несмотря на все страхи и растерянность, как-то поделовому и кокетливо
в то же время отжимала волосы. Лужицы воды испарялись с плиты прямо на
глазах.
- Выбрались! - выдохнул Иван.
Русоволосая смотрела на вещи практичнее.
- Ага, прямо, выбрались, - проговорила она с изрядной долей
иронии, - выкинуло нас, вышвырнуло - как слепых котят! А ты - выбра-
ались, тоже герой нашелся!
- Как бы ни было - лучше, чем висеть! - сказал Иван и отвернулся.
Русоволосая ткнула его кулаком в спину. Зло просипела:
- Не напоминай! Я знать про то, что было в этом проклятом
Квазиярусе, не желаю! Еще слово скажешь, я тебе все три твои буркала
выцарапаю, понял?!
- Понял, - поспешно ответил Иван.
Он был доволен этой переменой, а то думал, что свихнулась совсем,
что от страхов да передряг ума лишилась. Теперь убедился, нет не
свихнулась, "русоволосая была вменяема. Уж если кто и спятил, так юн
сам. Но выяснять все это было некогда.
- Пошли! - буркнул он, вставая.
- Куда?
- Не знаю. Но надо идти!
- Вот вечно у тебя так - сам не знаешь, а все лезешь куда-то! Да
других за собой тянешь!
Иван вывернулся к ней лицом. И обомлел. Но смотрел он не на нее, а
дальше, поверх ее головы, в даль пустыни-свалки.
- Да-а, - проговорил он, еле шевеля губами, - похоже, нам и в
самом деле идти никуда не придется!
- Ты что?! - испугалась русоволосая. И тоже обернулась.
К ним стремительно приближалась, на глазах вырастая в размерах,
какая-то чудовищно нелепая машина, представлявшая из себя смесь
допотопного танка, еще более допотопной боевой колесницы времен
Ассирии и Вавилона, и наисовременнейшего бронехода. За сотню метров от
них машина вдруг снизила скорость и стала медленно, но неотвратимо
наползать на них, нависая жуткой и непонятной громадиной.
- Встань!
Иван сам поднялся, поднял русоволосую. Она пыталась вырваться,
убежать, спрятаться от машины-чудовища. Но бежать было некуда. И Иван
это прекрасно понимал. Он стоял на месте, стоял чугунным,
поблескивающим чешуей изваянием - ноги словно вросли в плиту.
- Поглядим еще, у кого нервы крепче, - процедил сквозь сжатые
зубы. - Стой! Не дождутся гады, чтоб мы от них бегали! Стой!
Лана окаменела, подчиняясь ему. Громадина нависла над самыми
головами. Огромные гусеницы, сочлененные со старинного вида колесами,
медленно наползали, гремя и посверкивая траками. Плоское, увешанное
цепями днище, мелко и надсадно подрагивало - словно от исполинского
напряжения. Из брони торчали короткие длинные стволы пушек, пулеметов,
лучеметов, вообще непонятно чего. На кривых железных кронштейнах
болтались тяжеленные решетчатые сферы. Все было нелепо, громоздко,
жутко.
В ушах у Ивана прозвучал пропитой голос Псевдо-Хука: "Убегай!
Проваливайся в перпендикуляры, не то хуже будет! Ну чего же ты стоишь
пнем?!" Иван мотнул головой, прогоняя голос.
- Они раздавят нас! - закричала Лана.
- Нет!
Иван не выпускал ее руки. Пусть давят! Неужто они на самом деле
приперлись неведомо откуда на этой громыхале, чтобы раздавить их?!
Нет, тысячу раз нет, они бы давно могли расправиться с беглецами
значительно проще, не пуская на них, голых и безоружных, бронеход-
колесницу.
Чудовищная машина остановилась в полуметре от них, застилая собой
небо, нависая над головами гигантскими дрожащими гусеницами. Лана не
выдержала, упала на колени, расплакалась - громко навзрыд. Она
размазывала ладонью слезы по лицу и не могла выговорить ни слова, лишь
хлюпала да подвывала тихонько.
Иван погладил ее по голове, погружая пальцы в пышные и уже
высохшие волосы. Он тоже был готов разрыдаться.
- Не плачь, не надо!
Она закивала, поглядела на него изнизу, но слезы не остановились,
они текли и текли по ее щекам, груди...
