«Музыкальный приворот. Книга 1» 16 страница

Звездная болезнь – штука страшная. Вот у моего папы есть один друг, писатель-фантаст с сумасшедшими глазами навыкате, которые чем-то напоминают рачьи. Из-за этого дядьке в далекой молодости дали кличку Краб. Сначала его вообще-то хотели прозвать Раком, но в их веселой компании один гражданин такое прозвище уже имел, поэтому остановились на Крабе. Так вот, этот фантаст лет пятнадцать клепал романы и повести, и были они настолько плохими, что их даже мой всеядный до искусства отец не мог прочитать до конца. Прочие же вообще счастливо засыпали на странице двенадцатой. Но однажды к Крабу на огонек и на стаканчик коньяка залетел муз совсем из другой оперы, то есть жанра. И всего за неполный месяц этот мужик написал повесть в стиле последних тенденций постмодерна, смешав в ней стихи и прозу. К огромной неожиданности как самого писателя, так его многочисленных родственников и друзей, а также редакторов и литературных критиков, книга оказалась едва ли не гениальной. Краб получил за нее кучу премий, постоянно осчастливливал своим присутствием популярные передачи и культурнозначимые мероприятия и всего за три года стал известным прозаиком. Но из более-менее нормального человека, чей уровень заскоков не превышал норму, Краб превратился в натурального безумца, помешанного на собственной популярности. Он так загордился, что с ним перестали общаться едва ли не все родные. А потом добрые врачи, к которым его уговорила пойти собственная мать, поставили диагноз: «мания величия». Краб полечился какое-то время, стал получше, но до сих пор молится сам на себя.

У этих двух мальчиков тоже есть приятная возможность проделать такой же путь, как и у папиного друга. Особенно у Кея. Его синеволосый товарищ кажется мне немного более нормальным человеком. Только дымит сильно.

– Курить вредно, – заметила я как бы между прочим. Почему я на собственной и крайней любимой кухне чувствую себя чужой?

– Правда? – наклонился близко к моему лицу Келла и старательно выдохнул мне в лицо струю дыма.

– Говорят, капля никотина убивает лошадь, – неуверенно произнесла я, так как сама не проверяла эту информацию.

Ничуть не смущаясь, синеволосый парировал:

– А никотин убивает лошадь в человеке.

– Но все равно это очень вредно для легких! – закашлялась я.

Келла в очередной раз выдохнул прозрачный белый дым и выдал:

– Никотин уничтожает тридцать шесть видов микробов, и из них восемь вредных, девочка.

– Катя, – едва уже не скрипнула я зубами, раздумывая о том, сообщить ли злостному курильщику о том, какие заболевания вызывает табак.

– Ага, Катя, – тем временем произнес он, – на вот, сама затянись.

– Я не курю, – с достоинством сказала я.

– А ты покури. Где там эта доставка? Почему курьер такой тормоз? – заныл Келла. – Эй, девочка, я тебя все-таки слопаю, так что давай поиграем в Красную Шапочку и Волка?

– А мне тогда кем быть? Бабушкой или охотником? – серьезным тоном спросил мистер-Я-Крутой-Певец.

– Я не девочка, я Катя, – вновь произнесла я, не надеясь, что мое вроде бы несложное имя можно будет запомнить.

Мы продолжали ждать доставку и одновременно слушать то нытье, то шутки Келлы до тех пор, пока не зазвонил кеевский смартфон. Тот молча что-то выслушал и сказал всего лишь одно слово: «хорошо», после чего повернулся ко мне и спросил:

– У вас что, звонок не работает?

Я только прикрыла рот руками. Точно, не работает же! Как я могла забыть! Люди из службы доставки могли сколько угодно нажимать на красную кнопку звонка, а мы бы все равно ничего не услышали. Какой неудачный день! Нет, ночь! Хотя, если серьезно поразмышлять, это просто неудачные выходные.

– Курьер приехал и уже давно возле двери торчит, – поведал Кей, с улыбкой глядя на меня.

Не могу передать, как посмотрел на меня голодный Келла и сколько неприкрытого веселья было в глазах второго парня. Еще бы, будь я на месте кого-то из них, сама бы с удовольствием посмеялась бы над нерасторопной девицей. Ха-ха-ха, ну ничего, подумаешь, какая-то там пицца с опозданием прибудет. Зато я им кофе какой вкусный сварила, его тягучий аромат так и разносится в воздухе.

Келла и Кей вдвоем забирали «гостинцы» из пиццерии – так много всего решил заказать Кей. Кто бы мог подумать, что эта зануда с пирсингами такая щедрая? Или зануда просто элементарная обжора?

– Угощайся, девочка, – сразу подобрел Келла, – и налей мне кофе, окей?

– Окей, блин, окей, – пробурчала я и спросила у светловолосого, нужен ли кофе и ему? Оказалось, что нужен.

Пока они ели, я работала официанткой. Изредка я бросала на Келлу взгляд и понимала, что они с Нинкой ну очень похожи – столько-то есть не каждый сможет.

Вместе с ними и я тоже вяло откусывала от большого куска грибной пиццы – по принуждению синеволосого, который, видите ли, не любил, когда он ест, а кто-нибудь в этот момент не набивает свой желудок продуктами. Пока я жевала, размышляя о том, придет ли сейчас кто-то из взрослых или мне повезет, музыканты принялись за какой-то деловой разговор. А я под шумок еще раз попробовала записать их голоса на диктофон, и к моей огромной радости, на звукозаписывающее устройство попали: монолог Келлы о том, «какая тут кле-е-евая пицца, блин», а «паста еще круче!», и их вполне серьезный разговор с Кеем, посвященный не какой-нибудь фигне, а барабанной партии для записи новой песни. Мол, ее нужно украсить какими-то «разбросами» в середине, переделать сочетания бас-барабана и малого барабана, что-то сотворить с какими-то там «скоростными зарубами» и т. д. и т. п… Их монолог был разбавлен кучей странных специфических словечек и музыкальным сленгом, который воспроизвести я была бы не в силах.

Еще, попивая маленькими глотками холодную колу, я узнала кучу ненужной мне, но крайне необходимой другим информации. Например, свой будущий хит они желали назвать «Равновесие» (ну и название, по-моему, оба они не уравновешенны совершенно). К другой песне им нужно было обязательно переделать какую-то ритм-секцию (по словам Келлы, их гитарист, видите ли, указывает ему, какой ритм играть, а сам в этом вообще не шарит!). И на следующем концерте надо сказать какому-то неведомому мне Лису, чтоб в конце песни «Освещение жизни» барабанный звук вывели в мониторы громче (что за мониторы, я так и не поняла), потому что на этом концерте, по авторитетному мнению барабанщика, их было «ни хрена не слышно!».

Они говорили о многом, но в их разговоре я вновь мало что поняла.

Зато их голоса есть на диктофоне. Покажу Нинке, она послушает и умрет от зависти! Будет знать, как напиваться. Если бы не моя подруга, я давно бы уже спала в своей кроватке, не бегала бы по клубу и не застряла бы в лифте с этими двумя. Кстати, когда Келла и Кей разговаривали о серьезных вещах, они не ехидничали и не подкалывали друг друга, и не ржали, казалось, понимали друг друга с полуслова. Сейчас светловолосый фронтмен группы казался очень даже нормальным молодым человеком. И жесты его мне нравились. У синеволосого движения немного порывистые, резковатые, уверенные, а у Кея – более плавные, размеренные, но казался он от этого еще более самоуверенным и одновременно (парадоксально, но факт!) надежным. Знаете, в душе у каждой представительницы прекрасного пола есть некий тайный архетип того, каким должен быть ее идеальный мужчина-защитник. Проклятый Кей каким-то образом вписывается в этот самый архетип, засевший в глубинах моего мозга. Вот Келла не вписывается, хотя я не смогу назвать его слабым или хилым, по-моему, не каждый способен долгое время на руках держать шестьдесят килограммов (это я Нинку имею в виду). Хотя он же барабанщик, руки у него должны быть сильными…

Но и знакомых парней я надежными назвать не могу. Даже бугая Папу, хотя при случае он защитит, наверное, даже от стаи голодных крокодилов. А вот этого музыканта с крашеными прядками волос и серебряным медальоном, в топазе которого самозабвенно играет электрический свет, могу. Надо же, вот незадача. Единственный раз в жизни, когда меня посещали подобного рода мысли, я имела честь влюбиться первый и последний раз в жизни. В том, что последний – я обещаю себе. Еще одного такого раза моя тонкая чувствительная психика не выдержит! Лучше я вообще буду доживать свой век в гордом одиночестве. Ну вот, заговорила, как бабушка. Грустно, Катя, грустно, когда такие мысли приходят в твою темноволосую голову. Но еще грустнее будет, если ты вдруг начнешь что-либо чувствовать сейчас по отношению к человеку, с которым ты никогда не будешь.

Я силой воли отогнала от себя эти непрошеные мысли, которые, кажется, обиделись и пообещали, что придут позднее, приведя с собой ментальную подмогу, – вот тогда они меня и поизводят.

– Делайте что хотите, – тихонько шепнула я сама себе, а Кей, сидевший близко ко мне, тут же услышал и подмигнул, не прерывая разговора с другом.

Чего моргаешь, клоун? Я ведь тоже могу подмигнуть, и даже двумя глазами.

Они вышли из кухни через минут тридцать или сорок, оставив после себя кучу коробок, немытую посуду и довольно-таки приличную в размерах пиццу, посоветовав мне съесть ее утром. Настенные кухонные часы сонно показывали начало пятого. Но, несмотря на столь позднее время, я была счастлива, что гости засобирались по домам. Да, мальчики мои, вам уже давно пора оставить Катеньку в покое. Потом бы еще Нинку выпроводить…

И спасибо за оставленную пиццу – утром я и мои родственники наверняка захотим позавтракать.

В коридоре вновь не обошлось без маленькой сценки. На удивление быстро Кей натянул свои длинные тяжелые ботинки со шнурками и цепочками и решил на прощание уделить мне немного своего звездного внимания.

– Мы с тобой еще встретимся, – повернулся ко мне он.

Слова светловолосого звучали как приговор. Знаете, таким же тоном говорят представителям закона преступники, которых те только что поймали. Вроде как: «Мы встретимся еще, волчара ментовская, и эта встреча станет для тебя фатальной».

– Зачем? – нехотя поинтересовалась я, все больше понимая, что вкус на молодых людей у Нины дал серьезный сбой.

– А разве я тебе не нравлюсь? – склонил голову набок Кей.

– Ну, не очень, – почти что искренне ответила я, – что за странные вопросы?

Великий и ужасный рок-музыкант и по совместительству президент Страны дуралеев, положил руку мне на спину, наклонился к моему уху и, чуть касаясь волос губами, прошептал:

– Нас с тобой ждет прекрасное свидание. Моя Катенька, ты очень хорошенькая, – и он не нашел ничего умнее, как осторожно подуть мне в ухо.

Я скосила на парня глаза, а он провел губами по моей щеке, явно играя. Вторую руку он осторожно положил мне на затылок. Я даже разозлиться не успела.

– Целуемся? – одобрительным отеческим тоном поинтересовался Келла, которому были видны лишь наши затылки. Он все неправильно понял в меру своей испорченности.

– Нет, конечно! – тут же шарахнулась я от Кея, как от прокаженного.

– Да ладно тебе, – добродушно усмехнулся обладатель синих волос и, поразмышляв, какую бы еще гадость сказать, добавил: – а с дядюшкой Келлой обняться? А то он обидится.

– А у тебя есть королева, парень. На чужое не зарься, – ударил друга по плечу фронтмен группы «На краю» и первым, не прощаясь, покинул мой дом.

– А я уже с ней попрощался, – задорно подмигнул мне барабанщик. – Пока, великолепная хозяйка, ты клевая!

Когда они ушли, я перекрестилась, глядя на желтеющий восточный край неба, из-за которого в скором времени должно было выползти румяное весеннее солнце.

«Увидимся, Катенька…»

Да пошел ты…

Я люблю наблюдать за закатами и рассветами, но сейчас у меня не было сил на это. Я едва дошла до своей кровати и рухнула в нее, заметив, как младшая сестра прищуренно косится в мою сторону. Она что-то пробурчала насчет Антона и неверности, укрылась с головой любимым оранжевым покрывалом и, кажется, заснула.

Я последовала ее примеру и уже через пять минут сладко спала в своей прекрасной кроватке, свернувшись клубочком. Мне снились клубы, мигающие неоновые светильники и сумасшедший диджей с крылышками, танцующие веселые люди и большой розовый заяц с недовольной мордой, прыгающий в такт очередному треку в стиле хауса. Ушастый, кося на меня лиловыми глазами, утверждал, что он – это и есть я. Я же старалась объяснить ему, что этого не может быть и что он на самом деле зовется Нинкой. Изредка мне казалось, что музыка затихает и кто-то начинает петь печальную, красивую песню, слова которой сливались и я не могла их разобрать – слышала только мелодию. Я спрашивала, кто это, и тогда голос, прерываясь, шептал мне на ухо нежные, успокаивающие слова, и от этого тихого голоса по телу начинали бегать мурашки.

– Ты кто? – в очередной раз спросила я, чувствуя себя защищенной кем-то сильным и смелым.

– Хочешь знать? – раздался тихий шепот так близко, что я вздрогнула. – Ты меня знаешь. Я – это…

– Катька! – заорал прекрасно знакомый голос.

Но ведь это меня зовут Катей. Как только я об этом подумала, то моментально проснулась. Что еще случилось?

Судя по тому как падали в комнату косые лучи солнца, было всего лишь часов восемь или в девять. Кто меня разбудил так рано? И той распоследней сволочью, которая меня разбудила, оказался не кто иной, как Нинка.

– Катька! – ворвалась она ко мне со скоростью маленького тайфуна. – Катька!

– Чего? – разлепила я с большим трудом глаза. Я совсем уже забыла о наличии подруги в собственном доме. Неужели папа пришел и выгнал Нинку из своей комнаты? Оказалось, нет, он вообще еще не приходил домой, как и Леша, а мои брат и сестра мирно смотрели десятые сны в своих спальнях.

– Катька! Я опаздываю!

– Куда? – хриплым со сна голосом осведомилась я.

– Домой, куда! Не на тот свет же! – заорала она таким тоном, как будто я была ясновидящей и все должна была знать и понимать.

– Где моя верхняя одежда и сумка? – продолжала кудахтать подруга, бегая по всей моей комнате и ища свои вещи, которые остались в клубе «Горизонт», о чем я Нине и сообщила, не вставая с постели.

Я была разбитой и уставшей, как будто на мне всю ночь возили бревна, а суетливые крики подруги заставляли мой мозг как-то съеживаться и замирать, приостанавливая свою умственную деятельность.

Вещи, сумка, красивый голос из сна, привкус грибной пиццы во рту…

– Почему мои вещи там, а я тут? – нависла подруга надо мной. – Как ты смеешь спать, когда я ищу свою сумку!

Я отпрянула в угол и заорала в ответ, мгновенно все вспомнив:

– Пить надо было меньше, дура! Привезут тебе твою сумку!

– Пить? – озадачилась Нинка и произнесла намного более спокойным голосом! – Я что, напилась?

– Вот именно, дорогуша, ты напилась и крепко заснула! Ты вообще помнишь, как домой-то попала?

Нинка соединила указательные пальцы вместе и приложила их к губам. В такой страной позе она слегка подумала, заведя глаза к потолку, и ответила:

– Нет… Тебе пришлось меня тащить?

– Ну не совсем мне, – ответила я осторожно, – ты что, ничего не помнишь?

– Пресс-конференцию помню, концерт помню, как мы с тобой сидели и разговаривали – помню, синеволосого ублюдка помню, чтобы его собаки драли. Паука его мерзкого, – задрожал ее голос, – тоже помню… Рыло его в руках держал, и у паука лапы шевелились! И он хотел коснуться меня после того… как подержал своего уродца. – Ее передернуло от отвращения.

– Паук был игрушечный, – вставила я. Думаю, это Нинку должно успокоить. Но, словно не слыша меня, светловолосая сумасшедшая загибала пальцы дальше.

– Как мы бегали и драку тоже помню. Как мы пошли обратно в ВИП-комнату – тоже. А остальное… словно вылетело из памяти.

Девушка застыла и принялась отчаянно тереть виски, думая, наверное, что это поможет ей вернуть утраченные за ночь воспоминания.

– Естественно, не помнишь, – начальственным тоном проговорила я. – Потому что кто-то решил чужое виски выпить.

Нинка с интересом на меня поглядела:

– Я, что ли, выпила?

– Нет, это был старик Хоттабыч. А потом он опьянел и наложил на тебя сонное заклятие.

Думала, подруга одарит меня миллионом вопросов, но она вдруг опять заметалась и заорала:

– Ладно, потом разберемся! Мне срочно нужно домой!

– Чего это вдруг? – Заинтересовалась я, не припоминая, когда моя подружка в последний раз так рвалась под родную крышу. По-моему, так домой она мечтала попасть только в раннем детстве, когда по телевизору ровно в пять часов вечера показывали ее любимый мультфильм.

– Того! Сегодня пасмурно и холодно. Срочно дай мне свою куртку!

Подумав, она решила все-таки пояснить причину своего спешного отбытия:

– Папочка сегодня устраивает семейный день! Если он узнает, что я именно сегодня не ночевала дома, он мне голову оторвет!

С этими словами она выбежала в коридор, включила свет и ответила на сердитый металлический голос вечно спрашивающего о том, кто там его опять потревожил, нецензурной бранью, касающейся одного крайне интимного процесса. Бедный Чуня, наверняка от моей подружки наберется плохих слов и в день, когда он заговорит, выдаст всем нам немало полезной информации.

Значит, у Нинки сегодня особенный день. Семейные дни Журавлей были мне очень хорошо известны. Нинкин папа тоже мужик непростой – как ему что взбредет в упрямую голову, так непременно должно выполняться, не зря же он отец моей подруги.

Два раза в месяц с недавних пор дядя Витя решил устраивать для ближайших родственников Дни семьи. По его грандиозным замыслам, в этот день все члены их славного семейства должны были находиться дома и посвятить все свое свободное время друг другу, чтобы укрепить отношения. Глава Журавлей мог даже заставить дочерей, сына и жену отправиться в зоопарк, музей или в театр – для «духовного обогащения». А в конце такого вечера в гости обычно приглашались другие родственники, чтобы в тесном кругу провести с ними праздничный ужин.

Пропускать семейный день дядя Витя категорически запрещал и создал для свободолюбивых домочадцев прекрасную мотивацию: не подчиняешься его, дяди-Витиной воле, остаешься на неделю без наличных и карточек. Действовало это безотказно – вон как Нинка волнуется, даже про вчерашний день ничего не спрашивает, да и сама не рассказывает.

Когда я, отчаянно зевая, вышла в коридор вслед за Нинкой, она уже успела расчесаться, подкрасить слегка потрескавшиеся губы моей помадой (для этого она задрала голову вверх, чтобы смотреться в зеркальный потолок), а также найти мое прошлогоднее пальто, подаренное мне ею же самой.

– Копуша, – проговорила она, – и соня.

Я прислонилась к стене, наблюдая за манипуляциями Нинки.

– А ты алкашка.

Оглянувшись, Журавль немного поразглядывала меня и без обиняков выдала:

– Кожа бледная. Взгляд тусклый. И синяки под глазами у тебя здоровые. Ты такая хилая, Катя. Всего лишь один раз в ночной клуб сходила, а смотришься теперь так ужасно, как иные после трехдневного запоя не выглядят.

– Ну, спасибо тебе, – в свою очередь я попыталась найти изъяны на ее ухоженном лице и с неудовольствием заметила, что для меня это невыполнимая миссия.

– Я это говорю для того, чтобы ты начала ухаживать за собой, – раздраженно отреагировала Нинка.

Я решила оставить эти ее слова без внимания и принялась делать вид, что рассматриваю маленькую картину Томаса, на которой изображены три красные акулы в бронежилетах, над которыми летают странные птицы, напоминающие уток с металлическими перьями. Утки усердно гадили на прямоходящих акул, а те, не замечая этого безобразия, уставились вдаль – на довольную рожу пингвина со змеиным хвостом, который нанизывал на копье бедных рыбок. Тут была целая куча маленьких интересных деталей, а само произведение называлось «Дружба народов». Большая копия этой картины висела сначала на международной выставке в парижском Музее современного искусства, а теперь находится в частной коллекции одного итальянского миллионера, на свою беду посетившего эту выставку. Папа хвастался, что этот Томмазини (такая фамилия у этого богатого дядьки) буквально влюбился в его творчество и отвалил за оригинал «Дружбы народов» нехилую сумму. Только мой родственник решил, как любит говорить Нинка, «шикануть» и отдал большую часть в благотворительную организацию. Справедливости ради стоит заметить, что поступил так не только он один – большинство его коллег тоже оказались щедрыми людьми. Зато когда Томас вернулся, на оставшиеся деньги мой дядя, собственно, и решил открыть свое дело.

– А ты помнишь, – осторожно начала я, не отрывая взгляда от рисунка, – что было вчера? Ты… м-м-мм… в гримерной своего Кея видела?

– Кея? – повернула ко мне голову подруга, – нет, не видела. Ты прикинь, я его не видела! Сдохнуть можно! Его там не было! Там сидели близнецы, они, конечно, милашки и все такое, но моего лапусечку не превзошли, и синее рыло, – вдруг вспомнилось Нинке прозвище, придуманное ей для Келлы.

– И что? – не спешила я пока рассказывать Нинке о ночных злоключениях, оценивая ситуацию.

– Этот бегемот трехзаный…

– Но, по-моему, он стройный, – пробормотала я, но подруга опять меня не расслышала, по своему обыкновению.

– Лез ко мне, лез, лез, приставал, приставал и в заключение всего вытащил паука!

– А ночью ты…

– Ой, Катька, давай потом, я очень сильно опаздываю!

– Но, ты же с Ке…

– Пока-пока!

– Да послушай, ты же…

– Вот что мне в тебе нравится – это твоя вежливость! Я же сказала, что спешу, отстань от меня со своей болтовней! Пока, созвонимся!

И Нинка убежала, грозя всеми возможными и невозможными карами несчастной синеволосой голове. О том, что было после того, как она сдуру глотнула виски, эта сумасшедшая не помнила! Мало того, и выслушать до конца не пожелала и накричала ко всему прочему. Ну, ничего. Будет и на моей улице праздник. Посмотрим, как ты, милочка, будешь падать в обморок, узнав, что всю ночь рядом с тобой твой кумир сидел, а ты спала и едва ли не храпела!

Ну и ладно. Зато твое так называемое рыло тебя таскало на руках и чуть не надорвалось, а меня Кеечка ненаглядный держал за руку, застрял со мной в лифте и даже накормил пиццей за свой счет. Ну чем не свидание, а? Раздумывая над всем этим, я совершенно забыла, как всего пару часов назад ругала светловолосого. А вспомнив, который по счету раз решила, что я дура. Напевая, я подошла к Чуне, криво висевшему на своем месте. Его устрашающая морда со временем перестает пугать. Ну просто не картина, а аналог домашнего неподвижного любимца!

– Спит. Доверилась. Дверь я плотнее закрыл… – принялась я вдруг напевать, – и с улыбкой… Тьфу ты, заело же!

Чуня очень ехидно на меня посмотрел, но деликатно промолчал, словно знал какую-то чудесную тайну, но мне говорить не хотел. Ну и молчи, животное страшенное, дальше. А я пойду в свою комнату и буду спать, спать, спать…

В очередной раз то, о чем я мечтала, не осуществилось: как я ни пыталась, так и не смогла больше заснуть, только зря проворочалась в постели целый час в надежде, что сон все-таки придет и часов на шесть я смогу оторваться от этой реальности.

В результате я отлежала себе руку, ударилась ногой об стену и направилась пить кофе – для поднятия жизненной энергии и тонуса.

Болтая пушистой тапкой, которую кто-то добрый успел уже растянуть, поэтому мне эта домашняя обувь стала очень уж большой, я пила маленькими глотками кофе. И одновременно обозревала ночные залежи мусора, аккуратно отодвинутые чьей-то заботливой рукой на самый дальний край стола. Наверное, рано вставшая Нелли завтракала и не стала, по своему обыкновению, убирать мусор, а просто освободила место для себя, любимой. Еще и оставшуюся пиццу схомячила. А может быть, ей Эдгар помог. Кто их знает.

Выпив холодный кофе, я решила убрать мусор и вообще привести кухню в порядок. В течение следующих четырех часов я опять продолжала работать домработницей, приводя в порядок по очереди все четыре комнаты, коридор и «пункт питания». Нелька, на помощь который я надеялась, все не приходила. Когда я позвонила ей на телефон с целью узнать, куда она умчалась в столь раннее время, сестренка сообщила, что она с подружками убежала, чтобы попасть на самый первый утренний сеанс нового фильма про якобы одного очень романтичного вампира-красавчика и его потенциальный «энергетический» коктейль женского пола, в которую вампир по непонятным причинам влюбился. А вернуться домой она пока не может, потому что вместе с теми же подружками умчалась на какую-то аниме-выставку.

На правах старшей сестры я тут же решила, что уборка ванной комнаты и туалета, а также повторное мытье полов в коридоре и на кухне будет прерогативой Нелли завтрашним днем. И еще что-нибудь придумаю.

Пока разговаривала с сестрой, домой явился папа. Что характерно, вчерашним алкоголем от него не пахло, а выглядел он бодро и свежо, как только что распустившийся цветок. Наверное, ночевал у какого-нибудь друга. По понятным только ему причинам Томас считал, что должен приходить домой в нормальном виде. Однажды я случайно слышала, как Леша говорит бабушке, что «Томас не хочет перед детьми в непотребном виде представать, хотя, можно подумать, они не знают о его недостатках», на что та вполне разумно ответила: «Ты тоже женщин в дом не водишь, хотя все прекрасно осведомлены, что ты, милый, Казанова».

Папа почему-то не стал поднимать тему нашей встречи в «Горизонте», а, заглянув в холодильник, направился в магазин, вытащив из-за монитора Эдгара. Наверняка он применил к нему грубую силу, потому что просто так вызволить брата из компьютерного плена очень нелегко.

Эти двое рискнули отправиться в магазин и смогли купить целых три пакета продуктов, которые, кажется, не были испорченными или отравленными.

Эд решил отличиться еще раз и захотел помочь младшей сестрице с уборкой. Невероятно, но он чувствовал себя немного виноватым в том, что опозорил Катю, то есть меня, перед парнями. Томас, который тоже попытался загладить свое маленькое вранье насчет того, будто бы он пошел в мастерскую, сказал, что пропылесосит всю квартиру. Честно говоря, я уже успела это сделать, да и пылесос мне было жалко, поэтому я доверила ему пару других хозяйственных заданий.

Часов в пять вечера домой вернулся напраздновавшийся на дне рождения Алексей. Он по глупости забыл ключи и долго звонил в квартиру. Только после того, как он позвонил на домашний телефон, дверь ему наконец открыли и с милыми улыбочками попросили пройти в кухню.

– Зачем? – раздевался в прихожей дядя.

– Для приготовления ужина, – улыбнулся папа, – Эд голоден.

– Ничего я не голоден! – возмутился брат, который сам себя начинал считать сумасшедшим – уже часа четыре он не за любимым белым другом сидит! – Это ты есть хочешь!

Вот, вот она, сущность мужчин – все разговоры о еде!

– Я что, похож на кухарку? – мрачно спросил дядя, аккуратно укладывая в шкаф дорогие ботинки с длинными, как у султана, носами, чуть загнутыми вверх.

– Нет, – радостно ответил ему брат, – но мы в тебя верим – захочешь, будешь похож!

Леша окинул тяжелым взглядом всю нашу компанию, одетую по случаю уборки в старую, застиранную одежду и спросил, изогнув бровь:

– Какие вы стильные, ребята. Дом моды решили устроить?

– Мы не можем с тобой конкурировать, Лешенька. И вообще мы ждем тебя на кухне, – таким же радостным голосом проговорил Томас и скрылся.

Эдгар поспешил за ним, изредка бросая в сторону своей комнаты печальный взгляд.

– Катя, – задумчиво проговорил дядя, обращаясь ко мне, – ты не хочешь научиться готовить? Ты все-таки будущая жена и все такое.

Еще один нашелся. Может быть, я на всю жизнь останусь одинокой старой девой.

– Не хочу, – отрезала я. Хватит с вас, что я убираюсь постоянно и счета все оплачиваю. Ну, деньги, конечно, не мои, зато я мотаюсь в кучу разных мест. Видите ли, офисы по оплате коммуникационных услуг, телефонной компании, фирмы, предоставляющей кабельные каналы и Интернет, и многое-многое другое находятся едва ли не в разных частях города.

– Не успеешь домой прийти, как окружат голодной стаей и ноют: «Жрать, жрать», – бурчал, моя руки в ванной, дядя, – я, может быть, вообще устал…

Я не стала дослушивать его речь и тоже направилась на кухню. Этот вечер обещал быть спокойным и умиротворенным. Я хочу взять реванш в настольной игре «Корона Эмбера»…

Но только у меня этот воскресный день прошел относительно спокойно. Нинка все-таки получила и свою долю нервотрепки!

О том, что происходило с моей подругой, я даже не подозревала. Впрочем, о большой части этих забавных событий сама Нинка узнала лишь через какое-то время. После того как девушка прибежала домой, она сразу же улеглась спать, словно это не она продрыхла едва ли не всю вчерашнюю ночь. Поэтому многое ей стало известно лишь со слов собственного папы.

А началось все с того, что дядя Витя, или Виктор Андреевич, как уважительно его называли многочисленные подчиненные и партнеры по бизнесу, удобно устроился в мягком кожаном кресле с недавно приобретенной книжкой Умберто Эко. Сегодняшний выходной день его очень радовал. Во-первых, в кои-то веки все члены семьи Журавлей собрались дома: и жена, и дочери, и сын. Не зря, он, глава дома, придумал семейный день! Будучи вечно занятым деланием денег, отец Нины нечасто видел ближайших родственников в сборе. Правда, и Нина, и Ира, и Сергей до сих пор спали в своих комнатах, хотя время уже позднее – первый час дня. Виктор Андреевич хотел разбудить детей и сходить с ними, допустим, в семейное кафе, но его жена, Софья Павловна, почему-то не разрешила отрывать ребят от сна, мотивируя тем, что дочерям и сыну завтра нужно рано подниматься, чтобы попасть на учебу, и в воскресный день они непременно должны отдохнуть. В отличие от мужа она прекрасно знала, что все трое отпрысков провели ночь не дома, а где-нибудь в ночных клубах или барах. Жесткий же по отношению к остальным людям, в особенности к работникам своей фирмы, Виктор Андреевич своих детей несколько недооценивал и считал их вполне приличными. К тому же он строго-настрого запретил им употреблять любые алкогольные и наркотические вещества. Также он постоянно читал им нотации и учил жизни. Нинкин папа вообще был диктатором и довольно жестким человеком, которого закалил бизнес. Но его супруге, Нинке, Ирке и Сергею все-таки удавалось им немного манипулировать.

Дата добавления: 2015-10-21