объектами. Теория струн пока не дала никаких практических результатов. Ее еще никто не доказал
экспериментально, тем не менее тысячи физиков посвящают ей свои карьеры, на том основании, что она
правдоподобно выглядит.
— Может быть, она на самом деле верна, — настала моя очередь что-то сказать.
— Каждое поколение людей верило в то, что у него есть все необходимые ему ответы, за исключением
нескольких мелочей, которые вот-вот должны разрешиться. И все они верили, что их предшественники были
толпой заблуждающихся простаков. Каковы шансы, что мы и есть то самое поколение, которое наконец-то
целиком постигнет реальность?
— Мне кажется шансы не такие уж и плохие. Всё когда-нибудь случается в первый раз. На вашем веку
изобрели компьютер и отправили человека на Луну. Возможно, что мы будем первыми свидетелями
подтверждения теории струн!
— Компьютеры и космические корабли — это примеры изобретений, а не понимания, — ответил он. — Все,
что нужно для того, чтобы строить машины, это знание, что когда происходит одно событие, следом за ним
происходит другое. Это всего лишь набор подмеченных закономерностей, умение распознавать паттерны.
Даже собака умеет подмечать закономерности — если звенит звонок, значит, сейчас дадут есть. В
приведенных тобой примерах нет «почему?». Мы не понимаем, почему движется электричество. Мы не
понимаем, почему свет может бесконечно двигаться с постоянной скоростью. Все, что мы можем — это
наблюдать и подмечать закономерности.
Где находится свободная воля?
— Где находится твоя свободная воля? — спросил старик. — Это часть твоего мозга или она проникает в
тебя откуда-то снаружи и влияет на твои поступки?
— Несколько минут назад я бы сказал, что знаю ответ на этот вопрос. Но вы заставляете меня сомневаться
даже в очевидных, казалось бы, вещах.
— Сомнения — это хорошо, — сказал он. — Но, все-таки, откуда исходит твоя свободная воля?
— Ну, я думаю, что моя свободная воля находится у меня в голове. В смысле, это функция моего мозга.
Ничего лучше я придумать не могу.
— Твой мозг во многом напоминает машину, не так ли? — спросил он.
В этом вопросе чувствовался подвох, поэтому я попытался оставить себе место для маневров:
— Ну, мозг не совсем машина…
— Мозг состоит из клеток, нейронов, химических веществ, сигнальных путей и электричества. Все это
подчиняется физическим законам. Когда одну из частей твоего мозга стимулируют, может ли она ответить
совершенно произвольно, как захочет или она всегда отвечает только одним способом?
— Нет никакой возможности это проверить. Никто этого не знает.
— Ты считаешь, мы можем знать только те вещи, которые мы проверили на опыте?
— Я этого не говорил.
— В таком случае, ты вообще ничего не говоришь, не так ли?
В чем-то он был прав.
— Ну так где же находится свободная воля? — спросил он снова.
— Это должно быть как-то связано с душой… — У меня не было лучшего ответа.
— С душой? А где находится душа?
— Она нигде не находится. Она просто есть.
— По-твоему получается, что душа — это нечто не принадлежащее нашему материальному миру, так?
— Скорее всего, да. Иначе, кто-нибудь бы ее уже обнаружил, — сказал я.
— То есть, ты считаешь, что душа, которая не является материальной, влияет на мозг, который
материален.
— Ну, в таком смысле я никогда об этом не думал, но мне кажется, что так оно и есть.
— Веришь ли ты также, что душа может влиять и на другие материальные вещи, такие как автомобили
или часы?
— Н-нет… Я думаю, что душа может воздействовать только на мозг, — я пытался всеми силами отстоять
свою позицию. Я словно полз на животе со свинцовым грузом, привязанным к поясу.
— Может ли твоя душа влиять на мозг другого человека или она знает, который мозг твой?
— Моя душа должна знать, который мозг мой, иначе на меня бы воздействовали другие души, и я не имел
бы свободы воли.
Он помолчал.
— По-твоему выходит, что твоя душа знает разницу между твоим мозгом и всем остальным, что не
является твоим мозгом. И никогда в этом плане не ошибается. Это значит, что твоя душа имеет структуру и
подчиняется правилам. Как машина.