- Эй вы! - заорал Иван, вскидывая подбородок. - Ну и что дальше?!
С десятиметровой высоты, из распахнувшегося люка высунулись сразу
три пластинчатые рожи. И будто в такт движениям невидимого дирижера
принялись скрипеть да скрежетать. Они смеялись над беспомощными
беглецами. Хотя Иван не видел тут причин для смеха.
Наконец смех-скрежет стих. И один из негуманоидов изрек:
- Мне кажется, двуглазая еще не созрела, как вы думаете?
- Ага! - многозначительно ответил средний.
- В садик ее, и весь разговор! - сделал вывод третий. - В карантин
на Хархан. Дозреет, будет отличной маткой.
- А с этим чего делать?
- С кем еще?
- Да вон, ползает там амеба в пыли.
- Ну-у, этот уже вполне созрел. Его пора выставлять. Как
считаете?!
- Сначала надо дать ему внутреннюю связь, - неуверенно проговорил
средний.
Иван вдруг оглох от множества голосов, зазвучавших в его мозгу-там
перемешались хрипы и скрипы всех трех негуманоидов, нежный, но чуть
сипловатый голосок Ланы, и еще много, много неиз- вестно чьих
голосов... Иван двумя руками сдавил уши, зажмурился.
- Не-е, рано еще! - сказал первый. И все сразу же смолкло.
Иван открыл глаза. То, что он увидал, не радовало. Две огромные
металлические решетчатые сферы, висевшие на уродливых крюках-
кронштейнах, опускались. Опускались прямо на них. Иван не понял, что
происходит. Но вдруг сам отпустил руку Ланы. И она отошла от него на
четыре метра, застыла безмолвным изваянием.
- Лана! - крикнул он во весь голос. - Беги! Но она даже не
шелохнулась. Тяжеленная сфера, словно выпиленная квадратами из литого
чугуна, опустилась, закрывая русоволосую. Но Иван еще видел ее сквозь
прорези-окошечки она стояла все так как будто околдованная.
- Лана-а! - снова заорал он.
Это было нелепо, невероятно. Уж если их разлучали, то могли бы
дать хотя бы слово сказать на прощание! Нет, не надо слова! Хотя бы
посмотреть в-глаза друг другу! Ивана трясло от гнева, досады, от
собственного бессилия. Но что он мог поделать?!
Он не отрываясь смотрел на сферу, на проглядывающую женскую
фигуру... И вдруг сфера опустела, начала подниматься. Иван ясно видел,
что под ней да и и ней самой, поднимающейся, никого нет. Он не знал,
что они сделали с русоволосой. Но он почувствовал, что теперь долго не
сможет повидаться с ней, - не исключено, что они и вообще никогда не
встретятся... Он хотел броситься с кулаками на эту бронированную
колесницу. Но его уже накрыло второй сферой. Сквозь прорези-окошки он
видел и машину, и мусорную пустыню. Но не мог сдвинуться с места, не
мог поднять руки. Ему вдруг стало тепло, даже горячо, словно его
погрузили в ванну. И вместе с этим чувством тепла пришло успокоение.
Он расслабился, перестал негодовать, злиться, бесноваться, ему все
стало совершенно безразлично. Он поплыл по волнам, растворяясь в
теплоте и спокойствии, забывая о том, где он находится, что с ним, кто
он.
Изолятор - 123-й год, декада грез.
Обратное время - Гадра.
Ха-Архан, Арена, Год 124-ый,
1-ый день месяца развлечений
-..снова возвращается на круги своя, и что поделаешь, так
заведено, менять никто не станет, даже если и захочет кто изменить ход
вещей, так ничего у него не получится. Я вам уже тысячу раз
втолковывал - надо не дергаться, надо чтобы все шло само собою. И
никаких проблем! Ну, попробуйте же, ведь в ваших интересах выбраться
отсюда живым и невредимым! Нет ничего проще, надо только
постараться...
Псевдо-Хук сидел на колченогом табурете - том самом, которому Иван
передавил дубовую иожку словно цилиндрик пористого пенопласта. Сидел и
занудно рассуждал о чем-то непонятном и малосвязном. Иван закрыл
глаза. Но тут же открыл их вновь - Псевдо-Хук сидел вверх ногами и
Почемуто не падал с грязного и бугристого потолка. Наоборот, он
чувствовал себя очень уверенно-размахивал руками, сучил ногами, тряс
головой. И говорил, говорил без умолку.
