает «в людях, в борьбе». Иуда обладает душой, которую смело «бросает в огонь, когда захочет», способностью порвать «ту тонкую пленку, что застилает глаза человеку», отстоять «беспощадную истину», чтобы в будущем «поднять землю» к солнцу.

В повести, созданной по евангелистскому сюжету, легко читается реакция Андреева на события текущего времени. Писатель доносит во всей их остроте свои чувства: ненависть к жестоким и ухищренным в политике властям (первосвященник Анна и его приспешники), болезненное восприятие темных бессознательных горожан и селян, иронию по отношению к части интеллигенции, ищущей только для себя место под солнцем (ученики Иисуса), и — мечту о подвижниках, жертвующих собой во имя спасения человечества. Но конкретно-временные акценты лишь доля достигнутых в повести обобщений.

Обращение к мифу позволяет избежать частностей, сделать каждого героя носителем сущностных проявлений самой жизни на ее изломе, крутом повороте. Элементы библейской поэтики (скажем, многообещающее «И вот пришел Иуда...») усиливают весомость каждого малого эпизода. Цитаты из высказываний древних мудрецов придают всеэпохальный смысл происходящему. По такой «канве» выткан контрастный «рисунок» повествования, где все подчинено противоборству идей и настроений общечеловеческого звучания. Каждая краска или деталь «работает» на раскрытие бытия в целом. Так разросся андреевский метафорический ряд (тьма и свет, ночь и день, дышащие холодом горы, камни на пути Иуды, окаменелая мысль каменеющей головы...).

8. Черты экспрессионизма в рассказах Андреева 900-х годов

Экспрессионизм - направление в искусстве в 10-20 годах XX-го века. Стиль зародился в Германии. Цель - выражение СУТИ жизни вместо изображения действительности. Экспрессионисты видят мир в беспокойном движении, в хаотическом столкновении сил.

Черты экспрессионизма органично вошли в художественные языки многих крупных писателей и драматургов второй пол. ХХ в. Они характерны и для драматических произведений Л. Андреева. В его произведениях отражено иррациональное состояние души автора, трагические и экзистенциально-драматические спектры: тревога, страх, безысходность, тоска, нервозность, разобщенность, повышенной эмоциональность, болезненной страстность, глубокой неудовлетворенность, ностальгия.

Необыкновенно популярный в свое время, Леонид Андреев становится все более и более интересным для современного читателя. В подходе писателя к сложной проблеме бытия, в том, как трагически он воспринимает жизненные противоречия, отражается стремление обратиться к сознанию читателя, пробудить в нем чувство неприятия зла, рассеянного по миру.

Л.Н. Андреев пришел в драматургию, будучи известным писателем - прозаиком. Постоянный "дух исканий", стремление оторваться от быта и проникнуть в область "коренных вопросов духа", непримиримость ко всякому угнетению и глубокое сочувствие к людям одиноким и бесприютным в этом странном мире собственничества, - все это привлекало А.М. Горького в творчестве того, кого он спустя много лет назвал "единственным другом среди литераторов". Горький видел в драме Л.Андреева "Жизнь человека", написанной в 1906 году, мотивы протеста против буржуазных отношений, гневного отрицания затхлого буржуазного бытия, но андреевскую пессимистическую концепцию человека он отрицал самым решительным образом.

"Жизнью Человека" начинается новый этап в творчестве писателя. Если до сих пор Андреев шел за Горьким, то теперь с каждым последующим произведением все дальше отходит от писателей передового лагеря и от реализма. "Мне не важно, - писал Андреев в письме к Чуковскому в 1902 году, - кто он, герой моих произведений. Мне важно только одно - что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни". Исходя из этого принципа, писатель в своей драме задается целью показать жизнь Человека вообще, жизнь всякого человека, лишенную примет эпохи, страны, социальной среды. Андреевский человек-схема, общечеловек, во всем подобен другим людям, с неотвратимой непреложностью покорно совершающим одинаковый для всех круг железного предначертания.

