Брент Кертис, Джон Элдридж - Священный роман 13 страница

Частью приключения станет возможность исследовать чудеса обновленных небес и обновленной земли, самым захватывающим из которых будет Сам Бог. У нас впереди будет вечность, чтобы постигать чудеса Божьи, и не просто постигать, но радоваться им и делиться этой радостью друг с другом. Вот нечто удивительное для размышления: Бог создал вашу душу уникальной. Мы все уникальные создания, каждый из нас. Следовательно, как сказал Макдоналд,

Каждый из нас отличается от другого, и поэтому мы можем знать то, чего другой знать не может: и… дело каждого, кто принадлежит царству света и наследует его, поделиться его частью с остальными.

Непроизнесенные проповеди

Возможно, поэтому Исаия видел летающих вокруг Господа серафимов, которые взывали друг к другу и «говорили: свят, свят, свят Господь Саваоф!» не Богу, а друг другу (Ис. 6:3). Они призывали друг друга посмотреть на царственность и славу Божью, для того чтобы радость их возросла, когда они славят Его вместе. Ощущение радости усиливается, когда мы делимся им с кем-то. Поэтому так часто мы думаем в момент особого ликования: «Как бы я хотел, чтоб моя возлюбленная была со мной!»

Исследование небес должно также включать наше исследование друг друга. Как это может быть иначе? Как может любовь быть полной без свободы быть обнаженными и не стыдиться? Мы не просто не будем стыдиться, мы будем прославлены. Ведь одна из печалей нашей настоящей жизни заключается в том, что мы чувствуем разобщенность даже с самыми близкими людьми. Женатые могут быть одними из самых одиноких на земле не из-за того, что в их браке не все гладко, а потому, что они изведали самое лучшее, что может быть в человеческих взаимоотношениях, и поняли, что это далеко не все, что могло бы быть. В «Повести о двух городах» Чарлз Диккенс передал ощущение того, что чужая душа — потемки для другого человека:

Странно, как подумаешь, что каждое человеческое существо представляет собой непостижимую загадку и тайну для всякого другого. Когда въезжаешь ночью в большой город, невольно задумываешься над тем, что в каждом из этих мрачно сгрудившихся домов скрыта своя тайна, и в каждой комнате каждого дома хранится своя тайна, и каждое сердце из сотен тысяч сердец, бьющихся здесь, исполнено своих тайных чаяний, и так они и останутся тайной даже для самого близкого сердца.

Перевод с англ. С. П. Боброва и М. П. Богословской.

Но на небесах и эта завеса спадет, и не к нашему стыду и чувству неловкости, а к нашей славе. Помните, мы будем совершенны, мы будем теми душами, которыми Бог и задумал нас до начала времен. А затем, как сказал Макдоналд,

В нашем распоряжении будет целая вселенная, а мы будем послушными, радостными детьми в великом доме нашего Отца. Думаю, что тогда душа каждого будет открыта для нас и мы сможем познавать мысли и жизнь друг друга, как и наши собственные, и в этом смысле мы будем подобны Богу. Когда мы все станем такими же любящими и неэгоистичными, как Иисус; когда, как у Него, наше представление об удовольствии будет совпадать с представлением о том, что Бог есть, и о том, каков Он есть; когда сознания того, что любой человек — это просто непохожая на нас личность, будет достаточно, чтобы он стал для нас ценным.

Сердце Джорджа Макдоналда

Ну и конечно, нас ждет исследование собственной жизни. Придет время, когда мы с нашим Господом оглянемся на историю своей жизни. Любая тайная вещь станет явной, каждое слово, сказанное с глазу на глаз, будет услышано. И тут моя душа снова отступает назад: разве это не полный кошмар? Вся идея суда была извращена нашим врагом. Одна евангелическая брошюра выражает распространенное представление о том, что сразу по прибытии на небеса свет станет приглушенным и Бог даст сигнал, чтобы запустили видеокассету, на которой записана вся наша жизнь, чтобы показать ее всей вселенной: каждый позорный поступок, каждую нечистую мысль. Разве так может быть? Если «нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе» (Рим. 8:1. — Курсив автора), как же может случиться так, что нам будет стыдно? Господь сам облек нас в белые одежды (Отк. 3:5). Разве будет Он после этого обнажать Своих возлюбленных, чтобы вся вселенная таращила на них глаза? Никогда.