- Вот представьте себе три плоскости, параллельные плоскости, не
пересекающиеся, но пронзенные одной иглой. Представили?
- Представил, - машинально ответил Иван, абсолютно ничего не
представляя. Он разглядывал ножки табурета, отыскивая следы потайных
крючьев, которыми тот крепился к потолку.
- Это очень хорошо, что все представляете, - сказал незнакомец,
прячущийся под маской старого кореша Образины. - Очень хорошо. Даже
прекрасно! Так вот, всякие букашки, которые ползают по плоскостям, ни
черта не видят и не понимают. Но когда их заносит в место прокола, на
иглу, они могут переползти в чуждый для себя мир и не заметить этого -
ну чего там, ползли себе и ползли, а вдруг оказались где-то не там,
где надо. А со стороны они себя, плоскости и иглу, разумеется, увидеть
не могут. Они вообще над плоскостью подпрыгнуть не в состоянии, эдакие
плоскостные букашечки таракашечки... Но это к нам не имеет отношения,
это для наглядности, чтоб вам лучше войти в курс, чтобы разобраться
хоть немного. Ну вот, значит, а теперь представьте себе самые обычные
многоярусные и промежуточноуровневые четырехмерные структуры с
квазиобластями и временными коронами-провалами в точках повышенной
концентрации внеобластных гравиполей, представьте в самом упрощенном
виде.. Представили?
- Представил, - отозвался Иван.
Он не понимал, почему Псевдо-Хук не падает с табурета. Особенно,
когда руками размахивает.
- Отличненько! Я знал, что вы на лету все схватываете! А теперь
немного отстранитесь, как бы в сторонку отойдите от объектов
рассмотрения, и все прояснится - вот комплекс из двенадцати таких
структур, связанных энергетическими иглами-уровнями. Сколько игл -
никто не знает. Они могут пропадать и могут появляться, постоянных
всего две, но и они могут меняться местами, это вы испытали на себе в
садике, не так ли?
- Так, - согласился Иван. И закрыл глаза.
- Вот видите! Вам не надо разжевывать пустяков! Это просто
великолепно! Но теперь введите во всю эту стройную систему
искусственные построения, равномерно рассеянные по всем квазиобластям
и перпендикулярным уровням, соедините их спиралями внешне-внутренних
переходов и вы сразу оцените всю гармоничность этого мира. - О
проникающих волокнах Осевого измерения мы пока говорить не будем, чтоб
не усложнять модели, тем более не будем касаться полей Невидимого
спектра, иначе вам трудно будет сразу усвоить все.
- Да нет, я постараюсь, - заверил Иван. И не удержался, брякнул
свое:
- А я знаю. Образина, почему ты с потолка не падаешь, знаю!
- А почему это я вдруг должен падать с потолка? - поинтересовался
Псевдо-Хук и вцепился обеими высохшими руками в сиденье табурета.
- Должен! Непременно должен! - заверил его Иван, В голове у него
стоял дым коромыслом. Но он гнул свое: - Ты, Образина, не падаешь с
потолка, потому что тебя нет! Ясно?!
Псевдо-Хук поерзал немного и снова принялся трястись и размахивать
руками.
- Вы ошибаетесь, - быстро проговорил он обиженным тенорком. - Я не
падаю с потолка не потому что меня нет. Хотя вы правы, меня
действительно нет. Но не падаю я, потому что сижу на табурете, а
табурет стоит на полу, хм-м, если это конечно, можно назвать полом.
- Да-а, - язвительно протянул Иван, - на полу, на табурете-е?! А
где ж тогда я сижу... Нет, лежу... нет, это самое, стою?!
Псевдо-Хук ощерился до ушей. Ни тут же виновато захлопал
выцветшими ресницами.
- А вы, извините, не лежите, не сидите, не стоите, а еще раз
извиняюсь, висите вверх ногами на ржавой старой цепи. Если вы
соизволите немного выгнуть шею, то вы даже разглядите большой крюк,
вбитый в потолок.
- Да-а? - Иван последовал совету. И на самом деле увидел и цепь, и
крюк, и настоящий потолоктакой же грязный и неровный как и пол.
Теперь все стало на свои места. Все, кроме него самого.