— Должно быть, — согласился я.
— Если душа — источник свободной воли, значит, она должна взвешивать варианты и принимать решения.
— Так она и работает.
— Но ведь это именно то, что делает мозг! Зачем тебе нужна душа, если мозг может делать то же самое?
— Может быть потому, что душа имеет свободу воли, а мозг — нет? — предположил я. — Или душа дает
мозгу способность действовать свободно. Или душа более умна или более нравственна, чем мозг… Я не знаю.
Я попытался одним махом заткнуть как можно больше дыр в своей позиции.
— Если душа не подчиняется правилам, это может только означать, что она действует случайным образом.
С другой стороны, если твоя душа все-таки подчиняется правилам, и затем управляет тобой, то у тебя нет
никакой свободы воли. Тебя программируют, как робота. Третьего не дано — либо твоя жизнь управляется
случайным образом, либо она полностью и жестко предопределена. Что ты предпочитаешь?
Я не готов был поверить, что не управляю собственной жизнью.
— Возможно, Бог направляет мою душу, — сказал я.
— Если Бог направляет твою душу, а твоя душа в свою очередь направляет твой мозг, то ты просто
марионетка в руках Господа. В таком случае, у тебя уж точно нет никакой свободы воли, так ведь?
Я попытался снова:
— Возможно, Бог только слегка направляет мою душу, указывает ей путь, а то, как я пройду этот путь,
оставляет на мое усмотрение.
— Это выглядит как экзамен. Как будто Бог решил устроить тебе проверку на сообразительность — если
будешь принимать верные решения, то с твой душой все будет в порядке. Я правильно тебя понимаю?
— Это не проверка на сообразительность, это проверка на нравственность, — сказал я.
— Нравственность?
— Да, нравственность, — мне показалось, что я привел хороший довод, хотя и не понимал до конца почему.
— Как ты думаешь, твой мозг ответственен за моральные решения или они приходят откуда-то извне? —
спросил он.
Я застонал.
Истинная вера
Мне нужны были подкрепления.
— Послушайте, четыре миллиарда людей в той или иной степени верят в Бога и свободу воли. Не могут же
все они ошибаться!
— Очень мало людей верят в Бога, — ответил он.
Я не понимал, как он собирается опровергнуть мое очевидно верное утверждение.
— Ничего подобного! Миллиарды людей верят в Бога.
Старик подался вперед, облокотившись на ручку кресла:
— Четыре миллиарда людей говорят, что верят в Бога, но очень мало кто верит в него на самом деле. Если
бы люди действительно верили в Бога, они бы каждую минуту своей жизни подтверждали эту веру своими
действиями. Богачи отдали бы свои богатства нищим. Каждый был бы неутомим и неистов, в попытках
выяснить, чья вера подлинная и единственно правильная. Никто не был бы полностью уверен, что не принял
по ошибке неправильную веру, и что он теперь не проклят на веки вечные, или не переселится в следующей
жизни во что-нибудь нехорошее, или не произойдут с ним еще какие-нибудь, более страшные неприятности.
Люди бы тратили всю свою жизнь в попытках навязать другим людям свою веру. Истинная вера в Бога
требовала бы стопроцентной страстной приверженности, пропитывающей каждое мгновение нашей короткой
жизни на Земле. Но эти четыре миллиарда, за исключением нескольких людей, не живут такой жизнью.
Большинство верит в практическую пригодность своей веры — реальную и земную выгоду — но они не верят в
то, что находится глубже.
Я не мог поверить своим ушам:
— Если бы вы их спросили, они бы сказали, что верят.
— Они бы сказали, что верят, потому что говорить, что ты веришь необходимо, чтобы получить
практическую пользу от религии. Они говорят другим людям, что верят, и они ведут себя как верующие —
молятся и читают священные книги. Но они не делают тех вещей, которые настоящий верующий не мог бы не
делать. Если ты веришь, что на тебя едет грузовик, ты отпрыгнешь в сторону. Вот это — вера в реальность
грузовика. Если ты будешь говорить людям, что ты боишься грузовика, но не будешь ничего делать, чтобы
избежать столкновения, это не вера. Точно так же, это не вера, если ты говоришь, что веришь в
существование Бога, а сам продолжаешь грешить и загребать под себя богатства, в то время как другие люди
умирают от голода. Если твоя вера не влияет на твои самые важные решения, это не вера в реальность Бога,
это вера в пользу веры.