Тем не менее Бог может захотеть оценить нашу жизнь; какое бы воспоминание о прошлом у нас ни осталось на небесах, мы знаем следующее: это будет только содействовать нашему благу. Мы прочтем нашу историю в искупительном свете и увидим, как Бог использовал добро и зло, печаль и радость к нашему благу и Своей славе. Уверенные в полном прощении, мы будем свободны познать себя целиком, пройтись снова по периодам своей жизни, замереть перед заветными моментами и преклониться с благоговением перед милостью Божьей, прощающей то, что мы так усердно старались забыть. Наша благодарность и благоговение перерастут в поклонение Богу, такому сильному и доброму, примающему нас целиком.

Прибытие

Мы с Брентом постарались найти слова, чтобы ответить на вопросы, которые, как мы думаем, есть в сердце каждого. Что касается христианского пути, то нас начали преследовать еще два вопроса: «Дойду ли я до конца?» и «Будет ли там хорошо, когда я туда приду?»

Несколько лет назад кризис в нашем браке со Стейси достиг своей критической точки. Однажды во время завтрака возник вопрос о разводе, но так странно, будто речь шла о малиновом варенье. Мы сильно отдалились друг от друга, и я прекрасно отдавал себе в этом отчет, но до этого момента не представлял, насколько далеко. На протяжении следующих дней у меня родился экстренный план по спасению ситуации. Мы должны были отправиться на каникулы в горы в надежде вернуть хотя бы часть того, что мы потеряли. Наш медовый месяц прошел в Йосемитском парке, и я подумал, что, может быть, этот уголок поможет нам вернуть утраченную романтику.

Мы отправились на следующий день после Рождества, теплым ранним утром. Но время шло, и через несколько часов мы увидели, что впереди в горах собирается снежная буря. Наступил вечер, который принес с собой снегопад, поначалу слабенький, но постепенно становящийся все сильнее и сильнее. Наша машина начала скользить, и ее стало заносить на дороге, покрытой льдом. Когда мы добрались до въезда в парк, было уже совершенно темно. Прямо перед нами я разглядел машину, которая развернулась и устремилась обратно в горы. «Боже, — молился я, — пожалуйста, только не сейчас, только не в этот решающий момент». Смотритель парка сказал нам, что дорога стала очень опасной и в горах бушует снежная буря. Несколько машин уже соскользнуло со скоростной трассы. Он посоветовал нам повернуть назад, но оставил выбор за нами.

«Мы поедем дальше», — сказал я. Часы тянулись бесконечно, снег завалил дорогу, и по сторонам темнел лес. Мы были одни. «Доберемся ли мы? — спрашивал я себя. — Будет ли там хорошо, если мы туда доберемся?» Я так вцепился в руль, что суставы моих пальцев побелели от напряжения. Обстановка в машине накалилась до предела.

Как раз когда я уже почти потерял надежду, мерцающие огоньки показались впереди за деревьями. Когда мы проехали поворот, нашему взору предстала «Вейвона» — великолепная, из белого камня гостиница в викторианском стиле; через балкон были перекинуты гирлянды, а в окне виднелась огромная рождественская елка. Снегопад стал не таким сильным, и снежинки теперь падали неспешно и плавно. Нам было видно, как огонь лизал поленья в большом каменном камине, создавая романтическую обстановку для парочек, которые задержались за обеденным столом. Более прекрасную сцену трудно было себе представить. Когда я ставил машину на стоянку, олень выскочил из леса и пересек заснеженную поляну прямо перед нами. Сцена прибытия была такой необычной, что у нас перехватило дыхание. У нас получилось! Красота всего окружающего, казалось, обещала обновление жизни. Когда мы вошли в комнату, то обнаружили там бутылку шампанского во льду — подарок, который заранее прислали наши друзья. Эти выходные стали поворотным пунктом в наших отношениях и положили начало исцелению, которым мы сейчас наслаждаемся.

Даже сейчас наша жизнь — это путешествие, где многое поставлено на карту и часто бывают опасные ситуации. Но мы прошли поворотную точку; долгие годы заточенья остались позади, и теперь мы приближаемся к дому. Больше не стоит вопрос о том, получится у нас дойти или нет, а если дойдем, хорошо ли нам будет там. «Я иду приготовить место вам, — обещал Иисус. — И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтоб и вы были, где Я» (Ин. 14:2,3).

Однажды, достаточно скоро, мы повернем за угол и наши мечты станут реальностью. Мы действительно будем жить счастливо с этого момента. От долгих лет заточенья не останется и следа, его смоют слезы радости по прибытии домой. Каждый день, просыпаясь, мы можем говорить себе: «Мое путешествие сегодня приведет меня ближе к дому; возможно, он просто за углом». Все, к чему мы стремились, будет у нас; все, что мы хотели сделать, осуществится. То, что так сильно ранило нас, — драконы и паразиты, Стрелы и любовники, которые нас обманывали, и сам сатана — все это навсегда останется в прошлом.

И тогда начнется настоящая жизнь.

Эпилог

Бежит дорога все вперед,
Куда она зовет?
Какой готовит поворот?
Какой узор совьет?
Сольются тысячи дорог
В один великий путь
Начало знаю, а конец —
Узнаю как-нибудь

Дж. Р. Р. Толкин

Священный роман взывает к нам каждую секунду нашей жизни. Он шепчет нам в шелесте ветра, призывает смехом лучших друзей, настигает нас в прикосновении того, кого мы любим. Мы слышим его в любимой музыке, чувствуем в рождении первенца, ощущаем, наблюдая за отражением заката на поверхности океана. Роман присутствует даже во времена больших личных трагедий: в болезни ребенка, крушении брака, смерти друга. Что-то взывает к нам через подобные события и вызывает неуемную жажду сердца, пробуждает острую тоску по близости, красоте и приключениям.

Это страстное желание — самая могущественная часть любой человеческой личности. Она дает толчок к поиску смысла, единства, чувства полноты жизни. Как бы мы ни описали это глубокое стремление — это самая важная часть нас самих, самая суть нашего сердца, страсть нашей жизни. И голос, который взывает к нам оттуда, — это не что иное, как голос Божий.

Мы отправились в путь, чтобы выяснить, есть ли в необъятном мире за пределами нашего собственного какая-то реальность, которая соответствовала бы миру внутри нашего сердца. Надеемся, что мы помогли вам прочесть по-новому слова Честертона: «Романтика — самое таинственное, что есть в жизни, она даже таинственнее реальности». Наше сердце было создано для великой драмы, потому что оно — отражение Автора этой истории, Великого Сердца, которое является причиной всех вещей. Мы наблюдали за тем, как мы потеряли вечный Роман, который напоминает о том, что Бог все время звал нас войти в Его священный круг, и, несмотря на наш отказ Ему, Он все еще добивается нас. Стрелы и Вечный зов — это составные части III акта драмы, в которой мы сейчас живем. Но этот акт близится к концу. Наш Любимый пришел спасти нас через личность Иисуса Христа; мы освободили наши сердца, чтобы следовать за Ним и дойти до пира, которым начинаются приключения IV акта.

Куда мы отправимся из этой точки? «Эту жизнь, — писал Джонатан Эдвардс, — нам следует прожить лишь как путешествие навстречу небесам». Это единственная история, которую стоит прожить. Дорога расстилается перед нами, и цель наша поджидает нас. Говоря образами Послания к Евреям, нам предлежит поприще, и мы должны пройти его, приложив все наши усилия. Молитвы будут услышаны, если нам удастся свергнуть с себя всякое бремя и запинающий нас грех, чтобы сердце смогло откликнуться на зов, услышать его более отчетливо и «поспешить к совершенству». Наши заключительные мысли — лишь эхо того совета, который мы находим в Послании к Евреям (12:2,3):

Взирая на начальника и совершителя веры, Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия. Помыслите о Претерпевшем такое над Собою поругание от грешников, чтобы вам не изнемочь и не ослабеть душами вашими.

Этот замечательный отрывок знаком многим из вас, поэтому менее всего мы хотели бы, чтобы его известность как-то уменьшила силу его воздействия. В связи с этим приводим понимание этого отрывка Юджином Петерсоном из его «Послания»:

Взирайте на Иисуса, который начал и закончил путь на предлежавшем поприще, который надо пройти и нам. Обратите внимание, как Он прошел его. Так как Он никогда не терял из виду то, к чему шел — к радостному завершению и воссоединению с Отцом, — Он смог справиться со всем, что было на пути: вынести крест, позор и все остальное. И теперь Он там — в месте славы, прямо рядом с Отцом. Когда вы обнаружите, что вера ваша ослабла, перечитайте эту историю, пункт за пунктом, этот длинный перечень страданий, которые Ему пришлось претерпеть. Это впрыснет адреналин в ваши души!

Иисус помнил, к чему шел, и всем сердцем хотел добраться туда. Эти две темы — память и желание — совершенно изменят предстоящее путешествие. Без них мы не справимся как следует, если вообще справимся. В предыдущих главах книги мы постарались отдать должное бесценным сокровищам: памяти и желанию. Позвольте мне (Джону) исследовать теперь их более глубоко, как человеку, который решил последний раз разобраться в своих стремлениях, прежде чем тронуться в путь.

Жить желанием

Иисус справился, потому что Он хотел этого, а не просто потому, что Он был вынужден это сделать, или потому, что Отец велел Ему. Он шел ради «предлежавшей Ему радости», что означает, что Он делал это с желанием. Используя распространенное выражение, можно сказать, что Он желал этого всем сердцем. Мы называем последнюю неделю земной жизни нашего Спасителя Страстной неделей. Посмотрите на глубину Его желания, на огонь Его души. Охваченный страстью, Он выгнал из храма всех шарлатанов, которые превратили дом Его Отца в вертеп (Мф. 21:12). Позже Он стоял и смотрел на город, который раньше был Его Невестой, а теперь находился под гнетом прелюбодеев и под давлением надсмотрщиков. «Иерусалим, Иерусалим, — кричал Он, — …сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф. 23:37. — Курсив авторов). Когда приближался решающий час Его величайшей битвы, страсть Его становилась все нетерпеливей. Он собрал Своих самых близких друзей, как приговоренный преступник, сидя за Своей последней трапезой. Он один знал, через что Ему предстоит пройти. «Очень желал Я есть с вами сию пасху, — сказал Он, — прежде Моего страдания» (Лк. 22:15. — Курсив авторов). Затем Он выдержал напряжение Гефсиманского сада и муки креста. Разве можно пройти через такое бесстрастно?

Когда путь становится тяжелым, мы идем в никуда, утратив всякое желание. И путь становится еще труднее. Мир, приспешники тьмы, ваша собственная двойственность — все будет против вас. Просто постарайтесь остаться живыми, постарайтесь жить своим сердцем, стремясь к Священному роману, и посмотрите, как мир отреагирует. Вас возненавидят за это и сделают все, что возможно, чтобы отбросить назад, заставить вас обратиться снова за их утешением, как это было раньше. Ваша страсть взорвет их, потому что она обращается к их собственному сердцу, которое они так принуждали молчать. Если им не удастся убедить вас жить в более безопасном месте, которое они избрали, они постараются запугать вас. Если и это не получится, они постараются убить вас — если не физически, то духовно.

Иеремия пережил борьбу с желанием. Он знал о глубокой двойственности жизни в Священном романе. Его решение поверить любви Божьей и присоединиться к борьбе за сердца Его людей сделало его отверженным, изгоем общества. Как и Учителя, Которому он служил, его презирали и отвергали. После нескольких лет противостояния, после того как его посадили в колоду, строили заговоры против его жизни, после того как он перенес позор ложного обвинения и одиночество, Иеремия пал духом. Он позволил страсти своей души излиться прямо на Бога:

Ты влек меня, Господи, — и я увлечен; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною. Ибо лишь только начну говорить я, — кричу о насилии, вопию о разорении, потому что слово Господне обратилось в поношение мне и повседневное посмеяние. И подумал я: не буду я напоминать о Нем и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моем, как бы горящий огонь, заключенный в костях моих, и я истомился, удерживая его, и — не мог.

Иер. 20:7–9

Этот страдающий пророк нашел слова, чтобы выразить проблему желания. То, что он сказал, можно передать и так: «Ты вложил Роман в мое сердце, ты увлек меня в это опасное путешествие — как перестать мне следовать по этому пути? А теперь, когда я перестал, то почувствовал лишь ярость. И что еще хуже, я не смог уйти. Я пойман моим стремлением к Тебе». Иеремия мог стать пророком номинально, из чувства долга, но теперь он захвачен Священным романом, потому что не может без него жить. Павел выразил ту же проблему так: «Горе мне, если не благовествую!» (1 Кор. 9:16). Когда путь становится тяжелым, чувства долга недостаточно, чтобы вы смогли продолжать свой путь.