- Опять дозревать повесили, что ли? - спросил он.
Псевдо-Хук развел руками. И преодолевая явную неловкость,
пролепетал:
- Пора бы уже.
- Что-пора?!
- Дозреть пора! - ответил Псевдо-Хук. - Вы учтите такую вещь, что
год Всеобщих лобызаний и Братской любви на исходе, нынче последняя
декада - декада грез. А потом вам может не поздоровиться тут.
Иван почти пришел в себя. И потому вновь обрел способность
рассуждать, кое-как осмысливать происходящее.
- Значит, вы считаете, друг мой несуществующий, - проговорил он, -
что доселе мне тут "здоровилось", так?
- Именно так! - заверил самым серьезным образом Псевдо-Хук. - Мы
ведь своевременно разобрались с вами в строении этого мира, вы себе
представляете его достаточно хорошо. Но вот нравы местных обитателей
вы, похоже, не усвоили и даже не изучили ни в малейшей степени.
Иван не стал спорить.
- Сколько мне осталось? - вопросил он.
- Сегодня третий день декады. Все провожают добрый год, все
пребывают в грезах, делают добро друг другу и кому ни попадя.
Иван хмыкнул. Дернулся на цепи.
- Ага, - сказал он, - вот это я на себе ощутил.
- Ни черта вы еще не ощутили!
- Ладно, хватит об этом. Где Лана?
- В саду.
У Ивана тут же отлегло от сердца. Главное, с ней все в порядке,
она в саду. А уж из садика этого он ее всегда вытащит. Если сам
конечно выберется. Он снова дернулся - цепи загремели, крюк качнулся,
а сам он маятником пошел из стороны в сторону. Ничего, все образуется,
подумалось ему, все встанет на свои места. Но уточнить все-таки надо.
- А сад там же?
Псевдо-хук тяжело вздохнул.
- Кто его знает, может, и там. Эти предварительные квазиуровни
такие неустойчивые... да не мне вам говорить! Как вы думаете, где мы
сейчас с вами.
- Не знаю, похоже, в подземной темнице, - ответил Иван, - сдается
мне, что я тут уже бывал.
- А вот и ошибаетесь! Это же обычный изолятор. Чтоб вы в последние
дни года не натворили глупостей, вас повесили на хранение, понятно?
- Еще бы! Повесили, на хранение... Помогли бы лучше отцепиться,
раз такой добренький и заботливый!
Псевдо-Хук замахал руками, заморгал.
- Нет, этот номер не пройдет, даже не пытайтесь, еще хуже будет,
что вы!
- Ну, а тогда проваливай со своими советами! - взъярился Иван. -
Пошел вон отсюда!
Незнакомец не обиделся.
- Вы зря волнуетесь, - сказал он. - У вас же есть маленький
шансик, понимаете? Попробуйте его использовать.
- Что за шанс? - буркнул Иван.
- К концу третьего дня последней декады срабатывает пусковой
механизм осевых волокон, ясно? У вас будет возможность нырнуть в поток
обратного времени.
- И что?
- А то! Где вас выбросит из потока, не знаю. Да и не в том суть -
вы можете оказаться и у нас в любой точке, и в Вашей Вселенной, и в
Обратном мире, понимаете?
Иван встряхнул головой, попробовал согнуть ноги в коленях. Но,
видно, силенок оставалось совсем мало, потянуться на ногах не удалось.
- Обратный мир, это что - нечто связанное с обратным временем? -
спросил он.
- Да что вы?! - возмутился Псевдо-Хук. - Что вы! Не вздумайте
ляпнуть здесь про это! И я-то вам зря сказал, вырвалось просто. Вам
этого знать не следует! Вы лучше запоминайте, что вам в потоке делать
и после первичного выброса.
- Что?
- Так вот, вас в любом случае потом, через часик примерно,
откатной волной вынесет сюда, к нам. Но если там, в точке первичного
выброса, вы сумеете повлиять на ход событий, изменить их, то откат
вернет вас не в подвал этот, как говорите, не в темницу, а куда-нибудь
еще!
- Ага, куда-нибудь, - злорадно процедил Иван, - вынесет в пасть
дракону или к дьяволу на рога, а может, и прямиком под струю
аннигилятора!
- Все может быть, - спокойно и даже как-то поспешно согласился
незнакомец. - Оставайтесь висеть здесь. Для этого надо рваться,
метаться, дергаться...