http://jentille.nm.ru/a/16.htm

9. Мотивы и образ в ранней лирике Есенина

Ранняя лирика Есенина Главной темой лирики Есенина всегда была любовь к России. Причем не абстрактное восхищение красотами природы, свойственное городским жителям, а теплая, живая любовь к деревне, к сельской природе. Его ранняя лирика носит религиозный характер, и огромную роль играют в ней по-своему осмысленные библейские образы. Россия предстает землей обетованной, освященной свыше, пользующейся прямым покровителем Бога: Земля моя золотая! Осенний светлый храм! Христианство в ранней лирике Есенина носит народный характер. Традиции идут скорее не от Библии, и не от книжной культуры Православия, а от православия народного. Чисто формально используются мотивы и образы, характерные для полуапокрифического жанра духовных стихов, да и для народного фольклора вообще. Народное православие с самых древних времен причудливо переплелось с язычеством. В каждом нищем-бродяге может жить сам Христос, и его можно пожалеть, как брата: И может быть пройду я мимо И не замечу в тайный час. Что в елях крылья херувима, А под пеньком голодный Спас. Вся природа, как и характерно для языческого сознания, предстает одушевленной, мистически преобразованной, антропоморфной. О язычестве раннего Есенина говорит и название его первой книги Радуница. Радуница это церковный праздник поминовения усопших, восходящий к дохристианскому празднованию в честь Рода, божества-предка. Богородица сливается с образом богини-матери, земли, творящей силы природы. Спас также предстает чуть ли не языческим божеством. Лирический герой ранней лирики Есенина откровенный язычник: Счастлив, кто в радости убогой. Живя без друга и врага. Пройдет проселочной дорогой, Молясь на копны и стога. И природа, на которую он молится, одушевляется, наделяется качествами, свойственными только человеку, а сам человек растворяется в ней и теряет личные качества. Стихи Есенина это заклинание природы, они переполнены прямыми обращениями: Зеленая прическа, Девическая грудь,

10. Футуризм как явление русского авангарда

Русский футуризм первоначально возник как школа в живописи, а свое название получил от латинского futurum – будущее. С началом русского литературного футуризма связывают возникновение в 1909 году группы художников и поэтов «Гилея» («Будетляне»).

Главное влияние на русский футуризм оказала итальянская авангардистская поэзия начала 20 века, связанная с именем Филиппо Маринетти. Именно в его манифесте, опубликованном в феврале 1909 года, впервые появилось слово «футуризм». В своем манифесте Маринетти писал: «Нет шедевров без агрессивности... Мы хотим прославить войну – единственную гигиену мира, разрушить музеи, библиотеки». Маринетти призывал разрушить синтаксис, отменить знаки препинания, отказаться от того, чтобы быть понятым. Свой манифест он заканчивал так: «Будем смело творить «безобразное» в литературе... Надо ежедневно плевать на Алтарь искусства».

В русском литературном футуризме обозначились два течения: эгофутуризм и кубофутуризм. Группу эгофутуристов возглавлял Игорь Северянин (Игорь Васильевич Лотарёв), но их творчество было скорее плохим подражанием акмеизму, поэтому эгофутуризм оказался течением бесплодным. Кубофутуризм воспринял некоторые идеи итальянского футуризма, но отказался от чрезмерной агрессивности. В русском футуризме было скорее бунтарское начало, нежели агрессивное.

В группу кубофутуристов «Гилея» вошли Давид Бурлюк, Велимир Хлебников, Алексей Крученых, Василий Каменский, Владимир Маяковский. Они выступили со сборниками «Садок судей» (1910), «Пощёчина общественному вкусу» (1912), «Дохлая луна» (1913). В предисловии к сборнику «Пощечина общественному вкусу», которое подписали Бурлюк, Крученых, Маяковский и Хлебников, говорилось: «Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода Современности. Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней». Это был бунт против всех поэтических норм и традиций в искусстве. Свою задачу футуристы видели не только в том, чтобы поразить воображение читателя, но и передать общую атмосферу современной жизни с ее убыстряющимися темпами.

Для эстетики футуризма было характерно:

1. отрицание гармонии;

2. деэстетизация творчества («Улица провалилась, как нос сифилитика...»);

3. преобладание формы над содержанием;

4. попытка создать некий «заумный язык», многочисленные неологизмы (слова, созданные автором): «крылышкуя», «лебедиво», «зинзивер», «времирей», «смеянствуют». Чтобы найти новый смысл в слове, футуристы разлагали слово: n: х;

5. искусство футуристов было направлено не к человеку, а от него;

6. телеграфный синтаксис – отсутствие знаков препинания.

Деформируя действительность, футуристы стремились подчеркнуть дисгармонию мира. Однако энергия разрушения привела к тому, что искусство футуризма стало носить античеловеческий характер. Слишком радикальные высказывания футуристов отпугивали широкого читателя, а «заумный язык», который они изобретали, так и не стал языком будущего. Футуристы хотели пройти от нуля к бесконечности, но прошли обратный путь, потому что человек без прошлого напоминает бабочку-однодневку, родившуюся на заре и умирающую к вечеру. В 1914 году русский футуризм тихо скончался, не оставив наследника.

11. Маяковский Облако в штанах

“Облако в штанах” Вл. Маяковского – центральное произведение в дооктябрьском творчестве, т.к. оно наиболее полно отражает особенности его поэтики и мироощущения в этот период. В произведении звучат все основные темы и мотивы лирики десятых годов: мотив будущего, мечта о преображении мира, протест против рутинного искусства, разоблачение основ общественного устройства жизни, решительное неприятие настоящего, трагическое одиночество во враждебном мире, невозможность идеальной любви и страстная мечта о гармоническом чувстве. Поэма Маяковского вбирает и одновременно развязывает узлы многих противоречий, которые охватывают как общество в особое “взрывоопасное” время, так и человеческую личность. Это определяет место произведения в школьных программах по литературе XX века, ставит перед учителями-словесниками важные научно-методические проблемы. Вместе с тем, оно дает учителю большие возможности в плане формирования духовной культуры подростка.

В заглавии не только желание удивить читателя, эпатировать его – в нем заложен своеобразный дуализм художественного мира поэмы. С “облаком в штанах” ассоциируется лирический герой. Облако – это нечто невесомое, белое и сияющее. Это образ горнего мира, с одной стороны, и вечно меняющийся, принимающий самые причудливые формы образ земного существования. Облако может быть похоже на что угодно, его природа подвержена изменениям, а назначение – исчезнуть, растаять, иногда не выполнив своего прямого предназначения: превратиться в тучу и пролиться на землю живительным дождем. Используя термин Л.С. Выготского, можно сказать, что в поэме дан источник эстетической реакции для читателя – два полюса, которые вызывают у него противоположные эмоции. В поэме это контрастные образы, эмоционально противоположные мотивы, противостояние цветов палитры, звуковых рядов.

В поэме лирический герой явный нигилист. Примеров этому утверждению в тексте более чем достаточно. Он не просто отрицает, иногда даже глумится над устоявшимися взглядами, авторитетами. Однако, он – облако, поэтому в нем самым парадоксальным образом уживается наряду с нигилизмом страстное стремление к Идеалу. Это стремление находит свое выражение в формах исповеди и проповеди, именно такие жанровые формы приобретает поэма в некоторых своих фрагментах.

12. Лирическая героиня первых произведений Ахматовой

Ахматова признавалась: «Стихи — это рыдание над жизнью». Поэтому ее лирическая героиня скорбна и трогательно проста. Не случайно Ахматова, примкнувшая к акмеистам, разделяла их убеждения в том, что поэзию следует сблизить с жизнью. Любовь уже в ранних ее сборниках — чувство абсолютно земное, лишенное мистической потусторонности. Уже в ранней лирике Ахматовой есть дар передавать сложнейшие психологические состояния любви через предметы, вещный мир, через жесты, детали.

И Ахматовой нужно было, чтоб толкование хотя бы не было очевидным. Ей необходимо было затруднить понимание своих вещей. Потому что суть акмеизма глубоко индивидуалистическая, можно сказать - сверхиндивидуалистическая.

Со страниц ахматовских сборников перед нами раскрывается живая и глубоко чувствительная душа реальной, земной женщины, которая по-настоящему плачет и смеется, огорчается и приходит в восторг, надеется и разочаровывается. Весь этот калейдоскоп привычных чувств при каждом новом взгляде высвечивает все новые узоры восприимчивой и отзывчивой души поэта.

Смысловое содержание текстов, говорящее об образности житейских хитросплетений, только на первый взгляд кажется простым и приземленным. Но на самом деле обыденные вещи, переплетаясь сцеплением мотиваций, передают тонкое чувствование целостности мира, придавая поэтике новые эстетические грани.

В поэзии А. Ахматовой, атрибутом лирического героя становится само пространство, в котором он пребывает. Будь-то дом или келья, комната или храм – все переплетается и образует единую, гармоничную картину, в которой все, что окружает главного героя, становится его дополнением. И кажется, что окружающая реальность своим настойчивым присутствием говорит об одиночестве души лирического героя и о неминуемой разлуке на жизненном пути. В некоторых произведениях гнетущее одиночество женской души подчеркивается отождествлениями. Например, могила и одинокая женская постель:

На Казанском или на Волковом Время землю пришло покупать. Ах! Под небом северным шелковым так легко, так прохладно спать.

Лирический герой - это облик личности и тот строй мыслей и чувств, который возникает в произведениях того или иного поэта. Какова же лирическая героиня А. Ахматовой? Пожалуй, одной из главнейших ее особенностей является какая-то подчеркнутая зримость. Черты наружности поэта - ахматовская шаль, ахматовская стройность и худоба, ахматовская челка - перекочевали в стихи, мы, читая их, в результате можем себе представить вполне конкретного человека:

Глаза рассеянно глядят

И больше никогда не плачут.

И кажется лицо бледней

От лиловеющего шелка,

Почти доходит до бровей

Моя незавитая челка.

Женщина, о которой пишет А. Ахматова, - прекрасна и печальна. Печаль ее - любовь. Неразделенная любовь - это чувство пронизывает ахматовские стихи. Любовь - это всегда боль, всегда трудно. Потому что не всем дано любить, и лирической героине просто некуда деться со своей любовью. Поэтому лирическая героиня, по сути дела, бездомна («ах, я дома, как не дома»), все дома, в которых она могла бы жить, оказываются потерянными: Волынки вдали замирают, Снег летит, как вишневый цвет. И видно, никто не знает, Что белого дома нет. Неразделенная любовь становится источником творчества. Самая существенная черта лирической героини А. Ахматовой - то, что она - поэт. Поэтическое творчество постоянно сопровождает ее жизнь, являясь ее главным содержанием. В поэзии находят разрешение муки любви, и поэзия же является единственным способом сохранить то, что пережито:

Тяжела ты, любовная память!

Мне в дыму твоем петь и гореть.

Память, осуществляющая связь времен, - основа судьбы поэта. Для лирической героини А. Ахматовой важна не только «любовная память», но прежде всего память истории и память культуры. Пережив исторические катаклизмы, лирическая героиня А. Ахматовой понимает, что именно тогда, «когда погребают эпоху», - «слышно, как время идет», именно в эти моменты возникает необходимость показать, что погребенная эпоха не исчезла, прошлое присутствует в настоящем. Поэтому в поэме «В сороковом году», в самом названии которой - дата огромного социального катаклизма, воскресают уже прошедшие войны - Англо-бурская («с винтовками буры»), Первая мировая («Варяг» и «Кореец» ушли на восток»). Лирическая героиня А. Ахматовой не зря называет себя китежанкой - ведь в граде Китеже колокола начинали звенеть накануне великих бедствий. Действительно, лирическую героиню А. Ахматовой можно назвать пророчицей. Как и всех больших поэтов, ее одолевают предчувствия, которые неуклонно сбываются:

Я гибель накликала милым,

И гибли один за другим.

О горе мне!

Эти могилы

Предсказаны словом моим.

Итак, поэтическое слово возвращает прошлое и предсказывает будущее. Именно поэтому в конце своей жизни А. Ахматова скажет: «Я никогда не переставала писать стихи. Для меня в них - связь с моим временем, с новой жизнью моего народа... Я счастлива, что жила эти годы и видела события, которым не было равных».

13. Повесть Бунина деревня

Повесть «Деревня» — одно из первых крупных прозаических произведений И.А. Бунина, которое сразу же поставило его в один ряд с известнейшими писателями начала XX века.

В центре повести — судьба двух братьев Красовых: Тихона и Кузьмы. Оба они потомки крепостных. Однако в новых экономических условиях Тихон, человек с волевым характером, быстро пошел в гору и выкупил то самое имение, хозяин которого когда-то затравил борзыми его прадеда. Став владельцем Дурновки (говорящее название деревни напоминает о нелепостях и контрастах русской жизни в целом), Тихон Ильич показал себя властным хозяином: «Ястребом следил за каждой пядью земли».

Через описание жизни братьев Красовых и других героев повести вырисовывается панорамная картина быта и нравов русского народа: кругом царят нищета, суеверия, ходят слухи о предстоящих бунтах. Однако Бунин, как известно, был противником социальных революций и всеми силами старался примирить интересы барина и мужика, полагая, что жизнь зажиточного крестьянина и обедневшего дворянина в России примерно одинакова.

Неустроенность русской жизни ярко подчеркивает в повести интерьер. В доме Тихона Ильича лежит в прихожей грязная тяжелая попона, а два больших дивана переполнены живыми и раздавленными высохшими клопами. Что же говорить об избе бедного крестьянина, которую описывает И.А. Бунин на примере жилища Серого, где нет света, люди живут в одном помещении со скотиной, а посреди избы корчится в люльке от крика голодный младенец.

Брат Тихона Кузьма — человек менее практичный. По убеждениям он анархист, пишет стихи. Передавая ему управление имением, Тихон думает: «Ненадежен брат, пустой, кажись, человек, ну да покуда сойдет!»

В спорах Кузьмы и Балашкина И.А. Бунин пытается воплотить полемику о русском народе.

Кузьма часто задумывается о том, для чего он живет на свете, и с горечью осознает свое беспросветное одиночество.

Особую роль в повести играет образ Молодой, которую по своей хозяйской прихоти силой взял Тихон Ильич, затем опозорили мещане. Этот образ бесправной русской женщины, затравленной нищетой, тяжелым физическим трудом и неволей.

Изнасиловав Молодую, Тихон Ильич проявляет мнимую заботу о ней. Помогая убраться в мир иной ее первому мужу, жестоко избивавшему женщину, он выдает ее замуж за Дениску, посулив богатое приданое. Эта свадьба, по сути, никому не нужна. Молодая — женщина спокойная, хозяйственная. У нее от природы доброе сердце. Об этом свидетельствует ее отношение к старенькому Иванушке, которого она ласково, заботливо кормит. «Она улыбалась только ему одному», - пишет И.А. Бунин. Сколько же нерастраченных нежных чувств скрывается в сердце этой женщины, которую не балует судьба.

Узнав о предстоящей свадьбе с Дениской, Молодая сначала соглашается на нее, чтобы хоть как-то устроить свою судьбу. Молодоженам дарят подарки, к свадьбе зарезали свинью. В последний момент Кузьма, отговаривавший Молодую от этого замужества, спрашивает ее: «Может, кинуть всю эту историю?» Однако та чувствует, что отказаться неловко, так как из-за нее уже понесли расходы.

В сцене венчания еще нелепее выглядит эта идея никому ненужной свадьбы. Боль и грусть слышны в словах автора, когда он пишет: «И рука Молодой, казавшейся в венце еще красивей и мертвее, дрожала, и воск тающей свечи капал на оборки ее голубого платья...».

Авторская тревога за судьбу Молодой в этом неравном браке сопряжена с болью за судьбу России. Деревня Дурновка в повести символизирует, по сути, всю нашу многострадальную страну. А центральные персонажи произведения — братья Красовы — две стороны российской жизни: стремление из деревни в город, а из города в деревню.

14. Тема любви в рассказах бунина

Для Бунина истинная любовь сродни вечной красоте природы, а подлинно прекрасно только естественное, ненадуманное чувство. Бунин не скрывает, что возвышенная любовь приносит не только радость, но зачастую таит в себе муки разочарования и смерть. В одном из писем он сам объяснял, почему антитеза любви и смерти так часто звучит в его творчестве, и не просто объяснял, а убедительно доказывал: “Неужели вы еще не знаете, что любовь и смерть связаны неразрывно. Каждый раз, когда я переживал любовную катастрофу, а их, этих любовных катастроф, было немало в моей жизни, вернее, почти каждая моя любовь была катастрофой, я был близок к самоубийству”.
Подобную историю трагичной любви Бунин поведал в небольшом рассказе “Солнечный удар”. Случайное знакомство на пароходе, обычное дорожное приключение, мимолетная встреча, закончившаяся трагедией для его участников. “Никогда, ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было да и не будет больше. На меня точно затмение нашло. Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара”,— признается героиня рассказа, “маленькая безымянная женщина, так и не назвавшая своего имени”. Но этот удар пока еще не коснулся героя. Проводив свою знакомую и беззаботно вернувшись в гостиницу, поручик вдруг почувствовал, что сердце его “сжалось непонятной нежностью” при воспоминании о ней. Когда же он понял, что потерял ее навеки, “он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без нее, что его охватил ужас отчаяния”. Пораженный, словно ударом, этой неожиданной любовью, поручик готов умереть, лишь бы вернуть эту женщину. “Он, не задумываясь, умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть ее провести с ней еще один, нынешний день,— провести только затем, чтобы высказать ей и чем-нибудь доказать, убедить, как он мучительно и восторженно любит ее...”
В рассказе “Солнечный удар” писатель развивает свою философию любви. Если в произведениях, написанных прежде, любовь трагедийна (“Сны Чанга”) потому, что она не разделена, одинока, то здесь ее трагедийность именно в том, что она взаимна и слишком прекрасна для того, чтобы продлиться. Обрыв встречи закономерен и неизбежен. Более того, оба любящих знают, что если их встреча продлится и жизни соединятся, то чудо, озарение, “солнечный удар”, поразивший их, исчезнет.
В своей книге “Освобождение Толстого” Бунин привел слова великого русского писателя, некогда сказанные ему, юноше: “Счастья в жизни нет, есть только зарницы его,— цените их, живите ими”.
Такими “зарницами” счастья, озаряющими жизнь человека, Бунин считает любовь. “Любовь не понимает смерти. Любовь есть жизнь”,— выписывает Бунин слова Льва Толстого из “Войны и мира”, и эти слова могут служить эпиграфом, сквозной темой и камертоном “Темных аллей”.
Цикл рассказов, составивших книгу “Темные аллеи” (1943, 1946) — своего рода единственную в русской литературе, где все — о любви, явился центральным событием в творчестве Бунина последних лет.
Эту книгу поистине можно назвать энциклопедией любви. Самые различные моменты и оттенки чувств занимают писателя; он вглядывается, вслушивается, угадывает, пытается вообразить всю гамму сложных отношений героя и героини. Все исследует писатель, влекомый стремлением постичь загадочную природу человека.
Но в первую очередь и главным образом его, конечно, привлекает подлинная земная любовь, которая, как он считает, являет собой слияние, неразрывность “земли” и “неба”, некий абсолют любви, гармонию ее двух противоположных начал,— гармонию, которую постоянно ищут, но не всегда находят все истинные поэты мира...
Такая любовь не придумана людьми, она встречается, и, может быть, не столь уж редко. Она — огромное счастье, но счастье недолгое, порою — мгновенное, именно как зарница: вспыхнуло и исчезло. (Поэтому о супружеских парах в бунинских рассказах вообще, как правило, речи нет.) В книге “Темные аллеи” любовь недолговечна. И чем она сильнее, необычнее, тем скорее суждено ей оборваться. Но эта зарница счастья может осветить всю память и жизнь человека.
Хотя практически во всех рассказах сборника “Темные аллеи” любовь трагична, Бунин утверждает, что всякая любовь — великое счастье, даже если она завершается разлукой, гибелью или смертью. Но это прозрение, просветление приходит к ним слишком поздно, как, например, к главному герою рассказа “Натали”. В этом произведении Бунин поведал историю любви студента Виталия Мещерского, к девушке, юной красавице Натали Станкевич, к которой испытывает искреннее и возвышенное чувство, а к другой. Соне,— “страстное телесное упоение”. И то и другое кажется ему любовью. Но любить сразу двоих — невозможно. Физическое влечение к Соне быстро проходит, большая, настоящая любовь к Натали остается на всю жизнь. Измученный этим безысходным чувством. Мещерский вскоре “привык к тому состоянию душевнобольного человека, которым втайне был, и внешне жил. как все”. Лишь на короткое мгновение героям было подарено подлинное счастье любви, но автор завершил идиллический союз безвременной смертью героини.

15. Смысл названия повести Куприна Поединок

Название повести Куприна верно передает смысл разыгравшейся в ней драмы, сразу определяет внутренний конфликт, еще неизвестный читателю. То есть под поединком подразумевается не только описанная в конце повести дуэль, но и все события, происходящие с главными героями.

Действие книги происходит в то время, когда только что официально разрешили поединки между офицерами. Естественно, в гарнизоне эта тема живо обсуждается. Впервые она всерьез затрагивается в разговоре Шурочки Николаевой и Ромашова.

Шурочка, красивая, обаятельная, умная, образованная женщина, говорит о дуэлях как о каком-то необходимом явлении. Офицер, утверждает она, обязан рисковать собой. Оскорбление может быть смыто только кровью. Ведь офицеры, говорит Шурочка, созданы для войны. Их неотъемлемыми качествами должны быть «смелость, гордость, уменье не сморгнуть перед смертью». Такие качества в мирное время могут проявиться только в дуэлях. Не только Шурочка, жена офицера, рассуждает о поединках с подобной горячностью. Это мнение большинства мужчин в гарнизоне. Ромашов же с недоумением и изумлением выслушивает подобные речи из уст очаровательной женщины.

Многих офицеров влекут поединки, война, кровопролитие. Они с сожалением говорят о старых войнах, в которых никогда не участвовали. Они с восторгом описывают пожары, убийства, резню, плач детей, крики женщин и даже смакуют эти подробности.

Жизнь Ромашова в полку — вечный поединок с собой и с офицерскими предрассудками. Он не такой, как его товарищи, у него другие жизненные устремления.

Придя в полк, Ромашов мечтал о подвигах, о славе. Он идеализировал офицерство, считая, что эти люди благородны, великодушны, честны. И что же он застал в гарнизоне? Офицеры ведут серое, беспросветное существование. Их однообразная служба не приносит им никакого удовлетворения. Они отыгрываются на солдатах, которых не считают за людей; бьют их до крови, до того, что вылетают зубы. Рядовые же не смеют поднять головы, поскольку не имеют права спорить с начальством.

Вечерами, не зная, чем заняться, офицеры собираются, играют в карты и устраивают бессмысленные кутежи. «От нечего делать» заводятся романы, кипят надуманные страсти.

Ромашов втягивается в эту атмосферу, начинает вести тот же образ жизни, что и все остальные. Однако он гораздо тоньше чувствует и увереннее размышляет. Его все больше и больше ужасают дикое, беспросветное существование в гарнизоне, несправедливое, зверское обращение с солдатами, беспробудное пьянство, сплетни, мелкие интриги. Он мечтает сбежать от этого, заняться чем-либо другим. Он не дает себе втянуться в трясину распущенности и бездумности, борется со всем дурным в себе. Это ему удается, поскольку он способен на глубокие, искренние чувства. Он проникается сочувствием, более того — уважением — к солдатам. Он всем сердцем любит Шурочку, не позволяя себе усомниться в том, что она—лучшая из женщин. Его тяготит общество других офицеров.

Вся книга — это череда мелких столкновений Ромашова с окружающими его людьми. Подобные столкновения неизбежны, поскольку отличие поручика Ромашова от других бросается в глаза. Он постоянно вступаете кем-то в конфликты, будучи по природе человеком не конфликтным, а добродушным, всегда готовым выслушать мнение другого. Все эти малозначительные стычки ведут к одной главной — дуэли между Ромашовым и Николаевым.

В общем-то дуэль была предопределена с самого начала. Ромашов любил жену Николаева, кроме того, и она отвечала ему, пусть не любовью, но хотя бы симпатией, привязанностью. Николаев с самого начала не приемлет Ромашова. Возможно, кроме личных причин тут играет роль то, что Ромашов, принимая участие в жизни полка, стоит как бы на отшибе, чуть выше остальных. Следовательно, рано или поздно поединок должен был состояться.

Слово «поединок» по отношению к произошедшему событию не совсем уместно, поскольку это не было честным сражением двух офицеров. Шурочка, так горячо любимая Ромашовым, уверила его, что все оговорено заранее и никто не будет ранен. При этом она оговорилась, что прощается с ним навсегда, но он, как все влюбленные, был слеп, Разве мог доверчивый, романтичный подпоручик предположить, что любимая женщина так расчетлива и вероломна?

И он погиб, не познав счастливой любви, не осуществив заветную мечту о том, чтобы бросить службу и посвятить себя более достойному занятию. Поединок между Ромашовым и окружающим миром оказался не в пользу мечтательного подпоручика.

16. Образ России в цикле На поле Куликовом Блок

Россия для Блока не просто тема, это целый мир, наделенный своими чертами, заполненный особыми образами и символами. Вновь и вновь поэт возвращается к размышлениям о трагическом прошлом России, о ее историческом предназначении, о ее особенностях, о ее многострадальном народе. Эта тема пришла к автору не сразу — он проникался ею постепенно, преодолевая узость и субъективную ограниченность своих ранних стихов, свершая прорыв в широкий мир, в жизнь эпохи, страны, народа.
Одно из первых стихотворений, где Блок обращается к образу своей Родины — стихотворение “Гамаюн”. Поэт размышляет о пути России, исполнением трагедий:

Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых,
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых...

В то же время автор отдает дань и пейзажным описаниям: его влечет прекрасная сторона, где —

Разгулялась осень в мокрых долах,
Обнажила кладбища земли,
Но густых рябин в проезжих селах
Красный цвет зареет издали.

Два символа — широкое поле и дорога — в дальнейшем часто определяют блоковское восприятие России. Образы эти многозначны и емки: это и просторы страны, ее приволье и вольность, и ее долгий путь в истории.
Первые стихи Блока полны прекрасных, но отвлеченных описаний. Родина представляется герою лишь в грезах:

Дремлю — и за дремотой тайна,
И в тайне — ты почиешь, Русь.

Но уже тогда поэт не только изображает русскую природу, предания “старины глубокой”, но и замечает (“так я узнал в своей дремоте”) “страны родимой нищету”. Прошлое России полно трагедий, ее настоящее безрадостно, ее будущее — “в тоске безбрежной”. Такова страна, о которой пишет Блок. Но — “как и жить и плакать без тебя”? Поэт верит в будущее родины: “Не пропадешь, не сгинешь ты”. В цикле “На поле Куликовом” автор пишет о долгом пути России, пути борьбы, вечного боя:

О, Русь моя? Жена моя?
До боли Нам ясен долгий путь?
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.

Будущее России предопределено ее прошлым, которому суждено “сбываться” вновь и вновь. “И повторится все, как встарь”, — писал поэт в другом своем стихотворении. Цикличность, многократность происходящего подчеркиваются повтором слова “опять” (“и опять, опять они кричат”), а также приемом “воспоминания”, узнавания героем событий происходящего:

Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней?

Поэт говорит о предчувствии коренной ломки в судьбе страны. Вообще, все его стихи о России после 1907 года полны едва уловимым, но все же явственным, хоть и непонятным и самому автору гулом, который впоследствии Блок назовет “музыкой революции”. А тем временем в стихах его звучат полувопросы, полупризывы:

Доколе матери тужить?
Доколе коршуну кружить?

В своем творчестве Блок видит Россию в будущем не крестьянским раем, как Есенин. В стихотворении “Новая Америка” (именно так определяет поэт страну свою) он описывает край, где “чернеют фабричные трубы”, где “заводские стонут гудки”. Россия “новым обернулась ликом”, и поэта волнует теперь “другая мечта”.
А потом была война, на которую Блок откликнулся — не мог не откликнуться рядом стихотворений. Война — ужасная трагедия, тяжелое испытание для страны:

Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.

Революция 1917 года вдохновила поэта на создание поэмы “Двенадцать”. В ней он показал крушение старой, буржуазно-помещичьей России и начало зарождения новой. Блок не дает ответа на вопрос: “Какой она будет?” Он не становится ни на сторону тех, кто вопиет: “Погибла Россия”, ни на сторону восставших, которые способны “пальнуть пулей в святую Русь”. Поэт избегает однозначных оценок, но — жертва, вождь или слуга — он намерен быть в гуще событий, в центре жизни своей страны, своего народа.
Сразу же после поэмы “Двенадцать” Блок пишет революционно-патриотическую оду “Скифы”, которая продолжает давнюю традицию русских классиков, неоднократно обращавшихся к теме путей и судеб России, ее роли в цивилизованном мире. Это традиция Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Брюсова. Так, в стихотворении Брюсова “Старый вопрос” герой размышляет о том, “кто мы в этой старой Европе?”. Во многом этому произведению созвучны и “Скифы”. Однако Блок поставил этот вопрос уже в новой исторической обстановке, по-новому.
В “Скифах” Блок видит Россию в прошлом щитом “меж двух враждебных рас”, страной, чьи богатства грабились в течение долгих веков (“копя и плавя наши перлы”). Это страна, которая способна любить и ненавидеть, способна отстоять себя в веках, способна стать оплотом всего лучшего, что было создано человечеством. Это страна — сфинкс, загадочный и непонятный для старого мира, противоречивый и многогранный:

Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...

Подобного рода противопоставление России Западу — традиционный мотив русской литературы. Высокое и жертвенное предназначение Руси — тема многих произведений, а слова Тютчева давно стали крылатыми: “У ней особенная стать”. И Блок полностью разделяет это мнение.
С целью эмоциональной выразительности поэт использует при описании русского характера, многогранной русской души антонимические словосочетания, оксюмороны: ненависть — любовь, ликуя — скорбя, жар холодных чисел, тяжелые нежные лапы.
По словам А. Ахматовой, Блок всю свою жизнь посвятил разгадке тайны двух сфинксов: своей души и России. Несомненно, в лирике поэта воплощен облик родины — такой, как ее видел Блок, и любовь к которой он пронес через всю свою жизнь. И нищая Россия с ее серыми избами, и “новая Америка” по-своему дороги автору:

Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.

Иначе и не может быть. Настоящий поэт любит свою страну всегда, даже если она убога, несправедлива, порочна. Любовь Блока к России — безоглядна, безусловна, бескорыстна. Ее высшее проявление — сама поэзия автора. Россия, во всех ее ипостасях всегда будет жить в стихах поэта, в его бессмертных строках:

Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят, деревни,
А ты все та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней.

17. тема любви в лирике Маяковского

Дата добавления: 2015-11-04