— Вы хотите сказать, что Бог не существует? — спросил я, чтобы понять к чему он клонит.
— Я говорю, что люди утверждают, будто они верят в Бога, хотя на самом деле это не так. Они делают вид,
что верят, потому что существуют вполне определенные, земные выгоды от этого. Хотя бы для того, чтобы
создать иллюзию для самих себя. Это делает их счастливыми.
— Вы думаете, что только атеисты по настоящему верят в свои убеждения? — спросил я.
— Нет. Атеисты тоже предпочитают иллюзии, — ответил он.
— Тогда, по-вашему, выходит, что никто на самом деле не верит в то, во что он верит.
— Самое лучшее, что может сделать человек, это выбрать иллюзию, которая поможет ему жить. Именно
поэтому люди разных религий могут уживаться друг с другом. Где-то глубоко в подсознании мы подозреваем,
что другие люди верят в своего Бога ничуть не больше, чем мы верим в своего.
Я не мог с этим согласиться.
— Может быть, мы терпимо относимся к другим религиям потому, что основные вещи остаются
неизменными? Отличаются только детали.
— Евреи и мусульмане верят, что Иисус не является Сыном Господа, — возразил он. — Если они правы, то
христиане заблуждаются относительно основы своей религии. А если евреи, или мусульмане, или христиане
правы, то заблуждаются буддисты и индусы, которые верят в реинкарнацию. Это, по-твоему, детали?
— Наверное, нет, — признался я.
— Осознанно или не осознанно, но каждый знает, что шансы выбрать правильную религию — если она
существует — равны нулю.
Дорожные карты
Я чувствовал себя одноногим калекой, балансирующим на верхушке высокого забора. Я мог бы скакать по
забору и дальше в поисках легкого способа спуститься, или же набраться храбрости, прыгнуть с самого верха
и получить причитающиеся мне синяки.
— А во что верите вы, мистер Аватар?
Старик качнулся в кресле несколько раз, прежде чем ответить.
— Представь себе, что ты и я отправимся в путешествие в одно и то же место. У тебя будет синяя карта, а
у меня — зеленая. Ни на одной из этих карт не указаны все возможные пути, на каждой карте отмечен только
один какой-нибудь маршрут. Если мы оба благополучно доберемся до места, мы начнем рассказывать всем,
что наша карта верна. Я буду с полным убеждением утверждать, что моя зеленая карта лучше всех, и я буду
предупреждать людей не пользоваться другими картами. Ты будешь настолько же уверен в своей синей
карте. Религии — как карты, чьи маршруты ведут к общему благу общества. Одни карты ведут своих
владельцев через тернистую местность. Другие указывают более легкие пути. Некоторые из
путешественников будут назначены хранителями карты. Они будут учить молодых уважать эту карту и с
подозрением относиться ко всем другим картам.
— Хорошо, — сказал я. — Но кто создал сами карты?
— Карты были созданы теми первопроходцами, которые выжили. Те карты, которые выжили — это карты,
которые работают.
По крайней мере, он дал мне цель для атак.
— По-вашему все религии работают? А как насчет всех тех людей, которые были убиты в религиозных
войнах?
— Нельзя судить о ценности вещи по ее стоимости. Во многих странах больше людей погибает от ошибок
врачей, но никто не утверждает, что больницы — это зло. По сравнению с неверующими, верующие люди
счастливее, живут дольше, избегают неприятностей, с ними случается меньше несчастных случаев. С точки
зрения общества, религия работает.