- А чтобы в поток нырнуть?
- Когда в вашем мозгу раздастся щелчок и потемнеет в глазах, надо
будет как можно четче, яснее, образнее представить то место, куда
собираетесь попасть.
- И что же, именно туда и попадешь? - Иван вдруг начал верить
незнакомцу, принимать его слова всерьез.
- Вы наивны, так разве можно? Да ежели бы все было по нашим
желаниям...
- Я все понял, - уверил незнакомца Иван. - Когда сработает
механизм? Тот сосредоточился. И вдруг пропал вместе с табуретом.
Но голос его
прозвучал четко и громко:
- Да вот сейчас, секунды через две-третьи сутки уже заканчиваются.
Иван крепко зажмурился. Представил Землю - сразу всю, такой,
как
видел ее много раз из космоса. Потом перед его глазами вспыла родная
деревня, та самая, о существовании которой он узнал, лишь завершая
четвертый десяток. Он увидал как наяву деревья, их пышные зеленые
кроны, и домики под сенью этих деревьев, настоящие рубленные
деревянные дома, увидал улицу, срубы колодцев, совершенно не
изменившихся за последнее тысячелетие, увидал даже отдельных прохожих,
примятую траву, брошенный у заборчика детский совочек... В этот миг в
мозгу щелкнуло-резко, отрывисто, звучно. И вместе со щелчком
прозвучало почему-то глуховато, неопределенно: "да будет проклят!" И
вся воображаемая им картина вдруг пропала, исчезла куда-то-вместе с
домиками, с деревьями, с ручейками, палой листвой, песочницей и
совочком. И ее место заняла сошенно другая, о которой Иван и не
помышлял, не думал,* не собирался даже думать-ядовито пурпурные
джунгли Гадры полыхнули перед взором неистовым безумным пламенем, что-
то разорвалось прямо под ногами-Иван уже не висел, его несло куда-то,
бросая, переворачивая, вращая вокруг незримой оси, но одновременно ему
казалось, что он стоит ва собственных ногах, не на четырехпалых лапах,
а именно ногах, И разрывы следовали один за другим, все мельтешило,
дергалось, уплывало...
Он открыл глаза. Это была Гадра. Ее невозможно было спутать ни с
одной другой планетой в Пространстве. Кроваво-пурпурные растения-
животные, сливаясь в одну перепутанную, извивающуюся и трепещущую)
массу, полуживыми джунглями закрывали Проходы с трех сторон, высились
колышущейся, уходящей к сиреневым небесам, стеной. Из этих джунглей
доносился дикий рев, перемежающийся залихватским я пронизительным
посристом. Иван знал, кто издает эти звуки.
Он стоял по колено в зарослях лилового лишайника-трупоеда и держал
в руках спаренный десантный пулемет с разбитым в щепу пластиковым
прикладом. Все это ему напоминало что-то, было знакомо, Иван даже не
сразу собразил, что его простонапросто отбросило на семнадцать лет
назад. Да, он уже стоял точно так же тогда. Стоял и не знал, как быть,
как прорваться к лагерю. Две попытки кончились неудачей.. Но он не
собирался сдаваться.
Его выпихнули из гравилета над самыми джунглями - выпихнули без
парашюта, индивидуального антигравитатора, вообще без ничего, вслед
сбросили пулемет и пару коробок с патронами. Таково было условие
зачетной задачи. В Школе не церемонились с курсантами - раз уж пошеп в
Отряд, так терпи да помалкивай, а нет, так пропаливай на все четыре
стороны, двери открыты!
Да, все это было. И Иван помнил, как он тогда поступил. До лагеря
было минут пятнадцать быстрого бега.,С учетом всех этих непролазных
полуживых дебрей - двадцать-двадцать пять. Но звероноиды обложили его
кругом. И сидели за ближайшими стволами-туловищами да поджидали. Иван
даже видел каким-то непонятным внутренним зрением, как они
облизываются и роняют в лишайник набегающую зеленую слюну.
Со звероноидами пытались столковаться бесчетное количество раз. И
они иногда соглашались, кивали своими жуткими головами-черепами, даже
подписывали временные договоры. Но тут же их нарушали. Ивану говорили
сведующие люди, что сами бы звервнойды и непрочь дружить и
контактировать с землянами, да рефлексы, заложенные в Них матушкой-
природой, были сильнее-стоило звероноиду, пускай и самому смирному,
увидать человека, и он начинал истекать слюной, пилообразные зубищи
его начинали чесаться, и ничего этот полуразумный абориген не мог с
собой поделать, он зверел, наливался похотливо-злобной яростью или
наоборот, становился вкрадчиво осторожным, лебезил, припадал к земле,
а сам выбирал момент, чтобы вцепиться жертве в загривок. Но как бы ни
лютовали звероноиды, они никогда не умерщвляли человека сразу, они не
любили мертвечины, даже самой свеженькой, они обжирали человека
постепенно, сгрызая мясо с костей, перемалывая - и сами кости... но до
тех лишь пор, пока человек этот был жив. Стоило ему Перестать дышать,
я звероноиды тут же брезгливо отталкивали тело - лишайник-трупоед
довершал начатое.
Звероноиды жили в непонятном симбиозе с живыми джунглями. Иногда
они появлялись прямо из стволов-туловищ, словно детеныши кенгуру из
сумки матери. Разница была в том, что предугадать появление звероноида
было невозможно-вроде бы ствол как ствол, ничем неотличающийся от
других раскачивающихся полуживых стволов - и вдруг прямо из пурпурной
мохнатой коры вылезает лысая угластая головища-череп с клыками,
торчащими до висков.
В тот раз Иван после двух попыток прорваться с боем, напролом,
выбрал самую верную и, пожалуй, единственнук" разумную тактику
поведения. Он знал, что инстинкт продолжения рода в звероноидах
невероятно силен, что он заглушает все, даже фантастическую их
прожорливость. И решил сыграть на родительских чувствах. Звероноидыши
всегда выводками вились за матерями и отцами, они привыкли, что их не
трогают, что им все дозволено. А Иван взял да и по-своему поступил. Он
тогда ринулся вроде бы напролом, в третий раз, разносив клочья
очередями здоровенных тварей, тех, что прятались прямо за стволами.
Скольких он мог перебить? Пятерых? Десятерых? Но все равно его бы
опутали, повалили, начали бы жрать. И Иван не стал воевать,
расходовать патроны. Проложив узенькую тропу в самом начале чащи, он:
ухватил железной хваткой за глотку шестиногого слюнявого и потного
звероноидыща, сдавил так, что тот засвистел диким посвистом на весь
лес. И вся прожорливая братия, чавкая, роняя слюну и облизываясь, так
и замерла, не доходя до Ивана с разных сторон метров на пять, на
шесть. Они все поняли. И успокоились. Так и добрел Иван до лагеря,
провожаемый сотнями, если не тысячами грустных огромных глаз -
звероноиды всегда сильно расстраивались и грустили, если им не
удавалось добраться до жертвы. А как дошел до ворот, так и отшвырнул
детеныша подальше от себя. Звероноиды посопели, погрустили, поухали с
обиженным видом переговариваясь меж собою глухим совиным языком, да и
убрались обратно в чащу несолоно хлебавши. Он был очень доволен своей
находчивостью тогда. А Гуг Хлодрик, еще здоровый, неискалеченный и
вечно улыбающийся, хлопнул его по плечу так, что Иван чуть в пол не
ушел на метр, и пробасил:
- Быть тебе, Ванюша, большим начальником со временем, нашим родным
и любимым отцом-командиром! У-у, голова!
Отцом-командиром Иван не стал. Вообще у него дела с продвижением
по службе были неважные, хотя многие предрекали ему славное будущее
еще со Школы.
Что было, то было. Нынешний Иван стоял в обличий Ивана юного и
размышлял. Поступить как в тот раз? Нет, ничего не изменится, и его
сновка выбросит в подвале-темнице, снова придется висеть и дозревать.
Лезть напролом? Еще хуже! Не под землей же ползти до станции, ведь не
крот! И не птица, чтоб взлететь без антигравитатора и перепорхнуть
через все эту чертово отродье! Из чащи доносился посвист, хрипы
слышались, и все заглушал время от времени утробный похотливый рев.
А-а, была не была! - решился Иван. Раскрутил над головой пулемет,
придерживая его за самый конец ствола, да и зашвырнул далеко в чащобу.
Оттуда что-то гулко ухнуло. Но Иван уже не прислушивался. Он уселся
прямо в лишайник, зная, что трупоедные ранения-моллюски не трогают
живых. Уселся, уперся руками в колени, опустил голову. Пускай жрут!
Глядишь, кто-нибудь из ненасытных тварей и подавится, все польза!
Иного выхода не было. Он не хотел больше болтаться на цепи вниз
головой! В конце концов, он не Буратино какой-нибудь, а судьба
злодейка не Карабас-Барабас, чтоб так изгиляться над ним! Пусть жрут
со всеми потрохами! Пусть обгладывают! Он будет терпеть! Терпеть, пока
срок не выйдет. А там... Что будет там, Иван не знал, надо было еще
дотянуть до этого "тама"! Он сидел и не шевелился, старался даже не
моргать.
Сначала из-за пурпурных стволов выглянула одна лысая голова-череп,
уставилась водянистыми голодными буркалами на Ивана. Почти вслед за
ней на разных уровнях и со всех сторон стали высовываться десятки
точно таких голов. Посвист стих. Звероноиды, осмелев, выходили из-за
деревьев, сбивались в кучки, сопели, пыхтели, хлюпали, показывали на
Ивана корявыми скрюченными пальцами без ногтей, и похоже, спорили о
чем-то. Самые смелые начинали приближаться, пока в одиночку,
осторожно, на цыпочках, подгибая обе нижние лапы, словно приседая на
них, и прижимая к груди две пары верхних. Зеленая слюна текла по
розоватой в проплешинах шерсти. Но звероноиды-смельчаки не замечали
ничего, они видели только Ивана, только очень вкусный и большой кусок
мяса, пристроившийся прямо посреди небольшой полянки.
Вслед за смельчаками потянулись другие. Даже детеныши-
звероноидыши, подрагивая и обливаясъ потом, ползли между ногами
старших к лакомой добыче. И Ивану было непонятно, почему они не
бросаются на него всем скопом, почему тянут резинуведь они же видят,
что он беззащитный, что его можно брать голыми руками?! Он зажмурился.
А когда открыл глаза через полминуты, перед ним, с боков и сзади
бесновалась сплошная стена из корявых тел, рук, лап, голов-черепов.
Звероноиды подпрыгивали, размахивали конечностями, скалились, рычали,
свистели, обливались слюной, дико вращали мутными бельмастыми
буркалами, скрежетали пилообразными зубищами и клацали огромными
клыками.
Один, здоровенный и облезлый, может, вожак, а может и просто,
местный богатырь-силач, опустился перед Иваном на четвереньки, вздел
две верхние лапы, затряс ими угрожающе, приблизил свой угластый череп-
голову к самому лицу Ивана и раззявил кошмарную трехведерную пасть,
зашипел, забулькал. Ивану стало не по себе. Он и не представлял, что
можно увидать такое: перед ним в несколько рядов торчали острейшие
изогнутые зубы, которыми хоть бронепластик грызи, с фиолетового
усеянного полипами языка текла слюна, а дальше... дальше начиналось
неимоверное, будто все внутренности от пищевода до кишечника вдруг
раздулись и высветились, причем, все это подрагивало, сокращалось,
наползало одно на другое... и жутко воняло. Крепкий Иван был человек,
но и его чуть не вывернуло наизнанку. Все! - подумалось ему обреченно.
- Сейчас грызть начнут! А может, и целиком проглотят! Надо терпеть!
Терпеть!
Звероноид-вожак заревел свирепейшим ревом с подвывэнием и
захлебом. И будто по команде все стали орать и свистеть втрое громче,
яростней, принялись размахивать лайами над головой Ивана, словно
поставили себе целью запугать его во что бы то ни стало до смерти.
Зрелище было невыносимое. Но Иван сидел и помалкивал. Он был готов ко
всему, к самому худшему.
Но вожак вдруг с лязгом захлопнул пасть. И отступил на пол-шага,
чуть не раздавив звероноидыша, крохотного и шустрого. Иван ни черта не
понимал. Ведь им пора бы уже было приступать к трапезе, чего они
выжидают?
Вожак принялся махать лапами, обернувшись назад. Заухал по-
совиному, принялся клекотать и цокать. Через минуту под руки
приволокли совсем облезлого низенького и добродушного на вид
звероноида с одним-единственным пучком седой шерсти в паху. Нижние
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |