Мертвецкая (часть первая)

Василий Слесарев

«Пока я еще теплая»

Мертвецкая (часть первая)

Лампы дневного света, темно-зеленые стены, железный стол. Тишина. На столе лежит труп молодой женщины, блондинки. Труп обнажен и изуродован как самой смертью, так и патологоанатомом. Впрочем, это его работа – найти причину смерти.

От горла через всю грудную клетку и дальше на ввалившийся живот – Y-образный разрез. Скальп небрежно натянут на череп вместе с кожей лица. Лицо… Господи, это лицо! Прежде излучавшее секс каждым изгибом бровей, каждой ямочкой на щеке, теперь имеет темно-синий цвет, в некоторых местах багровые кровоподтеки… Волосы – как парик вывалянной в грязи куклы. Эти волшебные волосы…

А эти губы, прежде чувственно накрашенные ярко-красной помадой от DIOR… теперь почти черные.

Труп женщины в тягостном безмолвии вытянулся на столе в мертвецкой. Глаза закрыты. На большом пальце правой ноги – бирка с номером.

Рядом с телом сидит на неудобном стуле мужчина лет 50 и неотрывно смотрит на эти изуродованные смертью черты. Его коротко подстриженные волосы уже основательно тронула седина, а лицо с серьезными карими глазами уже избороздили морщины. На нем длинный коричневый плащ, коричневые брюки и белая рубашка с черным галстуком, узел которого расслаблен. Мужчина плачет. Он пьян. Литровая бутылка водки пристроилась у него между ног, иногда мужчина отрывает взгляд от трупа и пьет прямо из горла.

- Я никогда не думал, что мне придется исполнить твою просьбу, Норма Джин, - неожиданно произносит мужчина. – Но, видимо, ты все знала наперед.

И снова воцаряется тягостное молчание. Только жужжат лампы дневного света.

- А знаешь, я ведь любил тебя, Норма Джин. Не так, как они все. Отребье, говно, уроды… Только и хотели вставить в тебя свои жалкие члены, которые пихают во всяких шлюх.

И снова тишина. Казалось, мужчина собирается с мыслями.

- Ди Маджио бил тебя, я знаю, - с горечью наконец произносит мужчина. – НО Я БЫ НИКОГДА НЕ УДАРИЛ ТЕБЯ!!! – и разражается рыданиями – он совершенно пьян.

Со слезами ушла часть опьянения, и через какое-то время уже более твердым голосом мужчина сказал:

- А теперь пришел мой черед исполнить данное тебе обещание, Норма Джин.

Он вдруг уронил бутылку на пол и она упала туда с глухим стуком. Дрожащей рукой мужчина прикоснулся к волосам мертвой женщины и ласково погладил их.

Подарок.

Была шумная вечеринка. Запах дорогих духов, элитного виски и почти физический аромат секса. Собралось много воротил кинобизнеса Голливуда: Дэррил Занук, хитрая скотина с вечно подозрительными глазами в окружении старлеток, выполняющих роль эскорта и ловивших взгляды подвыпивших кинопродюсеров; Джозефф Шенк, который уже порядком нахлестался и теперь, распустив галстук, стоял рядом с Зануком с фужером шампанского. Казалось, старлетки его ничуть не интересовали, лишь изредка его взгляд скользил по их фигурам, сновавшим туда-сюда по большому банкетному залу студии «ХХ век Фокс». Лишь один раз он поманил к себе какую-то пышноватую миловидную блондинку, проходившую мимо с бокалом вина и, наклонившись, прошептал ей на ухо:

- Зайдите ко мне в пол четвертого завтра, Мэрилин.

С девушкой произошла разительная перемена. Секунду назад на ее лице играла томная улыбка – и вот ее не стало. Щеки вспыхнули, глаза заблестели. Она набрала в грудь воздуха, явно готовясь выпалить что-то возмущенное, но, овладев собой, произнесла, глядя прямо в глаза Шенку:

- Спасибо, мистер Шенк, но вынуждена отказаться.

Брови киномагната взлетели вверх в немом удивлении. Скулы судорожно дернулись, но через секунду мужчина уже овладел собой и произнес, глядя на Мэрилин и в тоже время сквозь нее:

- Вольному воля, - и отвернулся к Зануку и его хохочущему девичьему эскорту.

Мэрилин упорхнула в гущу гостей.

Занук весело хлопнул Шенка по спине:

- Ишь ты! Гордая… Не хочет выпрашивать хорошую роль на коленях перед тобой, а?, - и мерзко подмигнул своему компаньону.

Шенк пожал плечами. Да плевать. Скоро ее контракт заканчивается – пусть думает, где достать еду и новые чулки взамен старых, заштопанных.

…

Этот же зал пять лет спустя. Снова вечеринка, снова старлетки, снова Занук и Шенк – уже слегка потрепанные, но неизменно пьяные и самодовольные. Шампанское рекой, официанты снуют туда-сюда среди сигаретного дыма и джазовых задорных мелодий.

И вдруг все затихает. Разговоры прекращаются, музыканты перестают играть. Наступает тишина. Все взгляды обращены ко входу.

В дверях стоит роскошная блондинка в белоснежном облегающем платье, которое, кажется, является ее второй кожей. Изящная черная сумочка со стразами через плечо, ожерелье от Тиффани на молочно-белой шее, белые туфли с открытым носком.

Женщина оглядывает собравшихся веселым взглядом.

- Мэрилин. Мэрилин пришла… - раздается со всех сторон.

И тут все разражаются аплодисментами, а джаз-бэнд с новой силой начинает играть.

Мэрилин сексуально-качающейся походкой прошла в зал и все взгляды были обращены на нее. Мужские – похотливые, женские – ревностно-осуждающие.

Джозеф Шенк подскочил к Мэрилин, улыбаясь до ушей:

- Ох, мисс Монро! Знаете, как эффектно появиться! Ну надо же… Сколько раз вы проделывали этот трюк, а все равно действует безотказно! – и громко захохотал.

Занук лишь холодно кивнул Мэрилин. Руководитель «Коламбии» недолюбливал «эту куклу, выскочку и абсолютно никакую актрису» и искренне не понимал, что в ней находят зрители. Однако факт оставался фактом: даже небольшой эпизод с ее участием делал фильму умопомрачительную кассу.

Мэрилин закурила сигарету, выпустила дым и посмотрела Зануку прямо в глаза:

- И вам доброго вечера, мистер Занук. Кстати, вы не видели моего персонального гримера? Он должен прийти сегодня сюда – я обещала ему подарок на день рождения.

- Я не обязан следить за вашим персоналом, мисс Монро, - холодно ответил Дэррил и отвернулся от нее.

Шенк тоже слегка помрачнел, видя такое поведение своего компаньона. Мэрилин решила ретироваться от этих двоих и самостоятельно найти своего гримера.

Она нашла его, сидящим на большом кожаном диване в самом углу банкетного зала. Он сидел и потягивал виски со льдом, увлеченно глядя на происходящее. Увидев ее, улыбнулся и похлопал рукой по месту рядом с собой. Мэрилин подошла, села рядом и игриво поцеловала его в щеку.

- Привет, Алан Снайдер. Привет, мой герой! – и засмеялась.

- Здравствуй, Мэрилин, - поздоровался гример. – Хорошая вечеринка, не так ли?

Мэрилин поморщилась, и улыбка исчезла с е лица.

- Ты же знаешь, что все они одинаково хороши. И зачем они нужны, ты тоже прекрасно знаешь – не первый год со мной работаешь. Но сегодня все-таки особый день, это точно!

Алан засиял. Он смотрел на лицо своей подруги, своего работодателя и, что уж скрывать, тайной любви. Оно было прекрасным. Может, чуть многовато косметики – но в целом прекрасным и как будто из другой вселенной. И уж точно не сочеталась такая красота с этим прокуренным залом.

- Ты помнишь! – воскликнул он, шутливо ткнув ее пальцем в бок.

- Я никогда не забываю все, что связано с дорогими моему сердцу людьми. А ты, Алан, занимаешь там особое место.

Мэрилин открыла свою изящную сумочку и извлекла оттуда большую золотую подвеску. Протянула ее Снайдеру. Тот машинально взял ее.

- Смотри, мой милый Алан, там есть надпись. Прочти вслух.

Гример повертел в руках подвеску, пока не обнаружил изящную гравировку.

- «Пока я еще теплая. Мэрилин.» О, Господи, ну у тебя и мрачное чувство прекрасного! – растерянно улыбнулся мужчина.

Мэрилин посерьезнела. Она взяла своего собеседника за руку и нежно, но настойчиво повернула его лицо к своему. Снайдер отметил, какие у нее горячие ладони.

- Это не просто подарок и не просто гравировка, милый. К этой подвеске у меня есть еще одна просьба. И ты должен обещать мне, что выполнишь ее, если судьба так распорядится.

- Говори, я слушаю, - ответил гример.

- Обещай, что сделаешь мне последний макияж после моей смерти.

Алан Снайдер широко раскрыл глаза и отстранился от своей подруги.

- Что тебе в голову приходит, Норма Джин!! Как можно такое говорить? Зачем?

Мэрилин устало улыбнулась. Поправила платье.

- Ты далеко не дурак, мой милый Алан. И все ты прекрасно видишь. Ты видишь, что я злоупотребляю алкоголем и снотворным. А знаешь почему? Вот скажи мне, почему?

- Потому что ты несчастна, - честно ответил гример.

- Я несчастна все время, что помню себя. И чувствую, как надо мной постоянно висят черные тучи. Я чувствую их сырой холод.

- А Ди Маджио? Неужели ты несчастлива с ним, Норма?

Мэрилин вздохнула. И Сэвидж к своему ужасу увидел. что по ее белым щекам текут безмолвные слезы.

- Хорошо, Норма Джин. Я сделаю тебе последний макияж, раз ты так хочешь, - проговорил Снайдер и приобнял ее за плечи.

Так они какое-то время и сидели на огромном кожаном диване и никто их не замечал.

Комната с голыми стенами (часть первая)

Огромная белая кровать у стены. Тумбочка с желтым ночником, отбрасывающим грустный свет и рождающий мрачные тени на стенах. Ковер. Вот и вся мебель. Даже фотографий на стенах нет. Только отрывной календарь с пейзажами Калифорнии. Было 4 августа 1962 года, 8 часов вечера.

Обнаженная Мэрилин сидела на краю кровати и задумчиво вертела в руках упаковку нембутала, глядя на желтые капсулы внутри. Пятьдесят. Этого должно хватить, даже учитывая ее иммунитет к снотворному и алкоголю. Дозы как первого, так и второго росли с каждым годом и в конце концов стали просто чудовищными. Теперь все из ее окружения относились к ней как к законченной наркоманке и алкоголичке, вышедшей в тираж, исчерпавшей себя. Да еще и сумасшедшей. И коммунисткой.

Да кому какая разница? Жизнь, наполненная похотливыми взглядами и душевной болью, наконец должна закончиться. Пришло время уснуть.

Мэрилин открыла упаковку снотворного и проглотила две пилюли, запив все бокалом шампанского. Пока что это – лишь половина ее нормы, чтобы просто поспать пару часов. Она решила как следует подумать.

Джо Ди Маджио.

Мэрилин осторожно, как вор вошла в номер отеля, где они с Джо, ее мужем, остановились на время съемок фильма «Зуд седьмого года». Была глубокая ночь, съемки эпизода с развевающимся платьем на улице придется переснимать в студии – многочисленные поклонники своим шумом и присутствием сорвали планы режиссера.

Интересно, сколько раз ее юбка взлетала вверх, сколько раз толпа мужиков оглушительно свистела, и в каждом таком звуке ощущалось первобытное желание?

Мэрилин казалось, что если бы не было забора и полицейских, они все просто набросились на нее и изнасиловали до смерти. Ее передернуло.

В номере пахло алкоголем и сигаретами. Было видно, что Джо не спит и смотрит телевизор в комнате, лежа на кровати, которую они делили с каждым разом все реже и реже. Ди Маджио не нравилась работа Мэрилин. Актерства, да еще основанного на сексуальной чувственности, он не понимал и не хотел понимать и принимать. Итальянец с горячей кровью и консервативными взглядами как на искусство, так и на женщину вообще, он видел свою жену скорее матерью детишек, стоящей у плиты, но никак не сверкающей трусами на потеху мужикам, дрочащими на ее фотографии в журналах.

И что скрывать, он бил ее. Бил по лицу. Алан Снайдер постоянно с непроницаемым лицом, не задавая лишних вопросов, скрывал синяки и кровоподтеки за слоем искусного макияжа. Бьют тебя или нет, а сниматься надо. И желательно без синяков.

Мэрилин на цыпочках прошла в ванную и приняла душ. Уставшее от съемок тело расслаблялось под струями горячего душа. Мэрилин закрывала глаза и видела объектив камеры, нетерпеливое лицо режиссера и тени за забором, окружающим съемочную площадку. Сотни людей смотрели на нее, желали ее. Ее тела. Плевать им было, что она придет в гостиницу глубокой ночью, что, возможно, муж ударит ее, наорет. Что она будет плакать, закрыв лицо руками; плакать от глубочайшего одиночества и непонимания.

Главное для них – это вот это взлетающее вверх белое платье, это кружевное нижнее белье. Эта наигранная сексуальная стыдливость, которая пробуждала их звериные инстинкты.

Выходя из ванны, завернутая в махровое полотенце, она зашла в комнату. И тут же получила сильную пощечину. Мэрилин потеряла равновесие и упала на пол. Почувствовала во рту металлический привкус крови – губа была разбита.

Над ней возникла высокая мускулистая тень мужа.

- Весь Манхэттен пялился на нижнее белье моей жены, - холодно отчеканил Джо Ди Маджио.

- Джо, милый. – губы Мэрилин затряслись, - Это же просто моя работа…

- Пятьдесят тысяч солдат со спермотоксикозом насиловали мою жену глазами в Корее, - уже громче произнес Джо.

Мэрилин знала, что сейчас надо молчать. Молчать. Дать ему выговориться и, возможно, он не ударит ее снова.

- Каждый гребаный слесарь дрочит на календари, где моя ЖЕНА абсолютно голая!!! – заорал Ди Маджио, - Встань!

Мэрилин, всхлипывая, встала с пола. Из разбитой губы текла кровь. Обручальное кольцо Джо рассекло ее нижнею губу.

Ди Маджио приобнял ее за плечи и, приподняв ее подбородок, заглянул прямо в глаза, наполненные слезами.

- Неужели ты не можешь послать эту работу, этих турецких евреев или кто там эти руководители студий? Неужели роль публичной шлюхи тебе дороже роли жены? - уже спокойнее проговорил Джо.

Мэрилин всхлипывала и молчала.

- Отвечай, когда тебя спрашивает муж! – снова заорал Джо и толкнул ее на кровать.

Полотенце упало на пол, и она лежала перед ним голая, мокрая и беззащитная, с полными слез глазами.

- Я хочу стать актрисой. Настоящей! – наконец выдавила она сквозь слезы.

- Твою мать, актрисой? - прошипел разъяренный супруг. – Да ты навечно останешься для них шлюхой, на которой они будут ездить, пока твои сиськи не обвиснут, а кожа не покроется морщинами. Очнись! Тебе никогда, слышишь – НИКОГДА не дадут играть серьезные роли!

- Почему?! – воскликнула Мэрилин

- Потому что ты ДУРА! – ответил Ди Маджио и сел рядом на кровати, потирая лоб. – Черт, ждал тебя пол ночи. Разве это семья? Разве это жизнь?

- А ты хотел, чтобы я горбатилась у плиты? Стала такой же тупой, как ты? Не читала ни одной книги, как ты? Любила твой бейсбол, который не понимаю?

- Заткнись, крашеная сука! – воскликнул Ди Маджио, протянул руку, схватил жену за волосы и как куклу стащил на пол. – Закрой свой рот, тварь, голливудская подстилка! Думаешь, я не знаю, какой ценой ты добилась своей так называемой славы? Ты же спала со всеми подряд, чтобы заработать роль продолжительностью несколько секунд. Ты трахалась со всеми, кто хоть что-то решает в этом е..ном Голливуде! Я женился на тебе, оградил от позора в надежде, что ты поймешь – настоящее счастье не в сверкании нижним бельем, а в крепкой семье. Но ты этого не поймешь никогда. Потому что ты тупая от рождения.

Мэрилин плюнула Джо Ди Маджио в лицо. Секунду он с немым удивлением смотрем на нее, а потом ударил кулаком в лицо. Удар пришелся в левую щеку, она тот час онемела.

- Ты конченый ублюдок!! – завопила Мэрилин.

- Я подаю на развод. Быть мужем женщины, которую трахает вся страна – не такой судьбы я хотел себе.

Ди Маджио вышел из комнаты в коридор, оделся и ушел куда-то в ночь Нью-Йорка, оставив Мэрилин на полу глотать слезы и утирать кровь из разбитой губы.

Комната с голыми стенами (часть вторая)

Мэрилин наливает себе еще бокал шампанского и глотает еще две таблетки нембутала. Теперь это уже ее норма, чтобы уснуть. Скоро она должна почувствовать сонливость. Только вот она не собиралась останавливаться на четырех капсулах. Вытряхнула на ладонь еще пять и проглотила, запив шампанским. Легла на кровать и задумчиво посмотрела в потолок.

- Прости, Джо. Ты хороший, я знаю. Ты очень хороший. Спасибо, что вытащил меня из психушки. И прости, что не стала такой, как ты хотел.

Мэрилин перевернулась на левый бок и посмотрела на тумбочку, где стоял телефон.

- В одну реку нельзя войти дважды, милый мой Джонни.

Слеза скатилась по ее щеке на подушку.

Мэрилин потянулась к телефону. Набрала номер. Через некоторое (и весьма продолжительное) время в трубке раздался сонный мужской голос:

- Алло?

- Привет, Бобби, - сонным голосом проговорила Мэрилин.

- Мэрилин, ты представляешь, который час вообще?

- Ты не рад слышать меня?

На другом конце провода воцарилось тягостное молчание. Наконец мужской голос заговорил снова:

- Милая, я всегда рад тебя слышать, ты же знаешь. Но сейчас ночь. Выспись и поговорим утром. Хорошо?

Мэрилин крепче прижала трубку к уху и быстро зашептала:

- Поговори со мной, Бобби, прошу тебя. Отговори меня, Бобби, прошу тебя. Ты нужен мне, Бобби, прошу тебя…

- Мэрилин, ты пьяна. Проспись и поговорим утром. Пожалей людей, - и в трубке раздались гудки.

Мэрилин, пересилив себя, положила трубку на рычаг и села в кровати. Нембутал начинал действовать, голова шумела, мысли путались.

Есть ли хоть один шанс стать счастливой? Есть ли хоть один человек, которого она может сделать счастливым?

- Артур, коммунистическая очкастая сволочь, - пробормотала Мэрилин.

Артур Миллер.

- Ты рылась в моей записной книжке?! – глаза Артура Миллера, третьего и последнего мужа Мэрилин, метали молнии из-под тяжелых очков в строгой черной оправе.

- Да, я посмотрела твои записи! – рыдала Мэрилин. – Мне всегда было интересно, чем ты занимаешься, что пишешь. До этого дня! Значит, я «глупая, зацикленная на себе, невротичное создание»? Так ты написал в своей записной книжке? Зачем? Чем я это заслужила??? Зачем ты тогда женился на мне, зачем хочешь от меня детей? – и Мэрилин зарыдала, закрыв лицо руками и отступив от мужа на шаг.

Был солнечный день в особняке Артура Миллера. Солнце наполняло каждый уголок дома, контрастируя со сценой, происходящей на втором этаже особняка, у лестницы, ведущей на второй этаж. Мэрилин и стояла наверху, у двери в кабинет Артура, а сам он стоял рядом и гневно, но все же немного растерянно смотрел на свою жену.

- Погоди, ты все не так поняла! Это просто пьеса… - начал было Артур

- О, так значит ты сделал нашу жизнь сюжетом своей новой книженки? – захлебывалась слезами Мэрилин. – Как интересно. Заплатишь мне как соавтору?

Артур Миллер протянул руки к жене, попытался приобнять и прижать к себе.

Мэрилин отшатнулась, вытянув одну руку вперед, защищаясь от мужских объятий.

- Отойди от меня! Если я всего лишь псих, почему ты живешь со мной?

- Потому что я люблю тебя, - пожал плечами Артур.

Наступило молчание, нарушаемое лишь звуком часов на камине внизу да всхлипами Мэрилин. Наконец она подняла глаза, красные от слез, и посмотрела на мужа.

- Любишь меня? А ты знаешь, кто я вообще? Что у меня в душе? Или ты делаешь выводы обо мне, изучая семейный анамнез?

- Мэрилин, я прошу тебя! – воскликнул Артур Миллер и сделал вторую попытку обнять жену.

Мэрилин отступила еще на шаг.

- О, теперь я понимаю! Ты ОПЕКАЕШЬ меня. Не любишь – ОПЕКАЕШЬ. Мэрилин такая дурочка, такая красивая дурочка… Ей нужен заботливый муж, который присмотрит за ней. Вдруг она попытается покончить с собой – она же псих?

- Ты уже пыталась сделать это, - сухо вставил Артур.

Мэрилин замотала головой. Подошла к мужу вплотную и, глядя на него снизу вверх, сказала:

- Только вот мне не нужна забота, дорогой папочка. Я могу сама себя прокормить и купить все, что захочу. Один мой гонорар больше, чем все твои банковские сбережения. У меня собственная студия, куча поклонников. Если у меня что и есть – то оно лучшее. Я богата, Я востребована. А ты? Когда ты последний раз что-то писал? Пять лет назад? Да тебя помнят только потому, что ты МОЙ МУЖ! КОМУНЯКА!

Шлеп!

Артур Миллер отвесил жене сильную пощечину. Голова Мэрилин запрокинулась, перед глазами расплылись разноцветные круги.

- Писательство – это не верчение жопой. Писательство требует таланта, вдохновения, душевного подъема. С тех пор, как я женился на тебе, у меня нет ни второго, ни третьего. Иногда я думаю, что у меня нет мозгов, раз я женился на тебе. – медленно сказал Артур и, хлопнув дверью, заперся в своем кабинете.

Мэрилин медленно спустилась вниз и села на диван в гостиной. В голове шумело от слез и пощечины. Вдруг низ живота свело резкой болью. Мэрилин бросилась в туалет, и ее сначала вырвало от нервного перенапряжения… а потом она заметила большое пятно крови внизу, между ног.

Пятно быстро растекалось по белоснежным облегающим шортам. Мир поплыл перед глазами.

А потом померк.

Комната с голыми стенами (часть третья)

Мэрилин лежала на кровати, тяжело и редко дыша. Взгляд медленно перемещался с одного края потолка на другой. В голове сильно шумело, сонливость была уже очень сильной. Руки и ноги сковала невероятная слабость…

- Нет, был один, - заплетающимся языком произнесла она.

Тикали часы – небольшой механический старомодный будильник на тумбочке. Деревья шумели за окном от дуновения теплого калифорнийского ветра.

- Был один. Но я не любила… его. Как… мужчину. И... он мертв. Если бы не знал меня, то пожил бы дольше – кто знает?

Мэрилин улыбнулась в полумраке комнаты, но тени сделали эту улыбку смертельным оскалом.

- Бассейн, - прошептала Мэрилин. – С такой ярко-голубой водой…

Вдалеке зазвучала полицейская сирена – копы мчались куда-то в ночи. Далеко-далеко отсюда. Или это сирена скорой? Вот бы ее сюда… Спасти. Но все так далеко и призрачно в этом мраке.

- Гроб, - опять заговорила Мэрилин тихо. – Такой черный и красивый. Все в цветах. Запах свежего дерева и цветов. Так пахнет смерть.

Мэрилин тяжело и глубоко вздохнула. Сердце дало сбой.

Уже скоро. И очень хорошо, что не больно. В ее жизни и так было полно боли.

Джонни Хайд.

Огромный бассейн с ярко-голубой водой. На краю бассейна сидит Мэрилин в светло-зеленом купальнике и улыбается во все зубы счастливой улыбкой, позируя для снимка. Снимает низенький, пузатый старичок, практически лысый. Его лысина вспотела от жары, но он тоже улыбается. В этой улыбке нет похоти и каких-то скрытых плотских желаний – в них некая отеческая любовь, преклонение и обожание.

- Норма, выходи за меня. – улыбается старичок в смешных полосатых плавках.

- Джонни, милый. Я тебе уже сто раз говорила – не выйду. Я не люблю тебя так, как женщина должна любить мужчину. Значит, ты будешь со мной несчастлив.

- Но я уже счастлив с тобой! – горячо возражает старичок Джонни.

- Так не разрушай это счастье семейной рутиной. Вот выйду за тебя, растолстею как корова и… будешь меня такой терпеть? – засмеялась Мэрилин.

Джонни Хайд – первейший из бизнес-воротил Голливуда, запустивший свои руки и в киноиндустрию, хороший друг Мэрилин Монро. Он познакомился с ней на одной из вечеринок Джозеффа Шенка и моментально влюбился по уши. Узнал, что она актриса и принялся вкладывать в нее деньги.

Первое, что он сделал – это перекрасил Мэрилин в яркую блондинку. Она упорствовала очень долго, но когда дело было сделано, пришла в неописуемый восторг вперемежку со страхом.

«Как будто из зеркала на меня смотрела совсем другая женщина. Такое ощущение, что она ест мужчин на обед вместе с костями – такое вожделение и кричащая чувственность были в этой незнакомой женщине». - говорила она потом Джонни.

Потом Джонни Хайд исправил ей прикус и немного изменил форму носа. Пластическая операция проходила под местной анестезией и в общем не вызвала у Мэрилин каких-либо неприятных ощущений. И результат получился отменный.

«Очень скоро те, кто сейчас вытирает об тебя ноги, будут ползать перед тобой на коленях». – сказал тогда Джонни, глядя на нее.

Мэрилин практически жила в его особняке среди бесконечных вечеринок. Это был самый счастливый период ее жизни, как она позже осознала. Для нее делали все и ничего взамен не хотели. Ну разве только чтобы она просто была рядом…

А она не любила Хайда как мужчину. Пыталась, честно пыталась. И не смогла. И честно ему в этом созналась.

Джонни Хайд отнесся к этому с пониманием и грустью. Но не отверг ее. Это был ее отец, хоть и не по крови. Таким отец и должен быть – наставником.

Ну а теперь Джонни присел рядом с ней на край бассейна и обратил внимание на толстую книгу, лежащею рядом с Мэрилин.

- Что это за книга? – спросил он. – Ты постоянно таскаешься с ней.

- Это «Братья Карамазовы». Люблю эту книгу. Там есть такой персонаж – Грушенька. Сколько чувственности, сколько любви! Вот такой типаж я хотела бы сыграть…

Джонни посерьезнел и проговорил, задумчиво глядя на воду в бассейне, искрящеюся под солнцем:

- Вот за это я тебя и люблю, Мэрилин. Ты умная и красивая. Практически невероятно, но это так. Ты трепетная, вдумчивая. И такая внешность – проклятье для твоей души. Внешне олицетворяешь чистый секс, грязную похоть. Эти примитивные чувства… Но душа… У тебя невероятно прекрасная душа, Мэрилин Монро. И я от всей души надеюсь, что ты вырвешься из лап этих Зануков, Шенков и прочих боссов – и станешь ВЕЛИКОЙ АКТРИСОЙ. И сможешь выбирать себе роли сама.

И погладил ее по волосам.

…

В больничной палате его лицо выделялось серостью. Он шумно дышал и сжимал ее руку. С нежностью. И смотрел на нее уставшими глазами.

- Норма, - говорил он. – Да плевать на любовь! Пойми: я, конечно, умру. Но ведь у тебя будет законный способ получить мое состояние. Стать свободной от голливудских ублюдков, контрактов и прочего. Ты сама наймешь этих мерзких скотов и будешь диктовать, в каких фильмах тебя снимать… Пойми же…

Он заворочался на больничной койке и закашлялся.

Мэрилин сидела рядом и с трудом сдерживала слезы. Она гладила его морщинистую руку и пыталась улыбаться.

- Во-первых, Джонни, ты не умрешь.

- Норма…

-Молчи! Ты не умрешь еще очень долго. Во-вторых, милый, я все равно не полюблю тебя. А это для меня самое важное. Без этого невозможно ничего и никогда. Люби я тебя – приняла бы твое предложение, взяла бы эти миллионы. Правда. Но я честна перед тобой и хочу оставаться честной до конца своей жизни.

Джонни Хайд приподнялся на своем смертном одре и поцеловал Мэрилин в щеку:

- Я люблю тебя, Норма Джин Бейкер.

На следующий день его не стало.

…

Его черный гроб, стоящий в церкви, она обняла своими нежными руками, одетыми в белоснежные перчатки. Так она не плакала никогда в жизни. Ни развод с Ди Маджио, ни с Артуром Миллером не вызвали у нее этого чувства окончательной, бесповоротной потери. Вместе с Джонни Хайдом в землю зарыли ее шанс стать по-настоящему свободной от всего и всех; но самое главное – ушел человек, понимавший ее как никто другой, любивший ее без притязаний на тело, заглянувший прямо в душу и увидевший в этой застенчивой брюнетке бомбу, которая разорвет все и всех своей чувственностью. Джонни Хайд сделал Мэрилин Монро.

Она рыдала так, что казалось, выплачет всю душу прямо на этот гроб.

А в стороне стояли прямые наследники Хайда – его семья и наблюдали эту страшную сцену с нескрываемым отвращением.

Комната с голыми стенами (часть четвертая)

Сознание Мэрилин на некоторое время снова стало ясным – так перед смертью нам становится лучше. Она словно парила над кроватью, все было так невесомо и неважно… Только вот сердце никак не желало останавливаться, медленно и с перебоями стучало в грудной клетке.

Но жизнь почти ушла из нее.

Она уже не могла произнести слов, но вдруг поняла, что все же остался человек, который ценит ее. Который дружит с ней без каких-либо извращенных и похотливых мыслей.

«Надо позвонить ему… Он спасет..» - подумала Мэрилин и медленно перевернулась со спины на живот, протянула левую руку за телефонной трубкой и сняла ее с аппарата. И тут же уронила ее на белоснежные простыни. Силы покинули ее навсегда.

«Алан» - была ее последняя мысль.

Затем – чернота навсегда.

Некоторые любят погорячее.

Актер Тони Ли Кертис носился по гримерке с сигаретой в зубах. Он был загримирован под женщину и все эти чулки и подвязки страшно ему мешали. Было ужасно жарко от этих софитов в маленьком съемочном павильоне. Грим нещадно тек, его постоянно поправляли.

- Где эта обдолбаная сука?! – орал он на осветителей, как будто они могли что-то решить.

Шел третий час дня. Съемки должны были начаться в 9 утра, снималась сцена в вагоне, где практически все кадры принадлежали Мэрилин. Но ее не было. Ни в 10 утра. Ни в 11. Ни в 2 часа дня. Все безумно устали от ожидания.

Наконец она появилась – усталая, с заплаканными глазами. Осмотрела всех и спряталась в своей гримерной. Через секунду туда же промчался ее персональный гример.

- Ну вот, еще 2 часа ожидания – и можно будет снять пару секунд фильма, - процедил Кертис и выкинул окурок в помойное ведро.

…

- Я всех раздражаю, Алан, я знаю! – зарыдала Мэрилин и закрыла лицо руками. – Но я ничего не могу поделать с собой! Я и Артур… мы…

- Тише, Норма. Я все понимаю, - проговорил Алан Снайдер и приобнял ее за плечи. – Сейчас мы вытрем слезы, нанесем грим и сыграем так как никогда в жизни, ага? – он улыбнулся и потрепал ее по щеке.

Мэрилин принялась вытирать слезы салфетками. Алан стоял за ее спиной и задумчиво смотрел на ее отражение в зеркале. За дверью слышалась суета – переставляли свет.

- Тебе нельзя нервничать, милая, - произнес Алан – Сейчас все будет хорошо. Тебе и твоему ребенку нельзя волноваться.

Мэрилин взглянула на него и улыбнулась:

- Ты такой заботливый, Алан! Ну почему ты женат?

Алан Снайдер шутливо развел руками и принялся гримировать Мэрилин.

…

- Ты можешь сыграть просто удивление? – неистовствовал режиссер, подходя к Мэрилин. – Все же просто. Душечка роняет фляжку – ах! Она удивлена. УДИВЛЕНА! Фляжка упала. Душечка удивлена этим е… ным фактом!

Мэрилин сидела с маленькой гавайской гитарой на раскладном стуле, смотрела на режиссера и… вдруг заплакала. Все артисты и работники съемок внезапно замолчали и уставились на них двоих. Что сейчас будет? Мэрилин Монро опять исчезнет на неделю, раздувая бюджет фильма и вгоняя студию в долги?

- Я не понимаю, почему я должна играть удивление, а не страх! – закричала Мэрилин сквозь слезы. – Фляжка упала. Что тут удивительного? Чему удивляться? Мне должно быть СТРАШНО, что это обнаружили. Я ДОЛЖНА СЫГРАТЬ СТРАХ!

Лицо режиссера побагровело.

- В этом фильме, миссис Миллер, вы будете играть то, что говорю я. Вам понятно?

- Пойдем-ка выйдем. – раздался за спиной режиссера голос.

Это был Алан Снайдер.

- Ты кто вообще такой, мать твою? – режиссер окончательно потерял самообладание. – Еще один ее е…рь? Гример-е..рь?

И в ту же секунду упал на пол с разбитым носом. Алан Снайдер склонился над ним и краем глаза увидел, как Мэрилин смотрит на него во все глаза, полные слез и обожания.

- Слушай, ты, говно. – медленно проговорил Алан. – Очень грустно, конечно, сидеть по пол дня без дела. Но никто не дает права орать на женщину. Тем более на ту, что дает тебе работу. Я прав?

Режиссер закивал. Встал, отряхнулся и проговорил, не глядя на Мэрилин:

- Прошу прощения, миссис Миллер. Но все же надо сыграть именно удивление. И не просто удивление, а секси удивление. Вы же мастер в этом. Давайте сделаем перерыв и продолжим, пожалуйста.

Ад продолжался.

Комната с голыми стенами (часть пятая и последняя)

Она лежит в темно-желтом свете ночника. Точно спит. Лежит на животе, правая рука вдоль обнаженного тела, левая – со сжатой в ней телефонной трубкой лежит у ее лица. Глаза закрыты. Рот приоткрыт. На лице нет следов предсмертной муки. Оно абсолютно спокойно. Все кончено. Мэрилин Монро так и не успела сделать последний звонок в своей жизни.

Мертвецкая (часть вторая и последняя)

Алан Снайдер положил тело Мэрилин в гроб. Он был абсолютно пьян, но каждое движение было твердым и точным. Гример смотрел на эти черты, теперь искаженные смертью.

Стояла невероятная тишина.

- Прощай, Норма Джин Бейкер. – прохрипел Алан.

И за крыл крышку гроба. Только теперь он заметил неподвижно высокую фигуру в дверном проеме мертвецкой. Как давно эта фигура стоит тут? Алан не знал.

- Все готово? – спросила фигура.

Алан узнал этот голос.

- Да, все готово, мистер Ди Маджио. Простите, но пришлось надеть ей парик. При вскрытии…

- Заткнись. - рявкнул Джо Ди Маджио и прошел в мертвецкую. Подошел ко гробу и открыл крышку. Долго смотрел.

- Я могу обещать тебе только одно, Снайдер. – проговорил Ди Маджио. – Не будет ни одной фотографии Мэрилин Монро в гробу. Ни одной.

И закрыл крышку гроба.

Дата добавления: 2015-10-21