Генераторы иллюзий
Так как мой обеденный перерыв давно уже закончился, то, по сути, я устроил себе прогул. Но мне было все
равно. Время, проведенное со стариком, того стоило. Я не во всем соглашался с ним, но мой мозг давно уже
не был настолько «живым», с тех самых пор как я был ребенком. Я чувствовал себя так, словно я проснулся на
другой планете, где все выглядело точно так же, но все правила изменились. Старик был загадкой, но я уже
начал привыкать к его вопросам, возникающим из ниоткуда.
— Кто-нибудь когда-нибудь советовал тебе «быть самим собой»?
Я сказал, что постоянно это слышу.
— А что это означает — «быть самим собой»? — спросил он. — Если это значит делать то, что ты считаешь
нужным, то ты и так это делаешь. Если это значит, что нужно поступать так, словно общество не влияет на
тебя, то это худший совет, который можно было бы дать; скорее всего, ты перестал бы мыться и носить
одежду. Совет «быть самим собой» — очевидная бессмыслица. Но наш мозг принимает эту чушь за мудрость,
потому что нам приятнее думать, что у нас есть стратегия в жизни, чем то, что мы понятия не имеем, что нам
делать.
— Выглядит так, словно наш мозг создан специально, чтобы нас дурачить, — сказал я.
— В одном наперстке реальности содержится столько информации, что ее не сможет понять целая
галактика человеческих мозгов. Мозг не в состоянии понять этот мир, поэтому он придумывает простые и
понятные иллюзии, которые заменяют настоящее понимание. Если иллюзии работают хорошо и человек
выживает, то он передает эти иллюзии следующему поколению. Человеческий мозг — это генератор иллюзий.
Иллюзии эти подпитываются высокомерным убеждением, что люди — это центр мира, что мы одни наделены
волшебными свойствами души, нравственностью, свободой воли, любовью и так далее. Мы полагаем, что
всемогущий Бог особенно интересуется нашей деятельностью и развитием, предоставляя нам весь остальной
мир как песочницу. Мы верим, что интересны Богу (потому что он думает так же, как мы) больше, чем камни,
деревья, растения и животные.
— Ну, я не думаю, что камни так уж интересны Богу, — сказал я. — Все, что они делают, это лежат на
земле и постепенно превращаются в пыль.
— Ты так думаешь только потому, что не можешь видеть бурю активности на молекулярном уровне, на
уровне глубже и так далее. И ты ограничен в своем восприятии времени. Если бы ты наблюдал за камнем всю
свою жизнь, то никогда не заметил бы в нем перемен. Но если бы ты был Богом и мог наблюдать этот камень
на протяжении пятнадцати миллиардов лет так, словно прошла всего лишь секунда, камень был бы неистово
активен. Он бы уменьшался и рос, обменивался бы молекулами со своим окружением. Его молекулы
путешествовали бы по Вселенной и становились частями удивительных вещей, которых мы никогда не
сможем себе представить. По сравнению с этим, тот случайный набор молекул, которые составляют
человеческое тело, будет составлять одно целое всего лишь мгновение, за которое Вселенная успеет только
моргнуть. Наша заносчивость заставляет нас наделять особым смыслом это случайное собрание молекул.
Почему нам кажется, что сумма частей нашего тела обладает большей духовной ценностью, чем отдельно
взятая клетка? Поему мы не устраиваем похорон, когда умирают клетки нашей кожи?
— Это было бы непрактично, — сказал я. Я не был уверен, что его вопрос требовал ответа, но я хотел
показать, что слушаю.
— Именно, — согласился он. — Практичность правит нашим восприятием. Чтобы выжить, наши крошечные
мозги должны приручить море информации, которое угрожает захлестнуть нас. Наше восприятие
удивительно гибко, трансформируя наше мировоззрение автоматически и непрерывно пока мы не найдем
себе безопасную гавань комфортабельной иллюзии. Для Бога же, не связанного ограничениями человеческой
практичности, каждая мельчайшая частица твоего тела была бы наполнена движением и смыслом, точно так
же, как частицы камней, деревьев или насекомых. И сумма наших частей, которая и составляет нашу
индивидуальность, такая замечательная и поразительная для нас, вовсе не показалась бы всемогущему
существу ни такой уж замечательной, ни, тем более, поразительной. Абсурд — наделять Бога всемогуществом,
чтобы затем обременять его нашими же собственными близорукими предрассудками о какой-то особенной
значимости человеческих существ. Что может быть особенного или интересного для Бога, который знает
абсолютно всё, может создать всё что угодно, и может уничтожить всё что угодно. Само понятие важности
рождено человеком из-за потребности принимать решения, влияющие на его выживание. Всемогущему
существу не нужно соотносить вещи. Для Бога ничто во Вселенной не может быть более интересным, более
полезным, более угрожающим или более важным, чем что-либо другое.
— Я по прежнему думаю, что люди более важны для Бога, чем животные, растения или камни. Мне
кажется, это очевидно, — возразил я.
— Что более важно для машины — руль или двигатель? — спросил он.
— Двигатель более важен, потому что без него не возникло бы потребности в управлении, — предположил
я.
— Но до тех пор, пока ты не имеешь и руль, и двигатель вместе, машина бесполезна, не так ли?
— В общем, да. Наверное, это так, — признал я.
— И руль, и двигатель обладают одинаковой важностью. Это человеческая потребность (состоящая из
равных частей инстинкта и высокомерия) верить, что мы можем ранжировать всё в нашем окружении.
Важность не является неотъемлемым свойством Вселенной. Она существует только в наших головах, доверху
забитых иллюзиями. Могу тебя уверить, люди, ни в коей мере не являются более важными, чем камни, рули
или двигатели.
Реинкарнация, НЛО и Бог
Я не знал, сколько из того, что говорит старик, было правдой. Все, о чем он говорил, было вроде бы
логичным, но есть много вещей, которые выглядят логично и в то же время являются полной чепухой. Я
решил, что лучше всего просто слушать. Все это было очень необычно, а я люблю необычное.
Он начал снова.
— Если ты хочешь понять реинкарнацию, НЛО или Бога, не изучай реинкарнацию, НЛО или Бога. Изучай
людей.
— Вы хотите сказать эти вещи не реальны? — меня покоробила его уверенность, особенно учитывая, что
найдутся тысячи свидетелей каждой из них.
— Нет, — сказал он. — Я говорю, что реинкарнация, НЛО или Бог одинаковы в своей реальности.
— Вы имеете в виду, одинаково реальны или одинаково вымышлены?
— Твой вопрос говорит о твоем пристрастии к двоичному миру, где все или реально или вымышлено. Это
различие в твоем восприятии, а не во Вселенной. Твоя неспособность видеть другие возможности и нехватка
слов — это ограничения твоего мозга, а не Вселенной.
— Должна же быть разница между вымышленными и реальными вещами, — возразил я. — Мой грузовик
реален. А Санта-Клаус — нет. Это не одно и то же.
— Пока ты сидишь здесь, твой грузовик существует только в твоей памяти, то есть у тебя в голове.
Санта-Клаус обитает там же. Так что, по сути, это одно и то же.
— Да, но я могу выйти на улицу, сесть в грузовик и поехать. Я не могу прокатиться на оленях с
Санта-Клаусом.
— Был ли утренний дождь реальным?
— Конечно.
— Но ты не можешь сейчас ни увидеть, ни потрогать этот дождь, верно?
— Не могу.
— Как и Санта-Клаус, прошлое существует только в твоей голове, — сказал он. — Аналогично, и будущее
существует только в твоей голове, потому что оно еще не случилось.
— Но я могу найти следы прошлого, я могу узнать у синоптиков, был ли этим утром дождь.
— И когда ты получишь от них подтверждение, оно тут же само станет прошлым. Значит, на деле, ты
будешь использовать прошлое, которое не существует, чтобы подтвердить что-то еще из этого прошлого.
— Это просто умственная гимнастика. Игра слов, — сказал я.
— Сумасшедший человек верит, что его мир непротиворечив. Если он верит, что правительство пытается
убить его, он будет встречать достаточно доказательств этому в так называемом «реальном» мире. Он будет
не прав, но его доказательства ничем не лучше и не хуже, чем доказательства того, что сегодня утром шел
дождь. Оба вы будете преобразовывать факты настоящего в воспоминания, хранящиеся в вашей памяти, и
оба будете уверены, что ваши доказательства прочны и неопровержимы. Твой мозг будет тасовать факты и
выводы, пока они не выстроятся так, как тебе нужно.
— Может быть у сумасшедших все именно так и происходит, но у нормальных людей — нет.
— Клинические психологи доказали, что обычные люди изменяют воспоминания о прошлом, чтобы
подогнать их под свое восприятие. Так работает любой мозг, причем в самых обыденных обстоятельствах.
— Я этого не знал.
— Теперь знаешь, — ответил он.
Мотивы Бога
— Если бы ты был Богом, чего бы ты хотел?
— Не знаю. Я толком не знаю, чего я сам хочу, не говоря уж о Боге…
— Представь себе, что ты всемогущ. Ты можешь делать все что угодно, можешь создать все что угодно,
можешь быть чем угодно. Как только ты решишь, что хочешь чего-то, оно тут же становится реальностью.
Я ждал, зная, что последует продолжение.
Он продолжил:
— Имеет ли смысл вообще думать, что Бог чего-то хочет? Бог не имел бы ни эмоций, ни страха, ни
желаний, ни любопытства, ни голода. Все это изъяны человека, совсем не то, что можно найти во всемогущем
существе. Что же тогда будет мотивировать Бога?
— Может быть, вызов? Интеллектуальный стимул создания различных вещей? — предположил я.
— Всемогущество означает, что ничто не является вызовом. И ни о каком интеллектуальном стимуле не
может быть и речи, так как Бог знает все.
— Ужасно скучно, получается, быть Господом Богом. Но я догадываюсь, что вы скажете. Что скука — это
удел человека.
— Все, что мотивирует живых существ, основывается либо на слабости, либо на изъяне. Голод мотивирует
животных. Похоть мотивирует животных. Страх и боль мотивируют животных. Бог не имел бы ни одного из
этих импульсов. Люди управляются своими животными страстями, плюс более возвышенно звучащими
словами, такими как «самореализация», «творчество», «свобода» и «любовь». Но Бог не стал бы
интересоваться всем этим, или, если бы заинтересовался, то уже имел бы все это в неограниченном
количестве. Так что эти мотивы мы можем отбросить.
— Так что же мотивирует Бога? — спросил я. — Вы знаете ответ или просто дразните меня?
— Я могу представить себе только одну цель, достойную Бога — попытаться уничтожить самого себя.
— Вы полагаете, что Бог — самоубийца? — спросил я.
— Не совсем. Я просто считаю, что это для него единственный вызов.
— Мне кажется, Бог предпочел бы существовать, чем не существовать.
— Ты думаешь, как человек, а не как Бог. Ты боишься смерти, и поэтому предполагаешь, что Бог
разделяет твои предпочтения. Но у Бога не было бы страхов. Существование было бы всего лишь делом
выбора. И не было бы ни боли, ни чувства вины, ни раскаяния или чувства потери. Все это человеческие
чувства. Бог мог бы просто выбрать прекратить существовать.
— Тут есть одна логическая загвоздка, согласно вашей манере рассуждать, — сказал я. — Если Бог знает
будущее, то он уже знает, выберет ли он закончить свое существование, и если он знает, что сможет это
сделать, значит, в этом не будет никакого вызова.
— Ты начинаешь мыслить яснее, — сказал он. — Да, Бог будет знать будущее своего собственного
существования в нормальных условиях. Но будет ли его всемогущество включать в себя знание о том, что
случится после того, как он потеряет свое всемогущество, или его знание о будущем прекратится в этой
точке?
— Звучит как вопрос, который невозможно разрешить в принципе. Похоже, вы зашли в тупик, — сказал я.
— Возможно. Но смотри, Бог, знающий ответ на этот вопрос знает на самом деле все и имеет все. Ему нет
никакой необходимости что-то делать или создавать. Для него не было бы цели. Но Бог, которого мучает один
маленький, невыясненный вопрос — что случится, если я перестану существовать? — мог бы быть в
достаточной степени мотивирован для того, чтобы найти ответ на этот вопрос, чтобы дополнить свои знания.
И не имея страха или причины продолжать свое существование, он мог бы попытаться это сделать.
— Да, но могли бы мы узнать, какой путь он выбрал?
— А мы уже знаем. Тот факт, что мы существуем, доказывает, что Бог мотивирован что-то делать. И
поскольку вызов самоуничтожения есть единственное, что может заинтересовать его, это объясняет, почему
мы…
Я прервал его на середине фразы и резко поднялся из кресла. Казалось, импульс энергии пробежал по
моему позвоночнику, сжал легкие, наэлектризовал кожу, поднял дыбом волосы. Я пододвинулся ближе к
камину, не чувствуя его жара.
— Имеете ли вы в виду, то, что я думаю, вы имеете в виду?
В мою голову за один раз загрузили слишком много знаний. Она переполнилась, и мне нужно было срочно
избавиться от излишков.
Старик посмотрел в никуда и произнес:
— Мы — осколки Бога.
Осколки Бога
— Вы хотите сказать, что Бог взорвал сам себя и мы — то, что от него осталось? — спросил я.
— Не совсем, — ответил он.
— Тогда что же?
— Осколки Бога делятся на две части. Во-первых, это мельчайшие элементы материи, во много раз меньше
тех элементов, которые до сих пор смогли обнаружить ученые.
— Меньше, чем кварки? Я не знаю, правда, что такое кварки, но, по-моему, это одни из самых маленьких
частиц.
— Все сделано из чего-то. И это что-то в свою очередь тоже сделано из чего-то. На протяжении следующей
сотни лет, ученые будут все так же открывать новые и новые уровни строительных блоков материи, каждый
меньше предыдущего. И на каждом уровне разница между типами материи будет становиться все меньше. На
самом же нижнем уровне не останется вообще никаких различий. Материя однородна. То из чего она состоит
и есть частицы Бога.
— А вторая часть? — спросил я.
— Вероятность.
— То есть, вы утверждаете, что Бог — всесильное существо с сознанием, охватывающим все сущее в
прошлом, настоящем и будущем — состоит только из пыли и вероятности?
— На надо недооценивать это. Вероятность гораздо более мощная сила. Помнишь мой первый вопрос о
монетке?
— Да. Вы спросили, почему монетка выпадает «орлом» в половине случаев.
— Вероятность — это всемогущество и вездесущность. Она влияет на каждую монетку в любое время в
любом месте, мгновенно. Ее нельзя заэкранировать или изменить. Исход одного подбрасывания случаен, но
по мере того, как количество попыток увеличивается, вероятность обретает все больший контроль над общим
исходом. И вероятность не ограничивается монетками, игральными костями или игровыми автоматами.
Вероятность — это направляющая сила всего во Вселенной, живого и неживого, близкого или далекого,
большого или маленького, сейчас или в любое другое время.
— Осколки Бога… — Пробормотал я. Это была восхитительная идея, но слишком странная, чтобы охватить
ее с первого взгляда. — Раньше вы говорили, что не верите в Бога. Теперь говорите, что верите. А на самом
деле?
— Я отбрасываю твое слишком сложное определение Бога — то, которое наделяет его желаниями,
потребностями и эмоциями человеческих существ, и в то же время — бесконечным могуществом. И я
отбрасываю твое запутанное понятие о пространстве, как о чем-то неизменном, что человеческий мозг — по
счастливой случайности — может охватить.
— Как же вы можете отбрасывать идею неизменной реальности, — возразил я, — если вы говорите, что
Вселенная состоит из осколков Бога? Разве это не есть неизменная, стационарная реальность.
— Наш язык и наш мозг слишком ограничены, чтобы иметь дело с чем-либо, кроме стационарной
реальности, независимо от того, существует ли такая штука на самом деле или нет. Самое большое, что мы
можем — это обновлять иногда наши иллюзии, чтобы они лучше соответствовали потребностям времени. Мы
живем во все более рациональном, основанном на научном подходе обществе. Старые религиозные метафоры
нас больше не устраивают — наука нападет на них со всех сторон. Человечеству нужна новая метафора на
следующую тысячу лет, которая позволит Богу и науке сосуществовать, по крайней мере, в наших головах.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |