5)Объединение «ЛЕФ» После революции многие футуристы решительно встали на сторону новой власти и выражали готовность к активному сотрудничеству с ней. К футуристическому искусству проявлял интерес народный комиссар просвещения А. В. Луначарский, сам выступавший как критик и драматург. В аппарате у Луначарского в первые послереволюционные годы работало немало недавних футуристов. Современники даже жаловались, что «борьба против футуризма получила страшную видимость одной из форм контрреволюции». Именно от имени Наркомпроса стал издаваться футуристический орган — газета «Искусство коммуны» (1918), вокруг которой объединилась группа наиболее политически активных футуристов. Здесь и были сформулированы основные принципы теоретической платформы будущего ЛЕФа: создание действенного революционного искусства, поиски новых форм художественной выразительности. В начале 1923 г. группа преобразовывается в литературно-художественное объединение ЛЕФ (Левый фронт [искусств]), которое возглавил В. Маяковский. Кроме него членами объединения стали: Н. Асеев, Б. Арватов, О. Брик, В. Каменский, Б. Кушнер, С. Третьяков, Н. Чужак, Б. Пастернак (до 1927 г.). Впоследствии к ним примкнули С. Кирсанов, В. Перцов и др. Близки к ЛЕФу были художники (А. Родченко, В. Степанова, В. Татлин), деятели кино (С. Эйзенштейн, Дзига Вертов, Л. Кулешов), писатели, критики и теоретики искусства (В. Шкловский, А. Лавинский). ЛЕФ призывал к созданию утилитарных произведений, имеющих определенную функцию. Его идеологи (Арватов, Брик, Третьяков, Шкловский и др.) выдвинули теорию искусства как «жизнестроения», теорию «социального заказа» (согласно ей, художник являлся только «мастером», выполняющим задания своего класса), идею «революции формы» (что вело к отрицанию художественно-познавательных функций искусства, недооценке классического наследия), а также программу «производственного искусства», способствовавшую зарождению художественного конструктивизма. Лефовцы отрицали многие традиционные виды художественного творчества (в т. ч. станковую живопись в изобразительном искусстве, художественный вымысел в литературе), противопоставляя им документ, т. н. «литературу факта». Эта вульгарно-социологическая концепция оказала влияние и на лирику Маяковского, выступившего против «вселенского» быта за полное растворение индивидуальных форм жизнедеятельности людей в коллективных формах. Лефовцы афишировали себя как «гегемона революционной литературы» и нетерпимо относились к другим группам. Они пришли к отрицанию художественной условности, а из литературных жанров признавали только очерк, репортаж, лозунг. Впрочем, говоря о ЛЕФе — так же как и о других литературных объединениях 1920-х годов,— о противоречивых и путаных положениях его программы, необходимо помнить и о том, как часто и решительно опровергали ее своими поэмами и стихами поэты, эту программу подписавшие. Объединение издавало свой журнал «ЛЕФ» (1923-1925). Затем (в 2 продолжение дискуссиях конца 20-х гг. с группой "Перевал"; со школой В. Ф. Переверзева и др. рапповская критика (в журнале "На литературном посту" и др. изданиях) выступала против принижения роли мировоззрения в художественном творчестве, но при этом допускала упрощенчество, наклеивание политических ярлыков. Вульгарный социологизм и догматизм рапповцев мешали верному пониманию задач и перспектив развития советской литературы, правильной оценке творчества М. Горького, В. В. Маяковского, А. Н. Толстого и др. советских писателей. Рапповское требование "диалектико-материалистического метода" в литературе, отождествлявшее философские и художественные методы, выражая упрощённое понимание творческого процесса, приводило к псевдофилософской схоластике в критике. Ошибочными были лозунг "союзник или враг" (1931), отталкивавший писателей-"попутчиков", требование "одемьянивания" поэзии и "призыв ударников в литературу". Постановлением ЦК ВКП (б) "О перестройке литературно-художественных организаций" от 23 апреля 1932 РАПП и ВОАПП (Всесоюзное объединение ассоциаций пролетарских писателей) были ликвидированы. Многие члены РАПП, как и др. литературных организаций, вошли в созданный тем же постановлением Союз писателей СССР. «ПЕРЕВАЛ» — лит-ая группировка 1923—1932. Организована под руководством А. Воронского при журн. «Красная новь». Первоначально объединяла литературный (главным образом поэтический) молодняк (М. Светлов, М. Голодный, А. Ясный и др.), отколовшийся от «Молодой гвардии» и «Октября». Вскоре в «Перевал» вошли писатели: прозаики — А. Малышкин, И. Катаев, В. Губер, Н. Зарудин, М. Барсуков, Л. Завадовский, Н. Смирнов, М. Пришвин, Н. Огнев, А. Веселый, А. Караваева, П. Ширяев, А. Платонов, И. Евдокимов, Р. Акульшин, А. Перегудов, М. Вихрев, В. Ряховский, П. Павленко, А. Новиков, П. Слетов и другие; поэты — Д. Семеновский, Н. Тарусский, Н. Дружинин, П. Наседкин, Б. Ковылев, Н. Дементьев, Е. Эркин и др.; критики — А. Лежнев, Д. Горбов, С. Пакентрейгер, Н. Смирнов, Н. Замошкин и другие. На почве идейного расхождения с группой рано вышли из «П.» М. Светлов, А. Караваева, Н. Огнев, А. Веселый. В связи с ростом политической сознательности советских писателей, творческим подъемом литературы и окончательным разоблачением реакционной сущности платформы «П.» отход от «Перевала» сделался массовым. Продукция группы опубликовывалась в журн. «Красная новь», «Новый мир», в сборниках «П.» (1—8, последние два сборника носят название «Ровесники»). «П.» боролся с пролетарской лит-рой и критикой, исходя из троцкистского отрицания пролетарской культуры. Творчество пролетарских и близких пролетариату писателей оценивалось «П.» как «бескрылый бытовизм», «примитивное направленчество», «красная халтура». «П.» задачей творчества ставил «раскрытие внутреннего мира» и «его новое эстетическое оформление». Художественное творчество перевальцы толковали откровенно-идеалистически как некий сверхразумный, интуитивный, стихийно-эмоциональный, в основном подсознательный процесс. Сам художник представлялся некоею исключительной личностью, не связанной с практикой своего класса. В основу подлинного, «органического» искусства полагались «непосредственные», «первоначальные», «детские» впечатления. «Древность» Н. Зарудина, «Мастерство» П. Слетова — 13)ИМАЖИНИЗМ Имажини́зм — литературное направление в русской Поэзии XX века, представители которого заявляли, что цель творчества состоит в созданииОбраза. Основное выразительное средство имажинистов — Метафора, часто метафорические цепи, сопоставляющие различные элементы двух образов — прямого и переносного. Для творческой практики имажинистов характеренЭпатаж, Анархические мотивы. На стиль и общее поведение имажинизма оказал влияние Русский футуризм. История Имажинизм как поэтическое движение возник в 1918 году, когда в Москве был основан «Орден имажинистов». Создателями «Ордена» стали приехавший из Пензы Анатолий Мариенгоф, бывший Футурист Вадим Шершеневич и входивший ранее в группу новокрестьянских поэтов Сергей Есенин. Черты характерного метафорического стиля содержались и в более раннем творчестве Шершеневича и Есенина, а Мариенгоф организовал литературную группу имажинистов ещё в родном городе. Имажинистскую «Декларацию», опубликованную 30 января 1919 г. в воронежском журнале «Сирена» (а 10 февраля также в газете «Советская страна», в редколлегию которой входил Есенин), кроме них подписали поэт Рюрик Ивнев и художники Борис Эрдмани Георгий Якулов. К имажинизму также примкнули поэты Иван Грузинов,Матвей Ройзман, Александр Кусиков, Николай Эрдман. В 1919—1925 гг. имажинизм был наиболее организованным поэтическим движением в Москве; ими устраивались популярные творческие вечера в артистических кафе, выпускалось множество авторских и коллективных сборников, журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном» (1922—1924, вышло 4 номера), для чего были созданы издательства «Имажинисты», «Плеяда», «Чихи-Пихи» и «Сандро» (двумя последними руководил А. Кусиков). Ряд поэтов выступил с теоретическими трактатами («Ключи Марии» Есенина, «Буян-остров» Мариенгофа, «2х2=5» Шершеневича, «Имажинизма основное» Грузинова). Имажинисты также приобрели скандальную известность своими эпатажными выходками. Помимо Москвы («Орден имажинистов» и «Ассоциация вольнодумцев») центры имажинизма существовали в провинции (например, в Казани, Саранске, в украинском городе Александрии, где имажинистскую группу создал поэт Леонид Чернов), а также в Петрограде-Ленинграде. О возникновении петроградского «Ордена воинствующих имажинистов» было объявлено в1922 г. в «Манифесте новаторов», подписанном Алексеем Золотницким, Семеном Полоцким, Григорием Шмерельсоном и Влад. Королевичем. Потом, вместо отошедших Золотницкого и Королевича, к петроградским имажинистам присоединились Иван Афанасьев-Соловьёв и Владимир Ричиотти, а в 1924 году Вольф Эрлих. Организационно имажинизм фактически распался к 1925 году: в 1922 году эмигрировал Александр Кусиков, в 1924 году о роспуске «Ордена» объявили Сергей Есенин и Иван Грузинов, другие имажинисты отошли от поэзии, обратившись к прозе, драматургии, кинематографу. Деятельность «Ордена воинствующих имажинистов» прекратилась в 1926 году, а летом 1927 года было объявлено о ликвидации «Ордена имажинистов». Взаимоотношения и акции имажинистов были затем подробно описаны в воспоминаниях Мариенгофа, Шершеневича, Ройзмана.
| 6)Обэриуты «Объединение реального искусства» (ОБЭРИУ), Датой образования ОБЭРИУ считается 24 января 1928 года, когда в Ленинградском Доме печати состоялся вечер «Три левых часа». Именно на нем обэриуты впервые заявили об образовании группы, представляющей «отряд левого искусства». В ОБЭРИУ вошли И. Бахтерев, А. Введенский, Д. Хармс (Ювачев), К. Вагинов (Вагенгейм), Н. Заболоцкий, писатель Б. Левин. Хотя состав группы менялся: после ухода Вагинова к ней присоединились Ю. Владимиров и Н. Тювелев. К обэриутам были близки Н. Олейников, Е. Шварц, а также художники К. Малевич и П. Филонов. Тогда же увидел свет первый (и последний) манифест нового литературного объединения, в котором декларировался отказ от традиционных форм поэзии, излагались взгляды обэриутов на различные виды искусства. Там же было заявлено, что эстетические предпочтения членов группы находятся в сфере авангардного искусства. Следует добавить, что еще до появления в литературе обэриутов возникло неофициальное литературно-философское содружество, участники которого — Введенский, Хармс и Л. Липавский — называли себя «чинарями». «Чинари» писали в авангардистском духе, присущий им «нигилизм» носил юмористический характер. Они были противниками официоза и литературной приглаженности. Но первые эксперименты «чинарей» с рифмой и ритмом, а главное — со смыслами слов имели успех лишь в узком дружеском кругу. Их опусы не только не печатали, но и подвергали насмешкам и освистанию на выступлениях. Один из таких скандалов едва не закончился плачевно, когда ведущая ленинградская газета опубликовала разгромную статью о происшествии, омрачившем собрание литературного кружка Высших курсов искусствоведения. В ней было подчеркнуто, что поэты не просто нахулиганили, но и оскорбили советское (!) высшее учебное заведение... К счастью, в тот раз инцидент не получил никакого продолжения. После этого, решив расширить свой состав, «чинари» образовали литературную группу, которую первоначально хотели назвать «Академия левых классиков». Но в результате получилось то, что получилось,— ОБЭРИУ. Обэриуты попытались в конце 1920-х годов вернуться к некоторым традициям русского модернизма, в частности футуризма, обогатив их гротескностью и алогизмом. Они культивировали поэтику абсурда, предвосхитив европейскую литературу абсурда, по крайней мере, на два десятилетия. Поэтика обэриутов основывалась на понимании ими слова «реальность». «Истинное искусство,— писал Хармс,— стоит в ряду первой реальности, оно создает мир и является его первым отражением». В таком понимании искусства обэриуты являлись «наследниками» футуристов, которые также утверждали, что искусство существует вне быта и пользы. С футуристами соотносится обэриутская эксцентричность и парадоксальность, а также антиэстетический эпатаж, который в полной мере проявлялся во время публичных выступлений. Выступления обэриутов проходили повсеместно: в Кружке друзей камерной музыки, в студенческих общежитиях, в воинских частях, в клубах, в театрах и даже в тюрьме. В зале развешивались плакаты с абсурдистскими надписями: «Искусство — это шкап», «Мы не пироги», а в концертах почему-то участвовали фокусник и балерина. Нападки со стороны официозной критики, невозможность печататься заставили некоторых обэриутов (Введенский, Хармс, Владимиров и др.) переместиться в сферу детской литературы. По предложению С. Маршака они начали сотрудничать с детской редакцией ленинградского Госиздата, где с конца 1928 г. стал выходить забавный журнал для школьников «Еж» (Ежемесячный журнал), а несколько позже — «Чиж» (Чрезвычайно интересный журнал), для младшего возраста. Здесь большую роль сыграл Н. Олейников, который, формально не являясь членом группы, творчески был близок ей. Будучи главным редактором «Ежа», он привлек обэриутов к работе в журнале. В 1930-е годы, с началом идеологической травли, тексты для детей были единственными публикуемыми произведениями обэриутов. Однако и в этой нише они продержались недолго. Свободное художественное мироощущение абсурдистов-обэриутов, их неумещаемость в контролируемые рамки не могли не вызвать недовольства властей. Вслед за резкими откликами на их публичные выступления в печати прошла «дискуссия о детской литературе», где подверглись жестокой критике К. Чуковский, С. Маршак и другие идеологически невыдержанные писатели, в том числе молодые авторы детской редакции Ленгиза. После этого группа обэриутов перестала существовать как объединение. В конце 1931 года Хармс, Введенский и некоторые другие сотрудники редакции были арестованы. Хармс, Введенский и Бахтерев полгода провели в тюрьме на Шпалерной (питерской Лубянке), а затем были сосланы в Курск Хармса приговорили к трем годам заключения, а Бахтерев и Введенский на несколько лет были лишены прав проживания в Московской, Ленинградской областях, а также в крупных городах. В 1933—1934 гг. вернувшиеся в Ленинград обэриуты продолжали встречаться, несмотря на то, что литературная группа распалась. Их беседы были записаны литератором Л. Липавским и составили не опубликованную при жизни обэриутов книгу «Разговоры». Так же не был издан при жизни авторов коллективный сборник обэриутов «Ванна Архимеда». Судьба всех участников группы была на редкость печальной: арестованы были почти все, одни расстреляны, другие прошли через лагеря, третьи были репрессированы, погибли в заключении. Хармс и Введенский, чьи творческие установки лежали в основе поэтики обэриутов, при всем различии их литературной манеры имели одну общую черту: и алогичность Хармса, и «бессмыслица» Введенского были призваны демонстрировать, что только абсурд передает бессвязность жизни и смерти в постоянно меняющемся пространстве и времени Проводимые в стране новой властью абсурдные социальные преобразования, современниками которых оказались обэриуты, подтверждали актуальность их художественно-философских установок.
32.«Мастер и Маргарита» Замысел книги складывался постепенно. Роман рос медленно, проникая корнями во все новые и новые участки мыслительной и образной почвы булгаковского творчества. В начале 1930 года рукопись романа Булгаков сжег. Но некоторые черновые тетради удалось спасти. Первая редакция отличалась существенно от известного нам теперь романа «Мастер и Маргарита». В романе не было Мастера и не было Маргариты. Замышлялся и разворачивался сатирический «роман о дьяволе». События в «Мастере и Маргарите» начинаются «однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах». В столице появляются Сатана и его свита. Более всего Воланд Михаила Булгакова связан с Мефистофелем из «Фауста» Гёте. Связан осознанно, подчеркнуто и полемично. Связь эта закреплена эпиграфом к роману «Мастер и Маргарита». Самое имя Воланд восходит к Геге. Оно возникает в «Фаусте» один-единственный раз: так называет себя Мефистофель в сцене «Вальпургиева ночь». И в «евангельских», и в «демонологических» линиях романа «Мастер и Маргарита» Булгаков предпочитает не придумывать, а подбирать имена, порою лишь обновляя их звучание (Иешуа Га-ноцри, Азазелло). Имя Воланд оказалось такой удачей, что изменять его не пришлось. Роман Булгакова — не аллегория и не детектив. Здесь ничего не нужно разгадывать и расшифровывать. Проблематика романа: 1. проблема добра и зла. 2. проблема правды. 3. проблема тв-ва. 4 тема пилатова греха. 5. свобода чел-а, его предназначение в жизни, ответственность. На три дня Воланд со своей свитой появляется в Москве — и неистовством сатиры взрезается будничная повседневность. Булгаков соединяет два архетипических мотива — договора человека с дьяволом и суетности реального мира. Мастер получает от дьявола покой «на том свете», в нижнем, темном мире. Писатель размышляет о возможности создания нормальной человеческой жизни, о восстановлении мира в окружающей действительности и душах людей и приходит к выводу о недостижимости гармонии. Хотя роман имеет два финала и предполагает двойное решение судьбы героев, все же можно говорить о том, что настоящая жизнь начинается для них только после смерти. Роман состоит из 26 глав, четыре из них посвящены событиям библейской истории. Роман включает в себя два повествовательных плана — сатирический (бытовой) и символический (библейский или мифологический). Каждому плану соответствует своя временная система. Действие библейского плана выстроено в соответствии с христианским каноном и продолжается в течение одного дня. В него вводятся воспоминания о прошлом и предсказания будущего. В потустороннем мире время не движется. Писатель показывает бесконечно длящуюся полночь, во время которой происходит бал Сатаны, или вечный день, в течение которого наступает «вечный покой» в финале романа. Только в реальном мире, связанном с Москвой, действие продолжается четыре дня и время течет в традиционных рамках. В основе мифологической линии — авторская версия Евангелия. Булгаков не пересказывает жизнь Иисуса, а создает на основе библейского мотива живой, реальный мир. В описании Ершалаима использованы временные, пространственные и бытовые детали. Писатель создает подчеркнуто реалистичную картину с запоминающимися деталями. Сочетание двух планов — реального и условного — позволило Булгакову создать полотно, отличающееся эпическим размахом и философской глубиной. Поскольку введение в литературное произведение библейских персонажей могло быть воспринято как пропаганда религии, Булгаков отводит библейский пласт на второй план, используя прием «романа в романе». Лишь к концу произведения фантастическая линия становится доминирующей, определяя авторскую позицию. Чтобы связать все планы между собой, писатель использует сложную систему своеобразных «переходов», постепенно выводя повествование из реального плана (описание Москвы в страшную жару) в мифологический (бал у Воланда). Специфика образной системы произведения состоит в сознательном соединении нескольких рядов персонажей. В центре романа находятся фигуры Мастера и Иешуа. Вокруг них в иерархическом порядке располагаются остальные герои. Используя прием ансамблевого построения, Булгаков разбивает образную систему на отдельные составляющие. Верхнюю ступень занимает оппозиция Воланд — Пилат. Ниже располагаются слуги основных персонажей: Азазелло — Кот — Фагот и Афраний — Крысобой — Банга. Они дополнены триадой, которую можно назвать демонической — Гелла, Наташа и Низа. Система повторяет традиционную для средневекового искусства схему, реализованную в сочинениях европейских демонологов и в христианских представлениях. Писатель органично соединяет персонажей из разных мифологических систем. Во всех трех мирах действует только один персонаж — Маргарита. В ней соединены христианские и народные представления, вера в Вечную Женственность и Пресвятую Богородицу. Она похожа и на мифологический персонаж (Маргарита спускается в ад и становится царицей на балу у Сатаны), и на реальную личность (Маргарита не умирает вместе с Мастером, а переходит в мир иной).
| 7.«Серапио́новы бра́тья» — объединение писателей (прозаиков, поэтов и критиков), возникшее в Петрограде 1 февраля 1921. Название заимствовано из цикла новелл немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана «Серапионовы братья», в которых описывается литературное содружество имени пустынника Серапиона. Первоначально группа сложилась из кружка учеников Е. Замятина и В. Шкловского, занимавшихся в «Доме искусств», а затем в «Литературной студии» под руководством К. Чуковского, Н. Гумилёва и Б. Эйхенбаума. Первое заседание «Серапионовых братьев» состоялось в «Литературной студии» 1 февраля 1921, от этого дня шло «серапионовское летосчисление». Почти сразу приём новых членов был ужесточён, а затем и прекращён вовсе. «Канонический» состав группы запечатлён на фотографии 1921. Членами объединения были Лев Лунц, Илья Груздев, Михаил Зощенко, Вениамин Каверин, Николай Никитин, Михаил Слонимский, Виктор Шкловский, Владимир Познер[1], Елизавета Полонская, Константин Федин, Николай Тихонов, Всеволод Иванов. Упоминание Ахматовой, Шкловского и иных авторов, официально не входивших в группу, объясняется тем, что у молодых литераторов имелось немало друзей и единомышленников, многие из них регулярно посещали серапионовские собрания, участвовали в обсуждении новых произведений. Не являясь «серапионами» в полном смысле слова, не были они и «гостишками» — так именовали людей случайных или не слишком близких группе, допускавшихся на открытые собрания (иногда заседания проходили в узком кругу, где присутствовали одни «братья»). Идейным и художественным руководителем «Серапионовых братьев» был Евгений Замятин. В своих декларациях объединение в противовес принципам пролетарской литературы подчёркивало свою аполитичность. Наиболее полно позиции «Серапионовых братьев» выражены в статье «Почему мы Серапионовы братья» («Литературные записки», 1922, № 3), подписанной Л. Лунцем, в которой на вопрос «С кем же вы, Серапионовы братья? С коммунистами или против коммунистов? За революцию или против революции?» прозвучал ответ: «Мы с пустынником Серапионом». Михаил Зощенко прямо заявлял: «С точки зрения партийных я беспринципный человек… Я не коммунист, не монархист, не эс-эр, а просто русский» (там же). «Серапионовы братья» в ряде статей выступали против идейности в искусстве («Мы пишем не для пропаганды», декларировал Л. Лунц), отстаивая старый тезис идеалистической эстетики о незаинтересованности эстетического наслаждения. С точки зрения партийной критики, позиции объединения отражали идеологию растерявшейся мелкобуржуазной интеллигенции после октябрьского переворота. Опубликованные декларации и альманах «Серапионовы братья» (Пг., «Алконост», 1922) вызвали оживлённую дискуссию. В. М. Фриче, Валериан Полянский, П. С. Коган и другие в своих выступлениях резко критиковали декларации «Серапионовых братьев» за их враждебность пролетарской идеологии и нарочитую аполитичность. Однако с самого своего возникновения объединение не было однородным ни по политическим, ни по литературным симпатиям его членов. Между декларациями и творческой практикой большинства «Серапионовых братьев» наблюдалось противоречие. Если часть «братьев» стремилась соответствовать заявленным принципам аполитичности, то другие пытались осознать подлинное значение процессов советской действительности. Так, Всеволод Иванов опубликовал повесть «Бронепоезд № 14—69» («Красная новь», 1922, кн. 6) и другие произведения партизанского цикла. Не соответствовали декларациям «Серапионовых братьев» творческие устремления Николая Тихонова, целый ряд стихотворений которого («Баллада о синем пакете», «Баллада о гвоздях» и др.) стал классикой советской революционной поэзии, а поэма «Сами» явилась одним из лучших произведений, посвящённых Ленину. Большие общественные проблемы поднимались и в произведениях Константина Федина, Николая Никитина, Михаила Слонимского. Принципиально различными были и стилистические особенности творчества «братьев». Так, Каверин, Зощенко стремились к объективистскому показу действительности, в то время как, например, уже в ранних произведениях Вс. Иванова ярко сказывается увлечённость автора пафосом партизанской борьбы против белых. Чуждой оказалась ряду «серапионовцев» и ориентация на западную сюжетную прозу (Дюма, Стивенсон, Кетнер, Конан Дойль), провозглашённая в статье Л. Лунца «На Запад» («Беседы», 1923, № 3). В то время как так называемое «западное крыло» объединения (Л. Лунц, В. Каверин, М. Слонимский) в центр внимания ставило авантюрный остросюжетный жанр — «западную новеллу», «восточное крыло» объединения (М. Зощенко, Вс. Иванов и др.) работало над бытовым рассказом, используя фольклорный материал. Характерно, что отсутствие единства литературно-политических и творческих принципов «Серапионовых братьев» вызвало резкое недовольство Е. Замятина, заявившего, что почти все «Серапионовы братья» «сошли с рельс и поскакивают по шпалам» («Литературные записки», 1922, № 1). Пестроту идеологических убеждений вынужден был признать Л. Лунц, писавший — «у каждого из нас есть идеология, есть и политические убеждения, каждый хату свою в свой цвет красит», и с горечью констатировавший наличие у них «идеологических расхождений». В 1921 эмигрировали покровительствовавшие группе Горький и Шкловский, в этом же году уехал в Париж Познер, в 1923 уехал в Германию на лечение Лунц, в 1924 перебрались в Москву Никитин и Иванов. С 1923—1924 Объединение начало хиреть, а в 1926 совсем прекратило свои собрания, однако не было официально распущено. Сопровождавшие социалистическое строительство репрессии и усиление цензурного гнёта вынудили часть «серапионовцев» принять платформу советской власти: «Похищение Европы» Федина, «Кочевники» и «Война» Тихонова, «Повесть о Левинэ» Слонимского и ряд произведений других бывших членов объединения говорят об их полном разрыве с иллюзиями о «беспартийности» художника.
33.Булгаков «Белая гвардия»Б одним из первых в советской литературе поставил вопрос о судьбах интеллигенции. Наиболее последовательно он прозвучал в его драматургии. Созданные писателем пьесы разнообразны и по проблематике, и по форме. Вначале он обращается к традиционной для 1920-х годов теме революции и гражданской войны. Своеобразным прологом становится роман «Белая гвардия». Роман «Белая гвардия», рисующий историю киевской семьи Турбиных, конец белого Движения на Украине, в самом стиле своем сочетает черты поэтического эпоса и тонкого психологического письма. В центре произведения — несколько эпизодов гражданской войны. Действие разворачивается в Киеве в 1918—1919 гг. Необычными оказались и действующие лица. Автор вступил в полемику с распространенной в литературе 1920-х годов тенденцией изображать гражданскую войну как столкновение масс, множеств. Булгаков сознательно отходит от подчеркнуто отрицательного изображения белогвардейцев. Позиция писателя навлекла на него обвинения в оправдании белого движения. События революции в романе «максимально очеловечены». Необычная композиция. Автор конструирует оригинальное пространство, используя летописный стиль. Центральным образом произведения становится символ Дома. Малому пространству Дома противопоставлено пространство Города. Город становится той ареной, где и происходят исторические события, требующие принятия конкретных решений. Он превращается в символический образ, обладающий собственным развитием. Как только размеренная жизнь уходит на второй план, меняется тон повествования, из объективно-нейтрального он становится ироническим. Иногда оказывается возможной и разоблачительно-публицистическая интонация, она нередко соседствует с экспрессивной или романтической. Не внешние события, передающие ход революции и Гражданской войны, не перемена власти, а нравственные конфликты и противоречия движут сюжетом "Белой гвардии". Исторические события - это фон, на котором раскрываются человеческие судьбы. Булгакова интересует внутренний мир человека, попавшего в такой круговорот событий, когда трудно сохранять свое лицо, когда трудно оставаться самим собой. В конце романа Турбины разочаровываются в старом и понимают, что нет к нему возврата. Моментом перелома для Турбиных и остальных героев романа становится день четырнадцатое декабря 1918 года, сражение с петлюровскими войсками, которое должно было стать пробой сил перед последующими боями с Красной Армией, а обернулось поражением, разгромом. Описание этого дня сражения - центральная часть. В этой катастрофе "белое" движение и такие герои романа, как Итман, Петлюра и Тальберг, раскрываются перед участниками событий в своем истинном свете - с гуманностью и предательством, с трусостью и подлостью "генералов" и "штабных". Погибает царская Россия, но Россия - жива.В день сражения возникает решение о капитуляции белой гвардии. Полковник Малышев вовремя узнает о бегстве гетмана и дивизион свой успевает вывести без потерь. Но поступок этот дался ему нелегко - может быть, самый решительный, самый отважный поступок в его жизни. Много внимания Булгаков уделяет выяснению позиции Тальберга. Это антипод Турбиных. Он карьерист и приспособленец, трус, человек, лишенный моральных устоев и нравственных принципов. Ему ничего не стоит поменять свои убеждения, лишь бы это было выгодно для его карьеры. Все герои "Белой гвардии" выдержали испытание временем и страданиями. Только Тальберг в погоне за удачей и славой потерял самое ценное в жизни - друзей, любовь, Родину. Турбины же смогли сохранить свой дом, сберечь жизненные ценности, а главное - честь, сумели устоять в водовороте событий, охвативших Россию. Эта семья, следуя мысли Булгакова, - воплощение цвета русской интеллигенции, то поколение молодых людей, которое пытается честно разобраться в происходящем.
| 3)Литература русского зарубежья Русская эмиграция первой послереволюционной волны представляла собой во многом феноменальное явление: при отсутствии общности территории, общности политической и экономической жизни, т.е. сущностных признаков нации, эмигранты из России не желали ассимилироваться в странах пребывания и продолжали считать себя "Россией вне России"[1], стремились сохранить родной язык, национальную культуру. Не в политике, не в военной сфере, а именно в области культуры деятельность эмиграции приобрела характер "миссии", которая заключалась в сохранении национальных духовных ценностей и традиций русской культуры. Несмотря на разноплановость творений деятелей культуры русской эмиграции, в их творчестве была объединяющая основа, "стержень", делающий все многочисленные произведения в области литературы и искусства явлением, обозначаемым как "Культура русского зарубежья". Этой общей основой было национальное самосознание. Ввиду литературоцентричности русской культуры, важнейшее место в духовном наследии российской эмиграции принадлежит творениям писателей и поэтов. Продолжить традиции русской и национальной литературы и передать их новым поколениям впоследствии, когда изменятся обстоятельства, сохранить память о дореволюционной России и ее национальное самосознание, стать малой Россией за рубежом - в этом, по мнению писателей - эмигрантов, была главная миссия литературы российского зарубежья. Разрабатывая тему Родины, стремясь стать "живой связью между вчерашним и завтрашним днем России"[2], писатели-эмигранты вкладывали в понятие "Родина" не географический, а духовный смысл. Важнейшим моментом, определившим творческую жизнь писателей-эмигрантов, было решение о том, на каком языке писать свои произведения. Уехавшие за рубеж представители творческой интеллигенции, безусловно, владели не одним иностранным языком. И все же эмигранты первой послереволюционной волны использовали родной язык и этим утверждали свое желание оставаться русскими, свою приверженность национальной культуре. Тема Родины звучит в произведениях всех видных писателей-эмигрантов (И.А.Бунина, А.И.Куприна, И.С.Шмелева, А.М.Ремизова и др.), составляя ту основу, которая позволяет рассматривать творчество деятелей русского зарубежья в контексте общенациональной литературы. Тема России рассматривалась писателями-эмигрантами в неразрывной связи с ее исторической судьбой. К ключевым моментам русской истории, жизнеописанию выдающихся деятелей России, анализу старинных документов обращались многие писатели-эмигранты (Б.К.Зайцев, Л.Ф.Зуров, А.М.Ремизов, М.И.Цветаева, А.Н.Толстой и др.). Русская мысль в изгнании, обращаясь к истории своей страны и своего народа, не могла удовлетвориться частными наблюдениями и отдельными зарисовками, ограничиваться набросками темы, а стремилась к созданию целостной концепции национальной жизни, к осмыслению России как целого. Превалирующей точкой зрения было то, что история России - это, главным образом, история ее самообороны; жизнь в непрестанном, часто непосильном самоотверженном служении Родине научила народ многому, в частности, "преодолевать беду". Именно чувство Родины, чувство причастности к ее трагическому и великому прошлому давало писателям-эмигрантам силы для творчества, для самоутверждения: "Не просто мы бесприютные. Кое-что за плечами и есть …история, величие Родины - этого не отнять у нас" [3]. Таким образом, национальное самосознание как основа для самого существования русской эмигрантской литературы явилось тем необходимым условием, в результате которого появился такой феномен как литература русского зарубежья. Хотя американским писателем В.Набоков может быть назван весьма условно - равно как и русским писателем тоже. В действительности он не был ни тем, ни другим - являя собой уникальный в литературе ХХ века тип писателя-космополита, все творчество которого пронизано тщательно им скрываемым чувством бездомности. Набоков - также единственный в своем роде пример писателя, достигшего равного совершенства в своих произведениях, созданных как на русском, так и на английском языках. Начало его творческой деятельности приходится на годы жизни в Берлине, где под псевдонимом "В.Сирин" выходят его первые книги: романы "Машенька" (1926), "Защита Лужина" (1929), "Подвиг" (1931), "Дар" (1937). С 1941 г. начинается - уже в Америке, куда писатель переезжает в 1940 году (американское гражданство он получил в 1945 г.) - англоязычный период творчества Набокова: выходит роман-хроника "Подлинная жизнь Себастьяна Найта". Десятью годами позже Набоков, чье творчество всегда носило полуавтобиографический характер, выпускает написанную на английском языке настоящую автобиографическую книгу "Убедительное свидетельство" (ее второй вариант "Другие берега" (1954) - написан по-русски, третий, "Память, говори" (1966) - снова по-английски). Мировую известность (и скандальную славу) принес Набокову роман "Лолита" (Париж, 1955; американское издание - 1957; на рус.яз. - 1967). В 1969 году выходит в свет самое зашифрованное произведение Набокова - роман "Ада, или Страсть", где писатель, вслед за Джойсом, пытается создать универсальную мифологему действительности. Неслучайны два тома литературной критики, вышедшие уже после кончины Набокова: "Лекции по литературе" (1980), куда вошли статьи, посвященные западным писателям, и "Лекции по русской литературе" (1981). Занятия русской литературой проходят сквозь всю творческую жизнь Набокова: 1944 г. - сборник "Три русских поэта" (переводы из Пушкина, Лермонтова, Тютчева); 1960 - перевод "Слова о полку Игореве"; 1969 - фундаментальный (хотя во многом и спорный) труд - перевод "Евгения Онегина" с обширным филологическим и реальным комментарием. Великолепный знаток всей мировой литературы (как правило резко отрицавший чье-либо на себя влияние), родившийся и проживший 20 лет в России, затем странствовавший по Европе, на 14 лет обретший "новую родину" в США, закончивший свои дни в Швейцарии, Владимир Набоков жил везде и нигде. Странствуя по миру, он в своих книгах этот мир - вольно или невольно - фиксировал, причем " в его минуты роковые". Поэтому миру он и принадлежит. Если и вела по жизни Набокова какая-нибудь идея, то именно эта: что мир - един. А человек, в любой его точке, благополучен ли он или несчастлив, - всегда одинок.
20.А. Платонов «Котлован». Работа над повестью «Котлован» датируется: «Декабрь 1929 – апрель 1930». Но обозначенные автором даты указывают не на срок создания повести, а на время изображенных в ней событий — проведения «сплошной коллективизации» в стране. Написана повесть была несколько позднее. Повесть «Котлован» относится к тем немногим в русской литературе XX в. произведениям, в которых с поразительным мужеством была выражена, сущность эпохи «великого перелома». В повести отразились главные исторические события конца 1920-х — начала 1930-х годов: проводимые в СССР в годы первой пятилетки, индустриализация и коллективизация. Символом осуществляемых в стране преобразований Платонов избрал проектирование и строительство «общепролетарского дома». В первой части повести рассказано о бригаде землекопов, роющих котлован под фундамент нового дома, предназначенного для переселения трудящихся целого города из частных домов. Во второй части «Котлована» действие переносится в деревню, подвергнутую сплошной коллективизации. Здесь аналогом общего является «оргдвор», где собираются лишенные имущества, вступившие в колхоз крестьяне. В «Котловане» воссозданы события, напоминающие целый ряд произведений о коллективизации, среди которых самым известным был роман М. Шолохова «Поднятая целина». Однако сходство платоновской повести с производственной и деревенской прозой конца 1920-х — начала 1930-х годов лишь отчетливее выявляет их поразительное различие. Оно состоит в понимании Платоновым обреченности проекта переустройства природы и общества, основанного на насилии. В «Котловане» переплетись два сюжета: сюжет-странствие главного героя в поисках истины и сюжет-испытание очередного проекта улучшения жизни человечества. Герой повести Вощев — странник поневоле, он насильно вытолкнут из привычной жизни, уволен с «механического завода» и лишен средств к существованию. Он чувствует себя ненужным, становится бездомным нищим. Вощев попадает на строительство символического «общепролетарского дома». Первое, что он видит на стройке, — барак мастеровых, где спят вповалку на полу измученные люди. Жизнь в бараке схожа с пребыванием в аду. Положение здесь нестерпимо и указывает на необходимость скорейшего одоления их «гибельной участи». Главный мотив «Котлована» - стремление участника событий понять смысл происходящего, чтобы осознанно участвовать в строительстве нового мира, — обозначен в самом начале повествования. Проект дома «выдуман» инженером как промежуточный. Образ «общепролетарского дома» в повести многозначен: его основу составляет библейская легенда о Вавилонской башне. Соотнесение строительства «общепролетарского дома» с безуспешной и наказуемой попыткой человечества построить «город и башню высотою до небес...» свидетельствует о масштабах авторского осмысления «стройки социализма». Образ-символ «дома-башни» в «Котловане» обогащается содержанием, которое он приобрел в контексте пролетарской культуры и искусства авангарда. В «Котловане» мечтают о том, что, поселившись в «общепролетарском доме», люди оставят «снаружи» враждебную природу, освободятся от воздействия ее смертоносных сил. В сюжете строительства общепролетарского дома просвечивает символика «дерева». Его фундамент закладывают с надеждой, что сажают в землю «вечный корень неразрушимого зодчества». Но строительство «вечного дома» остановилось на стадии рытья котлована под фундамент. Вместо ожидаемого возрождения материи происходит обратное: люди тратят себя на мертвый камень. Человеческая жизнь безвозвратно стекает в общую братскую могилу. Землекопы. Ключевое слово «Котлована» - ликвидация - создает лейтмотив повести. Мотив уничтожения людей и природы ради дома постоянно звучит в произведении. Ощущение гибельных последствий работы на котловане испытывают все землекопы. Каждый мечтает «спастись» — вырваться со стройки, где царит атмосфера безысходности. «Котлован» — уникальный по честности и мужеству документ эпохи, передавшим картину «сплошной коллективизации». Ее символом становятся гробы, которые заготовлены крестьянами, ожидающими коллективизации со смертным страхом. Мужики воспринимают ее как «колхозное заключение», «плен». Проходит коллективизация под лозунгами «подложного» содержания. Мужики названы «буржуями». Процесс коллективизации пронизан насилием. Погибают рабочие — «двадцатипятитысячники», посланные со стройки в деревню создавать колхоз. Вступает в действие механизм насилия: тот, кто причастен к нему, сам становится его жертвой. Оргдвор, на котором вповалку спят под открытым небом колхозники, напоминает дощатый барак, где на полу забываются мертвым сном землекопы котлована. В повести создается образ страны, превращенной в лагерь. Смысл «Котлована» был раскрыт самим Платоновым: происходит превращение котлована в могилу не только для его строителей, но и для будущего России, воплощенного в образе девочки Насти. Одна из героинь «Котлована» — удочеренная землекопами девочка-сирота. На ее глазах умерла мать, завещая пятилетнему ребенку забыть, что она — дочь «буржуйки». Осиротевшую Настю бригадир землекопов Чиклин приводит в барак. Настя умирает в бараке землекопов от голода и холода Гибель девочки заставляет героев повести усомниться в главном: «Где же теперь будет коммунизм на свете?..» Смерть Насти заставляет землекопов думать, что «нет никакого коммунизма». Такой вывод определяется религиозным отношением героев Платонова к коммунизму, верой в то, что новое общественное устройство обеспечит людям бессмертие. После смерти Насти возобновляется рытье котлована, заброшенного на время проведения коллективизации.
| 2. Литературные группы пролетарских писателей ПРОЛЕТКУЛЬТ — сокращенное название «пролетарских культурно-просветительских организаций», действовавших в первые годы революции (I конференция ПКПО — сентябрь 1917). Свою работу Пролеткульт направлял к тому, чтобы «дать рабочему классу целостное воспитание, непреложно направляющее коллективную волю и мышление» его; целью своей П. ставил «выработку самостоятельной духовной культуры». Первая конференция, положившая начало Всероссийскому П., была созвана наркомом по просвещению А. В. Луначарским по решению конференции профсоюзов в сентябре 1917. Активными деятелями П. были: А. Луначарский, А. Богданов, Ф. Калинин, В. Полянский, Ст. Кривцов, В. Плетнев, П. Керженцев, Н. Маширов-Самобытник, Н. Лукин, В. Игнатов и др. В организацию входили лучшие пролетарские поэты и писатели: Александровский, П. Бессалько, Герасимов, Кириллов, Маширов-Самобытник, Обрадович, Поморский, Садофьев, Санников и др. П. активно занимался вопросами науки и искусства — лит-рой, музыкой, живописью, театром, рабочими клубами. Однако вопросы литературно-творческие были главными для организации. В университетах, рабочих студиях, организованных П., нашла себе воплощение идея о принципах пролетарской культуры и науки, гл. обр. как их понимал А. Богданов (см.). П. вел большую издательскую работу, имел ряд периодических изданий (напр. журнал «Пролетарская культура», «Грядущее», «Горн», «Гудки», всего около 20 органов). Выпустил П. много сборников пролетарской поэзии и прозы. П. имел свои организации в ряде провинциальных городов. К лету 1919 было около 100 провинциальных П. По данным 1920 в организации насчитывалось около 80 000 студийцев, работой П. были охвачены значительные слои рабочих. Существовал П. при Наркомпросе как общественно-добровольная организация пролетарской самодеятельности. Массовый характер пролеткультовского движения был обусловлен победой пролетарской революции. Стремление рабочих масс овладеть культурными ценностями прошлого и работать творчески получило поддержку и организационное оформление. Но принципиальные установки П. содержали глубокие ошибки, и коммунистическая партия неустанно исправляла их. Основная политическая ошибка П. состояла в том, что П. рассматривал культурное движение пролетариата как новую, особую форму рабочего движения наравне с движением политическим, профессиональным и кооперативным, претендуя на особую чистоту от всяких мелкобуржуазных влияний. П. отрывал культурное строительство от всей остальной общественно-политической практики пролетариата, а строительство пролетарской культуры объявил делом исключительно индустриальных рабочих как выразителей пролетарской идеологии в ее чистой форме. Поэтому в строительстве социалистической культуры П. игнорировал не только крестьянство и интеллигенцию, но и некоторые более отсталые слои рабочего класса. Классовое сознание индустриального пролетариата пролеткультовцы объявили уже сложившимся, «ясным и математически точным», по выражению В. Плетнева. П. ставил вопрос об отношении пролетариата к культурному наследству, призывал к критическому усвоению и переработке ценностей прошлых эпох. Несмотря на это, некоторые пролеткультовцы, поэты и деятели театра, подпадали под влияние мелкобуржуазной стихии, ориентируясь в своей работе на искусство эпохи распада буржуазного сознания, на символизм, декадентство, футуризм. Некоторые из поэтов прошли мимо наследства реалистов-классиков, да и не претендовали на реалистическое творчество, предпочитая ему пафосное и отвлеченное воспевание революции. Заслуга П. в том, что в своей деятельности он опровергал меньшевистско-троцкистское отрицание пролетарской культуры, в том, что он начал работу по собиранию и сплочению сил пролетариата на культурном фронте. Создать единый фронт революционного искусства пролеткультовцы однако не смогли, т. к. игнорировали роль трудового крестьянства и интеллигенции. Лишь лефовцы активно участвовали в Московской организации П. (ср. напр. «Тезисы по искусству», П., 1923, и «Горн», № 8), пользовались большой поддержкой, печатались в ее журналах (Б. Арватов, С. Третьяков, Н. Чужак). В самой организации П. по ряду принципиальных вопросов идеологического единства не было. Последняя декларация П., написанная В. Плетневым, вызвала резкую критику со стороны т. Ленина (см. «ЛЭ», т. VI, стр. 211—216). В 1922 деятельность П. стала замирать. В условиях дальнейшего углубления культурной революции в стране П. постепенно распадается, уступая место новым формам организации творческой деятельности. На их место создались отдельные, самостоятельные объединения пролетарских писателей, художников, музыкантов, театроведов и т. д. Во время II конгресса Коминтерна в августе 1920 было создано Международное бюро П., к-рое выпустило манифест «Братьям пролетариям всех стран». На него же была возложена задача: «распространение принципов пролетарской культуры, создание организаций П. во всех странах и подготовка Всемирного конгресса Пролеткульта». Деятельность Международного бюро П. широко не развернулась и оно постепенно распалось. РАПП Российская ассоциация пролетарских писателей, советская литературная организация. Оформилась в январе 1925 как основной отряд Всесоюзной ассоциации пролетарских писателей (ВАПП), которая существовала с 1924 и теоретическим органом которой был журнал "На посту". РАПП была наиболее массовой из литературных организаций 2-й половины 20-х гг., включавшей рабкоров и литкружковцев. Активную роль в руководстве и формировании идейно-эстетических позиций РАПП играли Д. А. Фурманов, Ю. Н. Либединский, В. М. Киршон, А. А. Фадеев, В. П. Ставский, критики Л. Л. Авербах, В. В. Ермилов, А. П. Селивановский и др. Партия поддерживала пролетарские литературные организации, видя в них одно из орудий культурной революции, но уже в первые годы существования ВАПП критиковала их за сектантство, "комчванство", пережитки идей Пролеткульта, нетерпимость к советским писателям из среды интеллигенции, стремление добиться гегемонии пролетарской литературы административным путём. Все эти явления были подвергнуты критике в Резолюции ЦК РКП (б) от 18 июня 1925 "О политике партии в области художественной литературы". РАПП приняла Резолюцию как программный документ: осудила нигилистическое отношение к культурному наследству, выдвинула лозунг "учёбы у классиков", собирала силы пролетарской 2 прлрлжение. литературы и критики. В литературных 10. Маяковский Пьесы «Клоп» и «Баня» были написаны поэтом на одном дыхании. В них отразились тяжелые впечатления от несоответствия реальной советской действительности авторскому утопическому идеалу. Драматическим произведениям предшествовал ряд стихотворений, в которых Маяковский выступил с колкой сатирой в адрес новых обывателей и чиновников: «Прозаседавшиеся», «Служака», «Подлиза», «Помпадур» и др. Неспособный сглаживать недостатки и петь дифирамбы, поэт сквозь «увеличивающее стекло» сатиры рассмотрел зарождающиеся мещанские и бюрократические замашки своих сограждан. Он предостерегал их от набирающих силу опасных тенденций, которые отодвигали страну назад, мешали построить «город-сад». Ставя своей целью агитацию современника, Маяковский затронул «вечные» вопросы. Драматургия последних лет резко выделяется реалистичными мазками, которые органично сочетаются с сатирическими приемами карикатуры и гротеска. Центральными фигурами здесь являются мещанин и бюрократ. Гл герой пьесы «Клоп» — владелец профсоюзного билета с аристократическими замашками. Маяковский с язвительной иронией высмеивал мещанскую натуру Пьера Скрипкина. Автор карикатурно обрисовывает темное мурло мещанства. Новоявленный аристократ — «бывший партиец, бывший рабочий» — постоянно попадает впросак. Речь советского мещанина полна смехотворных несоответствий. Претензия на образованность заставляет его обращаться к языку цивилизованных людей, но площадная брань все же выдает темное нутро. Высшая цель для Присыпкина — мещанское благополучие. Такая позиция была глубоко чужда Маяковскому. Поэт мечтал о духовном росте и нравственном очищении современников. Постановка во главу угла материальных интересов дискредитировала идею революции, которой он был искренне предан. По мысли автора, катастрофа ждет тех, кто выбирает путь пошлости и мещанства. И все же «Клоп» — это не прогноз грядущего мещанина. Напротив, пожар освобождает от него человечество. Но Маяковский далек и от безоблачного оптимизма. Воскресший через пятьдесят лет Клоп-Присыпкин тут же начал распространять заразу пошлости. Автор предупреждал современников об опасности, кроющейся в казалось бы невинном призыве к «хорошей жизни». «Баня» С одной стороны, пьеса названа «Баней»,— никакой бани мы там не находим. С одной стороны –это драма, но с другой — «... с цирком и фейерверком», то есть прямо балаган, а никакая не драма. С одной стороны, вся коллизия в пьесе развернута вокруг «машины» Чудакова, но с другой — эта машина невидима, то есть ее как будто бы и нет. С одной стороны, перед нами как будто бы театр, но с другой — мы видим еще и театр в театре, так что первый театр уже как будто и не театр, а действительность. Во всей пьесе в целом и в каждом отдельном ее элементе мы находим несовпадение предмета и смысла. Самые отвлеченные понятия здесь снижаются, овеществляются, материализуются, а конкретнейшие предметы, явления и даже люди развеществляются, дематериализуются вплоть до полного исчезновения. Структура и проблематика «Бани», сама ее сатирическая злободневность таковы, что неизбежно толкают к поискам прототипов. Однако, строго говоря, все персонажи пьесы — и отрицательные и положительные — не характеры и не типы. А следовательно, «похожесть» оказывается моментом вторичным, она — результат «оживления тенденции». Внутреннюю топографию «Бани» можно представить в виде нескольких концентрических кругов с положительным центром и отрицательной периферией. Чем дальше отстоит персонаж от некоего абсолютного центра, тем более ярко он освещен, тем более подробно обрисован, тем более оживлен и реализован. Если положительные персонажи самоутверждаются в своей близости к центральному смысловому ядру, то отрицательные, наоборот самоотрицаются в своей удаленности от него. Вопрос о драматургическом замысле и методе его воплощения практически встает как вопрос о соотношении сюжета и персонажа. Парадоксальная двойственность «Бани» была прямым следствием специфического жанрового оформления. Содержанием всякой драмы всегда в конечном счете будет воля, стремление и борьба личности, взятой в ее становлении. Тут есть персонажи, но нет ни одной личности, тем более в движении и становлении. Все они даны сразу и неизменно. Все они части какого-то целого. Их речь — не индивидуальна, это разные речевые конструкции. Единственное, что в «Бане» не попадается, но важнейшее, что там есть, — это личность автора. И как бы странно это ни казалось, надо признать, что «Баня» является не чем иным, как лирической драмой или, точнее, монодрамой. Ее драматическое пространство — это концептуальная сфера внутреннего представления. Отсюда особый характер ее условности и ее фантастики. Вся пьеса в целом есть метафора. Лир ядро «Бани» - проблема времени. Настоящее всегда было для Маяковского ареной напряженной драматической борьбы за время, борьбы внутренней и внешней. Машина времени в «Бане» — не просто изобретение Чудакова, но и метафора самого изобретательства, новаторства, творчества. Ей сюжётно противопоставлена другая машина — бюрократическая, также реализованная в аспекте времени. Кульминация противопоставление двух машин — последний монолог Победоносикова в VI действии. Почему названа «Баня»? Во-первых, «Баня» — это метафора сатиры в ее общественной функции, метафора очищающего смеха. Во-вторых — это метафора очищения, но не просто очищения от социального зла, но очищения именно творческого, то есть такого внутреннего очищения, просветления и обновления, к которому мы приходим в результате художественного осмысления и осознания действительности. В-третьих «Баня» — это метафора времени. Конечно, прежде всего нужно иметь в виду очищающую функцию времени.
|
28. «Тихий Дон» М.А. Шолохова. Проблематика. В 1926 г Шолохов начинает работу нал «Тихим Доном». Хронологические рамки в романе четко определены: май 1912 — март 1922 года. Это десятилетие делится на две равные половины Октябрем 1917 г.: до и после революции. Соответственно строится композиция книги. Первая часть посвящена мирной жизни казаков, предшествовавшей Первой мировой войне, и самой войне. Мирная жизнь оказывается расколотой войной. Все описываемые события рассматриваются автором в сравнении: как было раньше и что стало теперь. Особое очарование художественному произведению придает философская глубина романа и его связь с традициями народного творчества. Пословицы, поговорки, песни передают настроение, переживания героев и открывают глубины контекста романа-эпопеи. Эпиграфом к первой книге послужили старинные казачьи песни. Двойной эпиграф залает одновременно темы и первой книге, и всему «Тихому Дону». Первый эпиграф помогает оценить события первой книги в русле сложившейся жизни казачества. Испокон веков казаки прерывали свой мирный труд для военных битв. Изобразительная манера Шолохова заставляет воспринимать художественное пространство романа сразу в двух плоскостях: война казаков в чужих краях и ожидание их в родном доме. Судьбы воюющих казаков неразрывно связаны с теми, кто не принимает прямого участия в баталиях. Вторая песня эпиграфа связывает все четыре книги воедино. Образ «мутнехонька» Дона приобретает символическое значение и открываете каждой книге новую грань восприятия мира. В первой книге «муть» Дона ассоциируется с нарушением привычного мирного уклада жизни. Во второй книге он уже воспринимается как «смутность» в мыслях, как «смута» времени. Вторая часть эпопеи повествует о событиях конца 1916 г. — до апреля 1918 г. «Сполох» первой книги превращается в братоубийственную войну во второй. Шолохов, показывая разных людей: и тех, которым путь ясен, и тех, от которых еще сокрыта дорога, — предлагает задуматься о выборе человека в это смутное время. Каждая смерть человека свидетельствует о чудовищном отступлении от порядка мира. Главные заповеди мирной жизни были забыты. Третья книга эпопеи повествует о событиях Верхне-Донского восстания 1919г. «Беды» и «тяготы» Верхне-Донского восстания были связаны с протестом казачества против разрушения самой жизни, которая складывалась веками и передавалась по наследству от поколения к поколению. Выступали против несправедливости и... порождали новую. Четвертая книга эпопеи, рассказывающая о попытке противостояния отряда Фомина красным, предсказывает страдания, которые выпадут на долю донского казачества. Красные жгут казачьи хутора, борются с сытостью, косностью, вероломством этих, «не принявших» революцию, людей. Текст «Тихого Дона» представляет собой удивительный механизм, образы которого неразрывно соединены между собой. Четвертая книга возвращает памятью к предыдущим трем: она логически завершает эволюцию героев. В последней главе эпопеи автор показывает мир в двух измерениях: настоящем и будущем. Мир своих героев Шолохов видит изнутри. Ему понятны и дороги все приметы казачьего быта, он прекрасно знает казачий фольклор и донскую природу. Действие романа начинается с мая с сезона «маетных» (т.е. трудных) крестьянских забот, которые в этом мире превращаются в военные, заканчивается же мартом - началом весны, временем обновления и самой природы, и человека временем, когда рождается надежда. Пейзажи в романе выполняют различные функции, но образ самой природы позволяет оценить философскую глубину произведения. Жизнь человека и природы сливается воедино, и одно не мыслится без другого. Именно природа не позволяет в романе делить людей на плохих и хороших, в ней самой оказываются сплетенными воедино, равно как и в человеке, благородство и жестокость, любовь и ненависть. Природа учит ценить красоту жизни. В 1920-е годы русская литература предпринимает попытки создать новые формы, полно и художественно отражающие грандиозные события в грандиозную эпоху. Шолоховский «Тихий Дон» — органичное воплощение таких попыток. Сам Шолохов неоднократно предупреждал, что в его романе революция показывается не со стороны красных, а со стороны белых. Белыми и красными являются люди, которых Шолохов хорошо знает. Это — казаки, казачий мир. Действительно, в романе использованы подлинные названия хуторов и станиц Донского края. Основное действие происходит в станице Вешенская. Изображены реальные участники событий Иван Лагутин, Федор Подтелков, Михаил Кривошлыков и др. Прототипом для Григория Мелехова послужил казак Харлампий Васильевич Ермаков. В свое время этот роман называли даже казачьей эпопеей. Но сила изображения жизни и проникновения во внутренний мир человека таковы, что роман имеет все основания считаться общенациональной эпопеей. Столкновение истории и личности, которая пытается на сломе времени сохранить традиции вековых народных ценностей, доказывает это. Писатель синтезирует в романе две тенденции: освоение богатейшего опыта предшествующей литературы и обращение к новому – великому перелому в истории России. «Тихий Дон» является своеобразным итогом определенного этапа литературного движения прозы 1920-х гг. С одной стороны, форма эпопеи привлекает внимание литераторов, ибо эпическое полотно наиболее плотно отвечает «требованиям реализма наших дней». В содержании романа Шолохова нашли отражение самые разнообразные мотивы литературы этого времени. Необычный масштаб и уникальный сплав в произведении Шолохова воспринимается как совершенно естественный. Шолохов наследовал принцип неотделимости личности от истории. Это было одновременно и следование традиции, заложенной Л.Толстым, и тем фундаментом, на котором писатель строил свою эпическую прозу. Главный герой романа - народ. Действительно, изображая массу (ее сильные и слабые стороны), мучительные противоречия, через которые она проходит, Шолохов смотрит на все это с более высокой позиции. Отсюда частое соединение (совмещение) голоса автора с голосами героев.
| . Цветаева. Поэмы. Ц часто в 20-30е г обращ-ся к жанру поэмы. Написала 17 поэм. «Царь-девица», «Егорушка», «Переулочки», «О красном коне». С 22 работает над фольклорной поэмой «Молодец», «Крысолов», «Поэма Горы», «Поэма Конца», «Поэма воздуха». «Молодец» - фольклорный хар-р поэмы, опир-ся на текст народн сказки сб Афанасьева «Упырь». В 30-е г обращ-ся к эт сюжету и переводит поэму на фр яз. Это б определенная переработка. В рус вар-те – это поэма о торжествующей любви, которая сильнее всего на свете. Во фр вар-те поэма станов-ся более романтичной. В рус тексте героиня спасает св любовь, во фр тексте речь идет о спасении души. Проблемы: страсть и преступление, страсть и жертва, ж и смерть, тема любви. Ц исп-т эл-ты сказки, песни, загадки, плясовые ритмы. Сожжет фантастически сказочный. Конфликт трагический. Развязка трагическая, гибель девушки, котор полюбила др чел. Черты: 1 иррациональность сочетаний, образованных метафорически или звуковым взаимотяготением. 2 интонационная динамика, возникающая благодаря отсутствию глаголов или, напротив, нагнетанием глаголов. 3 интенсивность повтора. 4 часто исп-т хорей. 5плясовая ритмика. Наиб драматич моменты поэмы написаны в плясовом ритме, отсюда контраст м/у содержанием и формой. 6 создание фонетических цепочек слов 7 обилие риторич? и! 8 переносы. Лиро-эпич пр-я. «Поэма Горы», «Поэма Конца». Черты: 1. это поэтический диптих, это пр-я романтические 2 миф основа 3 это поэмы-состояния (гл – не события, а душевн переживания героини) 4 отказ от фабульности 5 широкое использование условных форм. 6 форма исповеди 7 использование биографии 8 жанр – автобиографич миф. 9 два плана: автобиографич и условный – мифотворческий 10 мифологизации подвергаются не т/ко события, но и внутр состояния. «Поэма Горы». Об отношениях на их взлете. Центр образ горы. Ц подходит к разработке темы любви в условном плане. она исследует тему природы любви, избранничества. «ПГ» не имеет повествовательной части. В ней 10 ч со вступлением и послесловием. Г рассм-ся как активный действ персонаж, синоним и символ любви. Образ Г связан с величием самого чел-а. Понятие Г связано с природн миром, космосом. Г – верх земли и низ неба. Ц выраж-т романтич взгляд на чел-а и чув-ва, бытие противоп быту. Г – это и реальный холм в окрестностях Праги. Г – это и мировая гора, модель мира. Г – это символ высоты и духовности, символ самой ж. Г становится у Ц воплощением идеи святости и греха. В основе мифопоэтич сюжета лежит мотив смерти любви. Г выступ как символ антирая, рая апокалипсического. Это связано с пониманием Ц любви. Это чув-во, котор часто зак-ся трагедией. Закономерно, что ряд глав имеет форму плача. Любовн история, о которой пишет Ц – это грех, но ч/з эту любовь достигается божественность, котор становится для лир героини возмездием. Страдание героини порождает осознание св обреченности, будничность и повседневность. «Поэма Конца». Она о конце любви, носит повествоват хар-р, ориентирована на тип поэмы, где исп-ся и крупн план и монтаж, и ракурс. Основа поэмы – мифологизир сознание, поэма многозначна, содержит неск-ко пластов смысла, ориентированиа на евангельский сюжет. Поэма воспринимается как лирическая, тема раскрыв-ся от 1ого лица. Конец – это центр образ, он определяет хар-р простр-ва и хар-р сюжета – движение к концу. Понятие конца связано с архетипом смерти, воскрешения. Путь лир героини ассоциир-ся с восхождением Христа на голгофу и воскрешением. 14 глав соответствуют 14 остановкам Христа на его последнем пути к голгофе. В мифопоэтич плане сюжет пр-я – это очищение через страдание. Движение – это путь восхождения и нисхождения. Познавший конец познает начало. Конец в этом смысле – это разрыв, взрывание основ бытия. Героиня – это женщина пережившая горе, разрыв с любимым. Некот главы написаны в форме лир монолога. Ц не передает последовательно события, она создает дух атмосферу, дух сущность происходящего. Ц подчеркивает разность взглядов героини и ее возлюбленного (земля – небо). Они поняли, что явл-ся т/ко соседями в этом мире – разрыв.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
|