Возможно, вы помните фильм «Огненные колесницы», в котором рассказывается история двух олимпийских бегунов: Эрика Лидделла и Чарлза Абрамса. Оба были страстными бегунами, но относились к бегу по-разному. Абрамс бежал, потому что он хотел что-то доказать. Жизнь этого мрачного человека была подчинена долгу, обязанности и закону. Лидделл бежал, потому что он не мог жить без этого. «Когда я бегу, — говорил он, — я ощущаю, что Богу это нравится». Ему была знакома свобода сердца, которую Абрамс мог наблюдать лишь на расстоянии. Абрамс использовал дисциплину, чтобы подчинить и убить свое сердце. Лидделл был так раскрепощен, когда бежал, что Абрамс сказал: «Он бежит как дикое животное — он меня нервирует». «Откуда исходит сила, чтобы довести гонку до конца? — спросил Лидделл. — Она исходит изнутри». Она исходит от желания.

«Вся жизнь праведного христианина, — сказал св. Августин, — это святое стремление». К сожалению, многие из нас пришли каким-то образом к ощущению, что нам следует просить меньше, а не больше. У нас есть некое чувство, что нам необходимо искупить наше стремление, извиниться за то, что мы чувствуем такое сильное желание. Разве не следует нам довольствоваться малым? Возможно, но удовлетворенность никогда не достигается меньшим; это самый легкий выход. Никто не может быть святым, если убьет свое сердце; настоящее испытание в том, чтобы позволить своему сердцу гореть и иметь терпение наслаждаться тем, чем можно, ожидая приближения брачного пира. Говоря словами Павла, «и мы в себе стенаем, ожидая усыновления» (Рим. 8:23). Удовлетворение может прийти, только если наше желание возрастет, если мы позволим ему двигаться вперед навстречу своему исполнению и нам двигаться вместе с ним. И как молился Джордж Герберт,

Господь, пусть Твой огонь неугасимый

К Тебе сердца людские привлечёт,

Их пламя малое Твою получит силу,

И мир не сможет превозмочь её.

В сердцах зажги Ты к Истине стремленье,

Плотские наши страсти поглоти,

И мы, оставив страхи и сомненья,

Возжаждем за Тобой, Господь, идти.

Любовь

Возможно, настанет время, когда нам всем придется идти из чувства долга. Но в конечном счете, если это все, что у нас есть, мы никогда не пройдем этот путь. Примером в этом нам послужит наш Герой. Он шел впереди нас, и у Него получилось, Он достиг цели. Его жизнь служит примером того, что путь можно пройти до конца, но только благодаря страстному желанию достичь радости, которая предлежит нам. Или, как сказал Петерсон, «радостного воссоединения с Отцом». Предстоящий путь приведет нас к тому, что желание станет интенсивнее и сосредоточеннее. Джеймс Хьюстон выразил это так:

Желание, которое действительно дает жизнь, — это желание познать Бога. Это желание нельзя удовлетворить, потому что оно возрастает по мере того, как мы утоляем его; и взаимоотношения с Богом меняются и ведут к усилению интенсивности желания.

Желание сердца

По мере того как душа возрастает в любви к Богу и наш путь приближается к Нему, возможности сердца тоже увеличиваются и расширяются: «Потеку путем заповедей Твоих, когда Ты расширишь сердце мое» (Пс. 118:32). Один мой друг, миссионер в Сенегале, рассказывал, что после беседы с ним мусульмане впервые начинают замечать красоту цветов. Сосредоточившись на идее спасения, мусульмане в этой засушливой стране ведут очень утилитарный образ жизни. Вещи ценятся только по их практической применимости. Их дома скучные и мрачные; из всех деревьев в цене лишь те, которые дают фрукты; значение имеет лишь польза. Такое впечатление, что мусульмане прожили без красоты всю жизнь, а теперь, когда с их души сняли оковы, они смогли свободно наслаждаться красотой Божьего творения. Это поразительно напоминает современный фундаментализм. Их ненависть к удовольствию вовсе не признак благочестия; совсем наоборот. Если сердце искуплено, то оно жаждет красоты.

Но это палка о двух концах. Если сердце становится более восприимчивым к удовольствию, то и к боли тоже. Боль и удовольствие идут рука об руку. Что же в этом случае делать с разочарованием? От того, как мы переживаем сердечные невзгоды, которые приходят вместе с желанием, зависит, станем ли мы врагами самим себе или нет. Хотеть — значит страдать; слово «страсть» означает «страдание». Именно поэтому многие христиане несклонны прислушиваться к голосу сердца: они знают, что сдержанность удерживает их от разочарований и страданий, которые приносит жизнь. Многие из нас стремятся просто не желать слишком многого; так безопасней. Но в этом нет Бога. Это стоицизм, а не христианство. Рождение свыше — значит пробуждение души от мертвого сна греха к полноте жизни.

Мы часто относимся к желанию как к врагу, потому что оно пробуждает стремление, которое не удовлетворить в один момент. Говоря словами Т. С. Элиота,

Апрель, беспощадный месяц, выводит

Сирень из мертвой земли, мешает

Воспоминание и страсть, тревожит

Сонные корни весенним дождем.

Бесплодная земля (Перевод с англ. А. Сергеева.)

Весна пробуждает мечты о лете, которого еще нет. Разбуженная душа — часто душа разочарованная, но разочарование может увести нас вперед, увеличивая желание и возвышая его до истинной страсти.

Я счастливый человек. Меня любят в моей семье, любят друзья. Но они также и разочаровывают меня. Когда мне становится больно от их промахов, у меня есть несколько возможностей дальнейшего поведения. Я могу уйти в цинизм («Разве может в этой жизни быть по-другому?») и умерить боль, убив желание. Или я могу стать более требовательным («Никогда больше так не делай»), манипулируя своими близкими и в какой-то степени увеличивая свою склонность к такого рода взаимоотношениям. Или отнестись к этому как к напоминанию, что близится день, когда все мы будем любить совершенно. Я могу позволить боли увести меня глубже в сердце и выше к небесам. И тут в дело вступают воспоминания. Желание заставляет нас двигаться вперед; память ставит перед необходимостью идти в нужном направлении.

Повторение истории

Если мы выберем путь желания, наш главный враг в предстоящем путешествии — не Стрелы, не сатана, не любовники, которые обманывают. Самая травмирующая вещь, которая мучает паломника сердца, — это простая забывчивость, точнее, невозможность вспомнить. Вы забудете; ведь это не первая книга, которую вы прочитали в поисках Бога. Что вы запомнили из других? Если Бог был так милостив, что коснулся вас словами этой книги, то ведь это не в первый раз, когда Он коснулся вас. Что вынесли вы из них? У меня их было достаточно, чтобы моя вера окрепла раз и навсегда, — почему же я не жил более праведно? Потому что я забывал.

Я был морально раздавлен историей с золотым тельцом. Эти люди, евреи, которых Господь вывел из Египта, видели все своими глазами. Сначала была моровая язва, затем Пасха, затем спасение от армии фараона и чудесное бегство среди воды по суше, когда расступилось Чермное море. Потом была манна: завтрак в постель, можно сказать, каждое утро на протяжении нескольких месяцев. Они пили воду из скалы. Они слышали и видели громы и молнии у горы Синай и вострепетали в присутствии Божьем. Думаю, вполне можно сказать, что у этой группы освобожденных рабов были все основания, чтобы верить. Их предводитель, Моисей, исчез на сорок дней в облаке огня поядающего, который покрывал вершину горы, и все это они видели собственными глазами. Пока он был там, они сделали литого тельца и сели пить и есть, а после встали играть, воздавая честь идолу, которого они изготовили из золотых серег. Моей первой реакцией было высокомерие: как они могли быть настолько глупыми? Как они могли забыть обо всем, что получили прямо из рук Божьих? Моя вторая реакция была более честной: это же я; я тоже могу так поступать; я постоянно забываю.

Духовная амнезия — такое распространенное явление от Бытия до Откровения, что Писание полно призывов помнить. «Только берегись, и тщательно храни душу твою, — говорит наш Любимый, — чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца твоего во все дни жизни твоей» (Втор. 4:9). Как же нам удержать что-то в сердце? Как суметь нам, говоря словами Дена Аллендера, «отвоевать сокровища памяти для жизненного пути»? Автор Послания к Евреям отвечает: «Повтори еще раз всю историю. Пункт за пунктом — особенно центральную сцену».

Распятие Христа, как сказал Т. С. Элиот, «неподвижная точка во вращающемся мире». Все, что было прежде, ведет к нему, все, что было после, — вытекает из него. Это кульминация истории, наивысшая точка всей драмы. Как сказал Павел, «ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати» (1 Кор. 15:3–5).

К этому надо относиться осторожно, или это останется всего лишь религиозными словами. Мы объясняем их, они несут определенный смысл и вызывают ассоциации. Но истинный смысл будет потерян, если мы либо забудем историю, в которой эта сцена — наивысшая точка развития, либо забудем ее значение для нашей истории. Каким образом запомнить так же важно, как и что запомнить. Кажется невероятным, что истина о смерти и воскресении Христа может быть забыта или заучена механически, без проникновения в суть этого события, но это происходит постоянно. Только вспомните о количестве мертвых, безжизненных церквей в вашем городе. Когда мы забываем или когда запоминаем лишь логику развития событий в Писании, этого не избежать. Мы можем прочитать несколько томов, содержащих ценные теоретические богословские изыскания, которые вполне могут быть истинными, но, если эти знания отделены от реальности — особенно от жизни сердца, — они не окажут никакого влияния на нашу жизнь. Роберт Дженсон приводит следующий пример:

В нескольких отрывках Нового Завета смерть Иисуса называется «жертвой», чтобы прояснить до конца ее значение. В древнем мире жертвы предлагались на каждом углу и каждый младенец понимал, для чего они нужны. Когда христианский проповедник говорит: «Смерть Иисуса сделала то, чего пытались достичь жертвами», — то все становится ясно и слушатели могут ответить: «Так вот что, должно быть, так возвышает Его…» Проповедники по-прежнему говорят об Иисусе, как о «великой жертве», а затем должны тратить двадцать минут, объясняя, что это значит. Таким образом, если в Евангелии вообще имелось в виду то, о чем говорят проповедники, что маловероятно, то это касается последствий, которые это событие имело, а не самой проблемы «жертвы».

История и обещание

Именно поэтому мы должны помнить о смерти и воскресении Иисуса из Назарета в более широком контексте Священного романа. Эта история дает смысл отдельным событиям.

С другой стороны, истина Евангелия теряет смысл, если все, что у нас есть, — это «история». Был ли Иисус божественным или просто великим человеком? Этот вопрос вызвал основное противостояние внутри церкви в IV в. Лидеры той и другой противостоящей стороны отталкивались от одного и того же повествования (Евангелия), но пришли к разным заключениям. Был созван Никейский собор, на котором был принят Cимвол веры, один из основных догматов христианства, который утвердил божественность Христа. Мы с Брентом сильно рискуем, употребляя слово «история», потому что либеральные теологи XX в. используют «повествование» как способ разоблачения любой объективной интерпретации Писания. И все же мы не можем игнорировать тот факт, что Писание было дано нам в форме истории.

Таким образом, процесс запоминания должен включать как основные истины, так и драматическое повествование. Я уверен, что нам надо в одной руке держать основные принципы, а в другой — наши любимые виды искусства. Есть фильмы, книги, стихотворения, песни и живописные полотна, к которым я возвращаюсь снова и снова, руководствуясь глубинными побуждениями своего сердца. Присмотревшись поближе, я всегда нахожу, что они рассказывают мне о какой-то части Священного романа. Они помогают мне запоминать основательней. Как сказал Дон Хадсон, «окончательный анализ показал, что искусство — это окно в небеса».

Теперь, когда мы отправились в путь, сатана сделает все, что в его силах, чтобы похитить Романтику. Один из способов, которым он действует, заключается в том, что он оставляет нам голые идеи или, еще хуже — принципы, что-то типа «Иисус: техника менеджмента» или «Иисус: методы маркетинга». Сердце не может жить одними принципами и фактами; оно говорит языком истории, и мы должны еще раз повторить истину нашей веры так, чтобы она захватила наше сердце, а не только разум.

Дата добавления: 2015-10-21